Текст книги "Три дня я буду с тобой (СИ)"

Автор книги: Диана Лазари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

– Макс, вставай! Надо уходить! Быстрее!

Он со стоном приоткрывает один глаз, смотрит на меня мутно:

– Маш, ты чего? Который час вообще? Что стряслось?

– Нас нашли! – выпаливаю я, не прекращая сборов. – Лиза звонила, сказала, что вычислили. Сейчас будут здесь!

Максим мгновенно подскакивает, слетает с кровати. Подхватывает джинсы и куртку, на ходу впрыгивает в ботинки.

– Так, без паники! – командует он, помогая мне паковать вещи. – Уходим тихо, быстро, не привлекая внимания. Машину бросаем, идем пешком.

Киваю, закидывая сумку на плечо. Руки трясутся, колени подгибаются. Но я стараюсь держать себя в руках. Нельзя раскисать. Только не сейчас.

Максим хватает меня за руку и тянет к двери. Приоткрыв ее, выглядывает наружу. Затем кивает – мол, чисто. Тихо выскальзываем из номера, крадемся по темному коридору. На ресепшне дремлет заспанный портье. И слава богу – меньше лишних глаз.

Мы почти бегом пересекаем парковку, ныряем в ближайшие кусты. Продираемся сквозь колючие ветки, перепрыгиваем канавы. Максим крепко сжимает мою руку, ободряюще шепчет что-то на ухо. Я плохо разбираю слова, сосредоточившись на том, чтобы просто переставлять ноги.

Позади раздается шум моторов, скрежет шин по гравию. Я испуганно оглядываюсь – на парковку мотеля влетают несколько черных джипов. Из них выскакивают какие-то люди, явно чем-то недовольные.

Максим дергает меня вниз, вжимая в землю. Затаиваемся в высокой траве, как перепуганные зайцы. Сердце колотится где-то в горле, в ушах шумит от напряжения. Только бы не заметили! Только бы пронесло!

Но в этот момент совсем рядом раздается громкий лай. Два огромных добермана рвутся с поводков, скалят зубы. Нас унюхали!

– Бежим!!! – рявкает Максим, вздергивая меня на ноги. Припускаем со всех ног, не разбирая дороги. Позади слышатся крики, ругань, кто-то палит в воздух. Ужас придает сил, не дает сбавить темп.

Мы петляем между деревьев, перемахиваем через поваленные стволы. Дыхание саднит, в боку колет. Но останавливаться нельзя. Иначе нам крышка.

Добегаем до узкой речушки, перепрыгиваем по скользким камням. Максим оборачивается, сноровисто отстреливаясь из пистолета. Один из преследователей вскрикивает и падает. Есть!

На берегу я спотыкаюсь о корягу и кубарем качусь вниз. Вскрикиваю от боли – кажется, подвернула лодыжку. Максим подхватывает меня на руки, тащит в глубь редкого леска. Я обнимаю его за шею, утыкаюсь в плечо. Слезы текут по щекам, но я не замечаю.

Боже, пусть это все закончится! Пусть они от нас отстанут! Хватит, я больше не могу!

Максим со всего маху влетает в какой-то заброшенный сарай, захлопывает дверь. Осторожно усаживает меня на пол, бегло осматривает мою ногу. Ссадины, царапины, звезданулась я знатно.

– Потерпи, милая, – бормочет он, обрабатывая мои раны покупной аптечкой. – Сейчас отдышимся и пойдем дальше. Надо до трассы добраться, поймать попутку. Здесь оставаться опасно.

Киваю, кусая губы. Терплю, куда деваться. Но страх никуда не уходит. Наоборот, скручивает внутренности тугим комком. Догонят. Найдут. От них не скрыться.

Снаружи раздаются крики, лай собак. Совсем близко, почти у самого сарая.

Мы с Максимом испуганно переглядываемся. Все. Приперли. Деваться некуда.

Максим решительно поднимается, вытаскивает пистолет. Встает между мной и дверью, целится в проем. Если придется, будет стрелять до последнего патрона. Я это точно знаю.

Снаружи слышится возня, скрежет. Кто-то дергает засов, пытаясь открыть. Сейчас ворвутся. Вот-вот.

