Текст книги "Дворец свечей (ЛП)"

Автор книги: Девни Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Но я надеялась войти в более привычный распорядок дня. Хаотичная работа дежурной медсестры, прыгающей между сменами и этажами, была не для меня. Папа всегда говорил, что мое второе имя должно было быть Рутина.

Не имея опыта работы в ожоговом отделении, менеджер предупредила меня, что все будет ужасно. Затем она предложила мне работу, еще раз предупредив, что это, скорее всего, временно. Администрация больницы согласилась открыть это отделение в качестве пробного, и если оно не будет работать хорошо, то закроется в течение года.

Пока что оно превзошло все ожидания. Семьям в отдаленных районах Монтаны или Айдахо больше не приходилось проделывать долгий путь до Сиэтла или Солт-Лейк-Сити, чтобы навестить своих раненых близких. И хотя в этих городах пожарные части были в четыре или пять раз больше, чем у нас, местоположение было на нашей стороне. Несмотря на то, что наше подразделение было начинающим, они предпочли остаться здесь и быть поближе к дому.

То, что больница пошла на это в качестве эксперимента, вероятно, было причиной, по которой они выбрали меня медсестрой. Как поплавок, меня было легко заменить, что было для меня удачей. Эта работа стала самым интересным занятием в моей жизни.

У меня было не так уж много друзей. В выходные дни я предпочитала уют своей маленькой квартиры, окруженная книгами, фильмами и разнообразным чаем.

Все во мне было скучным, даже мое имя: Сара Фостер.

Я не знала, как добавить остроты в свою жизнь. Я хотела поехать в отпуск и вернуться с рассказами о приключениях. Но как? Я избегала толп, потому что они заставляли меня нервничать. У меня не было денег на дорогу. А двадцатитрехлетняя одинокая женщина, совершающая авантюрные поступки в одиночку, сопряжена с риском. Теперь, когда папы не стало, у меня не было компаньона, которого я могла бы взять с собой. И пока я не нашла его, я была довольна тем, что оставалась дома, в своей зоне комфорта.

Единственное, что было захватывающим в моей жизни на данный момент – это работа здесь. Я была особенной для своих пациентов. Здесь я не чувствовала себя такой скучной.

С нагруженными припасами руками я вышла в коридор, сосредоточившись на том, чтобы не оставлять стерильные упаковки на полу. Я поправила марлевый пакет, чтобы он не соскользнул, затем подняла глаза как раз вовремя, чтобы врезаться в высокую фигуру.

– Ах! – Я ахнула, пятясь назад на каблуках, стараясь ничего не уронить.

– Сара. – Руки доктора Вернона обхватили меня за плечи, чтобы поддержать. – Мне жаль. Я тебя не видел.

– Все в порядке, – выдохнула я, восстанавливая равновесие. – Я в порядке. – Я слегка улыбнулась доктору Вернону, давая понять, что он может отпустить меня, но его хватка оставалась крепкой.

– Ты уверена? – Его взгляд задержался на моих губах.

Я кивнула, водя плечами, пока не освободилась. Затем я отвела взгляд, жалея, что мои светло-рыжие волосы не были распущены, чтобы прятаться за ними, а собраны в конский хвост.

– Эм, спасибо.

Это было странно, не так ли? Вероятно, он продержался всего на три секунды дольше положенного, но то тревожное чувство, которое я испытывала рядом с ним в последнее время, вернулось в эти секунды с полной силой. Неужели мой замкнутый образ жизни сделал меня параноиком? Может быть, если бы я чаще выходила на улицу, то лучше умела бы оценивать внимание мужчины.

– Я направляюсь в палату нашего нового пациента, – сказал он, улыбаясь.

– Отлично. Я тоже. – Я выдавила улыбку, следуя за ним в палату, но держась на несколько шагов позади.

Доктор Вернон постучал в дверь костяшками пальцев. Его руки соответствовали остальному телу, худые и длинные. У него было красивое лицо, и в то время как большинство незамужних женщин в округе, казалось, заискивали перед ним, он просто мало чем привлекал меня. Его глаза. Они были слишком острыми.

Я всегда питала слабость к мужчинам с добрыми глазами.

– Доброе утро, – объявил доктор Вернон, входя в палату Майло.

