Текст книги "Искатель. 1973. Выпуск №6"

Автор книги: Дмитрий Биленкин

Соавторы: Виталий Мелентьев,Теодор Л. Томас,Кейт Вильгельм
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

ИСКАТЕЛЬ № 6 1973

Виталий МЕЛЕНТЬЕВ
НЕСЧАСТЛИВЫЙ СЧАСТЛИВЧИК

Рисунки Ю. МАКАРОВА

1

Вызов к начальству почти всегда означает либо неприятность, либо новое задание. Быстро прикинув, что вероятность того и другого примерно равна, следователь Грошев вошел в кабинет Ивонина.

Не доходя до стола Ивонина, Грошев по армейской привычке остановился. Ивонин усмехнулся:

– Гадаешь – казнят или помилуют?..

– Не так, чтобы так… – уловив тон Ивонина, едва заметно улыбнулся Николай, – но и не этак, чтобы этак…

– Тогда садись и слушай. Так вот. На базе галантерейных товаров крупная недостача. Забили тревогу сами работники. Исчезал наиболее ходовой, дорогой трикотаж. Но ни на рынках города или области, ни в комиссионных магазинах он не появлялся.

– Работники базы проверялись?

– Никаких порочащих данных.

– Помещение базы?..

– Обследовано. Ни малейших признаков взломов, подкопов, проломов, а также иных следов насильственного проникновения.

Ивонин терпеливо отвечал на вопросы подчиненного, который напористо интересовался всем, что уже известно по делу. Такой подход прокурору нравился.

– Как расценивают недостачу работники базы?

– Недоумевают. На общем собрании решили: если не поможем мы, покроют недостачу из собственных средств.

– Их нужно иметь…

– Конечно. Отмечу – коллектив дружен. Решили так: деньги внесут даже те, из чьих секций ничего не пропало. Конечно, такое единомыслие можно расценить и как крепкую круговую поруку. Однако стоит верить в лучшее: люди приходят на помощь друг другу.

– Все хорошо и… все плохо.

– Парадоксы – твоя любовь.

– У кого-либо из столь дружного коллектива не зародилось подозрений? Ну хотя бы малейших? Хотя бы потому, что кто-то сторонится коллектива. Или, наоборот, слишком уж компанейский парень. Или дама?

Ивонин хитро глянул на подчиненного и закурил:

– Собственно, поэтому я и пригласил именно тебя. Мне кажется, здесь есть простор и для психологии, которую ты обожаешь, и как бывшего разведчика тебя, конечно, заинтересует отсутствие следов. По-видимому, действует очень ловкий и очень опытный преступник. Может быть, преступники.

Ивонин долго курил, молча наблюдая за волокнами табачного дыма. Садилось солнце, его косые лучи врывались в окно и высвечивали сизые пласты. Следить за их плавными причудливыми извивами было успокаивающе-приятно.

– Самое интересное в том, – продолжал Ивонин, – что единственный подозреваемый – твой старый знакомый. Как мне помнится, ты был о нем очень дурного мнения. А я, именно я, вывел его из-под громов твоих. Сам, персонально, так сказать, проверил его.

– Кто же это? Я вроде не громовержец.

– Ночной сторож базы Камынин. Он же бывший кладовщик молокозавода… Он же…

Сразу припомнилось дело с кражами в машинах и владелец одной из «Волг», окрашенной в цвет «белая ночь», Камынин, его неприступный особняк, запас покрышек в гараже и лживое, как казалось Николаю, желание продать машину. И тогдашняя собственная убежденность: «Такой машину не продаст. Тем более «Волга» не куплена, а выиграна в лотерею».

Ивонин кивнул:

– Вспомнил. То-то у тебя глаза потемнели. Очень ты его не любишь.

– Что поделаешь, – смутился Николай. – Бывает, что человек сразу вызывает неприязнь.

Ивонин ткнул папиросу в пепельницу и заметно оживился.

– А чем? Что в нем такого?

– Замкнутость, вероятно… Настороженность.

– Это лишь черты характера. И, кстати, нерешающие…

– Возможно… Но согласитесь… Тогда на молокозаводе многие попали в тюрьму. Он счастливо отделался. Когда я расследовал дело о кражах в белых «Волгах», он вел себя странно…

– Что ж… Оснований если не для подозрений, то хотя бы для неприязни сколько угодно: и тяжелый характер, и нелогичность поведения. Наконец, его усадьба…

Николаю в голосе Ивонина почудилась ирония.