В этот момент где-то вдалеке раздается вой полицейской сирены. Неужели?.. Погоня снаружи стихает, лай собак удаляется. Похоже, копы спугнули наших преследователей!

Мы выжидаем еще несколько минут, затаив дыхание. Но больше никаких звуков. Вроде, пронесло.

– Вот что, – шепчет Максим, помогая мне подняться. – Рисковать больше нельзя. Пойдем сдаваться легавым. Расскажем все как есть. Будем просить защиты.

Я в ужасе мотаю головой:

– Нет, Макс! Ты что, с ума сошел? Они же нас в каталажку упекут! А то и вообще шьют что-нибудь!

– Выбора нет, Маша! – чеканит он, сжимая мои плечи. – Все слишком серьезно. Своими силами нам не справиться. Надо хвататься за соломинку, пока не поздно.

Я всхлипываю, закрывая лицо руками. Ну вот и все. Приплыли. Докатились, называется. Ни себе жизни нормальной устроить не можем, ни от кого спастись.

Хотя… А вдруг Максим прав? Может копы и впрямь помогут? Отмажут нас по своим каналам, Игнатьева прижмут? Должна же быть на него управа!

– Ладно, – сдаюсь я, опуская руки. – Идем сдаваться. Пусть теперь они с этим дерьмом разбираются.

Максим коротко целует меня, одобряюще кивает. Поправляет лямку моей сумки, берет меня за руку.

– Мы со всем справимся, Маша. Я обещаю. Главное, мы вместе. А вместе нам ничего не страшно.

И мы идем прочь из сарая, прямиком навстречу воющим сиренам и мигалкам.

33

Максим

– Значит, вы утверждаете, что за вами устроили настоящую охоту? – следователь смотрит на меня с явным скепсисом, постукивая ручкой по столу. – Некто Виктор Игнатьев хочет прибрать к рукам ваш бизнес и ради этого запугивает вас? Я ничего не упустил?

Я устало тру переносицу, киваю. Мы с Машей уже несколько часов как в полиции, даем показания. Вроде бы внимательно нас слушают, но особого рвения разобраться я пока не заметил. Такое чувство, что нас просто мариновать решили. До утра продержать, а там видно будет.

– Послушайте, – я подаюсь вперед, пытаясь поймать взгляд следователя. – У меня нет причин вам врать. Да, я понимаю, как это звучит. Безумно, невероятно. Но клянусь, все так и было! Вся эта история с нападением на Олега, инсценировкой, угрозами… Игнатьев стоит за всем этим! А сейчас еще и киллеров за нами послал. Неужели этого мало, чтобы начать расследование?  К н и г о е д . н е т

Следователь раздраженно вздыхает, трет подбородок.

– Господин Воронцов, давайте начистоту. Вы приходите сюда среди ночи, рассказываете, прямо скажем, фантастическую историю. Никаких доказательств, кроме ваших с девушкой слов. Одни домыслы и предположения! Как по-вашему, я должен на этом основании объявить в розыск уважаемого человека, владельца крупного бизнеса? Только из-за ваших фантазий?

Я чувствую, как внутри закипает ярость. Да что он себе позволяет? Он вообще служитель закона или как? По идее, должен защищать граждан, а вместо этого выгораживает подозреваемого!

– Это не фантазии! – цежу сквозь зубы, сжимая кулаки. – Там, на трассе, нас чуть не пристрелили! И за рулем я видел людей Игнатьева, готов головой поручиться! Чего вам еще надо? Трупов, крови? Так будут вам трупы, если не вмешаетесь!

– Спокойно! – следователь примирительно вскидывает руки. – Давайте без эмоций и угроз, хорошо? Никто не отказывается вам помогать. Просто ситуация непростая, щепетильная. Нужно все проверить, а на это требуется время.

– Только у нас этого времени нет! – взрываюсь я, вскакивая на ноги. Меня уже трясет от злости. – Пока вы тут штаны просиживаете, нас могут просто грохнуть! Игнатьев на этом не остановится, неужели не ясно?

В этот момент дверь открывается, и на пороге появляется заплаканная Маша. Она все это время давала показания в соседнем кабинете.

– Макс, – всхлипывает она, подбегая ко мне. – Ничего не выходит! Они мне не верят, считают, что я все выдумала! Нас сейчас отпустят, но помогать не станут!

