355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дикси Браунинг » Поздняя луна » Текст книги (страница 1)
Поздняя луна
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 09:12

Текст книги "Поздняя луна"


Автор книги: Дикси Браунинг



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Дикси Браунинг
Поздняя луна

Глава первая

Полет был долгим, через всю страну, так что времени для размышлений оказалось предостаточно. Ларейн, летевшая вторым классом впервые в жизни, поставила на поднос кофе и протянула руку к плоской лайковой сумочке, очень красивой, элегантной, в классическом стиле, как и все вещи Ларейн.

Сидевший рядом мужчина зашелестел газетой, и она почувствовала на себе его изучающий взгляд. Она перевернула сумочку другой стороной, не уделяя соседу ни малейшего внимания. Посадка через двадцать минут, сказал пилот. Двадцать минут, и она сделает следующий шаг в неизвестность. Первый шаг она сделала сегодня утром, когда взошла на борт самолета в аэропорту Сан-Франциско.

На самом-то деле первый шаг она совершила уже давно. С горечью, никак не отразившейся на ее безмятежном лице, Ларейн перебирала в уме перипетии своей неспокойной жизни. В свои почти двадцать семь лет она видела так много всего и так редко бывала счастлива.

Последняя ночь была еще одной в ряду обрушившихся на нее неприятностей после того, как она вернулась домой, оставив Пола. Но она знала, что такое положение не будет продолжаться долго. Она уже решилась и, какими бы нереальными ни были ее планы, пойдет до конца. Первый раз в жизни колкие слова двоюродного деда Мортимера ее почти не задевали.

Ярость его, несомненно, объяснялась тем, что она окажется вне пределов его досягаемости. Мортимер Сторнуэй по натуре был тираном, а Рейн представляла собой удобный объект для тирании, поскольку с тех пор, как четырнадцать лет назад ее родители развелись, Сторнуэй фактически стал ее опекуном. Он пригласил Рейн и ее отца поселиться у него, в высоком и строгом викторианском особняке. Так и жили они втроем: Рейн, ее отец Эдвард, ее двоюродный дед Мортимер – да еще четверо слуг, работавших у Мортимера Сторнуэя; сколько Рейн себя помнила, они жили каждый сам по себе, не общаясь друг с другом без особой необходимости. Так продолжалось до тех пор, пока Рейн не вышла замуж.

Это тоже было устроено Мортимером. Рейн училась в небольшом колледже, круг ее знакомых строго контролировал дядюшка, чьи представления о морали сформировались и законсервировались еще на рубеже веков. Даже окончив колледж, она не научилась давать дядюшке отпор. Рейн еще больше переживала из-за своего отца, который, не в силах пережить уход своей бывшей жены, матери Рейн, единственного человека в мире, которого он любил, постепенно спивался.

В прошлом Мортимер всегда умел настоять на своем. Стоило ему впиться в нее своими странными прищуренными глазами – глазами цвета льдинок на зимнем пруду, – и она сдавалась. Когда после первого выхода в свет у нее появилось несколько, как выражался дядюшка, поклонников, он начал поиски подходящей кандидатуры, чтобы только сбыть Рейн с рук.

Такой кандидатурой стал Пол Армс. Он был юрист, лет под сорок, и привлекал всех, с кем встречался, учтивостью и обаянием. Он легко покорил Мортимера, а через три месяца после встречи с Рейн покорил и ее. То, что Пол на людях совсем не таков, как наедине, стало шоком для нее. К тому времени, когда они окончательно расстались, шок постепенно сменился чувством опустошенности. Пола, безусловного фаворита предвыборной кампании в сенат штата, разоблачил один из тех, через кого он переступил в своем восхождении по политической лестнице. Таких оказалось много, но Рейн уже ничто больше не могло удивить. Его общественная и частная жизнь были отданы на растерзание прессе, и Рейн молча ждала, будто окаменев, избегая репортеров, избегая своих родственников, но главное – мужа, она ждала, пока утихнет десятидневная шумиха. И тогда она так же молча подала на развод.

