Текст книги "На пути в рай"

Автор книги: Дэйв Волвертон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)

– Оставайся на месте. Мы идем к нашей машине. У тебя будем через несколько минут.

– Si, – сказал я. – Убейте Завалу. Лучше прекратить его мучения.

– Ладно, – сказал Перфекто.

Я не замечал, как согрелся во время схватки, но теперь мне снова стало холодно. В щели моего защитного костюма набился снег, ноги сильно замерзли. Руки окоченели, и я стал методично сгибать их. С тоской поглядел на языки пламени над машиной. Нельзя ли согреться там?

С красным сиянием что-то было не так: огонь и дым казались реальными, но никакого пепла, никакой сажи на меня не падало. Однако пепел должен был быть… Изредка искусственный разум корабля допускает такие ошибки, не обращая внимания на мелкие детали. Посмотришь на горсть почвы, и не найдешь насекомых или червей. Корабельный ИР не может создавать полную иллюзию. Он ведь основывается на картах, уравнениях и несовершенной памяти самураев. Мне показалось, что я каким-то образом могу этим воспользоваться. Если я – смогу преодолеть иллюзию симулятора, это поможет мне победить.

Я подумал о деньгах. Если убьем последнего самурая, выигрыш придется разделить на три части. Все равно получится 30 000 МДЕ – столько я в среднем зарабатывал за год, продавая лекарства в Панаме.

Прошло двадцать минут. Наше время уже истекло, в боевом помещении сидит новая группа учеников. Я представил себе, как они толпятся у монитора, ожидая, что мы убьем последнего самурая. Пока что ни одной группе не удавалось добиться такого преимущества, как у нас. Наш проигрыш кажется невероятным. Но я все же не смел надеяться на победу. И в любую секунду ожидал выстрела последнего снайпера.

В голове прозвучал вызов комлинка. Я вздрогнул. С того времени как я покинул Панаму, я не получил ни одного вызова, и это имело смысл: все вызовы остаются на мониторе в моем доме в Панаме. Я включился.

Треск горящего судна стих. Послышался грубый хриплый голос:

– Говорит Хименес Мартинес, адъютант генерала Гарсона. Генерал попросил задать вам еще несколько вопросов.

– Si, прекрасно, – откликнулся я. Отвечать на вопросы мне не хотелось, но я подумал, что вдруг узнаю что-нибудь о состоянии Тамары.

– Прежде всего генерал хотел бы знать, нет ли у вас догадок, где может находиться сеньора де ла Гарса? – сказал Мартинес.

– Что? – переспросил я. Генерал лучше меня знал, где находится Тамара. Только агент ОМП может задать такой вопрос.

– Местонахождение сеньоры де ла Гарса, – повторил человек, назвавший себя Мартинесом.

Поскольку Мартинес так быстро отреагировал, он на корабле. Радиоволнам потребовалось бы несколько секунд, чтобы добраться даже до ближайшего межзвездного транспорта. Мой будущий убийца идет на большой риск, добывая информацию таким образом. Я подумал об этом человеке, запертом в другом модуле, ломающем голову, как заполучить необходимые сведения и добраться до меня. Что ж, я готов сказать то, что знаю.

– Как я уже говорил генералу Гарсону, Эйриш признался, что убил ее, прежде чем я его прикончил, но я не спрашивал, куда он девал тело.

– Понятно… – ответил человек с хриплым голосом. – А как насчет вас самого? Можете вспомнить еще что-нибудь важное? Все что угодно. Что она вам говорила о себе?

– Сказала только, что прячется от своего мужа, сеньора Джафари. Я подумал, в такой ситуации нетактично задавать личные вопросы, а сама она ничего не говорила. Как я уже сказал Гарсону, если что-нибудь вспомню, с радостью сообщу.

– Понятно. Спасибо. Вы помогли гораздо больше, чем сами считаете.

Он отсоединился.

– Рад, что ты так думаешь, – сказал я в пустоту. Сосредоточился на звуках его голоса, такого хриплого и серьезного, постарался запомнить его. Теперь я смогу узнать этот голос и, следовательно, узнать человека.

