Текст книги "Книга Лунной Ночи"

Автор книги: Диана Дуэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

– Эффект яйцерезки, – пробормотал Урруах. – Уж мы то с ним хорошо знакомы. Но все-таки тебе удалось сбежать.

– Я прошел мимо многих стражей, – искоса взглянув на Урруаха, сказал Иф. – Ни один из них меня не увидел. Наконец я выбрался сюда, где не бывает никто, кроме рабочих в сопровождении охраны. Несколько отрядов прошло мимо меня. Я пошел туда, где голос велел мне ждать… и появились вы.

– Надо же, – фыркнул Урруах. – Он может делать «шаг вбок» там, где не можем мы. Большая нам от этого польза!

– Такое возможно, – тихо сказала Рхиоу. – Нечего зубоскалить.

Если бы доказательство еще было нужно, мы его получили, – подумала она. – Ящер-маг…

Сааш перевела взгляд с Ифа на Рхиоу.

– Ты думаешь, это он виноват в случившемся с воротами? – мысленно спросила она. – Такого не может быть, Рхи! Иф же совсем ничего не знает. Он сейчас имеет такое же представление о магии, как Арху, когда мы его еще только нашли.

– Если считать, что подобное возможно, – буркнул Урруах.

– Нет, – сказала Рхиоу, – проблема не в Ифе. Мне нужно узнать побольше об этом «Великом».

– А мне нет, – пожала плечами Сааш. – Не сомневаюсь: я точно знаю, кто это.

– Я тоже, – зарычал Урруах.

– Я не была бы на вашем месте так уж уверена, – возразила Рхиоу. – Предвзятость может сослужить нам плохую службу. В конце концов разве не были мы убеждены, что магов-ящеров не бывает? А теперь видите…

– Что вы собираетесь со мной делать? – спросил Иф.

Рхиоу вздохнула: она не имела об этом ни малейшего представления. Усталость все больше давила на нее с каждой секундой.

– Послушайте, – обратилась она к своей команде, – если мы просидим здесь и проговорим еще какое-то время, то начнем засыпать. У меня по крайней мере глаза слипаются. Арху, ты уверен, что пока нам ничего не грозит?

Взгляд Арху устремился в пустоту.

– Часа два у нас есть.

– Тогда мы немного поспим, – решила Рхиоу, – а уж потом попробуем разобраться, что делать.

– Кто останется на страже? – спросила Сааш, растянувшись на полу с выражением несказанного облегчения, даже не почесавшись. Рхиоу с жалостью взглянула на подругу: Сааш на самом деле не была приспособлена к подобному напряжению.

– Я, – вызвался Урруах. – Я в хорошей форме… и не голоден, в отличие от некоторых. – Он многозначительно посмотрел на Ифа и сел, прислонившись к стене и глядя в глубь темной галереи.

Рхиоу улеглась и попыталась расслабиться.

Что ж, отдых, если и не сон, – подумала она, хотя вероятным не казалось ни то, ни другое. Мысли ее все так же не могли вырваться из замкнутого круга, куда она загнала их, лишь бы не видеть перед собой Хухи… Откуда-то сбоку уже доносилось легкое похрапывание Сааш. – Ей всегда бывает легко заснуть, – с завистью подумала Рхиоу. – Все свои тревоги и неврозы она оставляет на время бодрствования. Хотела бы я быть способной на такое.

Легкое похрапывание Сааш не заглушало голосов Арху и Ифа, которые иногда чуть ли не переходили на крик.

– Я тоже был все время голодным, – говорил Арху. – До тех пор, пока не повстречал их. Тогда дела пошли лучше. Они дали мне буженины.

– Только этого нам и не хватало, – проворчал Урруах. – Динозавр, мечтающий о буженине…

– Не думай, будто я не слышу, как бурчит у тебя в животе, – мысленно сказала ему Рхиоу. – Ты накинулся бы на буженину так же жадно, как и он, и через пять минут рассказывал бы, где лучший вестсайдский ресторан.

– Послушайте, вы двое, – обратился Урруах к Арху и Ифу. – Половина ящериц этого мира накинется на нас, если вы не замолчите. Прошу прощения, Иф, я не хотел тебя обидеть.

