Текст книги "Фантомы"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

9
Призыв на помощь

– Стирку? Какую стирку? – переспросил Кейл. Брайс видел, что его вопрос застал Кейла врасплох и тот только притворяется, будто не понимает, о чем его спрашивают.

– Какое это имеет отношение к делу, шериф? – спросил Боб Робин.

Глаза Брайса оставались по-прежнему полуприкрытыми, он продолжал говорить спокойно и медленно:

– Видишь ли, Боб, я просто пытаюсь выяснить все мелочи, чтобы мы могли закрыть это дело. Клянусь, я терпеть не могу работать по воскресеньям, а дело уже почти закончено. У меня есть еще несколько вопросов, мистер Кейл может не отвечать ни на один из них, если не хочет, но я их все-таки задам. Тогда я смогу с чистой совестью отправляться домой пить пиво.

Робин вздохнул и посмотрел на Кейла.

– Не отвечайте без моего разрешения, – сказал он.

Кейл, теперь уже откровенно обеспокоенный, кивнул.

Нахмурившись, Робин посмотрел на Брайса:

– Продолжайте.

– Когда мы в прошлый четверг приехали в дом мистера Кейла по его вызову, – заговорил опять Брайс, – я обратил внимание на то, что отворот на одной из штанин и нижняя, утолщенная кромка его свитера выглядели немного влажными. Самую малость, так, что это даже трудно было заметить. У меня сложилось впечатление, что перед нашим приездом он перестирал все, что было на нем надето, но не успел как следует высушить выстиранное. Поэтому я заглянул в ту комнату, где стоит стиральная машина, и обнаружил там кое-что интересное. В шкафу рядом со стиральной машиной, там, где миссис Кейл держала мыло, стиральные порошки и тому подобное, на большой коробке порошка были два отпечатка пальцев. Один немного смазанный, другой совсем четкий. Оба отпечатка были оставлены окровавленными пальцами. Наша лаборатория утверждает, что это отпечатки пальцев мистера Кейла.

– Чья кровь была на коробке? – резко спросил Робин.

– И у миссис Кейл, и у Денни была нулевая группа крови. У мистера Кейла та же группа. Поэтому нам было достаточно сложно...

– Чья кровь была на коробке с порошком? – перебил его Робин.

– Кровь была нулевой группы.

– Тогда это вполне могла быть кровь моего клиента! Эти отпечатки могли оказаться на коробке гораздо раньше. Допустим, за неделю до того он что-то делал в саду и порезался.

Брайс отрицательно покачал головой.

– Как вы знаете, Боб, сейчас научились делать очень подробные анализы крови. Ее образец раскладывают на такое число энзимов и молекул протеина, что в результате анализа можно определить ее принадлежность только данному человеку, как и его отпечатки пальцев. И лаборатория нам совершенно однозначно сообщила, что кровь на коробке с порошком – а следовательно, и на руке мистера Кейла, когда он оставил там эти отпечатки, – принадлежала маленькому Денни Кейлу.

Глаза Флетчера Кейла оставались все такими же спокойными, лишенными выражения, но сам он сильно побледнел.

– Я могу объяснить, как это получилось, – сказал он.

– Погодите! – остановил его Робин. – Объясните сначала мне одному! – Адвокат отвел своего клиента в самый дальний угол комнаты.

Брайс, ссутулившись, сидел на своем стуле. Чувствовал он себя препротивно. Совершенно разбитым. Такое ощущение появилось у него с прошлого четверга, с того момента, когда он увидел жалкое изувеченное тельце Денни Кейла.

Он думал, что ему доставит большое удовольствие наблюдать за тем, как будет корчиться и извиваться, словно червяк, Кейл, когда он его прижмет. Но никакого удовольствия в этом не было.

Робин и Кейл вернулись за стол.

– Шериф, боюсь, мой клиент сделал глупость.

Кейл постарался изобразить на своем лице должное смущение.

– Он совершил поступок, который мог быть неверно истолкован. И вы его действительно неправильно истолковываете. Мистер Кейл был тогда испуган, находился в замешательстве, был потрясен свалившимся на него горем. Он не вполне отдавал себе отчет в собственных действиях. Я уверен, что любой состав присяжных окажется на его стороне. Видите ли, когда он обнаружил тело своего сына, то поднял его и...

