Текст книги "Зеркала Рая (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Ли
Жанр:
Прочая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Игнасио горько усмехнулся.
– Зависть, как и ревность, одни из самых иссушающих чувств человека, они высасывают его изнутри, подтачивают, опустошают и лишают жизненной силы, – он похмыкал или посмеялся, было непонятно, он делал это в кулаки.
– Потом прошло время. Мне сделали очень дорогие имплантации, если вы заметили, – он пошевелил пальцами ног, – кто сказал что нельзя купить здоровье? А у вас была история с этой лихорадкой, потом вы кое – кого потеряли, – у меня закаменело лицо, но он сделал вид, что не заметил, – и я вдруг понял. Нечему завидовать. Вся эта слава и любовь толпы эфемерна и ничтожна как фетиш. Фата Моргана. Я завидовал вам и ненавидел, пока вдруг не прозрел. Это вы слепцы, вы зависимы от толпы боготворящей вас и не можете шагнуть за пределы познанного. Мне хотелось стать героем, что бы узнавать новое, но на самом деле я забыл простую вещь, известную уже тысячу лет. Прогрессом двигают не герои. Не ученые исследователи. Не великие завоеватели. Прогрессом двигают деньги. Деньги это движущая сила любого прогресса, войны или экспансии. Деньги нужны, что бы построить оружие, корабль или город. Деньги нужны для жизни и для смерти. Деньги это кровеносная и нервная система любой цивилизации. Возможно, они есть даже у барлогов, некоторые вещи за это говорят. Да они условность. Они чертовски большая условность. Но в этом их самая большая слабость и самая большая сила. И человек, сознающий это, становится неподвластным их силе. Но нам нужна эта сила, будь она хоть трижды условна. Пока в нее верят, она имеет силу физических законов. Говорят историю человечества двигают мечтатели. Чушь. Колумб открыл Америку еще 1492 году, но настоящее ее завоевание началось почти четверть века спустя, когда конкистадоры узнали об Эльдорадо. После высадки на Луну, человечество еще почти семьдесят лет не торопилось с освоением Солнечной системы, несмотря на технические, да и финансовые возможности. Только промышленная добыча Гелия – 3, дала старт настоящей экспансии Ближайшего Внеземелья. Если бы не это, человечество могло бы еще лет сто, копошиться на земном шарике, несмотря на голод, перенаселение и войны. Деньги дают нам свободу. Свободу от страха, от голода, от неопределенного будущего. Но и они же становятся самым страшным надсмотрщиком, если мы не используем их во благо общества.
Игнасио Гальяр пристально посмотрел на меня
– Я, сейчас вам скажу, не очень приятные вещи. Но у меня смутное подозрение, что вам они известны, – он смотрел на меня ожидая реакции, и не дождавшись продолжил, – Дело в том, что господин Белецкий работал на меня. Ну, скажем так, не совсем работал. Уточню. Работал он конечно, до конца инспектором КомКона, но оказывал мне некоторые информационные услуги. Вижу, вы не удивлены?
Я пожал плечами
– При нынешнем уровне зарплат сотрудников КомКона, было бы удивительно отсутствие коррупционной составляющей. А Юра Белецкий никогда не отличался особой щепетильностью.
– Понимаю вам неприятно об этом говорить. Буду краток. Несмотря на наше неоднозначное сотрудничество, Белецкий во – общем то не нарушал своих моральных и этических принципов. Скажем так, он кое – что делал для нас помимо своих служебных обязанностей. Во время этой нашумевшей истории со станцией "Восток", он помимо служебного расследования, неофициально по нашей просьбе, проводил еще одно, для нас. Кое – что он потом использовал в своем докладе, но большая часть осталась здесь, на хранилищах дата – центра "Novartis". Здесь остался закрытый высокоскоростной канал обмена данных с архивным сервером "Востока". И я знаю, что эта информация для вас важнее любых денег, которые я мог бы вам предложить.
Он сделал паузу
– Я же отдам вам ее совершенно бесплатно
Я смотрел на него, не скрывая брезгливости. Бесплатно это значит, что с тебя хотят содрать больше, чем у тебя есть.
