Текст книги "Бегство Отщепенца"

Автор книги: Дина Бакулина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Впрочем, не расстраивайся, дружище, – напоследок успокоил Робина Сысой, – судя по всему, у тебя наступает кризис. И тут уж одно из двух: или помрёшь, или выживешь.

Услышав эти ободряющие слова, пациент лишь покорно и грустно кивнул головой. Он и сам чувствовал, что кризис или наступает, или, скорее всего, уже наступил: так плохо ему, пожалуй, никогда не было.

– Но я всё же надеюсь на последний вариант! – Сысой дружески похлопал Робина по плечу.

Беглеца тошнило, мысли в голове путались, он пытался сообразить, о каком последнем варианте говорит старик.

– Ну, честно говоря, мне бы очень хотелось, чтобы ты выжил, – словно прочитав его мысли, пояснил Сысой. – Привык я к тебе, дружище!

И махнув на прощанье рукой, Наставник плотно закрыл за собой дверь. Робин хотел было обдумать слова старика, но едва лишь сосредоточился, как тотчас же уснул.

ТАКОЕ ЯРКОЕ СОЛНЦЕ!.. 

К счастью, Робину всё-таки удалось выкарабкаться: кризис миновал и постепенно беглец стал оправляться от болезни. И произошло это благодаря именно тому, что всё это время он, хоть с отвращением, но послушно, поедал огромное количество помидоров. Оказалось, в составе местных помидоров, и в самом деле, содержалось мощное лекарство от той инфекции, которую Робин невольно прихватил с собой из мрачной Пещеры.

Наконец-то усилия суховатого в обращении Санитара Лоиза и смешливого старика Сысоя оправдались. Вместе со здоровьем к Робину начало потихоньку возвращаться и спокойное расположение духа: он стал освобождаться от осаждающих его воображение и леденящих душу страхов. Теперь беглец мог вспоминать о Пещере, не испытывая тех неотвратимых и мучительных наплывов ужаса, которые терзали его прежде.

Кроме того, в больнице Робин научился читать. Вернее, оказалось, что когда-то в детстве он уже умел слагать буквы в слова, а сейчас, благодаря урокам Сысоя, ему оставалось лишь вспомнить эту науку и постараться заново приобрести навык быстрого чтения.

О детстве своём Робин так ничего и не вспомнил, да, честно говоря, ему и не хотелось вспоминать те года: беглец чувствовал, что ничего приятного или полезного такое знание не принесёт. Сейчас он поставил перед собой только одну задачу: изо всех сил постараться окончательно прийти в себя и свыкнуться с новой обстановкой; может быть, тогда ему и удастся, наконец, понять, где же он всё-таки находится. Очень хотелось Робину понять и ещё одно: с какой целью Санитар и старик решили взять над ним, заурядным отщепенцем, пусть даже и бежавшим из Пещеры, столь заботливую опеку?

Итак, сменив свой больничный халат на лёгкие фланелевые брюки и рубашку защитного цвета, в сопровождении своих бессменных конвоиров Сысоя и Лоиза Робин впервые за долгое время покинул стены больницы.

Едва выйдя за порог Изолятора и не успев ещё ничего как следует разглядеть, Робин почему-то сразу догадался, что место, в котором он сейчас очутился, представляет собой давно обжитое людьми поселение. По-видимому, беглец находился в самой настоящей Деревне.

Было раннее утро, откуда-то то и дело доносилось громкое пение петухов. Трава, по которой, осторожно ступая, шёл Робин, была ещё влажной от росы. Солнце неторопливо, нехотя просыпалось. Беззаботно переговариваясь о чём-то, Наставники шагали вслед за Робином, всего в нескольких шагах от него.

Яркий свет летнего утра поначалу так ослепил беглеца, что от неожиданности он потерял равновесие и пошатнулся. Наставники, до сих пор, по-видимому, всецело увлечённые своей беседой, слаженно и быстро поддержали пошатнувшегося воспитанника.

Убедившись, что беглец снова более или менее прочно стоит на ногах, Лоиз и Сысой как ни в чём не бывало продолжили свою неторопливую беседу. Поначалу Робин ещё пытался вслушиваться в негромкую речь Наставников, но вскоре оставил эту затею, потому что не смог понять ровно ничего из того, о чём они говорили.

