Текст книги "3 (СИ)"
Автор книги: Диана Килина
Жанры:
Эротика и секс
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
– Боже, эта жара невыносима.
– Возьми у меня халат, – сказала Натали, с интересом наблюдая, за действиями Джексона, – В ванной.
Я покачала головой и продолжила сидеть, развалившись на кресле.
– Готово, – взвизгнул Женька.
Натали приподнялась на руках, чтобы разглядеть его творение.
– Ну ты и скотина, – прошипела она, – Всю задумку испортил. Я вазу хотела сделать, – проскулила она.
Поднявшись, я подошла к дивану и наклонилась над гипсом, чтобы прочитать надпись. Мне пришлось извернуться, ведь распознавать текст вверх тормашками я не умею.
«Самая сладкая киска на свете;)».
– Браво, Джексон, – вырвалось у меня, – Ты – гений.
Джексон расхохотался, и ущипнул Наташку за бедро. Она взвизгнула и пихнула его в плечо, отчего он рассмеялся ещё громче.
– Жень, а ты вообще знаешь, какие киски на вкус? – вдруг спросила я, усаживаясь на кресло.
– Неа, – протянул он, вытирая слёзы смеха, – Зато я знаю на вкус кое–что другое.
– Фу, – поморщились мы с Наташкой одновременно.
– Оставим эту тему, – промямлила я, – Ничего личного, Джей–Джей, но слеш меня не интересует.
Он пожал плечами и запрокинул голову на спинку дивана. Потом он усмехнулся, и снова посмотрел на меня; а затем на Наташку.
– Что делать будем? Я взял краску.
– Ммм, – промычала та, подпирая подбородок указательным пальцем, – Давай красный?
– Красный? – воскликнула я.
– Да. Вырви глаз.
– Ой, замучаешься ты с ним, – поморщился Джексон, – Но сделать могу. Тащи стул, – он кивнул в мою сторону; и я послушно поднялась с кресла, чтобы пойти на кухню.
Пока Натали восседала, как статуя, на высокой барной табуретке, а Джексон наносил краску на её белоснежные локоны; я довязывала свою шапку. Закончив последний ряд, я порылась в сумочке и вытащила со дна бамбуковый крючок, чтобы закрыть петли и стянуть их на макушке.
– Неплохо получилось. Цвет убийственный, – молвила Наташка, заставив меня посмотреть на неё.
– Ага, – ответила я, пожав плечами.
Глянув на оставшийся клубок, я решила начать ещё один головной убор. Всё равно в беседе Джексона и Натали я особого участия не принимала, а занять себя чем–то нужно. Полностью погрузившись в лицевые и изнаночные петли, я связала почти половину, когда услышала:
– Пошли смывать.
Зажмурившись, я потёрла глаза и откинулась на спинку кресла. Наташка начала сыпать проклятиями на сломанную ногу; а Джексон хихикал, пока помогал ей дойти до ванной. Сквозь шум включившейся воды, я могла расслышать короткие смешки; а потом Наташка простонала:
– Боже, Джексон, ну стань натуралом. Я хочу узнать, что ещё ты можешь делать своими пальцами.
Наверное, он намыливал её волосы шампунем, делая лёгкий массаж головы. Сколько раз я сама ловила себя на этой мысли, не сосчитать; но почему–то я никогда не набиралась смелости озвучить её вслух.
Открыв глаза, я посмотрела на потолочную лепнину. Потом подняла голову и взглянула на раскрытую сумку. Вытащив сигареты, встала с кресла и пошла к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж.
Пройдя мимо кровати, я открыла балконную дверь и вышла на крышу. Взяв подушку из–под навеса, я положила её на плетёное кресло и села на него, поджав под себя ноги. Мобильник в заднем кармане джинсов неудачно врезался в мою пятую точку, и я вытащила его, разглядывая задумчивым взглядом. Нажав на кнопку включения, я положила его себе на колени и вытащила из пачки сигарету. Едва я прикурила, раздался женский визг.
– Слушаю, – сказала я с улыбкой, когда ответила на вызов.
– На хрен ты телефон выключила? – прогромыхал гробовой голос.
– Захотелось, – ответила я с сарказмом.
– Кира, – выдохнул Артур, – Не делай так больше. Никогда. Ни за что.
– Ладно, – пообещала я без особого энтузиазма.
– Что делаешь?
– Курю.
– Где куришь?
