Текст книги "Поздняя луна"

Автор книги: Дикси Браунинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Глава третья

– Съешьте яичницу с ветчиной, – спокойно приказал Сайлас, оборачиваясь, чтобы переложить поджаренное яйцо на одну из грубых тарелок.

По крайней мере, тарелку над плитой он подогрел, отметила Рейн. Ее желудок снова ожил от соблазнительного аромата, и она была рада, что он не обратил внимания на ее слова.

– Плохо спали? Не похоже, чтобы вы так уж хорошо отдохнули. Может быть, лучше не спешить, а подождать несколько дней, а потом уж заняться галереей. – Его хриплый голос странно будоражил что-то внутри нее.

– Я прекрасно отдохнула, благодарю вас, – отозвалась Рейн, усаживаясь напротив Сайласа. Она положила два ломтика хлеба в тостер – этим и исчерпывались все ее кулинарные таланты. Уже не первый раз ей приходило в голову, что она была абсолютно не готова обслуживать сама себя, даже на самом примитивном уровне. Прислуге Мортимера, включавшей повара, дряхлого, раздражительного китайца, и не приходило в голову поделиться с ней своими знаниями, как и предоставить самому Мортимеру менять себе постельное белье.

– Вполне можно подождать несколько дней, пока вы придете в себя, – пробормотал Сайлас.

Рейн заметила, что себе он поджарил три яйца и полдюжины ломтиков ветчины.

– Я бы хотела начать как можно быстрее.

Сайлас пожал плечами, продолжая намазывать поджаренный хлебец вареньем из инжира, и ответил:

– Сегодня воскресенье и идет дождь.

Положив нож и вилку на тарелку под строго определенным углом друг к другу, Рейн взглянула на него с холодным удивлением. Завтрак, особенно кофе, был очень вкусным, и она съела даже больше, чем обычно.

– Если вы собираетесь в церковь, то, пожалуйста, не задерживайтесь из-за меня.

– Как вам спалось? – спросил он, пропустив мимо ушей ее слова.

– Прекрасно, благодарю вас, – чопорно ответила она и замерла от удивления, когда Сайлас потянулся через стол и провел длинным указательным пальцем по ее щеке под глазом.

Мягким скользящим движением он отнял палец и уставился на него, безучастный к негодованию Рейн.

– Не стирается, – пробормотал он. – А я-то думал, утонченные городские дамы красятся больше, чем деревенские девчонки.

– Простите?

– У вас тени под глазами. Надо что-нибудь придумать, чтобы вы действительно отдохнули. Вот уж не предполагал, что управляющая нашей галереи будет как принцесса на горошине.

Рейн лихорадочно отхлебнула кофе и поперхнулась. Сайлас легко вскочил и подошел сзади, чтобы похлопать ее по спине.

– Ну, ну, милочка, расслабьтесь, а?

Его рука гладила шелковистую поверхность прекрасно сшитой блузки. Бедняжка, она как будто все время ищет повод улизнуть. Наверное, ожидала чего-то лучшего. Наверное, поняла, что будет попусту тратить свои способности в маленькой картинной галерее, да еще в такой глуши. Суровое очарование мыса Хаттерас было понятно не всем, а эта женщина была истинное дитя урбанизации.

– Я прекрасно выспалась, мистер Флинт, – ответила Рейн ледяным тоном, как только смогла говорить. – А сейчас, если вы не возражаете, я вас оставлю.

– Пока, Ларейн, – серьезно откликнулся он, и в его глазах засверкали искорки веселого изумления, словно он догадался, какое впечатление производит на нее.

Отодвинув стул, Рейн направилась к двери и, поколебавшись, нерешительно повернулась к нему.

– Я пообедаю и поужинаю в своей комнате, и, если вы не возражаете, я хотела бы сама готовить себе завтрак.

И как можно скорее она должна решить вопрос с жильем. Где-нибудь поблизости должно же быть место, где она может снимать комнаты и питаться за умеренную цену. Если бы Сайлас Флинт был настоящим джентльменом, он бы сам понял, что она не может жить в этом доме рядом с посторонним мужчиной.