Всё ещё зевая спросонья и поёживаясь (утренний летний воздух отдавал прохладой) Робин неспешно плёлся по незнакомой местности, с любопытством озираясь вокруг.

До нового жилища Робина идти оказалось недолго, всего минут десять.

Деревянный домик, в котором Робина поместили, был аккуратным, небольшим, и, судя по всему, почти новым. Стены снаружи покрашены в бежевый цвет, окошечки небольшие квадратные с открытыми розовыми ставнями. Возле порога лежит круглый вязаный коврик. «Похоже, здесь, как и в Лазарете, слишком любят чистоту и порядок», – подумал Робин с лёгким недовольством (наведение порядка в собственной скучной палате всегда давалось ему с трудом) и с этой мыслью вошёл в дом.

Обстановка внутри домика была простой: огромное квадратное зеркало в прихожей, а в комнате – шкаф, две тумбочки и две кровати: одна – возле окна, другая – возле стены. Напротив окна на стене висела большая картина. На ней было изображено стадо коров, мирно пасущихся на лугу. Довольные коровы выглядели как живые, только что не мычали. «Деревня!» – вздохнул Робин.

Он вновь с удивлением отметил, что его память содержит множество таких воспоминаний, о которых он даже и не догадывался. Откуда, например, знакомо ему слово «Деревня», да и само это понятие? Ведь Робин и в самом деле прекрасно представлял, как может выглядеть настоящая деревня. Но задумываться обо всём этом было ему сейчас недосуг: столько всего нового и непонятного неожиданно обрушилось на него.

– Вот твоя кровать, Робин, – сказал Лоиз, от порога указав рукой на простую деревянную кровать у окна. – Располагайся!

Старик Сысой, как видно, тоже не собирался входить в комнату: он по-прежнему стоял в дверях, приглаживая взлохматившиеся после ходьбы волосы, и дружелюбно, но сдержанно, улыбался Робину беззубым ртом.

– Ну, мы пошли, – бесстрастно как всегда кивнул Лоиз и взялся за ручку двери. Сысой ободряюще помахал своему бывшему пациенту рукой и тоже собрался уходить.

– Эй… подождите… – так и не успев толком собраться с мыслями, промямлил Робин. Ему всё ещё не верилось, что Старик и Санитар могут вот так запросто уйти, ничего не показав, не объяснив, бросить его одного в незнакомом месте.

– Понимаешь, Робин, дел накопилось невпроворот, – доверительно пояснил Сысой.

– Мы, конечно, можем зайти за тобой перед завтраком, – пресным тоном, без всякого энтузиазма добавил Лоиз. – Но ведь ты и сам не заблудишься по пути столовую. Заодно и с местным населением пообщаешься. Да здесь вообще трудно заблудиться. Народ у нас тут доброжелательный… в основном.

Сысой согласно кивнул.

– Надеюсь, вы подружитесь, – уже на ходу загадочно бросил Сысой, и оба Наставника удалились.

Неодобрительно покачав головой, Робин ещё некоторое время недоумённо смотрел на закрывшуюся перед его носом дверь, а потом, с досадой махнув рукой, прошёл вглубь небольшой комнаты, уселся на застеленную кровать и задумался.

«Ну что за люди! Ничего не объясняют! То ходят за мной по пятам, словно надзиратели, пичкают всякой гадостью, то приводят куда-то и оставляют одного на произвол судьбы. Вот сиди тут теперь и жди непонятно чего. Ведут себя так, как будто мне всё должно быть ясно изначально, или, наоборот, будто я подопытный кролик, и мне не полагается ничего знать», – эти невесёлые мысли сначала расстроили, а потом рассердили Робина.

МЕНДЕЛЕЙ 

Заходя в новый, но, судя по всему, уже кем-то обжитой дом, Робин лишь мельком успел взглянуть в огромное квадратное зеркало, висевшее в прихожей. Ему отчего-то вдруг очень сильно захотелось рассмотреть себя поближе. Тихонько, на цыпочках, словно боясь кого-нибудь разбудить, он прошёл в прихожую и приблизился к зеркалу. Из огромного квадратного зеркала на Робина удивлённо смотрел высокий лопоухий юноша с ясными голубыми глазами.