– На крыше.
– На какой крыше?
– У подруги я, в гостях. У неё есть выход на крышу, – я вздохнула, закрывая глаза, – Допрос окончен?
– Да, спасибо за разъяснения, мне стало легче, – фыркнул Артур, – Как твои дела?
– Нормально. А твои?
– Тоже ничего.
Мы снова замолчали. Я продолжила затягиваться и выдыхать дым в прохладный вечерний воздух.
– Сколько тебе лет? – спросила я.
– Тридцать два. А что?
– Да, ничего.
– А тебе?
– Двадцать два.
– Ты на десять лет младше меня? – удивлённо спросил он.
– Садись, пять по математике, – я криво усмехнулась, туша сигарету в пепельнице.
– Я не думал, – Артур запнулся, – То есть, ты молодо выглядишь; но говоришь так, как будто ты старше.
– Я даже не знаю, как расценивать твои слова; как комплимент, или как оскорбление, – едко бросила я, зажмуриваясь от его голоса.
Он был такой… Не знаю. Артуров? Глубокий; с какими–то тёмными нотками; почти порочный. Без роковой хрипотцы, но, тем не менее, загадочный.
– Вот–вот, я об этом.
– Возраст – это всего лишь цифра, Артур, – вздохнула я, поёжившись от холодного ветра, долетевшего до меня из–за скошенной черепичной крыши.
– Согласен. Я увижу тебя снова?
– Странный вопрос.
– Почему?
– Я поняла, что тебе плевать на моё мнение. Какая разница, что я отвечу: да или нет? Ты всё равно сделаешь по–своему.
– Тоже верно, – хмыкнул Артур в трубке.
– Почему ты такой циник?
– Жизнь. Или люди, меня окружающие. Это сложный вопрос, – он глубоко вздохнул, и на заднем плане у него что–то зашуршало.
– Скорее всего, люди, – констатировала я.
– Ты думаешь?
– Уверена. Жизнь не откладывает на нас свой отпечаток; это делают люди, – я посмотрела на пачку сигарет, которую я бросила на столик и нахмурилась.
Может, стоит завязать с курением? Вредно, да и дорого. Я курю по пачке в день, а это почти три евро. В месяц получается сотня, плюс–минус. От этих подсчётов я чуть не присвистнула, но вспомнила, что разговариваю по телефону:
– Вовремя оказанная помощь, или, напротив, безразличие. Доброе слово в нужный момент, или брань, – договорила я.
– В мыслях этой женщины, на удивление, есть логика, – сказал он, и я буквально услышала, как он улыбается.
– А то.
– Значит, люди?
– Люди.
– И что мне делать, чтобы перестать быть циником? – серьёзно сказал он.
– Ничего не делай. Живи с этим дальше, – я пожала плечами в подтверждение своих слов; пожалуй, больше для себя, чем для него.
– Тебе же не нравится?
– Ты же не собрался жить со мной.
– А вдруг?
Я рассмеялась, и увидела краем глаза, что за стеклом показался силуэт Джексона. Махнув ему рукой, я сказала в трубку:
– Не говори глупости, Артур. Я не лучший аксессуар для твоей жизни.
– Ты не вещь; зачем ты так говоришь? – в его интонациях послышались холодные нотки, и я чуть было не заскулила от разочарования.
– Ты сам не один раз назвал меня вещью, – спокойно ответила я, разглядывая свои пальцы на ногах.
Он замолчал, наверное, обдумывая мои слова или подыскивая очередные извинения. Джексон открыл дверь и высунул голову.
– Кофе будешь? – спросил он.
Я коротко кивнула.
– Подруга? – ехидно бросил Артур в телефоне.
– Джексон, мы с ним вместе. Мне пора идти.
– Иди, – мягко сказал его голос.
– Пока.
Я отключилась, и покрутила телефон в руке, который нагрелся и стал горячим, пока мы беседовали. Таким горячим, что это напомнило мне его прикосновения.
Стряхнув с себя это странное наваждение, я натянула на себя улыбку; и спустилась вниз, чтобы насладиться обществом друзей и выкинуть Артура из головы. Выкинуть, как назло не получалось; я гадала – что это? Просто похоть; или первые зачатки глупой влюблённости в совершенно незнакомого человека? Чем всё закончится, когда он уедет: мы будем созваниваться по несколько раз на дню; пока эти звонки не начнут надоедать нам обоим и мы просто… Перестанем звонить? Что будет, если я решу сесть на поезд и приехать в Москву, к нему? Он встретит меня, мы проведём вместе неделю, или две; давая этому возможность вылиться во что–то большее; или, напротив, убивая это своей неосторожностью.