Я стискиваю челюсти так, что на скулах ходят желваки. Ну конечно. Всем насрать. Всем плевать на нас с Машей, на то, через что мы прошли. Никому нет дела.

Что ж, прекрасно. Будем выкручиваться сами. В конце концов, не впервой.

– Идем отсюда, – бросаю я Маше, подхватывая наши сумки. – Нечего время терять.

– Погодите! – следователь тоже поднимается, машет руками. – Вы не можете вот так просто взять и уйти! Вас могут…

– Да идите вы! – обрываю его, распахивая дверь. – Сами разберемся. Без вас, бездельников.

34

Мы бредем по ночным улицам, не разбирая дороги. Куда идти, что делать дальше – я понятия не имею. После отказа полиции помогать на душе совсем погано. Одна надежда была – и та лопнула как мыльный пузырь.

– Макс, – осторожно трогаю я его за рукав. – Что будем делать? У нас же ни денег, ни крыши над головой. Если Игнатьев снова нападет на след…

– Не нападет, – мрачно обрывает он. И добавляет после паузы. – Есть у меня одна мыслишка. Только тебе не понравится.

Я с подозрением смотрю на него. Ох, что-то мне это не нравится. Уж больно решительное у него лицо. Будто что-то задумал.

– Объясни! – требую я. – Что за мыслишка? При чем тут я?

Максим останавливается, разворачивает меня к себе. Заглядывает в глаза – серьезно, пронзительно. У меня мороз по коже от этого взгляда.

– Маш, ты мне веришь? – спрашивает он, сжимая мои плечи.

– Д-да, – запинаюсь я. – Конечно верю. Но к чему ты…

– Вот и славно, – кивает он. – Тогда слушай сюда. Сейчас мы с тобой поедем в одно место. К человеку, который сможет нам помочь. Возможно, единственному, на кого я могу рассчитывать.

– Кто это? – хмурюсь я. Что-то мне все это ой как не нравится.

– Мой отец, – глухо роняет Максим. И видя мое изумление, криво усмехается. – Бывший. Он… В общем, сложная история. Мы не общались много лет, почти враги. Но сейчас выбора нет. Придется просить помощи.

Я растерянно моргаю, пытаясь уложить в голове услышанное. Отец Максима? Тот самый, который ушел из семьи, бросил их с мамой? И теперь Макс хочет к нему обратиться? Да он в своем уме?

– Погоди, – лепечу я. – Но разве… Разве это хорошая идея? Судя по твоим рассказам, вы даже не в ссоре. Вы друг друга на дух не переносите! С чего ты взял, что он станет помогать?

Максим упрямо качает головой:

– Станет. Никуда не денется. Во-первых, я его сын, хочет он того или нет. А во-вторых… В общем, у меня есть на него кое-что. Такой компромат, что папаня удавится, но сделает, что скажу.

Я сглатываю, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Господи, Макс, во что ты меня втягиваешь? Мало нам Игнатьевых всяких, теперь еще и твои семейные разборки? Я же этого не вынесу!

Но выбора, похоже, и правда нет. Либо так, либо снова бегать и прятаться. А я, если честно, смертельно устала. Хватит с меня беготни.

– Хорошо, – обреченно киваю я. – Едем к твоему отцу. Будь что будет.

Максим удовлетворенно хмыкает, берет меня под руку.

– Умница. Держись меня и ничего не бойся. Прорвемся.

И мы идем ловить попутку. Навстречу новым неприятностям.

35

Дом отца находится в элитном коттеджном поселке на окраине города. Мы подъезжаем к воротам на такси и я, расплатившись, шагаю к переговорному устройству. Маша семенит следом, опасливо озираясь.

Да уж, не думал, что мне когда-нибудь придется сюда вернуться. Столько лет старался держаться подальше от этого змеюшника. И на тебе, сам в пасть к аспиду лезу. Ну и времена пошли!

– Вы к кому? – раздается из динамика дежурный вопрос охранника.

– Максим Воронцов, – цежу сквозь зубы. – К Андрею Палычу. Пусть встречает.

На той стороне воцаряется озадаченное молчание. Ещё бы, блудный сын явился, кто бы мог подумать. Небось сейчас папаше звонят, инструкции спрашивают. Гони, мол, в шею или милость проявить?