Арху и Иф не обратили на него внимания. Урруаху пришлось еще несколько раз на них прикрикнуть, и наконец Арху уселся и стал пристально смотреть на Ифа, вероятно, пытаясь обучить того умственной речи. Рхиоу пожелала ему удачи, опустила голову на камень пола и попыталась уснуть.

Однако сон не шел. Рхиоу продолжала слышать внутренний голос, повторявший то одну, то другую фразу из клятвы мага-ящера… «Огонь горит в сердце, и Огонь и есть сердце. Ради этого Огня любой огонь для меня священен. И буду я вечно шевелить когтем угасающие угли…» Рхиоу повернулась на другой бок и вздохнула.

Действительно, очень похоже на нашу пословицу. И язык напоминает язык «Гимна May» u «Первой песни», – думала она. Все слова, обозначающие огонь и пламя, имели корнем айлуринское «аув» – «энергия»; это слово вошло в Речь как специальный термин.

Но с какой стати этому малышу использовать наш язык?

Для любого вида клятва всегда имеет тот вид, в котором ее произносили прародители сразу после того, как сделали выбор между добром и злом. Клятва запечатлевается в костях и крови, так что потомки – маги этого вида никогда не могут ее забыть; и еще: клятва всегда соответствует образу жизни вида.

Даже не знакомые с магией особи знают части клятвы в той или иной форме, часто приобретающей религиозный или философский характер.

Рхиоу насмешливо улыбнулась сама себе.

Почему я называю его малышом? Кто знает, сколько ему лет? – У Рхиоу сложилось смутное впечатление, что Иф еще не вышел из детского возраста, но разве известно, сколько времени ящеры остаются детьми? – Считается, правда, что у некоторых видов динозавров матери выхаживают своих вылупившихся из яиц малышей несколько лет. Ффайрх всегда говорил, что лучшие маги получаются из представителей тех видов, у которых в общей длительности жизни пропорция детства велика.

И все равно я ничего не понимаю. При чем тут айлуринский язык?

Рхиоу перевернулась на другой бок. Загадка не давала ей покоя. Связи между кошачьим миром и миром ящеров были очень древними, а их отношения выражались одним словом: вражда. Великий Кот с мечом в лапе, Саррахх Свирепая, вонзившая клыки в шею Змеи… Теперь же Рхиоу испытывала сомнение.

Нет ли еще чего-то в отношениях между двумя видами? Чего-то, что было утрачено со временем? Может быть, в давние времена мы сосуществовали на Земле?

Но как такое возможно? Ящеры исчезли задолго до того, как появились даже самые древние формы кошачьих, и уж тем более до того, как они стали разумны.

Впрочем, время – опасно изменчивый фактор, и маги давно знают, что не следует априори считать любые два события не связанными между собой. Структура времени так же полна дыр, сдвигов и неожиданных причинно-следственных связей, как структура пространства – струн, гиперструн и туннелей…

– Но почему нет? – неожиданно спросил вслух Арху.

– Я вижу, как ты смотришь на меня.

– Конечно, я на тебя смотрю…

– Да нет, не так. Другим зрением.

Рхиоу удивленно насторожила уши.

– Ну и что тут плохого?

– Ты слишком много видишь. Ты заставляешь меня видеть… вас. – Не было сомнения: в голосе Ифа звучал панический страх. – Ваш вид.

– Ты струсил? – Голос Арху перешел в крик.

– Я не хочу этого видеть, – ответил Иф. – Много всего… боль моего народа, моя боль – с меня этого достаточно. Если добавится еще и ваша боль…

– Я же вам сказал: разговаривайте мысленно, – рявкнул Урруах. – Иначе мне придется надавать вам подзатыльников. Поняли?

Арху и Иф – черно-белая пантера весом в полтонны и полуторатонный пятнистый ящер – разом обернулись к Урруаху; потом одинаково закатили глаза, как подростки, которым надоедают своими поучениями взрослые, и снова пристально уставились друг на друга.

Рхиоу вздохнула и снова растянулась на полу, с усмешкой вспомнив, как только накануне Арху говорил: «Я ничего не хочу о них знать – будет только труднее их убивать, когда придет время».