За время, проведённое в Лазарете, у Робина обозначилось некоторое подобие причёски. Волосы, которые, видимо, благодаря животворному воздействию противных помидоров начали потихоньку отрастать, сейчас были пострижены. Они почему-то стояли торчком вверх, но не беспорядочно, а ровно. Зелёный цвет лица и рук теперь куда-то исчез и острая болезненная худоба тоже. «Видно, не зря всё-таки они меня своими помидорами мучили!» – беззлобно, но и без особой радости подумал Робин.

На нём были надеты серые брюки и рубашка с коротким рукавом в зелёную клеточку. «Пожалуй, теперь я стал очень красивым… – подумал Робин, внимательно рассматривая себя в зеркале. – Только вот уши, пожалуй, великоваты. Торчат в разные стороны – всё равно, что лопухи. Но это ничего…»

В этих его мыслях не было ни зазнайства, ни самолюбования, скорее – наивные радость и удивление. Собственное отражение и в самом деле понравилось бывшему отщепенцу: оно и удивляло, и радовало его. Вдоволь насмотревшись на себя, Робин, по-прежнему тихонько ступая, вернулся в комнату и опустился на диван.

Усевшись поудобнее, он вновь невольно задумался: почему же его оставили одного в этом деревянном домике, ничего толком и не объяснив? Впрочем, к такому обращению Робину уже давно пора было привыкнуть: пациента зачастую держали в полном неведении, словно подопытного кролика, и редко что-либо объясняли. Да и спросить-то не у кого! За всё время пребывания здесь Робин не встретил ни одной живой души, кроме своих Наставников – Сысоя и Лоиза. Задумавшись о неопределённости своего положения, он пригорюнился с досадой, совершенно по-детски произнёс вслух:

– Дураки какие-то!

– Ты на кого там ругаешься? – неожиданно услышал он донёсшийся из соседней комнаты хрипловатый мужской голос. От неожиданности Робин чуть не подскочил на диване. Тут же в дверях выросла чья-то незнакомая фигура.

«Сосед?!. Так… Значит, это его койка у стены…» Вместо того чтобы ответить на вопрос незнакомца, Робин во все глаза уставился на человека в дверях – безмолвно и вопросительно.

Сосед оказался худеньким невысоким человеком, лет тридцати. Его короткие чёрные волосы стояли торчком, почти так же как у Робина, а серые, чуть раскосые глаза смотрели дружелюбно. Мужчина улыбнулся новому знакомому, обнажив ряд мелких желтоватых, но безукоризненно ровных зубов.

– Ты кто? – наконец спросил его Робин без обиняков.

– Я Менделей, – ответил незнакомец.

– Менделей? – переспросил Робин. Имя соседа показалось ему до того нелепым, что он чуть не рассмеялся.

– А я Робин, – стараясь сдержать смех, представился беглец.

– А я знаю, – ответил Менделей.

«Да уж, – подумал Робин с содраганием, – значит, это ещё один надзиратель. Тоже, наверное, начнёт закармливать меня помидорами или потчевать уколами, – уж и не знаешь, что хуже…»

– Ну что ты, братишка, никакой я не надзиратель! Я твой сосед, – обиженно произнёс Менделей. – А если я тебе так не нравлюсь, что ж, попросись в другой дом.

– Так ты и мысли умеешь читать?– изумился Робин.

– Иногда, – просто ответил Менделей.

– Как это – иногда?.. – не понял Робин.

– Ну, понимаешь, они, мысли, порою читаются, а порою нет. Это происходит независимо от моей воли, ясно?

– Ясно! – на всякий случай согласился Робин. Он ничего не понимал, но чувствовал, что сосед по дому уже нравится ему.

Сначала Менделей показал новичку маленькую кухню с плитой, холодильник и душевую. А потом подвёл к небольшому стеллажу с книгами, который стоял в крохотной светлой кладовке. Книг у Менделея оказалось много, но самой зачитанной среди них, как позже заметил Робин, была «Космическая трилогия» Льюиса.

Книги Менделея сверкали яркими переплётами и на вид казались одна интереснее другой. Сосед тут же принялся рассказывать о них и говорил так увлеченно, что Робин пообещал ему непременно прочитать их на досуге. Поведав новому приятелю о своих любимых авторах, Менделей предложил Робину отправиться на кухню, чтобы вместе попить чай.

Кстати, Менделей отговорил соседа идти на завтрак в столовую, и Робин с удовольствием остался позавтракать вместе со своим новым приятелем. Беглец был счастлив, что нашёлся, наконец, хоть кто-то, кто может разговаривать с ним долго, охотно и совсем по-человечески, не как с подопытным кроликом. Вот поэтому-то Робин без сожалений остался дома, да и саму Деревню решил рассмотреть попозже.

Ему очень понравилось беседовать с Менделеем: беглецу хотелось  как можно подробнее расспросить соседа обо всём. Забыв о приличиях, Робин быстро запихнул в рот и умял два бутерброда с сыром, и, залпом опустошив большую чашку чая, начал задавать накопившиеся вопросы.

– Как ты думаешь, зачем они меня здесь оставили, а? Для чего я им нужен?

– Не знаю, – задумчиво ответил Менделей. – Но думаю, что они будут готовить тебя к испытаниям.

– К испытаниям? – Робин даже подпрыгнул на стуле. – Я больше не хочу никаких испытаний!

Беглец инстинктивно оглянулся на дверь, словно собираясь тут же убежать.

– Достаточно они помучили меня!.. Столько дней держали в своём Лазарете, кололи больные уколы, заставляли съедать за обедом сразу по нескольку килограмм ненавистных помидоров… Да ещё я и в палате убираться должен! И при этом никогда ничего мне не объясняли толком… А теперь ещё испытания какие-то!… – горячо возмущался Робин.

– Но слушай-ка, приятель, ведь в конце концов они спасли тебе жизнь, – веско заметил Менделей. – Подумай сам! Ты слишком долго лежал без сознания, потерял очень много крови… Подобрав тебя в лесу, Лоиз и Сысой без всякого сомнения спасли тебя от гибели!

– Верно… – подумав, согласился Робин. – Об этом я как-то забыл. Ты прав, Менделей, жизнь они мне, конечно, спасли. Но… зачем?

– Ну, скорее всего, из обычного человеческого сострадания. Ведь может же такое быть? – предположил сосед.

– Ну да… – с сомнением протянул Робин. – А ещё они из сострадания заперли меня в скучной одиночной палате, и всё это время переживали только о том, как бы я кого-нибудь не заразил.

– Да ведь ты даже не можешь себе представить, дружище, сколько вредоносных бактерий живёт в вашей Пещере. Активных притом!

– Послушай, Менделей, а тут вообще, кроме тебя, Сысоя и Лоиза, есть люди? – поинтересовался Робин, а про себя подумал: «Но петухи-то тут уж точно есть!» Ему вспомнились громкие крики петуха, которые он слышал по дороге.

– Где, здесь? В Деревне-то? Люди? Да есть, конечно, а как же иначе? Кто же тогда хозяйство вести будет? А ведь у нас в Деревне большое хозяйство! Есть лошади, коровы, куры, и даже ручные олени и попугаи.

– И что же, они, эти остальные люди из Деревни, также как и ты, всё-всё обо мне знают? – с тревогой в голосе перебил Робин.

– Не думаю, – задумчиво ответил Менделей. – Нет, что ты! Мне-то ведь положено кое-что о тебе знать, раз уж я твой сосед. Меня сначала спросили, согласен ли я разделить с тобой комнату. Вот потому и рассказали о тебе немного: откуда ты и как прошёл лес, и про Лазарет… Мне и фотографию твою показали. Ну, я и согласился.

– Какую ещё фотографию?

– Да вот эту, – ответил Менделей, доставая из кухонного шкафчика фото Робина. – У меня тут с мебелью не густо, как видишь, так что приходится кое-что на кухне держать…

Робин с любопытством взял фотографию. Она была сделана Лоизом ещё в Лазарете. На ней обитатель Изолятора выглядел крайне неприглядно: цветная фотография отлично передавала болотно-зелёный оттенок его лица – измождённого, со впалыми щеками и заострившимсмя носом.

– Ужас какой! – с отвращением сказал Робин. – По-моему, этот портрет лучше выбросить, – и он быстро отдал фото Менделею.

Сосед тоже взглянул на фотографию, задумчиво покачал головой и заметил:

– Да уж, с тех пор ты сильно изменился! Ничего, пусть полежит в шкафу, для истории.

Он добродушно усмехнулся и к великому недовольству Робина убрал злополучную карточку обратно в шкаф.

– Менделей, а что Сысой и Лоиз обо мне говорят, а? Как они на самом деле ко мне относятся? Я что-то не пойму. Они, когда возились со мной, вроде как повинность какую-то отбывали. Уколы делали, учили читать и как вести себя за столом… Не очень-то похоже, чтобы это доставляло им особое удовольствие…

– Понимаешь, – задумчиво начал Менделей, – Сысой и Лоиз – у нас в Деревне люди не последние… Даже совсем наоборот. В сущности, они у нас главные. Ответственные они, понимаешь? Кроме того, только они из всех жителей Деревни могут лично общаться с жителями Грота. Они – Посредники между Гротом и Деревней. А это кое-что да значит – уж поверь мне! Я думаю, что возились с тобой так старательно, потому что избрали тебя.

– Избрали? Меня? А для чего?

– Для испытания, конечно. Во всяком случае, я так предполагаю.

Робин грустно повесил голову, шмыгнул носом и тихо, покорно спросил:

– Какого испытания?

– Вот уж этого я не знаю! То есть, я хочу сказать, что не знаю, в чём именно будет заключаться твоё испытание, если, конечно, они действительно тебя избрали.

– А мне никак нельзя отказаться? – с робкой надеждой спросил Робин: ничего хорошего от будущего испытания он почему-то не ждал.

– Можно, конечно. Тут двух мнений быть не может! – уверенно заявил Менделей и повторил для большей убедительности: – Отказаться можно.

– А зачем это им?

– Что зачем? – не понял Менделей.

– Ну, чтобы я участвовал в этих самых испытаниях. Они что, хотят надо мной поиздеваться?

– Ну что ты! С чего ты взял?.. – чуть не рассмеялся Менделей

– А откуда ты знаешь, что нет?

– Да просто не свойственно им такое поведение – вот и всё. И Сысой, и Лоиз при всех их недостатках – люди определённо великодушные.

На это замечание Менделея Робин лишь пожал плечами, громко вздохнул и, подумав, осторожно задал другой, весьма взволновавший его, вопрос:

– А что со мной будет, если я откажусь проходить Испытание?

– Ну, наверно, тогда так и останешься жить в Деревне. Будешь здесь работать или учиться, как и все остальные.

Лицо Робина сразу просветлело, повеселело.

– Слушай, Менделей, а как ты думаешь, по какой такой причине они могли меня избрать? А?

– Не знаю, – наморщив лоб, задумчиво ответил сосед. – Честно, не знаю. Ну может быть… в тебе тоже есть великодушие?

– Вот ещё… – возразил Робин. – Нет, конечно. Точно – нет во мне никакого великодушия.

– Почему ты так думаешь? – с искренним любопытством спросил Менделей.

– А как же иначе?.. Откуда ему взяться-то у меня? Неоткуда. – Робин задумчиво почесал лоб. – Ну, смотри сам! Из Пещеры я убежал даже не из протеста, а лишь для того, чтобы спасти свою жизнь. Оба леса я преодолел по той же самой причине. Даже гадкие помидоры я согласился есть ради спасения не чьей-нибудь, а своей собственной жизни. Есть ли в этом хоть капелька великодушия? Конечно, нет! Знаешь, Менделей, я ведь за время пребывания в Изоляторе успел прочитать немало книг – и не только сказки, между прочим. Может быть, именно поэтому я прекрасно знаю, что такое великодушие. Так что нет его во мне. Совершенно!

– Нет так нет, – согласился Менделей, но не слишком охотно, видимо, просто не желая спорить.

– Ну и ладно!.. – Робин облегчённо вздохнул и спросил с тайным страхом: – Но, ты это точно знаешь, что от Испытания можно отказаться? Да?

– Можно, – уверенно подтвердил новый знакомый, но тут же горячо воскликнул: – Да только глупо это будет! Совершенно неправильно!

Робин вопросительно посмотрел на него.

– Нелепо отказываться от Испытания, если тебя действительно избрали. Тебе что же – совсем не хочется спасать мир?