Но спустя минуту раздается гудок и ворота начинают отъезжать в сторону. Надо же, пропускает, ирод. Видать, и правда припекло.

– Идём, – бросаю я Маше через плечо и решительно шагаю по дорожке. Чем раньше закончим этот фарс, тем лучше.

Маша послушно идёт рядом, то и дело поправляя съехавшую лямку рюкзака. Вид у неё совсем потерянный, глаза большие и испуганные. Эх, девочка моя. Прости, что втянул в эти игрища. Но я нас вытащу, обещаю.

У парадной двери нас встречает давешний охранник – здоровенный детина в камуфляже. Смеряет неприязненным взглядом, отступает в сторону. Ну-ну, силач, позлись мне ещё. Папин цепной пёс.

Я первым вхожу в просторный холл, Маша проскальзывает следом. И тут же застывает, потрясенно охнув. Ещё бы, такие хоромы не каждый день увидишь. Мрамор, позолота, все эти безвкусные побрякушки олигархического новодела. Меня и самого до сих пор с души воротит от этого великолепия. А каково Маше, выросшей в обычной семье? Небось, думает, что я тоже всю жизнь средь этой роскоши вращался. Ага, как же. Держи карман шире.

– Максимка! – раздается знакомый голос и к нам спускается по лестнице он. Андрей Палыч собственной персоной. Сияющий, лощеный, в щегольском костюме с иголочки. Ну просто воплощение успеха и достатка.

Только вот глаза цепкие, колючие. И улыбка на губах неприятная, хищная. За версту видно – пройдоха и ушлый делец. Не человек, а акула бизнеса.

– Папа, – цежу я сквозь зубы, едва кивая в знак приветствия. – Спасибо, что принял.

Он картинным жестом всплескивает руками, растягивая губы еще шире:

– Ну что ты, сынок! Как я мог не принять родную кровиночку? Да еще и с такой очаровательной спутницей!

И многозначительно стреляет глазами в сторону Маши. Та моментально краснеет и опускает взгляд. Ну все, достал!

– Это Маша, моя девушка, – сухо представляю я, делая ударение на последнем слове. – И мы пришли по делу. Нужно поговорить. Наедине.

Отец прищуривается, но кивает. Разворачивается и идет вглубь дома, кивком предлагая следовать за собой. Я беру Машу за руку и тащу за ним, чувствуя, как колотится сердце. Не время для расшаркиваний и светских бесед. Время решать вопросы.

Мы заходим в кабинет – внушительных размеров комнату, уставленную дорогой мебелью. В камине потрескивают поленья, на стенах висят какие-то абстрактные картины. Отец усаживается за массивный стол, жестом предлагает нам располагаться напротив.

– Ну что ж, Максим, – складывает он руки на груди, откидываясь на спинку кресла. – Я весь внимание. Что за срочное дело привело тебя ко мне после стольких лет игнора?

Я стискиваю зубы, чувствуя, как кулаки чешутся от желания врезать по этой сытой роже. Но сдерживаюсь. Рано. Надо разыграть свои козыри.

– Помощь твоя нужна, – говорю как можно спокойнее. И на его вопросительно вздернутую бровь поясняю:

– Нас с Машей пытаются убить. Людей Игнатьева наняли, чтобы устранить. А все из-за бизнеса, чтоб его. Теперь в бегах, скрываемся. Даже легавые отморозились помогать.

На лице отца не дергается ни один мускул. Но я слишком хорошо его знаю. По глазам вижу – напрягся, гад. Почуял, что дело пахнет керосином.

– И чего ты от меня хочешь? – спрашивает он, барабаня пальцами по столешнице. – Денег? Адвокатов? Крышу от ментовки?

Я криво ухмыляюсь. Ну конечно. Чего еще ждать от продажного папаши.

– Защиты хочу, – чеканю, глядя ему прямо в глаза. – Чтобы ты со своими связями приструнил Игнатьева. Прижал к ногтю, заставил отвалить. У тебя ведь все схвачено, да? Депутаты, чиновники, прокуроры всякие. Вот и подсуетись. Спаси шкуру своего непутевого сынка.

Отец несколько секунд молчит, буравя меня тяжелым взглядом. Потом усмехается и качает головой:

– А ты все такой же, Максим. Гордый, неуступчивый. Не привык просить, да? Даже когда припекло.