«Стоп, Кира» – подумала я. «Этого нет. Ты не можешь об этом думать, потому что это…»
Это – ничто.
18
Ставя салон на сигнализацию, я ругалась благим матом, потому что мой мобильник в сумке продолжать вопить нечеловеческим женским криком.
– Да, чтоб тебя, – в сердцах выпалила я, промазав по кнопкам в очередной раз.
Сделав глубокий вдох, я снова набрала код; и панель просигналила мне красным огоньком включённой охраны.
– Ура, – вырвалось из меня с придыханием.
Захлопнув железную дверь, я прислонилась к ней спиной и начала искать телефон. Вытащив его, я невольно закатила глаза.
Как вы думаете, кто мне звонил? Да, угадали.
– Артур, – вздохнула я, – Мы разговаривали с тобой утром, пока я шла на работу. Потом в мой обеденный перерыв. У меня ухо расплавиться скоро, – жалобно пропищала я, надеясь внять голосу его разума.
– Серый или коричневый?
– Что? – я удивлённо моргнула, шагнув по Крейцвальди в сторону дома.
– Серый или коричневый? Я пуховик выбираю. У вас хорошие цены на зимнюю одежду, – промурлыкал Артур.
– Бери коричневый, – ответила я, – Он практичнее.
– Почему?
– Грязь не видно, – вздохнув, я посмотрела на свои белые тенниски, которые из–за тротуарной пыли стали серыми.
– Куда идёшь? – спросил Артур, звонко застёгивая молнию, по всей видимости того самого пуховика.
– Домой.
– У тебя усталый голос, – его тон стал мягче, в нём отчётливо послышалась улыбка.
– Это потому что я устала, – я вздохнула, и повернула голову, чтобы посмотреть на дорогу.
Перебежав на другую сторону улицы, я свернула направо, и поморщилась от духоты.
– Знаешь, что я поняла? – вырвалось у меня, – Я ненавижу лето.
– Почему?
– Потому что жарко, а я сижу в полуподвальном помещении по десять часов. У нас даже кондиционера нет, – проскулила я, – Боже, я за это лето ещё ни разу в море не искупалась.
– Поехали, искупаемся. Я тоже ещё не был на ваших пляжах.
– Если куда и ехать, то на дикий пляж. Далеко, – впереди замаячили голубые доски моего дома, и я невольно ускорила шаг.
– Ты забыла, что я на машине?
– Твоя машина застрянет в песке, – я вздохнула и прижала трубку плечом к уху, чтобы найти свои ключи в сумке освободившейся рукой, – Можно, конечно бросить её у обочины…
– Короче, не морочь мне голову, – перебил меня Артур, – Собирайся, я буду через полчаса. Не забудь купальник.
И отключился.
От удивления я выронила ключи, они упали с громким звяканьем на тротуар. За ними последовала моя трубка, но я успела её подхватить на лету, как женщина–кошка.
Джексона дома не было, он уехал после обеда на какой–то мастер–класс по покраскам. Бросила сумку на пол; и оглядела беспорядок, который оставили мы с утра, проспав на работу. Убрав одеяло Джексона с пола, я положила его на диван; невольно вдохнув запах детского мыла, которым пропиталась ткань. На обеденном столе остались наши кружки и тарелка с хлебными крошками; поставила их в раковину, и пошла в свою комнату, чтобы провести ревизию гардероба на предмет купальника. Оный был найден, старенький правда, но по–прежнему актуальный благодаря яркому неоновому оранжевому цвету и жёлтым завязкам.
Пришлось быстро бежать в душ, чтобы побрить ноги и подмышки; щетинка стала наклёвываться, и совсем не мягкая; как у Артура. Едва мысль о нём мелькнула в моём мозгу, я снова схватилась за станок и побрила сами–знаете–что. Промокнув кожу полотенцем, надела купальник и поморщилась от того, как свободно он стал на мне сидеть. Видимо, с прошлого года я схуднула; вдобавок потеряв немного в груди. Затянув завязки на бёдрах и на шее потуже, я вернулась в спальню. Взяв белое платье на тонких бретельках, я просунула его через голову; и в этот момент под окнами раздалось громкое «Би–Би».