Майло вздрогнул, когда доктор Вернон включил свет. Его резкое появление было определенно не в моем стиле, но я держала рот на замке. Майло медленно повернул голову, его веки с трудом открылись из-за действия успокоительных.

Я положила свои принадлежности на стойку у дальней стены и держалась подальше от кровати. Высокая фигура доктора Вернона и его лабораторный халат почти полностью закрывали мне обзор, когда он склонился над Майло и осмотрел раны.

– Как вы себя сегодня чувствуете?

Ответом Майло был страдальческий стон.

Доктор Вернон прислонился к краю кровати.

– Сегодня мы собираемся приступить к осмотру ожогов на ваших ребрах, Майло. Мы позаботимся о том, чтобы у вас была местная анестезия. Но учитывая степень повреждения нервов в этой области, я сомневаюсь, что вы что-то почувствуете. Так что хорошенько позавтракайте, съешьте столько, сколько сможете, а потом я вернусь примерно через час, чтобы начать. А пока Сара проверит ваши перевязки.

С кровати донеслось приглушенное согласие, и доктор Вернон отошел в сторону.

– Вернусь через некоторое время.

Я кивнула, ожидая, пока он выйдет из комнаты, прежде чем собрать свои принадлежности и подойти ближе к Майло.

– Здравствуйте, мистер Филлипс. Меня зовут Сара. Сегодня я буду вашей медсестрой.

Он кивнул, его глаза приоткрылись, затем снова закрылись, не имея сил держать их открытыми.

– Майло.

Майло. Его нежный голос привлек мое внимание. Это был всего лишь шепот, но он наполнил палату насыщенным, ровным гулом.

Я улучила минутку, пока его глаза были закрыты, чтобы изучить его лицо. Он коротко подстригал свои темные волосы. Достаточно коротко, чтобы на ощупь они были мягкими, как бархат. Его челюсть была покрыта щетиной. Линия его носа была прямой, за исключением маленького плоского пятнышка прямо под переносицей. Ресницы у него были недлинные, но густые и темные. Предмет зависти этой светловолосой девушки, которой приходилось наносить несколько слоев туши, чтобы подчеркнуть свои зеленые глаза.

Майло был красив. И учитывая, что он был моим пациентом, эта мысль была совершенно неуместной. Я оторвала взгляд от его лица и сосредоточилась на том, чтобы достать пару латексных перчаток из коробки на стене.

Я никогда раньше не находила пациента красивым. Хотя, конечно, такое случалось другими медсестрами в их карьере. Я могла бы проигнорировать это. Я, конечно, не собиралась ничего делать с этим. Должна ли я уйти? Поменяться палатами с Ким?

Я отбросила эту идею. Это было ничто. Ну и что с того, что я подумала, что губы Майло Филлипса были идеального бледно-розового оттенка? Я могла бы восхищаться ими и при этом оставаться профессионалом. Я все еще могла лечить его ожоги.

Я натянула перчатки и подошла к Майло. Затем я разорвала упаковку стерильной марли. Я открыла рот, чтобы объяснить Майло, что я собираюсь сделать, но слова застряли у меня в горле, когда я встретилась с его взглядом.

Кофейного цвета глаза Майло были открыты и устремлены на меня.

Вся скука исчезла, его радужки стали ясными и сосредоточенными. Коричневое кольцо вокруг его зрачков стало светлее, переходя в коричневый цвет, такой темный, что по внешнему краю он казался почти черным. На первый взгляд кто-то мог бы назвать их грязными. Но поскольку мне ничего не оставалось делать, кроме как смотреть в ответ, я нашла его глаза завораживающими.

У него были добрые глаза.

Мое лицо вспыхнуло от осознания того, что я смотрю на пациента.

Я моргнула, опустив подбородок. Затем я сосредоточилась на своих руках и пакете с марлей. Осторожно, так нежно, как только могла, я начала снимать повязки с его руки.

– Мне жаль. Может быть больно, когда я буду менять тебе повязки.

Майло застонал, и этот звук заставил меня поднять глаза. Он моргнул раз, потом два. Сосредоточенность, которая была у него всего несколько секунд назад, исчезла, и его глаза снова затуманились. На этот раз туман был не от сна или успокоительных, а от боли.

Какие бы мысли ни были у меня несколько секунд назад о красивом лице Майло, они улетучились, унесенные из палаты пронзительным криком боли Майло.

