Текст книги "Игра (ЛП)"

Автор книги: Диана Уинн Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Глава 3

Приказ забыть о мифосфере был равносилен приказу не думать о голубом слоне. Гэлли не могла забыть красивые кружащиеся, плавающие, сияющие нити. Она постоянно думала о мифосфере – почти так же часто, как стояла на стуле, глядя на молодые счастливые лица родителей на свадебной фотографии. Будто мифосфера заколдовала ее. Что-то тянуло в груди каждый раз, когда Гэлли вспоминала о ней, и она испытывала непреодолимую печальную жажду чего-то – почти болезненное ощущение.

Несколько дней спустя она впервые по-настоящему познакомилась с музыкантами. Гэлли никогда не была уверена, причастна ли к этому мифосфера. Но казалось вероятным, что причастна.

В любом случае Гэлли знала одного из музыкантов в лицо. Она видела его каждый раз, когда предыдущая горничная водила ее по магазинам вместо прогулки на пустырь. Марсия – новая горничная – всегда улыбалась и кивала ему. Марсия была рослой сильной девушкой с волосами, похожими на белую шелковую бахрому на бабушкиной мебели в гостиной: мягкими и прямыми, постоянно окутывавшими ее круглое розовое лицо. К сожалению, лицо Марсии совершенно не соответствовало ее красивым волосам. Бабушка фыркала и называла Марсию «удручающе невзрачной», а потом вздыхала и выражала желание, чтобы Марсия лучше говорила по-английски. Когда бабушка отправляла Марсию и Гэлли за покупками, ей всегда приходилось давать список, напечатанный большими заглавными буквами, потому что Марсия и читала по-английски не слишком хорошо. Это всё оттого, объяснила бабушка Гэлли, что Марсия родом из Мрачнейшей России, где используют другие буквы, так же как и другой язык. Гэлли впервые заинтересовалась музыкантом именно из-за плохого английского Марсии.

Он был высоким и худым и всегда носил темный костюм с синим шарфом, обернутым вокруг шеи. Сколько Гэлли помнила, он всегда стоял там, в дождь и в солнце – точно на одном и том же месте: неподалеку от паба под названием «Звезда», – играя веселые нежные мелодии на потрепанной маленькой скрипке, которая казалась слишком маленькой для него. Футляр от скрипки лежал открытым на мостовой у его ног, и люди, проходя, время от времени бросали в него медяки или пятифунтовые бумажки. Гэлли всегда было интересно, почему он никогда не играет настоящие мелодии – просто музыку, как она думала о ней.

Ни у Гэлли, ни у Марсии никогда не было монет, чтобы бросить в футляр, но Марсия никогда не упускала случая кивнуть и улыбнуться мужчине. После чего он кивал в ответ, не выпуская скрипку и продолжая играть, и широкая лучезарная улыбка расплывалась на его худом лице, заставляя глаза сиять ярко-синим цветом, под стать его шарфу. Раньше Гэлли думала, что он старый. Но у него была такая молодая улыбка, что теперь она заметила: волосы под круглой черной кепкой, которую он постоянно носил, были не седыми от старости, а того же изысканного белого оттенка, как у Марсии.

– Он ваш родственник? – спросила она. – Поэтому вы киваете?

– Нет. Это вежливо, – ответила Марсия. – Он музыкант.

Она произнесла это так, что слово прозвучало как «волшебник»[2]2
  В английском слова «musician» и «magician» звучат довольно похоже.


[Закрыть].

– О! – произнесла Гэлли, весьма впечатленная.

После этого она с немалым трепетом тоже всегда кивала и улыбалась музыканту. И он всегда улыбался в ответ.

Гэлли страшно хотелось спросить музыканта насчет его волшебной силы, но Марсия всегда быстро проводила ее мимо – к магазинам – раньше, чем она успевала задать вопрос.

А потом однажды после обеда они были в угловом магазине, сразу за «Звездой», где Гэлли по-прежнему слышала далекий звук скрипки – такой грустный и нежный, что она почувствовала ту же болезненную жажду, которую ощущала из-за мифосферы, – когда Марсия принялась спорить с мистером Ахмедом, управляющим магазином. Оба указывали на бабушкин список, и мистер Ахмед повторял:

– Нет, нет, уверяю вас, здесь написано «лимонад».