Недолго думая, я впрыгнула в свои тенниски и водрузила сумку обратно на плечо, бросая туда мобильник и ключи. Захлопнув дверь, я быстро сбежала по ступенькам вниз, навстречу жаре и уже знакомой чёрной иномарке.
– Привет, – сказал Артур, едва я устроилась на кожаном сиденье.
– Привет, – щёлкнув ремнём безопасности, я улыбнулась ему и бросила взгляд на заднее сиденье машины, – Ты что, половину Таллинна скупил?
Пакеты и коробки лежали друг на друге одной большой кучей. Bastion, Sportland, F.S.O.P, Timberland и ещё парочка названий подсказали мне, что Артур, похоже, оставил нехилую сумму в центре города.
– Нет, но у вас на самом деле всё дёшево.
– Это потому что твой средний доход явно выше семи сотен евро, – протянула я, отворачиваясь к нему, – О Боже, только не говори, что ты в шароварах, – я внимательнее присмотрелась к его наряду.
Артур хрипло рассмеялся и тронулся с места; а я осталась сидеть с открытым ртом, потому что одет он был в белую футболку и чёрные свободные брюки, очень напоминающие шаровары.
– А что?! – он фальшиво возмутился, – Почему коротконогим низкосраким дамам носить такие можно, а мне нельзя? Между прочим – удобно. Ничего не жмёт.
– Нет, – выдохнула я, – Нет, нет, нет. Их носят только геи, Артур, – я покачала головой и хлопнула себя по губам, – Как ты мог.
– Ну, я не гей, в любом случае, – он подмигнул мне, и выехал на дорогу, – Давай, штурман, веди меня.
Я указывала ему до тех пор, пока мы не выехали на Питерское шоссе. Расслабившись, я откинулась на сиденье и опустила солнцезащитный козырёк.
– Где ты работаешь? – спросил Артур, когда я почти привыкла к его присутствию и, что было самым трудным – запаху рядом.
Не поворачиваясь, я широко улыбнулась:
– Путаной, ты разве не понял?
Он замолчал. Я улыбнулась ещё шире, и, прищурившись от солнца, посмотрела на него.
– О, Господи, да шучу я! – вырвалось у меня при виде его нахмуренного лица, – Администратором работаю, в салоне красоты. Ты бы видел свою рожу, – я звонко рассмеялась.
Артур всё–таки выдавил вымученную улыбку и одарил меня жарким взглядом.
– А как ты оказалась в службе эскорта?
– Я тебе говорила. Натали сломала ногу, и попросила её заменить, – я вздохнула, отворачиваясь, – Я никогда не работала в службе эскорта. И не собираюсь, – поспешно добавила я, – Сейчас направо.
Машина послушно перестроилась и съехала с главной трассы. Я прикрыла глаза, отчаянно борясь с дрёмой, которая начала атаковать меня, едва я села в салон авто. Недолго думая, я зарылась в свою сумку в поисках пачки сигарет и зажигалки. Пришлось вытащить половину содержимого себе на колени, но я всё–таки нашла свою отраву.
– А вот и нитки, – пробубнил Артур, следя краем глаза за моими действиями, – Всё–таки, ты вяжешь.
– Да, вяжу. Хочешь шапочку? – я подняла один головной убор кислотного цвета и растянула его двумя руками, – Тебе пойдёт.
Он как–то странно хмыкнул и покосился на мои руки. А потом улыбнулся и сказал:
– А, давай. Мне ещё никто не вязал шапок.
– Ну у тебя и самомнение, – натянув ему на голову творение моих рук, я фыркнула, – Я не вязала тебе шапку.
– Ты разбила моё сердце, – искусственное разочарование в голосе Артура заставило меня улыбнуться, – А я–то надеялся. Куда дальше?
Если бы он не спросил, мы бы, пожалуй, уехали бы в какую–нибудь глушь. Так что я стянула с него головной убор растрепав его длинные волосы; и остаток пути я указывала дорогу; до тех пор, пока Артур не припарковал машину на обочине.
Сквозь стволы сосен отчётливо виднелось побережье и светлый песок. Я выползла из прохлады кондиционируемого салона авто, и тут же захотела залезть обратно. Но едва до моих ноздрей донёсся лёгкий морской ветер, я улыбнулась и сняла тенниски, бросив их в сумку.