Ну вот, теперь ты сам выслушиваешь подобное. Что ж, тебе полезно посмотреть на вещи с его точки зрения. Это и всем нам будет полезно, если Иф расскажет о себе побольше.

Рхиоу вернулась к своим прерванным размышлениям. Сделанный в древности ящерами выбор… все ли там было так просто, как говорила Шепчущая? Не однозначный выбор между добром и злом, между послушанием и непослушанием Вечным Силам, а что-то более сложное: возможно, мнения разделились. В пророчествах и мифах многих видов постоянно фигурируют драконы и змеи…

Может быть, тогда, делая выбор, – думала Рхиоу, – они заглядывали вперед и видели различные варианты своего будущего?

Наверняка им являлись видения долгой зимы, вызванной падением метеорита; Вечные Силы, заглянув в будущее, знали о неизбежных следствиях вмешательства Одинокой Силы в жизнь ящеров и представили себе по крайней мере два наиболее вероятных пути развития. Одним из них стала судьба рептилий в мире Рхиоу: почти все виды вымерли, уцелели лишь немногие наиболее приспособленные ценой забвения своего прежнего величия и превращения в животных, жалкую тень могучих динозавров… Другой сценарий заставил ящеров отступить в темноту пещер, чтобы выжить; они сохранили память о том, кем когда-то были, и вечное желание вернуть себе утраченное, они возненавидели свое теперешнее состояние и выбор, к которому их когда-то принудили…

Быть может, – думала Рхиоу, – рептилиям в нашем мире выпал лучший жребий. Лучше быть животным, чем жить такой жизнью.

Но это же не был мой выбор. Выбор сделали они, они в результате и страдают. Жаль, конечно, что нельзя отказаться от выбора после пробы, сказать Вечным Силам: «Простите нас, мы поддались на уловку Одинокой Силы, выбор оказался неудачным, дайте нам еще один шанс».

После этой случайной мысли в уме Рхиоу воцарилась такая звенящая тишина, что Рхиоу насторожилась: состояние было ей знакомо, таким способом Шепчущая намекала, что Рхиоу набрела на нечто важное.

Когда Рхиоу еще раз вернулась к тому, о чем только что думала, глаза ее широко раскрылись.

Выбор, предложенный прародителям Мудрых… могли оказаться в нем изъян? Могли ли какие-то условия остаться невыполненными?

Просто смешно! Кто когда-нибудь слышал о неправомочном выборе? Всегда одна и та же схема: появляется Одинокая Сила, говорит: «Хотите ли вы жить так, как предписали вам Вечные Силы, или рискнете вступить на другой путь, который может дать вам больше?» И вы рискуете и проигрываете… или отказываетесь.

И тут Рхиоу затаила дыхание.

Выбор, который сделали ящеры, был и в самом деле неправомочен: среди них не было магов. А маги обязательно должны были участвовать в принятии решения: для того чтобы выбор обрел законную силу, его должны были совершить представители вида, обладающие всеми доступными виду возможностями, как естественными, так и сверхъестественными.

Нет… – Рхиоу невидящим взглядом смотрела на камень между собственных лап. – Нет. Выбор вида – это его дело.

Так ли?

Если вид связан с каким-то другим… должен ли этот другой вид принимать участие в принятии решения?

А клятва, которую произнес Иф, содержала в себе слова айлуринского языка…

Вывод, к которому эти рассуждения привели Рхиоу, потряс ее. Народ всегда существовал сам по себе. Кошки всегда были совершенно независимы. Чтобы в сделанном ими выборе участвовал кто-то еще, казалось совершенно немыслимым, – это был бы вызов их суверенитету. А чтобы они играли вспомогательную роль в выборе какого-то другого вида…

Нет, это просто невыносимо!

Однако холодный ком в животе Рхиоу не таял, и когда она с обреченностью обратилась к Шепчущей, та подтвердила, что такое вполне возможно.

Если выбор не был завершен законным образом тогда, он может быть завершен сейчас. Благодаря присутствию ящера-мага… и тех, кому предназначено ему помочь… судя по языку клятвы, его помощники, те, кто заменит его собственный народ… это мы!

Рхиоу скорчилась на полу, потом выругалась, потом обратилась к высшей инстанции, минуя Шепчущую:

– Иау, почему ты взвалила на меня такую тяжесть?

