Текст книги "Темна египетская ночь"

Автор книги: Дия Гарина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Ну, теперь держись, джедай! – Андрей сглотнул, и повторил еще раз. – Держись…

И я убрал руку с глаз.

Наверно, подсознание уже хранило этот образ в своих тайниках. Поэтому я почти не удивился тому, что стою на вытянувшейся в эллипс ровной площадке, засыпанной нарядным желтым песочком, наводящим на мысли о пляже. Вот только настроение у меня было далеко не курортное. Потому что нарядный песочек окружали высокие (метра четыре) бетонные стены с несколькими входами, забранными все теми же решетками. А там, где заканчивались бетонные стены, начинались мощные прожектора и камеры. И люди, разряженные, как на балу. Сквозь слепящие лучи прожекторов их лица почти неразличимы, но на всех без исключения, как во множестве кривых зеркал отражалется предвкушение незабываемого зрелища. Для того чтобы признать в этом странном месте арену для новых гладиаторских боев, много времени мне не понадобилось. Перед глазами со скоростью мысли замелькали кадры близких по тематике голливудских творений, из которых следовало, что сейчас на меня напустят толпу нуждающихся в разминке гладиаторов.

И тут до меня дошло, чьи призраки шатались по резиденции любителя культурно-массовых мероприятий. Ну, конечно! Гладиаторы, погибшие на арене, были выряжены в костюмы разных времен и народов, чтобы потрафить изысканному вкусу высокопоставленных и просто богатеньких зрителей. Испуская последний вздох, они слишком страстно жаждали реванша, и потому не сумели уйти. Вот вам и ненормальное смешение стран и эпох в облике здешних привидений. Оказывается в наше время просто крови и смерти недостаточно для эффектного зрелища. «Фабрика грез» развратила нас даже в этом. Теперь нам подавай не просто зрелище, а зрелище красивое! Хотя, что красивого может быть в крови и смерти? Поистине, весь мир – театр!

– Леди и джентльмены! – донеслась из динамиков английская речь, возвращая меня к реальности. – Вы видите на арене человека, к которому неприменимы ни одни человеческие законы. Хладнокровный убийца, он десятки раз избегал заслуженного наказания. Его имя можно прочесть в списках самых опасных и безжалостных преступников многих стран мира. За его голову назначена награда, однако всякий раз ему удавалось ускользнуть от правосудия. Но не сегодня. Сегодня, здесь, на этой самой арене его, наконец, настигнет неотвратимое возмездие. Сотни невинных душ, загубленных этим извергом, жаждут отмщения. И пусть ни на секунду в ваши сердца не просочиться даже капля сострадания к нему. Смерть за смерть!

Зрители одобрительно зашумели и жестом, дошедшим до нас через тысячелетия сжали кулаки, отгибая большой палец вниз. Стало быть, проникновенная речь ведущего, получила единогласный одобрямс.

– Что он сказал? – почему-то шепотом спросил Андрей, одной рукой вцепившись в решетку, а другой поддерживая разрыдавшуюся Риту.

– Что я козел, и мочить меня надо в сортире, – мрачно усмехнулся я, и, найдя в себе силы, с гордо поднятой головой вышел на середину арены, одарив высокое собрание своей самой гадостной улыбкой. Пусть эти исходящие праведным гневом сливки общества не думают, что меня так просто запугать!

Я самоуверенно считал, что знаю продолжение истории. Я ошибался. Одна из решеток с бьющим по нервам скрипом поднялась, но вместо сплоченной ватаги современных гладиаторов из нее величественно вышел самый настоящий лев. Во рту у меня сразу пересохло, а в памяти всплыли отрывочные факты из Древней истории, услужливо подсказывающие, что наравне с гладиаторами-людьми в представлениях участвовали и дикие звери: львы, тигры и пантеры. Особенно высокий рейтинг получали у древних римлян шоу, в которых на арену со львами выталкивали беззащитных христиан.