– Он утверждал, что не прикасался к нему.

Кейл выдержал прямой взгляд Брайса и произнес:

– Когда я увидел лежавшего на полу Денни... я вначале просто не поверил, что он... и вправду мертв. Я его подхватил... подумал, что надо побыстрее отвезти его в больницу... А потом, после того как я уже застрелил Джоанну, я посмотрел на себя и увидел, что я весь... в крови Денни. Я действительно убил жену; но тут я вдруг понял, что может сложиться впечатление, будто и своего сына тоже убил я.

– В руке у вашей жены был зажат нож, – напомнил Брайс. – И она тоже вся была в крови Денни. Кроме того, вы могли бы предположить, что коронер найдет в ее крови наркотик.

– Сейчас я все это понимаю, – сказал Кейл, вытаскивая из кармана носовой платок и вытирая глаза. – Но тогда я был напуган, что меня могут обвинить в том, чего я не делал.

Характеристика «психопат» не подходит к Флетчеру Кейлу, решил Брайс. Он не сумасшедший. Нельзя его назвать и в полном смысле слова социопатом[3]3
  Термин, применяемый в социологии и правоохранительной практике США для обозначения людей с устойчиво патологическими чертами социального поведения.


[Закрыть]. Пожалуй, его вообще невозможно описать каким-то одним словом. Хороший полицейский, однако, сразу же распознает подобных типов, угадывая в них и способность пойти на преступление, и своего рода талант к проявлениям грубого насилия и жестокости. Есть такой тип людей, у которых прорва жизненных сил, которые любят постоянно находиться в действии, наделены немалой долей обаяния; это люди, которые носят более дорогую одежду, чем могут себе позволить; у которых нет ни одной книги – у Кейла их и не было; у которых нет своей выношенной точки зрения ей по какому серьезному вопросу, будь то сфера экономики, политики, искусства или чего угодно другого; которые не верят в Бога, если только на них не свалилось какое-нибудь несчастье или они не хотят произвести на кого-нибудь впечатление своей набожностью – как Кейл, который хотя и не принадлежал ни к какой религии, сейчас не меньше четырех часов в день проводил за чтением в своей камере Библии; люди, атлетически сложенные, но не терпящие никаких полезных физических нагрузок или упражнений, проводящие все свое свободное время в барах и забегаловках; люди, привычно, по инерции обманывающие свою жену – что, судя по всем отзывам, делал Кейл; импульсивные, ненадежные, всегда и всюду опаздывающие – что тоже было характерно для Кейла; люди, не имеющие перед собой ясных и реалистических целей – «Кто? Флетчер Кейл? Ну, это мечтатель!», – лгущие в денежных вопросах и часто забирающие со своего счета в банке больше, чем на нем есть, легко берущие взаймы и трудно отдающие долг; склонные к преувеличениям, твердо знающие, что в один прекрасный день они разбогатеют, но не имеющие ни плана движения к этой цели, ни представления о том, как и почему это произойдет; люди, которые никогда не задумываются о будущем, но и не сомневаются в том, что оно сложится для них удачно; люди, думающие и заботящиеся только о себе, и то обычно тогда, когда уже бывает поздно. Флетчер Кейл был идеальным образцом подобного человеческого типа.

Брайсу доводилось и раньше встречать таких людей. Глаза у них всегда лишены выражения, заглянуть в них невозможно. Лица способны принимать любое выражение, которое необходимо им в данный момент, хотя оно всегда оказывается немного слишком правильным. Если они проявляют заботу и внимание к кому-то другому, кроме себя, от этого за несколько миль несет неискренностью. Их не отягощают угрызения совести, соображения морали, способность любить или испытывать сочувствие. Обычно они живут, сея вокруг себя всевозможные разрушения: портят настроение и существование тем, кто их любит, вносят потрясения в жизнь своих друзей, доверившихся им и понадеявшихся на них, нарушают договоренности и соглашения, обманывают доверие, но при этом так никогда и не пересекают ту черту, за которой начинается преступление. Однако время от времени такие люди заходят далеко. А поскольку они никогда и ничего не делают наполовину, то в этом случае они непременно заходят очень, страшно далеко.