Это из-за той последней стычки с Полом, стычки, во время которой он с холодной жестокостью растоптал все ее самоуважение, всю ее женскую гордость, она сбежала в свой старый дом. Любила она его или нет, но дом Мортимера был ее домом. Она жила там с двенадцати лет. Мортимер отреагировал на случившееся на удивление хорошо. Он встретил ее со всем сочувствием, на которое был только способен, и даже с гримасой, долженствовавшей изображать соболезнующую улыбку. Отец, как обычно, оказался hors de combat[1]1
  Вне игры (франц.).


[Закрыть]
, а мать, даже если бы Рейн и решилась искать ее сочувствия, только что в третий раз выскочила замуж где-то в Европе.

В тех редких случаях, когда ей было абсолютно необходимо появиться на людях, Рейн возвращалась к стилю поведения, который она выработала в себе за последние годы. Ларейн Эшби-Сторнуэй Армс, всегда неброско, но безупречно одетая, присутствующая на всех обязательных светских раутах в сопровождении сначала дядюшки, а потом мужа, научилась прятать свою внутреннюю жизнь, совершенно не соответствующую тому гладко отполированному фасаду, который она являла внешнему миру.

Фасад стоял непоколебимо, но иногда Ларейн начинала сомневаться, что женщина, прячущаяся за ним, когда-нибудь снова вернется к жизни.

Мужчина в соседнем кресле сделал несколько попыток завязать с ней беседу, но Рейн с безупречной вежливостью не замечала его. Меньше всего она сейчас хотела общаться с мужчинами, даже с кратковременными попутчиками.

Кроме того, чертами лица сосед немного напоминал ее бывшего мужа. Во-первых, маленькие уши. Черты лица Пола были на удивление правильными, задуманы и исполнены рукой мастера. Седина на висках делала его еще более неотразимым для молодой впечатлительной женщины, которая никогда никем не была серьезно увлечена. Он одевался в строгом консервативном стиле, который, как она скоро узнала, был частью его маски государственного деятеля.

Рейн передернула плечами и нервно затеребила жакет бежевого костюма из жатого шелка. Она никогда не нервничала. С тех пор как она поселилась у дядюшки, ее приучили скрывать чувства за вежливой светской маской, и, Господь свидетель, в последние несколько лет эта маска ох как часто выручала! Пусть вся она будет комок нервов, но никто из окружающих даже не заподозрит, что у нее могут быть более серьезные проблемы, чем та, когда поужинать – до или после оперы.

Человек, сидящий через проход, откашлялся совсем как Мортимер, и она на мгновение закрыла глаза, припоминая последнюю неприятную сцену. Когда дядюшка понял, что ничто не изменит ее решения уехать, он чуть было не повысил голос. Мортимер был убежден, что к югу от поместья Херст цивилизация кончается, а что касается Восточного побережья, то, если уж она решила бунтовать, зачем, ради всего святого, выбирать для этого место, о котором никто и не слыхал никогда?

Рейн обратилась в бюро путешествий со смутной надеждой отправиться в круиз – испытанное средство исцеления разбитых сердец. Но сердце было цело. Разбитой оказалась ее жизнь. На стене висела большая карта Соединенных Штатов, и она невольно стала выискивать на ней самые отдаленные места.

– Что это там за полоска земли? – спросила она, указывая в середину рваной цепи островов, выдававшихся в Атлантический океан в прямо противоположном направлении от Сан-Франциско.

– Мыс Хаттерас. Национальный парк. Первый приморский парк, ставший Национальным.

– А там кто-нибудь живет?

– Я не в курсе, но могу узнать, если вас это интересует.

Ее это очень заинтересовало. Привлекала сама отдаленность этого места, то, что оно так далеко от Сан-Франциско, хотя и в разумных пределах. Еще одним достоинством было то, что острова почти на той же широте и климат здесь должен быть такой же, значит, даже другой одежды не придется покупать.

– Ты об этом пожалеешь, – предупредил ее Мортимер. – Поверь мне, девочка моя, тебя не для того воспитывали, чтобы ты влачила жалкое существование в Богом забытой Северной Каролине. Ты сбежишь оттуда в два счета.

Все это только укрепило ее решение. Мортимер ожидал, что она на коленях приползет обратно, покорная и смирившаяся. Он наверняка уже приготовил к ее возвращению и мужа номер два.

