Текст книги "Фантастика 1966. Выпуск 3"

Автор книги: Дмитрий Биленкин

Соавторы: Михаил Анчаров,Ромэн Яров,Евгений Муслин,Борис Зубков,Павел Багряк,Наталья Суханова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

2. Встреча

Фред снова просмотрел газету. Что за чертовщина! Он сам видел, как его материал верстали на первую полосу…

Мистика! Это было так неправдоподобно, что, не веря собственным глазам, он в третий раз медленно перелистал все двадцать четыре страницы газеты.

В редакции тоже никто ничего не знал. Распоряжение снять материал пришло в последнюю минуту. Приказал сам Хейсс. Пришлось заново набирать первую полосу, номер опоздал на полтора часа. В ответ на расспросы Честера сотрудники пожимали плечами.

– Я так рассчитывал… – признался Фред начальнику своего отдела Мартенсу. – Что же это в конце концов?

Всегда грустный, страдающий одышкой, Мартенс сочувственно кивал головой.

– По-моему, ваш материал был как раз то, что надо. Я тут ни при чем, сами понимаете. Шеф?

– Хорошо, придется спросить у шефа! – не выдержал Фред.

Мартенс положил ему руку на плечо: – Не советую…

Но Честер уже бежал по лестнице. Навстречу ему попался Мелани. Всегда улыбающийся, итальянец сейчас тоже выглядел расстроенным.

– Почему сняли материал? – остановил его Фред. – Что у вас тут стряслось?

Фоторепортер сокрушенно покачал головой: – Не знаю…

Фред яростно чертыхнулся и побежал дальше.

– Может быть, я во всем виноват, – прокричал ему вдогонку Мелани, – пленка оказалась засвеченной!

Но Честер уже скрылся за поворотом лестницы.

Однако, добежав до приемной Хейсса, он резко остановился на пороге. «В самом деле – зачем? Чего я хочу добиться? – подумал он. – Не станет же Хейсс объяснять свои поступки каждому репортеру уголовной хроники! Нет, прав был Мартенс – это до добра не доведет…» И Фред уже хотел было незаметно исчезнуть, но в этот момент мисс Горн, высокая, сухопарая, похожая на классную даму секретарша Хейсса, заметила его.

– Мистер Честер, как хорошо, что вы пришли, – с улыбкой прощебетала она. – Шеф как раз посылал за вами.

И она любезно распахнула перед Фредом дверь кабинета.

Пыл Честера уже испарился, а вместе с ним и решительность. Но делать было нечего – он шагнул через порог и молча остановился.

Хейсс был занят разговором по одному из своих многочисленных телефонов. Судя по его лицу, беседа была не из приятных. Он даже отодвинул немного телефонную трубку – видимо, собеседник кричал. И действительно, Фред ясно различил слова, сопровождаемые усиленным дребезжанием телефонной мембраны:

– …или вся ваша контора отправится к чертовой матери!

«Ага, значит и на тебя иногда покрикивают», – мелькнула у Фреда злорадная мысль. Но это было только на миг.

Заметив вошедшего в кабинет Честера, шеф бросил на него неприязненный взгляд и, плотно прижав трубку к уху, быстро закончил разговор такими словами: «Хорошо… Так точно… Можете не сомневаться, господин Дорон».

Фред продолжал стоять у порога, молчаливо ожидая неизбежного разноса. Чего еще можно было ждать, если материал из верстки попал в корзину?

– Что вы стоите, Честер? – с неожиданной любезностью произнес Хейсс, поднимая из-за стола свое короткое толстое тело. – Прошу вас, садитесь.

«Сейчас начнется», – тоскливо подумал Фред, опускаясь в кресло.

– Я был вами доволен. Честер, – продолжал шеф, шагая по кабинету. – Особенно последнее время. Вы, кажется, второй год работаете без отпуска?

Фред молча кивнул, не глядя на шефа. Куда он клонит?

– Вам надо отдохнуть. Обязательно. Немедленно. По вашему лицу видно, как вы устали.

Сердце у Фреда сжалось: неужели конец?

– Простите, сэр, – произнес он, стараясь не выдавать волнения, – простите, но я чувствую себя отлично. Я не устал. И могу…

– Нет, нет, – перебил его Хейсс. – Никаких возражений. Берите жену и поезжайте к морю на пару недель. За сегодняшний материал получите двойной гонорар. Кроме того, вам выдадут еще двести пятьдесят кларков, я уже распорядился.