– И что вы хотите взамен? Что бы я расписался кровью? Что вы вообще хотите от меня?
– Нам нужна ваша помощь. На станции "Восток" кое – что произошло.
– Ну, наконец – то. Я думал, вы никогда не перейдете к сути.
– Вернее на станции кое – что происходит.
– А я то надеялся на легкую прогулку, – саркастически вздохнул я, поудобнее устраиваясь в кресле.
– Не понимаю вашей иронии. Попробую объяснить сначала. Месяц назад мы зарегистрировали технические сбои связи со станцией "Восток". Так вначале предполагалось. Причем сотрудники станции утверждали, что никаких перебоев они не заметили. Мы отправили дежурного техника – инженера для проверки и отладки систем связи. Он прибыл на станцию, сделал первый доклад. А потом исчез. На станции его вообще никто не видел. Так они говорят. Словно он вообще не прилетал на станцию. Средствами технического наблюдения он не обнаружен. Мы вообще подозреваем, что система наблюдения на станции, намерено, выведена из строя. Причем очень искусно, так что создается впечатление, что она работает. Впрочем, к тому моменту у нас появилось больше поводов для беспокойства и волнений. Мы узнали, что еще до исчезновения нашего инженера, на станции пропало еще два человека. Причем, разумеется, нам никто не сообщил. Дело стало выглядеть как скрытый саботаж, или хуже того заговор.
– Почему об этом не знают в КомКоне? И откуда вы узнали об исчезновениях?
– Как мы узнали, об этом я пока умолчу. Но в КомКон, информация разумеется, поступила. Просто в силу некоторых обстоятельств, мы просили ее немного придержать. В случаях связанных с корпоративными расследованиями, вы об этом знаете, информация может иметь ограниченный круг доступа. Особенно если дело касается корпоративных служащих, либо например дел об инсайдерской информации о сделках. Здесь именно такой случай. Потому что именно во время всех этих пертурбаций нам поступило предложение о покупке "Востока" от "Пекинской трудовой компании", филиала "Грейт уолл Чайна", сразу. И на следующий день от "Синай Старз", это израильская дочка одной из подконтрольных корпораций американского Госдепартамента. И что самое интересное, и у китайцев и у американцев, там есть свои станции. У американцев небольшая научная станция, километрах в ста, южнее "Востока", китайцы чуть подальше, у них там целая подводная база, что – то они там выращивают, какие то лечебные водоросли. Деньги китайцы предложили неплохие, станция столько не стоит. У американцев денег меньше, как всегда хотят взять нахрапом, наглостью и шантажом. Во общем это не ваши проблемы. Мы пока думаем.
– Боитесь продешевить? – усмехнулся я
– Дело тут явно не в деньгах и не в станции. Мы пока не собирались продавать "Восток", тем более там у нас имеется действующий проект. Но думаю, не это их интересует. Что то они там нашли. Тем более и американцы и китайцы давно там кругами ходят, еще после той истории и "Доклада Белецкого". Тогда ведь тоже началось с исчезновения людей, если вы помните.
– Вы думаете та история повторяется?
– Возможно. Но теперь дело усложнилось под ковёрными интригами. Бизнес это война. Особенно когда дело пахнет не просто прибылями, а крупным прорывом в области новых технологий. У меня на это чутье. И я отправил на "Восток", свою спецгруппу. Троих человек. Это были проверенные люди. Надежные как скала. Пару раз они вытащили меня из безнадежных ситуаций. У всех боевое прошлое, все с дипломами известных университетов. Я доверял им как себе. Они бы смогли разобраться, что там происходит. Поверьте, мне это были люди с большой буквы.
– Были?
– Да. Я почти уверен, что их больше нет. Они должны были разобраться с делами на станции, с этим странным саботажем. И наконец, понять, что там нашли китайцы и американцы.
– Когда вы последний раз с ними общались?
– В день их прилета на станцию. Потом они прислали два шифрованных сообщения, которые я не смог прочитать. Сообщения были испорчены. Искажены кем – то, кто контролирует сигналы с "Востока".