– Вы были там, – ответ был немедленным и определенным, так что невозможно было усомниться в его авторстве. – Или точнее, тогда вас там не было. Теперь вы присутствуете. Делайте выбор.

Что последует за выбором, было совершенно ясно. Достаточно свернуть на один путь, отказать в помощи представителей своего вида, и ящеры останутся во тьме и холоде… Будь они прокляты! Тогда жизнь останется такой, как была, неизменной, устойчивой, в которой можно ожидать надежности и покоя.

Если же свернуть на другой путь… Твой собственный вид навсегда утратит независимость – или ту иллюзию независимости, которая всегда существовала. Вся великая история Народа превратится всего лишь в примечание, в предисловие к возвышению этих новичков, неспособных найти свой путь без посторонней помощи. Кошки превратятся всего лишь в повивальных бабок для расы, которая упустила свой шанс миллионы лет назад. Природа убила ящеров. Так пусть природа и будет судьей: их время истекло навсегда.

Однако природа не так уж беспристрастна, когда вмешивается Одинокая Сила. Точнее, она сохраняет неведение и не желает знать, кто держит руль и использует власть в своих интересах. Следует ли винить грозу или Одинокую Силу, когда молния убивает благородное существо, посвятившее себя спасению жизней? Винить ли случай или Саррахх, когда такси слишком быстро поворачивает за угол и…

Рхиоу начала хлестать хвостом по бокам.

Разрушительница, – сказала она мысленно, – я узнаю твою работу! Дважды ты меня не обманешь.

Впрочем, теперь уже дело было не в возможности быть обманутой. Существовал неправомочный выбор, совершенный в начале времен… Так, значит, Одинокая Сила незаконно – Рхиоу передернуло от такой мысли – убедила целый вид в том, что выбор совершен! Невыразимые страдания, гибель миллионов, если не миллиардов ради удовольствия Одинокой Силы, ужасная несправедливость – только потому, что удалась техническая уловка, которую вид-жертва не сумел заметить…

Теперь же появился кто-то, обнаруживший беззаконие, неправомочность выбора.

Что же делать? Перейти на другую сторону улицы и отвернуться? – Рхиоу выросла в Нью-Йорке, она видела достаточно подобных примеров. – Поднять шум и погибнуть в результате? – Такое Рхиоу видела тоже.

И собственная смерть – еще не вся цена, которую придется заплатить. Вмешательство в дела богов и полубогов обходится дорого. Что произойдет, если вы, как говорят эххифы, потащите Одинокую Силу в суд и попытаетесь доказать ее злодеяние? Результат в лучшем случае непредсказуем. А цена неудачи – гораздо больше, чем просто ваша гибель.

Ладно, – подумала Рхиоу, – на что мне все оставшиеся жизни? – Горькая мысль… Воспоминания о Хухе, непрошеные, определенно нежеланные в настоящий момент, ежеминутно пронзали ее, как статические разряды с ковра в зимний день, и боль, которую они причиняли, уже начинала на ней сказываться… Любое средство, которое могло бы избавить от страданий, начинало казаться желанным.

Твои руки лежали на руле, – мысленно сказала Рхиоу Саррахх, встопорщив шерсть. – То был не несчастный случай.

Как несправедливо: сейчас, когда мне так хотелось бы умереть, я должна изо всех сил бороться за то, чтобы прожить как можно дольше, – и все ради этих жалких, вонючих, холодных на ощупь змей. – Рхиоу в ярости зашипела, заставив Урруаха удивленно на нее посмотреть. – Иау, ты, драная пожирателъница котят, ненавижу тебя, ненавижу то, что ты заставляешь меня делать! Почему, почему эта участь выпала мне?

Ответа не последовало, что было понятно: когда вас оскорбляют, самый достойный ответ – промолчать. Рхиоу вспомнила о тех гималайцах из богатого дома и даже мысленно застонала. И манеры у нее никуда не годятся, да и вообще жизнь…

Нет на свете справедливости: «Вы обнаружили неполадку, вы ее и устраняйте» – вечное правило вселенной. Вылечи себя, если можешь, и сделай это с минимальной затратой энергии. Если не можешь… что ж, не повезло. Рхиоу вспомнила краткий ответ Эхефа на свое давнее замечание о том, что со стороны Вечных Сил такое отношение к собственным созданиям бессердечно: «Что ж, по-твоему, они занимаются благотворительностью?»