В то время как Марсия снова и снова говорила:

– Нам нужны лимоны!

Гэлли ждала, пока они перестанут, лениво пиная низ аппарата для мороженного. И что-то звякнуло рядом с ее туфлей. Гэлли опустила взгляд и увидела, что это монета в один фунт.

Не задумавшись ни на секунду, она схватила монету и выбежала из магазина, обогнула разбухшие ступени «Звезды», и устремилась обратно – туда, где играл музыкант. Там она бросила монету в футляр скрипки и, тяжело дыша, ждала, остановившись напротив него.

Мгновение спустя он, похоже, понял, что она чего-то хочет. Он поднял смычок и опустил скрипку из-под подбородка.

– Спасибо, – сказал он.

У него был приятный ясный голос. Ободренная этим, Гэлли выпалила:

– Пожалуйста, я только хотела узнать: вы волшебник?

Он поразмышлял над этим.

– Зависит от того, что ты понимаешь под словом «волшебник», – наконец, ответил он. – Мои пути – не ваши пути. Но у меня есть брат, который стоит на солнце – он может сказать тебе больше.

Гэлли посмотрела на другую сторону улицы, где солнечный свет полыхал на покупателях и отражался от витрин магазинов. У нее часто возникал смутный вопрос, почему музыкант всегда стоит здесь, на теневой стороне улицы. Она повернулась обратно спросить, является ли его брат тоже музыкантом.

Но тут в панике принеслась Марсия и схватила Гэлли за руку.

– Ты не уходишь, ты не уходишь! Твоя баба убьет меня! Сожалею, – выдохнула она музыканту. – Она докучала вам.

Он улыбнулся своей синеглазой улыбкой:

– Вовсе нет.

Марсия одарила его взволнованным взглядом и потащила Гэлли обратно в магазин, где они с мистером Ахмедом решили спор, взяв бабушке лимоны и лимонад. Когда они вернулись домой, бабушка не была довольна. Она хотела лимонный сок.

После этого каждый раз, когда они ходили по магазинам, Гэлли пыталась соблазнить Марсию пойти по солнечной стороне улицы, в надежде встретить брата музыканта. Марсия кивала и улыбалась, будто в самом деле понимала, и оставалась на обычной стороне дороги. Кивки и улыбки оказались привычкой Марсии. Она использовала их вместо понимания английского. Особенно, когда бабушка велела ей почистить серебро или подмести лестницы. Бабушка вскоре начала говорить, что Марсия просто ленивая девка.

– А теперь давай посмотрим, – сказала бабушка однажды после полудня несколько дней спустя, – можешь ли ты справиться с одним простым заданием, Марсия. Нет, не кивай, не улыбайся. Просто посмотри на туфли Гэлли.

И указала пальцем. Марсия с Гэлли вместе опустили взгляд на аккуратные черные блестящие туфли Гэлли.

– А теперь отправляйся в магазин, – сказала бабушка, – с этой запиской и этими деньгами и купи Гэлли точно такую же пару, только на полразмера больше. Можешь это сделать?

– Я могу это сделать, бабушка, – радостно произнесла Гэлли: обувной магазин находился на солнечной стороне улицы.

– Я разговариваю с Марсией, – ответила бабушка. – Марсия занимается покупками. Я хочу точно такие же, Марсия. Никакого другого цвета, никаких финтифлюшек. Ты поняла?

Марсия энергично кивнула и улыбнулась, и они вдвоем отправились к магазинам. По пути Марсия беспомощно призналась:

– Я не знаю, какими бывают туфли. Что такое финтифлюшки?

– Я покажу вам, – ответила Гэлли.

Обувной магазин находился довольно далеко от «Звезды», где как обычно играл музыкант. Гэлли помахала ему через улицу, но не была уверена, видел ли он ее. Когда они дошли до обувного магазина, Гэлли подвела Марсию к окну и указала на разнообразные туфли внутри.

– Видите – вон у тех розовых с ковбойской бахромой есть финтифлюшки, как и у тех – с цветком спереди. Понимаете?

Пока Марсия откидывала назад волосы, чтобы наклониться и пристально всмотреться в туфли, а потом как обычно кивнуть и улыбнуться, Гэлли вдруг услышала далекие нежные отрывистые звуки музыки. Это была не скрипка. Гэлли не была уверена, что это за инструмент, но музыка струилась и останавливалась, и струилась снова, и это были самые восхитительные звуки, что она когда-либо слышала.