По цвету неба я понял: Перфекто и Гектор уже добрались до машины. Долина заполнилась светом: они с шумом двигались по каньону, выпуская струи плазмы. Когда они приблизились, Перфекто сказал в микрофон:

– Анжело, заметил последнего самурая?

– Нет, – признался я.

– Мы на твоем повороте замедлим скорость. Прыгай и садись за пушку. Стреляй в любое укрытие, где может находиться человек.

– Si, – ответил я. Свет в долине перемещался. Когда машина приблизилась, я повесил ружье на спину, вскочил и выбежал на открытое место.

Они вылетели из-за скалы на скорости в 60 километров, притормозили. Я ухватился за поручень, забрался в машину, мы снова двинулись.

Вел машину Гектор. Я сел за пушку и начал стрелять в скалы и деревья. Подъем по каньону отличался от спуска. Плазма хорошо освещала склоны, снег не летел в лицо, ухудшая видимость. Слышен был только рев двигателя и «вуфт», «вуфт» плазмы. Казалось бы, мирная тишина.

Тишина напомнила мне об остальных. Они, наверно, уже отключились. «Мавро, вероятно, бродит по помещению и улыбается», – подумал я. Он по-своему хорош, очень крепок и вынослив. Он мне говорил, что переработанные водоросли три раза в день для него все равно что роскошный банкет после однообразной еды, которой кормила его подруга всего неделю назад. А что касается тяжелых тренировок, то Мавро хвастал, что в детстве, когда он грабил пьяных и наркоманов, ему приходилось труднее. Люди на корабле хорошо на него реагировали. Он мог войти в комнату, полную раздраженных и недовольных, и через минуту – а он все это время хвастал и курил сигару – они начинали смеяться над своим недовольством. Может, именно эта его способность помогла ему уговорить наемников захватить станцию Сол, чтобы помочь старику убийце уйти от полиции?

Мы почти добрались до выхода из долины, когда, наконец, увидели ябандзина.

Наша машина неслась прямо на дерево, и Гектор со стоном качнулся вперед. Перфекто закричал:

– Прыгай! – и начал поливать плазмой сосну на склоне. Я нырнул в снег, машина в это время столкнулась с деревом. Сосна, в которую стрелял Перфекто, вспыхнула от корней до макушки гигантским факелом. Самурай бежал вверх по склону, стараясь убежать с открытого места. Я снял с плеча ружье и включил прицел. Голубое пятнышко побежало по снегу следом за японцем. Он оглянулся, увидел пятно, развернулся и мгновенно выстрелил.

Я отскочил. Выстрел пришелся в бедро – костюм нагрелся.

– Достал его! – крикнул Перфекто.

Он сидел на корточках возле машины, держа ружье в руке, и нажимал на курок. Самурай не бежал, он бешено вертелся, так что Перфекто не мог прожечь его защитный костюм.

Я выстрелил в ябандзина, чтобы заставить его подпрыгнуть, и крикнул:

– Забей его до смерти!

– Неплохая мысль, – согласился Перфекто. Он встал и медленно пошел вверх по склону.

Я продолжал стрелять, и самурай бросил ружье, которое мешало его танцу. Время от времени он делал шаг вниз, навстречу Перфекто.

Когда Перфекто оказался в десяти метрах от самурая, тот прыгнул на него. Перевернувшись в воздухе, он ударил Перфекто в грудь. Но тот увернулся и обрушил свой кулак на спину самурая. Загремела защитная перчатка.

Самурай соскользнул по снегу почти к основанию подъема.

Он начал вставать, и я снова выстрелил, надеясь оглушить его, но поторопился, и выстрел пришелся в снег за его спиной. Перфекто прыгнул со склона к нему вниз. Самурай еще не успел подняться и казался ошеломленным и потерявшим равновесие, но когда Перфекто очутился рядом, ябандзин ударил его в челюсть.

Удар подбросил Перфекто в воздух, затем он упал на спину.

Я выстрелил в самурая, но тот снова завертелся, направляясь ко мне. Надежды на премию быстро таяли. Я побежал к застывшей машине и сел за пушку.

Перфекто крикнул:

– Беру его!