– Матерь Божья, как же красиво, – глубоко вздохнув, протянул Артур, – Ты не против, если я возьму камеру?
– Не против, если ты меня не будешь снимать, – переминаясь с ноги на ногу, чтобы стряхнуть сосновые иголки, ответила я.
– Я постараюсь, – он широко улыбнулся и пошёл вперёд, явно демонстрируя мне шаровары, – Ты идёшь? – крикнул, отойдя от меня на приличное расстояние.
Я поплелась за ним следом, качая головой.
Спустившись к воде, я нашла более–менее приличный камень, не обгаженный бакланами; и пристроила рядом с ним свою сумку. Артур отвлёкся на фотографирование всего и вся вокруг (кроме меня); а я, пользуясь моментом, быстро стянула с себя платье.
У вас бывало такое? Когда испытываешь неловкость, раздеваясь перед человеком, который видел тебя голой? Когда чувствуешь, что краснеешь, если в момент твоего раздевания на тебя пристально смотрит пара глаз? Начинаешь думать о том, так ли изящно ты сняла платье; или расстегнула юбку. А если это джинсы, то вообще засада – снять красиво штанины? Мне кажется, это невозможно. Интересно, откуда берётся такая неловкость и застенчивость; что ей движет и какой отдел мозга за неё вообще отвечает? Если кто–нибудь когда–нибудь узнает; напишите мне e–mail, я серьёзно.
Промаршировав мимо него, я ступила на влажный песок и поджала пальцы, едва первая волна коснулась моих ног. Первый шаг в холодную воду всегда даётся мне тяжело; как и последующие. Я из тех людей, которые заходят на глубину медленно; постепенно привыкая к воде. Я из тех людей, чьи губы скорее посинеют от холода; а ноги закоченеют, чем я вообще доберусь на глубину в Балтийском заливе.
Но я шагала. Шагала, вставая на цыпочки и крепко сжимая кулаки; зажмуриваясь перед наступлением новой волны. Шагала, ощущая спасительную прохладу и пощипывание на свежевыбритых ногах.
Позади меня раздался плеск воды, и я обернулась.
– Только не брыз… – крикнула я, но было поздно.
Меня накрыло крошечными, почти ледяными брызгами, и я громко завизжала. Артур расхохотался, подбираясь ко мне ближе с явным намерением кинуть в воду.
– Нет! – заорала я, разрываемая новым противоречием: бежать в сторону, или бежать к глубине.
В любом случае, я не успела что–то решить, потому что мои ноги оторвались от дна. Мой живот плюхнулся со звонким шлепком на плечо Артура, а нос уткнулся в его спину, пахнущую солью и терпким ароматом мужского тела.
– Так ты до заката не дойдёшь, – прогремел Артур, шлёпнув меня по заднице.
Я снова взвизгнула, и обмякла, ощутив горячее тепло, растекающееся по моей ягодице.
– Сволочь, – промямлила я, – Весь кайф испортил.
Мои руки повисли, кончики пальцев начали касаться воды; а затем руки погрузились в неё почти по локоть. Волосы я предусмотрительно собрала в пучок, но это не помогло оставить их сухими, когда я полетела в холодную воду.
Задержав дыхание и зажмурившись, я оттолкнулась от дна ногами и вынырнула на поверхность. Подавив очередной визг; от контраста разгорячённой солнцем кожи и морской воды, которая поначалу показалась ледяной; занырнула ещё раз и проплыла приличное расстояние, забираясь на глубину. Выплыв на поверхность, я перевернулась на спину и закрыла глаза, подставив лицо под яркое солнце. Рядом со мной плескались волны, и не было ничего кроме этого звука, ласкающего слух.
Меня накрыла тень, и я открыла один глаз.
– Хорошо? – спросил он, отжимая влажные волосы.
Они стали тёмно–коричневыми, кончики забавно начали закручиваться от солёной воды. Никогда бы не подумала, что мужчина с длинными волосами может быть таким привлекательным.
– Да, – ответила я, отвлекаясь от его волос на загорелую кожу, которую покрывали капельки воды, сверкающие в солнечных лучах, как бриллианты, – Хорошо.
Он обхватил мои лодыжки под водой, и дёрнул меня на себя. Я обвила его бёдра ногами, и распахнула глаза, чтобы попытаться разгадать, что он задумал. Его планы отразились в короткой ухмылке и янтарном блеске глаз, когда он наклонился ко мне, чтобы прикусить мой сосок сквозь ткань купальника. Я зашипела, сквозь стиснутые зубы и запустила пальцы в его мокрые волосы, которые на ощупь были похожи на чистый шёлк.
– Здесь вода чистая? – шепнул он мне в ухо, когда поднял меня из воды, обхватив мою спину горячими ладонями.
– Не вздумай, – я улыбнулась от покалывающих ощущений, которые подарили его губы, блуждающие по моей скуле, щеке, а потом и шее, – Я не буду заниматься сексом в воде.
– На песке? – с надеждой прошептал Артур, вскинув голову и посмотрев на меня.
– Тем более, – поморщив нос, я добавила, – Он забивается куда не надо.
Чуть улыбнувшись, он наклонил голову и поцеловал меня, без намёка на пошлость и продолжение. Просто короткий, нежный, мягкий поцелуй; не обещающий ничего запретного. Неожиданный и очень приятный. Страсть вспыхнула во мне, как подожжённый бенгальский огонёк, и растеклась по телу; оставив в животе томящее тепло и лёгкую, ненавязчивую боль.
Мне захотелось прикоснуться к нему, и я обвила его плечи руками. Моя грудь прижалась к его груди, и он вздрогнул от резкого контраста моей холодной кожи на его – нагретой солнцем и успевшей высохнуть, пока он стоял в воде. Его ладони переместились мне на ягодицы, прямо под купальник и с силой сжали их, прижимая меня ещё теснее.
Его тело было привычно горячим и мягким, и я снова невольно задумалась: давно ли оно стало для меня привычным?
– Надо тормознуть, – прохрипел Артур в мои губы, когда я ненароком потёрлась о его живот.
– Да, надо, – отозвалась я, отстраняясь.
– Ты замёрзла, у тебя губы синие, – улыбнулся он, развернувшись к берегу.
– Я могу и сама пойти, не маленькая, – хмыкнула я, уткнувшись носом ему в шею.
– Маленькая, – Артур хмыкнул и погладил большими пальцами впадинки над моими ягодицами, – Ты как пушинка. Сколько в тебе роста?
– Метр с кепкой, – я улыбнулась, и лёгкая щетина пощекотала мои губы, – А в тебе?
– Метр девяносто пять, – вздохнул он, шагая по песчаному дну.
– Я думала метра два, не меньше.
– Просто ты – коротышка. Я вообще не знал, что на свете существуют дюймовочки.
– С шестью пальцами на ноге, – я посмотрела ему через плечо на свои ступни, – Поставь меня.
Артур опустил меня со вздохом разочарования, и я погрузилась по колено в воду. Дойдя до берега и ступив на горячий песок, я зажмурилась от удовольствия.
– Теперь обсыхать придётся, – вздохнула я.
– Зачем? Просто сними купальник, – хмыкнул Артур позади меня, – Я могу помочь.
– Отстань, озабоченный, – я хлопнула его по руке, которая потянулась к моим завязкам на купальнике.
В моей сумке завизжал мобильник, и я осторожно раскрыла её, чтобы не намочить содержимое. Номер Джексона высветился на экране; я села на горячий камень и сняла трубку:
– Привет.
– Привет. Я не вернусь сегодня, – его голос перешёл на шёпот, – Я тут с таким парнем познакомился, и он по моей части. Своих клиентов я обзвонил и перенёс, но тех, кто записывался через тебя надо куда–нибудь перекинуть. Справишься?
– Да, хорошо, – говорю я, но мой голос предательски дрогнул, – Перекину девочкам, – добавила я чуть спокойнее.
– Ты в порядке?
– Да, я просто, – я покосилась на Артура, который сидел на песке и пропускал его через пальцы на ногах, – Устала. Тяжёлый день был.
– Отдыхаешь? – у него на фоне послышались приглушённые голоса и мужской смех, а потом звуки прекратились.
– Есть немного, – я притянула колени к груди и усмехнулась, – Помнишь, как мы ездили автостопом на Кабернееме?
Джексон замолчал ненадолго, обдумывая мой вопрос. Потом он осторожно ответил:
– Помню.
– Красиво, – посмотрев на залив и одинокие острова впереди, я улыбнулась, – Там было.
– Да, красиво, – мечтательно протянул Джексон, – Где–то в альбоме есть фотография, которую мы сделали. Мыльницей на таймере, помнишь?