И Хейсс сел за стол, давая понять, что разговор окончен.

Ничего не понимающий Фред медленно попятился к двери.

«Спросить или не спросить? – лихорадочно размышлял он, глядя на шефа. – Эх, была не была!»

– Простите, сэр, – пробормотал он, останавливаясь. – Почему мой материал… Я хотел бы знать.

Произнеся эти слова, Фред сейчас же пожалел об этом.

Всем сотрудникам редакции было отлично известно, что шеф терпеть не может, когда подчиненные задают ему вопросы.

Однако на этот раз в серых, глубоко сидящих глазах Хейсса, к удивлению Фреда, мелькнуло что-то похожее даже на сочувствие.

– Не стоит жалеть об этом, Честер, – сказал он мягко. – Одним материалом больше – одним меньше. У вас еще все впереди. Послушайте моего совета, – в голосе Хейсса вновь зазвучали твердые нотки. – Отправляйтесь отдыхать и постарайтесь забыть обо всей этой истории.

Фред немного пришел в себя только на лестнице.

«Нет, положительно сегодня невероятный день, – подумал он. – В конце концов все обернулось не так уж плохо.

Но почему все-таки снят материал? И с какой стати шефа заинтересовало мое здоровье? Что все это значит? Похоже, что меня просто хотят на время спровадить отсюда. Интересно знать, Мелани тоже получил подобное предложение?» Маленького фоторепортера он отыскал в небольшой каморке позади буфета, где Мелани обычно колдовал над своими пленками. Итальянец склонился над столом. Многочисленные бачки и ванночки были отодвинуты в сторону, а на образовавшемся свободном пространстве аккуратными пачками были разложены кларковые бумажки. Итальянец, часто слюнявя палец, тщательно пересчитывал одну из них.

– Раскладываешь пасьянс? – осведомился Фред. – Двести пятьдесят?

Мелани удивленно взглянул на него: – Откуда ты знаешь?

– И отпуск на две недели?

Итальянец молча кивнул.

Честер присел на свободный стул и сказал, глядя фоторепортеру прямо в глаза:

– Вот что, Чезаре. Вся эта история мне не нравится. Тут что-то не так… Ерунда…

– Не знаю… – пробормотал Мелани.

– Не хочу чувствовать себя дураком, – продолжал Честер. – Я должен выяснить, в чем дело? Где твоя пленка?

– Я же сказал тебе, она оказалась засвеченной.

– Засвеченной?! Не остроумно. Придумай что-нибудь проще.

Мелани молчал.

– Ты сам ее проявлял? – спросил Фред.

– Нет, пленку забрали в центральную лабораторию.

– А когда выяснилось, что она засвечена?

– Вскоре после того, как ты ушел домой.

– Пленка у тебя?

– Нет, мне ее не отдали.

– Так, – Фред встал. – Вот что, Чезаре, поехали.

– Куда?

– Туда… туда, где мы были ночью. Я хочу еще раз побывать там.

– Кто нас пустит? – возразил Мелани.

– Ну, как хочешь. Я поеду один.

Мелани вскочил.

– Послушай, Фред! Послушай меня, не ввязывайся в эту историю. Ну, что тебе до этого? В конце концов свой гонорар мы получили.

– Сдается мне только, – усмехнулся Фред, – что он чересчур велик.

– Что же тут плохого? – не понял Мелани.

– Ну ладно, – Честер хлопнул его по плечу. – Бери мой гонорар и отдай мне твой характер… Пока, старина!

В проходной института его неожиданно пропустили по пропуску, выписанному еще ночью. Фред миновал холл, быстро поднялся на второй этаж и нашел знакомую дверь.

И здесь, стоя у двери и еще не открыв ее, он вдруг не то чтобы понял – для этого у него не было никаких оснований, – скорее интуитивно ощутил, что сейчас произойдет нечто невероятное. Это ощущение было так остро, что Фред почувствовал неприятный холодок на спине.

И он даже не удивился, когда, открыв дверь и войдя в кабинет, увидел, что навстречу ему из-за стола поднимается профессор Миллер…

3. «Спи спокойно, друг!»

– Гард, объясни в конце концов, что произошло!

Инспектор взглянул на журналиста.

– Успокойся, Фредерик! Дело не заслуживает того, чтобы так волноваться.