Пот медленно тек у меня по спине и так же медленно царь зверей приближался, нервно колотя себя по бокам хвостом с кисточкой. Господи, какой же он тощий и облезлый! Видать специально недели две не кормили, чтобы уж наверняка. «Интересно, – мелькнула шальная мысль, а если бы мы не явились сегодня в эту дыру, кого бы они предложили льву в качестве позднего ужина?». Но долго думать я ее не стал, и перешел к лихорадочному строительству планов предполагаемого спасения. Увы, все мои планы разваливались еще на стадии возведения фундамента, совсем как пятиэтажки в золотой брежневский застой. Всеми знаниями по борьбе с крупными агрессивно настроенными хищниками я был обязан художественному фильму «Руслан и Людмила», в котором безоружный Руслан одолел тигра. А также великой грузинкой поэме «Витязь в тигровой шкуре», где главный герой тоже голыми руками расправился с хищником и пустил его шкуру на плащ. Или плащ у него уже был? Не важно. Короче, сделанный вывод оказался неутешительным: чтобы одолеть льва мне нужно всего-навсего стать былинным богатырем.

Нас разделяло уже несколько метров, когда я смирился. Нет, разумеется, я буду сопротивляться и дергаться до последнего, но больше из чувства противоречия, чем из надежды выйти победителем. Черт! Надеюсь, Андрей догадается закрыть Рите глаза… Но глаза почему-то закрыл лев. Он удивленно заморгал, потом опять прикрыл веки, а потом зевнул, демонстрируя всем желающим полный набор зубов прекрасно чувствующих себя без всяких зубных паст. Я стоял неподвижно, ничего не понимая, и боясь поверить в чудо. Тем временем, лев преспокойно улегся на песок, и, положив украшенную свалявшейся гривой башку на передние лапы, громко захрапел.

Нет, это невозможно! Так не бывает! Это даже для кино не годится! Разочарованные вопли зрителей могли и мертвого поднять, но лев даже ухом не повел, а продолжал сладко спать, несмотря на яркий свет, громкие выкрики и бурчащий от голода желудок. Я ошалело завертел головой, еще не веря в то, что остался жив, и вдруг увидел, что стоящий возле решетки Андрей начинает медленно сползать вниз. А густая алая кровь, что течет у него из носа, из ушей, и даже из глаз чертит на белом лице прихотливые дорожки, превращая его в жутковатую маску.

Так вот оно что! Я бросился к решетке, сгорая от желания не позволить упасть человеку, только что сотворившему ради меня невозможное. Но не добежал. Потому что услышал лязг затворов, сопровождаемых английским «Freeze!», что в нашем эквиваленте означает «Стоять, сволочь!» И остановился. Тут же из-за ближайшей решетки появились шестеро парней одетых в неописуемо аляповатые ливреи в сопровождении широченных носилок. Пока они возились, водружая на них неподъемное львиное тело, я попытался проскочить к еще открытой решетке, но автоматная очередь, взвихрившая песок буквально под моими ногами вынудила меня отказаться от этой перспективной идеи.

Когда за сладко похрапывающим львом опустилась решетка, я весь напрягся, ожидая продолжения банкета. Но, видимо, неожиданное изменение сценария не пошло на пользу кровавому представлению. Мне выпала небольшая передышка, во время которой я с облегчением убедился, что Андрей подает активные признаки жизни и даже пытается слабым голосом уверить Риту, что с ним все в порядке. Со мной пока тоже.

Увы… Это «пока» закончилось очень быстро. Три решетки, расположенные в разных концах арены, поднялись, выпуская на нарядный песок новых действующих лиц. Их было трое. Всего трое или целых трое, это уж как вам будет угодно. А для меня, измотанного схваткой с начальником здешней охраны, безоружного и избитого это было ничуть не лучше львиных клыков. Ну, может быть, не столь экзотично.