Я вовремя повернулся, чтобы посмотреть, как он напал на самурая сзади. Мгновение виделось только сплетение тел в защитном снаряжении. Перфекто кричал гневным задыхающимся голосом:

– Стреляй в нас! Стреляй!

Его шея громко треснула, оба тела начали подниматься. Они двигались ко мне. Ябандзин нес Перфекто перед собой, используя его тело как щит. По тому, как болтались руки и ноги Перфекто, я понял, что он мертв. И понял гнев Перфекто в этот последний момент, его осознание своей беспомощности. Я послал поток плазмы в ноги врагу, потом в руку, сжимавшую горло Перфекто. На таком расстоянии защита не выдержала температуры выстрела, и плазма прожгла руку японцу. Я думал, он остановится, но он продолжал бежать, и я выстрелил в край шлема самурая, высовывавшийся из-за головы Перфекто. Плазма ударила в шлем и вырвала большой раскаленный кусок.

Ябандзин прыгнул на подножку машины, и я увидел обгоревшую кость его ноги. Правая рука безжизненно висела. Раскаленная плазма прожгла ее, оставив только часть до локтя и еще кусок мяса, свисавший с брони. Я смотрел на него и думал о всех своих смертях в симуляторе. Никогда мне не приходилось терпеть такую боль, какую сейчас испытывает этот самурай. Я закричал и вцепился ему в горло.

Здоровой рукой он ударил меня в шею, разбил шлем и выбросил меня из машины. Я перестал дышать и понял, что у меня разорван пищевод.

И пока я медленно задыхался, самурай сидел на поручне машины и смотрел на меня, потом набрал снега и прижал к остаткам своей ноги.

* * *

Когда я отключился, Перфекто с трудом выбирался из своего костюма. Он ударил шлем о стену, пинком сбросил поножи. Он тяжело дышал, глаза его налились кровью от гнева, и я ни за какие деньги не стал бы подходить к нему. Нервы мои сдавали, но я чувствовал себя счастливчиком. Все мои смерти в симуляторе в этот день оказались легкими. Завала ждал у двери, Кейго терпеливо сидел на своем помосте, окруженный наемниками. Он ждал, когда мы уйдем, чтобы подключить их. Я снял костюм, повесил его на стену и вслед за Перфекто и Завалой вышел из боевого помещения. Перфекто смотрел на пол и стены, отводя взгляд от освещенных панелей потолка.

– Ты на меня сердишься? – спросил я.

– На тебя? За что?

– За то, что мы проиграли схватку.

– Нет, – ответил он. Голос его звучал относительно спокойно. – Я сержусь, потому что думаю, что самураи жульничают. Они помещают нас в такие ситуации, в которых мы не можем выиграть. Не дают нам ни одного шанса на успех. Я сражался с этим самураем врукопашную: человек не может быть так силен.

– Но он же полтора года тренировался при ускорении в 1,5 g, – заметил я. – У него было достаточно времени, чтобы усовершенствовать свое мастерство и стать сильным.

– Может быть. Но я все равно думаю, что они жульничают. Симулятор увеличивает их силу и сокращает время реакции. Как будто они должны победить любой ценой.

Завала скептически посмотрел на нас, хотел что-то сказать, но промолчал.

Я подумал о самураях в симуляторах нашего корабля. Если они работают по восемь часов, то могут ежедневно участвовать в двадцати стычках. Никто не способен выдержать эту пытку по двадцать смертей в день. Возможно, они действительно жульничают. Но у них есть для этого все основания.

Мы поднялись по лестнице. Гарсиа и Гектор со своими группами были в нашей комнате. Гарсиа оказался меньше и старше, чем я ожидал, внешне робкий сероглазый человек, он постоянно менял положение рук, словно не знал, куда их девать. Я некогда был знаком с женщиной, у которой была деформирована рука, она таким же образом скрывала свое увечье. Я внимательней посмотрел на руки Гарсиа: на ладонях белые шрамы и еще по шраму на запястьях. Очевидно, Гарсиа играл роль Иисуса Христа в обряде какой-то секты и был распят. По этим признакам я определил, что он из Венесуэлы: там особенно распространены такие обряды.