– Да, мы её ещё на какой–то камень поставили, – я коротко рассмеялась, – Конечно помню. На следующий день я была красная, как рак
– Да–да. А Макс тогда активно жестикулировал и пытался нам рассказать о тех островах. Как их?
Зажмурившись, я попыталась вспомнить знаки, которые показывал мне Макс. С улыбкой я проговорила:
– Р, о, х… Рохуси и… – зажмурилась еще сильнее, – Педа…
– Педассаар! – сказали мы хором, – Я тогда посмеялся, что на этом острове надо открыть гей–клуб, – Продолжил с энтузиазмом Джексон, – а Макс сказал, что там…
– Заповедник, – выдохнула я.
Улыбка сползла с моего лица, глаза защипало от воспоминаний о том времени, когда мы… Были счастливы. Когда мы – были.
– Ладно, киса, мне пора идти. Люблю тебя. Не скучай.
– Я тоже тебя люблю, – успела сказать я перед тем, как он положил трубку.
Сжав телефон в ладони, я обхватила ноги руками и положила подбородок на колени. Волны набегали одна за одной; мягкие, прозрачные, они превращались в пушистую белую пену на берегу. Поискав глазами Артура, я нашла его в воде, совершающего очередной заплыв.
Пока его силуэт приближался ко мне, я поймала себя на мысли, что я устала. Не от работы или тяжёлого дня; а просто устала от этой тупой боли, от тяжести, которая постоянно присутствует в моей груди. От вранья, от недосказанности. Устала от того, что мне не с кем поговорить, чтобы унять эту боль. Устала от того, что мне не на кого переложить вину.
Я поняла, что я хочу испытать облегчение, но у меня не получается. Ничего не помогает; ни сигареты, ни алкоголь, ни бездумный секс – ничего. Странно, раньше от такой терапии становилось легче, на какое–то время; но теперь и это прошло. Как будто жизнь вытекала из меня тонкой струйкой с каждой стопкой; с каждым новым мужчиной и с каждым новым днём.
Может быть, это и есть расплата за ошибки? Может быть, так и должно быть; я буду медленно увядать, теряя душу по кусочкам; до тех пор, пока внутри не останется ничего, кроме боли? До тех пор, пока эта боль не убьёт меня окончательно.
19
Войдя в квартиру, я подошла к окну и посмотрела на чёрную БМВ, которая до сих пор стояла возле подъезда. Я задёрнула шторы с коротким смешком, и пошла к секции, в поисках старенького фотоальбома.
Он был спрятан между романами Дюма «Три мушкетёра» и «Чёрный тюльпан». Это символично; потому что Джексон больше всего любил первый; а Макс зачитывался вторым. Чуть сдвинув обе книги, я вытащила альбом и пригладила шуршащую обложку с изображением нашего семейного дома. Такие выдавали всем выпускникам, но у нас был один – на троих. Прижав его к груди, я посеменила в свою комнату, где меня ждала холодная кровать и мобильник с наушниками.
Включив музыку, я начала перелистывать тонкие страницы, улыбаясь нашим фотографиям. Когда я дошла до середины, и нашла наш последний совместный снимок, я вытащила его из кармашка и поднесла к лицу, чтобы разглядеть внимательнее.
Три силуэта на фоне ярко–красного заходящего солнца. Две оголённые мужские спины; одна из которых покрыта длинными спутанными прядями. И одна женская, с ярко–жёлтыми завязками купальника на золотистой коже.
Это были мы, и мы были счастливы в тот день. Когда ставили палатку; и разжигали небольшой мангал, чтобы пожарить картошку в мундире и сосиски. Когда отбивались от комаров в три пары рук. Когда насвистывали ночью мотивы песен из «Трёх мушкетёров»; и когда уснули втроём в большом двуспальном мешке.
Откинувшись на спину, я крепко зажмурилась. В наушниках заиграло что–то старое и давно позабытое от Тату:
Никому никто не виноват,
Каждой луже по своей луне.
Только больше нет координат,
На которых ты найдёшься мне.
Я начала насвистывать мотив, наблюдая за покачивающимся деревянным кругом балдахина. Я хотела бы спеть, но я не обладаю великолепным голосом; и уж тем более, музыкальным слухом. Поэтому, я просто закрыла глаза, ощущая, как слёзы катятся к моим вискам.
