Текст книги "Вторжение"
Автор книги: Дин Рей Кунц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 20
С расчетливостью бывалого матроса, пытающегося пройти по палубе кренящегося с борта на борт корабля и не опозориться, Дерек Сотель, покинувший лагерь пьяниц, добрался-таки, устояв на ногах, до стула Молли, которая сидела среди тех, кто настраивался на борьбу. Наклонился к ее уху.
– Дорогая леди, даже при сложившихся обстоятельствах ты выглядишь восхитительно.
– А ты даже в сложившихся обстоятельствах битком набит дерьмом, – с теплой улыбкой ответила она.
– Могу я перекинуться с тобой и Нейлом парой слов? – спросил Дерек. – Конфиденциально.
Он был тихим пьяницей. С каждым стаканом джина, сдобренного тоником, галантности у него только прибавлялось.
Профессор литературы в университете штата в Сан-Бернардино, которому оставалось совсем ничего до шестидесятипятилетия и выхода на пенсию, Дерек специализировался на американских писателях двадцатого столетия.
Его любимыми героями были сильно пьющие задиры-мачо, от Эрнеста Хемингуэя до Нормана Мейлера. Он не только восхищался их литературным талантом. Его отношение к ним чем-то напоминало тайную любовь школьницы – серой мышки к звезде школьной футбольной команды.
Не наделенный природой физической мощью, слишком, добрый, чтобы бить людей в пьяной драке, наслаждаться кровавой корридой или «вывешивать» жену за окно, держа за лодыжки, Дерек мог представлять себя в образе своих героев, лишь погружаясь в литературу и в джин. Так и проходила вся его жизнь, в компании книг и бутылок.
Из некоторых профессоров могут получаться отличные актеры, поскольку чтение и процесс обучения они воспринимают как один большой спектакль. Дерек был из таких.
По его просьбе Молли несколько раз выступала перед студентами Дерека и видела, как он ведет себя на избранной им сцене. Педагогом он был прекрасным, не говоря уж о том, что его лекции и семинары студентам не были в тягость.
И вот теперь, когда барабаны Армагеддона барабанили по крыше, Дерек был одет так, словно в самом скором времени ему предстояло войти в набитую студентами аудиторию или поприсутствовать на торжественном заседании кафедры. Возможно, писатели-классики середины двадцатого столетия никогда не жаловали, брюки из шерстяной ткани, твидовые пиджаки, вязаные жилетки, фуляровые носовые платки и связанные вручную галстуки-бабочки, но Дерек не только написал себе роль в жизни, но и подобрал к ней соответствующий костюм, который с достоинством и носил.
Когда Молли поднялась из-за стола, чтобы вместе с Нейлом последовать за Дереком, к дальней стене таверны, она вновь увидела, что все собаки пристально смотрят на нее.
Три из них: черный Лабрадор, золотистый ретривер и «дворянин» неопределенного происхождения – бродили по залу, обнюхивали пол, дразня себя запахами упавшей на пол в последние несколько дней, но давно уже убранной капельки салата из гуакате или ломтика картофеля фри.
С того момента, как зарядил дождь, Молли впервые видела животных, занятых привычным им делом. Тем не менее, тыкаясь влажными носами в половицы, они то и дело поглядывали на нее из-под опущенных бровей.
В пустующем конце стойки, где их не могли подслушать, Дерек прошептал: «Я никого не хочу пугать. В смысле больше, чем они уже напуганы. Но я знаю, что происходит, и сопротивляться этому смысла нет».
– Дерек, дорогой, ты уж не обижайся, – ответила ему Молли, – но скажи, есть ли в твоей жизни что-то такое, чему у тебя может возникнуть желание посопротивляться?
Дерек улыбнулся.
– Единственное, о чем я могу подумать, так это растущая популярность отвратительного коктейля, который они называют «Фантазия Гарви». В семидесятых эту мерзкую смесь подавали на каждой вечеринке, но я всякий раз героически от нее отказывался.
