355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дикси Браунинг » Поздняя луна » Текст книги (страница 9)
Поздняя луна
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 09:12

Текст книги "Поздняя луна"


Автор книги: Дикси Браунинг



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Глава девятая

Сайлас угрюмо следил за двумя бредущими к берегу женщинами, с которых стекала вода. Несмотря на быстро приближающийся шквал, он знал, что настоящей опасности нет. Ему был знаком каждый дюйм этих заливов и бухт; он мог определить с точностью до минуты, когда ноги Рейн коснутся илистого дна, где обманчивый слой белого песка едва прикрывал гниющие водоросли и торф. По ее испуганному взгляду и по тому, как она остановилась и огляделась, он точно знал, когда у нее слетела туфля.

Уголок его рта слегка дернулся, и на мгновение скрытая тревога отразилась на его бронзовом лице, когда он увидел, как она пожала плечами и пошла дальше. Он ее не осуждал. Если бы она знала, сколько острых скорлупок от устриц и крабов лежит под этой грязью, она бы пулей оттуда вылетела.

Ларс встретил их у кромки воды, отобрал фалинь и сжал руку Билли. Лодка была не повреждена; нетяжелый можжевеловый корпус моментально восстановил равновесие. Деревянный шверт легко покачивался, когда Билли тянула его за собой.

Сайлас стоял на месте, едва слыша, как Ларс давал бедняжке Билли нагоняй и запихивал ее в свой грузовик. А глаза Сайласа неотрывно смотрели на бледное лицо Рейн. Чем ближе она подходила к тому месту, где он ждал, тем неувереннее становились ее шаги.

Когда она подошла к нему, все накопившееся в нем волнение взорвалось в кратком приказе:

– Никогда – больше – не смей – выходить – в море – при такой – погоде!

Рейн негодующе вскинула голову. Это ведь совсем не ее идея – выйти в море. И потом, когда они отчалили, погода была вполне приличной – легкий бриз и несколько безобидных белоснежных облачков на горизонте.

Но ее достоинство несколько пошатнулось, когда ноздри почувствовали отвратительный запах гнили. Взглянув на ноги, она увидела, что они покрыты липкой грязью.

– Идем. Надо бы тебя отправить домой пешком, ну да ладно уж.

– С твоего позволения, я отказываюсь это обсуждать. – По сравнению с переполнявшими ее чувствами голос ее был чрезвычайно спокойным. К ужасной боли в израненных, покрытых волдырями ладонях теперь, когда все было позади, прибавился еще и страх.

Сайлас пошел прямо по осоке к тускло сверкающей спортивной машине. Он условился о первой встрече в Норфолке, а потом позвонил оттуда, чтобы отменить все остальные. Затем как сумасшедший гнал по шоссе к ней, а потом не нашел ее дома и отправился к Ларсу. Там он узнал, что они с Билли вышли в море опробовать ялик. К этому времени погода начала быстро портиться. Ларс даже не закрыл мастерскую – он прыгнул в грузовик, и они вдвоем исколесили все мельчайшие заливы между Фриско и Бакстоном. Сайлас первым увидел их и сообщил Ларсу по рации из машины.

– Надо было тебе захватить грузовик, – угрюмо пробормотала Рейн. – Я слишком грязная, чтобы ехать на этой машине – я ее всю испачкаю.

– Молчи и залезай, – прорычал Сайлас. К черту обивку! Его волновало ее запястье, и еще она перепугала его до смерти, чуть не попав с этой безмозглой девчонкой прямо в зубы чертова шквала.

Всю дорогу оба молчали. Рейн свернулась клубочком на откидном сиденье, крепко обхватив себя руками. Вода оказалась не очень холодной, да и воздух был достаточно теплым, но теперь ее постепенно охватывала неудержимая дрожь. К тому же от ее ног шел такой отвратительный запах!

Они вошли через заднюю дверь после того, как Сайлас достал шланг и смыл грязь с ее ног. Она все еще была в одной туфле. Сняв ее, она неуклюже держала туфлю в руках, пока Флинт не отобрал ее.

– Иди вымойся, а я что-нибудь приготовлю перекусить. Ты опять повредила запястье? – Его голос прозвучал резче, чем он хотел, но, черт возьми, она могла попасть в серьезный переплет.

Он увидел, как она вздернула подбородок, будто хозяйничает на очередном пуританском чаепитии, а не воняет гниющими водорослями на всю кухню. Уголки его губ поднялись, он повернулся и начал наполнять чайник.

– Это уже входит в привычку.

Прочитав его мысли, Рейн вспомнила, что случилось в прошлый раз, когда она стояла перед ним в этой же самой кухне, промокшая до костей. Лицо ее потеплело, и ей захотелось съязвить, но она просто раскисла.

– Давай залезай в ванну. Хочешь, ототру тебя?

Это ее растрогало. Поставив чайник на конфорку, он прислонился к стене и на мгновение закрыл глаза. Он не спал уже… черт! Две ночи?

Точно. Он слишком стар для таких вещей. Если он будет изводить себя всякий раз, как она исчезнет, то лучше отпустить ее, пока он еще может.

Если он еще может.

Рейн вышла из-под душа с мокрыми волосами и осмотрела поврежденные места на своем теле. Больше всего пострадали руки. Тугая повязка на запястье будет как новенькая, когда она ее выстирает и высушит. А пока сойдет и эластичный бинт. Но руки – ей и в голову не пришло надеть перчатки. Да у нее их и не было, кроме пары белых вечерних. Ее руки были очень нежными, и к тому времени, как ветер задул по-настоящему, у нее уже появилась целая куча мозолей на ладонях. Она старалась не обращать на них внимания, пока не схватилась за шкот. Вот тогда все пузыри лопнули, и от невыносимого жжения она ослабила хватку. Что они перевернулись, это была ее вина, а не Билли. И правильно Сайлас собирается ее отчитать, она это заслужила.

– Эй, как ты там? – Он окликнул ее из спальни, и Рейн сердито огрызнулась:

– Не мог бы ты оставить меня в покое? Я выйду, когда приведу себя в порядок!

– Ты выйдешь через три минуты, или я сам за тебя возьмусь.

Воцарилось молчание по обеим сторонам двери. И потом опять раздался голос Сайласа, но мягкий и спокойный:

– Рейн?

Помедлив минуту, она ответила ему:

– Сайлас, со мной все в порядке, если не считать того, что я умираю от голода, холода и жажды и…

– И?..

И ладони болят так сильно, что невозможно разжать кулаки. Даже мыло и шампунь не помогли. Но если она скажет ему об этом, он ворвется сюда и возьмет все в свои руки, а она боялась, что не сможет находиться вместе с ним в крохотной ванной, по крайней мере, пока к ней не вернется самообладание.

– Что мы будем есть? – спросила она, открывая кулаками настенную аптечку.

– Запеченного окуня. Он уже в духовке. Ты там еще долго?

– Не дольше, чем ты будешь накрывать на стол. Можно мне заказать полдюжины чашек твоего фирменного кофе?

– Всегда к вашим услугам, мэм.

Она подождала, пока не затихли его шаги, потом тихо выругалась и. неумело намазала вазелиновым маслом свои ладони.

Чувство голода терзало ее, а руки взывали о помощи, и потому Рейн обрадовалась, когда они закончили есть, и она могла улизнуть от мрачного взгляда Сайласа.

– Перестань, пожалуйста, смотреть на меня как на преступницу, – заметила она. – Ты вытащил меня из воды, но это еще не означает, что ты имеешь право сидеть здесь и осуждать меня. Не забудь, ты вообще в отставке.

– У тебя ведь запястье болит, да?

– Нет!

– Чего же ты морщишься, когда держишь вилку с ножом?

– Ничего я не морщусь! Это мое обычное выражение лица. А теперь ты уж меня извини, что я не предлагаю вымыть посуду, – язвительно сказала она.

– Я тебе ее оставлю, – парировал он с ехидной улыбкой.

– Вот-вот, – бросила она через плечо, спеша под защиту своей комнаты.

Сайлас следил за ней, пока она не ушла, а потом так ударил кулаком по столу, что чашечки подпрыгнули и блюдца чуть не разбились. Черт меня возьми, если я понимаю, что с ней. Или же со мной. Как, черт побери, обращаться с такой женщиной? Он ей нужен, а она сознательно отказывается от его помощи.

Оставив все на столе, он начал мерить шагами помещение. Галерея была освещена одной лампочкой, ее блестящий пол был разрисован причудливыми тенями от растений, которые она притащила обратно. Как долго будет она довольствоваться продажей сувениров для туристов? У сестры тоже были картины, но галерея никогда не занимала основного места в ее жизни.

А что было у Рейн? Семья? Она никогда о ней не вспоминала. Хобби? Ни малейшего признака. Чем больше он об этом задумывался, тем более вероятной казалась ему мысль, что ее искусственным путем вывели в самолете где-то на пути между Сан-Франциско и островами Хаттерас.

Сайлас решительно сжал губы. Что, черт побери, она от него скрывает? Преступное прошлое? Вряд ли. Минувшей ночью она хотела поговорить – ну вот, черт возьми, время настало. Хотела выложить, что у нее на сердце, так пусть сделает это сейчас. Что бы она ни сказала, его чувств к ней это не изменит, но он должен услышать все. А потом, если она захочет что-то узнать о нем, он постарается ответить ей.

Рейн хотела наложить себе тугую повязку, но это ей плохо удавалось – для этого нужны были две здоровых руки. Она умудрилась намазать руки вазелином, испачкав при этом свой халат, повязку и зубную щетку.

Когда Сайлас постучал в дверь, она проклинала повязку, которую ей никак не удавалось наложить.

– Что же это такое? – выбившись из сил, воскликнула она.

Он открыл дверь и остановился, охватив мрачным взглядом растрепанные волосы, белый шелковый халат, спутанные бинты и намазанные ладони.

– Не скажешь ли ты мне, черт возьми, что здесь происходит?

Сдув прядь волос с лица, она воззрилась на него.

– Думаю, это вполне очевидно, даже для такого…

– Осторожно.

Шагнув, он очутился рядом с ней, взял правую руку и разбинтовал те несколько слоев повязки, которые она сумела наложить. Он осторожно осмотрел запястье, стараясь не проглядеть признаков опухоли или изменения цвета. Успокоившись, он начал его перебинтовывать.

– Почему ты не попросила помочь тебе? – Он кончил бинтовать и поднял на нее глаза, ожидая ответа.

– Думала, что сама справлюсь, – пробормотала Рейн.

Проведя рукой от предплечья к запястью, он хотел взять ее руку, но она отдернула ее.

Заподозрив неладное, он снова схватил ее руку и повернул к себе ладонью. Долго-долго он сидел молча. Потом взял вторую руку и подверг ее такому же осмотру, а потом поднял голову, и взгляд его был ошеломленным и каким-то обиженным.

– Будь добра, скажи мне, почему же ты скрыла это от меня? Ты что, боялась, я тебе соль на раны буду сыпать?

Рейн отвернулась, размышляя о том же.

– Это я уже пробовала. Не помогает, – попыталась она сострить.

– А почему ты перчаток не взяла? – более мягко спросил он.

Она наблюдала, как он наносит мазь на ее израненные ладони.

– У меня есть только пара белых, вечерних.

– Где они?

Озадаченная, она указала нужный ящик. Двумя шагами он пересек комнату и вернулся с изящными хлопчатобумажными перчатками. Словно хирургическая сестра, он держал их, пока она засовывала руки, а потом обнял ее за плечи.

– Рейн, я, кажется, сейчас тебя поцелую, – хрипло сказал он.

– Правда? – пробормотала она тихо, точно во сне.

Рейн невольно подняла лицо, словно она была цветок, а он – солнце. Сдержаться ей, наверное, было бы труднее, чем убежать.

Прежде чем его губы коснулись ее губ, он тихонько засмеялся.

– Кажется, меня возбуждают бинты. Я, наверное, выбрал не ту профессию.

Его губы были полуоткрыты, приглашая ее присоединиться к нему в медленной чувственной игре. Его рот был возбуждающим, манящим, от него чуть пахло бренди, будто он сделал глоток для храбрости, прежде чем войти в ее комнату.

Потом он нежно оторвался от нее и прошептал прямо в ее влажные губы:

– Прекрасная леди. Рейн, надеюсь, вы чувствуете то же самое, что и я, потому что сейчас мы будем заниматься любовью.

Она силилась что-то сказать, но язык не подчинялся – ей так нравилось целовать Сайласа. Она коснулась уголка его губ, а он поймал кончик ее языка зубами, играя.

А затем его руки мягко освободили ее от одежды, и рассудок покинул Рейн, когда ее взгляд встретился с его горящими глазами. Его глаза возбужденно сузились, а зрачки расширились так, что вокруг них сиял только тоненький золотой ободок; его рот был мягок и настойчиво-чувствен, когда снова прикоснулся к ее рту.

Она услышала шелест падающего на пол шелка и барабанящего в окно дождя. Еще было слышно дыхание, прерывистое и быстрое, и это было не только его дыхание. Сайлас повел ее к кровати, не сводя с нее взгляда, точно боясь спугнуть желание, вспыхнувшее так быстро и неожиданно.

Тело Рейн слегка напряглось, когда его пальцы начали медленно касаться маленьких холмиков ее грудей, и он успокаивающе прошептал:

– Разреши мне, любимая, разреши…

Закрыв глаза, она почти ощущала электрические разряды, проходившие через ее тело. У нее мелькнула мимолетная мысль о бесконечных чудесах природы.

Его руки переместились с ее грудей на нежный изгиб талии, а потом спустились ниже, на бедра. Они со странно возбуждавшей медлительностью ласкали изящные округлости бедер, и, когда она уже не могла больше этого выносить, его губы снова впились в ее, а руки снова стали ласкать ее тело.

Она почувствовала, как что-то невольно напряглось в ней, но заставила себя расслабиться. Это же Сайлас – Сайлас, он не сделает ей больно. Его рот ласкал ее губы с дурманящей сладостью, пробуя, изучая, проникая вглубь, касаясь языка. Его руки поднялись к ее лицу, пальцы гладили ушные раковины…

Рейн ощущала каждую клеточку его тела, прижимавшего ее к кровати. Их ноги были переплетены, и, закрыв глаза, она легко представляла себе картину: одно тело упругое, тяжелое, прокаленное солнцем, а другое – хрупкое и бледное, с маленькими штрихами золотого и кораллового.

Считал ли он, что она хороша для любви? Господи, пусть он меня полюбит – и захочет так сильно, чтобы забыть себя. Ее руки легко скользнули по упругому худощавому телу и сошлись на крепких мускулистых ягодицах, и она почувствовала, как у него перехватило дыхание.

Дождь прекратился, и только неяркий свет виднелся сквозь открытую дверь гостиной. Рейн взглянула на склонившееся над нею лицо и подняла руку, чтобы провести по упрямой скуле. Зрелище белой перчатки было для нее совершенно неожиданным; она издала тихий звук, то ли рыдание, то ли смех.

– Я сделал тебе больно? Я слишком тяжелый?

В ответ на его взволнованные слова она покачала головой, не в силах говорить. Ее руки снова обняли его, и, спрятав лицо у него на груди, она потянула его к себе, едва ощущая боль за наплывом более сильных чувств.

Каждой частичкой тела она жаждала любить его, жаждала его внимания, его прикосновений, поцелуев. Каждый ее нерв отмечал растущее в нем напряжение, когда он прижимался к ней, стараясь удержать рвущуюся страсть.

Люби меня, молча молила она. Просто люби меня, Сайлас, – это все, что мне нужно, все, что я у тебя когда-нибудь попрошу.

Его рот легонько захватил кончик маленькой твердой груди и покрыл сначала его, а потом и все ее тело горячими поцелуями, зажигавшими в нем сотни маленьких пожаров. Он ласкал ее всю-всю так невыносимо медленно… Он будто решил довести каждый дюйм ее ума и тела и души до высшей возможной степени возбуждения, прежде чем удовлетворит собственную испепеляющую страсть.

– Сайлас, пожалуйста, – молила она. И вновь и вновь он подводил ее к самому краю и потом отступал. Ее затянутые в белые перчатки руки гладили его спину медленными ритмичными движениями и слабо давили ему на плечи.

Сайлас, Сайлас, Сайлас. Торжественные гимны наполняли все ее существо, пока он мучительно неспешно ласкал ее. Не отрывая глаз от ее горящего взгляда, он вошел в ее расплавленное, как жидкий воск, жаждущее его тело.

Было только мгновение слепящего ужаса, а потом началось стремительное восхождение, радостный поток, который нес ее дальше, чем когда-либо, – дальше и дальше, с головокружительной скоростью, пока она совсем не забыла себя.

Что это было – огонь и землетрясение, ураган и наводнение?

Еще дважды он прижимался к ней и подчинял себе с искусной нежностью, а потом обнимал ее, пока они оба не обессилели. Вдруг он заметил ее перчатки и начал смеяться, и они оба смеялись, смеялись до слез.

– Леди Рейн, – нежно поддразнивал он, – почему же вы не сказали, что это светский прием? У меня где-то и манишки припрятаны вместе со старым кителем.

Она была переполнена любовью, любовь разбудила все ее существо, каждый нерв, каждую клеточку мозга и тела. Подготовленные слова куда-то исчезли за неповторимые часы этой ночи. Да если бы он и ответил, она бы не услышала, и потом, она твердо решила, что ей не нужно от него никаких обязательств. Вполне достаточно, что он освободил ее от ноши, которую Пол взвалил на ее плечи.

Телефонный звонок разбудил ее на рассвете, и она лежала, сначала не понимая, что происходит, чувствуя только, что с ней случилось что-то невероятное. Но едва шевельнулась, тело ее заныло, она все вспомнила и повернулась в радостном ожидании.

Конечно, Сайласа не было. Телефон замолчал, и она услышала тихий голос из соседней комнаты. Она села, оглядываясь в поисках халата. Опять дела, подумала она. Эта ночь изменит, конечно, их взаимоотношения, но еще слишком рано, чтобы определить, каковы будут эти перемены. Сожительство? В некотором роде так это и было с самого начала. Мортимера бы удар хватил, если бы он узнал, но он, конечно, не знал.

Все еще сидя в постели, она взглянула на Сайласа, который появился в дверях, абсолютно не смущаясь, что не успел натянуть брюки.

– Телефонная побудка? – поддразнила она. Посмотрев на него, она перестала улыбаться.

Не ответив, он достал из ванной полотенце и обернул его вокруг талии. Потом подошел к кровати.

– Это твой отец, Рейн. Твой дядюшка скончался прошлой ночью, и отец хочет, чтобы ты вернулась домой.

Обсудив несколько вариантов, они сошлись на том, что на маршрутном самолете с острова будет выбраться быстрее всего.

– У нас есть еще добрых шесть часов, и это в лучшем случае. Первым делом я зарезервирую для нас полет из Норфолкского аэропорта и позвоню Маку. Потом мы свяжемся с твоим отцом и скажем, когда нас ждать.

Мы, сказал он. Нас.

– Сайлас, мне кажется, тебе не нужно со мной лететь.

– Я думаю, нужно.

– Я должна сделать это одна, Сайлас, прошу тебя.

По какой-то причине, которую она сама не могла объяснить, ей не хотелось, чтобы Сайлас ехал с ней. Слишком много плохого было связано с Сан-Франциско, слишком много всего, чтобы рисковать и вносить это в их новые и еще хрупкие отношения.

В его глазах стоял вопрос, на который она не была готова ответить. Если бы несчастья не случилось, она бы, наверное, рассказала ему всю свою невеселую историю, но сейчас просто не было времени. Все мироздание отца только что обрушилось; может быть, он уже в коматозном состоянии.

– Если тебе не трудно устроить все, что нужно, с самолетами, я начну укладывать вещи. Ой, и еще, Сайлас, мне ужасно неудобно просить, но не мог бы ты одолжить мне денег на билет? Если тебе не удастся устроить мне большую скидку, я не могу себе сейчас позволить даже второй класс.

Если бы взглядом можно было убить, она бы уже лежала распростертая на полу. Не сказав ни слова, он покинул комнату, атмосфера в которой будто наэлектризовалась.

Когда Сайлас вернулся, Рейн была уже одета. Он успел натянуть холщовые брюки и черную трикотажную рубашку. Он даже побрился, о чем свидетельствовал порез на подбородке. Глаза его были непроницаемыми, как тусклая старинная монета.

– Удалось что-нибудь достать на сегодня?

– Мак будет здесь в восемь тридцать. Твой самолет вылетает из Норфолка в десять сорок пять. Я сделал кофе и яичницу.

– Ох, Сайлас, я не могу есть. Можно я перезвоню отцу?

– Я уже позвонил. Тебя там встретят.

– Спасибо, – прошептала она, потом грустно посмотрела на него. – Он говорил спокойно?

Широкие плечи красноречиво поднялись и опустились.

– По– моему, вполне. Трудно определить в таких обстоятельствах.

Да что же это за такие обстоятельства? – подумала Рейн в отчаянии и возмущении, в какой-то степени адресованном покойному дядюшке. Как это некстати! Проснуться с этим, когда все, что она хотела в этом мире, было замкнуто на Сайласе, на исследовании чудесных возможностей их новых отношений.

А теперь этим отношениям, которые были подобны новым росткам, грозила опасность, их могли погубить, хотя они еще даже не увидели дневного света. Погубить! – таково было влияние Мортимера на ее жизнь с той самой минуты, когда она, испуганный, озлобленный ребенок, вошла в этот мраморный мавзолей. Ирония судьбы – он продолжает приносить вред и после смерти.

– Я бы выпила кофе, если есть время. Кстати, который час? Мои часы… – Она смущенно осеклась, и ее сила воли полностью испарилась. – Сайлас, сегодня ночью…

Он взглянул, будто она ударила его.

– Не сейчас, Рейн, – он заскрежетал зубами.

Господи, его просто медленно убивает мысль о том, что она улетает от него. Кто может гарантировать, что она вернется?

– Поговорим, когда все это кончится, – коротко сказал Сайлас. То, что он должен сказать ей, могло заставить ее остаться там, но ему приходилось рисковать. Если она не сможет прожить на пенсию отставного капитан-лейтенанта, плюс еще кое-какие дивиденды, которые он получал за последние годы, то… то он ограбит для нее и банк. Все, что он знал, – это что он хочет ее, хочет во всех отношениях и до конца своей жизни.

Сайлас даже не сказал ей о доме, который он строит: боялся, что она увидит в этом ловушку. Он начал строить его, когда было похоже на то, что Реба с Майком поселятся здесь постоянно. Он вполне мог позволить себе собственный дом, и рано или поздно он собирался полностью отказаться от своей части галереи. Когда Реба переехала в Гонолулу, необходимость исчезла, и он вместо этого занялся помощью Ларсу в его деле.

А теперь он вдруг подумал, не покажется ли ей простой невысокий дом, глядящий на залив, крошечным никчемным закутком, даже несмотря на две огромные застекленные веранды, столетние дубы и неповторимый вид. Все в ней кричало о качестве и деньгах, даже несмотря на то, что ей пришлось брать взаймы на билет. Разве она не знает, что все, что у него есть, – ее по первому ее слову.

Когда Сайлас последовал за ней в четырехместный пассажирский самолет, оставив свою машину на обдуваемой ветрами посадочной полосе, Рейн благодарно взглянула на него. Она знала, что он не будет настаивать на том, чтобы лететь с ней домой, но отчаянно нуждалась в его поддержке сейчас, на первом этапе путешествия. А ведь так недавно она приземлилась здесь, спрашивая себя, что же это все-таки заставило ее бросить все родное и знакомое и отправиться одной на всеми позабытый островок.

А теперь вся ее жизнь изменилась. Возможно, еще больше, чем она думала. Первый раз ей пришло в голову, что об отце теперь некому заботиться. Он полностью зависел от Гордли, а без Мортимера может не стать и Гордли, и тогда отец останется совсем без присмотра. Он был безнадежным алкоголиком, но это – ее отец. Жена бросила его много лет назад. Рейн знала, что она не сможет его бросить – пока.

Так о многом следует подумать; она даже не знала, с чего начать. Вместо этого она с преувеличенным интересом рассматривала тень крохотного самолетика, летевшего над озаренными солнцем водами залива Памлико.

– Тебе купить что-нибудь почитать? – спросил Сайлас, проводив ее через некоторое время в здание аэропорта.

– Я положила в сумку несколько журналов твоей тетушки по садоводству – надеюсь, ты не возражаешь.

Его улыбка была нежной и насмешливой.

– Этого тебе должно хватить на несколько часов.

Они сдали ее багаж, и теперь уже оставалось только ждать.

– Сайлас, тебе не обязательно быть со мной до самого отлета, – сказала Рейн, хотя сама бы не выдержала, если бы он сейчас ушел.

Несколько минут, оставшихся до объявления рейса, они просидели бок о бок в неловком молчании. В голове у нее было пусто – из всего, что она собиралась сказать ему, она припомнила только инструкции по поводу галереи.

– Супруги Мейер приезжают в следующий вторник за картиной, – вспомнила она. – Картина в запаснике, засунута за лестницу. Мейеры уже заплатили, и я ее упаковала. Они остановятся в одном из туристских комплексов.

Сайлас мрачно кивнул, и она продолжила:

– Ах да, цветы – попроси Билли поливать все в галерее и в гостиной, хорошо? Но не поливайте пальмы в вестибюле. В книжках написано, что они не любят много влаги.

Наконец объявили посадку, и Рейн была почти рада. Атмосфера становилась весьма напряженной.

– Позвони мне, когда доберешься, – коротко бросил Сайлас.

– Будет поздно.

– Позвони мне, – простонал он, а потом притянул ее к себе и впился в ее губы жгучим отчаянным поцелуем. – Позвони мне, – повторил он, и Рейн увидела в его глазах подозрительный блеск.

– Я вернусь, Сайлас.

Когда стюардесса подошла, чтобы принять заказ на напитки, Рейн все еще сидела, уставившись на свои затянутые в белые перчатки руки, вспоминая, как они смотрелись на бронзовом теле Сайласа.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю