Текст книги "Логика неудачи. Книга о стратегическом мышлении в сложных ситуациях"

Автор книги: Дитрих Дернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Похоже, с типами поведения наших испытуемых связано что-то вроде способности переносить неопределенность. Если человек просто отказывается от решения сложных задач или мнимо решает их путем делегирования другим людям; если он со слишком большой готовностью позволяет новой информации отвлечь себя от уже существующих проблем; если он решает те проблемы, которые может решить, не занимаясь теми, которые он решить должен; если он избегает размышлений о собственном поведении и не хочет смотреть в лицо своим недостаткам – тогда, вполне возможно, стоит искать общий знаменатель для всех этих форм поведения и мышления в склонности не замечать собственную беспомощность и бессилие в сложной ситуации, прячась за решительностью и уверенностью.

Позже мы еще займемся этой темой.

Чернобыль в Таналанде

До сих пор мы наблюдали за играми. Мы анализировали, как люди ориентируются в компьютерных мирах, которые были им отчасти знакомы, отчасти неизвестны. Теперь, разумеется, возникает вопрос, как обстоит дело с переносом результатов этих игр в реальную жизнь. Какое отношение имеет поведение испытуемых, которым пришлось взять на себя роль бургомистров Лоххаузена или обладающих неограниченными полномочиями экспертов в сфере помощи развивающимся странам в Таналанде, к их поведению в реальности? Вероятнее всего, наши испытуемые никогда не станут бургомистрами и (к счастью!), никогда не продвинутся до поста правящего диктатора какой-нибудь страны третьего мира. Являются ли типы поведения, которые они продемонстрировали в этих экзотических для них сценариях, реализацией их общих склонностей, которые были бы обнаружены, если бы этих людей поместили в ситуацию, характеризующуюся такими чертами, как неопределенность, комплексность и непрозрачность? Или эти особенности поведения специфичны лишь для определенных ситуаций и характерны только для экзотических обстоятельств, в которые мы принудительно поместили наших испытуемых?

В этой части главы мы снова опишем всего лишь пример. Однако преимущество этого примера заключается в том, что этот случай был разыгран в «настоящей» реальности, а не в компьютерной программе.

26 апреля 1986 года на украинской атомной станции в Чернобыле взорвался четвертый реактор, разрушив бетонное перекрытие весом в тысячу тонн, что привело к заражению большой части окружающей территории и всей Европы радиационными частицами и обострило споры вокруг атомной электроэнергии, вокруг восточных и западных технологий постройки реакторов и вокруг вопроса, может ли подобное повториться в других местах.

Мы не будем детально останавливаться на этих и других аспектах, какими бы важными они ни были. Чернобыль интересует нас по иным причинам. Если рассматривать непосредственные причины несчастья, произошедшего в Чернобыле, оно на 100 % объясняется психологическими факторами. Решающее значение имела не технология, более или менее совершенная, а то, что можно назвать «сбоем» в человеческом поведении.

Что же произошло в Чернобыле? Я не хотел бы в деталях пересказывать здесь хронологию событий; я подробно опишу лишь суть произошедшего, чтобы показать некоторые психологические факторы, имевшие значение в этой катастрофе. Я буду ссылаться на доклад Джеймса Т. Ризона из Университета Манчестера (1987 г.)^[15].

Рис. 14. Схематическое изображение чернобыльского реактора

На рисунке 14 мы видим в центре сам реактор. Внутри этого реактора и сквозь него проходят 1600 труб, через которые закачивается почти кипящая вода, которая проходит через реактор в виде смеси воды и пара. Пар отделяется от воды и затем разгоняет подключенные к реактору турбины. Вода и пар снова проводятся через закрытый контур реактора. Помимо первичного контура существует еще система аварийного охлаждения, изображенная на рисунке слева.