Честных психов можно не лечить
Не отпустит ни тебе, ни мне
С этой грусти нам не соскочить
Обезьянки будут жить в тюрьме
Обезьянки будут жить в тюрьме
Всем любовь, а обезьянкам грусть
Обезьянка, ты приснишься мне
Обезьянка, я тебе приснюсь
20
Вернувшись с работы после очередного рабочего дня, я поставила мобильник на зарядку и поплелась на кухню, чтобы включить чайник. В дверь громко постучали, и я застыла; гадая, кого могло принести.
На пороге стоял Артур собственной персоной.
Мои брови удивлённо поползли вверх; как раз перед тем, как мой голос с особым энтузиазмом крякнул:
– Привет.
– У тебя опять мобильник выключен, – прогремел Артур, скрестив руки.
– Если бы ты мне не названивал весь день, его батарея продержалась бы дольше, – я невольно улыбнулась, прижимаясь виском к двери.
– Понятно, – буркнул он, повторив мою позу, устроив свою голову на дверном косяке, – Я уезжаю в воскресенье.
Я хмыкнула и посмотрела на своего гостя:
– Как ты узнал номер квартиры?
– Милая соседка с собачкой, – Артур ухмыльнулся, – Беленькая такая, маленькая.
– Соседка? – я его не поняла.
– Собачка, – сказал Артур и прыснул, – Может, впустишь? – он кивнул в глубь квартиры.
Я отрицательно покачала головой и поморщилась.
– Послезавтра ты уезжаешь, – вспомнила я, с чего он начал, – И?
– Поужинаешь со мной? – он изогнул бровь и улыбнулся.
Я молча смотрела на него и пыталась понять, чего он от меня хочет. Смутная догадка пронзила мой мозг, и я улыбнулась:
– Может, сразу в номера?
Теперь замолчал Артур; улыбка медленно сползла с его лица. Он сверлил меня взглядом, и клянусь, мне даже показалось, что во лбу у меня начала появляться дырка.
– Просто ужин, – наконец–то отрезал он, – Собирайся.
Серьёзно?
Я скрестила руки на груди.
– Это приказ? – сорвалось у меня с издёвкой.
– Я могу вынести тебя и в таком, – он махнул на меня рукой, – Виде.
– Нет уж, спасибо, – буркнула я, поморщившись от несвежей рабочей одежды, – Пятнадцать минут. Жди внизу.
Теперь он удивился, и уголок его губ дрогнул в ухмылке.
– Внизу?
– Да, внизу. Пятнадцать минут.
Кивнув на лестницу, я выжидающе посмотрела на него. Артур вздохнул и выпрямился.
– Жду внизу, – бросил он через плечо, спускаясь по ступенькам.
Когда дверь за ним захлопнулась, я глубоко вздохнула. Посеменив в ванную, я встала под прохладный душ и щедро намылила голову, заодно разводя шампунь по телу для экономии времени. Освежившись, я почувствовала себя человеком; усталость стекла с меня мыльной пеной прямо в слив и скрылась в канализации. Убрав влажные волосы в высокий хвост, я надела светлые джинсы и простую белую футболку с длинным рукавом. Артур не изъявил никаких пожеланий к моему внешнему виду, а сам он тоже был одет достаточно просто: бежевые слаксы и серая футболка. Впрочем, ему и этого было достаточно, чтобы выглядеть сногсшибательно. Я на его фоне – бледная мышь.
Оглядев своё отражение критическим взглядом, я махнула на него рукой; запихнула недозаряженный мобильник в задний карман джинсов, схватила кошелёк и солнечные очки с комода в прихожей. Выйдя из квартиры, я захлопнула дверь и спустилась вниз.
Артур ждал меня, облокотившись на капот своей БМВ и полируя ноготь большого пальца краем своей футболки. Из–под неё выглядывал кусочек загорелой кожи живота, и мне пришлось подавить в себе желание облизнуться. Подойдя к машине, я надела солнечные очки, сморщившись от яркого вечернего солнца.
– Ну? – вырвалось у меня.
Он поднял голову и ухмыльнулся:
– А ты быстро.
– Я же сказала пятнадцать минут, – пожала плечами я.
– Я по привычке прибавил к ним ещё полчаса, – он повторил мой жест и оттолкнулся от машины, – Садись.
Я возмущённо втянула воздух, но он этого не заметил. Открыв дверь, я села в прохладу кондиционируемого салона и расслабленно откинулась на сиденье, пристёгивая ремень безопасности.