Фред вспылил:

– Десять минут я, как дурак, стоял перед Миллером, не зная, что ему сказать. Тем самым Миллером, труп которого видел собственными глазами ночью. А ты говоришь: «Успокойся!» Что это все значит?

Гард усмехнулся:

– Ровным счетом ничего! Не всегда верь глазам своим. Не было никакого убийства. Тебе приснился сон.

Фред резко встал и, наклонившись к невозмутимому лицу Гарда, сказал медленно, отчеканивая каждое слово:

– Не считай меня идиотом. Час назад я видел два отверстия от пуль на стене в кабинете Миллера. Убийство было!

Инспектор недовольно поморщился.

– Не кричи, – сказал он. – У тебя больное воображение. Тебе нужно отдохнуть. Ты слишком много работаешь.

Честер, не спрашивая, взял сигарету на столе, затянулся и подошел к окну. Он долго смотрел на мигающую рекламу пива. Из ярко-красной бутылки лился радужный фейерверк огней. Они плясали на лице Фреда, и Гард, внимательно наблюдавший за репортером, заметил, как разглаживаются морщины на его лице.

– Ты говоришь то же самое, что Хейсс, – успокоившись, проговорил Честер. – Мы с тобой друзья, знаем друг друга почти десяток лет. Но ты мне сказал то же самое, что Хейсс. Почему?

– Фред, ты хочешь носить голову на плечах или под мышкой? – спросил Гард.

– Покажи мне протокол следствия, – неожиданно прервал сыщика Честер.

– Нет никакого протокола, – Гард замялся, подошел к Фреду и дружески обнял его за плечи. – Я привязан к тебе, мы друзья. Поэтому я прошу, забудь, что было. Представь, что шла обычная тренировка полиции. Еще одна проверка, которых у нас, сам знаешь, хватает.

Зазвонил телефон. Гард поднял трубку.

– Да… да… сейчас выезжаю.

– Что это? – встрепенулся Фред.

– На Селенджер-авеню драка, двоих отправили в больницу, один убит. Поедем?

– Нет, я уже в отпуске.

…Шел мелкий неприятный дождь. Фред поднял воротник плата и побрел прочь от полицейского участка. «Ну и черт с ним, с Миллером!» – подумал он. Неожиданно кто-то ударил его по плечу, он обернулся и увидел расплывшееся от улыбки лицо Конды. От него, как всегда, несло дешевым вином.

– Привет, Честер! Ты чего грустный? Пойдем поднимем настроение?

– Нет, не хочется. Да и тебе, пожалуй, хватит на сегодня.

– Ну что ты, – запротестовал Конда. – Я выпил лишь рюмочку, а при моей работе это пустяк!

Конда работал в морге полицейского участка и убеждал всех, что покойники не– выносят трезвых. Они любят жизнерадостных людей, а не хлюпиков, которые брезгливо бросают их на полки и стараются быстрее смыться из морга. А Конда любит душевно поговорить с любым из своих подопечных, ну конечно, хватив при этом рюмку—другую.

– Зайдем на минуту, – Конда схватил за рукав Фреда и потянул его в соседний кабачок, – не упрямься, мне скоро на работу, а я не в форме.

Фред заказал два бокала вина. Выпили. Официант принес еще.

Конда болтал не переставая.

– Передай своему приятелю фотографу, – говорил он, что порядочные люди так не поступают. Снимок он напечатал, а где десять кларков? Нет их. Я ему полный порядок навел, своих подопечных простынями укрыл, лампу принес, а он и носу теперь не показывает. Да и мой портрет неважный: расплывчатый, мог бы постараться твой фотограф, нехорошо…

– Вот возьми, – Фред протянул Конде десятикларковую бумажку. – Мелани просил передать, – солгал он.

Конда схватил деньги и быстро спрятал их.

– Это другое дело, – пробормотал он. – Вы, журналисты, народ приличный. С вами можно иметь дело.

– Если ты окажешь мне одну услугу, – сказал Фред, – получишь вдвое больше.

– Валяй говори.

– Покажи мне списки твоих покойников, которых привезли вчера.

– Гони двадцатку!

Фред достал бумажник.

– Я могу тебе список не показывать. – Конда захохотал. – Потому что вчера было всего два трупа: старуху машиной сбило и женщина покончила самоубийством. Все. Адреса их…

– Не надо. – Гарри протянул Конде стакан вина. – А мужчин не было?

– Привозили одного старикана, но его не выгружали. Шеф сказал, что вскрытия не будет, сразу отправили к Бирку… Да, это не тот товар, который тебя интересует. Помнишь, две недели назад, девятнадцатилетнюю отчим утопил в ванне? Это другое дело. А вчера старуха, неврастеничка да нищий. Скучно.

– Старик был нищим?

– Конечно, поэтому и не вскрывали… Давай выпьем!

– Хватит! – Честер встал. – Мне пора. Жена ждет.

Конда с сожалением поплелся к дверям вслед за журналистом. На улице они пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.

* * *

Хозяин фирмы «Спи спокойно, друг!» пользовался всеобщим уважением. В прошлом году Бирк напечатал в одной из крупнейших утренних газет шесть статей под заголовком «Почему мы хороним вечером?». Бирк доказывал, что «похороны с факелами в руках на закате дня наиболее отвечают таинству происходящего, когда индивидуум меняет один мир на иной». Статьи вызвали споры, и фирма Бирка начала процветать.

Честер несколько раз встречался с Бирком. Он писал репортажи о его кладбище, их печатали дважды на первой полосе с великолепными снимками Мелани. Помнит ли Бирк его?

Бирк никогда ничего не забывал. Фред убедился в этом, едва он набрал номер телефона и услышал голос секретаря Бирка: «Шеф примет в любое удобное для вас время. Для ведущего репортера уголовной хроники он никогда не бывает занят».

Контора находилась у входа на кладбище: крошечный изящный коттедж из стекла и алюминия на фоне черных крон деревьев. Бирк встретил Честера у входа.

– Прошу, садитесь, – показал Фреду на кресло. – Валери, – обратился затем к секретарю, – прошу вас – вино и коньяк.

Фред огляделся. В центре кабинета небольшой стол, четыре стула. Стол затянут черным бархатом. «Для заседаний», – решил Честер. На стене напротив развешано несколько фотографий, среди них знакомые – те, что делал Мелани.

В углу кабинета письменный стол, рядом два кресла. На одно из них и сел Фред.

Бирк расположился напротив.

– Мы очень давно не виделись, – сказал он. – Ваша газета совсем забыла обо мне. И я, наконец, рад, что вновь вы у меня.

– Я пришел по сугубо личному делу, – угрюмо заметил Фред, – оно к газете не относится.

– Боже мой, это не имеет никакого значения! – Бирк широко улыбнулся. – Вы так много сделали для моей фирмы, что я готов оказать вам любую услугу.

Стук в дверь. Вошла Валери и внесла на подносе две рюмки, коньяк «Наполеон» и бутылку «Фраекати».

– Шеф, – сказала она, – звонит миссис Бирк, просит соединить.

– Разрешите? – спросил Бирк у Фреда.

Журналист молча кивнул, всем видом своим пытаясь показать Бирку, что дело, по которому он пришел, неспешное.

Бирк взял трубку.

– Дорогая, я задержусь сегодня на тридцать пять минут. Уложи детей спать и поезжай в оперу. Я смогу приехать лишь к третьему акту, мне еще нужно переодеться.

Фред, глядя на хозяина фирмы «Спи спокойно, друг!», начал злиться. Его безукоризненно светские манеры (Бирк был принят в высшем обществе), элегантный черный костюм французского покроя и, наконец, холеные белые руки, сливающиеся с накрахмаленной сорочкой, раздражали его. Честеру вдруг захотелось встать и уйти. Но Бирк, поговорив с женой, сел напротив и заулыбался настолько добродушно, что Фред не двинулся с места и, собрав силы, как можно равнодушнее сказал:

– У меня дело… пустяковое. Мне нужно взглянуть на старика нищего, который похоронен вчера.

Бирк понимающе кивнул головой.

– Одну минуту, – сказал он, поднял трубку и вызвал по селектору управляющего седьмым участком. – Принесите мне документы на вчерашнего клиента. Да, да, анкету и результаты обработки. – Бирк положил трубку и, обращаясь к Фреду, предложил: – Отведайте «Наполеона», я предпочитаю его остальным.

– А как же с моим делом? – спросил Фред.

– Прошу вас подождать несколько минут.

На селекторе зажегся красный глазок.

– Простите, – вновь извинился Бирк. Он пододвинул микрофон поближе к себе: – Слушаю.

– Шеф, к клиенту номер 4725, – услышал Фред, – пришла жена, а репродуктор не работает. Мы вызывала радиомеханика, но он придет лишь через полчаса. Что делать?

– Кто обслуживает клиента?

– Лерман.

– Оштрафуйте его на десять кларков. Если подобное повторится – увольте. Перед женой клиента извинитесь и дайте музыку с соседнего участка, так чтобы она слышала, конечно.

– Еще один вопрос, шеф. Клиент любил Моцарта и Штрауса. Кого из них транслировать?

– Сегодня пасмурно. Дайте Моцарта.

Огонек на селекторе погас.

– Бирк, – сказал Честер, – вам нравится работать здесь?

– Безусловно! У меня беспроигрышный бизнес, и, кроме того, разве можно найти более спокойное место? Десять лет назад, после окончания Кембриджа, я два года работал в одной из крупнейших клиник Лондона, но больно уж там беспокойно. Наш же клиент тихий, благоразумный.

– Да, пожалуй, вы правы.

Появилась Валери и положила на стол шефу черную папку. Фред прочитал: «Клиент № 24657. Доставлен 24 сентября 1965 года. Участок № 7».

Бирк раскрыл папку, быстро пробежал глазами анкету.

– Драгоценностей нет, золотых зубов тоже, – сказал он Фреду. – Что вас интересует в этом клиенте?

– Я хочу просто посмотреть на него.

– Странно, – Бирк пристально глянул на Честера. – Очень странно… Ну что ж, милый Фред, я уже дал распоряжение на раскопки. Но это противозаконно, потому что беспокоить наших клиентов могут только полицейские…

– Разрешите, я пойду туда? – нетерпеливо сказал Фред.

– Одна маленькая формальность, – остановил его хозяин фирмы. – В какой банк представить счет?

– Я предпочитаю платить наличными.

– Нас это вполне устраивает. Итак, непосредственно за раскопку – шесть кларков двадцать пять лемов и за риск – как известно, среди деловых людей он оплачивается – сто пятьдесят кларков. Итого, сто пятьдесят шесть кларков двадцать пять лемов.

«Бандит», – ругнулся про себя Фред, но быстро достал деньги и положил на стол.

Когда вместе с Бирком они подошли к седьмому участку, рабочие уже закончили работу. Бирк осветил фонарем могилу, потом гроб, покрытый сырыми комьями глины.

– Откройте крышку, – приказал он.

Один из служащих спустился вниз и приоткрыл крышку.

Фред отшатнулся: он увидел лицо профессора Миллера.

4. Накануне решения

Накануне решения Гард поправил подушечку на сиденье, поддернул брюки, чтобы не так быстро мялась складка, сел и уже готов был отдаться мерному течению криминалистических дел, когда раздался стук в дверь.

Еще не видя человека, Гард по характеру стука определил, что посетитель взволнован, нервничает и что последующие минуты будут острыми. Поэтому его лицо тотчас приняло любезно-сосредоточенное выражение.

– Войдите!

Вошел Фред Честер.

Они не виделись три недели, и Гард не знал, что делал это время журналист и был ли вообще в городе, но не удивился его неожиданному приходу, потому что уже давно отучил себя удивляться – мешало работе. Сбросив с лица теперь уже не нужное любезное выражение, он показал Фреду на стул. Их разделял массивный канцелярский стол, ящики которого, полные бумаг, хранили пронумерованные и подшитые судьбы многих людей и истории многих трагедий.

– Гард, – тихо сказал журналист, – зачем было обманывать меня?

Фред разительно изменился. Он походил на человека, выброшенного из привычной колеи жизни. Гарду было достаточна увидеть, как дрожат его пальцы, чтобы понять это.

– Сегодня прекрасный день, – сказал Гард. – Но газеты пишут, что в Австралии ураган. Так-то вот.

– Гард! – голос журналиста дрогнул. – Завтра этот ураган может быть здесь!

– Возможно. Ну и что? Сегодня небо безоблачно. Сегодня истина в этом.

– Брось! Я раскопал то дело… о Миллере. Искусство сыщика во многом зависит от умения слушать: кто больше знает, тот и сильней.

– Я слушаю тебя, – сказал Гард.

Честер вытащил из кармана блокнот.