– У вас какой – то заговор... Прямо шпионская история.
– Я думаю все гораздо сложнее. Вот их последнее сообщение. Оно послано открытым файлом. Поэтому удалось хоть что – то выделить.
Он слегка махнул кистью и перед нами раскрылся экран стереосообщения. Запись была очень плохого качества, вся зернистая, размытая. Собственно картинка появлялась почти в самом конце. Запись судя по движению и дерганному изображению, велась на ходу. На заднем плане что – то мелькало, гремело, двигались какие – то люди, а на переднем плане, человек с закопчённым лицом, в порванном, окровавленном комбинезоне, который видимо и записывал, что – то говорил. Но услышать можно было только часть речи, сказанной безжизненным усталым голосом "... его нашли. Мы выдвигаемся и надеемся успеть раньше..." Потом запись обрывалась.
– Что они нашли?
– Понятия не имею. Очевидно то же, что и все остальные. Вы же читали открытую часть "доклада Белецкого"? Наверное, это "Нечто". Исполнитель желаний. Бог из Бездны.
– Это бредни сектантов...
– Вы уверены? Это нечто нематериальное умеет поглощать сигналы гиперсвязи, перемещать объекты в несколько тысяч тонн водоизмещения, искривлять пространство и время, вызывать галлюцинации.... И за это нечто нематериальное, идет вполне реальная война между корпорациями и гибнут люди.
– В докладе было недостаточно доказательств. Это было одной из причин его заморозки. И вы уверены в гибели своих людей? У вас есть какие – ни будь подтверждения?
– Насчет доказательств я бы не был так самоуверен на вашем месте. Вы не знакомы с закрытой частью доклада. К тому же комитету по науке при Корпоративном совете при ООП, которому тогда принадлежала станция, не нужна была громкая шумиха. А насчет своих людей, да, к сожалению, я уверен. Тел их пока не нашли, но подтверждение у меня имеется. Впрочем, тогда, как вы помните, пропало гораздо больше людей. И тоже не найдено ни одного тела, даже фрагментов ДНК. Правда, сейчас, все таки, я думаю причина в другом.
– Считаете, что их убили?
– Это корпоративные войны. Смерть еще не худшее что может здесь случиться. Да и она может оказаться замысловатой. Хотелось бы вам рассказать как анекдот, которым мы сначала это и восприняли. Но в свете нынешних событий.... Китайцы выкупили старую, законсервированную американскую подводную лодку "Сивулф – 3". Отреставрировали ее, и по частям доставили сюда, на Европу. Здесь они ее собрали, и теперь подледный океан Европы, бороздит боевая подводная лодка почти столетней давности.
Мы помолчали и после долгой паузы я усмехнулся
– И теперь на эти же рельсы вы хотите бросить меня?
– Простите? А да, это видимо очередная русская идиологема. Нет, вам не о чем беспокоиться. За вас работает ваш статус. Инспектор – наблюдатель от КомКона. В корпоративных войнах тоже есть свои правила. К тому же никто не хочет вмешательства официальных структур, что неизбежно произойдет, в случае если вы пострадаете, или не дай бог погибнете. Тогда здесь будет не протолкнуться от комиссий и контролеров. Так что в отличие от моих людей, корпоративных служащих, для которых это был неизбежный риск, вам ничего не угрожает.
И помолчав Гальяр добавил
– По крайней мере от людей.
– Что вы имеете ввиду? – напрягся я.
– Ничего особенного. Кроме того, что опасаться погибнуть в перестрелке или быть торпедированным древней подлодкой, вам не грозит. А чего именно опасаться, вам и предстоит выяснить.
– Складывается впечатление, что вы что – то знаете, но почему – то не хотите говорить. Считаете, в таких условиях мне стоит согласиться на ваше предложение, этакого кота в мешке?
– Ах, да – да, мне нравиться это русское выражение, – улыбнулся Игнасио, – очень выразительно. Но я не прошу вас принимать "кота в мешке".
