Текст книги "Осколки"

Автор книги: Дик Фрэнсис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Я сидел в кресле Мартина, горюя о нем и одновременно отчаянно желая, чтобы он вернулся к жизни хотя бы минут на пять.

И тут мой мобильник, лежавший на столе, резко зазвонил. Я включил его, надеясь, что это Кэтрин.

Однако то была не Кэтрин.

В трубке раздался охрипший голос Виктора.

– Вы не могли бы приехать в воскресенье в Тонтон? – торопливо сказал он. – Пожалуйста, обещайте, что приедете тем же поездом, что в прошлый раз! Я по автомату, у меня деньги кончаются. Пожалуйста, обещайте, что приедете!

Парень буквально умолял. Похоже было, что он чуть ли не в панике.

– Ладно, приеду, – сказал я, и на том конце повесили трубку.

И я бы преспокойно отправился в Тонтон безо всяких предосторожностей, если бы Уортингтон не позвонил мне со своей горной вершины. Помехи были ужасные.

– Неужто вы так и не научитесь осторожности? – прокричал он сквозь треск. – Что за манера лезть в засаду очертя голову?

– Виктор на такое не пойдет! – запротестовал я. – Он не станет заманивать меня в ловушку.

– Ах, вот как? А как вы думаете, жертвенный ягненок догадывается, что его вот-вот зажарят?

Ну, зажарят меня или нет, а я все-таки решил ехать.

Глава 6

Вечером в субботу Том Пиджин, который обитал в нескольких шагах от «Стекла Логана», забрел ко мне со своими тремя энергичными доберманами и предложил выпить пивка в пабе.

В любом пабе, только не в «Драконе» через дорогу, уточнил он.

Псы спокойно ждали на улице, привязанные к скамейке, а Том Пиджин смачно прихлебывал пиво в темном переполненном трактирчике и говорил мне, что Уортингтон считает, что, когда дело доходит до этих Верити и Пэйнов, у меня храбрости куда больше, чем ума.

– Ну да, он еще говорил что-то насчет осиного гнезда, – согласился я. – А когда именно он вам об этом сказал?

Том Пиджин взглянул на меня поверх края кружки, допивая остатки пива, и улыбнулся.

– Ну, он так и говорил, что котелок у вас варит быстро. Сегодня утром. Из Швейцарии звонил. Ничего, его хозяйка не обеднеет.

Он заказал вторую пинту. Я все еще никак не мог прикончить первую. Черная, заостренная, смахивающая на пиратскую бородка Тома и его могучее телосложение привлекали внимание. Я был его ровесником и практически одного роста с ним, однако при моем приближении никто не шарахался – во мне не чувствовалось угрозы.

– Завтра будет как раз неделя с тех пор, когда вас отдубасили так, что вы едва на ногах держались, – заметил Том.

Я поблагодарил его за спасение. Том сказал:

– Уортингтон хочет, чтобы вы держались подальше от таких передряг. Особенно пока он в Швейцарии.

Однако я прислушивался не только к тому, что говорил Том Пиджин, но и к тому, как он это говорил. Судя по всему, забота о том, чтобы благополучно дожить до старости, вдохновляла его столь же мало, как Уортингтона в тот день, когда он приехал, чтобы уговорить меня отправиться на скачки в Лестер.

– Уортингтон о вас заботится, прямо как родной отец, – сказал Том.

– Как телохранитель, – уточнил я. – И мне его очень недостает.

– Ну, так возьмите меня вместо него, – предложил Том небрежно, но вполне искренне.

Мне подумалось, что предложение Тома вовсе не было той искрой, которую рассчитывал высечь Уортингтон. И что скажет моя драгоценная констебль Додд, когда узнает, что я спутался с бывшим уголовником по прозвищу Язва? Да пусть говорит что хочет!

– Ну, если вы согласитесь сделать то, о чем я попрошу…

– Может быть.

Я рассмеялся и изложил свои планы на воскресенье. Глаза Тома расширились, ожили и одобрительно засверкали.

– Только чтобы все было законно! – предупредил он. – Я второй срок отсиживать не желаю.