Подсознательно я ожидал от них стремительной атаки, и был несколько удивлен, возникшей заминкой. Вместо того, чтобы разделаться со мной гладиаторы подняли лица к зрителям и приветственно вскинули каждый свое национальное оружие. В ответ трибуны взорвались подбадривающими криками. Вот они, кумиры жаждущей моей крови толпы. Ближе всех ко мне стоял средневековый рыцарь с огромным двуручным мечом, полностью закованный в броню. Как же он вообще передвигается с этакой тяжестью на плечах! Но, приглядевшись к его четким и быстрым движениям, я понял, что, скорее всего, доспехи изготовлены из легкого сверхпрочного пластика, таким образом надеяться на его вынужденную медлительность не приходится. Второй гладиатор был наряжен в костюм янычара и вооружен широким круто изогнутым ятаганом, которым лихо выписывал восьмерки, вызывая шумный восторг у дам за тридцать. Третий – полуголый египтянин, брат-близнец призрака, замеченного нами сегодня днем. Только в руках у него вместо копья хищно покачивается меч странной серповидной формы. Копеш, так, кажется, он называется. Почему-то вспомнилось, что его можно даже метать.

Пока длилась процедура приветствия, пока ведущий объявлял имена гладиаторов, я уже знал с чего мне надо начинать, чтобы получить хотя бы мизерный шанс на … Нет, не на спасение. На бой, а не на убийство безоружного. Ведущий еще только начал расписывать достоинства янычара, а ноги уже несли меня к египтянину, который, немного опешив от такой наглости, вскинул свой неудобный меч, готовясь раскроить меня от плеча до пояса. И в тот момент, когда стальной серп уже начал скольжение вниз, я поймал своими широкими блестящими часами луч прожектора и подпустил в глаза гладиатору самый обыкновенный световой зайчик. Этого оказалось достаточно, чтобы копеш разминулся с моей шеей и по инерции потянул своего хозяина за собой. Не воспользоваться таким преимуществом было бы верхом (или напротив низом) глупости. И я воспользовался. Но египтянин оказался шит вовсе даже не лыком, и мне удалось провести прием совсем не так, как следовало бы. В результате египтянину не посчастливилось насмерть порезаться своим же мечом. Н-да-а, на такой исход я не рассчитывал, но времени на препирательства с собственной совестью у меня не осталось, так как рыцарь с янычаром уже были тут как тут и со знанием дела брали меня в клещи. Судя по тому, как слаженно они все проделали, сладкой парочке и прежде доводилось работать методом бригадного подряда. Но и мне встречать их уже не с пустыми руками. Правда, меч такой страной формы я в этих самых руках ни разу не держал, не говоря уж о том, чтобы им орудовать, но тут уж не до жиру….

Я мотался по арене, как муха между рамами, безрезультатно пытаясь сократить количество своих противников ровно вдвое. Но, увы… Меня хватало только на оборону. Я не настолько превосходил гладиаторов в мастерстве, чтобы с легкостью разделаться сразу с обоими.

Бой затягивался. Зрители неистовствовали. А я под шумок уже начал привыкать к своему неудобному на первый взгляд оружию. Казалось, что клинок сам выбирает оптимальные траектории и углы атаки, постепенно превращаясь в послушное продолжение моей руки. То есть совсем наоборот – это я становился его бесплатным приложением. Это его резкое движение парирует удар двуручного меча; это его сверкающий росчерк заставляет янычара попятиться; это его сталь кричит от боли принимая на себя удар ятагана, не позволяя изогнутому клинку войти мне под ребра, это… Боюсь только, что скоро это закончиться. Ведь я не мальчик уже – сорок стукнуло. Ё…………, как меня стукнуло! Видимо рыцарю надоели наши па-де-де и пока я отбивался от янычара, он пошел ва-банк. Да так быстро, что я едва успел закрыться, но потерял равновесие и закувыркался по песку неприкаянным перекати-полем. И даже козе стало ясно, что подняться мне уже не дадут.