Незадолго до момента аварии на реакторе должно было проходить ежегодное техническое обслуживание. Перед обслуживанием предполагалось провести эксперимент, который должен был помочь улучшить систему сигнализации. Я не буду останавливаться на деталях эксперимента. Вся серия этих экспериментов должна была завершиться к майским праздникам, поэтому 25 апреля 1986 года в 13.00 реактор начали переводить на пониженную нагрузку, чтобы довести его производительность до 25 %. Испытания должны были проводиться при этих условиях. Час спустя, в 14.00, в реакторе отключили систему аварийного охлаждения. Это было частью плана тестирования и предположительно должно было пройти таким образом, чтобы аварийная система охлаждения во время фазы испытаний случайно не включилась.

В 14 часов находящееся в Киеве управление завода приказало не отключать реактор от сети, так как могло возникнуть непредвиденное повышение потребности в электроэнергии. Только в 23.10 того же дня реактор наконец отключили от сети, и после этого началось снижение его мощности до 25 %, чтобы выполнить запланированную программу тестов.

Через полчаса после полуночи вместо желаемой мощности в 25 % была достигнута мощность в 1 %. Оператор выключил автоматическое управление и попытался достичь отметки в 25 % на ручном управлении. Очевидно, при этом он слишком сильно передвинул ручку управления. Он в недостаточной мере принял в расчет самоторможение реактора, и таким образом получилось, что реактор в конце концов показал мощность 1 % вместо запланированных 25 %.

Подобная склонность к чрезмерному отклонению рычагов управления характерна для человеческих сообществ с динамическими системами. Мы исходим не из развития системы, то есть из временных различий между следующими друг за другом моментами, а из определяемого состояния в соответствующий момент времени. Человек регулирует состояние, а не процесс и таким образом приходит к тому, что поведение самой системы и вмешательство через управление наслаиваются друг на друга, и управление чрезмерно отклоняется от нормы. В главе «Ход процесса во времени» мы еще столкнемся с подобными примерами управленческого поведения.

Состояние низкой мощности опасно для реакторов чернобыльского типа. Такие реакторы при низком диапазоне мощности работают неравномерно; подобно некоторым дизельным двигателям на холостом ходу, работа реактора становится нестабильной. Неполадки проявляются при расщеплении ядра: при известных условиях наступает опасный локальный максимум, который может привести к внезапному «уходу на второй круг» процесса расщепления ядра. Эксплуатационникам было отлично известно об этих опасностях при обращении с реактором. Именно по этой причине им строго запрещалось опускать мощность реактора ниже 20 %.

Затем реактор изо всех сил пытались вывести из опасной зоны нестабильности, и через полчаса его удалось стабилизировать до 7 % мощности. Эксперимент решили продолжить. Пожалуй, в этом и была серьезная ошибка – именно в этот момент следовало остановить весь процесс. Решение продолжать тестирование при 7 % мощности означало, что все последующие действия будут происходить в зоне максимальной нестабильности реактора. Операторы явно неверно оценили эти условия. Почему? Вряд ли потому, что им никогда не сообщали об опасности нестабильности. Скорее следует предположить, что операторы решили продолжать тестирование по двум другим причинам. Первой причиной был временной прессинг, под которым они находились (или чувствовали, что находятся). Они хотели как можно скорее закончить это по сути обременительное для них выполнение программы тестирования, предназначенного для московских инженеров-электриков. Второй причиной, вероятно, было то, что, хотя операторы в теории и знали об опасностях нестабильности реактора, они не приняли во внимание фактическую опасность происходящего за доли секунды экспоненциального выхода реактора на второй круг, поскольку не могли представить себе наглядную картину этой опасности. Теоретические знания вовсе не обязательно означают умение действовать в реальной ситуации.

Еще одну причину нарушения предписанных мер безопасности – первопричину недостаточного внимания к опасности быстро происходящего повторного расщепления в реакторе, – возможно, следует искать в том, что обслуживающий персонал уже многократно практиковал подобные нарушения требований безопасности. Однако в учебно-теоретическом смысле нарушение техники безопасности обычно чем-то подкреплено, то есть оно того стоит, человек из него что-то извлекает. Когда человек нарушает правила безопасности, это обычно облегчает жизнь. Непосредственные последствия такого нарушения – это лишь устранение препятствий, созданных предписаниями безопасности, и бо́льшая свобода действий. Обычно правила техники безопасности интерпретируют таким образом: при их нарушении человек не взлетает немедленно в воздух, не получает ран и повреждений и не страдает еще каким-либо образом, а жизнь его при этом становится проще. Но это может оказаться настоящей ловушкой. Положительные последствия нарушения правил безопасности приводят к тому, что возрастает склонность полностью их игнорировать. Однако при этом возрастает и вероятность того, что в реальности что-нибудь действительно случится. А когда и в самом деле что-то случается, уже не бывает возможности сделать выводы о том, как следует вести себя в будущем.

Правилами техники безопасности пренебрегают вовсе не одни только операторы атомных станций в Чернобыле, Гаррисбурге^[16], Библисе^[17] или где-то еще. Если побеседовать со специалистами по психологии труда в химической промышленности или с людьми, изучающими причины промышленного травматизма, то вы услышите от них, что подобное уклонение от предписаний безопасности – обычное дело. Учитывая описанные выше аспекты, в этом нет ничего удивительного.

Вернемся к Чернобылю. Следующим шагом было включение всех восьми насосов первичного контура. Это было сделано в 1.03, то есть вскоре после стабилизации реактора на уровне 7 %. И это тоже было запрещено. Разрешалась одновременная эксплуатация лишь шести насосов. Причиной включения всех восьми насосов было, вероятно, то, что тем самым люди хотели обеспечить стабильность реактора – ведь таким образом достигалось дополнительное охлаждение. Однако при этом никто не предусмотрел, что дополнительное охлаждение приведет к удалению из реактора большей части графитовых стержней, служащих для регулировки скорости расщепления ядра. Система отреагировала на возросшую нагрузку, самостоятельно удалив часть своих «тормозов». Этого побочного эффекта операторы явно не предусмотрели. Они добились главного результата, и их головы были до такой степени заняты этой задачей, что они больше не задумывались о побочных эффектах и далеко идущих последствиях своего поведения. На рисунке 15 схематически показано переплетение главных и побочных последствий.

Рис. 15. Главные и побочные последствия изменения пропускной способности воды в реакторе

Как показывает схема, следствием включения всех восьми насосов стало снижение давления пара. Это совершенно естественно: когда воду закачивают в систему отопления с более высокой скоростью, вода нагревается не так быстро, что приводит к относительно более низкому выходу пара. Относительно низкий в сравнении с количеством закачиваемой воды выход пара может быть и абсолютно низким, и в этом случае вышло именно так. Поскольку паровые турбины были нужны для предстоящего эксперимента, были приняты встречные меры: проток воды увеличили в три раза. Это привело вовсе не к желаемому результату; вместо этого давление пара еще больше снизилось, то есть эффект оказался прямо противоположным. Само по себе это не было бы опасно. Опасным было то, что еще больше графитовых стержней автоматически поднялись из реактора. Почти излишне говорить о том, что помимо этого было отключено и устройство, которое при падении давления пара вызывало автоматическое отключение реактора.

В 1.22 начальник смены потребовал отчет о количестве стержней в реакторе. В результате выяснилось, что в реакторе находится лишь 6–8 стержней. Это гораздо ниже количества, требуемого для нормального уровня безопасности. Работа реактора менее чем с двенадцатью стержнями категорически запрещалась.

Если вы предполагаете, что требование отчета о количестве стержней вызвало некое чувство опасности, в которой находились люди, то вы ошибаетесь. До взрыва оставалось меньше двух минут, но руководитель смены решил продолжить эксперимент. Это означало, что реактор будет использоваться практически без тормозов.

В 1.23 закрыли одну из пароотводящих труб, ведущую к одной из турбин, – это было необходимо согласно программе тестирования. Следствием этого стало, однако, то, что включилась система безопасности с обратной связью. Минутой позже – по-видимому, что-то заметив – операторы попытались совершить нечто вроде аварийного торможения. Была предпринята попытка вернуть графитовые стержни обратно в реактор, однако это было невозможно, так как трубы, в которые должны были проскользнуть стержни, уже деформировались из-за слишком большого повышения внутренней температуры. В этот момент произошло два взрыва. Остальное в этой истории всем известно.

Что из области психологии мы здесь обнаруживаем? Мы видим склонность проводить слишком много мероприятий под давлением времени. Мы видим неспособность мыслить нелинейно, то есть не причинно-следственными цепочками, а причинно-следственными сетями; неспособность принимать в расчет немедленные и отдаленные последствия собственного поведения. Мы видим недооценку экспоненциальных процессов – неспособность увидеть, что экспоненциально происходящий процесс, раз начавшись, развивается с высоким ускорением. Все это – когнитивные ошибки, погрешности в способности к осознанию.

Рис. 16. Скрытые причины Чернобыльской аварии

Эти изначальные ошибки имеют свои собственные скрытые причины, представленные на рисунке 16. В отношении сотрудников, работавших на украинском реакторе, речь шла о сплоченной команде из весьма авторитетных профессионалов, которая даже получила премию за то, какую масштабную роль их реактор играл в электросети. Возможно, именно высокая степень самоуверенности этой команды была отчасти ответственна за аварию: реактором управляли не «аналитически», а до некоторой степени «интуитивно». Люди считали, будто они знают, что именно должны принимать в расчет, и, возможно, считали себя выше «смехотворных» предписаний безопасности, созданных для «детишек», которые только начали работать с реактором, а не для команды опытных профессионалов.

Склонность группы специалистов утверждать, что они все делают хорошо и правильно, скрыто подавлять критику внутри группы через гнет единообразия, описал в 1972 году Ирвинг Дженис^[18], говоря об опасности группового мышления у команд политиков, принимающих важные решения^[19], – например, у команды советников Кеннеди перед катастрофически окончившейся операцией в бухте Кочинос^[20] (см. также главу 8 этой книги).

Свой вклад в чернобыльскую аварию внесло и то, что все эти нарушения предписаний безопасности «в виде исключения» допускались вовсе не в первый раз – они повторялись и прежде, только без последствий. Это превратилось в «метод», в привычку; это делали потому, что всегда поступали именно так.

В связи с чернобыльской катастрофой и другими (произошедшими или едва не произошедшими) несчастьями речь часто заходит о сбое в работе людей, то есть человеческом факторе. У понятия «сбой», конечно, есть огромное количество разных значений. И конечно, у персонала четвертого реактора в Чернобыле этот «сбой» оказался настолько сильным, что реактор взорвался.

Однако если говорить о сбое в том смысле, что кто-то не добился нужного результата, то применительно к отдельным элементам поведения, в результате которых в конечном итоге произошла чернобыльская авария, мы имеем дело не со сбоем. Никто не заснул, когда должен был бодрствовать. Никто не проглядел сигнал, который должен был увидеть. Никто по ошибке не привел в действие неправильный выключатель. Все произошедшее операторы делали осознанно и явно с убеждением, что они все делают правильно. Как нечто само собой разумеющееся они отключили предохранительные устройства, хотя это было запрещено. При этом они ничего не проглядели и ничего не сделали по ошибке – напротив, по их мнению, меры по обеспечению безопасности были слишком ограничивающими для их слаженной и опытной команды. Подобные убеждения можно встретить не только при обращении с атомным реактором. Такую лестную веру в себя можно обнаружить абсолютно на любом промышленном предприятии и у любого автомобилиста, не пристегивающего ремень безопасности.

В поведении операторов реактора мы видим многое из того, что уже наблюдали у испытуемых в экспериментах с Таналандом и Лоххаузеном: трудности в отношениях со временем, трудности в оценке экспоненциально развивающихся процессов, трудности с пониманием ближайших и отдаленных последствий и склонность к изолированному мышлению по схеме «причина – результат». На фоне результатов экспериментов с Таналандом и Лоххаузеном поведение операторов в Чернобыле кажется совершенно понятным. Эти выдающиеся эксперты АЭС были бы совершенно обычными испытуемыми в Таналанде или Лоххаузене.

3. Требования

До сих пор мы описывали случаи – примеры того, как вели себя те или иные люди в тех или иных реальных или не совсем реальных ситуациях. В следующих главах мы дадим более систематизированную информацию. Мы проанализируем, какие требования предъявляют комплексные ситуации к умственным способностям людей и к их умениям строить планы и принимать решения. Мы проанализируем, как человек должен вести себя в отношении этих требований и какие возможности для ошибочного поведения неизбежно возникают из специфических видов этих требований.

В начале этой главы мы займемся общими особенностями сложных для принятия решения ситуаций, чтобы получить некоторое представление о том, к каким требованиям должен быть готов человек, чтобы прийти к разумным решениям.

Особенности комплексных ситуаций

Лоххаузен, Таналанд, Чернобыль – во всех этих местах речь шла о преодолении проблем в сложных, непрозрачных, динамических ситуациях с разветвленной структурой. Системы в каждом из этих случаев состояли из многочисленных переменных, которые были связаны в единую сеть и в большей или меньшей степени влияли друг на друга – это и составляло их сложность. Эти системы непрозрачны, по крайней мере отчасти: человек не видит всего того, что хочет увидеть. И наконец, эти системы самостоятельно развиваются – они обнаруживают собственную динамику.

К тому же акторы (то есть испытуемые) не обладали полными знаниями обо всех свойствах системы или даже имели о них неверное представление. Комплексность, непрозрачность, динамика, взаимосвязь компонентов системы и неполные либо неверные знания о ней – вот каковы общие особенности ситуаций, требующих действия, при работе с каждой из этих систем; именно с ними человеку и приходится справляться. Из этих общих особенностей вытекают различные специфические требования, предъявляемые к действующим лицам. В этой главе мы попытаемся сделать обзор этих специфических требований; однако сначала мы более детально остановимся на только что упомянутых общих особенностях и наглядно продемонстрируем, что именно под ними подразумевается.

Комплексность

Все рассмотренные нами примеры касались реальных эпизодов, которые характеризовались многочисленными особенностями. В ситуациях с Таналандом или Лоххаузеном таких отдельных особенностей были сотни. Количество крупного рогатого скота, урожайность проса, смертность в младенчестве, количество стариков, частота рождения детей… Эти показатели и их связь между собой характеризуют определенную ситуацию в Таналанде, и совокупность этих показателей определенно весьма велика. То же касается и Лоххаузена: количество безработных, квалифицированных работников, пожилых людей, мест для производственного обучения и мест в детских садах, доходность городской фабрики и ее долги, размеры управленческого аппарата и разделение обязанностей внутри него – все это показатели, характеризующие ситуацию в Лоххаузене.

Чернобыль ничем не отличался: количество стержней в реакторе, количество включенных насосов, температура в реакторе, коэффициент используемой мощности, давление пара – все это показатели определенной ситуации.

Оценивая ситуацию в Лоххаузене, Таналанде или Чернобыле, приходится обращать внимание на множество показателей. При этом нужно принимать во внимание не только отдельные особенности и подходить к ним определенным образом, но вдобавок к этому учитывать то, что различные переменные в системе не существуют независимо друг от друга, а оказывают друг на друга взаимное влияние. Существование многочисленных, зависящих друг от друга параметров в небольшом фрагменте реальности мы будем описывать как «комплексность». Эта комплексность тем выше, чем больше имеется параметров в данном фрагменте реальности и чем сильнее эти параметры зависят друг от друга. Степень комплексности проявляется также в тех масштабах, в которых следует принимать во внимание различные аспекты реальности и их взаимосвязь, чтобы осмыслить ситуацию и спланировать свои поступки. Высокий уровень комплексности предъявляет более высокие требования к способности актора собирать и объединять информацию и планировать свое поведение. Комплексность системы составляет не само существование многочисленных ее аспектов: если переменные в ней не связаны между собой и не могут влиять друг на друга, то ситуация не считается комплексной. Только тесная взаимосвязь между переменными системы делает необходимостью одновременно принимать во внимание многие параметры и является причиной того, что в таком фрагменте реальности почти никогда невозможно сделать что-то одно. Естественно, в Таналанде запасы грунтовых вод и урожай проса связаны друг с другом; однако посевные площади под просо также связаны с количеством осадков – чем бо́льшая площадь покрыта растительностью, тем выше уровень осадков. Количество мест для производственного обучения на часовом заводе в Лоххаузене связано с низким уровнем преступности среди молодежи, с общим уровнем жизни в городе и с уровнями притока и оттока населения.

Отдельно взятое вмешательство, которое затрагивает (или должно затронуть) одну часть системы, всегда влияет на многие другие части этой системы. Это и называется «тесным переплетением». Такое переплетение означает, что влияние на одну из переменных не остается изолированным – оно имеет побочные эффекты и долгосрочные последствия. Большое количество изменяющихся параметров является причиной того, что существование этих вероятных эффектов и последствий легко упустить из виду.

Можно счесть, что комплексность – это объективное свойство системы. Можно даже подумать, что это свойство можно измерить – к примеру, как произведение количества параметров и количества взаимосвязей: если система состоит из 10 переменных, между которыми существует 5 связей, то комплексность системы равняется 50; если же между переменными в системе нет связей, то ее комплексность равняется 0. Подобные математические выражения для измерения комплексности системы действительно существуют – их предложил в 1974 году^[21] Х. Тиле^[22]. Однако в реальности сложно найти удовлетворительный метод измерения комплексности, поскольку в него нужно включать не только взаимосвязи переменных, но и их разновидности. Мы не будем углубляться в эту тему, так как в любом случае невозможно исходить из одной только комплексности системы. Комплексность – это не объективная, а субъективная величина. Возьмем, к примеру, повседневные ситуации, в которые попадают автомобилисты. Для начинающего эти ситуации будут весьма сложными: ему придется одновременно обращать внимание на множество параметров, и это превратит езду по оживленному городу в довольно трудную задачу. На опытного же водителя те же самые ситуации не производят такого впечатления. Различие заключается прежде всего в том, что опытный водитель имеет в своем распоряжении множество «метасимволов», и определенная ситуация на дороге не является для него конгломератом огромного количества отдельных параметров, на которые нужно обращать внимание по отдельности; для него эта ситуация представляет собой «образ» – так же как знакомое лицо является не множеством контуров, поверхностей и оттенков цвета, а просто лицом определенного человека. Такие метасимволы появляются в результате опыта – я не стану здесь излагать, каким именно образом это происходит. Метасимволы снижают комплексность, и множество параметров превращаются в один. Комплекс – это система, которая всегда существует применительно к определенному актору с его собственным запасом метасимволов, и запас этот может сильно различаться у разных людей. Следовательно, объективной комплексности не существует.

Динамика

Таналанд, Лоххаузен и Чернобыль – динамические структуры. Это значит, что они не просто ожидают реакции действующего лица, как это происходит в шахматах. Они развиваются независимо от того, оценивает это развитие актор или нет. Фрагменты реальности являются не пассивными, а в определенной степени активными. К примеру, вот что происходит при нехватке времени: человек не может «вечно» ждать, прежде чем наконец решиться на вмешательство. Нехватка времени также означает, что сбор информации и планирование действий нельзя проводить слишком тщательно. При планировании приходится смириться с принятием приблизительных решений; приходится отказываться от сбора всей той информации, которую человек мог бы получить, поскольку ее полнота сталкивается с необходимостью действовать под давлением времени.

Собственная динамика систем, в свою очередь, делает важным понимание тенденций их развития. В динамической структуре нельзя удовольствоваться пониманием того, в чем состоит суть дела. Недостаточно лишь проанализировать имеющиеся в настоящий момент данные; нужно еще попытаться докопаться до того, куда стремится вся совокупность факторов. А это, как мы увидим в главе 6, иногда представляет для людей большие трудности.

Непрозрачность

Еще одна особенность ситуаций, с которыми столкнулись наши испытуемые или операторы реактора в Чернобыле, – это непрозрачность ситуации. Не все, что человек желает увидеть, является видимым. Оператор в Чернобыле не видит, сколько графитовых стержней еще находится в реакторе. Бургомистр Лоххаузена не видит, как обстоит дело с удовлетворенностью жизнью у различных групп населения. Эксперт по помощи развивающимся странам в Таналанде не знает точно, какова на самом деле ситуация с грунтовыми водами. Подытоживая, можно сказать, что многие параметры ситуации не являются непосредственно доступными для того, кто должен планировать действия и принимать решения. Фигурально выражаясь, этот человек находится перед окном с матовыми стеклами. Он вынужден выносить решение относительно системы, чьи актуальные параметры он может видеть лишь частично, неясно, призрачными и искаженными, а порой он и вовсе их не видит.

Даже когда у него будет полное представление о структуре системы, он все равно не будет точно знать, с какой именно системой он имеет дело в данный момент. Непрозрачность – еще один источник неопределенности в ситуациях планирования и принятия решений.

Неосведомленность и ложные гипотезы

Если человек хочет заняться комплексной и динамичной ситуацией, он должен знать не только то, в чем именно состоит задача. Он должен не только знать параметры ситуации на текущий момент времени, но и иметь представление о структуре системы. Текущая ситуация со всеми ее параметрами – это лишь нынешнее состояние системы и ее переменных. Нужно не только знать, что происходит сейчас, но и что произойдет – или может произойти – в будущем; нужно знать, как может измениться ситуация в зависимости от определенного вмешательства. Для этого требуется знание структуры, то есть понимание того, каким образом переменные в системе зависят друг от друга и какое взаимное влияние оказывают. В идеале это знание имеется в виде математических функций: в зависимости от ситуации это будут формулы типа «при росте х растет (снижается) у, а при снижении х снижается (растет) у». («При росте безработицы у затронутых ею домохозяйств снижаются затраты на товары, не входящие в список повседневного потребления».)

Общее количество предположений такого рода, относящихся к односторонним или взаимным, простым или сложным зависимостям между переменными системы и находящихся в голове одного актора, мы называем его моделью реальности. Модель реальности может существовать эксплицитно, в более осознанной, поддающейся опрашиванию форме, а также имплицитно, когда сам актор не осознает, что у него имеются предположения касательно определенных взаимосвязей, и не знает, как выглядят эти предположения. Подобное имплицитное знание встречается довольно часто; обычно его называют интуицией или говорят: «У меня на такие вещи чутье».

Хороший пример имплицитного знания – умение некоторых любителей музыки определять автора произведения. Они говорят: «Я не знаю, что это за произведение, но это Моцарт», при этом не могут объяснить, откуда они знают, что это именно Моцарт. «Звучит как произведение Моцарта», – говорят они. Я был знаком с врачом, который с большой уверенностью мог диагностировать определенное заболевание, не зная при этом, как он это делает (или лучше сказать, не умея объяснить, каким образом он узнает, что это именно эта болезнь). После некоторых наблюдений и исследований выяснилось, что этот врач неосознанно обращал внимание на боковые контуры нижней части тела пациента и на определенные сокращения его мускулатуры. Подобного рода «интуиция» часто встречается среди профессионалов в разных областях деятельности.

Между прочим, эксплицитное, выражаемое словами знание необязательно равно умению действовать. Знание может оставаться «теоретическим», а тот, кто этим знанием располагает, может быть не в состоянии его применять.

Модель реальности отдельно взятого актора может быть верной или ошибочной, полной или неполной. Обычно она бывает одновременно неполной и ошибочной, и правильно будет исходить именно из этой вероятности. Однако сказать это легче, чем сделать. Когда люди не правы, они склонны настаивать на своем, особенно в тех ситуациях, когда их одолевают сомнения и неуверенность. Пожилому мудрому человеку легко признать, что он чего-то не знает или что он сделал неверное предположение при принятии определенного решения; однако способность к такому признанию, вероятно, и есть признак мудрости, а большинство акторов в комплексных ситуациях не являются мудрыми или пока не обрели мудрость.