От изумления Робин даже поперхнулся чаем.

– Что-что?! – возмущённо заорал он на Менделея, совсем забывшись. – Ты рехнулся, что ли? Какое ещё спасение мира? Ты посмотри на меня внимательно-то! Я ведь из отщепенцев! Я же прибежал из Пещеры!!!

– Ну, тогда не знаю, – спокойно возразил Менделей. – А вообще, перестань-ка на меня орать! Пошли лучше Деревню смотреть!

ДЕРЕВНЯ 

Деревня оказалась просторной, щедро украшенной самыми разнообразными деревьями и кустарниками, застроенной аккуратными жилыми домиками и разнообразными хозяйственными постройками. Между густо посаженными деревьями вились узкие тропинки, а все дорожки, ведущие от дома к дому и из квартала в квартал, были усыпаны мелким голубоватого оттенка щебнем.

Вся деревня утопала в зелени. Здесь стояли высокие лохматые кипарисы, скромные клёны, мощные дубы, темнели ели и пихты, украшенные маленькими шишками. Вокруг домов росло много яблонь самых разных сортов. Как потом узнал Робин, яблони здесь были особенные: они вообще никогда не цвели, а по весне вместо цветов сразу же покрывались мелкими зелёными яблочками, которые, наливаясь, приобретали яркий жёлтый или красный цвет, сочность и неповторимый вкус.

Но самые красивые деревья здесь – это, пожалуй, магнолии с редкими, но крупными и нежными цветками. И ещё – каштаны. Каштаны здесь цвели не только белым, но и ярко-розовым цветом, похожим на цвет магнолий. Только, в отличие от магнолий, каштаны цвели более обильно, и цветки у них располагались ровными рядками, образуя настоящие цветочные пирамиды. Казалось, что магнолии и каштаны, растущие, как правило, невдалеке друг от друга, состязаются между собой в красоте.

Самыми распространёнными птицами здесь были, пожалуй, маленькие волнистые попугайчики. Попугаев оказалось так много, что их яркое оперение украшало все нецветущие деревья, делая их похожими на наряженные к Рождеству ёлки с той лишь разницей, что живые игрушки на этих «ёлках» шумели, суетились, сновали с ветки на ветку. Впрочем, на некоторых деревьях попугаев совсем не было видно, зато на них любят садиться певчие дрозды и соловьи.

А в зарослях неспешно прогуливались многочисленные олени. Нередко они застывали, словно статуи, и несколько минут стояли неподвижно, словно любуясь красотой цветущих деревьев. Все олени здесь были ручными, и каждый принадлежал определённому хозяину. На оленей нельзя было охотиться, нельзя запрещать им срывать листья с деревьев или плоды с яблонь. Более того: для них высаживали особые яблони, и яблок в деревне хватало всем – и людям, и оленям.

Разнообразные пейзажи то и дело сменяли друг друга. За Деревней лежали обширные поля, а за ними вздымались горы – высокие серо-голубые и небольшие жёлто-рыжие.

Климат в Деревне был близок к тропическому, но – со своими особенностями. Дожди здесь выпадали обильные, прохладные, но недолгие, а солнце хотя и светило ярко, не причиняло жителям вреда: здесь можно было сколько угодно пребывать на жарком солнце без головного убора, не опасаясь солнечного удара или перебоев в сердечном ритме.

Темнеет здесь поздно, но зато темнота наступает очень быстро, и тогда дорогу без фонаря разглядеть уже невозможно. А по ночам из травы на тропинки вылезают мелкие полосатые лягушки, хомяки, кролики и всякая другая мелкая живность: у них свой особый ритм жизни, ночной.

Чуть поодаль от деревьев разбиты клумбы с низенькими пёстрыми цветочками и очень пахучими матово-зелёными травами. Тут же, рядом с клумбами, стоят простые деревянные скамейки с высокими спинками. Невдалеке тянется шоссе, на котором сейчас почему-то почти не видно машин.

У обочины шоссе статный мужчина в тёмно-синей униформе ремонтировал трактор. Завидев Менделея, рабочий на миг оторвался от своего дела и приветливо помахал ему рукой. Мельком взглянув на Робина, рабочий быстро кивнул и ему. Робин в ответ рассеянно улыбнулся.