– Законно, законно, – успокоил его я. И когда я на следующее утро сел на поезд, спину мне прикрывал новый защитник, с тремя черными псами, самыми грозными из всех, что когда-либо лизали руки человеку.

До Тонтона надо было ехать с пересадкой. И для того, чтобы попасть на Лорна-террас в то же время, что и в прошлое воскресенье, мне надо было приехать строго определенным поездом. Именно это и имел в виду Виктор. Том предлагал изменить план и отправиться на машине. Обещал, что машину поведет сам. Но я покачал головой и отговорил его.

Предположим, сказал я, что это не засада, которой боялся Уортингтон. Предположим, что мальчик действительно в отчаянии и ему нужно со мной поговорить. Дадим ему шанс.

Однако относительно возвращения – тоже достаточно проблематичного, – мы пришли к компромиссу. В Тонтоне мы наймем машину с водителем, который будет следовать за нами от станции, заберет нас, когда мы об этом попросим, и отвезет домой в Бродвей.

– Дорого! – пожаловался Том Пиджин.

– Ничего, я заплачу.

Когда поезд мягко подкатил к станции Тонтон, оказалось, что Виктор ждет нас на платформе. Я нарочно сел в первый вагон, чтобы вовремя отследить непрошеных встречающих. Но парень, похоже, был один. И, по-видимому, сильно встревожен. И к тому же продрог на январском ветру. Все прочее было покрыто мраком неизвестности.

На платформу выскользнули псы Тома, ехавшие в одном из последних вагонов. Все присутствующие немедленно разделились на два лагеря: собачников и собаконенавистников.

Я рассчитывал – или, по крайней мере, надеялся, – что Виктор не узнает Тома с его собаками, хотя его тетя Роза и прочая семейка после налета недельной давности признали бы их наверняка.

Идя на встречу с Виктором, я не стал облачаться в черную маску, но воспользовался опытом полицейских, переодевающихся в штатское, чтобы сменить облик. На мне была бейсболка козырьком набок по нынешней моде, синий спортивный костюм и поверх него – голубая утепленная безрукавка. В толпе я не выделялся, но, если принять во внимание, что обычно я ношу серые брюки с белой рубашкой, отличие было разительное.

Дети Бомбошки, увидев меня, зафыркали в кулак. Том при встрече равнодушно скользнул по мне взглядом, как по незнакомцу. Так что я счел свой маскарад успешным. Поэтому теперь я уверенно подошел к Виктору со спины, бесшумно ступая в своих кроссовках, и негромко сказал ему на ухо:

– Привет!

Мальчишка резко развернулся. Похоже, мой облик его несколько удивил, но главным для него сейчас было то, что я вообще появился.

– Я боялся, что вы не приедете, – сказал Виктор. – Я слышал, как они говорили, что отделали вас как следует. Я не знаю, что делать. Я хочу с вами посоветоваться. Они мне все врут.

Парня слегка трясло – скорее от нервов, чем от холода.

– Для начала я бы посоветовал убраться с этой ветреной платформы, – сказал я. – И кстати, твоя мать не догадывается, куда ты пошел?

Внизу, у платформы, нанятый мною шофер полировал темно-синий микроавтобус, достаточно большой для такого случая. Из здания станции появился Том Пиджин. Он перекинулся несколькими словами с шофером и загрузил доберманов в заднее отделение.

Виктор, который все еще не подозревал, что эта машина и собаки имеют какое-то отношение к нему, ответил на мой вопрос, а вместе с ним – и на дюжину других:

– Мама думает, что я дома. Она пошла к папе в тюрьму. Сегодня день свиданий. Я подслушал, как они с тетушкой Розой сговаривались, что мне сказать, и сочиняли байку про какую-то женщину, к которой пошла мама, и что у этой женщины какая-то мерзкая болезнь, и мне будет противно на нее смотреть. Каждый раз, как мама ходит навещать папу, они выдумывают новый предлог, почему мне нельзя идти с ней. Я стал слушать дальше, и они договорились, что после того, как мама повидается с папой, они еще раз попытаются заставить вас открыть, где та кассета, которую вы получили от дедушки Пэйна. Они говорят, что эта кассета стоит миллионы. Тетушка Роза говорит, что, когда вы говорите, что не знаете, это все чушь. Пожалуйста, скажите ей, где кассета, или расскажите, что на ней, пожалуйста! Я терпеть не могу, когда она заставляет людей что-то ей рассказывать! Я дважды слышал, как они кричали и стонали у нас на чердаке, а она только смеется и говорит, что у них зубы болят.