Последнее выражение он произнес на русском, почти без акцента, с видимым удовольствием, причмокивая губами. Помолчал, словно вслушиваясь в себя и продолжил
– Вам не нужно проводить расследования, хотя конечно, мы дадим вам мандат ООП и полномочия. Вам не нужно рисковать посещением каких либо несанкционных зон. Вы правы. Вы здесь не случайно. Дело в том, что в той части закрытого "доклада Белецкого", которая попала к нам, так и не увидев свет, имеется информация, закодированная личным аватаром Юрия Белецкого. Мы пытались дешифровать файлы, но система начинала стирание. В конце концов, мы не стали рисковать, тем более нас тогда, это не очень интересовало, дело отправили в архив. Но в свете известных событий дело было поднято и выяснилось, что закодированный аватар настроен на вас и вашу бывшую жену Жасмин. С ней по понятным причинам связаться теперь невозможно, а вы подходили идеально. Во – первых, друг Белецкого, во – вторых, специалист КомКона именно по таким расследованиям, в – третьих, и это самое главное, вы находились в системе Юпитера. У нас слишком мало времени.
Он на мгновение провалился взглядом внутрь себя, очевидно сканируя интерфейс аурела. Потом слегка мазнул кистью перед собой
– Я отправил вам пакет с докладом и аватаром Белецкого. Без всяких предварительных условий.
– То есть даже если не соглашусь... – я выжидающе посмотрел на него
Игнасио Гальяр грустно посмотрел на меня
– Вы всерьез, до сих пор полагаете, что меня интересуют только какие – то выгоды? Просто поверить вы мне не можете? Хорошо будем считать, что у меня есть вы этом деле свои меркантильные интересы. От вас требуется только посетить станцию и распаковать файл аватара, это тоже одно из условий декодирования. Потом вы сбросите мне по закрытому высокоскоростному каналу всю полученную информацию, и будем считать нашу сделку закрытой. Вас устраивает такое предложение?
– Это все что вы хотите?
– Вопрос теперь не в том, что хочу я, – лицо Игнасио Гальяра, внезапно преобразилось, став холодным и отстраненным, – вопрос в том, что хотите вы. У вас есть мечта?
«Юпитер – Орбитальная» – Европа
Кораблик был красив. Грузопассажирский внутрисистемный рейдовый катер, массой покоя в несколько тысяч тонн. Как и все корабли имеющие возможность посадки на поверхность, имел несколько прилизанные, аэродинамические формы. Конечно, для планет он был маловат, да и для межсистемных полетов тоже. Но для системы Юпитера был идеален. Двигатели последнего поколения, межсистемная гиперсвязь, даже стазисная капсула, не знаю, правда, зачем. Конечно, я бы хотел себе такой кораблик, но увы. Что может позволить себе Юпитер, в данном случае, крупная корпорация, не по средствам быку. Пилот, высокий, подтянутый мужчина, похожий по выправке, на бывшего военного, с жестким, волевым, моложавым лицом, и с сединой в коротком ежике волос и аккуратно стриженой бороде. Он был небрежно одет, в скатанный наполовину рабочий комбез, клетчатую, байковую рубашку навыпуск и монтажные металлизированные ботинки. И встретил меня без особого удовольствия. Он проводил предполетный осмотр, и казалось, был чем – то недоволен, не знаю уж чем, мною или результатами осмотра. Мельком глянув внутрь себя, он проверил мой допуск в ауреле и хмуро кивнул внутрь корабля. Я вспомнил прощание с Игнасио Гальяром.
– Вам понравился мой подарок? – спросил напоследок Пол Гальяр.
– Я не люблю пользоваться дополненной реальностью, – честно признался я
– Жаль, очень жаль, – усмехнулся Гальяр, – станция "Восток", очень, очень старая станция. Я бы сказал древняя, старше нас с вами. Мы хотели модернизировать ее, но как – то не сложилось. Но первое что успели сделать, перевели большую часть управляющих систем на интерфейс дополненной реальности. Без доступа, интегрированного в ваш оверлей вы не сможете на нее даже попасть. Я прописал в ваш "Орфей", кстати, нашу последнюю разработку, не только пароли, коды доступа и разрешающий мандат для полномочий инспектора ООП. Но и высший приоритет статуса. Кроме прав администрирования, для вас вообщем – то, запретных мест на станции нет. Если найдете тайную лабораторию по производству запретных наркотиков, придется выбросить вас через шлюз без гидрокостюма.