Нет уж, спасибо, больше не надо, молча поблагодарила Рейн. Она, может, и похожа на хорошо одетую пешку в руках своего дядюшки, но и у нее есть свои запасные ходы. Когда ее брак начал рушиться, что стало ясно почти сразу, она не поленилась купить кучу книг по машинописи, основам бухгалтерского учета и тому подобным премудростям. Ни Мортимер, ни Пол об этом не знали. Если они вообще когда-нибудь о ней думали, то считали, что она, возможно, проводит свои дни в магазинах, сплетничает и участвует в обязательно-добровольных благотворительных обществах. А она вместо этого сознательно готовилась к тому дню, когда будет предоставлена самой себе.

Телефонный звонок в Торговую палату Северной Каролины позволил ей стать обладательницей пакета информационных сведений и нескольких газет из прибрежного района. Она углубилась в них, прочитав все вплоть до частных объявлений. Она и сама могла бы поместить объявление, думала она, когда огромный самолет начал снижаться над Норфолком, штат Виргиния, ближайшим к месту ее назначения аэропортом. Невеселая усмешка тронула ее губы, когда она в уме составила объявление: Предлагается жена, почти новая, в хорошем состоянии.

На самом же деле она ответила на объявление менеджера маленькой картинной галереи. Последовала короткая переписка между Рейн и владелицей галереи Ребой Флинт, в ходе ее Рейн сообщила свои данные: машинопись, основы бухгалтерского учета, двухлетний курс истории искусств и четыре года работы консультантом в небольшом, но очень престижном художественном музее. На бумаге это выглядело не слишком внушительно. Имени Сторнуэй были открыты все двери в Калифорнии, но в деревушке Бакстон, соседствующей с Национальным приморским парком на мысе Хаттерас, она была никто.

После развода Рейн отказалась от фамилий Сторнуэй и Армс и стала называться Ларейн Эшби. Ее мать была из рода Эшби – такого же старинного в Калифорнии, как и Сторнуэй. Мортимер, патриарх вымирающего клана, с готовностью принял когда-то Элеанор Эшби в свою семью, но, когда та повела себя, на его взгляд, слишком своевольно, сделал все, чтобы супруги расстались…

Сосед Рейн пошевелился, задев ее. Она вздрогнула и отодвинулась подальше. Резко отвернувшись к окну, она, не отрываясь, стала смотреть на исцарапанную поверхность стекла. Ей слишком хорошо был знаком этот взгляд у Пола, чтобы стремиться увидеть его на лице другого мужчины. Когда самоуважения почти нет, совсем не хочется, чтобы тебе лишний раз напоминали, что ты просто холодная рыба и что твои единственные достоинства в глазах мужчины – это безупречное происхождение и перспектива получения неплохих сторнуэевских денег.

Хотя соседу она вроде бы понравилась; такое иногда случалось – и теперь, и раньше. Обычно мужчинам такого сорта хватало взгляда, который она выработала в себе в первый год своего выхода в свет. Ларейн не страдала ложной скромностью по поводу своей внешности. Пепельные волосы, ясные серые глаза, хрупкая фигурка и врожденный хороший вкус плюс необходимые средства для его удовлетворения – все это вместе делало ее довольно привлекательной женщиной. Черты ее лица были красивыми, но не впечатляющими, а сдержанный стиль одежды только подчеркивал их классическую правильность. Фигура, которая из тонкой превратилась просто в тощую, была едва ли сексапильной, но смотрелась элегантной и совсем ее не портила. Однако ум ее не был истощен, и именно он, а также новоявленное упрямство и должны были определить ее дальнейшую жизнь. Она только надеялась, что ее хозяйка не решила-таки за время их переговоров выйти замуж и оставить галерею своему брату.

С другой стороны, последний признавал, что ничего не понимает в руководстве галереей. Это давало ей шанс научиться работать прежде, чем он обнаружит, как мало опыта у нее самой.