Я отвернулся, чтобы Виктор не заметил нахлынувшего на меня ужаса, который наверняка отразился у меня на лице. Одна мысль о том, что Роза пытает людей, выбивая им зубы, заранее сломила любое сопротивление, какое я мог бы оказать ей.

Зубы!

И зубы, и запястья, и бог весть что еще…

Теперь я понимал, что мне абсолютно необходимо узнать тайну, которую мне полагалось знать, и решить, что делать с этой тайной. Я предполагал, что Виктор сумеет выкопать из глубин своей памяти те обрывки сведений, которых мне недоставало, чтобы слепить правдоподобную тайну. Пока что того, что имелось у меня, было недостаточно.

– А где твоя тетушка Роза сегодня? – спросил я, внутренне содрогнувшись. – Она тоже пошла к папе?

Виктор покачал головой.

– Я не знаю, где она. К папе она не ходит – он с ней не разговаривает с тех пор, как она его заложила.

Мальчик помолчал, потом страстно добавил:

– Как бы я хотел жить в нормальной семье! Я один раз написал Мартину и спросил, нельзя ли мне немного пожить у него. Но он сказал, что у них негде. А я так просил…

Голос у него срывался.

– Что же мне делать?

Очевидно, Виктор уже очень давно нуждался в совете и поддержке. Неудивительно, что теперь он был близок к срыву.

– Давай прокатимся? – дружелюбно предложил я и открыл дверцу за спиной водителя микроавтобуса. – Я привезу тебя домой прежде, чем тебя хватятся, и мы успеем обсудить все, что нужно.

Виктор заколебался, но ненадолго. В конце концов, он ведь сам вызвал меня сюда, чтобы я ему помог. Похоже, парень действительно готов был тянуться к любому, кому можно доверять, пусть даже его семья считала этого человека врагом. Нет, вряд ли Виктор мог нарочно изобразить подобное отчаяние.

Если даже это и засада, то тогда Виктор – это ягненок, который не догадывается, что он жертва.

Я спросил, не знает ли он, где можно найти Адама Форса. Этот вопрос вызвал куда более длительные колебания, и в конце концов Виктор покачал головой. Я подумал, что он, видимо, знает, но сказать это мне для него все равно что «донести».

Том Пиджин сидел рядом с шофером, нервируя того одним своим присутствием. Мы с Виктором уселись на задних пассажирских местах. Собаки были у нас за спиной, отделенные только сетчатой перегородкой. Шофер все время молчал как рыба. Как только мы сели в машину, он тронулся с места. Мы попетляли по сомерсетским сельским дорогам и наконец очутились на просторах национального парка Эксмур. Летом эти вересковые пустоши представляют собой унылое и угнетающее зрелище, навевающее воспоминания о несбывшихся мечтах. По небу ползут длинные облака, сливающиеся с туманной моросью. Но в это январское воскресенье небо было чистым, солнце ярко сияло и над холодными равнинами свистел ветер. Водитель свернул с дороги и остановился на площадке, отведенной для туристской парковки. Указав на еле заметную тропу, шофер лаконично сообщил, что если пройти по ней достаточно далеко, то окажешься в местности, где никаких троп нет вообще.

Он сказал, что будет ждать нас, так что мы можем гулять, сколько захотим. Он привез упакованный ланч на всех в корзине для пикника, как я и договаривался.

Псы Тома Пиджина вырвались на волю и принялись бешено носиться взад-вперед, вынюхивая что-то в зарослях вереска и роясь в жирной темно-красной почве. Сам Том тоже вылез из машины, потянулся и с явным наслаждением вдохнул свежего, чистого воздуха.

Виктор, перенесшийся из Тонтона с его тесными многоуровневыми домами на простор, под открытое небо, выглядел почти беззаботным, почти счастливым.