Он засмеялся, но глаза его оставались неприятно холодными.
Прежде чем подняться в корабль, я нежно погладил его по аэродинамической плоскости. Кто – то, но не пилоты, скажут это суеверие, но я всегда старался поздороваться и подружиться с кораблем, прежде чем доверить ему свою жизнь. На войне и в космосе атеистов нет.
Внутри корабля все оказалось так, как мне и нравилось. Скупой функциональный дизайн. Небольшой вертикальный, шестиугольный грузовой отсек, вписанный между двигательных гондол и топливных танков, две закрытые каюты экипажа, пассажирский салон на шесть мест и рулевая рубка. Гофрированный металл, полипластик, бронированные переборки, безумное сочетание угловатых контуров и плавных очертаний, отголоски в стиле милитари. Только кожа и дерево в элементах декора, и даже на вид, очень дорогие, противоперегрузочные пассажирские кресла, заметно дороже пилотских, говорили о сути этого корабля, как челнока для элитных пассажиров. Минимализм приборной доски управления и здесь намекал на повальную моду вспомогательного пилотского виртуального аурела. Пока что служебного и разрешенного для пилотов малых кораблей, но я знал, что и пилоты гражданских лайнеров, зачастую злоупотребляли этим.
После некоторых сомнений, я занял место второго пилота, поскольку знал, что мы летим вдвоем. Вряд ли я помешаю пилотированию, поскольку весь полет будет проводиться в автоматическом режиме, который подразумевался аурелом. Здесь вообще можно было обойтись без пилота, но возможно корпорация мне не доверяет. Может, думают, что я угоню дорогой челнок? В любом случае пилот имел право возмутиться моей бесцеремонностью. Но мне все равно не хотелось сидеть в пассажирском отсеке. Пусть даже, в супернавороченном противоперегрузочном кресле нуворишей, с активным массажем пятой точки. Из – за неистребимого ощущения общественного транспорта. Несмотря на столики из натурального тика, бар замаскированный стеновой панелью, и натуральный 15 – летний армянский коньяк – гель. Это не демократичный грузовой трюм старого балкера с сексуальной, горячей стюардессой в инженерном комбезе. Или лучше без него. Аланта осталась на "Орбитальной", я так и не воспользовался приглашением, только послав ей сообщение. Не хотелось упреков, или даже укоризненных взглядов, ничего не хотелось. Хотя в глубине души осталось немного сожаления. О том, что могло бы быть.
По твиндеку грузового отсека прогремели подошвы металлических ботинок и первый пилот корабля даже не переодевшись в пилотский гермокостюм, так в перепачканном комбезе, привычно опустился в свое кресло. Он не стал возмущаться моим вторжением в святая – святых, как то даже благосклонно кивнув мне. Кажется, он заметил мой жест на входе в корабль и похоже стал чуть менее хмур. Рукава рубашки были закатаны, и толстые, волосатые руки в мерцающих татуировках, пробежались по пульту. Потом он откинулся на кресло и погрузился в оверлей. К моему удивлению после всех пилотских манипуляций и включения бортовых систем корабля, я увидел весь интерфейс пилотской сферы, и только теперь, наконец осознал, какой именно доступ аурела мне предоставил Пол Гальяр. В оверлее стены корабля исчезли, и я все еще чувствуя, себя в пилотском кресле, ощутил все движения и маневры корабля. Стрела монорельса вынесла челнок в стыковочный шлюз, гигантский створ, вместе с остатками какого – то мелкого мусора плавно ушел вверх, открывая морозную тьму с иголками звезд. Стыковочная стрела сбросила челнок, желудок инстинктивно устремился к горлу, катер провалившись на несколько метров включил двигатели. Все это действо шло под непрерывный аккомпанемент диспетчерской вышки, которая принимала и выпускала одновременно несколько судов, между делом пропихнув их катер в выпускной коридор и пожелав удачной посадки, распрощалось. Оверлей подстраивал на фоне космоса и вылезающего из – за станции облачно – мутного горизонта Юпитера, какие – то диаграммы, показания приборов, топлива, кислорода, быстро мелькающих цифр угловых скоростей, высот и расстояний. Градусы векторов и пунктирные линии маршрутов, ходовые и сигнальные огоньки других кораблей перекрывались выстроенной мерцающей, изогнутой трубой нашего стартового коридора уходящей за горизонт Юпитера, на мой взгляд слишком близко располагающегося над атмосферой. Или меня до сих пор преследуют воспоминания о "Очке дьявола"? Последний раз пилотский оверлей я испытывал в Академии, лет двадцать назад. Я взглянул на пилота. Кое – что в его переговорах с диспетчерской показалось мне необычным. Он не поздоровался со мной и даже не представился, и вообще не произнес до сих пор ни слова, если не считать его переговоров с диспетчерской. Да и те он провел в оверлее, не открывая рта, хотя люди, общающиеся через аурел, невольно, подсознательно дублируют свою речь голосом. Только долгие тренировки или постоянное пользование аурелом, меняют привычки, но у пилотов, для профилактики обязателен период реабилитации. Голос его не выглядел искусственным, сочный глубокий баритон, со слегка хрипловатыми нотками старого курильщика, и едва заметным, неясным акцентом, что могло говорить только о том, что его хозяин специально работал над речью, а не воспользовался одним из предложенных вариантов оверлея. Он говорил с диспетчерами на русском, на одном из шести официальных языков Внеземелья. Но акцент его казался очень знакомым. Так могут говорить только славяне, для которых русский язык не родной. Доступ к идентификации в его ауреле был закрыт владельцем, в иконке имени висело "unknown". Своего имени в оверлее я не скрывал, поэтому просто прямо спросил:
– Как вас зовут?
Он мельком, не отрываясь от манипуляций в оверлее, глянул на меня
– Вуко Младич, – и хоть в этот раз он открыл рот, но поскольку я был внимателен, да и не часто пользовался оверлеем, поэтому, незашоренное сознание, четко отметило легкий рассинхрон образа и звука. Мозг человека, долго пребывающий в реальности аурела, подсознательно подстроил бы наложение голоса на движения губ, но не сейчас. И открытие меня немного шокировало.
– Вы глухонемой? – только крайнее изумление, могло меня извинить, – Простите за бестактность.
Он ничего не ответил, и глядя на меня слегка кинул, усмехнувшись. Вероятность встретить немого или глухого, в современном мире, тем более в дальнем космосе, стремилась к абсолютному нулю. Все генетические и аутоиммунные, наследственные заболевания, к которым относились глухота и немота, определялись и корректировались в перинотальных центрах, еще на стадиях ранней беременности. Да и в более позднем, и даже в зрелом возрасте, последствия таких болезней, в результате которых и появлялись эти физиологические недостатки, в том числе и слепота, легко купировались и лечились. Оставаться в таком возрасте глухонемым это просто невероятный мазохизм. Или снобизм, что не легче. Тем более в слабообжитом дальнем космосе, на должности, с определенной долей ответственности
– Как же вы получили лицензию?
Голос Вуко Младича в оверлее, был приятным, пожалуй, я начал к нему привыкать. Особенно если не следить за легкой, отвлекающей рассинхронизацией губ и речи.
– Корпорация "Sinealog", очень богатая компания, – усмехнулся Младич, – которая умеет ценить своих сотрудников. А в правилах лицензирования гражданских пилотов малых космических судов очень много лазеек. В частности, там абсолютно отсутствует пункт ограничениях прав глухонемых. При определенном везении, хорошем адвокате и наличии немалой суммы эртов, все препоны проходимы.
И он засмеялся. Смех у него был негромкий, но не как у обычных глухонемых, глуховато – икающий, а вполне приятный, возможно достроенный оверлеем. И еще меня опять удивило наличие у него во рту платиновых зубов.