Рхиоу вздохнула.

Да, я была права, – подумала она, – мы все здесь погибнем.

Когда совершается выбор, некоторые участники неизбежно умирают: выбор не считается свершившимся без самых серьезных доказательств. А если даже один член команды не выживет, все остальные окажутся в ловушке и тоже погибнут.

Единственное, что мы сможем сделать, пожалуй, – это позаботиться о том, чтобы все сработало… чтобы жертвы были не напрасны.

Впрочем, парадокс заключался в том, что для правомочности выбора было также необходимо, чтобы кто-то остался в живых: иначе некому окажется осуществить его на практике.

Это, должно быть, выпадет Ифу… хотя даже неизвестно, захочет ли он с нами сотрудничать.

А от него все будет зависеть… Можно сколько угодно рассуждать о том, что он выступит в роли ящера-мага, когда его народ вновь… точнее, в первый раз по-настоящему станет совершать выбор, – сделавшись, таким образом, Отцом Народа, – однако его противоречивые устремления могут свести на нет всякую надежду на успех: ведь Иф сейчас так же разозлен и растерян, как недавно был Арху.

Но если мы каким-то образом не заставим его сотрудничать с нами…

Все эти пустые дверные проемы в коридорах… они недолго останутся пустыми. Рхиоу подумала о главном перекрестке мировых дорог на шестой планете Рирхата Б: множество постоянно действующих ворот, ведущих в тысячи миров, используемых видами, давно освоившими такие смешанные – научно-магические – технологии. Древняя Нижняя Сторона превратится в такой же перекресток, если Одинокой Силе удастся склонить на свою сторону ящеров. Ворота откроются во множество миров, они будут насильно распахнуты даже туда, где о подобном и не слыхивали, и всюду хлынут орды динозавров, сеющих смерть на своем пути. Те самые «неправильно используемые» территории, о которых говорится в символе веры, вдолбленном в ящеров Великим. Иф, к счастью, как будто не поддался на эту демагогию, но ведь миллионы его родичей смотрят на вещи иначе. Они с радостью начнут захватывать другие миры, и проигравшая раса станет основательницей межзвездной империи, а возможно, проникнет и в другие измерения.

И все же… Арху ведь ответил, когда его спросили о том, кто такой Иф: «Отец… Мой сын. Он должен пойти с нами».

Рхиоу взглянула в сторону Арху и Ифа и обнаружила, что они сидят у стены, чуть не соприкасаясь носами, и яростно смотрят друг на друга.

– Ты не можешь сидеть в сторонке и спокойно смотреть, когда с твоим народом творится такое, – громко говорил Арху. – Ты должен что-то предпринять. Ты же видел: вас обманули. – Говорил Арху не очень уверенно: в подобных спорах он был новичком, но старался изо всех сил.

Рхиоу от неожиданности заморгала.

– Ах ты маленькое чудовище, – пробормотала она, – ты опять заглядывал в мой разум! Урруах, ты только представь…

– Рхи, ты иногда размышляешь очень громко, – с легким злорадством ответил Урруах. – Возможно, это связано… Ох, прости! – оборвал он себя, потупился и принялся умываться.

Рхиоу снова ощутила укус боли; она сглотнула, облизнула нос и постаралась отвлечься.

– У Великого есть свои резоны, – очень медленно сказал Иф.

– Ага! Перебить и вас, и всех, до кого сможет дотянуться! Разве ты не видишь?

– Я вижу слишком много. Ты тоже видишь слишком много. Все покрыто кровью, она течет по лику планеты, и что бы мы ни делали, этого не изменить.

Арху потер лапой морду.

– Это неправильно. Именно чтобы остановить кровопролитие мы и пришли.

– Вы не можете ничего остановить, ничего изменить. И уж тем более не могу этого я. – Иф наклонил голову и посмотрел в глаза Арху. – Ты мыслишь как типичное млекопитающее: поспешные вопросы, поспешные ответы, надежда на то, что все будет в порядке, если начать действовать немедленно. Может быть, и в самом деле положение исправится на год, на пять лет, на десять лет. Но что будет через пятьдесят? Через пятьсот? Все станет, как и раньше. Опять многие умрут, опять начнутся страдания, потечет кровь.