– В любом случае мы все знаем, что происходит, – заметил Нейл. – В общем, разумеется, без мелких подробностей.
Джин, похоже, служил Дереку средством для промывки глаз, которое, правда, принималось внутрь, потому что глаза у него были кристально чистые, не налитые кровью, как были у большинства пьяниц, и взгляд не блуждал, он смотрел прямо на собеседника.
– Прежде чем перейти к объяснениям, я должен сознаться в пагубной привычке, о которой вы ничего не знаете. Многие годы, в уединении собственного дома, я запоем читал научную фантастику.
Молли подумала, что он пьян сильнее, чем она себе представляла, если полагал, будто его секрет требует исповеди и покаяния.
– Фантастика бывает и неплохой, – вставила она.
Дерек просиял.
– Да, бывает. К сожалению, это греховное удовольствие. Никому из фантастов не сравниться с Хемингуэем или Фолкнером, но многие из них пишут гораздо лучше Гора Видала или Джеймса Джонса.
– Нынче научная фантастика – это научный факт, – добавил Нейл, – но какое отношение имеет она к тому, что происходит с нами сегодня?
– В нескольких научно-фантастических романах я сталкивался с идеей терраформинга, – продолжил Дерек. – Вы знаете, что это такое?
Проанализировав составляющие слова, Молли ответила:
– Сделать землю… или создать на некой планете условия, полностью соответствующие земным.
– Да, именно так, – воскликнул Дерек с энтузиазмом поклонника «Стар трека», вспоминающего изящный поворот сюжета в самой любимой серии. – Терраформинг – изменение природной среды планеты, отличающейся от земной, с тем, чтобы приспособить ее под земные формы жизни. Теоретически, к примеру, можно построить огромные машины, атмосферные процессоры, создать пригодную для дыхания атмосферу, скажем, из песков и скал Марса, превратить практически безвоздушный мир в планету, на которой смогут прекрасно себя чувствовать и люди, и представители земной флоры и фауны. В этих научно-фантастических романах терраформинг планеты занимает десятилетия, даже столетия.
Молли сразу поняла его гипотезу.
– Ты хочешь сказать, они не используют погоду как оружие.
– Изначально – нет, – ответил Дерек. – Это не война миров. Ничего такого нет и в помине. Для этих существ, откуда бы они ни прилетели, мы столь же ничтожны, что и комары.
– С комарами не воюют, – указал Нейл.
– Совершенно верно. Вы просто осушаете болото, лишаете комаров окружающей среды, в которой они могут существовать, строите свой новый дом на земле, где этим насекомым ловить нечего. То, что, мы сейчас видим, обратный терраформинг, превращение природных условий Земли в окружающую среду, в большей степени соответствующую их родной планете. Уничтожение нашей цивилизации для них – несущественный побочный эффект колонизации.
Молли верила, что жизнь – это дар с предназначением и целью, и в сотворенном мире, каким она его понимала, просто не могло быть места той абсолютной жестокости и ужасу, о которых говорил Дерек.
– Нет. Нет, это невозможно!
– Их наука и техника на сотни, если не на тысячи лет опережает нашу, – гнул свое Дерек. – Их технические достижения в прямом смысле выше нашего понимания. Вместо десятилетий на трансформирование нашей планеты им может потребоваться год, месяц, неделя.
Если гипотеза Дерека соответствовала действительности, человечество ждало нечто худшее, чем война, – у людей отнимали даже статус врага. Их воспринимали как тараканов, даже не тараканов, а словно какую-то плесень, от которой следовало избавиться с помощью дезинфицирующего раствора.
Когда у Молли перехватило горло и дышать стало намного труднее, когда сердце резко ускорило бег, она сказала себе, что ее реакция на предположение Дерека не может считаться доказательством признания ею истинности его слов. Она не верила, что мир можно отнять у человечества с такой наглостью и совершенно не боясь последствий. Она отказывалась в такое поверить.