Корабль начал маневр ускорения. Небо Юпитера закрывало кокпит справа и чуть выше. Несколько коротких импульсов двигательной установки и катер дернувшись, ощутимо прибавил в скорости, провалившись в скольжение. Плавные широкие и узкие полосы облаков экзосферы, размазались и слились в разноцветные ленты, стремительно набегающие на катер и исчезающие позади. Казалось, будто корабль медленно и неотвратимо падает в океан мутных облаков. От этой быстрой и однообразной чересполосицы, бунтовал вестибулярный аппарат, и желудок постоянно торчал возле горла.
– Почему вы не лечитесь? – спросил я, что бы отвлечься, – если у вас достаточно денег для выбора. Вы могли бы, лечь на обследование в Лунный диагностический центр. Или даже куда ни – будь на Земле. Сейчас не существует неизлечимых болезней, отягощенных глухонемотой.
Он насмешливо, что немного бесило, поглядел на меня
– Ошибаетесь, – коротко ответил Вуко, – кое – какие болезни даже сейчас, вылечить полностью невозможно.
– Какие например? – стараясь подавить раздражение, спросил я
– Венерианскую лихорадку.
Кровь отлила у меня от лица, я стиснул зубы. Застучало в висках, сердце глухо бухало в груди. Наверно это перегрузка, чертов хорват, превысил скоростной режим. Между тем, Вуко Младич, продолжал насмешливо смотреть на меня, очевидно отслеживая реакцию на свои слова. Потом продолжил нарочито спокойным голосом
– Я был среди тех нескольких тысяч человек, которых, вы закрыли в карантине, в космопорте Луна – сити, во время первой эпидемии. И одним из нескольких десятков, кто выжил.
Непостижимое искусство управления голосовыми интонациями, в оверлее, по – видимому, доступно только глухонемым, способным к большей концентрации внимания из за отсутствия раздражающего внешнего фактора звуков. Я не почувствовал в его голосе не малейшей ненависти, и не малейшей тени фальши, только любопытство.
– Мне интересно, вы знали, что зараженных в этой толпе, в момент закрытия, было всего пара десятков человек. Остальные были просто обречены.
Интересно, а Пол Гальяр знал, что его пилот был жертвой венерианской лихорадки, когда отправлял меня с ним? И что может сделать этот, судя по всему безумец, со мной? Выбросить из шлюза? Или размазать катер со всего маха об атмосферу, блеснув горящей иглой? А вот мне не было страшно. Было тоскливо и холодно. Как и тогда, когда я нажимал кнопку экстренного сброса аварийных противометеорных экранов космопорта Луна – сити, отделившую мертвых от живых. Разделившую мертвых на невинных жертв и невольных палачей. Разделивших живых на тех кто ненавидит, и немногих, тех кто понял. Но никого из простивших. Знал ли я, что обрекаю этих людей, случайных по сути жертв, на страшную смерть. Догадывался? НЕТ.
– Знал, – голос мой был тверд, хоть и безжизненен. Я уже прошел ту грань, за которой люди ищут себе оправданий или объявляют себя жертвой обстоятельств. Я не ищу правды, я знаю, что я виновен в смерти этих людей. Счет шел тогда на минуты, секунды и если бы хоть один зараженный покинул космопорт, пандемия захватила бы Луну, а потом и Землю и другие планеты. И погибло бы тогда не несколько тысяч, а несколько миллиардов. Иногда в периоды малодушия, во снах в тот момент рядом оказывается кто то более ответственный, более мудрый, наделенный полномочиями и способный сделать выбор, отделяющий живых от мертвых. Но сон оборачивается мгновенным кошмаром пробуждения, когда весь в поту, трясущийся, со слезящимися глазами я осознаю, что этот выбор сделал я сам. И готов его повторить, – Знал.