– Это его брат, – сказала она Марсии.

Марсия только кивнула и улыбнулась и посмотрела на туфли.

– Вернусь через минуту, – сказала Гэлли и отошла в сторону вдоль фасадов магазинов, следуя за музыкой. – Будто Гамельнский Крысолов, – вслух произнесла она, пока звуки вели ее вперед, и вперед, а потом за угол – на маленькую боковую улицу.

Музыкант стоял там в ярком солнечном свете и, к восторгу Гэлли, в самом деле играл на дудке – того типа, которую во время игры держат набок вдоль плеча. Гэлли смутно припомнила, что это, наверное, флейта. Она никогда не слышала столь прекрасных звуков, как те, что изливались из флейты, хотя и предпочла бы, чтобы он придерживался одной мелодии, вместо того чтобы играть отрывки. В один момент он играл что-то неистовое и веселое. А потом обрывал мелодию и начинал другую – трогательную и грустную. Потом начиналась музыка, под которую можно маршировать. Гэлли стояла, разглядывая его и радуясь.

Его волосы, похожие на волосы Марсии – довольно длинные, но не настолько, как у Марсии, – развевались вокруг его головы тонкими белыми прядями. И он был таким же высоким и худым, как скрипач, хотя и совсем не таким аккуратным. Его одежда была зеленой и мешковатой, а на его шее трепетал зеленый-зеленый шарф. Мешковатая зеленая шляпа лежала на земле в ожидании денег рядом с его босыми ступнями.

Он наблюдал, как Гэлли наблюдает за ним, пока он играет. Его глаза были того же зеленого цвета, что его шарф. Гэлли никогда прежде не видела глаз такого цвета, как и никогда не встречала такого открытого, заинтересованного и доброго взгляда. Как будто они с Гэлли уже знали друг друга.

– Простите, у меня нет денег, – произнесла она.

Невозможно играть на флейте и разговаривать. Он убрал флейту от губ, чтобы улыбнуться и сказать:

– Неважно.

– Вы брат человека со скрипкой? – спросила она.

– Верно. Кто ты?

– Гэлли Сиф. Как вас зовут?

Он ухмыльнулся – такой же юной усмешкой, как у его брата – и спросил:

– Как ты хочешь меня звать?

Всевозможные имена потоком пронеслись в голове Гэлли – так много, что она вынуждена была сделать глубокий прерывистый вдох.

– Флейта, – в итоге ответила она.

Он засмеялся:

– Пойдет. И полагаю, таким образом мой брат получает имя Скрипка. Одному из нас стоит предупредить его. Что я могу сделать для тебя?

– Вы волшебник? – спросила Гэлли.

– Во многих отношениях, да. Я не живу по обычным правилам.

– Мне приходится жить по правилам всё время, – с сожалением произнесла Гэлли. – Можете показать мне немного волшебства?

Флейта посмотрел на нее задумчиво – и сочувственно, подумала она. Кажется, он собирался согласиться, но потом посмотрел поверх головы Гэлли и ответил:

– Возможно, в другой раз.

По маленькой улице спешила Марсия, размахивая парой больших розовых туфель с ковбойской бахромой, а продавщица из обувного магазина спешила за ней следом. Марсия была так взволнованна потерей Гэлли, что вовсе разучилась говорить по-английски и выкрикивала поток слов на родном языке, в то время как продавщица повторяла:

– Мне всё равно, откуда вы родом. Вы не заплатили за туфли.

Флейта скривился так, что казалось, будто половина его лица улыбается Гэлли, а другая половина серьезно смотрит на продавщицу и говорит:

– Думаю, лучше мне разобраться с этим. Всё хорошо. Понимаете, она подумала, что эта девочка пропала.

После чего он заговорил с Марсией – очевидно на ее родном языке.

Марсия ответила фонтаном мрачнейшего русского, хлопнув перед грудью розовыми туфлями жестом, заменяющим выкручивание рук. Это были большие туфли – скорее размера Марсии, чем Гэлли. Флейта успокаивающе говорил с ней, одновременно поднимая свою шляпу и убирая флейту в длинный футляр. К тому времени, когда они все шли обратно к обувному магазину, на нем оказались поношенные зеленые ботинки, хотя Гэлли определенно не видела, чтобы он их надевал.

«Он сотворил волшебство! – подумала Гэлли. – И немало!» – добавила она, наблюдая, как Флейта успокаивает всех в магазине и проверяет, чтобы Марсия отсчитала достаточно бабушкиных денег, чтобы заплатить за большие розовые туфли. После чего он улыбнулся Гэлли:

– Увидимся.

И ушел.

Марсия с Гэлли отправились домой, и бабушка была далеко не довольна. Гэлли несколько раз повторила:

– Бабушка, это не ее вина, или Флейты. Они оба подумали, ты имела в виду, что туфли для нее.

В то время как Марсия кивала, улыбалась и счастливо сжимала туфли.

– Тихо, Гэлли, – резко велела бабушка. – Марсия, с меня хватит этих кивков и улыбок. Они просто предлог для лени и недобросовестности. Ты должна уйти. Немедленно.

Некрасивое лицо Марсии за завесой прекрасных волос исказилось.

– Я лень? – сказала она бабушке. – А что вы тогда? Вы ничего не делаете целый день, только отдаете приказы и устанавливаете правила! Я немедленно иду паковаться – и заберу мои туфли!

Тяжело ступая, она хмуро поднялась по лестнице.

– Твоя баба – чудовище! – сказала она, протопав мимо Гэлли. – Тебя мне жаль до глубины души!

Это поразило Гэлли. Она не думала о бабушке, как о чудовище. Она просто считала, что такова жизнь: длинная, скучная, заполненная правилами и тем, чего нельзя делать. А теперь Марсия жалела ее. Она задумалась, есть ли в этом смысл.

На некоторое время прогулки до магазинов или дальше – до пустыря – прекратились. До тех пор, пока не найдут новую горничную, чтобы убираться и водить Гэлли на послеобеденные прогулки, Гэлли отправляли на задний двор. Там она бродила среди темных густых кустов лавра, думая о родителях, тоскуя по мифосфере и размышляя, правда ли бабушка – чудовище. Иногда, когда она оказывалась точно в центре лавровых кустов и знала, что ее невозможно увидеть ни из одного окна, она приседала – аккуратно, чтобы не испачкать колени – и потихоньку строила коттеджи из прутиков, замки из гальки и сады из всего, что могла найти. Она называла их «создания мифосферы».

Примерно неделю спустя она строила особенно тщательно разработанный сад, созданный из аккуратно сложенных гравия и папоротника, когда подняла взгляд и увидела, что среди лавровых кустов, засунув руки в карманы, стоит Флейта. Он пристально смотрел на дом, как если бы что-то в нем его озадачивало. Гэлли не представляла, как Флейта попал внутрь. Сад окружала высокая кирпичная стена, и попасть сюда можно было только через дом.

– Привет, – сказала она. – Что вы здесь делаете?

Флейта явно не подозревал о ее присутствии. С пораженным выражением лица он стремительно повернулся, и его зеленый шарф взметнулся, красиво развеваясь вместе с его волосами.

– О, – произнес он. – Я тебя не видел. Я размышлял, что происходит в этом доме.

– Ничего особенного, – сухо сообщила ему Гэлли. – Дедушка работает, а бабушка устанавливает правила.

Флейта нахмурился и слегка качнул головой. Зеленый шарф затрепетал. Его глаза – зеленые и спокойные – уставились на Гэлли.

– Я знаю тебя, – сказал он. – Ты была с русской леди и туфлями.

– Марсия. Она ушла.

– Неудивительно. Этот дом не для таких, как она. Почему ты здесь?

– Я сирота, – объяснила Гэлли. – Они меня растят.

Флейта кивнул, принимая информацию, но возле губ у него появились маленькие складки сомнения. Гэлли поймала себя на том, что преклоняется перед ним – так, как никогда не преклонялась даже перед дедушкой.

– Как вы попали сюда? – спросила она. – Перелезли через стену?

Флейта покачал головой:

– Для меня не существует стен. Я покажу тебе, если ты просто проследуешь за мной несколько шагов.

Он развернулся и пошел меж лавровых кустов, мягко шурша листьями.