Четверо маленьких детей лепили куличики в песочнице. Невдалеке от них, на скамейке, сидела пожилая сухопарая дама и внимательно наблюдала за детьми. Дама вежливо кивнула Менделею и, острожно, но с любопытством бросила взгляд на Робина.

Путь друзьям преградила двусторонняя дорога, на которой наблюдалось довольно оживлённое движение небольших однотипных двухэтажных машин стального цвета. Машины скользили по дороге быстро и совершенно бесшумно. Колес у них совсем не было видно, и создавалось впечатление, что движется само шоссе, а машины просто стоят на нём.

Менделей с Робином свернули в небольшой подземный переход и по нему перешли через эту оживлённую, но совершенно бесшумную дорогу.

Теперь на пути Робина и Менделея то и дело попадались белые домики с крестиками на макушке. Крыши домиков напоминали небольшие купола. Эти белые строения ярко выделялись на фоне густой зелени.

– А почему мы с тобой живём не в каменном, а обыкновенном деревянном домике? – стараясь не замедлять ход, спросил Робин своего спутника. Впрочем, шли они не слишком быстро, невольно подчиняясь размеренному ритму деревенской жизни.

– Это дома для постоянных жителей, а мы с тобой во времянке живём, – машинально замедляя шаг, пояснил Менделей.

– А я думал, ты тоже постоянный житель, – удивился Робин.

– Уже не совсем. Хотя я тоже прожил здесь достаточно долго в одном из таких домиков. Но теперь перебрался во времянку.

– Почему?

– Потому, что я скоро отсюда уйду навсегда, а значит, пора мне от всего этого мысленно отлепляться, понимаешь? В том числе и от уютного домика с огородом и садом. Ведь там, куда я собираюсь отправиться, ни домик, ни огород не нужен. Туда вообще с собой ничего не берут. Поэтому и уходить мне отсюда придётся налегке.

– Куда – туда? И почему ты вообще хочешь отсюда уйти? Тебе что, здесь не нравится? – Робин был так удивлён, что даже приостановился. Самому-то ему казалось, что в целом мире не отыщется ничего лучше и спокойнее, чем эта Деревня.

– Нравится. Мне здесь нравится, конечно. Но ведь пора и честь знать. – Менделей тоже приостановился. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. У Робина было сейчас такое удивлённое выражение лица, он так смешно выпучил глаза и приоткрыл рот, что Менделей не выдержал и громко, хотя и совсем не обидно, рассмеялся.

– Понимаешь, пора мне уже отправляться в третье измерение. Время моё пришло… то есть, скоро придёт, – поправился Менделей. – Понимаешь?

– Нет, не понимаю, – признался Робин. Но ему, всё же, очень хотелось понять, а потому он продолжал задавать вопросы.

– А мы с тобой в каком измерении сейчас находимся?

– Мы с тобой сейчас в первом. А мне скоро предстоит перейти в третье.

– А почему сразу в третье, а не во второе?

– Для того, чтобы перейти во второе измерение, вовсе не нужно умирать, а вот если хочешь перейти в третье, обязательно придётся умереть.

– Значит, умерев здесь, ты на самом деле не умрёшь, а перенесёшься в другой какой-то мир?

– Ну, конечно. Ведь только тело, то есть сковывающая нас оболочка, умирает по-настоящему. А душа, наоборот, освободившись от тела, становится легче и тогда можно подняться выше, в другое измерение. Но ведь это прописная истина. Разве это не понятно само собой, без объяснений?

– Понятно… – протянул Робин. – И ты что же, нисколько не боишься?

– Чего? – как будто удивился Менделей.

– Умирать.

– Ну, как тебе сказать… непривычно, конечно, но ведь все рано или поздно через это проходят. А согласно учению Мудрых, это очень важно – умереть вовремя.

– А ты что же, полностью им доверяешь – этим самым Мудрым?

– Конечно.

– А как это, умереть вовремя? – поинтересовался Робин.

– Да просто, вовремя. Лучше всего умереть именно тогда, когда ты там, в другом измерении, нужен, когда тебя туда зовут, когда тебя ждут. Вот это и значит вовремя, – терпеливо пояснил Менделей.

– А разве человек может сам изменить время своей смерти?