– Да уж… усадьба ухоженная, – Грошев ухмыльнулся.

– Ну вот видишь. А он всего лишь сторож. Заработок, скажем прямо, пустяковый. Правда, жена у него педагог. Да еще и по совместительству подрабатывает в заочном институте, И тем не менее… Когда я «отобрал» у тебя Камынина, у меня был свой резон. Честно тебе скажу, у меня он тоже вызывает странное чувство настороженности… Словно он совсем не тот, за кого себя выдает, словно он спрятался под личиной и лишь иногда выглядывает из-за нее, чтоб удостовериться: не заметили? Не разгадали?

– Да… Примерно так… Что-то есть в нем этакое загнанное внутрь, тщательно скрываемое.

– Ну вот я и копнул его издалека. В нашем городе он объявился в сорок втором году летом, в разгар немецкого наступления на юге. Отца его убили раньше, деда и мать – на его глазах во время бомбежки. А в нашем городе жил единственный человек, которого он немного знал, – приятель деда по гражданской войне. Его он и разыскал. У того свое горе. Погиб под Воронежем единственный сын, и что ж удивляться, если он взял Камынина в приемыши. Так Камынин стал Камыниным – раньше у него была иная фамилия. В тот год исполнилось Ване четырнадцать лет. Камынин-старший баловства не любил, быстро устроил приемыша учеником в возглавляемую им ремстройконтору. Вот почему Ваня Камынин стал мастером на все руки: и плотником, и жестянщиком, и кладовщиком, и чем угодно. Война войной, а жить люди продолжали, и если капитально не ремонтировали жилье, так хоть поддерживать его в порядке кто-то да должен был. Вот два Камынина да еще десяток стариков, подростков и женщин этим и занимались. Каждый и швец, и жнец, и на дуде игрец.

Кончилась война. Пошел Ваня в армию, и тут умерла его приемная мать. Приехал, похоронил, поплакал. Уехал. За месяц перед окончанием службы умирает старик Камынин. Ваню отпускают из армии пораньше. И переходят в его владение хоромы приемных родителей и все остальное наследство. Пошел устраиваться на работу. Куда? Ну конечно же, в ту же самую ремстройконтору. А там вдруг предлагают: открывается стройдвор при хозяйственном магазине, а ты парень честный…

Принял Ваня стройдвор. Ты представляешь, что творилось после войны со стройматериалами? Все уходило в освобожденные области, а тут только так, на затычку дырок оставалось. Чего Ваня только не выдумывал! И на заводах материал выбивал, и мастерские организовывал, и с артелями дела имел. Скоро он стал завмагом. И все у него шло хорошо. Ревизии – в ажуре. План выполняется. Вдруг – бац! – его арестовывают. Оказывается, люди, которые после него пришли на стройдвор, формально находившийся в его подчинении, попались на, взятках, торговле «левыми» товарами, ну и всем таким прочим. Бились, бились следователи над Камыниным, но он доказал, что ни в чем не повинен. Возвращается он из предварительного заключения, проверяет свое имущество и обнаруживает, что выиграл по облигации пятьдесят тысяч. Ремонтирует дом, покупает обстановку. Это кое-кого удивляет: сухим из воды вышел и вдруг – выигрыш. Другим такого счастья не выпадает. Однако через некоторое время его опять вернули в торговлю, но уже директором продовольственного магазина. Маленький такой магазинишко, на окраине города.

Но что он с этим магазином сделал – учиться надо. У Вани же золотые руки. Он его и отремонтировал, и часть инвентаря и оборудования сам изготовил – даже холодильные шкафы. О нем писали в газетах. Как раз в то время он женился и вскоре уехал, заметь, впервые за свою жизнь, отдыхать на юг. На юге его, северянина, подвел климат, и он заболел. Провалялся в больнице, потом немного отдохнул, приехал и… узнал, что его заместитель обвиняется в растрате. Но в этот раз наш Ваня вышел сухим из воды. У него все в ажуре. Теперь всем это показалось странным: как только Камынин начинает разворачиваться, налаживать дело и, как говорят, «выходить в люди», так рядом, подле него преступление. А он, видите ли, ни при чем, не виноват, да и только.

Тогда его, впрочем, и с работы не снимали. Просто он почувствовал, да никто и не скрывал, что ему сослуживцы и начальство не доверяют. Он старался, работал как можно лучше, но недоверие – такой уж ярлык. Его сразу не отмоешь, не соскоблишь… Однажды ему сообщили, что отец его на фронте не погиб, а был лишь тяжело ранен. Семью после войны найти не смог, женился, но детей от второго брака не нажил. Умерла его вторая жена, и он снова попытался найти сына. Но ведь фамилия-то Вани изменилась… Отец умер, а нашего Ваню все-таки разыскали. Он наследник. Дом отцовский Камынин продал, сбережения – и довольно солидные – получил. Молодая жена приоделась, да и его заставила. Опять неувязка. Заместитель завмага в тюрьме, старший продавец там же, а завмаг Камынин на свободе и в средствах не стесняется.

Как-то в торге он стал спорить по какому-то поводу с начальством, так ему сказали в глаза:

– Не прикидывайся дурачком! Неужели люди ничего не видят и не понимают, почему тебе счастье валом валит? Других сажаешь, а сам сухим из воды выходишь.

С той поры Камынин окончательно замкнулся. Но жена у него женщина умная, посоветовала ему бросить торговлю. Он и пошел на стройку молокозавода. Был плотником, бригадиром, подчеркиваю, руки у него золотые, повеселел и опять съездил на юг. Приехал загорелый, поправившийся – он слегка склонен к полноте, как большинство людей, в детстве и юности испытавших нелегкую жизнь, и стал от того выглядеть еще солидней.

А тут как раз подошло к концу строительство молокозавода. Как тебе известно, директор строящегося предприятия все время находится на объекте, и ему приглянулся наш Ваня – трезвый, работящий и честный. Вот директор и предложил Камынину стать кладовщиком. Строительное управление, в котором Иван Тимофеевич был бригадиром плотников, получило новый объект далеко за городом, А тут осень… Грязь… Трудности первых дней стройки… Согласился Камынин и стал кладовщиком молокозавода. Через год директора переводят с повышением. Приходит новый, перетягивает к себе еще несколько своих деятелей, и, как ты помнишь, вскоре появилось дело о хищении молочной продукции.

Суд. Обвиняемые в один голос утверждали, что никаких дел с Камыниным не имели. У них была своя подпольная кладовая для излишков. Камынина не арестовали, настолько явно он был непричастен к преступлению. Уже на суде судья спросил у одного из обвиняемых, почему они не хотели иметь дело с Камыниным? Обвиняемый ответил: «С ним нельзя связываться – сам хапнет, а всех посадит и сделает голубые глаза».

«А как же это ему удается?» – спросил судья.

«Не знаем… Вероятно, есть крепкая рука, которая умеет его провести через все неприятности. Или сам слишком хитрый».

И почти все обвиняемые с ответом согласились: чересчур уж легко отделывался наш Ваня от неприятностей.

Камынин тогда обиделся и вновь ушел на стройку. Но бригадиром его не взяли – слушок о нем докатился и до строителей. Это уж его не только обидело, а как бы оглушило. Он растерялся. Не мог понять, за что на него такие напасти. Шел как-то мимо галантерейной базы, видит объявление: нужен сторож. Пошел и нанялся. На второй день, перед дежурством, проверил таблицу денежно-вещевой лотереи и… выиграл «Волгу». Он тут же пошел в сберкассу и предъявил билет. Вскоре в газете появилась заметка о владельцах счастливых билетов. Тут старый директор базы получил предупреждение от своего начальства:

– Если это тот Камынин – жди беды. Самый большой хитрюга, какой только жил на белом свете.

Старый директор вскоре ушел, но предупредил об этом разговоре нового. Некоторое время за Камыниным специально следили, но он вел себя безукоризненно.

– Н-ну… Я бы этого не сказал, – поморщился Грошев. – В деле о кражах в автомашинах выяснилось, например…

– …что он пытался продать автопокрышки инженеру Тихомирову?