– Пока не припекло – нет, не привык, – огрызаюсь я. – Сам справлялся. Это ты у нас спец по решению вопросов. Особенно если они бабками пахнут.

– Не тебе меня судить! – вдруг взрывается он, грохнув кулаком по столу. Мы с Машей синхронно вздрагиваем. – Ты понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти, чтобы всего этого добиться! Сопляк неблагодарный!

Я вскакиваю на ноги, сжимая кулаки:

– А ты думал, я благодарить тебя буду? За что? За то, что бросил нас с матерью? За то, что променял семью на бабки и власть? Да пошел ты!

– Стоп! – раздается вдруг звонкий окрик. Мы с отцом ошарашенно замолкаем, поворачиваясь к Маше.

Она стоит, побледнев, прямая как палка. Но глаза сверкают решимостью.

– Хватит ругаться! – четко произносит она. – Сейчас не время и не место. Максим пришел за помощью, и вы должны ему помочь. Вы его отец, черт побери! И если в вас есть хоть капля человечности – сделайте то, о чем он просит!

На несколько мгновений в кабинете повисает звенящая тишина. Мы с отцом растерянно пялимся на Машу, будто впервые ее видим. Вот это да. Какие мы, оказывается, с ней похожие. Один характер на двоих.

И знаете что? Именно в эту секунду я окончательно понимаю – люблю. Без памяти, до чертиков. И плевать мне, чем там кончится это противостояние с Игнатьевым. Маша – вот главное, что у меня есть. И я за нее любому глотку перегрызу.

А отец… Ну что отец. Хочет искупить вину – пусть искупает. Мне не жалко.

– Ладно, – наконец произносит он, устало потирая переносицу. – Черт с тобой, помогу. Только ты пообещай, что это в последний раз. И что мы после этого больше не увидимся. Идет?

Я молча протягиваю руку через стол.

Он так же молча ее пожимает.

36

Следующие несколько дней проходят как в тумане. Мы с Максимом поселились в гостевом домике на территории поместья его отца. Роскошные апартаменты, море удобств – все, чтобы скрасить заточение. Потому что именно этим мы по факту и занимаемся – сидим взаперти и ждем развязки.

Андрей Палыч со своими людьми взялся за разруливание ситуации. Каждый день к нему приезжают какие-то серьезные господа – юристы, чиновники, даже парочка генералов. О чем они совещаются за закрытыми дверями, мы с Максимом не знаем. Нас это особо и не касается. Главное, чтобы результат был.

А пока мы с Максом потихоньку приходим в себя. Отсыпаемся, отъедаемся, залечиваем раны – душевные и физические. Гуляем по саду, разговариваем обо всем на свете. Потихоньку узнаем друг друга.

Надо сказать, в этой золотой клетке у нас это получается лучше, чем за все время бегства и приключений. Словно здесь, вдали от треволнений внешнего мира, мы наконец можем спокойно разобраться в себе. В том, что между нами происходит.

А происходит, судя по всему, нечто важное. Я все чаще ловлю на себе долгие, задумчивые взгляды Макса. Чувствую, как он незаметно касается моей руки, плеча, волос. Будто случайно, невзначай. Но я-то понимаю, что это не случайность. Максим… оттаивает что ли. Смягчается, проникается ко мне.

Мы подолгу сидим у камина в гостиной, потягивая вино и листая старые альбомы. Макс рассказывает о своем детстве, о доме, в котором вырос. Но никогда – об отце. Эта тема для него табу, болезненная мозоль. Стоит мне хотя бы вскользь упомянуть Андрея Палыча, как Макс мрачнеет и замыкается.

Зато о маме говорит охотно и с теплотой. Она стала для него всем – и родителем, и другом, и опорой по жизни. Неудивительно, что Макс так трепетно к ней относится. Мне даже немного завидно – вот бы и мне такие отношения с мамой… Но не срослось.

В общем, потихоньку притираемся друг к другу. Хотя временами накрывает отчаяние – когда же это все закончится? Когда мы сможем вздохнуть спокойно, не опасаясь за свою жизнь? Максим в такие моменты только стискивает зубы и обнимает меня крепче.

37

Максим

Утро выдалось на редкость погожим и солнечным. Я неспешно брел по дорожкам сада, вдыхая свежий воздух и наслаждаясь теплом. После всех этих беготни и нервотрепки такие минуты покоя на вес золота. Жаль только, что Маша еще спит. Уж я бы с ней прогулялся с удовольствием. За эти дни она стала мне настолько близка, что гулять в одиночестве совсем не в кайф.

Да, признаю, я по уши втрескался. Как мальчишка, ей-богу. Сам от себя такого не ожидал. Думал, придуриваюсь, играю роль по обстоятельствам. А оно вон как обернулось. Поди ж ты.

И ладно бы только влечение, страсть. Так нет. Я окончательно и бесповоротно растворился в этой девчонке. В ее смехе, в ее недовольном сопении по утрам, в ее ехидных шуточках и остром язычке. Да что там, готов сутками наблюдать, как она машет руками, когда увлеченно что-то рассказывает. Как прикусывает губу, силясь вспомнить нужное слово. Как задумчиво накручивает прядь волос на палец.

Все, капец. Приплыли, Воронцов. Ты попал. Причем по самые помидоры. И ладно бы только ты – так ведь еще и Машу втянул. Не по своей воле, конечно. Но какая теперь разница? Вон она, сидит с тобой безвылазно, носа не высовывает. А могла бы давно слинять, плюнуть на все и жить своей жизнью. Но нет ведь. Осталась.

Я со вздохом усаживаюсь на скамейку, запрокидываю голову к небу. Эх, засранец ты, Максим. Втрескался как школота, а признаться боишься. Даже самому себе. Все какие-то "но" ищешь, отговорки. А ведь по факту – трус. Сидишь тут с Машей бок о бок, а сказать о главном духу не хватает.

Да, я люблю ее. Сильно. Может, даже сильнее, чем следовало бы по всем канонам жанра. И плевать, чем кончится это противостояние с Игнатьевым. Победим мы или проиграем – Машу я не отпущу. Слишком поздно. Увяз, утонул в ней с головой.

И знаете что? Я счастлив от этого. Впервые в жизни по-настоящему счастлив. Потому что рядом со мной – мое сокровище, моя опора и надежда. Та, ради которой стоит жить.

Таких за каждым поворотом не найдешь. И второго шанса может не быть.

Поэтому я должен ей сказать. Открыться, рассказать о своих чувствах. Будь что будет. Главное – сделать это сейчас. Пока не поздно.

Я решительно поднимаюсь со скамьи и шагаю обратно к дому. Сердце грохочет как сумасшедшее, ладони потеют. Ну же, Максим, соберись! Ты же взрослый мужик! И не из робкого десятка. Чего тебе бояться?

Вбегаю по ступенькам, распахиваю дверь. В гостиной пусто, Маши нет. Взлетаю на второй этаж, направляюсь к ее спальне. Замираю на пороге, слыша, как за дверью льется вода. Моя девочка принимает душ.

Осторожно стучу костяшками по двери:

– Маш, ты здесь? Надо поговорить.

– Да, сейчас выйду! – доносится ее звонкий голос. – Подожди пару минут.

Киваю самому себе, прислоняюсь спиной к стене. Терпение, Макс. Скоро ты ей все скажешь. Признаешься, что любишь. Что жить без нее не можешь. Что…

– Ну, я тут, – раздается совсем рядом, и в коридор выходит Маша – свежая, румяная, обернутая пушистым полотенцем. – О чем поговорить хотел?

Я на секунду зависаю, любуясь ей. Потом шагаю вперед, беру ее ладони в свои. Она удивленно вскидывает брови, но молчит. Ждет.

– Маш, я… В общем… Черт, как же это сложно! – бормочу я, чувствуя, как горят щеки. Набираю в грудь побольше воздуха и выпаливаю:

– Я люблю тебя. Вот. Очень сильно люблю. Жить без тебя не могу. Хочу быть с тобой всегда.

Ну все, сказал. Тишина такая, что слышно, как бьется мое сердце. А может, это ее колотится? Не разберешь.

А потом Маша шагает ко мне, обвивает руками шею. Утыкается лбом мне в плечо и шепчет:

– И я тебя люблю, дурачок. Любила, наверное, с первого дня. Как увидела – так и поняла, что пропала.

У меня словно камень с души сваливается. Неужели? Моя девочка тоже меня любит? Господи, да я же теперь самый счастливый человек на земле!

Сгребаю ее в охапку, прижимаю к себе. Целую куда придется – в макушку, в висок, в кончик носа. Маша смеется, обнимает меня крепче.

– Дурак ты все-таки, Воронцов, – бормочет она мне в шею. – И чего тянул так долго? Я уж думала, ты ко мне совсем ничего не чувствуешь.

– Ну я же признался, – бурчу я смущенно. – Лучше поздно, чем никогда.

Мы стоим так, обнявшись, еще долго. Просто наслаждаемся близостью и теплом друг друга. Молчим, но это молчание красноречивее любых слов.

А потом…

Потом раздается звонок в дверь. Громкий, настойчивый. Мы с Машей испуганно переглядываемся. Неужели?..

Бегу вниз, перепрыгивая через ступеньки. Маша торопится следом, на ходу запахивая халат. В холле уже возятся охранники, впуская кого-то.

Вижу отца, мрачного и напряженного. Рядом с ним какие-то серьезные люди в строгих костюмах.

Сердце ухает в пятки. Только не говорите, что…

– Максим, у нас проблемы, – чеканит отец. – Большие проблемы.

38

Мы сидим в кабинете Андрея Палыча, напряженно переглядываясь. Максим нервно барабанит пальцами по колену, я теребю край халата. Ожидание убивает. Хочется вскочить, разораться, потребовать объяснений. Но мы сдерживаемся из последних сил.

– Итак, – наконец произносит отец Макса, откидываясь на спинку кресла. – Новости у меня неважные. Игнатьев перешел в наступление.

Я судорожно сглатываю, во рту пересыхает. Знала ведь, что рано или поздно этот гад активизируется. Но надеялась, что у нас будет больше времени.

– Что он сделал? – глухо спрашивает Максим, сжимая кулаки.

– Заявил, что ты замешан в крупной афере с контрабандой, – вздыхает Андрей Палыч. – Дескать, провернул сделку через свою фирму, а когда запахло жареным – смылся. Теперь тебя обвиняют по всем статьям. Уже и ориентировки развесили.

У меня темнеет в глазах. Вот это подстава! Вот это подлость! Да как он посмел, сволочь такая?! Максим честный бизнес вел, ни в какую контрабанду не лез! Это же очевидно!

– Клевета! – выдыхаю я, комкая подол. – Чистой воды поклеп! Макс никогда бы…

– Знаю, – обрывает Андрей Палыч, морщась. – Ясное дело, подстава. Но доказать обратное будет ой как непросто. У Игнатьева все схвачено. И в ментовке, и в прокуратуре. Сфабриковать липовое дело – раз плюнуть.

Я стискиваю зубы, с трудом сдерживая слезы. Ну почему, почему нам так не везет? Только-только счастье привалило, только любовь свою обрели – и на тебе! Снова враги, снова грязь и наветы! Да что ж такое-то, а?

– И что теперь делать? – спрашиваю сипло, боясь смотреть на Макса. – Как нам из этого выпутываться?

– Придется уезжать, – мрачно роняет Андрей Палыч. – Затаиться где-нибудь за бугром, отсидеться. Пока я здесь попробую порешать вопросы. Связи у меня пока еще есть. Глядишь, получится замять дело, снять обвинения.

– А если не получится? – в голосе Макса звенит напряжение. – Если Игнатьев окажется сильнее? Мне что, всю жизнь по норам прятаться?

Я быстро кладу руку ему на плечо, сжимаю. Мол, держись. Я с тобой. Чтобы не случилось – мы будем вместе. Он благодарно накрывает мою ладонь своей.

– Посмотрим, – уклончиво отвечает Андрей Палыч. – Сейчас главное – убрать вас из-под удара. Переправить в безопасное место. А там уже будем решать, что и как.

И он поворачивается к одному из помощников, кивает:

– Готовьте документы. Поедут в Таиланд. Там у нас надежные люди, помогут устроиться на первое время.

Наш с Максом испуганный вздох, кажется, слышен на весь кабинет. Таиланд? Это же… Это же так далеко! На края земли практически!

Но выбора нет. Не мы эту кашу заварили, не нам и условия ставить. Послушно выходим вслед за помощником, даже не пытаясь спорить. В конце концов, не в географии счастье. Лишь бы с любимым быть рядом.

Час спустя мы уже сидим в частном самолете, готовясь ко взлету. В руках у нас новенькие заграничные паспорта, карманы оттягивают пачки налички. Первое время хватит, а там посмотрим.

Максим нервно сжимает мою ладонь, смотрит в иллюминатор. Кажется, его потряхивает. Да и меня, чего уж там. Слишком все быстро завертелось, слишком резкий поворот.

Но отступать некуда. Только вперед. Навстречу неизвестности.

Обнимаю Макса за плечи, утыкаюсь носом ему в шею.

– Люблю тебя, – шепчу беззвучно. – Ужасно люблю. Это главное. Остальное – приложится.

Он прижимает меня к себе, целует в макушку.

– И я тебя, Маша. Безумно. Мы со всем разберемся, вот увидишь.

Эпилог

Эпилог

Полгода спустя.

Вечерний Бангкок сверкает и переливается. С открытой веранды нашего домика открывается чудесный вид на огни большого города. Шумит прибой, шелестят пальмы, стрекочут цикады. И на душе так спокойно, так хорошо.

– О чем задумалась? – теплые руки Макса обнимают меня за плечи.

Я улыбаюсь, откидываясь назад, прижимаясь к его груди.

– Да так, о своем, о девичьем. Не верится даже, что все так сложилось. Столько всего случилось за какие-то полгода!

Максим тихо смеется, щекочет мне ухо своим дыханием:

– Это точно. Даже страшно вспомнить. Но мы ведь справились, а? Выкарабкались, начали все заново.

Киваю, переплетая наши пальцы. Да уж, начали так начали! Новая страна, новая работа, новые документы. Максим теперь управляет рестораном, а я преподаю русский в местной школе. И пусть зарплаты не ахти, пусть приходится вертеться – зато мы счастливы. По-настоящему, до умопомрачения счастливы.

К слову, с делами нашими все обошлось. Андрей Палыч каким-то чудом смог замять историю, закрыть расследование. Игнатьева, правда, на этом подвинуть не удалось – уж больно он ушлый, за уши не ухватишь. Но и нам больше ничего не грозит. Можем со спокойной душой жить дальше. Как захотим, где захотим.

Вот мы и живем. Вдали от прошлого, только своим настоящим. И горя не знаем.

– А давай поженимся, а? – вдруг предлагает Макс, и у меня дыхание перехватывает. Чего это он удумал?

– С ума сошел? – фыркаю я, разворачиваясь к нему лицом. – Здрасьте-приехали, женитьба! Нашел время!

– А чего тянуть? – парирует он, лукаво прищуриваясь. И, видя мой скептический взгляд, продолжает уже серьезнее:

– Маш, ну а правда. Мы ведь любим друг друга. Хотим быть вместе. Зачем откладывать? Пойдем в мэрию, распишемся по-быстрому, пока желание не пропало. И будем уже официально семьей. Ну что, по рукам?

И он протягивает мне раскрытую ладонь, предлагая скрепить договор. А в глазах – озорные искорки напополам с затаенной надеждой. Ждет моего решения, чертяка. Знает ведь, что я откажу.

И я… Я вдруг понимаю, что действительно хочу за него замуж. Прямо до дрожи, до зуда в пальцах. Стать его женой, носить его фамилию, засыпать и просыпаться рядом. Да что там, детей ему нарожать целую кучу! Мальчишек таких же ершистых и смешливых, как он сам.

– По рукам! – выдыхаю я и хлопаю по его ладони своей.

Максим ликующе вскидывает руки, сгребает меня в охапку. Кружит, смеясь, целует куда придется. А я визжу и хохочу, цепляясь за его шею.

– Люблю тебя, – шепчет он в перерывах между поцелуями. – Жить без тебя не могу, Воронцова!

– Петрова, – поправляю я, сияя как начищенный пятак. – Скоро буду Петрова. Привыкай.

Потом мы долго сидим на веранде, любуясь звездами и прислушиваясь к шорохам ночи. Плечом к плечу, рука в руке. Молчим, но это молчание красноречивее любых слов.

Мы вместе. Мы любим. Мы счастливы.