– Не всегда, – ответил Менделей, – но в некоторых случаях может. Он может попросить Мудрых оставить его здесь ещё на какое-то время. Например, если ему трудно оторваться от какой-нибудь сильной привязанности. Тогда Мудрые могут дать ему дополнительное время. Но, видишь ли, земля продолжает вращаться, и обстановка на ней меняется каждую долю секунды. Поэтому и важно уйти в третье измерение именно тогда, когда ты там больше всего нужен.

Обдумывая слова Менделея, Робин немного помолчал.

– А… откуда ты знаешь, что скоро перейдёшь в это третье измерение? – наконец спросил он.

– Мудрые сказали, – спокойно ответил Менделей.

– А… кто тебя там ждёт? Мудрые?

– Да. И ещё мама и друзья.

Робин снова задумался.

– Но… ты ведь ещё совсем не старый, Менделей! Вот скажи, сколько тебе лет?

– Мне тридцать. Но ведь дело не в возрасте, а в том, что время пришло, понимаешь?

– Понимаю, – сказал Робин. Ему и в самом деле казалось, что он понял всё или почти всё, о чём говорил ему Менделей.

Они снова неспешно тронулись с места и некоторое время шли молча. Каждый погрузился в собственные мысли.

– И что же, Менделей, ты можешь вот так запросто, зная, что дни твои сочтены, тратить своё последнее время на прогулки по Деревне со мной, беглым отщепенцем? – прервал молчание Робин. В его голосе слышалось такое искреннее удивление, что Менделей снова не выдержал и расхохотался.

– Да ведь я не завтра же умру, странный ты человек! И, тем более, не сегодня. Так почему бы мне не показать Деревню «беглому отщепенцу»? Ну, объясни, почему?

– Да уж! Действительно… – едва нашёлся Робин. Он снова задумался.

– Кстати, мы пришли, – тихонько дотронулся до его плеча Менделей. – Вот и наш Клуб!

ЖЕНЯ 

Клуб представлял собой большое двухэтажное здание из красного кирпича. Судя по всему, в нём имелось очень много разных помещений, но сегодня Менделей целенаправленно повёл Робина в Музей, который занимал несколько залов на втором этаже.

Музей как музей: образцы горных пород, исторические документы, фотографии, слайды. Пожалуй, слишком много информации: у Робина даже голова разболелась.

А вот экскурсовод Робину очень понравился, вернее понравилась. Потому что экскурсоводом оказалась невысокая белокурая девушка по имени Женя.

У Жени были средней длины светлые распущенные волосы и аккуратные очки от близорукости. Нельзя сказать, чтобы девушка казалась особенно красивой, но обаяния в ней хватало, это уж точно.

Экскурсию Женя вела интересно, только, пожалуй, слишком уж долго. Она вспоминала десятки вещей, мест и событий, Робину совершенно не известных: говорила про какую-то войну, про Грот, про различные пространства… Порою Робин мысленно отключался и ничего не слушал, но всё равно продолжал смотреть на Женю во все глаза.

Смотреть на неё было очень приятно: было в ней что-то располагающее. Женя в свою очередь тоже отнеслась к Робину с симпатией. Словом, они сразу же подружились.

Из самой экскурсии, посвящённой прошлому и настоящему Деревни, Робин, как уже говорилось, понял и запомнил очень немногое. Кое-что в этом рассказе показалось ему не слишком интересным и важным, но некоторые факты заинтересовали. Оказалось, например, что всего несколько лет назад на месте нынешней Деревни велись боевые действия, и борьба шла не на жизнь, а на смерть. Понял он также, что в той недавней войне жители деревни победили не только благодаря собственным силам, но и при помощи обитателей какого-то Грота.

Ещё Женя сказала, что на прилежащих к Деревне землях до сих пор ещё находят неразорвавшиеся снаряды. Сама Женя с двумя друзьями иногда занимается поисковой работой в окрестностях, но только ей это редко удаётся, потому что у неё почти нет свободного времени. Рассказ о раскопках почему-то больше всего заинтересовал Робина и запал ему в память, может быть, просто потому, что эта история была самой простой из всего услышанного сегодня. Кстати, заметив интерес посетителя к раскопкам, Женя пообещала Робину, что познакомит его со своими друзьями, которые разделяют это её увлечение.