Рослый химера держал старую гитару и негромко наигрывал. Мелодичные звуки заполняли комнату. Он запел старую боливийскую любовную балладу о женщине с большими грудями. Кое-кто набрался смелости, чтобы улыбнуться. Мавро поднял крышку моего ящика, и все уставились на бутылки. Очевидно, все готовились праздновать победу, теперь же приходилось поддерживать видимость бодрого настроения.

Завидев меня, Мавро объявил:

– Ну вот и человек, которому принадлежит эта выпивка. Можно начинать вечеринку! – Он достал бутылки с виски «Флора Негро», все принимали их с благодарностью.

Мавро дал бутылку и мне, я сделал глоток. Не нужно было пить так скоро после симулятора: горло сжалось, пришлось выплюнуть виски на пол.

Посетители разглядывали нашу комнату, словно средневековые крестьяне, впервые попавшие в замок своего сеньора. Обычные казармы на корабле не так просторны. Гости одобрительно качали головой и переговаривались.

– Как легко помешать красть вещи, если есть хорошая комната и такой сундук, – сказал кто-то.

Я ощутил некое беспокойство: эти незнакомые люди явно завидовали мне. Было заметно, что Перфекто испытывает то же самое. Он смотрел на голубые линии на полу, затоптанные ногами посетителей – никто не обращал внимания на наши территории – и от этого он нервничал.

Мы лежали на койках, сидели на полу, пили и курили, обсуждая нашу ускользнувшую победу, и хвастали, как хорошо мы справлялись. Мигель и я убили по два самурая. За это Мавро «наградил» нас бутылкой сухого вина. К тому времени я уже одолел полбутылки виски, и вино как-то не усвоилось: скоро мне стало казаться, что алкоголь прожег дыру в животе. Разговоры превратились в сплошной гул. Голова отяжелела, лицевые мышцы стали жидкими, как расплавленный пластик. Я сидел на койке, свесив голову, и представлял себе, как моя верхняя губа стекает вниз по зубам. Скоро она потечет по подбородку. У человека, сидевшего в ногах моей кровати, оказались проблемы с газами, он начал пукать. И каждый раз как он это проделывал, кто-то объявлял: «Похоже, лягушка квакнула», – и мы все смеялись.

Я смертельно хотел спать, но мысли мои все время возвращались к Мартинесу, тому самому человеку, который выдал себя за адъютанта генерала Гарсона. Я поднял матрас на своей койке, свалив при этом на пол пару спящих гостей, достал листочки с биографиями и вышел в коридор, чтобы позвонить всем, кто сел на корабль на станции Сол. После выпивки в глазах двоилось, коды комлинка можно было разобрать с трудом. Когда люди откликались на мой вызов, я представлялся: «Лягушка» и прерывал связь. У двоих оказались низкие серьезные голоса, настолько похожие, что я не смог бы их различить: Альфонсо Пена и Хуан Карлос Васкес. Я внимательно прочел их биографии. Буквы прыгали в тумане, словно бильярдные шары. Сложив их в слово, я еще должен был долго думать, прежде чем уловить смысл прочитанного. Альфонсо оказался здоровяком, работавшим в мастерской по ремонту прицельных систем оружия, использующего элементарные частицы. Как можно отремонтировать прицел элементарных частиц? Чем он в действительности зарабатывал на жизнь? Этого я не знал. Так же как и не знал, умеет ли он вообще чинить эти самые прицелы. Хуан Карлос оказался водопроводчиком, бежавшим из Аргентины, это был киборг с серебряным лицом со станции Сол. Его специальность мне понравилась. Водопроводчик – это понятно. Что-то такое, что легко удерживается в сознании. Достаточно сказать: «Вот этот человек водопроводчик», и все поймут, что ты имеешь в виду. Вообще, если бы кто-нибудь сейчас прошел по коридору, я бы ему сказал: «Хуан Карлос – водопроводчик». Помню, как я пытался прочесть язык его телодвижений на станции Сол. Он казался совершенно спокойным. «Но, может быть, – подумал я, – этот пес всегда спокоен, когда планирует убийство». Он аргентинец. Это плохо. Именно в Аргентине никитийские идеал – социалисты впервые захватили власть. К тому же он киборг, хотя и не военной модели. Джафари возглавляет разведку киборгов в Объединенной Морской Пехоте. Так что все имеет смысл: Хуан Карлос – киборг, аргентинец и убийца. И водопроводчик. Я двинулся вперед по коридору, для того чтобы отыскать его и убить. Но через двадцать метров увидел лестницу, ведущую к шлюзу, и вспомнил, что мне до него не добраться. Я решил рассказать своим компадрес о том, что узнал, но вначале мне захотелось выпить, поэтому я сел у стены и огляделся в поисках своей бутылки с вином, потом вспомнил, что оставил ее в комнате, и уснул.