Сначала всегда плохо, но потом станет лучше.

То, что случилось с Майло, должно было стать самым худшим.

Глава 2

САРА

– Мне больше нравился этот парень, когда он был без сознания, – пробормотал сотрудник кафетерия. Он только что доставил тележку с едой для отделения, разнося подносы с обедом для пациентов в каждую палату.

Всю дорогу от сестринского поста я слышала, как Майло жаловался, что не голоден. Затем раздался грохот и безошибочно узнаваемый звук металлической посуды, звякнувшей об пол.

Я подошла к дверному проему как раз в тот момент, когда сотрудник пытался скрыться. На его халате были пятна лазаньи и пудинга.

– Извини, – сказала я ему. – Ему очень больно.

Сотрудник нахмурился.

– Но это все равно не причина швырять вкусную еду на пол.

– Я приберусь. – Я обошла его и направилась к двери. – Прости.

Я не была уверена, почему извиняюсь от имени Майло. Этот человек был ужасен по отношению ко всем с тех пор, как проснулся вчера утром. Я бы списала его со счетов как придурка, но его невнятные проклятия и сердитые взгляды никогда не были направлены в мою сторону. По большей части он отказывался смотреть на меня, когда я была в комнате. Его глаза почти всегда были закрыты. Но когда наши взгляды встречались всего на несколько коротких секунд, он всегда был полон раскаяния. Чутье подсказывало мне, что Майло, который быстро срывался на своих родителях и лаял на доктора Вернона, не был настоящим Майло.

Настоящий Майло был где-то спрятан под сильной болью и разочарованием.

Пока сотрудник кафетерия шел по коридору, толкая перед собой пустую тележку, я подошла к шкафу за стопкой полотенец. Прежде чем войти в палату Майло, я сделала глубокий вдох, затем постучала в дверь – все еще приоткрытую – и толкнула ее внутрь.

– Майло, тебе нужно поесть, – сказала его мать, стоя в ногах его кровати.

– Я, блять, не голоден.

– Пожалуйста. – Ее плечи опустились, но, когда она поймала меня краем глаза, они выпрямились. – О, привет, Сара. Я так сожалею об этом. Я приведу все в порядок.

Она была в порыве движения, кружась по кругу, пытаясь решить, что убрать в первую очередь. Ложку. Пакет молока. Перевернутую тарелку. Полоску шоколадного пудинга на стене. Ее каштановые волосы были зачесаны назад, давая мне возможность хорошо разглядеть слезы, которые она пыталась скрыть.

Я кладу свои полотенца на стол.

– Миссис Филлипс, можно вас на пару слов в холле?

Ее глаза расширились. Может быть, она ожидала, что я скажу, что Майло выгоняют, но она кивнула и последовала за мной на улицу. Я прикрыла дверь, когда она обхватила себя руками за живот.

– Мне так жаль, Сара. Он не такой. Он такой милый и заботливый мужчина. Я не…

– Все в порядке. Правда.

– Я не хочу, чтобы ты думала, что он плохой человек.

Я ободряюще улыбнулся ей.

– Я и не думаю. Люди сами не свои, когда им так больно.

– Я никогда не видела его таким, – прошептала она дрожащим голосом. В ее глазах был страх. Страх за боль своего сына. Страх, что он может не выздороветь и не вернуться к сыну, которого она знала.

– Сначала всегда плохо, но потом станет лучше, – пообещала я. – Но все наладится.

Она кивнула, ее глаза были расфокусированы и полны слез.

– Я ненавижу это. Я чувствую себя беспомощной.

Не так давно я слышала то же самое от матери Луны, когда она упала в мои объятия и заплакала. Что помогло ей, так это цель, например, сделать прическу Луне. Может быть, небольшое задание помогло бы и маме Майло тоже.

– Если вы хотите чем-нибудь заняться, вы могли бы сходить в кафетерий и принести молочный коктейль.

– Молочный коктейль?

Я кивнула.

– Прямо сейчас Майло накачивают жидкостями и электролитами, пока мы пытаемся привести его в равновесие. Я не удивлена, что он не хочет есть. Лекарства и боль могут лишить вас аппетита. Но ему действительно нужно поесть.

Сейчас ему требовалось больше калорий, чем до травмы, чтобы дать своему организму энергию для выздоровления. Но это была распространенная проблема. Пациенты на этой стадии выздоровления редко были голодны. Поэтому мы дополняли блюда молочными коктейлями и протеиновыми смузи, пока к ним не возвращался аппетит.

– Ладно. Какой вкус?

– Выберете что-нибудь любимое. И не торопитесь. Я побуду с Майло, пока вы не вернетесь.

– Кирк скоро вернется. Он отошел сделать несколько звонков.

– Я буду здесь.

Теперь, когда ей дали занятие, на ее лице отразилось облегчение – и короткая передышка от стресса, вызванного палатой Майло.

– Спасибо вам, Сара.

– Пожалуйста, миссис Филлипс.

– Пожалуйста, зови меня Терезой. У меня такое чувство, что к тому времени, когда мы покончим со всем этим, мы станем семьей. – Тереза одарила меня последней улыбкой, затем повернулась и пошла по коридору. Через несколько шагов ее плечи опустились ниже ушей.

Она была хорошей матерью. Я познакомился с ней только вчера, но хороших людей было легко заметить. Им было так же больно, как и их детям, даже когда их сыновья были взрослыми мужчинами, чьи палаты нуждались в уборке.

Я толкнул дверь, на этот раз не постучав. Мой взгляд мгновенно метнулся к Майло.

Его голова покоилась на двух подушках. Его глаза были крепко зажмурены, а челюсть подергивалась, когда он крепко сжимал ее.

Мне следовало бы разозлиться из-за разбросанного по комнате обеда, но все, что я чувствовала – это грусть за Майло.

Не говоря ни слова, я подняла с пола металлическую крышку. Затем я собрала нож и бумажную салфетку и положила все это на стол Майло. Должно быть, он ногой отодвинул столик от кровати, потому что тот стоял под странным углом. Сила удара, вероятно, отправила поднос с обедом в полет.

– Не надо, – сказал Майло, его голос остановил меня прежде, чем я успела взять его вилку.

– Что «не надо»?

– Не поднимай. Я сделаю это. Это моя вина.

Я сдержала смех. Он ни за что не смог бы передвигаться и убрать тот беспорядок, который сам же и устроил. Поэтому я проигнорировала его и подошла к раковине, намочив уголок полотенца.

– Тебе нужно поесть. Еда или трубка для кормления. Учитывая все трубки, к которым ты сейчас подключен, я предполагаю, что ты предпочел бы не добавлять еще одну, засунутую тебе в нос.

– Не особенно.

– Тогда ешь. Пожалуйста.

– Я не голоден.

– Это не имеет значения, – сказала я ему, подходя к груде лазаньи на полу, прикрытой перевернутой тарелкой. – Тебе нужны белок и калории для восстановления и поддержания мышечной массы. Так ты собираешься есть?

Он проворчал что-то в знак согласия.

Я закончила убирать беспорядок и поставила грязную посуду на поднос у раковины, чтобы помощники убрали ее позже. Я приводила палату в порядок как раз в тот момент, когда в палату вошел Кирк, отец Майло.

– Привет, всем. – Он бросил на меня короткий взгляд, затем подошел к кровати своего сына и, наклонившись поближе, сказал: – Поговорил с Бо. Джесс вне опасности, и с ним все будет в порядке.

Вздох Майло наполнил палату.

– Слава Богу.

Кто такая Джесс? Коллега? Родственница? Подружка?

– Какие планы на сегодня, Сара? – спросил Кирк, занимая место в углу. Прежде чем я успела ответить, он заметил, что Тереза ушла. – Где твоя мама?

Майло молча уставился себе на колени.

Кирку потребовалось не больше секунды, чтобы найти поднос у раковины и кучу испачканных едой полотенец. Но вместо того, чтобы отругать своего сына, Кирк просто одними губами извинился передо мной и опустил взгляд в пол.

– Тереза пошла в кафетерий купить Майло молочный коктейль, – сказала я Кирку.

– Ладно. Я пойду найду ее. – Он поднялся со стула, но прежде чем уйти, остановился в изножье кровати Майло, чтобы сжать ногу сына через одеяло.

Когда он вышел из палаты, низкий голос Майло был не громче шепота.

– Я бы хотел, чтобы они ушли.

– Почему? – Если бы мне было так больно, все, чего бы я хотела – это чтобы мой отец был рядом. Это было невозможно теперь, когда он умер.