– Ты ошибаешься, – стоял на своем Арху. – Ты должен помочь нам в том, ради чего мы сюда явились. Это нужно не нам! Это нужно всем!

– Все, – сказал Иф, – это мерзость и ничтожества. – Арху не сразу нашелся, что на такое ответить. – Существует только смерть. Те, кто готов убивать, пожирают других, которые должны умереть, чтобы первые могли продолжать убивать. Когда мы выйдем на солнечный свет, мы тоже будем убивать. Сколько жизней должно угаснуть, прежде чем все это закончится? Здесь, под теплым солнцем, и в других мирах, и в местах, где даже нет сияющих в небе звезд, местах, совершенно нам неизвестных, – сколько рас и видов будет уничтожено? В каждом из миров есть собственная жизнь, и мы, придя туда, ее убьем. – Тот образ, который лишь смутно мелькнул перед Рхиоу, был, несомненно, виден Ифу (благодаря его собственному дару или помощи Арху) очень ясно: бесчисленные оскверненные континенты, бесчисленные завоеванные планеты. Огромные расстояния между галактиками, даже границы между измерениями не остановят расу, ставшую безмерно могущественной благодаря совместным дарам технологии и магии. – И в конце концов та, которая использовала нас как инструмент разрушения, уничтожит и нас… смеясь над нашей глупостью. Я уже слышу ее смех, ведь процесс зашел достаточно далеко.

– И ты прекрасно знаешь, что это так, – закончил Иф, наклоняясь еще ближе к Арху. Неожиданно сам воздух завибрировал магией; Речь и заклинания хлынули в разум Ифа: похоже, в действие вступил ящер – собрат Шепчущей. – Я вижу это знание в тебе, как видел и ты, хоть ты это и отрицаешь. Я же знаю: ты тоже слышал этот смех, звучащий и в будущем, и в прошлом.

Арху не отрываясь смотрел в глаза ящера; на его морде все отчетливее проступало выражение ужаса. Глаза его широко раскрылись, зрачки расширились, он припал к полу, пытаясь запустить когти в камень. Арху, казалось, сам этого не замечал.

– Они плакали, а не смеялись, – сказал он тихо. – Эххифы издают такие странные звуки, иногда их никак не различишь… Только там было тепло, и наша мама была рядом, так что мы не испугались плача. Малыши, детеныши эххифов, часто плакали, если мы их царапали или если они царапали друг друга. Тогда я не понимал слов, теперь я знаю, что они кричали: «Папочка, пожалуйста! Папочка, позволь нам их оставить! Хоть одного, папочка…»

Рхиоу бесшумно поднялась и взглянула на Урруаха. Тот по-прежнему сидел, привалившись к стене и прикрыв глаза, но наблюдал за всем и внимательно слушал. Сааш лежала спиной к Рхиоу, но та заметила, как шевельнулось ее ухо.

Арху все так же, припав к полу, смотрел вверх, в глаза Ифу. Когти котенка продолжали царапать камень.

– Тот им ответил: «Мы не можем их держать, хозяин дома не разрешает нам иметь больше одной кошки. Я сколько твердил вашей маме, чтобы она не выпускала кошку из квартиры, пока ей не удалят яичники… так что с мамой и разбирайтесь, это ее вина». Он поднял нас. Он всегда бывал осторожен, когда брал нас, так что мы не испугались. Он положил нас в какое-то темное место, которое шуршало, и закрыл его. Мы больше не ощущали запаха мамы-кошки. Мы услышали, как она закричала, и попытались выбраться к ней, но там было темно, мы ничего не видели, и мы все оказались прижаты друг к другу. А потом начался шум.

Рхиоу сглотнула, следя за конвульсивными движениями лап Арху.

– Очень громкий шум. Мы не знали, что это было такое. Теперь я думаю, что он сел на автобус. Мы не могли учуять ничего, кроме запахов друг друга. Некоторые из нас от испуга не выдержали, и все мы оказались покрыты хиоух; вонь стояла ужасная. Потом шум прекратился. Мы кричали, но никто нас из сумки не выпустил. Мы не знали, где наша мама. Потом что-то сильно ударило в сумку сбоку, мы стали падать… Мы пытались перевернуться, чтобы упасть на лапы, но только мешали друг другу. Раздался еще какой-то шум, и мы упали… было больно.

Арху сглотнул, в его голосе все больше звучал страх.

– Было так холодно… Мы кричали и пытались выбраться из сумки, но черный материал не поддавался, как мы его ни царапали, – наши когти были слишком малы. А потом мы обо что-то ударились, и внутри стало мокро – не только от того, что некоторые из нас описались. Воды делалось все больше, сумка наполнялась. Воздуха осталось совсем мало. Мы все время падали в воду, уходили с головой, не могли дышать. Мы пытались оставаться на поверхности, но единственный способ не захлебнуться был залезать друг на друга…

Сааш медленно поднялась на ноги и подошла к Арху. Тот не обратил на нее никакого внимания, продолжая смотреть на Ифа. Казалось, в глазах рептилии он видит отражение того, что старательно гнал из памяти.

– Они пускали пузыри. – Голос Арху превратился в шепот. – Пускали пузыри, когда вдыхали воду… Потом перестали шевелиться и уже ничем не пахли. Они умерли. А мы, остальные, залезали на них, мертвых, чтобы высунуть голову из воды и глотнуть воздуха, а места становилось все меньше, меньше и меньше воздуха, и было так холодно… – Теперь уже и шепот сделался еле слышным. – Так холодно… и нечем дышать. Последней утонула Сиф. Она была почти моим близнецом, у нее были такие же пятна. Она пускала пузыри подо мной, потом я почувствовал, как она перестала дышать, ее запах исчез… Я был последним, самым сильным. Я лучше всех умел карабкаться. Потом воздуха не стало вообще. Я начал пускать пузыри. Холодно было уже не только снаружи, но и внутри. Все вокруг сделалось черным. Я сказал: «Хорошо, я хочу быть вместе с братьями и сестрами». Но получилось не так. Что-то зацепило сумку, в которой мы находились, ее вытащили на берег и открыли. Это оказался эххиф. Он спас меня, вытряхнул из сумки на землю. – В шепоте Арху звучала несказанная горечь. – Он меня вытер и отнес в какое-то светлое место. Там меня накормили и согрели. Потом пришла какая-то женщина и унесла меня. Она меня кормила и держала в своем логове. Она поставила коробку для хиоух, но каждый раз, когда я ею пользовался, появлялся запах, как в той сумке, и я вспоминал своих братьев и сестер – как они пахли под конец, и как пускали пузыри, и я не мог снова подойти к этой коробке. Приходилось оставлять хиоух по углам логова. И женщина сунула меня в сумку, села в автобус, а потом на улице посадила на тротуар, а сама вскочила в другой автобус и уехала. Я не смог найти дорогу к ее логову. С тех пор я жил на задворках лавки «Кристед».

Когти Арху, которыми он все пытался царапать камень, обломались. Сааш, стоя рядом с ним, начала осторожно вылизывать ему ухо. Арху все еще смотрел в глаза ящеру.

– Я слышал, как она смеялась, – голос Арху еле перекрывал скрежет когтей по камню, – когда тот эххиф бросил нас в воду. И пока мы тонули, смех не смолкал. Она знает, что никто не может ее остановить, она может творить, что захочет. Одинокая Сила в сердце того эххифа заставила его нас утопить. Она всегда кроется на дне сердца того, кто убивает. Я вижу ее сейчас – здесь она тоже поработала…

– Ты также видишь, – перебил его Иф, – что в мире нет ничего, кроме боли, как бы мы с ней ни боролись.

Последовала долгая, долгая пауза – почти такая же, какие делал Иф, прежде чем ответить на вопрос.

– Не знаю… – прошептал Арху.

Больше он ничего не добавил. Сааш вылизывала его, сочувственно мурлыча, и звук отдавался от камня стен длинного темного коридора. Судорожные движения лап Арху постепенно замедлялись, голова его склонилась, так что он больше не смотрел в глаза Ифа. Опустив веки, Арху вытянулся на боку, не шевелясь и ни о чем не думая – по крайней мере никто из кошек ничего не слышал.

Рхиоу медленно подошла к прислонившемуся к стене Урруаху.

– Что теперь? – мысленно спросил ее кот.

– Не нужно его трогать какое-то время, – ответила Рхиоу. – После такого надо ему дать прийти в себя. Да и мне, честно говоря, тоже. – Боль, испытанная Арху, потрясла ее больше, чем собственная.

Рхиоу и Урруах отошли в сторону, оставив Сааш вылизывать Арху. Иф склонился над ними, и все вместе они казались странной компанией.

– Итак, – сказал Урруах, – Одинокая Сила попыталась остановить тебя и промахнулась… мне кажется. Теперь она взялась за него, и неизвестно, что у нее получится. Кто следующий?

– Думаю, что однажды она уже пыталась добиться своего с ним, и ей это не удалось, – сказала Рхиоу. – Не уверена… но может быть, она перестаралась.

– Одинокая Сила теряет терпение, – сказал Урруах. – Если она не сумеет никакими средствами вывести нас из строя, она может прибегнуть к грубой силе: бросить на нас, как она это сделала в Центральном парке, сотни тысяч ящеров. Мы постепенно обессилеем в схватке с ними и погибнем, не совершив ничего полезного.

– Так не нужно давать ей такой шанс, – ответила Рхиоу. – Мы отправимся прямо вниз.

– Но как, Рхи? Ты же слышала, что говорил Иф: нижние залы полны этих тварей.

– Я не собираюсь идти тем путем, на который толкает нас Одинокая Сила, – сказала Рхиоу. – Послушай, я посторожу, а ты постарайся немного отдохнуть. Мне все равно не спится. Час у нас, пожалуй, есть. Ффайрх всегда говорил, что любой отдых лучше, чем никакого.

– Хотел бы я, чтобы Ффайрх был с нами.

– И не ты один. Ладно, Урруах, поспи.

Кот улегся, и вскоре Рхиоу услышала, как он начал похрапывать.

Она сидела в темноте, прислушиваясь и присматриваясь. Сааш снова задремала – вскоре после того, как уснул Арху, – так что бодрствовали только Рхиоу и Иф. Иф не сводил глаз с Арху. Рхиоу взглянула на него, гадая, что творится в голове ящера. Прочесть что-либо у него на морде было трудно; даже выражения лиц эххифов не так озадачивали, и к тому же рядом всегда находилась женщина, после знакомства с которой многое стало понятнее…

Мысль о Хухе, холодном белом кафеле, металлическом столе снова запустила клыки в горло Рхиоу. Рхиоу затрясла головой так, что даже уши захлопали, стараясь вернуть себе спокойствие.

Ах, если бы я умела выть, как хоуфф, или плакать, как эххиф… Почему нам не дано выпускать боль наружу? Видит Прародительница, достоинство дорого стоит, но настолько ли дорого, чтобы хранить страдание в себе?

Рхиоу подняла глаза и заметила, что Иф молча и задумчиво смотрит на нее.

– Тебе тоже знакома боль, – мысленно сказал он. Рхиоу поежилась; ощущение его мысли было непривычным, в ней чувствовалась горячая кровь, но без меха и даже такой кожи, как у эххифа, она казалась странно обнаженной.

– Да, – ответила она.

– И все равно ты сделаешь то, зачем пришла. И умрешь. Я видел это в уме Арху, да и в своих видениях тоже.

Рхиоу облизнула нос.

– Да…

– Он говорит… эта битва уже разыгрывалась раньше.

Рхиоу задумалась о том, как все объяснить ящеру.

– Наш народ… – сказала она наконец, – вернее, Великие нашего народа уже сражались с любительницей смерти – Одинокой Силой.

– И проиграли.

– Они победили древнею Змею, как мы зовем ту аватару Одинокой Силы, – ответила Рхиоу.

– И ничего этим не добились. Она продолжает существовать, хотя ваши боги гибли, чтобы уничтожить ее.

– Зло, – сказал тихий и очень усталый голос, – возрождается. – Арху уже не лежал на полу; он сидел, сжавшись в комок, и смотрел на Ифа. – Он это видел. Я тоже. Зло возрождается независимо от того, что мы делаем… даже если мы побеждаем. А победить мы не можем.