Гэлли вскочила от своего каменного сада – она в любом случае с ним закончила – и последовала за шелестом и проблесками зеленого шарфа среди темных листьев. Наверное, в стене находились ворота, которых она прежде никогда не встречала. Но она так и не увидела стену. Следом за Флейтой она вышла из лавровых кустов и оказалась на углу пустыря. Действительно – пустыря. Она увидела вдалеке на дороге машины и знакомый дедушкин красный дом на другой стороне улицы.

– О, небо! – воскликнула она и с уважением посмотрела на Флейту. – Это опять волшебство, да? А можете показать мне еще?

Флейта обдумал это:

– Что ты хочешь увидеть?

Сомнений быть не могло.

– Мифосферу, – ответила Гэлли.

Флейта был ошеломлен. Он засунул руки в мешковатые карманы и серьезно посмотрел на нее:

– Ты уверена? Кто-нибудь же должен был предупредить тебя, что в мифосфере всё зачастую становится более жестким и… ну… свирепым, чем здесь?

Гэлли кивнула:

– Дедушка говорил, что нити закаливаются, когда оказываются снаружи.

– Хорошо, – сказал Флейта. – Тогда мы посмотрим на некоторые ближайшие части. Только один короткий взгляд, потому что я не ожидал встретить тебя, а у меня сегодня еще есть дела. Следуй за мной.

Глава 4

Флейта развернулся и зашагал обратно сквозь лавровые кусты, и зеленый шарф развевался за его спиной. Гэлли в величайшем возбуждении семенила следом. Вначале ничего особенного не происходило, за исключением того что они вышли в настоящий лес, где тропинки разбегались в нескольких направлениях. Флейта осмотрелся и, наконец, выбрал тропинку, слегка присыпанную коричневыми и желтыми осенними листьями. Они прошли совсем немного, когда листья начали собираться в большие кучи, а деревья над головами стали коричневыми, желтыми и абрикосовыми, шелестя под грустным осенним бризом. Гэлли – и Флейта тоже – принялась радостно сгребать листья ногами в кучки, а потом пинать их, пока Флейта не вытянул к Гэлли руку, останавливая ее.

Кто-то, весело насвистывая, приближался по тропинке, которая пересекала их тропинку.

Гэлли стояла почти по колено в листьях и наблюдала, как мимо шагает потрясающий молодой человек, а разноцветные листья хрустят под его сандалиями. Он явно был охотником. Его одежда в основном состояла из большой пятнистой шкуры леопарда, которая спускалась с одного плеча и закреплялась вокруг бедер, образуя нечто вроде юбки, и он нес гигантский лук почти одного роста с ним. В длинном кожаном колчане на левом плече висели стрелы. Рельефные мускулы блестели. Бабушка назвала бы его грязным дикарем, но Гэлли он показался опрятным и свежим – будто актер, переодетый в охотника для съемок. Она видела, что его аккуратная бородка и каштановые кудри были блестящими и чистыми.

– Кто он? – прошептала она.

– Орион, – прошептал Флейта в ответ. – Он охотник.

Вдруг среди деревьев появилась группа женщин в длинных платьях. По-прежнему насвистывая, охотник остановился, вглядываясь и выхватывая из колчана длинную опасно острую стрелу. Затем, держа ее наготове рядом с луком, он сорвался в быстрый бег широкими прыжками. Женщины закричали и бросились прочь.

Гэлли их не винила.

– Разве он не видит, что они не животные? – спросила она.

– Не всегда, – ответил Флейта, когда охотник и женщины исчезли среди деревьев.

Флейта с Гэлли повернули и вышли к озеру, где время явно близилось к зиме. Все кусты и деревья вокруг маленького унылого водоема были коричневыми и почти голыми. По насыпи к берегу спускалась молодая женщина в белом платье. Дойдя до самой воды, она огляделась, озорно ухмыльнулась и присела на корточки. Белое платье целиком растворилось в ней, и внезапно она стала лебедем. Белая и величавая, она спустилась на воду и поплыла через озеро.

И тут Гэлли увидела охотника. Она подумала, что это не тот же самый охотник, но понять наверняка было сложно. Он был в темной одежде, но нес такой же гигантский лук и колчан со стрелами. Держа наготове стрелу рядом с луком, он крадучись спустился к озеру. Увидев женщину-лебедя, он вложил стрелу в лук, поднял его и, очень медленно и осторожно, натянул тетиву, пока лук не превратился в громадную дугу.

– О, нет! Не надо! – вскричала Гэлли.

Охотник ее будто не слышал. Он выпустил стрелу. Лебедь на озере рухнула в белом струящемся вихре.

– Пошли, – грустно произнес Флейта.

Он взял Гэлли за руку и потянул ее прочь от озера. Но Гэлли необходимо было обернуться прежде, чем кусты скрыли его. Она увидела, как охотник идет вброд по воде, таща к берегу белую безвольную фигуру женщины. Кажется, он отчаянно рыдал.

В следующей части, по которой они проходили, лебеди были повсюду. Три лебедя с коронами на головах скользили по внезапно появившемуся морю. Немного дальше группа молодых женщин бежала по пляжу и вдруг взлетела лебедями в белом хлопаньи громадных крыльев. Захлопали еще крылья, и несколько лебедей приземлились рядом с большим костром. Приземляясь, они превращались в молодых мужчин. Это произошло еще несколько раз. Иногда был только один лебедь, иногда – целая стая. Потом Флейта и Гэлли прибыли в место, где молодая женщина робко протягивала руку к громадному лебедю – ростом с нее. Было в этом лебеде нечто, совершенно не понравившееся Гэлли.

– Думаю, – сказал Флейта, – теперь мы пойдем по другой нити. Хорошо?

Когда Гэлли кивнула, он свернул на более зеленую дорогу, где солнце сияло сквозь кроны лесных деревьев, которые только покрывались свежей весенней листвой. Они пошли по солнечной поляне, где под большим дубом кружилась золотистая мошкара. Когда Гэлли внимательнее присмотрелась к мошкам, они оказались крошечными крылатыми людьми. Она вскрикнула от восторга.

– Это больше нравится, а? – ухмыльнулся Флейта.

Едва он произнес это, все люди-мошки улетели. Похоже, они испугались шума, приближающегося с левой стороны: тявканья, топота и тяжелого дыхания. Вскоре целая куча собак ворвалась на поляну – возбужденные, длинноногие охотничьи собаки с висящими наружу языками. Гэлли видела, что все они почти щенки. Они заметили Гэлли и Флейту и ринулись к ним, и за несколько секунд они оказались окружены изогнутыми виляющими хвостами, большими висячими ушами и широко раскрытыми, тяжело дышащими пастями со свисающими из них длинными розовыми языками. Один щенок встал на задние лапы, чтобы положить передние на живот Флейте. Флейта засмеялся и потрепал его по ушам. Гэлли – немного робко – погладила голову ближайшей собаки. Это заставило всех остальных шумно потребовать внимания и к себе. Гэлли не могла не засмеяться. Будто находишься в теплой бурной ванне, полной волнения и любви.

На поляне, тяжело дыша, появился мальчик, тащивший длинный хлыст. Увидев их, окруженных счастливыми собаками, он остановился и засмеялся.

– Простите, – сказал он. – Я пытаюсь научить их идти по следу. Не поверите, как легко они отвлекаются!

Он был красивым мальчиком, не намного старше Гэлли, и выглядел таким же возбужденным и счастливым, как его собаки. Он щелкнул хлыстом в воздухе.

– Лежать, Охотник! Живо, Нюхач! Звонок и Рок, убирайтесь, сюда!

Он снова щелкнул хлыстом. Гэлли заметила, что он тщательно следил, чтобы не ударить ни одну из собак.

– Живо, все вы! – крикнул он.

Понадобилось некоторое время и еще больше криков и щелканья хлыста, но в итоге собаки отвернулись от найденных ими новых интересных людей. Одна или две опустили носы к земле. Одна возбужденно тявкнула. И, наконец, все они ринулись прочь, в лес, а мальчик, подпрыгивая, бежал позади них.

– О, он мне нравится! – воскликнула Гэлли. – Кто он?

– Еще один охотник, – ответил Флейта. – Один из многих. Мы теперь на охотничьей нити. Но, думаю, нам пора возвращаться. У меня много дел после полудня, и подозреваю, твоя бабушка скоро хватится тебя.

Он зашагал через залитый солнцем лес в том же направлении, что умчались мальчик и его собаки.

– Фу ты! – буркнула Гэлли, когда поплелась за ним.

Люди-мошки снова прилетели кружиться в солнечном свете, и ей хотелось понаблюдать за ними.

Как раз в тот момент, когда она догнала Флейту, мальчик бегом вернулся к ним. Теперь он был старше, с маленькими завитками бороды на подбородке, и бежал так, словно спасал свою жизнь. Если он и заметил Флейту и Гэлли, когда промчался мимо них, он не подал виду. В его глазах застыл ужас, и он просто бежал. За ним неслись все собаки, теперь тоже старше и немного исхудавшие и поседевшие. И все они рычали. У пары изо ртов капала пена, и у всех глаза светились ненавистью. Когда мальчик промчался мимо Гэлли с Флейтой, передняя собака почти схватила его, а потом отстала с окровавленным куском штанов мальчика в зубах. Остальные продолжили яростное преследование.

Гэлли стиснула руку Флейты:

– Они поймают его?

Флейта кивнул:

– Боюсь, да.

Гэлли пришла в ужас:

– Почему?

– Он умудрился серьезно оскорбить одну богиню[3]3
  По-видимому, имеется в виду миф об охотнике Актеоне, который однажды увидел богиню Диану (Артемиду) обнаженной, когда она купалась. Разгневанная богиня превратила Актеона в оленя, и его разорвали его собственные собаки.


[Закрыть], – сообщил ей Флейта. – Знаешь, подобные вещи случаются на каждой нити. Мифосфера не безоблачно счастливое место.

– Но она выглядит такой красивой! – запротестовала Гэлли.

Флейта засмеялся:

– Красота сделана не из сахара. Сюда теперь.

Они пробрались сквозь густые лавровые кусты и снова вышли на пустырь. Гэлли медленно перевела внимательный взгляд с кустов позади нее на всё еще невозможный вид дома ее бабушки и дедушки – там, через дорогу.

– Как считаешь, ты сможешь найти путь назад или хочешь, чтобы я отвел тебя? – спросил Флейта.

– Я бы лучше осталась с вами, – ответила Гэлли.

Она испытывала невыносимую боль из-за судьбы милого мальчика.

– Боюсь, это невозможно, – сказал Флейта. – Но, если хочешь, я вскоре покажу тебе еще волшебство. Увидимся.

Он снова погрузился в лавровые кусты и исчез.

Совершенно точно исчез – Гэлли знала. Она стояла и думала, что может сказать бабушка, если Гэлли просто перейдет через дорогу, позвонит, и бабушка откроет дверь. Мысль об этом была почти невыносима. Нет, она должна каким-то образом вернуться в сад.

Она с сомнением начала пробираться среди лавровых кустов. Она толкала, и шуршала, и ныряла, и шумела, и некоторое время размышляла, не придется ли ей просто встать и позвать на помощь, или даже остаться в кустах навеки. А потом она неожиданно вышла из них и оказалась в саду, едва не наступив на свой каменный сад. Гэлли готова была угрюмо пнуть его, разбив на кусочки – он был лишь кучей камешков с закрепленным в ней увядшим папоротником, а того милого мальчика разрывали на части его собственные собаки, – когда услышала, как ее зовет бабушка. Гэлли забыла, что ей не следует бегать, и изо всех сил понеслась по тропинке к двери в сад.

– Думаю, Флейта – древнее сверхъестественное существо, – не подумав, сообщила она бабушке, тяжело дыша.

– О, только посмотри на себя! – воскликнула бабушка. – Как ты умудрилась стать такой неопрятной?

– В кустах. Я просто зову его Флейтой, потому что не знаю его настоящего имени, – пролепетала Гэлли. – У него зеленый шарф и волосы как у Марсии.

Бабушка окаменела:

– Не могла бы ты немедленно прекратить выдумывать, Гэлли? Здесь дядя Юлион. Он хочет видеть тебя за чаем в гостиной. Если бы не это, я бы отправила тебя спать без ужина за твои выдумки. Немедленно иди причешись и надень чистое платье. Я хочу, чтобы через десять минут ты была внизу и выглядела прилично! Так что поторопись!

Гэлли протрезвела. Она поняла, как глупо было упоминать бабушке про Флейту. Флейта являлся – если кто-нибудь вообще это мог – тем, кто выходит за пределы бабушкиных границ. Для Флейты не существовало стен. А бабушка постоянно воздвигала стены, подумала Гэлли, торопливо идя по коридору. Она преодолела половину лестницы, когда услышала, как дедушка и дядя Юлион, споря, выходят из комнаты с картами. «Забавно, – подумала она, подглядывая через перила, – как необычные вещи всегда происходят все разом». Дядя Юлион появлялся здесь только раз в год, и когда это случалось, дедушка всегда был крайне вежлив с ним. Но сейчас дедушка кричал на него.

– Берегись! – орал дедушка. – Еще немного глупостей с идиотским контролем, и я уйду! И что ты будешь делатьтогда?

Когда Гэлли продолжила подниматься, дядя Юлион что-то успокаивающе говорил. Она снова посмотрела на них на следующем повороте лестницы. Оба были высокими дородными мужчинами, но если дедушка был седым, дядя Юлион обладал кудрявыми светлыми волосами и сочетающимися с ними светлыми усами и бородой. Он отступил назад, когда дедушка буквально заревел:

– О, да, я могу это сделать! Я делал это прежде, и тебе совсем не понравилось, не так ли?

– Гэлли! – крикнула бабушка. – Ты переоделась?

– Почти, бабушка! – крикнула Гэлли в ответ и бросилась в свою комнату.

Там она стащила с себя грязное платье, натянула новое и сумела заставить волосы гладко лежать, смазав их водой, которой отскребла свои грязные колени. После чего она скромно спустилась в гостиную, где бабушка разливала чай, а дедушка и дядя Юлион с милыми улыбками пили его, будто не ругались только что в коридоре.

Никто не обратил на Гэлли внимания. Она села в вышитое кресло, грызя твердый как камень пирог – что заставило ее чувствовать себя маленькой белкой, – и слушала, как трое взрослых говорят о событиях в мире, науке, фондовой бирже и о каких-то доисторических резных фигурках, которые кто-то нашел в пещере рядом с Ноттингемом. Если дядя Юлион специально хотел видеть Гэлли, он ничем не давал это понять. Он только однажды посмотрел на нее. И Гэлли была поражена, какой лживый вид придают ему морщинки вокруг глаз. Она подумала, что, наверное, это из-за того, что она только что видела Флейту. Зеленые глаза Флейты смотрели прямо и открыто, без малейших попыток спрятать чувства. Глаза дяди Юлиона просчитывали и скрывали. Гэлли поняла, что совершенно ему не доверяет.

Когда чай закончился, дядя Юлион с тихим ворчанием подался вперед и ущипнул Гэлли за подбородок.

– Будь теперь хорошей девочкой, – сказал он, – и слушайся бабушку с дедушкой.

Его улыбка, полная фальшивой доброты и скрытого смысла, по-настоящему разозлила Гэлли. И от его щипка было больно.

– Почему ты такой лживый? – спросила она.

Бабушка застыла как столб. Дедушка немного сжался, как будто ожидал, что его ударят. Однако дядя Юлион откинул голову назад и от всей души рассмеялся.

– Потому что мне приходится, – ответил он. – Никто не ждет честности от бизнесмена, дитя, – и он снова захохотал.

После этого дядя Юлион ушел – дедушка самым дружелюбным образом проводил его до поджидавшего такси, – и на Гэлли обрушился бабушкин гнев.

– Как ты смеешь так грубить бедному дяде Юлиону! – сказала она. – Поднимайся в свою комнату и оставайся там! Не желаю видеть тебя, пока ты не вспомнишь, как следует себя вести.

Гэлли рада была уйти. Ей хотелось побыть одной, чтобы разложить по полочкам всё то, что она увидела в тот день. Но она не смогла победить искушение развернуться на полпути по лестнице и заявить:

– Дядя Юлион не бедный. И он командует дедушкой.

– Иди! – приказала бабушка, твердо указав пальцем наверх.

Гэлли пошла. Она ушла в свою комнату и долгое время сидела там, глядя на фотографию родителей на каминной полке. Такие счастливые. Именно этого Гэлли ожидала от мифосферы – чтобы она была полна счастья, – однако вместо этого, она оказалась полна трагедий.

Но некоторое время спустя ей пришло в голову, что в каком-то смысле мифосфера была полна счастья. Охотник в леопардовой шкуре был счастлив, пока не увидел женщин, и всё испортилось. Женщины, превращавшиеся в лебедей, были счастливы, когда сбегали к воде. И тот мальчик с собаками был самым счастливым из всех, пока не сглупил, разгневав богиню.