Вуко Младич, смотрел на меня так долго, что к него заморгали глаза. Он отвернулся, растер лицо руками, и улыбнулся несколько мрачно
– Я всегда так думал, – глухо сказал он, – люди, сотворившее все это, знали. Со мной в карантине рядом оказалась семья. Муж, инженер из Льежа, Жан – Кристоф Амеди, работавший на лунных штольнях гелия – 3, его жена бельгийка Каролин Ноэл, и две прелестные дочери Агнес тринадцати лет и Инес, семи. Они собирались на Землю, в отпуск. Кажется куда – то в Африку, на восточное побережье. Их младшенькая никогда не была на Земле, она родилась на Луне, это был ее первый визит на Землю, и она прошла очень серьезный, и очень дорогой период адаптации. Жан – Кристоф, постоянно мне об этом рассказывал. Мы почти подружились, если об этом можно так говорить в тех условиях. Так вот он сначала не верил, что в правительстве, могут так с ними поступить, потом сомневался, потом злился. Сначала умерла его жена, очень красивая женщина, с зелеными глазами и роскошными, золотистыми волосами. Вы, наверное, знаете, у них лунников, слабый иммунитет. Жизнь под куполом, стерильная атмосфера, отсутствие раздражающих микробов. Так что вы возможно правы, Луна могла вымереть сразу и вся. Просто обезлюдеть. После смерти жены, Жан – Кристоф был в шоке. Потом его охватывали периоды злобы. Он бросался на стены, на врачей, санитаров. Его приковывали к кровати. Но после смерти старшей дочери он впал в прострацию, апатию. Ничего не ел, его питали внутривенно. Дольше продержалась Инес, его младшенькая. Она цеплялась за жизнь из всех своих невеликих детских сил. Ее лицо превратилось в посмертную маску, глаза впали, кожа почернела, вы же помните, как выглядит лихорадка вашего имени, но Инес держалась. И умерла за день, до того как всем оставшимся в живых, начали вводить сыворотку. И вот тогда ее отец словно обезумел. Нет, он больше ни на кого не бросался, но это было страшнее. Его ненависть горела изнутри, словно адский огонь. Он был уверен в том, что кто – то во всем этом виноват и он должен ответить. Он говорил об этом днем и ночью. Громким шепотом, как в полубреду, но четко и ясно. Почерневший, с выпавшими волосами, впавшими щеками, руками тросточками обхватив себя, он круглые сутки покачивался на постели, бормоча про себя, разговаривая с мертвыми дочерями. Его ненависть была настолько зримой, что я ощущал ее, находясь от него в нескольких метрах. И мне было страшно, хотя я знал, что не виноват. Если бы ненависть могла бы убивать...
Младич помолчал, словно отдавая дань памяти страшной развязке.
– А потом он умер.... Если помните, не все оставшиеся в живых, выдержали действие сыворотки. Слишком ослабели. Жан – Кристоф, не выдержал. А я смог. Хотя и потерял, слух и речь. Но Господь миловал. Хотя я все равно потерял веру в справедливость Бога, в то день, когда погас огонь жизни в глазах той маленькой девочки, Инес. Ее имя означает "непорочная". Она и правда не успела совершить никаких грехов в жизни, но смерти ее я не пожелал бы и врагу. Хотя враги бывают разные...
И Вуко Младич опять пристально посмотрел на меня
– Я рассказал вам об этом, что бы вы представили, ощутили на себе, что это значит оказаться там, в этом Аду...
– В этом нет необходимости.
Он сначала недоуменно взглянул на меня, потом криво усмехнулся
– О – о, нет, коммандер. Не все можно понять по отчетам и ощутить по стереофильмам. Не почувствовать, ту атмосферу страха, обреченности, ненависти и ужаса. Вначале люди паниковали, не понимали что происходит, потом возмущались. А потом, осознав происходящее, приходили в ужас. Подозрительность, ненависть, боязнь окружающих. Они боялись заразиться, опасались зараженных, шарахались друг от друга, и готовы были как и любая нормальная толпа, разорвать любого кто покажется подозрительным. Было даже несколько инцидентов, приведших к жертвам. Суды Линча. Убили беременную, на беду себе, решившую рожать, старика у которого начался инфаркт, семью с простудой, в которой кто то не вовремя чихнул. Люди всего лишь звери под тонкой оболочкой цивилизации даже несмотря на столько веков после рождения Христа. Как вы могли ощутить все это, если не были там?