Вероятно, почувствовав, что Молли всем своим существом отвергает его гипотезу, Дерек сказал:
– У меня есть доказательство.
– Доказательство? – пренебрежительно фыркнул Нейл. – Да какое у тебя может быть доказательство?
– Не просто доказательство, а очень даже убедительное, – настаивал Дерек. – Пойдемте со мной. Я вам покажу.
Он повернулся к дальней стене таверны, а потом, не сделав и шага, вновь посмотрел на них.
– Молли, Нейл… я делюсь этим с вами, потому что волнуюсь за вас. Не для того, чтобы причинить вам страдания.
– Слишком поздно, – ответила Молли.
– Вы – мои друзья, – продолжил Дерек. – Я не хочу, чтобы вы потратили последние часы или дни своей жизни на фатальное сопротивление неизбежному.
– У нас свобода воли. Мы сами творцы своей судьбы, даже если ее можно определить по звездам, – ответил Нейл. Так его когда-то учили, и мы по-прежнему в это верим.
Дерек покачал головой.
– Лучше наслаждайтесь жизнью, пока eсть такая возможность. Займитесь любовью. Наберите в магазине Нормана Линга ваших любимых продуктов, пока его не залило водой. Поднимите настроение джином. Если другие хотят сражаться непонятно с кем… не мешайте им. Но сами наслаждайтесь теми удовольствиями, которые еще доступны, пока нас с головой не накрыла долгая холодная тьма, в которой не будет ни джина, ни любви.
Он снова отвернулся от них и теперь уже шел к дальней стене.
Наблюдая за ним, не решаясь двинуться следом, Молли увидела Дерека Сотеля совсем в ином свете. Он по-прежнему оставался другом, но обрел и другую ипостась: стал физическим воплощением чрезвычайно опасного искушения – искушения отчаянием.
Она не хотела видеть того, что он собирался им показать. Однако отказ явился бы молчаливым признанием страха перед тем, что представленное им доказательство окажется убедительным, отказ стал бы первым шагом на трудной дороге к отчаянию.
Только увидев его доказательство, она сможет испытать свою веру и получить шанс еще крепче ухватиться за надежду.
Она встретилась взглядом с Нейлом. Он понимал, какая перед ней встала дилемма, потому что находился точно в таком же положении.
Задержавшись у арки, которая вела в короткий коридор и к туалетам, Дерек оглянулся и повторил: «Доказательство».
Молли посмотрела на трех лениво бродящих по таверне собак, которые тут же отвернулись от нее, сделав вид, что им по-прежнему очень интересно, какая именно еда попадала на заляпанный деревянный пол.
Дерек миновал арку, скрылся в коридоре.
Молли и Нейл, подавив последние колебания, последовали за ним.
Глава 21
Убедившись, что в мужском туалете никого нет, Дерек приставил к двери корзинку для мусора, чтобы она не закрывалась, и пригласил Молли и Нейла войти.
Сильный запах сосны шел от ароматических таблеток, закрепленных в двух писсуарах. Тем не менее этот резкий запах не мог полностью перебить вонь мочи.
В помещении было три внутренних двери. Две вели в кабинки, третья – в чулан.
– Я помыл руки, – объяснил Дерек, – и обнаружил, что в контейнере закончились бумажные полотенца. Открыл дверь чулана, чтобы найти там рулон.
Как только открывалась дверь, свет в чулане зажигался автоматически и так же гас, стоило двери закрыться.
В чулане они увидели металлические полки, заставленные рулонами бумажных полотенец, туалетной бумаги, коробками ароматических таблеток, моющими и дезинфицирующими средствами, швабру, тряпки, ведро на колесиках.
– Я сразу заметил протечку, – указал Дерек.
И действительно, у дальней стены потолок намок, и вода капала на верхнюю металлическую полку и на все, что стояло на и под ней.
Когда Дерек вытащил из чулана ведро, швабру и тряпки, выяснилось, что три человека могут в него зайти.
Увидев доказательство Дерека, лежащее на мокрых плитках пола, Молли отступила на шаг, наткнувшись на Нейла. Она решила, что это змея.
– Это, скорее всего, гриб или его эквивалент. Думаю, это самый близкий термин, какой есть в нашем лексиконе.
Присмотревшись, Молли признала правоту Дерека. Действительно, под полкой лежало что-то похожее на кучку грибов со сросшимися шляпками, круглое и толстое, отдаленно напоминающее свернувшуюся клубком змею.
– Когда я впервые увидел этот «гриб», размером он был с круглую булочку, – продолжил Дерек. – Произошло это менее часа тому назад, а он уже увеличился наполовину.
Поверхность гриба была черной и блестящей, как маслянистая резина, с рассыпанными по ней яркими точками с желтой серединой и оранжевым периметром. В том, что Молли приняла неведомое существо за змею, не было ничего удивительного: «гриб» выглядел ядовитым и опасным.
– Дождь – не оружие, – Дерек присел рядом со своей находкой. – Дождь – инструмент радикального изменения окружающей среды.
Подойдя к нему вплотную, заглядывая через его плечо, Молли ответила:
– Не уверена, что я тебя понимаю.
– Вода забирается из океана и перерабатывается… где-то. Не знаю, возможно, в летательных аппаратах, зависших в небе, таких огромных, что мы не можем их себе и представить. Соль, должно быть, удаляется, потому что дождь не соленый. И семена прибавляются.
– Семена? – переспросил Нейл.
– Тысячи миллионов маленьких семян, – отметил Дерек. – Микроскопических семян и спор, плюс питательные вещества, необходимые для их развития, и бактерии, обеспечивающие поддержку, и все это выливается на планету, на каждый континент, каждую гору и долину, в каждую реку, озеро, море.
– Весь спектр растительности другого мира, – прошептал Нейл, голос его осип от благоговейного ужаса.
– Деревья и водоросли, – кивнул Дерек, – папоротники и цветы, травы и злаки, грибы и мхи, лианы, сорняки. Человеческий глаз никогда такого не видел, а теперь все эти семена и споры укоренились на нашей суше, в наших океанах.
Сверкающая чернота с желтыми точками. Влажно поблескивающая. Плодовитая. Невообразимо чужая.
Неужто это отвратительное существо выросло из споры, привезенной именно для этой цели через темную и холодную пустоту межзвездного пространства?
Молли почувствовала, как внутри у нее все леденеет. Такого она никогда раньше не испытывала. Да, случалось, что по спине у нее пробегал холодок. Но теперь холод этот зародился внутри, в полостях, заполненных костным мозгом, и оттуда начал растекаться по всем клеткам ее тела.
– Если эти внеземные растения агрессивны, – добавил Дерек, – а судя по этому экземпляру, от которого мурашки бегут по коже, подозреваю, жалости они знать не будут, то рано или поздно они подавят, а может, и съедят всех представителей земной флоры.
– Этот прекрасный мир, – пробормотала Молли. Распространяющийся по телу леденящий холод нес с собой боль, пронзительное чувство утраты, о котором она тем не менее не позволяла себе задумываться.
– Исчезнет все, – не унимался Дерек, – Все, что мы любили, от роз до дубов, ясеней и елей… все будет уничтожено.
Черно-желтое семейство грибов, со сросшимися шляпками, напоминающее безглазую свернувшуюся змею, лежало на полу. Гладкое, блестящее масляной пленкой. Пышное. Неумолимо растущее и безжалостное.
– Если каким-то чудом, – по-прежнему говорил только Дерек, – некоторым из нас удастся пережить первую фазу инопланетной оккупации, если мы сможем жить первобытными коммунами, забившись в норы, в которых новые хозяева Земли не заметят нас, как скоро мы останемся без привычной еды?