– У меня нет протоколов, – сказал он. – И я не проводил следствия. Дело вообще не в фактах – они часто лгут. Дело в людях, которые стоят за этими фактами. Поэтому не удивляйся, многое покажется тебе непривычным и странным…

– Я слушаю, – повторил Гард.

В то утро Миллер стоял у распахнутого окна. Была осень.

Он смотрел на поток прохожих. Каждый торопился по своим делам. Редко кто поднимал голову, а если поднимал, то задумывался ли о большом мире, который его окружает? О людях, что шли рядом? О себе, наконец? Эдакие маленькие, замкнутые вселенные двигались по тротуару, далекие от Миллера, как и он от них. И равно близкие.

Миллер захлопнул окно. Великолепие осени раздражало, как обман. Он оглядел кабинет. Все строго и нерушимо стояло на своих местах, но Миллер испытывал состояние человека, увидевшего, что дом загорелся сразу с четырех углов.

Всего лишь несколькими днями прежде он пережил счастливый миг, когда внезапно, в каком-то истинном озарении нашел то, что искал долгие годы. Это был тот миг, когда Миллер увидел путь до самого конца – так, будто уже прошел его.

Начинался он, как ни странно, в самом запаутиненном отсеке физики, куда давно никто не заглядывал, ибо там двери были заперты аксиомами. Миллера толкнуло отчаяние поиска – право же, мысль его уже готова была ломиться в любую дверь.

Что означала его находка для него самого, для людей, он понял не сразу. Кинулся сначала к Дорону – докладывать, но что-то остановило ученого, он словно споткнулся о взгляд этого военного в штатском, который прямо, как перпендикуляр, восседал в кресле. Споткнулся и забормотал о каких-то пустяках… Дорон, естественно, остался недоволен им больше, чем обычно.

«Главное – жить в мире с самим собой», – сказал кто-то из мудрых. Но с самим собой у Миллера началась отныне мучительная схватка. То, о чем он сегодня думал, как о подлости, завтра казалось ему добродетелью. А послезавтра – наоборот. Его средство могло – действительно могло! – избавить мир от страшной угрозы ядерного самосожжения. Атомные бомбы, которые не взрываются! Водородные заряды ракет, которые не могут поразить и воробья! «Люди, это возможно, возможно, возможно!» – хотелось ему кричать. Но люди бывают разными. «О да, – сказал бы Дорон, – это великолепно. Бомбы не взрываются – у противника! Вы, Миллер, великий патриот. Вы герой!» Он скажет так и даже не улыбнется.

Когда Миллер понял это, ему стало страшно. Конечно, он может нарушить подписку о неразглашении военных тайн и послать статьи с описанием «эффекта Миллера» и схемы установки во все ведущие журналы мира. Сделать его установку несравненно легче, чем создать атомную бомбу. Она доступна даже для Никарагуа. Тогда он спаситель человечества от угрозы ядерной войны. Но тогда он государственный преступник в глазах доронов, и его ждет быстрая и «случайная» смерть, ибо дороны не прощают. Они убьют его просто потому, что так надо. В назидание другим.

Или – или. Выбор. Между славой и гибелью. Между благом человечества и собственным благом. Газеты твердят: маленький человек, сегодня ты особенно ничтожен. Ты винтик сверхсложной машины современности… Миллер тоже так считал. Но в наше время маленький человек может оказаться у кнопки, повелевающей силами ада. Все беды и заботы мира лежат на твоих плечах, маленький человек, профессор Миллер!

Вот и сегодня, как много раз за последние дни, с потухшей сигаретой в руке он стоял посреди кабинета. По циферблату настенных часов бежала секундная стрелка. Секунды, минуты, часы… Рано или поздно, но он должен принять какое-то решение. На его открытие завтра набредет кто-то другой.

Это неизбежно. И тогда ответственность за все человечество ляжет на плечи этого другого, но кто знает, что решит он?

Когда зазвонил телефон, Миллер догадался, кто это: Ирэн…

Он волновался, видя издали девушку, похожую на нее. Он волновался, проходя мимо тех мест, где они бывали вместе.

Миллер мог представить мир без себя, но представить себя без Ирэн – это было выше его воли.

Он снял трубку.

– Да…

– Ты решил?

Миллер едва не застонал. Вчера, в минуту слабости, он малодушно попытался переложить тяжесть решения на ее плечи. Он не сказал Ирэн ничего о существе своего открытия – он просто дал ей понять, что стоит на грани решения, от которого зависит либо их собственное счастье, либо счастье всего человечества.