– Как вам удобнее, Ларейн. Вообще-то я хотел вас предупредить, что и сам буду обедать вечером в другом месте, поэтому приготовьте себе, что хотите. В морозильнике всего полно, а примерно в миле отсюда вы найдете бакалейную лавку.

Утро пролетело незаметно. Реба оставила дела в полном порядке, со списком художников предыдущего года, которые могли вернуться еще до открытия сезона, и списком возможных кандидатур, с которыми можно связаться при наличии места в галерее. Там был еще список необходимых дел, включавший ежемесячный отчет для налога с продажи и образец рекламного объявления из местной газеты. Нужно будет еще немного покопаться, чтобы определить, какие суммы могут тратиться на рекламу и входили ли такие обязанности в ее компетенцию. Рейн мысленно сделала отметку – спросить об этом Сайласа.

В запаснике она нашла несколько картин с подписью Ребы Флинт в правом нижнем углу. Рейн вынесла их на свет, чтобы как следует рассмотреть, и сделала вывод, что сестра Сайласа очень объективно оценивала свои художественные способности и, должно быть, использовала свои работы исключительно для заполнения места, когда оно появлялось после продажи других картин. Рейн не имела ни малейшего представления о том, каков обычно был резерв галереи, но, судя по книге счетов, в прошлый год было распродано довольно много работ, особенно тех, что подешевле.

После первоначального прилива энтузиазма Рейн опять быстро выдохлась. Она нашла, что протирать пыль и приводить в порядок запасник – работа немного утомительная, и отнесла это за счет усталости от вчерашнего перелета. Телефон молчал, и она то и дело подходила к высоким окнам, чтобы поглядеть на неширокую полосу шоссе, которое вытянулось во всю длину острова и проходило недалеко от галереи. Остров был очень узким, как ей показалось, – и как он отличался от всего, к чему она была привычна! Что, если она не приживется здесь, не сможет адаптироваться?

От этой мысли у нее внутри все сжалось, и она отвернулась от серого, овеваемого ветрами морского пейзажа за окном. Она должна привыкнуть. Выбора нет.

Сделав все, что было возможно на данный момент, Рейн закрыла дверь галереи и отправилась на кухню: чашка горячего чая – вот что ей нужно; с этим она должна справиться. По крайней мере, на кухне сейчас никого не было. Не придется опять смущаться под взглядом внимательных, слегка насмешливых глаз Сайласа.

Она помедлила у входа в светлую комнатку, и настроение у нее вдруг почему-то поднялось. Взглянув на часы, она обнаружила, что времени чуть больше часа. Ее желудок, очевидно, все еще жил по сан-францисскому времени, и, несмотря на непривычно плотный завтрак, она вдруг почувствовала, что ужасно проголодалась. Где же Сайлас? Когда бывает ленч?

Заметив, куда завели ее мысли, она нахмурилась. Где бы он ни был, ее ленч его абсолютно не касался, о чем она совершенно определенно сообщила ему несколько часов назад.

Со стремительно исчезающим чувством уверенности в себе она заглянула сперва в холодильник, потом в морозильник. Морозильник был совершенно бесполезен. «Окунь», и «Сельдь», и «Тунец» – это все прекрасно, но она не имела ни малейшего представления о том, что должно произойти в промежутке между морозильником и тарелкой. И потом, она уже слишком проголодалась, чтобы экспериментировать. В отчаянии она повернулась к холодильнику. В изысканной фарфоровой супнице с отбитым краем обнаружила какую-то застывшую смесь, из которой высовывались клешни краба. За ними просматривались неясные контуры, которые вполне могли оказаться картошкой, и что-то оранжевое, напоминающее креветочный суп. Она поставила его на стол рядом с палкой какой-то твердой колбасы – как она надеялась, уже готовой к употреблению. Ассорти завершали помидор и два ломтика чего-то типа домашнего хлеба. Обнаружив также тарелку и приборы, она поставила чайник на огонь.

Через полчаса она откинулась на стуле, насытившаяся и чрезвычайно довольная собой. Студень из крабов оказался неожиданно вкусным, хотя и немножко острым для нее. Помидор был безвкусным, но не по ее вине, колбаса – пряной и вполне съедобной, а хлеб – просто объедение. Она не смогла найти чай и решила заменить его растворимым кофе. Конечно, он не шел ни в какое сравнение с амброзией, которую готовил Сайлас, но и его вполне можно было пить. В общем, она была довольна первыми успехами на кухне, даже если всю предварительную кулинарную подготовку проделал кто-то еще.

Вымыв без особых сложностей несколько тарелок и убрав все на место, она исполнилась еще большим самодовольством. Попозже она тут еще пороется и, может быть, обнаружит поваренную книгу. Хильда Хильдой, но не хочется больше зависеть ни от кого. В кладовке была даже посудомоечная машина. Как-нибудь на днях нужно будет научиться ею пользоваться.

Но главное, с тревогой подумала она, это постель. Поспешив в свою комнату, она сморщила нос при виде неубранной постели и еще не распакованного чемодана. Здесь нет Анны, чтобы убирать за ней, ловя ее одежду чуть ли не на лету. Рейн выросла под присмотром Анны, суетившейся вокруг нее наверху, и Гордли, следившим за ней внизу, чтобы она съела все, что было на тарелке, и не опоздала на урок тенниса, к учителю по французскому, не опоздала бы к дантисту, а позже провожавшим ее на назначенные встречи.

Только теперь она начинала понимать, что была беспомощна, как годовалый младенец, жертва слепой преданности. Но слуги были хотя бы преданными, чего нельзя сказать о ее семье. Отцу она служила вечным укором – напоминала, что он манкирует родительскими обязанностями. Для Мортимера была лишь продолжением его собственного «я», чем-то, что он мог лепить, формировать и доводить до совершенства, прежде чем выдаст замуж за человека, которым сможет гордиться.

И вот здесь-то он совершил громадный просчет. Единственный раз чутье подвело его, и она очень сомневалась, что старик когда-нибудь сможет оправиться от такого удара. Но она не сомневалась, что не собирается это выяснять.

День прошел даже слишком тихо. Когда Сайлас вернулся, Рейн сидела в гостиной, изучая списки тех художников, поступления работ которых можно было ожидать в ближайшем будущем.

Она отложила тетрадь, подавляя растущее чувство неуверенности в своих силах. Оказалось, что организация выставки-продажи имеет очень мало общего с добровольной работой в частном музее искусств. Чтобы выжить здесь, нужно быть достаточно опытной и определить правильную пропорцию картин так называемого туристского искусства и подлинного, однако гораздо менее доходного.

Сайлас вошел прямо в гостиную, даже не заглянув в свои комнаты, и принес с собой запах соленого воздуха и чего-то еще – острого и экзотического. Комната вдруг ожила от его присутствия, и она почувствовала, что большими глотками пьет этот соленый морской воздух.

– Как вы тут? – спросил он, швырнув влажную куртку на софу и усевшись рядом с ней.

– Думаю, все в порядке. Я полагаю, что художники уже довольно скоро начнут приносить свои работы?

– Понятия не имею. Кажется, у Ребы была с ними какая-то договоренность, но я сомневаюсь, что художников так же легко заставить следовать графику, как моих подчиненных.

Быстро смеркалось, оставался только оазис света от маленькой настольной лампы, которую Рейн зажгла раньше. Она взглянула на свои руки, на черную переплетенную тетрадь на коленях. На месте обручального кольца осталась бледная, едва различимая полоска. Странно – она ее никогда раньше не замечала.

– Проголодались? – спросил Сайлас.

– Нет.

Честно признаться, она открыла доселе неведомое ей наслаждение – «кусочничать» в перерывах между едой. Пятичасовой чай был церемонией, на которой всегда настаивал Мортимер, ведь на чае зиждилось благополучие семьи Сторнуэй. Но сегодня вместо тонюсеньких, без корочки, бутербродов и фирменного чая семьи Сторнуэй она намазала два кусочка вкуснейшего домашнего хлеба маслом и сыром и сделала себе еще чашку растворимого кофе.

– Ну не знаю, как вы, – сказал Сайлас, передернув плечами, – а я собираюсь принять горячий душ, а потом я везу одного человека в ресторан отведать огромный бифштекс. Справитесь тут опять сами? – Не дожидаясь ее ответа, он продолжил: – Если хотите, можете отнести поднос с едой к себе в комнату, а потом оставьте его за дверью, и я заберу, когда вернусь вечером.

Он был похож на собаку, идущую по ее следу, но что-то подсказывало ему, что ей нужно предоставить побольше самостоятельности. Полегче, полегче. Надо дать ей время прийти в себя.

– Если хотите посмотреть телевизор, он в моей комнате. За изображение не ручаюсь – оно часто прыгает.

– Благодарю, но я бы предпочла почитать.

Перспектива одинокого вечера показалась неожиданно мрачной, но Рейн ни за что на свете в этом бы не призналась.

– Как вам удобнее. Книги вот здесь, – он указал на низкую полку, где стояло несколько книг по навигации и журналы по садоводству. – В моей комнате еще полно. Не стесняйтесь. Она всегда открыта.

Он встал и потянулся, и глаза Рейн невольно остановились на его плоском животе, выглянувшем между свитером и джинсами.

– Прибыли запчасти для моей машины, так что я провозился с ней весь день. Как насчет чашечки кофе? – предложил он, опустив руки и одарив ее обезоруживающей улыбкой.

– Ну, вообще-то… – начала она, вспомнив о восхитительном напитке, который он приготовил утром.

– Так я и подумал.

Улыбка перешла в широкую ухмылку.

– Приготовьте-ка и мне чашечку, ладно? Выпью на дорогу.

Прежде чем она успела раскрыть рот, он уже вышел, оставив ее в изумлении и раздражении.

Да что же это такое, ей совсем не хотелось есть, пока он не заговорил о бифштексах и кофе, а вот теперь она умирает от голода. И не хочется ей хлеба с сыром и растворимого кофе.

Через двадцать минут Сайлас появился со своей стороны дома, с влажными еще волосами, одетый на удивление хорошо, в прекрасно сидящих желтовато-коричневых брюках, до блеска отполированных ботинках и в черной водолазке. Через руку у него был переброшен твидовый пиджак, и Рейн с одного взгляда оценила качество ткани. Все это не подходило к тому образу, который она создала, и это ее беспричинно раздражало – несмотря на неправильные черты лица, это был один из самых неотразимых и привлекательных мужчин, которых она когда-либо встречала.

– А где же кофе? – Сайлас поднял темную широкую бровь.

– Я передумала. – Не смея встретиться с ним взглядом, она опустила глаза на тетрадь, лежащую на коленях.

– Вы уверены, что не передумали и не поедете с нами?

Рейн молча взглянула на него. Ей показалось, что ее еще никто не приглашал, о чем, конечно, она вовсе не собиралась ему напоминать.

– Нет, благодарю, – беззаботно ответила она.

Сайлас пожал плечами, размышляя, что же творится там, за этим холодным аристократическим личиком.

– Как хотите. В такой вечер хорошо и дома посидеть. Если бы у меня не было других планов… – Он не докончил. Он вдруг понял, что, если бы у него не было других планов, мысль разделить с ней ужин в этот дождливый воскресный вечер была бы на удивление заманчивой.

Еще долго после того, как дверь за ним захлопнулась, и затих звук колес, скрипящих по ракушкам, Рейн сидела в мягко освещенной комнате и размышляла о том, что бы произошло, если бы она приняла его столь внезапное приглашение. Наверное, она бы смертельно скучала. И все же она не могла не признать, что идея эта ее чрезвычайно привлекала. Опыт общения у нее был очень ограниченный, и ей еще никогда не встречался мужчина, похожий на Сайласа Флинта. Он, бесспорно, был прямой противоположностью тем мужчинам, которых подбирал для нее дядюшка. Все они были продуктами относительно узкого светского общества, и их легко было определить по стандартным взглядам, по определенной внешней схожести.

Ей пришло в голову, что она никогда, даже с Полом, не ощущала себя настолько женщиной. Делало ли это Сайласа еще в большей степени мужчиной? Или это делало ее еще в большей степени идиоткой?

Уже ближе к двенадцати Рейн наконец сдалась и отправилась в свою комнату. Она перелистала одну из книг Сайласа по астронавтике, представляя его у руля открытой всем ветрам шхуны в бурном море. И из-за того, что его образ так настойчиво и тревожаще овладел ею, она отложила книжку и взяла один из журналов по садоводству. Они, должно быть, принадлежали либо его сестре, либо тетушке, которая жила здесь до них. Образ Сайласа, подрезающего розы или опрыскивающего фруктовые деревья, как-то не укладывался у нее в голове.

Ее знания о растениях были чрезвычайно ограниченными. Мортимер страдал астмой, и это исключало любых домашних животных или растения. Огромные налоги на недвижимость постепенно свели размер поместья Сторнуэев до безупречно прилизанных двух акров, в которых не было ничего такого, что могло бы привлечь ее внимание, даже если бы ее вдохновил на это японский садовник, который приходил раз в неделю ухаживать за этими акрами.

Отложив статью о культивировании растений на ночной столик, Рейн скинула туфельки из крокодиловой кожи и медленно разделась. Несмотря на растущий интерес к растениеводству, она прекрасно понимала, что последние два часа ждет только возвращения Сайласа.

После душа, когда она застегивала верхнюю пуговицу на белой с длинными рукавами пижаме, в дверь постучали. Это мог быть только Сайлас. А она даже не слышала, как он подъехал.

– Да? В чем дело? – Ее голос звучал чуточку напряженно.

– Ларейн? Я хотел вам сказать, если вы еще не спите.

Ее губы возмущенно сжались; и, конечно же, именно возмущение вызвало это неприятное ощущение в желудке.

– Извините, мистер Флинт. С этим придется подождать до утра. Я уже ложусь.

Дверь скрипнула, и Рейн со страхом заметила, что дверь чуть приоткрылась.

– Мистер Флинт!

– Одну минуту, Ларейн. Вы выйдете или мне войти?

Дверь открылась еще шире, и ее испуганные глаза оторвались от фарфоровой ручки и встретились со слегка виноватым искрящимся взглядом.

От природы очень застенчивая, Рейн бессознательно надела маску оскорбленного достоинства и сохраняла ее исключительно силой юли.

– Если вы настаиваете, мистер Флинт, я присоединюсь к вам в гостиной, как только оденусь.

– Не беспокойтесь. Ваша одежда прекрасно защитит вашу скромность. Моя мать и то надевала на себя меньше на ночь. – Блокировав дверь широкими плечами, он приветствовал ее улыбкой полнейшей невинности. Рейн почувствовала, что самообладание изменяет ей.

Может быть, она придает слишком большое значение приличиям? Это было неофициальное место и неофициальное время – разумеется, в ее собственном воспитании подобное отсутствовало.

– Пожалуйста, прошу вас, подождите меня в гостиной. Я буду через минуту.

Дверь тихо закрылась, и она осталась растерянно стоять посередине комнаты. Господи, ведь этот человек был ее работодателем. Он просто хотел ей что-то сказать – а она гостья у него в доме. Надев тяжелый халат цвета слоновой кости, она туго затянула его кушаком и сунула ноги в туфельки. Невольно сделав глубокий вдох, она открыла дверь.

– Садитесь сюда, здесь будет удобно.

Сайлас указал на софу, а глаза его скользили по ней, пока она медлила в дверях. Чего она от него ожидает все-таки? Черт возьми, он не привык, чтобы его воспринимали как хищника. Он любит женщин так же, как и большинство мужчин, но он никогда на них не набрасывался. Особенно на таких, как Рейн – глядя на нее, можно подумать, что она рассыплется на части, стоит только ему до нее дотронуться.

Пока Рейн неуверенно шла к самому дальнему углу комнаты и садилась на краешек стула, Сайлас чувствовал, что его все больше и больше интригует как ее внешность, так и ее поведение. У нее был тот редкий тип красоты, который он бы назвал аристократическим, но не мог определить, что здесь врожденное, а что благоприобретенное.

– Будьте добры, мистер Флинт, говорите, что вы хотели сказать. Я чрезвычайно устала и хотела бы лечь спать.

Губы его растянулись от изумления, но улыбка была нежной. Что она, сошла со страниц волшебной сказки? Он ощущал безотчетное стремление защитить ее.

– Мистер Флинт?

Было трудно переоценить усилия, которых ей стоило проговорить его имя.

– Сайлас – пожалуйста, – поправил он ее хрипловатым шепотом, который звучал почти ласково.

– Мистер Флинт, – нетерпеливо повторила она, поднимаясь со стула.

– Хорошо, миссис Эшби, – уступил он. – Идите сюда – я вам что-то покажу.

Дела могли и подождать. Он вспомнил, когда уже уехал, что банковские книги лежали у него в столе. Они были необходимы, чтобы получить представление о текущем капитале галереи, но до завтра это еще ждет.

Рейн настороженно гадала, что у него на уме. Когда он повернулся к окну, она бросила на него озадаченный взгляд. Он что, вытащил ее из постели, чтобы продемонстрировать ей вид из окна?

– Это стоит того, – сказал он, почувствовав ее скептическое отношение и отодвигая льняную занавеску.

Когда она подошла к нему, он улыбнулся, как будто она ему необычайно польстила, и она в очередной раз подумала, что Сайлас Флинт – это неизвестная величина неизвестного качества.

– Ну и что же вы хотели мне показать?

Еще прежде, чем эти слова слетели с ее губ, она потрясенно уставилась на возникшее перед ее глазами серебристое переливающееся свечение.

– Пасха на подходе, вот и море спокойно, как в детской ванночке. Видите? Луна для разнообразия решила выглянуть.

– Не вижу я никакой луны.

– Она за облаками.

Он нагнул голову, чтобы посмотреть в окно, и его лицо случайно коснулось ее волос.

– Высоко-высоко. Вот это и есть чудо – вы не можете видеть света, но когда свет падает на океан, то океан начинает светиться, и это еще более загадочно, потому что сам океан скрыт за дюнами.

– Как будто пленка сверкающей дымки, возникшая из ниоткуда, – прошептала она, остро ощущая запах его туалетного мыла, тонких темных сигарет, которые он иногда курил, и еще чего-то – неповторимого мужского запаха.

Пока они наблюдали, в люминесцирующее сияние вплыло облачко и его рваные края окрасились радужными цветами. Они стояли у высокого узкого пространства перед окном, и она чувствовала, как они легко-легко касаются друг друга, и возмущаться тут бесполезно, потому что избежать этого невозможно.

– Магия луны, – пробормотал Сайлас, и от его дыхания завитки волос защекотали ее ухо. – Она уносит тебя в такие дали, куда ноги никогда не приведут.

В порыве спасительной иронии Рейн подумала, что для отставного моряка он необычайно поэтичен. Видел ли он, как луна поднималась над бесчисленными морями? Наблюдал ли, как она отражается в ледниках Северной Атлантики, в потаенных лагунах Южных Морей? Не это ли пробудило в нем эту удивительную поэтическую нотку?

Или же он видел ее отражение только в резервуарах для охлаждения воды в конторах на суше?

– Прекрасный вид, мистер Флинт, – неохотно признала она. – Вы что-то еще хотели со мной обсудить?

Едва подавляя раздражение, Сайлас отодвинулся. На расстоянии нескольких метров он остановился и мог бы поклясться, что она вздохнула с облегчением. Черт возьми, если она не хочет привлекать ничьего внимания, зачем она душится такими духами? От нее пахло… дождем. Так пахнут цветы под весенним дождем.

– Рейн[2]2
  Имя героини по-английски означает «дождь». – Здесь и далее прим. перев.


[Закрыть], – невольно пробормотал он. Она бросила на него потрясенный взгляд.

– Откуда вы узнали, что меня зовут Рейн?

– Я не знал, но вам это очень подходит. Такая прохладная, светлая, неуловимая. Можно я буду звать вас Рейн?

Мортимер никогда не звал ее Рейн – и уж конечно, не Пол. У нее была школьная подружка, которая так сократила ее имя, и ей ужасно понравилось. С тех пор она внезапно поняла, что думала о себе как о Рейн.

– Я… ну, наверное, я не против… – позволила Рейн. Она поняла, что хочет, чтобы он ее так называл, – очень хочет. Отважившись на робкую улыбку, она увидела, как загорелись эти золотисто-карие глаза. – …Сайлас, – закончила она неуверенно.