– Совсем необязательно, чтобы овощи, фрукты и злаковые культуры другого мира оказались для нас ядовитыми, – возразил Нейл.
– Все – необязательно, – согласился Дерек, – но некоторые окажутся наверняка.
– А если они и не будут ядовитыми, посчитаем ли мы их съедобными? – спрашивала Молли, похоже, себя.
– Они могут быть горькими, – кивнул Дерек. – Или нестерпимо кислыми, от которых будет тошнить. Но даже если они окажутся съедобными, будут ли они нас насыщать? Будут ли содержать питательные вещества, которые может усвоить наша пищеварительная система? Или мы станем набивать желудки едой… и тем не менее умирать от голода?
Полный драматизма, спасибо десятилетиям выступлений в аудиториях, хорошо поставленный голос Дерека Сотеля зачаровывал, гипнотизировал Молли. Она тряхнула головой, отгоняя мрачные видения, которые несли с собой его слова.
– Черт, – вырвалось у Дерека, – от всех эти разговоров я совершенно протрезвел, а мне не хочется быть по эту сторону джинового занавеса. Слишком страшно.
Молли все-таки попыталась доказать несостоятельность версии Дерека.
– Мы предполагаем, что эта мерзость, этот гриб из другого мира, но в действительности мы этого не знаем. Признаю, я никогда не видела ничего подобного… но что с того? Есть множество экзотических грибов, которых я не видела, какие-то выглядят еще более необычно, чем этот.
– Я могу показать вам кое-что еще, – ответил ей Дерек, – нечто более тревожное и, к сожалению, более отрезвляющее, чем все, что вы видели до сих пор.
Глава 22
Упираясь одним коленом в пол чулана (Молли заняла место сбоку от него, Нейл наклонился над ним), Дерек достал из кармана твидового пиджака швейцарский армейский нож.
Молли подумала, что швейцарский армейский нож совершенно не вяжется с галстуком-бабочкой. А потом поняла, что среди прочего этот многофункциональный инструмент снабжен и штопором, и открывалкой для бутылок.
Однако Дерек не воспользовался этими, безусловно полезными инструментами, а раскрыл лезвие. Замялся с острием, зависшим над одним из грибов.
Рука его дрожала. И причину этой дрожи не следовало искать в избытке выпитого спиртного или в воздержании от оного.
– Когда я сделал это в первый раз, – объяснил Дерек, – я пребывал в том приятном состоянии, которое вызывает изрядно выпитое количество алкоголя, голову застилал туман, и меня переполняло исключительно любопытство. Теперь я куда более трезвый, знаю, что меня ждет, и потрясен тем, что мне хватило смелости сделать это в первый раз.
Собравшись с духом, он вонзил нож в цилиндрическую шляпку самого толстого гриба.
Вся колония, не только пронзенный гриб, затряслась, словно желатин.
Из разреза вырвалось облачко бледного пара, сопровождаемое свистом, указывающим на то, что давление внутри грибообразной структуры превышало атмосферное. Пар этот смердел тухлыми яйцами, блевотиной и гниющим мясом.
У Молли булькнуло в горле.
– Мне следовало вас предупредить, – сказал Дерек. – Но запах исчезнет быстро.
Он срезал шляпку, которую проткнул, открыв внутренность гриба.
Мясистой толщи, свойственной обычным грибам, они не увидели. Ее заменяла пустая полость губчатые стойки, которые поддерживали шляпку, срезанную Дереком.
Влажная масса, размером с яйцо, лежала в центре полости. Взглянув на нее, Молли подумала, что это кишки, потому что именно так и выглядела масса, в миниатюре, разумеется, серые, в каком-то налете, словно разлагающиеся, зараженные, раковые.
Потом она увидела, что эти кольца и петли медленно двигаются, скользя друг по другу. И нашла лучшее сравнение: куча совокупляющихся червей.
Вонь исчезла, эти черви еще три или четыре секунды продолжали чувственно извиваться, а потом резко расползлись в разные стороны, к стенкам полости. Начали подниматься по ним, превратившись в щупальца, которые двигались куда быстрее червей, связанные с чем-то невидимым на дне полости, и, словно паучьи ножки, принялись лихорадочно ощупывать кромку среза.
Молли напряглась, отпрянула, уверенная, что отвратительный обитатель гриба выпрыгнет сейчас из своего логова и докажет, что в скорости таракан ему не соперник.
– Все нормально, – заверил ее Дерек.
– Гриб – это чей-то дом, – Нейл озвучил вывод Молли, – как ракушка – дом моллюска.
– Нет, я так не думаю, – Дерек вытер лезвие ножа торчащим из кармана носовым платком. – Вы можете поискать земные сравнения, но в действительности ни одно не подойдет. Насколько я могу судить, эти извивающиеся щупальца – часть самого гриба.
Лихорадочный бег маленьких щупалец замедлился. Они продолжали двигаться быстро, но куда как более расчетливо.
Молли чувствовала, что они занялись каким-то делом, хотя она не сразу поняла, каким именно.
– Это быстрое движение, – отметил Нейл, – способность перемещать отростки и манипулировать ими… все это свойственно животным, а не растениям.
Молли согласилась.
– Да, тут должна быть задействована мышечная ткань, которой у растений нет.
Дерек отбросил испачканный носовой платок.
– На планете, откуда они прилетели, возможно, нет такого четкого разделения между животной и растительной жизнью, как в нашем мире.
Щупальца тем временем принялись заделывать дыру.
– Надо бы, конечно, смотреть более внимательно, чем мне того хочется, – продолжил Дерек, – хорошо бы через увеличительное стекло, чтобы понять, как щупальца это делают, но, похоже, они выделяют из себя материал, который идет на заделку пробоины.
Молли заметила розовую жижу, сочившуюся с кончиков некоторых щупальцев.
– Вроде бы я вижу и микронити. Такое ощущение, что это чертово существо зашивает рану, как это делал бы хирург, – Дерек пожал плечами. – Наши знания приближают нас к нашему невежеству.
Несмотря на ужас и отвращение, Молли не могла оторвать глаз от ремонтирующего себя гриба… если, конечно, это название могло считаться правильным.
– Вы только представьте себе! – воскликнул Дерек. – Мир, заполненный отвратительными растениями, внешне недвижными… но внутри которых бурлит тайная жизнь.
Молли знала, что на далекой планете, откуда прибыл этот гриб, он был таким же естественным и неприметным, как одуванчик на земном поле. Здравый смысл не позволял ей приписывать этому грибу разумность, точно так же, как она не могла наделять сознанием морковку.
Тем не менее, судя только по вещественным уликам, которые предоставляли глаза, она чувствовала, что видит перед собой что-то очень злобное. На интуитивном уровне она знала, что гриб этот грезит насилием, как затаившийся паук мечтает о том, чтобы высосать соки из мухи, которая рано или поздно попадет в его паутину. Однако своей злобностью эта тварь могла дать пауку сто очков форы. На другом уровне, даже более глубоком, чем интуиция на уровне сердца, а не разума, может быть, даже веры, Молли знала, что эта жизненная форма, гриб или нет, растение, животное или нечто среднее, не просто ядовитое, но и смертельно опасное.
И когда эта отвратительная тварь закончила «зашивать» себя изнутри, когда серые щупальца исчезли, оставив после себя гладкую черную, с желтыми точками кожу, Молли пришла к окончательному выводу, что этому существу не место во вселенной, созданной Богом света, что оно принадлежит к другой вселенной, отличной от этой, где свет заменяет тьма, а жестокость божественного помысла находится за пределами понимания.
Сложив нож и убрав его в карман, Дерек повернулся к Молли.
– Ты все еще думаешь, что это экзотический гриб, который тебе не довелось видеть раньше?
– Нет, – признала она.