Шрам на горле тут же зачесался, на долю мига погружая меня в не слишком приятные воспоминания, но решение уже пришло. Действительно, зачем изобретать велосипед, когда можно использовать старые наработки? Ведь копеш тоже пригоден для метания. Совсем как Нож Витьки Курицына, пресекший земной путь основательно доставшего меня маньяка – Вещего Могильщика. Так что мне оставалось только изо всех оставшихся сил метнуть серповидный клинок в заходящего справа янычара, надеясь, что перехватить его в воздухе тот уже не сумеет. Убедившись, что попал, и попал удачно, я резко развернулся навстречу рушащемуся на меня сверху двуручному мечу. И понял, что увернуться уже не успею. Па-ба-ба-бам…

Если бы я в этот момент думал головой (что, в общем-то, у меня неплохо получается), то через несколько секунд превратился в подобие профессионально разделанной туши. Но, слава богу, руки принимали решение самостоятельно. Мне оставалось лишь подчиниться и, и провести прием, которому совсем недавно обучил меня Сашка Макаров. Изменивший курс меч смачно врубился в песок возле моей левой ноги. Правда, по пути он полностью срезал мне кожу от запястья до локтя, но кого заботят такие мелочи?

Дальше пришлось делать все очень быстро. И тут Макаровская наука пришлась как нельзя кстати. Не обращая внимания на шлейф алых брызг, тянувшихся за мной, я ухватил рыцаря за руку и совершенно невообразимым образом кинул через себя, попутно выворачивая ему кисть. Что из-за его доспехов было делом повышенной сложности. Повалив гладиатора на песок, я приступил к решению главного вопроса в истории российской интеллигенции: что делать? Что делать дальше, если рыцарский меч оказался вне пределов досягаемости, а голыми руками я с этой шпротиной в консервной банке расправиться не в состоянии. Но кто-то (не будем тыкать пальцами в Ашрафа Салеха, скрестившего руки на груди за бронированным стеклом ложи для VIP-персон) решил совсем иначе, и динамики донесли до меня четкий приказ: «Немедленно отпусти его и отойди в сторону, иначе откроем огонь на поражение!»

Отойти?! Хренушки!!! Если отойду, меня уж точно превратят в крупноячеистое решето. И потому я только сильнее вжался в рыцарские латы, одновременно пытаясь на всякий случай оглядеться. А так как смотреть было особенно не на что (кроме двух трупов и песка на арене по-прежнему ничего интересного не наблюдалось), то я стал усиленно прислушиваться и вскоре понял, что зал непрестанно скандирует по-английски: «Жизнь! Жизнь! Жизнь!».

Я поднял глаза и взглянул в удивленно замершие зрачки фото-, теле– видеокамер и направленных на меня автоматных стволов. Я смотрел на людей, в едином порыве выбрасывающих кулаки с устремленным вверх большим пальцем, на Ашрафа Салеха, губы которого презрительно кривились… И вдруг понял, что толпа требовала жизни не для поверженного рыцаря. Она требовала ее для меня. И как бы миллионер не желал порадовать племянника смертью его обидчика, но против им самим же выработанных правил Ашраф не пойдет. Не в его силах было изменить веками освященный обычай помилования снискавшего симпатии толпы гладиатора. Меня то есть. Нет, он не стал подтверждать оправдательный приговор поднятием большого пальца, он только что-то приказал охранникам, и через минуту на арене от них стало не продохнуть.

Я поднялся и под усиленным конвоем покинул арену, заливая ее кровью из располосованной руки, вслушиваясь в бессвязные крики Андрея:

– Так держать, джедай! Мы еще им покажем козью морду! Ишь, чего удумали, живых людей львам скармливать! Не боись, Игорек, теперь тебя просто так не убьют, по себе знаю. Ты, главное, не гоношись, слышишь! Соглашайся! Как твой гуру приказываю: соглашайся! Понял? А там видно будет…