Брошенное на пол маленькое, истерзанное, окровавленное тельце Денни Кейла.

Мрачное отвращение, переполнявшее Брайса, казалось, становилось все более густым и тягучим, погружая его рассудок в холодный туман. Обращаясь к Кейлу, он спросил:

– Вы нам говорили, что ваша жена на протяжении двух с половиной лет была заядлой курильщицей марихуаны?

– Совершенно верно.

– По моей просьбе коронер обратил особое внимание на некоторые обстоятельства, которыми обычно не принято интересоваться при вскрытиях. В частности, на состояние легких Джоанны. Она не курила не только марихуану, она вообще не курила. Легкие у нее чистые.

– Я не говорил, что она курила табак, Только марихуану, – сказал Кейл.

– И дым марихуаны, и дым обычного табака разрушающе действуют на легкие, – сказал Брайс. – У Джоанны же легкие были чистые, вообще без всяких следов воздействия дыма.

– Но я...

– Помолчите, – прервал своего клиента Робин. Он уставил длинный тонкий палец на Брайса, повращал им в воздухе и спросил:

– Была ли в ее крови «ангельская пыльца» или нет? Вот что существенно.

– Была, – ответил Брайс. – В крови была. Но она ее не курила. Джоанна, видимо, принимала ее внутрь. Очень большое количество этой «пыльцы» было обнаружено у нее в желудке.

Робин заморгал от удивления, но быстро преодолел замешательство.

– Ну вот, – сказал он, – значит, она ее все-таки принимала. И какая разница, как именно?

– В желудке, – продолжал Брайс, – было обнаружено гораздо больше «пыльцы», чем в крови.

Кейл попытался изобразить одновременно любопытство, напряженную работу мысли и полную невинность, но даже его весьма подвижному лицу справиться с этим оказалось затруднительно.

– Значит, в желудке ее оказалось гораздо больше, чем в крови. И что же из этого следует? – спросил, нахмурившись, Боб Робин.

– "Ангельская пыльца" поглощается кровью очень быстро. Если принимать ее внутрь, то она не может оставаться в желудке долгое время. Джоанна проглотила ее столько, что могла бы свихнуться. Но эта «пыльца» не могла успеть на нее подействовать. Дело в том, что она съела эту «пыльцу» с мороженым. А мороженое сокрыло изнутри ее желудок тонкой пленкой и мешало попаданию наркотика в кровь. Во время вскрытия коронер обнаружил в желудке частично еще не переваренное мягкое шоколадное мороженое. А это означает, что «пыльца» не успела проникнуть в кровь и вызвать у Джоанны галлюцинации или заставить ее впасть в неистовую ярость. – Брайс остановился, перевел дыхание и немного помолчал. – В желудке у Денни тоже были остатки мягкого шоколадного мороженого, но без наркотика. Когда мистер Кейл говорил нам о том, что в четверг он пришел домой с работы пораньше, он забыл упомянуть, что принес домашним угощение. Полгаллона мягкого шоколадного мороженого.

Лицо Флетчера Кейла стало абсолютно бесстрастным. Похоже, он наконец исчерпал весь имевшийся у него в запасе арсенал выражений.

– В морозильнике у Кейлов мы нашли банку с остатками мороженого, – продолжал Брайс. – Мягкого, шоколадного. Мне кажется, дело происходило следующим образом, мистер Кейл. Вы разложили мороженое по тарелкам, для всех. И я думаю, тайком подсыпали в тарелку жене «ангельской пыльцы», чтобы иметь потом возможность утверждать, что она неистовствовала под влиянием наркотика. Вам не пришло в голову, что коронер сможет все это установить.

– Черт возьми, подождите минуту! – воскликнул Робин.

– А потом, когда вы стирали свою окровавленную одежду, – продолжал Брайс, обращаясь к Кейлу, – вы вымыли тарелки из-под мороженого и убрали их, потому что, по вашей версии, когда вы пришли домой с работы, маленький Денни был уже мертв, а его мать уже свихнулась на почве наркотиков.