– Это моя собственная чертова вина, что я здесь. Мне не нужно, чтобы они слонялись без дела, отставали от дел дома и заставляли меня чувствовать себя еще более виноватым, чем я уже чувствую.

Здесь были пациенты, которые убили бы за то, чтобы их родители сидели рядом с ними. Чтобы был кто-то, кто мог бы посочувствовать их боли. Тереза и Кирк были здесь, чтобы поддержать его и облегчить некоторые из своих собственных забот. Больно им или нет, но со стороны Майло было нечестно желать им этого.

– Они здесь, потому что им не все равно. Потому что они волнуются и любят тебя. – Прозвучало злее, чем я планировала. – Тебе повезло, что они у тебя есть.

Майло подхватил мой тон.

– Какое тебе до этого дело?

Это был первый раз, когда он набросился на меня. Он был прав, это было не мое дело. Но его сердитый голос пронзил меня, как острый нож, и я отпрянула от кровати.

– Никакого. Извини меня.

Я выскочила из палаты, направляясь в кладовую. Мне нужно было несколько мгновений побыть одной, чтобы отстраниться и исцелить свою гордость. Мне следовало держать рот на замке. Динамика его семьи меня не волновала.

Зачем я ввязалась? Раньше у меня никогда не было проблем с тем, чтобы оставаться в стороне. Единственной семьей, которую я когда-либо по-настоящему узнала, была семья Луны, и это было не столько из-за того, что я навязывалась, сколько из-за того, что они втягивали меня внутрь.

Почему я была так обеспокоена и увлечена ситуацией с Майло? Я знала его всего один день. Но эти чертовы добрые глаза завладели мной.

Вчера, когда я меняла ему повязки, он вскрикнул только один раз. Только один раз, в тот самый первый раз. С тех пор он держал все это в себе. Когда доктор Вернон пришел, чтобы обработать один из самых больших ожогов на торсе Майло, он лежал как статуя.

Мне было бы все равно, если бы он завопил. Стыдиться было нечего – если крик или рыдания помогали кому-то пережить боль, то я была полностью за это. Но Майло держался как скала, выдерживающая грозу.

Я никогда раньше не видела такой выносливости.

Даже несмотря на морфий и обезболивающие средства, нанесенные на эту область, Майло испытывал боль. Его кулаки и ноги дрожали, пока он переносил процедуру доктора Вернона. Скрежет его зубов был самым громким звуком в операционной.

Майло не просил больше лекарств или закиси азота. Вместо этого он лежал там, принимая боль так, словно это было епитимьей¹.

Вчера он вызвал у меня симпатию своей храбростью. И сегодня я нашла его таким же красивым, как всегда.

Даже с ожогами, даже с его сломленным духом, у Майло Филлипса был такой блеск в глазах, когда он смотрел на меня, что заставлял мое сердце учащенно биться. Он был как магнит. Что мне следовало сделать, так это перейти сегодня на другую сторону отделения. Мне следовало оставить Майло в покое.

Но когда Ким спросила, какие палаты я хотела бы взять, я не колебалась ни секунды.

Теперь я сожалела об этом. Теперь, когда я выставила себя дурой, думая, что имею право указывать Майло, как он должен относиться к своим родителям.

Что со мной не так? Я переступила черту. Я должна была перед ним извиниться.

Я покачала головой и собрала новые повязки, не торопясь, чтобы мой стыд исчез. Затем, снова вооружившись, я вернулся в палату Майло.

Он был один, но в его забинтованной руке был стакан молочного коктейля, а к губам поднесена зеленая соломинка.

Я приподняла уголки рта, чтобы скрыть победоносную улыбку. Молочный коктейль был хорошим началом. Он, по крайней мере, услышал кое-что из того, что я сказала ранее.

– Мне жаль. – Его извинения застали меня врасплох, потому что я собирался сказать то же самое.

– Нет, это моя вина. Ты был прав. Это не мое дело.

– Я веду себя как осел. – Он уронил голову обратно на подушки и закрыл глаза. – Я не знаю, что со мной не так.

– Тебе больно. Не кори себя. – Я подошла к его кровати и выключила свет над ним.

– Спасибо. – Он вздохнул, морщины на его лбу разгладились. Майло всегда казался спокойнее в темноте.