– Да. И еще я был убежден, что из его машины тоже украли портфель, но он почему-то об этом в милицию не заявил и мне ничего не пожелал сказать.

– Ну вот видишь, – сказал Ивонин. – Дело, по-твоему, серьезное… И на базе, где работает Камынин, кража. Опять он что-либо выиграет? Так нужно думать?

– Пожалуй, – Грошев усмехнулся. – Если только будут пойманы преступники. Ведь это, кажется, его манера – выигрывать или получать наследство после того, как преступники разоблачены, а он в сторонке.

– Похоже… Но вот что, Грошев. Все, что я тебе сообщил для ориентации, мной проверено. Приступая к делу, ты все-таки избавься от предубеждения. Оно опасно. Постарайся работать трезво, спокойно и объективно.

– Постараюсь… – опять усмехнулся Грошев, принимая из рук Ивонина жиденькую папочку. – А предубеждение… Все мы люди, все мы человеки. У всех могут быть симпатии и антипатии. Так вот, «наш Ваня» мне несимпатичен.

2

В ОБХСС Грошеву рассказали то же самое, что он уже слышал от Ивонина, и Николай поехал на базу.

Она притулилась в центре старых городских кварталов. Кирпичное, старинной, аккуратной кладки здание стояло «покоем». Одна сторона его выходила на оживленную торговую улицу.

В ней расположился магазин, отделенный от базы глухой кирпичной стеной. Вторая сторона тянулась над оврагом, по дну которого пробирался ручеек. Овраг постепенно засыпали строительным мусором, но перед базой он был еще довольно глубок. Его склоны поросли высоким бурьяном. Сторона-перекладинка примыкала к брандмайеру соседнего многоэтажного здания. В нем располагались солидные областные организации.

С внутренней стороны перекладинки находился единственный вход в базу – кованая, с разводами, двустворчатая дверь. На ночь она запиралась огромным, тоже кованым, замком и опломбировывалась. В эту неприступную крепость вели лишь две лазейки, и то сомнительные. В стене над оврагом, под самой крышей, виднелось круглое отверстие вентилятора, а слева от входа – зарешеченное толстенными прутьями узкое оконце. Проникнуть через них в помещение было явно невозможно – слишком густа решетка в оконце, слишком мал диаметр вентиляционного отверстия над оврагом.

Значит, товары могли выносить только через эту двустворчатую дверь. Грошев прошел внутрь и огляделся. За первой оказалась вторая, обитая клеенкой, за ней – контора: несколько столов и прилавки. В контору выходило еще три внутренние двери. Каждая вела в обособленное помещение – отсек базы.

И все двери запирались на ночь и пломбировались заведующими секциями.

«Не база, а непотопляемый корабль, – пошутил про себя Грошев, – повсюду воро– или водонепроницаемые переборки».

Заведующие секциями, молодые и хорошенькие женщины, несмотря на раннюю осень, были одеты в телогрейки. Они показали Николаю свои владения. Стеллажи шли до самых потолков, всюду строгий порядок, чистота и приятный, очень сложный запах парфюмерии, кожгалантереи и свежих сосновых досок. Никаких не то что признаков, а даже предположений подкопов или проломов.

В трикотажном отделении Николай осмотрел буквально каждый сантиметр пола и стен, не поленился подняться на стеллаж к вентилятору. Отверстие оказалось зарешеченным. Заведующая секцией, полная блондинка, озабоченная и нервная, невесело рассмеялась:

– Мы уж проверяли… Одно время в отдушине поселились воробьи, а потом голуби. И появился… запах. Вот тогда мы и вставили решетку.

Грошев помолчал, походил между стеллажами и спросил:

– Как хранились пропавшие товары? Только, пожалуйста, не надейтесь на мою проницательность. Рассказывайте как можно подробнее. Я впервые сталкиваюсь с подобным делом.

Блондинка недоверчиво покосилась на молодого следователя.

– Ну как вам сказать… Хранили пропавшие товары, как и все остальные. На стеллажах.

– А как хранятся все остальные?

Блондинка пожала плечами. Ей явно не понравился Грошев. Такое сложное дело, а прислали человека, который ничего не смыслит в их работе. Что же он может обнаружить?

– На каждом стеллаже, как видите, есть рамки. В них вставляются товарные артикулы, а под ними, на полки, складываются товары. Вот стеллажи для дамского белья, вот для полушерстяного, вот для чистошерстяного трикотажа… И так далее… По мере того как мы выдаем товар, места освобождаются. Мы кладем на это место новый товар, а рамочку с артикулом передвигаем или меняем.

– Значит, места товаров непостоянны?

– Конечно! Если на каждый товар, да еще каждого артикула, отвести определенное место, понадобится целый небоскреб.

– А как же вы сами разбираетесь?

– С чем? С товарами? – В голосе блондинки звучала почти насмешка.

– Да. С товарами.

– Мы ведь просто помним! А потом, именно для этого существуют рамочки с артикулами, картотека. Но если мы и забудем, то сверимся с картотекой и сразу определим, сколько того или иного товара осталось, на каком ряду стеллажей он лежит и на какой полке, – блондинка надула пухлые, слегка тронутые краской губы и покачала головой. – В этом отношении у нас все отработано четко.

– Возможно, возможно… – согласился Грошев. Уж очень явно не верила в его способности заведующая секцией. – И все-таки товары пропали…

Он позволил себе полюбоваться растерянностью – она даже покраснела – и подумал: «Пожалуй, она к делу непричастна: слишком непосредственна».

– Вот поэтому я и прошу вас рассказать поподробней. – И, поймав обиженный взгляд, добавил мягче: – Мне нужно детально разобраться. Как вы, например, выдаете товар?

– Как, как… Получаем накладные и подбираем, что нужно…

– Получатели при этом присутствуют?

– Ни в коем случае! Сами отбираем товары, сами выносим…

– Кто это – «сами»?

– Я и мои помощницы.

– Понятно. Подбираете товары и выносите…

– К двери. Там передаем получателям. Они проверяют товары на столах-прилавках. Их и нас кто-нибудь контролирует из конторы. Чаще всего заведующий, – поймав недоуменный взгляд Грошева и сообразив: кое-что в их деле он все-таки понимает, блондинка уже мягче, доверительней сообщила: – Это мы сами ввели. Во-первых, двойной контроль. И еще. Бывает, что экспедиторам не нравится расцветка или качество товара. Они просят его заменить. Такая замена тут же и разрешается начальством. Затем из конторы товар грузится на транспорт.

– Значит, посторонним в ваши отсеки вход воспрещен?

– Да.

– Еще вопрос. Как вы обычно поступаете, получив ходовой, или, как говорят, товар повышенного спроса? Сразу передаете его в магазин или частями?

– Обычно частями…

– Почему?

– Ну, видите ли… Это я так понимаю… Ходовые товары приносят выполнение плана почти в тот же день. Поэтому их обычно накапливаем, а в конце месяца начальство смотрит, какой магазин выполнил план, какой нет. Вот невыполнившим и передают товары повышенного спроса. Тогда и они выполняют план.

– И попадают в передовые?

– Выходит… – Блондинка пожала плечами.

– Выходит, весь месяц они могут не работать, могут не стараться, а в конце их все равно выручат? Системка… – вздохнул Грошев и отметил: – Как я понимаю, именно во время «выброски» и обнаруживаются пропажи?

– Да… Ведь мы, – протянула блондинка, озадаченная находчивостью следователя, – закрываем картотеку, вынимаем из рамочек артикулы…

– Подождите. Ведь я вас спрашивал о самом главном: как вы разбираетесь в товарах?

– Не понимаю… – растерялась заведующая секцией.

– Вот вы положили товар на полку, повесили в рамочку артикул… а потом вы можете разом окинуть взглядом весь лежащий на стеллаже товар?

Заведующая секцией подумала и вдруг обрадованно вскинула брови.

– Ах вы вот о чем! Нет, мы не видим всего товара… Ведь он занимает всю глубину полки. И если взять несколько пачек из глубины, то, пожалуй, пропажи не заметишь.

– Вот. Но мне сказали, что преступник брал только наиболее модные расцветки. Выходит, он должен был знать не только где лежит ходовой товар, но еще и выбрать из него самое лучшее. Это так?

– Так… – пролепетала блондинка и побледнела.

– Ну вот, видите, какой опытный и знающий преступник нам с вами попался. И последнее. Уходя, вы сами опечатываете дверь?

– Только я! Мало того. На двери секций заведующая вешает еще свой маленький замочек с буквенным набором. Можно открыть основной замок, можно подделать печать, но открыть второй замочек, по-моему, нельзя. Его секрет-набор знаю одна я.

– А если вы заболеете?

– Тогда придут ко мне, и я скажу шифр набора. Но пока такого не бывало.

– Кому вы сдаете опечатанные двери?

– Никому. Три завсекциями опечатывают свои двери одновременно и все три проверяют каждую печать. А уж главную дверь опечатывает или заведующий базой, или тот, кому он поручит, и сдает сторожу.

– Сторож вне подозрений?

– А что он может сделать? Он даже не знает, что, кроме замка, печати и обычной сигнализации, у нас на главной двери есть еще и секретная сигнализация.

– А вы знаете?

– Да. И другие заведующие секциями. И еще главный бухгалтер. Так что, если кто-то войдет в дверь, а по-моему, войти к нам, минуя дверь, просто невозможно, то обязательно сработает сигнализация. Она у нас достаточно хитрая.

– Тем не менее…

– …Выходит, что подозревать в хищении можно только нас. Мы это обсудили и сами пришли к такому выводу. Но мы верим друг другу!

– Кстати, в других секциях хищений не было?

– Нет.

– Только у вас?

– Да. Только у меня.

– Там нечего красть?

– Нет, почему же… Дорогие перчатки, электрические бритвы… да мало ли что…

– Но все работники базы решили расплачиваться за пропавшие товары сообща?

Блондинка нервно передернула плечами и потупилась:

– Так решили…

Николай пожалел эту красивую молодую женщину и, собираясь уходить, дружески попросил:

– Сами видите, что я не слишком разбираюсь в ваших тонкостях, – блондинка печально, но с некоторым сомнением покивала, – и потому очень прошу вас: припомните самые мелкие подробности, связанные с пропажей. Может быть, кто-то заходил в ваш отсек… простите, секцию. Интересовался…

– Интересуются многие… почти все экспедиторы.

– Почему?

– Как это «почему»? Каждому нужно знать, что хорошего есть на базе, а потом выписать для своего магазина.

– Вы им отвечаете?

– Ни в коем случае. В конторе есть списки товаров – по ним и отбирают.

– Да… еще одно… Почему ваше начальство при получении ходовых товаров вначале «выбрасывает» на прилавки магазинов лишь небольшие партии, а основную массу хранит до конца месяца?

– Я точно не знаю… Но мне кажется, что оно делает правильно. Когда товар попадает в магазин, его поначалу как бы не замечают. Потом начинают покупать, а уж потом расхватывать. И как только первая партия кончается – отбоя от покупателей нет. Все услышали или увидели пробную партию, всем понравилось, и все хотят купить. Поэтому, когда выбрасывается главная партия, за ней сразу устанавливается очередь – ведь уже полгорода знает, что такой товар был, и все мечтают его приобрести. Торговля идет быстро.

– Торговая хитрость?

– Что ж тут плохого? Создать на рынке спрос – тоже искусство. У нас вот одно время нарасхват шли белые водолазки. А сейчас? Лежат, и никто их не берет – нужны блеклые тона.

– А какие товары пропадали у вас?

– Во-первых, чистошерстяные. На искусственное волокно спрос упал. Во-вторых, расцветки: женские кофточки – цвета яркие, но гладкие, мужские – тона блеклые и тоже одноцветные. В-третьих, размеры – сорок восемь, пятьдесят.

– Их нужно отбирать?

– Да, конечно. Собственно, и пропажу-то мы вначале заподозрили именно поэтому – стали подбирать партию по накладной, смотрим – сорок шестой размер есть, пятьдесят второй – пожалуйста, а ходовых нет.

– На сегодня хватит, – остановил Грошев разговорившуюся блондинку. – Еще раз прошу вас вспомнить все, особенно мелочи, подумать. Может быть, найдете что-нибудь интересное… В смысле подозрительное…

Они распрощались, и Грошев подумал, что коллектив базы и в самом деле очень дружный. Виновата, в сущности, одна, а помогают ей все. И эта, единственная, совсем не производит впечатления человека, которого можно было бы в чем-либо подозревать по делу о хищении…