Том со своими черными спутниками быстро зашагал по тропинке, и вскоре все четверо исчезли за пригорком. Мы с Виктором последовали за Томом, но постепенно замедлили шаг. Виктор повествовал о своих домашних проблемах – по всей видимости, до сих пор ему было не с кем этим поделиться.

– Мама хорошая, – говорил он. – И папа на самом деле тоже – только не тогда, когда возвращается домой из паба. Тогда, если мама или я попадемся под горячую руку, он и выпороть может.

Виктор сглотнул.

– Ну, то есть я не в том смысле… Но в последний раз он сломал ей несколько ребер и нос, и половина лица у нее была вся черная. И когда тетя Роза это увидела, она пошла к копам – странно, на самом деле я ведь не раз видел, как она сама била папу. Она дерется, как боксер, когда заведется. Будет бить до тех пор, пока человек не примется молить о пощаде, а она тогда смеется и бьет снова, еще пару раз, а потом отступает назад и улыбается… И еще иногда потом целует!

Виктор с тревогой покосился на меня, словно проверяя, как я отнесусь к такому поведению тети Розы.

Я думал о том, что я, видимо, еще дешево отделался тогда, неделю назад. Слава богу, тетя Роза повстречала равного себе – моего друга с собаками, который теперь гулял по пустоши…

– А тебя тетя Роза никогда не била?

– Да вы что! – удивился Виктор. – Нет, конечно! Она же моя тетя!

Пройдет еще годика два – и тетя начнет воспринимать его уже не как ребенка, а как взрослого мужчину…

Мы прошли по тропе еще немного. Я думал о том, как плохо я разбираюсь в психологии женщин, подобных Розе. Ее явно не привлекали мужчины, которым нравится, когда их бьют женщины. Чтобы получить удовлетворение, ей надо избить человека, которому это совсем не нравится…

Тропа сделалась такой узкой, что нам пришлось идти друг за другом, так что разговаривать стало трудно; но затем тропа внезапно расширилась, и мы вышли на ровное место, откуда открывался вид далеко вперед и в стороны. Внизу стоял Том Пиджин, и доберманы носились вокруг хозяина зигзагами, ошалев от радости.

Понаблюдав немного за ними, я пронзительно свистнул. Так свистеть меня научили отец и брат: они оба были способны подозвать лондонское такси в дождь, хотя это дело практически невозможное.

Том замер на месте, обернулся в мою сторону, увидел, что все в порядке, помахал мне и начал подниматься нам навстречу. Его псы рванулись прямиком ко мне.

– Ух ты-и! – восхищенно сказал Виктор. – А как вы это делаете?

– Надо подвернуть язык…

Я показал ему, как это делается, и снова попросил поподробнее рассказать о докторе Форсе. Я сказал, что мне нужно поговорить с ним.

– С кем?

– Можно подумать, ты не понимаешь! С доктором Адамом Форсом, естественно. С человеком, который написал то письмо, что ты скопировал и отослал Мартину.

Виктор умолк и вновь заговорил не скоро. В конце концов он буркнул:

– Мартин знал, что это игра.

– Да, знал, в этом я уверен, – согласился я. – Он хорошо тебя знал, знал он и Адама Форса. А Адам Форс знает тебя.

Я смотрел, как Том Пиджин поднимается к нам по склону.

– Возможно, ты даже знаешь их тайну – ту, что была на кассете, которую все разыскивают.

– Нет, не знаю, – ответил Виктор.

– Не ври, – сказал я. – Ты же не любишь, когда врут.

– Я не вру! – негодующе воскликнул Виктор. – Мартин знал, что на кассете, ну и доктор Форс, конечно, знал. Когда я отправил Мартину то письмо, я просто фантазировал, как будто я – доктор Форс. Я часто представляю себе, как будто я – это не я, а кто-то другой, другой человек или даже животное. Это просто игра. Иногда я еще разговариваю с выдуманными людьми…

«Карлсон, который живет на крыше», – подумал я. Я в детстве тоже играл – в машиниста или в жокея… Виктор, конечно, скоро вырастет из этого – но не прямо сейчас.

Я спросил, где он взял копию письма доктора Форса, которую послал Мартину со своей подписью. Виктор только пожал плечами.