Посадка была мягкой, и Рейн, ожидая, когда толпа пассажиров возьмет ручную кладь и направится к выходу, открыла сумочку, чтобы дотронуться до письма Сайласа Флинта, словно до талисмана. Все должно было получиться. Все мосты назад, в Сан-Франциско, были сожжены. Требования брата могли быть значительно более высокими, чем его сестры, поскольку он гораздо старше и опытнее. Рейн разговаривала с Ребой Флинт по телефону, и они обменялись письмами. Все, что Рейн знала о Сайласе Флинте, она почерпнула из присланной им короткой записки о том, что ее встретят на местном самолете и доставят на остров.

Сайлас Флинт. Она еще раз взглянула на записку, когда толпа уже начала редеть. Судя по имени, это был кто-то из поколения Мортимера. Скажите на милость, какая женщина за последние пятьдесят лет могла назвать своего младенца Сайласом? Но подпись совсем не напоминала паукообразные каракули Мортимера. Рейн представила себе сильную, энергичную руку, оставившую на листке твердый, уверенный росчерк.

Ну, каков бы он ни был, говорила она себе полчаса спустя, она может сработаться с ним. Она должна сработаться. Сколько можно втягивать голову, словно черепаха, как только чувствуешь, что посягают на твою кажущуюся безопасность – что повторялось вновь и вновь.

Вся усталость от долгого путешествия разом обрушилась на нее, когда она втиснулась в четырехместный самолет и вверила себя пилоту, которого послал за ней Сайлас Флинт. На пилоте были красные шерстяные носки с кожаной подошвой, и это несколько обескуражило ее.

Когда аэропорт исчез из виду, пилот прокричал ей в ухо:

– Откуда вы, мисс?

– Из Калифорнии, – пробормотала Рейн.

Он прокричал:

– Что?

– Я с Западного побережья, – громче сказала она в ответ. Рейн никогда не повышала голос. По мнению дядюшки, это был один из семи смертных грехов. Ей стало вдруг смешно. Может быть, этот шаг поможет ей сразу во многом. Похоже, чем дальше она от Мортимера, тем меньше его гипнотическое влияние. Тогда ее подсознательное стремление уехать подальше оказалось правильным. Это добрый знак.

Они продолжали громко переговариваться, пока летели вдоль прибоя, и пилот показал ей мост через залив Орегон – он был лишь бледной копией ее родного моста Золотые Ворота, но тоже по-своему очарователен. Пилот показывал ей крохотные деревушки на узкой ленте островов. Рейн восхищалась тем, как упорно цепляются они за полоску песка, отделяющую залив Памлико от Атлантического океана. Она немного почитала об этом районе, прежде чем уехать из дому, и знала теперь, что здесь находились поселения первых английских колонистов в Новом Свете, постоянно пополнявшиеся в начале тысяча шестисотых годов колонистами из поселения Джеймстаун в Виргинии и потерпевшими кораблекрушение моряками, которых выносило на берег и они смешивались с вымершими теперь индейцами.

Они миновали высокий маяк, чей черно-белый спиралевидный силуэт загадочно возвышался над прибрежным лесом, и через несколько минут уже приближались к посадочной полосе между высокими дюнами и густыми деревьями. Они неслись на головокружительной скорости, и, к ее ужасу, казалось, пилота совершенно не интересовала необходимость остановить самолет прежде, чем окончится посадочная полоса. У Рейн перехватило дыхание, когда пилот улыбнулся ей и прокричал следующий вопрос:

– Сайлас встретит вас?

– Мистер Флинт? Да, по крайней мере, он так обещал. Вы знаете его?

Ее голос напоминал предсмертный стон. Она никогда раньше не летала на самолете и должна была признать, что предпочла бы спокойный роскошный лимузин с шофером ревущему, пропахшему бензином двигателю прогресса, который нес ее к концу путешествия.

– А как же! Тут все всех знают. Да почти все они родственники. Уж, по крайней мере, так было, пока у нас тут не появились шоссе и мост. Теперь все по-другому – много разных людей понаехало. Да, свежая кровь никому не повредит. А то у нас как стоячее болото.

В качестве новичка, который должен вдохнуть в эти места новую жизнь, Рейн не нашла что ответить на его замечание. Вместо этого она начала собираться, поскольку они, в конце концов, остановились прямо, как ей показалось, посреди голого поля. Когда пилот помог ей выбраться из самолета, она обнаружила, что кругом и вправду ни души. Он опустил ее чемоданы на песчаную полосу и сообщил, что сейчас же улетает обратно, так как у него чартерный рейс на соседний остров Окракок, а он и так уже опаздывает.