Ирэн ответила ему тогда: «Я хочу быть с тобой. Как всякая женщина, я хочу иметь свой дом, своих детей – твоих детей. И чистое небо над головой. Мне легко принять решение, но решать должен ты. Потому что, если это сделаю я, ты мне не простишь». Она права.

– Ты меня слышишь? – сказала Ирэн. – Ты еще не решил?

– Завтра утром…

Почему завтра утром, он сам не знал. Наступило молчание.

Миллер готов был взвыть от боли.

– Завтра утром, Ирэн! Я буду тебя ждать… И прости!

Он бросил трубку. Потом побрел к двери. Его вел уже не разум, а желание найти кого-то более сильного, умного, кому можно было бы пожаловаться, как в детстве он жаловался отцу.

Миллер не помнил, как очутился у двери профессора Чвиза. Это был единственный человек – его добрый старый учитель, – к которому он еще мог прийти. Но рассказать – об этом не могло быть и речи! – хотя бы услышать его спокойный голос.

На дверях лаборатории горела надпись: «Не входить! Идет опыт!» Но Миллер не заметил ее. Он дернул дверь, она не поддалась. «Старик опять заперся, чтобы ему не мешали», – подумал Миллер и нажал кнопку, отключающую блокировку. Дверь распахнулась, и он вошел в лабиринт установок.

Он шел мимо электронных машин, думая о своем. Его лицо отразилось в экране телевизора. «Нет, нет, – говорил он себе, – мой страх ложен! Разве прокляли себя создатели атомной бомбы?» Он шел мимо колонн Графтена, мимо бетонных выступов, за которыми прятались шины, несущие в себе миллионы вольт напряжения, мимо пультов электронных микроскопов. «… Хорошо то, что разумно, – билось в его голове. – Какое мне дело до всех, если меня ухлопают дороны и меня не будет?» Он шел мимо сфер гиперрегулятора – гордости старика Чвиза. «Жизнь, богатство, Ирэн, дети, власть, слава… – стоит ли отказываться от всего этого из-за дурацкой политики?» Что-то сверкнуло перед глазами Миллера радугой. Какаято пелена окутала раструбы гиперрегулятора. Миллер взмахнул рукой. Его кольнул холод. Сверкание исчезло. Миллер опомнился. Нет, он попал не туда… Надо взять влево.

– Миллер, вы опять здесь? – вскричал Чвиз, увидев его. – Я же просил вас…

– Меня? – сказал Миллер. – Это было, наверное, вчера, дорогой учитель, когда вы прогнали своего любимого ученика из лаборатории…

– Идите домой, Миллер, на вас нет лица.

– Пустое… Нервы.

– Но у меня до нуля упало напряжение! Миллер, вы случайно…

– Простите, Чвиз. Возможно. Я задумался. Но разве у вас идет опыт?

Борода Чвиза стала торчком.

– Вы были в камере?!

– Это опасно? – Миллер спросил почти равнодушно.

– К счастью, нет. Но вы меня напугали. Вот этот кролик, – он показал на застекленный вольер, – благодаря вам мог превратиться в эдакого сфинкса…

– Как жаль, учитель, что я не перенял у вас способности шутить. Но простите меня, я, кажется, действительно очень виноват, что помешал вашему опыту.

– Ничего страшного, Миллер, ничего страшного. Но вам следовало бы отдохнуть. Погодите, я провожу вас.

…Заснуть в эту ночь Миллеру не удалось. Тьму наполняли лица, даже когда он плотно зажмуривал глаза. Лица. Молодые, старые, красивые, уродливые, они толпой шли через сознание и смотрели, смотрели на Миллера. Их взгляд был невыносим. Так, вероятно, могли смотреть те, кого нацисты вели в газовые камеры.

Невыспавшийся, с больной головой Миллер направился в ванную, чтобы принять холодный душ и хоть так прогнать видения.

И в эту минуту он услышал, как в замочной скважине входной двери заскрежетал ключ. Миллер обмяк. Ключ повернулся. Кто-то осторожно нажал дверь. Но запор изнутри не поддался. Тогда за дверью стало тихо. «Что за бред! – подумал Миллер. – Кому я нужен, если мои секреты еще при мне?» В порыве отчаянной решимости он распахнул дверь.

На лестничной площадке никого не было, но внизу затихали шаги.