Я хотел спросить: на что соглашаться, но меня уже завели в другой выход, а через мгновенье за спиной с тихим стуком опустилась бетонная стена. И с громким лязгом решетка. Не успел я двух шагов пройти, как, внося некое разнообразие в черные пиджаки своим белым халатом, между широченными плечами секьюрти проскользнул смуглый худощавый медбрат (а может фельдшер). И сразу же принялся наворачивать на меня бинты, как на вилку спагетти. Что собственно было очень даже кстати, – иначе я им тут все ковры привел бы в негодность. Да, именно ковры. В отличие от тоннеля, по которому нас сюда привели, этот устилали многоцветные дорожки. Не трудно было догадаться, чьи ясны очи меня желают лицезреть. Очередная пара поворотов и мы приблизились к еще одной поднимающейся стене. Старший из охранников подставил глаз под сканирующее устройство, вмонтированное справа, и через секунду мы были пропущены в… Больше всего это походило на продвинутую европейскую гостиную начала семидесятых годов. Облегченные диваны, треугольные столы, металл, стекло, и национальное африканское искусство в виде масок и эстампов на стенах. И посреди всего этого выпускник МГУ, владелец гладиаторского цирка – гостеприимный господин Салех. Он спокойно восседал на софе, застеленной леопардовой шкурой (кажется настоящей) курил и стряхивал пепел в раскрытую львиную пасть глиняной пепельницы.

– Не желаете ли представиться, – как ни в чем не бывало начал наш радушный хозяин, почему-то в этот раз по-английски. А-а-а, вот почему. Недалеко от двоюродного дяди в кресле цвета подгнившего апельсина ерзал Карим, баюкая зажатую шинами руку. В английском языке нет разницы между «ты» и «вы», но то, как прозвучало вражеское «ю», заставило меня предположить, что миллионер в этот раз обращается ко мне именно на «вы».

– Вы ведь понимаете, что узнать ваше имя для меня – дело нескольких часов? – вежливо улыбаясь, продолжил Ашраф. – Итак…

– Семенов Игорь Владимирович. 19** года рождения, русский, образование высшее, беспартийный, не был, не состоял и не буду.

Все это мне пришлось выдать по-русски, так как до иронии в английском формате я еще не дорос.

– Очень приятно, Игорь Владимирович. Присаживайтесь, – Ашраф широким жестом указал на ближайшее к нему кресло и, дождавшись момента, когда я блаженно откинулся на причудливой формы спинку, продолжил церемонию знакомства, – Меня, как вы наверняка уже догадались, зовут Ашраф Салех. А человек, которому вы опрометчиво сломали руку – мой племянник Карим, являющийся по совместительству начальником охраны. И так как в его обязанности входит забота о моей безопасности и безопасности моих гостей, то буквально перед вашим приходом, он советовал мне непременно избавиться от вас. Но, как я уже говорил, бизнес для меня – прежде всего. А после фурора, который вы произвели сегодня, избавиться от вас было бы непростительным расточительством. Думаю, вы можете принести мне немалый доход, если согласитесь принять участие в устраиваемых мною гладиаторских боях. В случае согласия, с завтрашнего дня вас внесут в списки участников чемпионата. Только условия вашего участия, естественно, будут несколько отличаться от обычных.

– Это чем же? – с вежливой улыбкой, выглядевшей, правда, совсем иначе, поинтересовался я, мысленно поаплодировав экстрасенсу Андрюше за его прозорливость.

– Видите ли, у нас изначально введены три вида поединков, – так же вежливо начал просвещать меня господин миллионер, вертя в пальцах очередную сигарету, – Первый – так называемый «легкий», – когда гладиаторы сражаются до первой серьезной травмы. Конечно, и здесь никто не гарантирован от смертельного исхода, но все же проигравшего специально не добивают. Второй вид – «поединок милосердия», то есть жить или умереть побежденному, решают зрители. И третий – бой до смерти – это значит, что побежденный будет убит в любом случае. А если победивший гладиатор отказывается его добить, то разделяет судьбу проигравшего. Сами гладиаторы, выходя на арену, не знают, какой именно бой им предстоит. Все решает обыкновенный случай. Эдакая русская рулетка. Рефери на глазах публики крутит закрытый барабан и вынимает из него шары. Если выпадет синий шар, значит бой будет «легким», если красный – «бой милосердия», черный – смертельная схватка.

– А так как я нахожусь на особом положении, то… – начал я осененный догадкой.

– … любой бой с вашим участием изначально будет объявлен боем «до смерти», – улыбнулся Ашраф Салех, отдав должное моей догадливости, – Но, зато, если вам посчастливиться выиграть чемпионат… Вы получите не обычную премию в сумме пятисот тысяч долларов, но неизмеримо большую награду – жизнь.

Очень милое предложение! Мало того, что мне придется на потеху развращенной публике скакать по арене а-ля Жан Марэ, так еще и голову под меч подставлять. И не только свою. Мне вдруг отчетливо представилось, как я должен буду добить человека, беспомощно лежащего у моих ног на темном пропитавшимся кровавым коктейлем песке. Нет, в процессе, так сказать, – то с нашим удовольствием, ничего против не имею. Тем боле, что и противник мой не будет сидеть, сложа руки. Но добивать…

– Я могу отказаться? – неожиданно вырвалось у меня.

– Конечно! – просиял донельзя обрадованный Карим и, зажав зубами сигарету, потянулся здоровой рукой к кобуре подмышкой. – Хоть сейчас!

– Остынь, – приказал ему Ашраф сквозь зубы, – Не вздумай испортить мне ковер. Если он откажется, получишь его в свое полное распоряжение. Господин Семенов, давайте не будем тянуть время. Никаких «я подумаю» и «дам ответ завтра». Кажется, я достаточно подробно вам все объяснил. Итак, ваш ответ.

– Я согласен.

– Не ждал от вас другого, – одобрительно усмехнулся египтянин, – Забавно будет, если вы выиграете чемпионат. Но вполне возможно. Мне приходилось по долгу устроителя наблюдать за множеством боев, и, можете поверить, у вас совсем неплохие шансы дойти до финала. Я не спрашиваю, где вы научились так фехтовать, меня, как человека выгоды, это не волнует. А волнует эта самая выгода. И потому во всех боях с вашим участием мои доверенные лица будут ставить на вас солидные суммы.

– Если вы так в меня верите, то, может быть, и за меня на меня поставите? – невинно улыбаясь, предложил я, – Тысяч десять долларов, или фунтов египетских. Мне ведь деньги на обратную дорогу понадобятся. Я отдам. Честное слово.

Хохот господина Салеха был слышен наверное даже в Асуане. Не слушая Карима, вскипевшего арабским красноречием, он поднялся, давая понять, что аудиенция закончена и, отсмеявшись, ответил:

– Что ж, предложение принимается. Правда сумма вашей ставки будет значительно скромнее, я не люблю ненужного риска. Сейчас вы пройдете в отведенное для вас помещение. Бытовые условия такие же, как и у остальных гладиаторов. И ежедневно два часа занятий в тренировочном зале. Разумеется, с деревянным оружием. Медицинская помощь вам также будет оказываться. Ваш первый бой – завтра. Прощайте, господин Семенов.

– Прощайте?

– На всякий случай. В связи с возникшими сегодня обстоятельствами я должен уехать из Египта. Во время моего отсутствия вами будет заниматься Карим, – кивнул Ашраф на племянника, и, перейдя на русский, добавил, – Мой вам совет: не перечьте ему. Иначе он просто пристрелит вас, якобы при попытке к бегству. А теперь идите, и не делайте глупостей.

Я не стал делать глупостей и покорно пошел за Каримом в сопровождении троих секьюрити. И каждый раз, ловя на себе взгляд их шефа, казавшегося обманчиво спокойным, думал, что шансов остаться в живых при таком надзирателе у меня меньше, чем честно нажитых миллионов у наших олигархов.

Комната, в которой меня разместили, оказалось небольшой, но вполне приличной. Кондиционер, телевизор, пара стульев, туалет, душ… В общем, обыкновенный набор отеля средней руки за исключением трех вещей: голой стены вместо окна, нескольких тренажеров и… кровати. Эта кровать не понравилась мне сразу. Вместо обычной тахты, дивана или, на худой конец, циновки на полу я увидел в дальнем углу комнаты довольно высокую металлическую конструкцию с какими-то рычагами и прочими деталями неясного назначения. Больше всего она напоминала больничную каталку, лишившуюся колес. Б-р-р-р, не выношу эту медицинскую атрибутику.

Карим, стоящий в дверях, внимательно наблюдал за моей реакцией, но, не дождавшись таковой, сквозь зубы произнес:

– Завтра утром тобой займутся медики, вечером – стилисты. А я подумаю, какой имидж для выступлений тебе подойдет больше всего. Так что отдыхай. Пока…

Сказано это было так, что у меня не осталось сомнений в том, какое удовольствие ему доставят эти размышления. И, судя по обширным полномочиям, он вполне способен устроить мне веселую жизнь.

Едва за шефом безопасности опустилась литая пластиковая дверь, как гонявший по комнате бодрящий воздух кондиционер испустил прощальный вздох, доказав своей кончиной обоснованность моих предположений. Н-да, боюсь, что о комфорте придется накрепко забыть. И, осененной внезапной догадкой, я бросился в ванную, чтобы, открутив до отказа кран холодной воды, убедиться в полном ее отсутствии. Зато кипяток из другого крана исправно обварил мои пальцы, не успевшие вовремя отдернуться из-под мощной струи. Придется набрать в ванну воды, может к утру остынет. К утру… Да, сейчас уже почти четыре! Спать. Мне обязательно нужно выспаться. Несмотря на пробегающий под бинтами огонь, на боль в изрядно помятом теле, на похоронное настроение пополам с самобичеванием мне просто необходимо заставить себя заснуть. Придя к такому похвальному решению, я взгромоздился на кровать, машинально отметив, что приподнятый край изголовья, заставил меня лечь ногами к двери. Как покойника. Тьфу-тьфу-тьфу. Пока я мысленно плевался, глаза мои сами собой закрылись, и долгожданный сон свернулся вокруг одеялом ярких видений. Там, во сне я был свободен, весел и даже не подозревал о существовании Ашрафа Салеха и его мстительного племянника. Там мне было спокойно и радостно. И ничуть не страшно.

Утром вместо согревающих душу и тело лучей египетского бога-солнца Амона-Ра меня разбудил давешний медбрат, явившийся в сопровождении трех охранников с автоматами наперевес. Очевидно, чтобы раз и навсегда побороть во мне искушение без спросу покинуть эти гостеприимные стены. Потом медбрата сменил официант, прикативший на сервировочном столике завтрак для новоиспеченного гладиатора. И как-то сразу выяснилось, что принимать пищу под прицелами трех автоматов и шести бдительных глаз, это значит абсолютно не распознать ее вкуса. Я даже не мог потом вспомнить, чем именно меня потчевали.

Когда опустившаяся дверь вновь предоставила меня самому себе, я немного попробовал свои силы в бодибилдинге, и вскоре убедился, что очень даже зря предавался в последнее время постыдной лени. Мало Макаров меня гонял, ох, мало! Даже подтянуться на одной руке мне удалось всего раза четыре или пять. Никуда не годится! Потратив около часа на различного вида издевательства над собственным телом, я благополучно залез в остывшую ванну, привел себя в божеский вид и, повалившись на кровать, отдал должное лучшему на свете лекарю – сну.

Разбудила меня все та же тройка секьюрити, которой казалось, доставляет несказанное удовольствие портить мне аппетит. Обед, принесенный официантом, также не оставил в моей памяти сколько-нибудь отчетливых воспоминаний о меню. А скопившаяся в комнате удушающая жара была не слишком приятной приправой к пище. Я откровенно наслаждался прохладным ветерком, врывавшимся в комнату всякий раз, когда дверь пропускала ко мне очередных посетителей. А следующая группа таковых появилась уже ближе к вечеру.

Карим стремительным шагом измерял периметр комнаты, пока довольно молодая симпатичная женщина в традиционной для арабских стран одежде полностью скрывающей фигуру, разглядывала меня, как ваятель глыбу необтесанного мрамора. Общение с обещанным стилистом выходило несколько однобоким, и какое пугало из меня собираются вылепить, оставалось тайной за семью печатями. Стилистка что-то говорила Кариму, он резко отвечал ей, очевидно излагая линию партии, а я естественно не понимал ни слова, и как баран покорно ждал своей участи. Нет, у меня, конечно, кипело во многих местах, а кулаки так и разрывались от зуда, но разум все же брал верх над уязвленной гордостью. Если я хочу остаться в живых и, главное, вытащить из этой передряги Андрея с Ритой, придется наступить на горло очень многим чувствам, как присущим мне от рождения, так и вколоченным в меня отцом, незабвенной пионерской организацией и армейским политруком товарищем Каценко.

Наконец осмотр моей персоны закончился и в комнату, в которую для удобства работы имиджмейкеров временно начал подаваться холодный воздух, вошли двое молодых людей в элегантных костюмах с какими-то чемоданчиками. И то, что они из них извлекли, мне очень не понравилось. Особенно ножницы и бритвенный станок.

– Что ж, господин Семенов, – сказал мой личный тюремщик, явно стараясь подражать своему дяде высокомерной интонацией и бесстрастным выражением лица. – Приступим к вашему преображению. Образ, на котором я остановился, может быть, несколько шокирует вас, но, поверьте, у меня был совсем небольшой выбор. Вчера вы убили двоих участников чемпионата, и думаю, будет справедливо, если теперь вам придется заменить одного из них на арене. А так как янычар из вас получится никудышный – не та стать, следовательно, вы будете изображать моего соотечественника – египтянина. Поверьте, это большая честь. Кроме того, копеш – очень своеобразное оружие и не каждый гладиатор сможет с ним управиться. Мне было очень любопытно наблюдать за вами, когда вы пытались его освоить. Надо отдать вам должное, проделали вы это на редкость быстро. Поэтому у меня не возникло даже малейшего сомнения, кем вам надлежит теперь стать. Так что сидите, и не дергайтесь.

Последнее предупреждение прозвучало весьма кстати, потому что я уже собирался оттолкнуть руку молодого человека, приближавшуюся к моему «хвосту», с намертво зажатыми ножницами. А для того, чтобы я не дергался, Карим демонстративно направил пистолет в мое солнечное сплетение. Зубы у меня заскрипели в попытке удержать готовое вырваться оскорбление. Я замер, нацепив на лицо маску ледяного равнодушия, и утешая себя тем, что, снявши голову, по волосам не плачут. Но когда дело дошло до бритвенного станка, пар от кипящих в груди эмоций, прорвался закономерным вопросом:

– А это еще для чего?

– Для соответствия традициям, – раздвинул губы в ядовитой усмешке шеф секьюрити, присаживаясь на край кровати. – Все древние египтяне, принадлежавшие к знатному роду, брили голову и носили парики. Но парик вам не подойдет, а в схватке только помешает. Хотя парики солдат фараона частично выполняли функцию шлемов, но сейчас это лишнее. К тому же, не хочу вводить вас в заблуждение, чем меньше шансов на победу вам представится, тем больше это устроит меня. Поэтому никаких доспехов. Только меч.

Я прислушивался к аккуратным движениям станка, и думал, что в такую унизительную ситуацию мне еще попадать не доводилось. В безвыходные – да запросто, а вот чтобы так… Словно в купе с волосяным покровом меня лишали заодно и достоинства, хорошо хоть не мужского. Но, кто знает, какие еще древние традиции припомнит явно повеселевший Карим…

– Прекрасно, – он скривил губы, обозревая мою ставшую непривычно легкой голову, – теперь осталось только нарядить вас в традиционную юбку и сандалии. Раздевайтесь.

Я грязно выругался, скинул футболку и швырнул ее в Карима, страстно желая стереть гадливую улыбочку с его лица. Но, разумеется, ничего не добился. Перехваченная в воздухе футболка, перекочевала ему под ноги и двоюродный племянник, внимательно следя за моей реакцией, начал старательно вытирать ею подошвы своих щегольских ботинок. Однако, через секунду его взгляд окрасился в цвета удивления, а выданное вполголоса английское ругательство, подсказало, что руны на моей груди не остались незамеченными.