– Все это только предположения, – сказал Робин. – А о мотивах вы забыли? Ради Бога, зачем бы моему клиенту понадобилось совершать столь омерзительное деяние?

Пристально глядя в глаза Кейла, Брайс произнес:

– "Высокогорные инвестиции".

Лицо Кейла оставалось бесстрастным, но глаза его дрогнули.

– "Высокогорные инвестиции"? – переспросил Робин. – Что это такое?

Брайс продолжал, не отрывая взгляда от Кейла.

– В прошлый четверг, перед тем как идти домой, вы покупали мороженое?

– Нет, – категорически ответил Кейл.

– А владелец магазина на Кальдер-стрит утверждает, что покупали.

Кейл яростно сжал зубы, и скулы у него напряглись.

– Что такое «Высокогорные инвестиции»? – снова спросил Робин.

Брайс выстрелил в Кейла следующим вопросом:

– Вам известен человек, которого зовут Джин Терр?

Кейл молчал.

– Его еще иногда называют Джитер.

– Кто это такой? – спросил Робин.

– Главарь «Хромированных дьяволов», – ответил Брайс, внимательно наблюдая за Кейлом. – Банды мотоциклистов. Джитер занимается торговлей наркотиками. Самого его поймать с поличным нам, правда, ни разу не удавалось. Но кое-кого из членов его банды мы посадили. В связи с этим делом мы нажали на Джитера, и он вывел нас на одного из своих людей, который признался, что мистер Кейл регулярно покупал у него марихуану. Мистер, не миссис Кейл. Она никогда ничего не покупала.

– И кто это говорит? – возмутился Робин. – Рокер! Подонок! Торговец наркотиками! Как можно верить показаниям такого свидетеля?!

– По имеющейся у нас информации, мистер Кейл покупал в прошлый четверг не только марихуану. Он покупал и «ангельскую пыльцу». Человек, который продал ему все это, готов дать показания в суде в обмен на то, что его не будут преследовать по закону[4]4
  Обычная, разрешенная законом практика в американском правоохранении и судопроизводстве.


[Закрыть].

Со звериной быстротой и внезапностью Кейл вскочил, схватил стоявший рядом с ним пустой стул, запустил его через стол в Брайса Хэммонда и кинулся к выходу.

В то мгновение, когда стул еще был в воздухе, Брайс уже бросился за убегавшим, поэтому стул пролетел мимо головы шерифа, не причинив ему никакого вреда, и грохнулся на пол позади него. Брайс в этот момент огибал стол.

Ударом ноги Кейл распахнул дверь и выскочил в коридор.

Брайс отставал от него всего на четыре шага.

Тал Уитмен слетел с подоконника так, словно его снесло оттуда взрывом, и сейчас мчался на шаг позади Брайса, крича во все горло.

Выскочив в коридор, Брайс увидел, что Флетчер Кейл несется по направлению к желтой входной двери, находившейся от него примерно в двадцати футах. Он припустился вдогонку за этим сукиным сыном.

Кейл с разбега налетел на ручку и распахнул металлическую дверь.

В следующее мгновение, когда Кейл уже заносил ногу через порог, собираясь выскочить на посыпанную щебнем стоянку возле полицейского участка, Брайс настиг его.

Чувствуя, что Брайс уже у него за спиной, Кейл с невероятной быстротой и гибкостью развернулся и выбросил вперед свой огромный кулак.

Брайс увернулся от удара и сам влепил кулаком по твердому и плоскому животу Кейла, а потом со всего маху ударил его по шее.

Кейл отшатнулся назад, прижав руки к горлу, кашляя и ловя ртом воздух.

Брайс двинулся на него.

Но Кейлу досталось не так сильно, как он притворялся. Он прыгнул навстречу Брайсу и крепко зажал его своей железной хваткой.

– Ах ты гад! – рычал Кейл, брызжа слюной.

Его серые глаза были широко раскрыты, рот свирепо оскален, во всем его облике появилось что-то волчье.

Руки Брайса оказались прижатыми к телу, и, хотя он и сам был достаточно силен, вырваться из тисков Кейла не мог. Так, вместе, борясь друг с другом, они сделали несколько шагов назад, споткнулись и грохнулись, причем Кейл очутился наверху. Голова Брайса больно ударилась о мостовую, и на мгновение ему почудилось, что он вот-вот потеряет сознание.

Кейл ударил его, но не очень сильно, потом вдруг скатился с него и быстро пополз на карачках куда-то в сторону.

С трудом прогоняя возникшую у него перед глазами темную пелену и удивляясь, что Кейл почему-то не воспользовался преимуществом, которое имел, Брайс перевернулся и встал на четвереньки. Он потряс головой – и тут увидел, куда устремился его противник.

За револьвером.

Он лежал на щебенке в нескольких ярдах от них, мрачно поблескивая в желтоватом свете натриевых ламп.

Брайс схватился за кобуру. Пустая. Валявшийся на земле револьвер был его собственным. По-видимому, когда шериф упал, револьвер выскользнул из кобуры и отлетел в сторону.

Рука убийцы сомкнулась на оружии.

В этот момент Тал Уитмен изо всей силы ударил Кейла сзади по шее полицейской дубинкой и тот свалился без сознания прямо на револьвер.

Присев с ним рядом, Тал перевернул Кейла на спину и проверил его пульс.

Держась за собственный раскалывающийся затылок, Брайс, прихрамывая, подковылял к ним.

– Как он, Тал? Цел?

– Вполне. Через пару минут оклемается. – Уитмен подобрал револьвер Брайса и поднялся.

– Я тебе обязан, Тал, – поблагодарил Брайс, принимая из его рук оружие.

– Чепуха. Как твоя голова?

– Пройдет. На этот раз повезло.

– Я не ожидал, что он бросится удирать.

– Я тоже не ожидал, – сказал Брайс. – Такие люди, когда их по-настоящему припрешь, обычно становятся все спокойнее, хладнокровнее и осторожнее.

– Ну, этот, видимо, решил, что для него уже все кончено.

В дверях полицейского участка стоял Боб Робин, с ужасом глядел на них и молча качал головой.

* * *

Некоторое время спустя, когда Брайс Хэммонд уже сидел за столом, заполняя бланки, в которых Флетчеру Кейлу предъявлялось обвинение в совершении двух предумышленных убийств, в открытую дверь его комнаты постучал Боб Робин. Брайс поднял голову.

– Ну что, адвокат, как ваш клиент?

– С ним все в порядке. Но он уже больше не мой клиент.

– Вот как? Это было его решение или ваше?

– Мое. Я не могу вести дела клиента, который лжет мне буквально во всем. Не люблю, когда из меня делают дурака.

– Так что, ему прямо сейчас потребуется другой адвокат?

– Нет. Он намерен просить у судьи общественного защитника, когда ему будет предъявлено обвинение.

– Это будет завтра утром, первым делом.

– Не теряете даром времена, а?

– Только не с этим типом, – ответил Брайс.

– Правильно, – кивнул Робин. – Это очень мерзкий тип, Брайс. – Робин помолчал, а затем негромко произнес: – Знаете, я на целых пятнадцать лет отошел от католической веры. Я уже давным-давно решил для себя, что ангелов, чертей, чудес и тому подобного не существует. Я считал себя слишком образованным человеком, чтобы верить в то, будто Зло – Зло с заглавной буквы – ходит по миру на козлиных копытах. Но сейчас здесь, в камере, Кейл вдруг окрысился на меня и заявил: «Ничего они со мной не сделают. Меня не сломить. Никому. Я из этого выпутаюсь». А когда я предостерег его против чрезмерного оптимизма, он сказал: «Я таких, как вы, не боюсь. И никаких убийств я не совершал. Я просто избавился от мусора, который отравлял мне жизнь».

– Господи Иисусе, – проговорил Брайс.

Они помолчали оба. Потом Робин вздохнул.

– А что все-таки такое эти «Высокогорные инвестиции»? Как они связаны с мотивами его преступления? – спросил он.

Но прежде чем Брайс успел ответить, в комнату торопливо вошел Тал Уитмен.

– Брайс, можно тебя на пару слов? – Он взглянул на Робина. – Если можно, наедине.

– Конечно, – проговорил Робин.

Адвокат вышел, Тал прикрыл за ним дверь.

– Брайс, ты знаешь доктора Дженифер Пэйдж?

– Она некоторое время тому назад открыла кабинет в Сноуфилде.

– Точно. Но что она за человек, ты знаешь?

– Я с ней незнаком. Слышал, правда, что она неплохой врач. Жители этих маленьких горных деревушек теперь довольны, что им не надо больше ездить к врачам в Санта-Миру.

– Я тоже с ней незнаком. Я престо хотел спросить... может быть, до тебя доходило... не выпивает ли она. Я хочу сказать... не пьет ли?

– Нет, я ничего подобного про нее ее слышал. А что? Что случилось?

– Она позвонила пару минут назад. Говорит, что в Сноуфилде произошла катастрофа.

– Катастрофа? Какая катастрофа?

– Она говорит, что не знает.

– А когда ты с ней разговаривал, у нее не было истерики? – спросил, помолчав немного, Брайс.

– Голос звучал испуганно, это верно. Но истерики не было. Она хочет говорить непременно с тобой, никому другому не хочет ничего говорить. Она сейчас на третьем канале.

Брайс потянулся к трубке телефона.

– И еще кое-что, – проговорил Тал, озабоченно морща лоб.

Брайс положил руку на трубку, но не снял ее.

– Она мне сказала... – проговорил Тал. – Я просто не могу этому поверить... Она сказала...

– Ну?

– Она сказала, что там все мертвы. Весь Сноуфилд. По ее словам, единственные, кто там пока живы, это она сама и ее сестра.

10
Сестры и полицейские

Дженни и Лиза выбрались из дома Оксли тем же путем, каким попали туда: через окно.

Ночь становилась все холоднее. И опять подул ветер.

Они поднялись в гору по Скайлайн-роуд, дошли до дома Дженни и прихватили там жакетки, чтобы было не так холодно.

Потом опять спустились вниз и вернулись в полицейский участок. Прямо перед ним, на тротуаре, к бордюрному камню была привинчена деревянная скамья, и они уселись на нее в ожидании, пока придет помощь из Санта-Миры.

– Как ты думаешь, когда они сюда доберутся? – спросила Лиза.

– Ну, до Санта-Миры отсюда больше тридцати миль, причем по горной дороге с массой крутых поворотов. А кроме того, они должны еще принять особые меры предосторожности. – Дженни посмотрела на свои часы. – Думаю, они здесь будут минут через сорок пять. Самое большее через час.

– Ого!

– Это не так долго, голубушка.

Лиза подняла воротник хлопчатобумажной, отделанной шерстяной с начесом тканью, жакетки.

– Дженни, когда в доме Оксли зазвонил телефон и ты сняла трубку...

– Да?

– Кто тогда звонил?

– Никто.

– А что ты слышала?

– Ничего, – солгала Дженни.

– Судя по выражению твоего лица, я подумала, что тебе кто-нибудь угрожал или говорил что-то очень неприятное, нехорошее.

– Ну конечно, я была очень встревожена и расстроена. Когда он зазвонил, я подумала, что телефоны заработали. Но когда я сняла трубку и услышала все ту же гробовую тишину, я... во мне как будто что-то сломалось. Вот и все.

– А потом в трубке раздался гудок?

– Да.

«Наверное, она мне не верит, – подумала Дженни. – Считает, что я стараюсь оградить ее от чего-то. Что я, разумеется, и делаю. Но как передать ей ощущение, что на другом конце провода было тогда какое-то неимоверное зло? Я и сама-то пока еще не понимаю, в чем тут дело. Кто или что слушал тогда меня по телефону? Почему он – или оно – в конце концов позволило мне позвонить?»

По улице ветром пронесло клочок бумаги. За исключением этого, все остальное было неподвижно.

По луне скользнуло и прошло легкое облачко.

Помолчав немного, Лиза сказала:

– Дженни, если со мной сегодня ночью что-нибудь случится...

– Ничего с тобой, голубушка, не случится.

– Но если все-таки случится, – настойчиво повторила Лиза, – я хочу, чтобы ты знала, что я... ну... честное слово, горжусь тем, что у меня такая сестра.

Дженни обняла девочку за плечи, и они еще теснее прижались друг к другу.

– А жаль, сестренка, что все эти годы мы с тобой так редко виделись.

– Ты же ведь не могла чаще приезжать домой, – ответила Лиза. – Я понимаю, как трудно тебе приходилось. Я прочла десятка два книг о том, через что приходится пройти, прежде чем стать врачом. Я всегда знала, какой груз лежит у тебя на плечах и о скольком тебе приходится думать и беспокоиться.

– Ну, все-таки я бы могла приезжать и почаще, – проговорила Дженни.

Иногда она действительно могла бы приехать, но не делала этого, потому что не могла выносить молчаливого обвинения и укора, которые читала в грустных глазах матери; обвинения тем более задевавшего ее, что оно ни разу не было высказано вслух: «Ты убила отца, Дженни. Ты разбила его сердце, и это его убило».

– И мама тоже всегда тобой очень гордилась, – сказала Лиза.

Это заявление не просто удивило Дженни. Оно потрясло ее.

– Мама всегда веем рассказывала, что ее дочь врач, – улыбнулась при воспоминании об этом Лиза. – Иногда мне казалось, что ее друзья по бридж-клубу выставят ее за дверь, если она скажет еще хоть слово о тебе, твоих хороших отметках и стипендиях.

– Ты это серьезно? – Дженни часто заморгала.

– Конечно, серьезно.

– Но разве мама не...

– Не что? – переспросила Лиза.

– Ну... разве она никогда ничего не говорила о... об отце? Он умер двенадцать лет тому назад.

– Да, я знаю. Он умер, когда мне было два с половиной года, – Лиза наморщила лоб. – Но какое это имеет отношение?...

– Ты ни разу не слышала, чтобы мама винила меня?

– Винила тебя в чем?

Но прежде чем Дженни успела ответить, Сноуфилд стал еще больше походить на погруженное в могильную тишину и спокойствие кладбище. В городе внезапно погасли все огни.

* * *

Три полицейские машины, сверкая красными мигалками, выехали из Санта-Миры и направились мимо погруженных в ночную темень и тишину холмов в сторону высоких гор Сьерры, склоны которых были сейчас залиты лунным светом.

За рулем самой первой машины в этой идущей на большой скорости колонне был Тал Уитмен, рядом с ним сидел шериф Хэммонд. На заднем сиденье расположились два помощника шерифа – Горди Брогэн и Джейк Джонсон.

Горди был в состоянии панического страха.

Он знал, что внешне ничем не выдает этот страх, и радовался хотя бы этому. Внешне он производил впечатление человека, который вообще не умеет бояться. Он был высок, крупного телосложения, широк в кости и мускулист. Руки у него были большие, как у профессионального баскетболиста, и сильные. Казалось, он может одним щелчком прибить любого, кто станет ему досаждать. У него было довольно красивое лицо, и он это знал: женщины не раз говорили ему об этом. Но оно в то же время казалось грубым и мрачным, а тонкие губы придавали его рту жестокое выражение. Впечатление от его внешности лучше всех выразил Джейк Джонсон, сказавший как-то: «Горди, когда ты хмуришься, то кажешься человеком, который ест на завтрак живых цыплят».

И все-таки, несмотря на столь свирепый внешний вид, Горди Брогэн был сейчас панически напуган. Страх у него вызывала не опасность заразиться неизвестной болезнью или отравиться. Шериф перед выездом предупредил: есть вероятность того, что жителей Сноуфилда убили не микробы и не яды, но какие-то люди. И теперь Горди боялся, что, впервые за все восемнадцать месяцев службы в полиции, ему придется воспользоваться оружием. Боялся, что придется стрелять в кого-нибудь, чтобы спасти свою жизнь, жизнь другого полицейского или потенциальной жертвы.

Он был уверен, что не сможет этого сделать.

Он открыл в себе эту опасную слабость пять месяцев тому назад, когда выезжал на вызов, поступивший из магазина спортивных принадлежностей Доннера. Здоровый парень по имени Лео Сайпс, бывший работник этого магазина, разозленный тем, что его оттуда выгнали, заявился в магазин через две недели после увольнения, избил управляющего, сломал руку сотруднику, которого взяли на его место, и принялся крушить все вокруг. К тому моменту, когда Горди появился на месте происшествия, Лео Сайпс – высокий, тупой и пьяный – был занят тем, что топором, каким обычно пользуются лесорубы, бил и разносил вдребезги выставленные на прилавках товары. Уговорить его сдаться Горди не удалось. А когда Сайпс, размахивая топором, бросился на него самого, Горди вытащил револьвер. Тогда-то он и обнаружил, что не в состоянии заставить себя воспользоваться оружием. Указательный палец, которым надо было нажать на спуск, внезапно окаменел и перестал его слушаться. Горди пришлось засунуть оружие назад и пойти на риск рукопашной схватки с Сайпсом. Каким-то чудом ему удалось тогда отнять у этого балбеса топор.

Сейчас, пять месяцев спустя, Горди сидел на заднем сиденье патрульной машины, прислушивался краем уха к разговору Джейка Джонсона и шерифа Хэммонда, а живот у него сводило судорогой при одной мысли о том, что может причинить человеку полая внутри пуля сорок пятого калибра. Она в самом прямом смысле слова способна снести ему голову. Может превратить плечо в кашу из разорванных тканей и разбитых на длинные корявые иглы костей. Разворотить грудную полость, разметав на кусочки сердце и все, что попадется ей на пути. Оторвать ногу, если попадет в коленную чашечку, или превратить лицо человека в сплошное кровавое месиво. Горди Брогэн, да поможет ему Всевышний, был просто-напросто неспособен причинить кому бы то ни было подобные увечья.

В этом-то и заключалась его самая большая слабость. Он знал, что некоторые люди назвали бы его неспособность выстрелить в другого человека не слабостью, но признаком морального превосходства. Он, однако, понимал и то, что такие рассуждения оказываются не всегда верны. Бывают ситуации, когда выстрелить в другого – это и значит совершить моральный поступок. Офицер полиции приносит присягу в том, что будет защищать людей. И если он не способен выстрелить, когда применение оружия явно оправданно и необходимо, то это уже не слабость, а слабоумие, пожалуй, даже грех.

На протяжении последних пяти месяцев, после того случая в магазине спорттоваров, Горди везло. Ему пришлось всего несколько раз выезжать на вызовы, связанные с применением насилия. По счастью, ему удавалось смирять нарушителей угрозами, кулаками, дубинкой, на худой конец предупредительными выстрелами в воздух. Один раз, когда стрельба по преступнику была неизбежной, другой полицейский, Фрэнк Отри, выстрелил раньше и тем избавил Горди от непосильной задачи – нажать на спусковой крючок.

Но сейчас в Сноуфилде произошло что-то невообразимо страшное. А Горди хорошо знал по опыту, что насилию часто приходится противопоставлять встречное насилие.

Револьвер, болтавшийся в кобуре у него на бедре, весил, казалось, тысячу тонн.

Горди думал о том, что приближается момент, когда его слабость обнаружится и станет известна всем. Думал, что, возможно, сегодня ночью он погибнет, – а быть может, его слабость станет причиной бессмысленной гибели кого-то еще.

Он истово молился про себя, чтобы суметь справиться с этим наваждением. Безусловно, должно существовать какое-то решение, позволяющее человеку быть по природе своей мирным, по при этом обладать достаточной силой воли и характера, чтобы суметь защитить самого себя, своих друзей а других людей – таких же, как он сам...

Сверкая ярко-красными мигалками, три бело-зеленые полицейские машины забирались по серпантину шоссе все выше в темные ночные горы, все ближе к самым их вершинам, блестевшим под лунным светом так, что со стороны могло показаться, будто там, наверху, уже выпал первый в этом сезоне снег.

Горди Брогэн был в состоянии панического страха.

* * *

Уличные фонари и все другие огни погасли, и городок погрузился в кромешную тьму.

Дженни и Лиза вскочили с деревянной скамейки.

– Что случилось?

– Тссс! – прервала ее Дженни. – Слушай!

Но вокруг стояла все та же абсолютная тишина.

Ветер затих, как будто тоже испугался наступившей в городке темноты. Лес молчал, и ветви деревьев висели неподвижно, как старая одежда в шкафу.