* * *

Чуть позже меня разбудил Сакура. Он наклонился и тряс меня за плечи. Ниже по коридору два служебных робота мели пол.

– Слушай, ты не болен? Спой мне гимн корпорации – только от всего сердца. «Мотоки» банзай! Покажи свою благодарность «Мотоки»!

Громким голосом, строчка за строчкой, Сакура исполнял гимн. Он застал меня в одиночестве и беспомощным, поэтому пришлось ему подпевать. Наконец гимн закончился. Я сидел и смотрел, как он спускается по лестнице в поисках другой жертвы.

В коридоре было тихо, негромко гудели моторы роботов – уборщиков. Я неожиданно замерз, и произошло нечто странное: я ощутил чье-то присутствие в коридоре, присутствие какого-то невидимого существа. Здесь находился призрак Флако. И хотя я не видел его, я был уверен, что он поблизости. Чувствовалось, как он идет по коридору ко мне, потом проходит к лестнице. Там он задержался и посмотрел на шлюз, как бы показывая, что хочет найти Хуана Карлоса. Я знал, что он не сердится на меня за то, что я позволил его задушить, но отомстить своим убийцам все – таки хочет. Убить друзей Джафари. Волосы у меня на затылке встали дыбом. Что-то Подобное я испытывал, когда собирался оставить Тамару, – ощущалось невидимое присутствие ее духа, но на этот раз все было гораздо сильнее.

Разумом я понимал, что никакого призрака рядом со мною нет. Психологи доказали, что люди видят призраков в ответ на сильный стресс: смерть любимого человека, трагическое происшествие. Конечно, в последние несколько дней я не раз испытывал подобное. Но ощущение того, что Флако здесь, было сильнее логики. Я встал и побежал в нашу комнату.

Добежав до нее, я постарался взять себя в руки. Глупо, если компадрес увидят мой страх. Я вспомнил вечер в маленьком курортном городке Сьерра Мадрес вблизи Мехико. Было прохладно, воздух неподвижен, и я решил пройтись. Возвращаясь и выйдя из-за угла своего отеля, я заметил у входа серебристую человеческую фигуру. На мгновение я испугался, решив; что это призрак, но видение тут же растворилось, и я понял, в чем дело: кто-то стоял тут несколько мгновений назад, воздух вокруг его тела нагрелся, а когда человек вошел в дверь, теплый воздух остался. Мои глаза – протезы увидели этот воздух в виде неясной светящейся фигуры. Странное происшествие, больше оно никогда не повторялось. Но сегодняшний случай с Флако – это что-то совсем другое. Я не видел Флако, а только чувствовал его.

За дверью кто-то произнес:

– Ты… ты не м – можешь… слишком многого от него ожидать… – Говорил химера, по-моему, Ноэль… – Он же старик…

– Мы всегда проигрываем из-за него. – Это Мавро.

– Да, – поддержал разговор один из людей Гектора. – Если бы Анжело уд… дарил этого п… последнего самурая… п… просто толкнул его, плазма могла бы… пробить его. Пробить ему ногу. И что? Мы победили бы!

Я распахнул дверь. Те, кто еще не увал, повернули ко мне головы.

Глава седьмая

Мигель, химера из группы Гарсиа, сидел в комнате спиной ко мне. Он весь заплыл жиром, у него бочкообразная грудь и невероятно толстая шея. Когда я вошел, он резко повернул свою лысую голову, чтобы увидеть меня, меня удивили его светло-голубые круглые, как у совы, глаза. Странно, как он может быть таким подвижным с такой толстой шеей. Я знал, что люди в комнате говорили обо мне, но не понимал, на кого именно, кроме Мавро, я должен сердиться.

– Вот в чем наша проблема, – продолжал Мигель, возвращаясь к обсуждению. Голос его звучал спокойно, хотя глаза возбужденно блестели. – Мы недооцениваем этих ябандзинов. Когда мы воевали с социалистами, те были не лучше нас. Они никогда не участвовали в настоящей войне. Но эти самураи – они же всю жизнь тренируются!

Я был сердит на Мавро и ткнул в него пальцем.

– Ты… ты г… говорил нех… хорошие вещи обо мне. Я с… слышал, как ты их г… говорил. Гарсиа повернулся ко мне и сказал:

– Мы не говорили о тебе, дон Анжело. Тебе показалось. Мы говорили о ябандзинах. Перфекто считает, что они следят за нашими разговорами в симуляторах, – хотя наши искажающие устройства делают это в реальной жизни невозможным. Но я не согласен: даже если они заранее знают наши планы, это не объясняет их поразительного боевого мастерства. Я как раз говорил, что только упражняясь всю жизнь, можно достичь такого. – Его невинный тон заставлял меня верить ему.

Я посмотрел на него и почувствовал себя смущенным. Должно быть, я все – таки ошибся, когда решил, что Мавро говорит обо мне недоброжелательно. Пересек комнату я сел на койку Абрайры. Один из людей Гектора уже спал там, но он прижался к стене, и для меня оставалось достаточно места.

Завала рассмеялся, и все повернулись к нему.

– Ты надо мной смеешься? – спросил я. – Издеваешься надо мной?

– Я смеюсь над вами всеми! – ответил Завала. – Какие умники! Вы удивляетесь, почему самураи бьют вас. Говорите: «Они бьют нас, потому что жульничают. Бьют, потому что они сильнее! Бьют, потому что учатся стрелять, еще когда сосут материнскую грудь!» И повторяете эти глупости, будто они имеют значение. Так всегда с вами, умниками: вы считаете, что если говорите о чем-то, значит понимаете. Вы не видите в ябандзинах того, что очевидно: их духи сильнее наших. Они побивают нас силой своих духов. – Завала рассмеялся. Вообще он был очень напряжен и казался самым трезвым в комнате.

– Ага. Я таких уже встречал, – заметил Гарсиа. – Ты не веришь в силу разума. Держу пари, твой отец был деревенским колдуном.

– Проиграешь! – возразил киборг. – Мой отец был фермером и ничего не понимал в магии.

– Тогда держу другое пари, – сказал Гарсиа. – Держу пари, что если мы изучим вопрос, то найдем причину, почему самураи всегда побеждают нас.

Завала склонил голову набок, почесал затылок серебряным пальцем своей искусственной руки, словно стараясь вспомнить, о чем идет речь.

– Хорошо. На что спорим? На миллион колумбийских песо?

Гарсиа удивленно раскрыл рот. Очевидно, он говорил фигурально и не собирался спорить на деньги. Немного подумав, он спросил:

– А у тебя есть миллион песо?

Завала кивнул. Миллион песо равен примерно двум тысячам стандартных Международных Денежных Единиц, очень большие деньги для такого крестьянина, как Завала.

– Хорошо, – согласился Гарсиа. – Тогда я ставлю миллион песо на то, что мы разузнаем, почему они нас бьют.

– Не так быстро. – Завала улыбался, словно делал очень хитрое предложение. Такую же улыбку я видел на лице базарного фокусника, владельца «господня цыпленка».

– Ты так уверен, что выиграешь. Ты должен дать мне фору.

– Что за фора?

– Я ничего от тебя не хочу, сеньор Гарсиа, – пояснил Завала. Он указал на меня пальцем. – Но если я выиграю, я хочу, чтобы мне заплатил дон Анжело. Мне нужны антибиотики, чтобы убить гниль. Я не стал бы этого говорить, но дон Анжело отказывается дать мне лекарство. Если бы у меня был амиго и он заболел, я бы помог ему. Но дон Анжело не хочет. И никто не хочет.

Гарсиа выслушал это объяснение.

– Что скажешь, дон Анжело? Сколько стоят твои антибиотики?

– Примерно пятьдесят тысяч песо.

– Если мы выиграем, я заплачу тебе двести тысяч песо, – предложил Гарсиа. – Договорились?

Завала не мог выиграть. Я кивнул.

– Итак, мы заключаем пари, Завала, – подытожил Гарсиа. – Но я должен спросить: как мы определим, кто выиграл это пари?

Завала вздохнул и обвел взглядом комнату. Подобно индейцам племени Чакой в их изолированных деревушках, он не привык к логическому мышлению. Он не сможет объяснить, какие доказательства означают победу.

Заговорил человек маленького роста по имени Пио, один из людей Гектора, тот самый, что играл на гитаре.

– Как п… проверить, чьи духи сильнее? Мы их не видим, духов. Я бы хотел их видеть.

– Но дон Анжело занимался морфогенетикой, он знает генетику, – напомнил Гарсиа. – Мы можем попросить его сопоставить генные карты самураев с генными картами химер. Слово Анжело как слово специалиста убедит тебя, Завала?

Я начал возражать. Не хотел вмешиваться в их спор.

Киборг некоторое время смотрел на меня.

– Si. Я поверю слову дона Анжело. Гарсиа продолжал:

– Хорошо. И мы, по-видимому, сможем узнать, в каком возрасте самураи начинают тренироваться, верно? И узнаем, больше ли они тренируются, чем мы. Надо найти библиотеку. На корабле есть библиотека?

Мы посмотрели друг на друга и пожали плечами. Мигель, химера Гарсиа, тот самый, с толстой шеей, странно поглядывал на меня, его голубые глаза напоминали лед. На лысой голове блестел пот. Я заметил, что у него крошечные усики киношного злодея. Общее впечатление пугающее. Отвратительно.

– Si. Ниже по лестнице есть библиотека, – сказал Завала.

– К тому же медицинские компьютеры располагают подробными биографиями, – заметил я. – Может, там мы узнаем, когда самураи начинают тренироваться?

– Но как мы решим, кто выиграл пари? – повторил Гарсиа. – Конечно, ты не думаешь, что самураи на самом деле тренируются всю жизнь, но в каком возрасте они должны начать?

Химера Мигель по-прежнему смотрел на меня. Зрачки его расширились и стали похожи на мексиканские монеты в пять сентаво. Лицо расслабилось, нижняя челюсть отвисла. Он, казалось, совершенно не замечал происходящего в комнате. Выглядел он очень больным. Отвратительным. Я подумал, что это с ним такое? Наверное, слишком много выпил.

Завала соображал недолго.

– Мальчик становится мужчиной, когда у него отрастают лобковые волосы, верно? Не думаю, чтобы самураи начинали тренироваться до этого.

На что Гарсиа ответил:

– У одних лобковые волосы вырастают в десять, у других в шестнадцать. Будем щедры, установим срок в пятнадцать лет. Если самураи начинают тренировки раньше этого возраста, ты проиграл.

Завала невменяемым взглядом уставился в угол комнаты. Казалось, он пребывает в трансе, ожидая помощи и подсказки своих духов.

– Я согласен, – наконец проговорил он невыразительно.

Химера Мигель закрыл рот и пополз по полу ко мне. Его зрачки снова сузились, и он выглядел бы нормально, если бы не стекавшая изо рта струйка пены.

– Остается еще одна проблема, – напомнил Гарсиа. – Мы должны узнать, жульничают ли самураи в симуляторах. Кто-нибудь может прорваться к компьютеру и выяснить это?

Все враз покачали головой. Никто не сможет пробиться сквозь защиту корабельного ИР.

Мигель дополз до кровати и устроился на полу рядом со мной. Он похлопал меня по ноге, потом прижался к ней свой лысой головой, как старый пес к хозяину. Я понял, что он привязался ко мне. Я видел начало этого процесса. И ощутил пугающее чувство власти и ответственности.

– Тогда, боюсь, нам остается только одно, – сказал Гарсиа. – Напасть на самураев и проверить, насколько они сильны и быстры в действительности.

– Но у них мечи, – заметил Пио. Гарсиа усмехнулся.

– Добровольцы есть?

Мавро сидел на койке, прислонившись спиной к стене, и как будто спал. Голова его качнулась вперед, и он сказал:

– Я обезоружу одного, если кто-нибудь его побьет.

– Браво, – одобрил Гарсиа. – Еще добровольцы? – Я вспомнил, какие они здоровенные, самураи, в основном под два метра ростом и весят килограммов по 140. Мысль о нападении на такое чудовище устрашала.

Один из четырех все еще не спавших химер тоже подал голос:

– Я!

– Дело подождет, пока мы не протрезвеем, – сказал Гарсиа, и все согласились. – Пойдем сегодня вечером, после боевой тренировки.

* * *

Те гости, что могли добраться до своих комнат, ушли, но большинство провело день у нас. Спали, пока не протрезвели. Я один, без своих компадрес, пообедал в столовой на четвертом уровне. Сидел рядом с Фернандо Чином, ксенобиологом из Боготы. Он говорил с остальными о птицах, которых я видел высоко в атмосфере в симуляторе. Чин сообщил, что больших птиц называют «опару но тако» – опаловые воздушные змеи, а маленьких – «опару но тори», опаловые птицы. И я понял, почему так: когда вечернее небо полно пыли, хотя на западе оно пурпурное, а на востоке сине – коричневое, когда мерцающие лучи играют на крыльях «опару но тако» на фоне более темного неба, кажется, что по всему небу до горизонта рассыпаны драгоценные камни. Меня больше интересовали воздушные змеи, которые живут высоко в атмосфере, и Чин рассказал, что они вылавливают в воздухе пыль и воду и жгутиками направляют их в ротовое отверстие и в желудок; затем все это попадает в желудок, где размножаются бактерии. Именно бактериями опаловые воздушные змеи и питаются. Разновидность их легко определяется по оттенку, потому что едят они разных бактерий.

– Очень красиво, – сказал я, – на закате.

– И полезно, – заметил Чин. – Без них на Пекаре невозможно было бы выжить. Птиц в воздухе так много, что они образуют термальный слой, создающий тепличный эффект. Это согревает планету. Каждые семь лет солнце Пекаря увеличивает яркость, еще больше подогревая атмосферу. Когда это происходит, начинаются сильные бури – на Земле таких никогда не бывает, – и «опару но тако» не могут летать и падают с неба. Пока солнце греет сильно, они теряют способность к размножению. Если бы не птицы, колебания температуры на планете были бы настолько велики, что, за исключением узких береговых полосок, Пекарь за несколько десятилетий превратился бы в пустыню.

– Интересно. Разве тебе не кажется странным, что японцы назвали планету Пекарь? Английским словом?

Чин рассмеялся.

– Тут есть повод для иронии. Английский корабль обнаружил Пекарь, пролетая мимо. В это время на планете началась буря, солнце как раз увеличило яркость. Сенсоры корабля зарегистрировали планету как лишенную жизни. Решили, что там настоящий ад, и назвали – Пекарь. Позже японцы вторично открыли планету и поняли, что на ней можно жить. Но сохранили название, так как в японском языке нет слова, адекватного понятию «пекарь». Мне кажется забавным, что нынешние жители планеты отвергают западный англо – американский образ мысли и идеи, но сохраняют английское название планеты.

Я улыбнулся. За последние несколько дней все вокруг изображали из себя специалистов по географии, населению и фауне Пекаря, все рассказывали замечательные истории. Я не доверял их сведениям. Однако Чин показался мне достаточно образованным. У меня не было настоящих друзей на корабле: Перфекто повиновался мне, словно я был его хозяином, и это меня угнетало; Абрайра предпочитала держаться на расстоянии. Несколько раз я пытался поговорить с ней о ее прошлом и выяснил, что, хотя Абрайра жила во многих местах и знала многих людей, она ни о чем не вспоминала с приязнью. Она проживала в этих местах, но никогда не жила в них. И никогда не проявляла никаких эмоций. Такие люди меня пугали, я решил избегать ее. Больше никаких кандидатов в друзья не находилось.

Поэтому, встретив Чина и решив, что он умен и образован, я подумал, что мне нужен такой друг. И сказал:

– Наверное, ты счастлив от того, что летишь на Пекарь: для ксенобиолога это неплохая возможность.