Я еще раз спросил, не знает ли он, где найти этого доктора. Виктор неуверенно ответил, что, наверно, у Мартина где-нибудь записан адрес.

Может, и записан. Виктор его, конечно, знает, но сообщать мне пока что не собирается. Надо каким-то образом его уговорить. Убедить, что лучше будет рассказать мне все.

Том Пиджин и три радостно скачущих пса присоединились к нам на смотровой площадке. Все четверо явно были довольны жизнью.

– Ну вы и свистите! – с восхищением заметил Том. Я свистнул еще раз, как можно громче. Псы насторожились и внимательно уставились на меня, подергивая носами. Том погладил собак, и те энергично завиляли обрубленными хвостами.

По дороге обратно к машине Виктор изо всех сил пытался воспроизвести свист, но его усилия не производили на собак ни малейшего впечатления. Миски с водой и сухим собачьим кормом, который их хозяин захватил из дома, заинтересовали их куда больше. А потом собаки улеглись отдыхать.

Сам Том, водитель и мы с Виктором перекусили сандвичами, спрятавшись от ветра в машине. Потом трое остальных задремали, а я вышел из машины и снова медленно побрел по тропе, пытаясь разобраться в запутанных играх Виктора и правдоподобно объяснить интерес Верити и Пэйнов к кассете. Однако все равно в первую очередь надо было найти Адама Форса, а путь к нему по-прежнему лежал через Виктора.

Мне нужно было заставить Виктора довериться мне столь безоглядно, чтобы он, не задумываясь, мог поверить мне свои самые тайные мысли. И к тому же сделать это надо было как можно скорее. Но возможно ли такое? Не говоря уже о том, этично ли это.

Когда пассажиры начали подавать признаки жизни, я вернулся к машине и сообщил, что, если верить моим новым дешевым часам, пора двигаться, если мы хотим вернуться на Лорна-террас прежде, чем мать Виктора появится дома.

Том пошел в кусты облегчиться и кивком пригласил меня прогуляться туда вместе. Он желал обсудить наши планы на случай непредвиденных обстоятельств. До сих пор все шло слишком уж гладко. А что я буду делать, если?..

Мы обсудили, что делать в том или ином случае, и вернулись к машине. Наш молчаливый шофер успел сдружиться с Виктором, и оба были поглощены высокопрофессиональной беседой о компьютерах.

По мере того как микроавтобус приближался к Лорна-террас, благодушное настроение, вызванное прогулкой по вересковым пустошам, постепенно испарялось. Виктора снова начало трясти. Он с тревогой наблюдал за мной, ожидая, что теперь я брошу его, снова предоставив его собственной несладкой судьбе. Парень, должно быть, прекрасно понимал, что сейчас, в пятнадцать лет, его судьбу будет решать суд и что суд наверняка решит поручить его заботам матери. Даже несмотря на то, что она курит одну сигарету за другой и носит розовые бигуди. Любой суд сочтет ее несчастной матерью неблагодарного сына. В отличие от Розы, которая, даже помимо собственной воли, непрерывно излучала угрозу, Джина на первый взгляд казалась долготерпеливой, смирившейся со своей судьбой женщиной и любящей матерью, которая делает для сына все, что может в столь сложных обстоятельствах.

Шофер остановил машину там, где попросил Том Пиджин, – за углом, так, чтобы ее не было видно от дома номер 19. Мы с Виктором вышли. Вид у парня сделался совсем несчастный: он ссутулился, плечи поникли. Мы вместе подошли к двери дома номер 19. Как и во многих подобных домах, через маленький квадратный дворик, поросший пыльной травкой, вела забетонированная дорожка. Виктор достал из кармана ключ, открыл дверь и, как и в прошлый раз, провел меня по коридору в яркую кухоньку, где в основном и проходила жизнь обитателей дома. Я обещал посидеть с ним, пока не вернется его мать, пусть даже это ей и не понравится.

Увидев дверь, ведущую из кухни во двор, Виктор остановился в недоумении.

– Я ведь вроде бы запер ее, прежде чем уйти! – Он пожал плечами. – Ну ничего. Калитку, что ведет со двора в переулок, я точно запер. Мама ужасно сердится, если я забываю запирать калитку.

Он отворил дверь кухни и вышел в тесный задний двор, обнесенный высокой стеной. Двор зарос сорняками и жухлой травой. Напротив кухонной двери в высокой кирпичной стене была калитка – точнее, еще одна дверь, выкрашенная коричневой краской. И эта дверь тоже не была заперта. На ней было два засова, наверху и внизу, но они были отодвинуты. Это ужасно встревожило Виктора.

– Запри их сейчас! – приказал я, но Виктор по-прежнему стоял передо мной столбом, и, хотя я внезапно осознал, в чем дело, обойти его я не успел. Калитка из переулка отворилась, и во дворе появилась Роза. Из дома у меня за спиной появились торжествующие Джина и гориллообразный Норман Оспри. Роза и Оспри были вооружены обрезками садового шланга. На том обрезке, что у Розы, болтался кран.

Виктор окаменел, не веря своим глазам. Наконец он обернулся к матери и выдавил нечто вроде:

– Ты что-то рано вернулась…

Роза прохаживалась вдоль стены, точно львица. Она выразительно помахивала увесистым краном на конце гибкого зеленого шланга и только что не облизывалась.

Джина для разнообразия была без бигуди и благодаря этому выглядела почти хорошенькой. Она, словно бы оправдываясь за раннее возвращение, обиженно сказала Виктору, что его отец послал ее к черту, что он не пожелал выслушивать ее «глупую болтовню». На этот раз она проговорилась, что отец Виктора «в тюряге», и добавила, что так ему и надо.

– Он иногда бывает настоящей скотиной, твой папаша! – сказала Джина. – И это после того, как мы ездили в такую даль! Роза отвезла меня домой, а эта сука, соседка, сказала, что ты тайком удрал на станцию. Она выследила тебя – ей все равно было надо на станцию – и видела, как ты встретился с этим мужиком, про которого Роза говорит, что он украл у нас миллион. Вик, детка, ну как ты мог, а? Роза говорит, что уж на этот раз он ей все расскажет, но только не благодаря тебе, Вик.

Надо сказать, что я ее слушал не очень внимательно. Я следил за Виктором – и видел, что ласковый тон Джины его не обманывает. Чем больше она трепалась, тем меньше ему все это нравилось.

Признаться, все происходило не совсем так, как рассчитывали мы с Томом, но все же, если… если подумать, причем быстро… если правильно использовать отвращение, которое вызывают у Виктора излияния его матушки… если я смогу выдержать некоторое количество Розиных методов убеждения… быть может, тогда – после беззаботного дня на вересковых пустошах – быть может, Виктор действительно согласится сказать мне то, что я хочу знать, а я уверен, что он это знает. Быть может, узрев воочию жестокость своей тети Розы, он почувствует себя обязанным как-то загладить это… Пожалуй, этот шанс стоит подбитого глаза или пары синяков. «Ну, валяй, Роза, – сказал я мысленно. – Что делаешь, делай скорее».

В конце концов, в прошлое воскресенье черные маски застали меня врасплох. Сегодня – дело другое. Я мог подготовиться, мог даже рвануться навстречу опасности – и так я и поступил. Я бросился к калитке, ведущей в переулок, и к Розе, поигрывающей своим краном.

Она была проворной и злобной и успела дважды ударить меня, прежде чем я схватил ее за правую кисть и заломил ей руку за спину. Мы оказались лицом к лицу. Я отчетливо увидел пергаментную кожу, усеянную веснушками. От ярости и внезапной боли Роза оскалилась. Джина выкрикнула ругательство и вцепилась мне в ухо, чтобы освободить сестру.

Я успел заметить ужас в глазах Виктора, но тут Норман Оспри вытянул меня сзади шлангом. Роза вывернулась, отпихнула Джину и замахнулась на меня своим краном. Я вспомнил молодость и довольно удачным круговым ударом ноги уложил гориллу Нормана отдохнуть на травке. За это я поплатился еще одним ударом от Розы. На этот раз кран попал мне прямо в подбородок и рассек кожу.

«Ну, хватит! – подумал я. – Хорошенького понемножку!» Кровь текла ручьем. Я воспользовался единственным своим настоящим оружием: свистнул, призывая на помощь Тома.

Ну, а если он не придет?..

Я свистнул еще раз, громче и дольше. Да, это тебе не лондонское такси подзывать. На карту было поставлено как минимум мое самоуважение, а возможно, и моя жизнь. Я не мог сказать Розе, где искать кассету, но, если очень понадобится, можно было бы что-нибудь выдумать. Поверила бы она мне – это другой вопрос, и я очень надеялся, что ответа на него мне узнать не придется.

По счастью, мне действительно не пришлось узнать это – как и то, какую программу заготовила Роза для своих воскресных забав. Раздался треск, звон, Том отдал какую-то команду, и из распахнутой кухонной двери в тесный двор выскочили три ощерившихся добермана-пинчера. Следом появился Том. В руках у него был увесистый железный прут, оторванный от какого-то заборчика. Норман Оспри опасливо попятился. По сравнению с железным прутом шланг выглядел несерьезно. Воскресная забава переставала быть забавной.

Псы набросились на Розу. Она, ругаясь, протиснулась в калитку, приоткрыв ее и тут же захлопнув. Рассчитывая на то, что псы меня уже знают и кидаться не станут, я обошел их и запер калитку на оба засова, чтобы Роза не смогла вернуться.

Джина принялась было кричать на Тома, но неубедительно. Когда он угрожающе надвинулся на нее, она немедленно заткнулась и промолчала даже тогда, когда обнаружила, что, чтобы войти, Том вышиб парадную дверь. Не попыталась она и остановить своего сына, когда тот пробежал через дом и окликнул меня прежде, чем я успел выйти на дорогу.

Том и его доберманы уже вышли на улицу и возвращались к машине.

Когда Виктор окликнул меня, я немедленно остановился и подождал, пока он подойдет ко мне. Либо он скажет мне это сейчас, либо не скажет вообще. Сейчас станет ясно, не напрасно ли мне рассадили подбородок.

– Джерард! – Парень задыхался, и не от бега, а от потрясения. – Я так больше не могу! Если вам действительно нужно знать… Доктор Форс живет в Линтоне, на улице Вэлли-ов-зе-Рокс.

– Спасибо, – коротко ответил я.

Виктор виновато смотрел, как я промокаю кровь позаимствованным на кухне полотенцем.

– Не забывай, у тебя есть мой почтовый адрес, – сказал я.

– Вы еще можете разговаривать со мной после… после такого?

Я усмехнулся.

– Ничего, зубы у меня целы.

– Берегитесь Розы! – предупредил Виктор. – Она никогда не сдается!

– Постарайся поселиться с дедушкой, – посоветовал я. – Там будет безопаснее.

Он немного повеселел. Я хлопнул его по плечу на прощание и зашагал по Лорна-террас туда, где ждал меня Том Пиджин.

Увидев мою разбитую физиономию, Том заметил:

– Что-то долгонько вы не свистели!

– Это я по глупости, – улыбнулся я.

– Так вы нарочно тянули время! – осенило его. – Нарочно позволили этой змеюке вас ударить!

– Что ж, даром ничто не дается! – вздохнул я.

Мартин говорил, что большинство синяков и ссадин проходит в течение недели. К тому же на этот раз я в понедельник сходил к врачу, и тот заклеил самые страшные ссадины специальным пластырем.

Констебль Додд, увидев меня, пришла в ужас.

– Нарвался на очередную засаду в масках? – предположила она. – Знаешь, может, ты этой Розы и не боишься, но я бы на твоем месте поостереглась.

– Ну, на этот раз Роза обошлась без маски, – ответил я, помешивая рисовый суп с пряностями. – Ты чеснок любишь?

– Не очень. Ну, и что ты намерен делать с Розой Пэйн? Тебе следовало бы обратиться в тонтонскую полицию и подать заявление, что на тебя напали. Это, пожалуй, потянет на ТТП.

«Тяжкие телесные повреждения? – подумал я. – Ну, она не сделала и половины того, что собиралась!»

– Ну, и что бы я им сказал? Что хрупкая женщина избивала меня, и моему другу с уголовным прошлым пришлось вышибить дверь дома и натравить на нее трех собак?

Кэтрин не засмеялась.

– Так что же ты все-таки намерен с ней делать?

Вместо ответа я сказал:

– Завтра я собираюсь в Линтон в Девоне. Не хотелось бы, чтобы она про это узнала.

Я принялся резать зеленый перец и нахмурился.

– Мудрый познает врагов своих, – сказал я. – Розу я познал.

– В библейском смысле?

– Упаси бог!

– Но Роза Пэйн – это только один человек, – заметила Кэтрин, привычно прихлебывая. минералку. – А тех, в масках, было четверо, не так ли?

Я кивнул.

– Номером вторым был Норман Оспри, букмекер. Эд Пэйн, бывший помощник Мартина Стакли и отец Розы, был номером третьим, и теперь он об этом жалеет. Все трое в курсе, что я их узнал. Еще один показался мне вроде бы знакомым, но, наверно, я ошибся. Это тот, который держал меня, пока остальные били. Назовем его «Номером Четвертым». Он по большей части находился у меня за спиной.

Кэтрин слушала молча и, казалось, чего-то ждала.

В моих невнятных воспоминаниях то и дело всплывала до сих пор не опознанная личность, которую я мысленно именовал «Номером Четвертым» или просто «Четвертым». Мне отчетливее всего запомнилась бесчеловечность, с какой он выполнял свое дело. Да, часы мне разбил Норман Оспри, но именно Четвертый прижал мою руку к стене, чтобы Оспри было удобнее бить. Как ни грозен был Норман Оспри, наибольший страх мне все же внушал именно Четвертый – он и теперь, девять дней спустя, вторгался в мои сны. В ночных кошмарах мне виделось, как он швыряет меня в резервуар с расплавленным стеклом.

А в ту ночь, когда констебль Додд мирно спала в моих объятиях, мне приснилось, что Номер Четвертый швыряет в раскаленную печь ее, а не меня. Я проснулся в холодном поту, поминая Розу Пэйн такими словами, которые я вообще-то употребляю нечасто. Сегодня мне особенно не хотелось отпускать Кэтрин на ее рискованную работу.

– Смотри, сам возвращайся живым-здоровым, – озабоченно сказала она и укатила в рассвет. Нечего и говорить, что я намеревался добросовестно выполнить это указание. Я спустился в поселок, к своей ни в чем не повинной печи, и взялся за привычные дневные труды в ожидании своих трех помощников.

Накануне они долго шутили насчет моих синяков и ссадин, возобновляющихся каждый понедельник. Айриш бился об заклад, что это все следы воскресных драк в пабе. Я не стал их разубеждать. А сегодня, во вторник, я поручил им поупражняться в изготовлении тарелочек и отправился на остановку в миле от поселка, где проходил нужный мне автобус.

Ни Розы, ни Джины, ни прочих моих знакомых поблизости не было. Сойдя с автобуса в соседнем городке радом с газетным киоском и сев в машину, с шофером которой было договорено заранее, я уже был уверен, что у меня на хвосте никто не висит. Том Пиджин, задумавший и организовавший эту многоступенчатую схему, уговаривал меня, взять с собой хотя бы одного из его псов, если уж я не хочу брать его самого.

– Что вам, побоев мало, что ли? – вопрошал он. – И так уж два раза пришлось вас выручать! С ума вы, что ли, сошли – ездить одному?

– Наверно, сошел, – согласился я. – А что вы можете посоветовать?

Итак, благодаря предусмотрительности Тома Пиджина я благополучно прибыл в Линтон на северном побережье Девоншира и нашел в списках избирателей точный адрес доктора Адама Форса.

Короче, поиски завершились успешно. Одно плохо: в доме никого не было.

Я стучал, звонил, ждал, снова стучал и звонил, но высокий серый старый дом выглядел абсолютно нежилым. Я постучал в заднюю дверь – нет, дома точно никого. От соседей тоже толку было мало. Одного не оказалось дома, второй был глух как пень. Проходившая мимо тетенька сказала, что доктор Форс, кажется, всю неделю работает где-то в Бристоле, а дома бывает только по выходным. «Ничего подобного, – возразил шаркавший мимо старичок, сердито потрясая своей палочкой, – по вторникам доктор Форс работает на Холлердейском холме, в частной клинике».