– Старина Сайлас прибудет через минуту. Вообще-то он человек жесткий, но надежный. Держу пари, он уже отправился, когда мы пролетали над его домом. Вы посидите спокойно, милочка, и если он не покажется через пять минут – вот там телефонная будка: звякните ему и разбудите.

Он небрежно помахал ей и скользнул в самолет, чтобы отправиться за следующим пассажиром, оставив ее наблюдать за сгущавшимися облаками.

Внезапно почувствовав себя совершенно измученной, Рейн уронила один из чемоданов и положила сумочку на другой. Ну вот и я. А где оркестр? Она так устала, что если бы дала себе волю, то просто рухнула бы наземь. Пять минут, сказал пилот Красные Носки; она дала бы и десять. Сейчас она была не уверена, что ноги донесут ее до телефонной будки. Сотрудница бюро путешествий предупреждала, что у Рейн затекут ноги, но ничего не сказала об изматывающей усталости, которая сопровождает полет через материк.

Прошли десять минут, в течение которых она наблюдала, как стая чаек парит и пикирует вниз на холодном мартовском ветру, который уже начинал проникать через ее одежду. И почему это она решила, что климат здесь тот же? Одинокий ястреб кружил над густым лесом, и она мельком заметила знак, указывающий на ближайший кемпинг в парке. В ней росло чувство беспомощности, смешанное с чувством возмущения. Она не привыкла, чтобы ее оставляли Бог знает где ожидать Бог знает чего.

Вскоре послышался звук приближающегося автомобиля. Рейн поднялась посмотреть, и при виде старого, потрепанного грузовичка ее охватило разочарование. Черная, крокодиловой кожи крохотная туфелька раздраженно постукивала по занесенному песком асфальту, пока она наблюдала, как грузовичок миновал поворот, ведущий к кемпингу, и остановился недалеко от нее. Не успела она и глазом моргнуть, как дверца открылась, и водитель очутился перед ней. Она смотрела на одно из самых необычных лиц, которые ей когда-либо приходилось видеть.

– Мисс Эшби? Сайлас Флинт. Рад, что вы добрались до нас целой и невредимой. В это время года Мак обычно рыскает над всем побережьем в поисках косяков морского окуня. Это все ваши пожитки?

Она была потрясена до глубины души, и ее представление о новом работодателе рассыпалось, как замок из песка.

– Да, я… то есть да, – сбивчиво ответила она.

Сайлас Флинт поднял ее вещи, и она увидела, что он босой. Стоя на обшарпанной, засыпанной песком посадочной полосе, на холодном ветру, в неприлично узких, обтрепанных джинсах, он вел себя так, будто для него было самым обычным делом встречать новую служащую одетым как жертва кораблекрушения.

Рейн увидела перед собой человека, которому могло быть от тридцати до сорока лет. Трудно судить о возрасте таких сухощавых, обветренных типов. Он был в джинсах и в плотно облегающей черной водолазке, выгодно подчеркивавшей его широкие плечи. С закатанными рукавами, обнажавшими мускулистые руки, покрытые светлыми волосками, он стоял рядом с чемоданами, положив руки на узкие бедра, и его карие глаза медленно и внимательно изучали ее. Вдруг ей пришло в голову, как она должна выглядеть после целого дня пути, и она инстинктивно поднесла руку к волосам.

– Настоящий англосаксонский тип, – заметил Сайлас Флинт, разглядывая ее.

– Простите?

– Волосы, глаза – одного серого цвета. Как это называется? Пепельный? Лавандовый?

Сжав губы, Рейн холодно ответила:

– Никак не называется. Я бы попросила вас, мистер Флинт, обойтись без замечаний. Не будете ли вы так любезны проводить меня? – Она старалась сохранить хотя бы видимость хладнокровия, но понимала, что проигрывает. Здесь, на продуваемом ветрами острове, лицом к лицу с этим мужланом, она чувствовала себя выбитой из колеи. Ее жизненный опыт не подготовил ее к встрече с таким человеком, как Сайлас Флинт. Он внушал ей инстинктивную неприязнь.

Дурные предчувствия переполняли ее, и она изо всех сил старалась подавить их. Если ее испугало первое же препятствие, как же она собирается жить дальше?

Сайлас Флинт поднял, как пушинку, два ее замшевых чемодана и забросил их в кузов грузовичка поверх грязных канатов и ржавого двухсотлитрового бидона из-под бензина. Он указал на кабину и невозмутимо ухмыльнулся:

– Извините, но вашу дверцу заклинило. Вам придется перелезать. – Проводив ее к своей дверце, он подал ей руку.

Рейн намеренно отказалась от помощи. Она взглянула на высоченную подножку, а потом вниз, на юбку нарядного бежевого костюма. Прежде чем она успела сообразить, как преодолеть неудобное препятствие, мужчина обхватил ее обеими руками за талию и подсадил в кабину. С видом оскорбленного достоинства она уселась на грязное сиденье, и прошло немало времени, прежде чем она поняла, что пора засунуть ноги в кабину. Уставившись прямо перед собой, на облепленное песком и засиженное насекомыми ветровое стекло, она заметила ледяным тоном:

– Это было совершенно необязательно, мистер Флинт. – Ее слова не достигли нужного эффекта, поскольку она пыталась перелезть через изодранное сиденье, стараясь при этом не задеть коробку передач.

Сайлас легко впрыгнул на место рядом с ней, с грохотом захлопнул дверцу и включил зажигание. При всем своем страхе и раздражении Рейн не могла не заметить, что мотор работает так же бесшумно и бесперебойно, как мотор дядюшкиного «даймлера», несмотря на постоянный стук ржавого покореженного крыла и гору старья в кузове.

Старья, включающего и ее замшевые чемоданы, вспомнила Рейн с внезапной слабостью.

– Нам далеко ехать? – спросила она, как только вновь обрела голос.

Он улыбнулся ей, небрежно опершись рукой на опущенное стекло.

– Несколько миль. Наши два поселка, Фриско и Бакстон, находятся в одном и том же лесу, по соседству, а галерея – к северу от Бакстона. У самого пролива. Вы умеете плавать?

Благовоспитанность не позволила ей полностью проигнорировать его вопрос. Она подняла тонкие брови и остановила взгляд на точке прямо над его головой.

– Плавать? – спросила она холодно.

– Океан иногда здорово наступает. Сюда, на наши берега, весна приносит не только цветы. Весенние течения, низкое давление – плохое сочетание. Если решите остаться у нас, можете и ноги промочить.

В обычном состоянии сообщение о суровой погоде нисколько бы ее не испугало, но сейчас эта отдаленная перспектива стала еще одной огромной каплей в уже почти переполненной и вот-вот грозящей перелиться через край чаше. Закусив нижнюю губу, которая вдруг почему-то задрожала, она заставила себя сказать ему в ответ какие-то вежливые слова.

Сайлас бросил на женщину быстрый внимательный взгляд. Она явно чем-то очень расстроена. Ее укачало, это понятно, но было и что-то еще, что его озадачивало. Она оказалась значительно моложе, чем он ожидал, и пыталась замаскировать это налетом искушенности, который при всем ее старании был совсем непрочным. Нет, вы посмотрите на нее, разглядывает кучку каркасных домов и взъерошенные зимними ветрами деревья, как будто ничего интереснее в жизни не видела. Он чертовски хорошо знал, что Бакстон не так уж интересен – особенно для женщины, которая, видимо, познала все в этом мире и нашла большую часть его недостойной своего внимания.

– Почему вы решили приехать в Бакстон? – спросил он, зная наперед, что не получит прямого ответа.

– Из-за климата, – ответила Рейн первое, что пришло в голову.

Она поежилась, когда мокрый ветер полоснул ее, словно ножом, под тонким жатым шелком. Не могла же она сказать этому человеку, что приехала сюда из-за того, что на карте это место выглядело как самый край земли.

Сайлас резко затормозил и подождал, пока стайка ребятишек выпорхнет из школьного автобуса и разойдется.

– Климат… – пробормотал он. Она была самым тепличным растением, которое он когда-либо видел. И сомневался, что она перенесет первый же сильный норд-ост.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю