Текст книги "Спасти слона!"

Автор книги: Дейв Кэрри

Соавторы: Эллан Торнтон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава девятая
Ноябрь 1988
Танзания

Эллан

– Я думал насчет Бурунди и Заира, – сказал я, – и не уверен, что если мы сейчас туда отправимся, то проведем время с наибольшей пользой.

Рос, которая была занята переписыванием содержимого своей записной книжки, взглянула с удивлением:

– Ну а куда, по-вашему, нам бы еще податься?

– У нас много информации по Танзании. Во-первых, это судно «Фадхил Аллах», которое ходит туда и забирает с побережья кость; во-вторых, когда мы были в Дубае, мы нашли записи об экспорте из Танзании; и вообще сведений по Танзании все больше и больше. Сдается мне, что это весьма крупный центр контрабанды костью.

Я порылся в сумке и вытащил оттуда тетрадь с отрывными листами.

– Йен Дуглас-Гамильтон составил мне отчет о браконьерстве в Селусском заповеднике и назвал ряд имен для контактов. У нас будет возможность проследить множество путей, если отправимся в Танзанию.

Дейв бросил взгляд на тетрадь и нахмурился:

– Так-то так, но если мы отправимся в Танзанию, мы не попадем тем же заходом в Бурунди, а там как раз девяносто тонн кости.

– Видишь ли, после того, что я услышал на встрече КИТЕС, я полагаю, что шансы выведать что-либо новое о кости в Бурунди более чем скромны. Кроме того, там и без нас хватает людей, стремящихся понять, что там происходит. И они уж за себя постоят. Нужно будет, всегда успеем съездить. Но сейчас я решительно чувствую, что лучше будет на десять дней отправиться в Дар-эс-Салам.

– А что ж, правильно, – согласилась Рос.

Дейв колебался.

– Слушай, – сказал я. – Не валяй дурака. Не забудь, Дейв, что в Танзании находится Серенгети.

Он рассмеялся.

– Да будет тебе. Ты не из тех, кого надуешь!

* * *

Танзания давно очаровала меня. Мне доводилось обсуждать проблемы слоновой кости с Хрисом Хаксли, в прошлом членом секретариата КИТЕС, при встрече с ним в Англии в начале этого года.

– Ты не добьешься поддержки департамента живой природы в Танзании, – пророчил Хаксли, – его директор Фред Львесуэла отнюдь не фанатик в деле защиты природы.

Я дал понять, что рано или поздно присмотреться к Танзании придется все равно. Хаксли словно читал мои мысли.

– Кстати, – сказал он, – тебе было бы нелишним знать, что торговцы костью поступили круто с последним из тех, кто расследовал торговлю в Дар-эс-Саламе: слишком глубоко сунул свой нос, так они оттяпали его вместе с головой, водрузили ее на капот «лендровера» и целый день возили по городу для острастки другим.

– Кто тебе это рассказал? – скептически спросил я.

Хаксли таинственно поглядел на меня.

– Не могу тебе этого сказать. Я только предупреждаю тебя. Всё.

Хаксли и был тем, кто впервые представил меня Йану Паркеру, и Паркер подтвердил его рассказ:

– Точно-точно. Отрезали башку и возили на машине. Я им не верил. История выглядела слишком притянутой за уши, чтобы воспринять ее всерьез. Но почему оба рассказали мне одно и то же? Чтобы отговорить от поездки в Танзанию? Неужели боялись, что я открою там что-то, для них нежелательное?

Первым же развлечением по прибытии в Дар-эс-Салам для Рос и Дейва, но никак не для меня, явилось то, что я забыл справку о прививках. Два часа я спорил с аэропортовским «доктором», которой, держа наизготовку отвратительнейший шприц, грозил мне неминуемым уколом. Единственной альтернативой, объяснил он с едкой ухмылкой, было бы «позолотить ему ручку». К счастью, мой канадский паспорт помог мне избежать и того и другого. «Канада и Танзания – большие друзья, – талдычил я ему, – Канада делает много подарков Танзании», – повторял я, пока у него не лопнуло терпение, и он не помахал мне ручкой.

Дар-эс-Салам – что в переводе означает «Гавань мира» – стал для меня шоком после Найроби, довольно богатого по африканским меркам. Здесь же, напротив, улицы были грязны и изрыты, здания обветшали, уличного освещения не было и в помине. Первую ночь мы провели, шлепая комаров в ветхой гостинице на берегу моря, где не было не то что кондиционеров, но и исправных телефонов. На следующее утро, по общему согласию, мы переехали в гостиницу «Кундучи-Бич» в пятнадцати милях от столицы – одно из немногих мест, где можно было достать комнаты.

Это было каким-никаким, но улучшением. Отель «Кундучи-Бич» знавал лучшие времена, его некогда роскошный декор в стиле шестидесятых сильно потускнел. Двери в наши номера, похоже, не раз пытались выбить, а стены покрыты многолетней грязью. В Танзании было еще жарче, чем даже в Кении, но в гостинице, по крайней мере, нашлось несколько вентиляторов, гонявших лопастями воздух, и, что особенно важно, здесь были телефоны. Наши номера имели еще одно неожиданное преимущество: великолепный вид на идиллический тропический пляж.

Еще когда мы были в Кении, нам посоветовали разыскать некоего Нейла Бейкера, когда мы приедем. Нейл, инженер и орнитолог, отдавал много сил сохранению природы. Мы оставили у него записку с просьбой встретиться с нами и поехали назад в город. Мы наняли красный «фольксваген» типа жука, вместе с шофером, что оказалось весьма полезной затеей ввиду чудовищного состояния дорог, как будто подвергшихся ковровой бомбардировке. Шофер по имени Джон мастерски вел машину, объезжая воронки, но даже с таким асом нам понадобилось три четверти часа, чтобы покрыть 15 миль до города.

Мы искали еще одного человека, рекомендованного нам: егеря по имени Джезон, который возил богатых клиентов – преимущественно американцев – на отстрел слонов по лицензии. Конечно, я был против любого вида отстрела слонов, но понимал, что егерь может располагать ценной для нас информацией. С точки зрения ВВФ, спортивная охота как раз и являлась блестящим примером «использования живой природы на разумной основе» – ведь американцы и европейцы, лелеющие мечту поохотиться на крупного зверя, готовы платить бешеные деньги за право отстрелять одного слона.

И еще один момент – фактически-то егерь должен был быть по одну с нами сторону баррикады, так как его заработку браконьеры угрожали в той же мере, что и заработку гида по заповеднику. Джезон оказался смуглокожим парнем, по-видимому, средиземноморского происхождения.

– Президент Мвиньи запретил торговлю слоновой костью в пределах Танзании в конце 1986 года, – сообщил он нам, – он страстный защитник живой природы. Он даже возглавляет Общество сохранения живой природы Танзании. Но это никогда не давалось ему легко. Многие в правительстве противостоят этому запрету. Оно и понятно – некоторые из них замешаны в бизнесе на слоновой кости. Но Таможенное управление настроено решительно. С 1986 года оно перехватило много кости. Вам будет интересно взглянуть на кладовую, где они ее держат. Да нет, с этим не так строго, как вы думаете.

– Что вы имеете в виду? – спросил я.

– А то, что кость периодически исчезает оттуда, – улыбнулся он с видом знающего человека.

– Не знаете ли, с кем было бы интересно поговорить на предмет браконьерства? – спросил Дейв.

Джезон кивнул.

– Вот Коста Млэ – добрый человек. Он работает в департаменте живой природы. Вам бы с ним встретиться.

– Правда? Что-то много мы слышали дурного о здешнем департаменте живой природы, – засомневался я.

Джезон хихикнул.

– Я тоже уверен, что это во многом так. Но Коста честный малый. Очень честный. Преданный всей душой защите живой природы. Его пригласили в департамент два года назад, чтобы следить за Фредом Львесуэлой. Вы слышали о таком?

Я кивнул. Директора департамента живой природы Львесуэлу мне называли и Хаксли и Паркер. Я видел его на конференции в Найроби.

– Ходят слухи, что Фреду кое-что ведомо насчет кости, которая по-прежнему исчезает из таможенных кладовых, – продолжал Джезон, – он, конечно, весьма влиятельный малый. Думаю, президент Мвиньи хотел бы, чтобы Коста сменил Фреда на посту директора, но у Фреда немало влиятельных сторонников в правительстве, которые не хотели бы, чтоб он ушел. Словом, все, что сейчас может Коста, – наблюдать за всем, что доступно его глазу. Он вам понравится. Он человек цельный. Весьма редкая вещь в нашем деле, – добавил он.

– Прекрасно. Поговорим с ним. Знаете еще кого-нибудь, кто мог бы помочь нам? – спросила Рос.

– Есть гусь такой, – подумав, сказал Джезон, – он, пожалуй, пойдет на разговор с вами. Только доверяться ему особенно не следует. Малого зовут Рекс, он тоже берет туристов на охоту. Он может много рассказать вам о слоновой кости, но не слишком распространяйтесь о себе. По-моему, он сам не прочь подстрелить слона, когда выпадает шанс. – Джезон написал номер телефона и адрес на клочке бумаги и сунул нам: – Будьте осторожны.

Завтрак в отеле «Кундучи-Бич» утром следующего дня стал памятным событием – не столько благодаря качеству пищи (поджаренные ломти хлеба с прогорклым маслом и клейстероподобным джемом), сколько из-за дебильного характера обслуги. Гостей в отеле было немного, и официанты ходили за нами табунами. Не менее четырех официантов подходили к нам за заказом. К несчастью, мы, видимо, не смогли найти контакт с кухней, потому что прошло двадцать минут, а мы все еще сидели и ждали заказанного нами кофе.

Мы получили известие, что Нейл Бейкер прибудет в отель этим вечером в шесть. Поскольку день был воскресный, мы решили устроить себе выходной и после завтрака отправились на пляж понежиться на солнце. Пустынные белые пески, на которые отбрасывали тень стройные пальмы, словно звали насладиться жизнью; нас обвевал легкий бриз с Индийского океана.

– А в Англии сейчас, наверно, идет снег, – задумчиво сказала Рос.

Ближе к вечеру, отдохнувшие и слегка загоревшие, мы зашли в бар при гостинице отведать местного пивца «Сафари», как оказалось, убойной крепости.

– Извините, вы Эллан Торнтон?

Я повернулся на вращающемся стуле и оказался лицом к лицу с худощавым мужчиной в шортах; с ним были улыбчивая, бойкая женщина и девчушка лет восьми.

– Нейл Бейкер? – догадался я.

– Он самый. – Нейл протянул мне руку. – Познакомьтесь: Лиз Боуэлл, почетный секретарь Общества сохранения живой природы Танзании. А это наша дочурка Кэти.

Представившись друг другу, мы пошли к стойке поговорить.

На сей раз нам незачем было корчить из себя киносъемочную группу. В наших глазах Лиз и Нейл были истинными защитниками природы. Даже плюшевый мишка, которого Кэти носила с собой, именовался Рейнбоу Уорриор!

Нам уже доводилось видеть экземпляр журнала «Майомбо», издаваемого Обществом сохранения живой природы Танзании, и читать в нем авторитетные статьи Лиз. Когда мы объяснили, что ведем расследование торговли слоновой костью, Нейл пригласил нас к себе домой в Дар-эс-Салам, чтобы поговорить в более конфиденциальной обстановке. Проплутав два часа из-за полного отсутствия уличного освещения (привычное дело, как сказал наш шофер Джон!), мы оказались у ворот дома Нейла и Лиз, где были встречены лаем полудюжины сторожевых собак.

К счастью, Лиз заверила нас еще в гостинице, что они только и могут, что лаять, и не успели мы подойти к двери дома, как собаки потеряли к нам всякий интерес.

– Входите, – улыбнулась Лиз, и мы вошли гуськом в большую прихожую, вдоль стен которой тянулись книжные полки, содержавшие впечатляющее собрание книг и журналов о дикой природе. Лиз проводила нас в гостиную, в которой основной мебелью были опять-таки книжные полки, и мы расселись за большим обеденным столом.

– Надеюсь, вы извлечете больше пользы из того, что мы вам расскажем, чем наш предыдущий собеседник, – сказал Нейл.

– Кто именно? – спросил Дейв.

– Бафф Боулен из ВВФ США. Он был здесь проездом в апреле по пути на конференцию в Лусаке.

Рос бросила презрительный взгляд.

– Мы пытались довести до сведения Боулена и его коллег все, что знали о торговле костью, но, похоже, это их не заинтересовало. Они сказали: «Она вся под нашим контролем». Они мнят себя великими экспертами, – с насмешкой сказала она, – и в самом деле верят, что контролируют ситуацию.

Таким образом, мы были не одни, кто разочаровался в деятельности ВВФ.

– Нам-то ведомо, что ситуация не контролируется, – сказал я. – У нас не осталось иллюзий после того, что мы видели в Дубае и Гонконге. Теперь же мы хотим собрать в единое целое материал против торговли костью. Мы хотим доказать, что браконьерство губит африканских слонов. А для этого нам нужны контакты с людьми, которые ввели бы нас в тайную сторону дела.

Нейл был в восторге.

– Я, кажется, знаю, кто будет полезен, – сказал он. – Подождите-ка минутку. Я только звякну.

Через двадцать минут он вернулся с пивом «Таскер» и двумя большими сумками, наполненными жареными цыплятами и французским жарким. Со времени нашего малоаппетитного завтрака прошло уже двенадцать часов, так что мы поужинали с аппетитом. Мы уже почти кончили, когда сторожевые собаки подняли вой и Нейл исчез за дверью. Вскоре он вернулся в сопровождении щеголеватого темнокожего мужчины.

– Рад представить вам Косту Млэ, – сказал он.

Лиз, Коста и Нейл обменялись приветственными церемониями, которые, как мы поняли, являлись неотъемлемой частью общественного этикета в танзанийском обществе. На этом фоне наша лондонская привычка сразу вступать в дискуссии без предварительных обменов любезностями выглядела дико.

Коста пододвинул стул к столу.

– Что ж, – сказал он, когда церемонии закончились, – Нейл рассказал мне, что вы ведете расследование торговли слоновой костью. Больше всего мне хотелось бы услышать, что вы открыли в Кении.

Я изложил ему добытую там информацию, а также рассказал о пустопорожнем заседании КИТЕС в Найроби, на котором я побывал перед тем, как заняться положением дел в Танзании.

– Как себя чувствует здесь торговля костью? – спросил я. – До нас дошли сведения, что контрабандистам тут приходится выкручиваться.

– Приходится, – согласился Коста. – К каким только ухищрениям не прибегают. Ясно одно – это очень масштабное дело.

– Не обходится без Бурунди? – спросила Рос.

– Еще бы. С этой страной хлопот полон рот. Если бы не Бурунди, браконьерам было бы куда труднее вывозить кость из Африки. Эта страна замешана, по крайней мере, в двух аспектах дела. Во-первых, туда ввозится кость, добытая браконьерами в Селусском заповеднике. Она ввозится в Бурунди водителями грузовиков из Сомали. У них излюбленный маршрут – через Додому, Сингиду и затем Кигому на севере, и заканчивается он в столице Бурунди – Бужумбуре. Провезти ее через таможню – никаких проблем: Бурунди не облагает налогом все ценное, что ввозится в страну, даже если нелегально. Кость облагается налогом только при вывозе из страны.

– Вы сказали, что есть и второй аспект участия Бурунди в этом деле?

– Да, но заключается он совсем в другом. Представьте себе, что некто посылает контейнер бывшей в употреблении одежды или чего-нибудь в этом роде из Дубая в Бурунди через Танзанию. Но в таком виде контейнер до Бурунди не доходит. Где-то на полпути в Танзании грузовик останавливается, барахло из контейнера выкидывается, а на его место загружается добытая браконьерами кость. Вот тут-то начинается самое хитрое. У браконьеров есть свой человек в Таможенном управлении Бурунди. Когда браконьеры сообщают ему, что набралось достаточно груза для отправки, он вылетает в Танзанию. Встретив грузовик, уже нагруженный костью, он опечатывает контейнер печатью бурундийской таможни и выдает кучу фиктивных бумаг, снабженных официальными печатями и описывающими содержимое контейнера как разную ерунду. Но грузовик с контейнером до Бурунди не доходит. Он поворачивает назад в Дар-эс-Салам, где контейнер грузят на корабль и везут в Дубай. Проще простого.

– Как вы дознались до этого? – спросил Дейв.

Коста улыбнулся и взял кусок цыпленка.

– Мы перехватили один такой груз кости близ Додомы, когда грузовик попал в аварию. Шофер погиб, а контейнер получил столь серьезные повреждения, что груз вывалился наружу. Мы насчитали триста восемьдесят три бивня. Затем мы нашли тайник, в котором было спрятано еще девяносто два. При грузовике были все фиктивные бурундийские бумаги и печати.

Увидев, как мы потрясены услышанным, он улыбнулся.

– Пойдем завтра ко мне в офис, я расскажу вам все подробности, – заявил он.

* * *

Но понедельник начался у нас не с похода в офис Косты. Мы договорились осмотреть правительственную кладовую кости, где хранилась кость, конфискованная таможенниками со времени введения Танзанией запрета на торговлю ею. Мы назвались простыми туристами: соблюдать осторожность надо было еще строже, чем при посещении кладовой в Гонконге. Охранник выдал нам пропуска, и теперь оставалось дождаться в небольшой конторе, пока не придет человек с ключом от кладовой. На письменном столе лежала книга посетителей. Я машинально открыл ее и перелистал несколько страниц. Вдруг я остолбенел: в глаза бросилось знакомое имя. Джордж Пун.

– Дейв, можешь сфотографировать вот это? – указал я на подпись.

Дейв слегка присвистнул и поднял фотоаппарат. Но нам помешало внезапное появление стража. Дейв расстроенно посмотрел на меня, когда страж подал знак следовать за ним.

– Ничего, еще успеется, – сказал я.

Страж провел нас через две массивные двери в помещение, похожее на склеп. Тем не менее, воздух там был горячим и душным. Поначалу, после слепящего солнца снаружи, мы не могли ничего видеть, но вскоре наши глаза привыкли, и мы смотрели на тысячи и тысячи бивней, лежащих ровными рядами и подобранных по размеру и весу.

– Сколько же их здесь?! – изумилась Рос.

– Около шести тысяч бивней. Двадцать тонн.

Судя по тому, как страж помнил цифры, я догадался, что «туристы» здесь довольно частые гости. Интересно, Джордж Пун тоже объявил себя «туристом», когда побывал в кладовой конфискованных бивней? И что он делал здесь? Покупал кость?

Мы все ходили вдоль рядов. Десятки куч; большинство бивней маленькие, килограммов по пять весом. В одном углу были сложены совсем крошечные, от пяти до шестнадцати дюймов в длину.

– Так это были еще совсем детеныши! – воскликнула Рос.

– Да, – сочувственно кивнул страж, – совсем детеныши.

Увиденный нами объем конфискованного пугал. Тем не менее, большинство людей считает, что кости, как и наркотиков, конфискуется лишь малая часть того, что находятся в обороте. Но если даже то, что мы видели, было когда-то тремя тысячами слонов, сколько же их в действительности пало от пуль браконьеров в последние годы?

– Можно снимать? – спросил Дейв.

– Да, да, пожалуйста, – согласился страж.

В течение сорока пяти минут Дейв и Рос снимали фотоаппаратами, а я достал видеокамеру-«восьмерку», которую нам одолжила компания Ай-ти-эн, чтобы запечатлеть африканскую поездку. В то утро в отеле я извлек ее из металлического футляра, придававшего ей слишком профессиональный вид, и сунул в небольшой холщовый рюкзак, сочтя, что так она скорее сойдет за обыкновенную любительскую видеокамеру. Уловка сработала. Страж снисходительно смотрел, как Дейв, я и Рос снимали друг друга, бродя вдоль уложенных в ряды бивней. Потом и страж включился в нашу игру, поднимая разные бивни и определяя примерный возраст слона, которому они принадлежали.

– Этому, наверное, был годик, – сказал он, показывая пятидюймовый бивень.

– А этим? – спросил Дейв, указывая на полудюжину могучих бивней, поддерживаемых железными подпорками.

– О, это старые, – покачал головой наш гид, – весят от пятидесяти до шестидесяти кило. Принадлежали очень старым самцам. Теперь таких не найдешь. Эти бивни были конфискованы двадцать лет назад.

Мы провели в душном склепе целый час, и с нас катил градом пот. Довольные съемками, мы вернулись в контору к стражу. По-видимому, он не питал никаких подозрений к нашей работе, и я рискнул обратиться к нему с последней просьбой:

– Можно сделать несколько снимков книги посетителей? Чисто ради интереса.

Страж не возражал, и Дейв заснял несколько страниц, в том числе и с подписью Джорджа Пуна. Интересно, что сказал бы страж, если бы знал, что рука, которая вывела эту подпись, возможно, подписала смертный приговор многим из тех слонов, чьи бивни только что были у нас перед глазами!

* * *

Направляясь с визитом к Косте, мы изъявили желание повидать заодно и Фреда Львесуэлу, но нам сказали, что его нет в городе. Офис Косты располагался на десятом этаже здания министерства земель, туризма и природных ресурсов, откуда открывался великолепный вид на гавань. Он тепло приветствовал нас и, открыв запертый на замок шкаф с картотеками, вынул пухлую подшивку документов.

– Вот подробности о грузе, попавшем в автокатастрофу, о которой мы говорили вчера вечером, – сказал Коста и разложил бумаги на столе перед нами, – а есть еще материалы о другой партии слоновой кости, перехваченной в Бельгии; думаю, она вас тоже заинтересует. Она была раскрыта благодаря тому, что бельгийские таможенные чиновники заподозрили неладное, осматривая контейнеры, приплывшие из Танзании. Они шли в Дубай через Антверпен, и, по документам, в них находился пчелиный воск. Бельгийские таможенники заподозрили, что там могут оказаться наркотики, и вскрыли контейнеры. Всего в их руки попало одна тысяча девятьсот бивней.

– А этот груз как был вывезен из Танзании? – спросил я. – Тем же путем, что и груз, попавший в аварию?

– Нет. Эти контейнеры были направлены через Западную Африку, так что теперь нам ведома другая дорога, используемая контрабандистами. Вокруг этого груза было много споров. Он был адресован одной из фирм в Дубае. Они требовали переслать им его, но бельгийцы задержали груз. Они сообщили нам об этом, но нам не вернули. В конце концов они продали его за семьсот пятьдесят тысяч долларов торговцам костью, а деньги оставили у себя. – Тут Коста философски пожал плечами. – Это не первый случай, когда Бельгия оказывается замешанной в торговле слоновой костью. Очень жаль, но мы мало что можем с этим поделать. Но хорошо хоть мы нашли друг друга и сможем друг другу помогать. Ну, есть у вас еще, что рассказать о том, что вы открыли насчет танзанийской кости?

– Нам известно, что значительная часть ее весь этот год шла через Дубай, – сказал Дейв. – Только через Дубай прошло, по крайней мере, восемьдесят тонн.

В одно мгновение Коста встревожился.

– У вас есть доказательства?

– Да, мы добрались до документов в Статистическом управлении Дубая. Вот вам копии.

– Это будет весьма полезным. Мы никогда не располагали доказательствами, какое количество кости приходит в Дубай.

Рос вернула нас к разговору о Бурунди.

– Как вы думаете, что там дальше будет? Ведь они говорят, что запрещают торговлю костью. Значит, браконьеры уже не смогут использовать эту страну для вывоза?

Коста покачал головой.

– Есть указания на то, что Бурунди по-прежнему будет ввозить кость в течение ближайших лет. Рынок готовится к тому, чтобы получать кость и организовывать отправку. Похоже, торговцы уверены, что смогут подкупить или обхитрить тамошние власти. Если с правительством Бурунди договориться будет туго, боюсь, торговцы найдут путь через какую-нибудь лишенную законов страну типа Восточного Заира или через Уганду и Руанду в Момбасу. Торговцы уж как-нибудь найдут путь – они столь богаты, что кого угодно купят.

«Да, пока есть люди, согласные на подкуп, таможня Бурунди будет давать добро на ввоз в страну кости, – подумал я. – На границе ей заслона не поставить».

– А что, если ввести патрулирование дорог в Танзании? Нельзя ли остановить вывоз этих контейнеров путем регулярных проверок на дорогах? – спросил Дейв.

Коста встал и подошел к карте на стене.

– Если бросить все наши ресурсы на патрулирование участка дороги, ведущего в Кигому, я думаю, мы могли бы в два счета пресечь контрабанду: большая часть нелегальной кости идет именно этим путем. Вообще-то был такой план, но с ним пришлось расстаться: это обошлось бы чересчур дорого. Танзанийское правительство не в силах тратить деньги на подобные вещи, мы небогатая страна.

В общем, за краткое время нашего знакомства, Коста сообщил нам ценнейшие сведения о тайнах торговли костью; я же чувствовал, что, кроме краткого отчета о наших открытиях в Дубае и в Гонконге, мы очень мало дали ему взамен.

– А мы-то чем можем помочь вам, Коста? – спросил я.

– Мне хотелось бы от вас две вещи, – подумав, ответил он. – Постарайтесь разузнать как можно больше о людях, связанных с конечной стадией торговли костью. И главное, выведайте, кто у них агенты в Африке. Если бы мы могли разоблачить их, это дало бы нам шанс взять ситуацию под контроль.

* * *

Следующим, с кем у нас состоялась встреча, был егерь по имени Рекс – тот самый, с кем его коллега Джезон советовал нам не слишком откровенничать. Крепкий детина, с характером под стать самому Хемингуэю. Хотя он мельком поглядел на нашу карточку «Фильм-Лондон», похоже, он и не подозревал, что ему что-то могут вменить в вину. Во всяком случае, он явно не считал, что трое жалких киношников представляют для него какую-то угрозу.

– Что мне известно о нелегальной охоте на слонов? – недоверчиво повторил он наш вопрос. – Вам пришлось бы арестовать половину дипкорпуса в этой стране, если хотите ее прекратить. Они творят что хотят, а потом отсылают кость домой в своем багаже под прикрытием дипломатического иммунитета. – (Судя по манере изложения, он находил сие весьма забавным.) – Я сам возил эту дипломатическую братию на охоту на слонов, – добавил он. – Сунут десяток-другой баксов, чтобы егерь отвел глаза. Но это не самое страшное.

– О! Что же тогда самое страшное? – вступила Рос.

– Эти посольские – настоящие разбойники с большой дороги, – сказал Рекс. – Мало им подстрелить парочку слонов для собственного удовольствия, так они нанимают целые банды, которые стреляют для них слонов, а затем вывозят кость тоннами в дипломатическом багаже. Чтобы припереть их к стенке, полиция должна застать их тепленькими, с добытой костью. Но если кость погружена в дипломатическую машину, полиция бессильна: машина тоже подпадает под дипломатический иммунитет.

– Какие посольства замешаны в этом? – спросил я.

– Секрета нет. Можете даже прочитать об этом в наших газетах, – ухмыльнулся он. – Об этом пишут, когда поймают. Иранцы, пакистанцы, китайцы… Все кому не лень. А чего ж? Ведь никакого риска!

– А как насчет сафари? – спросил я. – Уж там-то все должно быть по правилам.

– Не смешите меня, – сказал Рекс. – Слушайте, как все это происходит. Вы, допустим, берете лицензию на отстрел одного слона, леопарда – кого закажут. Вот вы стреляете слона. Но он не такой уж крупный. Ваш клиент, старый толстопузый американец, который только что выложил двадцать пять тысяч долларов за сафари, недоволен. Брюзжит: мол, бивни больно малы. Что же вы делаете? Поджидаете другого слона с более крупными бивнями. С вами егерь, который, считается, что надзирает за тем, чтобы вы соблюдали правила. Вы суете ему десять – двадцать долларов, чтобы он отвернулся, и стреляете крупного слона. Ну, американец доволен, увозит с собой крупные бивни, а у вас остается еще пара бивней на продажу. А кто проверит? Многие так делают. Если так не делать, то прощай бизнес: второй раз клиент на сафари не поедет. Понимаю, слонам от этого туго, но… – тут Рекс пожал плечами, – нам-то жить тоже хочется!

* * *

– Карибу, – улыбнулась Лиз, когда мы вошли в офис Общества сохранения живой природы Танзании. И она, и Нейл всегда приветствовали посетителей этим словом, что на языке суахили означает: «Добро пожаловать».

– Входите сюда, ребята. – Нейл привел нас в свою святая святых – небольшую комнату, где он занимался как своей инженерной специальностью, так и делом сохранения природы. – Здесь еще кое-кто ищет встречи с вами.

Когда мы вошли, со стула встал сидевший в комнате мужчина.

– Сидни, познакомьтесь: вот Рос, Дейв и Эллан. А это Сидни Мабавики, танзанийский журналист. Он расследует ту же проблему, что и вы. Примите к сведению. Возможно, вас что-то заинтересует. Вот плоды его труда.

Нейл подал мне толстую оранжевую папку. Чем дольше я листал страницы, тем больше во мне возрастал интерес. Истории, связанные с нелегальной торговлей костью, одна любопытнее другой. И все расписано в самом доходчивом виде – даты, места событий, имена, количества – все на своем месте. Папка Сидни соперничала бы с любым полицейским досье, когда-либо существовавшим. Я передал Дейву и Рос для изучения пачку листов.

– Впечатляет. Сколько же времени вы все это собирали, Сидни? – спросил я наконец.

– Да собирал уже три года, когда встретил мистера Бейкера. Он помог мне пополнить эти сведения, – скромно сказал Сидни. – Меня всегда беспокоила браконьерская охота за костью. Захотелось составить картину того, что происходит в Танзании.

– Вы публиковали что-либо из ваших данных?

Сидни покачал головой.

– Если будет возбуждено дело, я, конечно же, дам материал на страницы своей газеты. Но, исходя из нынешнего положения вещей в Танзании, было бы неразумно привлекать внимание к своей работе. Думаю, многие жаждали бы остановить меня. Сами понимаете.

– Довелось ли вам раскрыть какую-либо организацию за спиной браконьеров?

Сидни кивнул.

– Мне известно следующее. Первоначальным пунктом сбора кости является Ифакара. Отсюда кость переправляют в маленьких машинах на потайные склады в Дар-эс-Саламе. Для вывоза кости из национальных парков и заповедников используются различные пути. Больше всего кости идет из Селусского заповедника. На складах в Дар-эс-Саламе ее перегружают в фургоны и разными путями везут в Бурунди.

– А как контрабандистам удается избежать разоблачения? Что, если полиция остановит их до того, как они доберутся до Бурунди? – спросил Дейв.

– А, – улыбнулся Сидни. – Есть три способа. Первое – это когда тайник находится в самом фургоне. Он отделен от основного отсека, загружается и разгружается через крышу. Таким образом, если длина фургона десять метров, то на основной отсек приходится только восемь.

Я кивнул. Видно, Коста рассказывал нам именно о таком грузовике, попавшем в аварию.

Сидни взял со стола Дейва лист бумаги и начертил нам примитивную схему грузовика.

– Другой способ – иметь на грузовике большие топливные баки с каждой стороны, по шестьсот литров каждый. – Он нарисовал два бака, похожие на торпеды, с каждой стороны грузовика. – Шоферы говорят, что им нужен запас топлива, чтобы пройти до Бурунди без дозаправки. – Он прокашлялся. – Один бак действительно заполняется топливом, а второй костью. Но даже если их и поймают, все равно отмажутся. Грузовик сопровождает легковая машина, а у водителя деньги. Если полиция останавливает грузовик, они просто суют взятку и следуют дальше.

– А третий путь? – спросила Рос.

– Третий заключается в использовании опечатанных контейнеров. Договариваются с подкупленным человеком на бурундийской таможне, тот тайком выезжает навстречу контейнерам, опечатывает их и снабжает бумагами – «Транзитный груз, следующий в Бурунди». Таким образом, даже если грузовик будет остановлен по пути в Бурунди, контейнер не может быть вскрыт.