– Доктор Вернон хочет сегодня промыть ожоги на твоих руках, – сказал я ему. – У него есть еще несколько пациентов, в очереди перед тобой, но потом он придет, и мы начнем. Итак, сначала я хочу проверить повязки на твоем животе и груди. Мы их сменим, а потом ты сможешь отдохнуть, пока не придет время.

Он едва заметно кивнул мне, продолжая потягивать свой молочный коктейль.

Мне не потребовалось много времени, чтобы сменить ему повязки, даже при тусклом свете, проникающем из зашторенного окна и ванной комнаты за моей спиной. Вчера доктор Вернон удалил большую часть мертвой серой кожи с туловища Майло и сегодня сделает то же самое с его руками. Майло лежал совершенно неподвижно, даже не дергаясь, пока я меняла бинты на его ожогах третьей степени.

Нервам в этих местах был нанесен такой сильный ущерб, что я сомневалась, что он почувствует мое прикосновение. Именно когда я начала обрабатывать его ожоги первой и второй степени, я услышала знакомый звук скрежещущих зубов.

– Прости, – прошептала я.

Он хмыкнул.

Я дотронулась до болезненного места, снимая старую повязку, пропитанную желтыми, оранжевыми и красными пятнами. Майло вздрогнул так сильно, что затряслась кровать.

– Поговори со мной, – сказал он сквозь стиснутые зубы.

– О чем?

– Не имеет значения.

– Хорошо. – Я кивнула, оглядывая палату в поисках темы для разговора. Мой взгляд упал на чайный светильник Луны, который я оставила здесь вчера. Я была так отвлечена его красивым лицом и этими пьянящими глазами, что забыла рассказать ему. – Этот чайный светильник – подарок от твоей соседки. Я уверена, что ты скоро с ней познакомишься. Она взяла за правило представляться всем подряд. Просто не… не пялься.

– Все так плохо?

Я встретилась с ним взглядом, и мои глаза смягчились.

– Здесь у всех все плохо.

Я не могла рассказать ему о ситуации с Луной, да мне и не пришлось бы этого делать. Луна рассказала бы об аварии любому, кто смотрел бы на ее шрамы больше пяти секунд. Я думаю, это помогало ей справиться с этой новой реальностью и ее новой внешностью. Она рассказывала историю о своих шрамах, и это сделало их менее пугающими.

– Когда она впервые приехала сюда, я часто сидела с ней по ночам. Ее родители не всегда могли оставаться, потому что у нее есть младший брат и сестра. Поэтому я оставалась после своей смены, чтобы составить ей компанию.

Пока я говорила, Майло расслабился, напряженные мышцы его живота расслабились. Он не был громоздким, но у него было крепкое, подтянутое тело. Он был высоким, его лодыжки свисали с кровати, когда он полностью вытягивался. И он был худощавым – почти долговязым – но ему это шло. Стоя, он возвышался бы надо мной. Эти длинные руки, вероятно, заключили бы меня в объятия.

Майло не носил обручального кольца, но, насколько я поняла у него была девушка. Эта мысль вызвала вспышку ревности. Была ли у него девушка? Была ли это Джесс, о которой упоминал Кирк?

Это не имело значения, потому что он был пациентом.

Единственное объятие, которое я когда-либо получу от Майло, будет прощальным объятием, когда он будет покидать эту больницу, и больше я о нем ничего не услышу.

– Так зачем тогда чайный светильник? – спросил Майло.

– Она коллекционирует их с тех пор, как приехала сюда. Она сказала мне, что не хочет бояться огня всю свою жизнь, поэтому она собиралась окружать себя им до тех пор, пока не перестанет бояться. Очевидно, что настоящие свечи в больнице использовать нельзя. Но я нашла в сувенирном магазине чайный светильник на батарейках, и он как бы стал нашей фишкой. Я приношу ей по одному каждые несколько дней, но другого цвета.

Моя латексная перчатка задела один из ожогов Майло, и все его тело дернулось.

– Прости.

Его глаза оставались закрытыми, пока рука шарила по одеялу к краю кровати, пальцы искали кнопку, прикрепленную к капельнице. Он нашел ее и, поднатужившись, ввел себе еще одну дозу морфия.

Я подождала минуту, давая лекарству время пройти через капельницу.

Саморегулирующиеся обезболивающие всегда заставляли меня нервничать. Я не хотела, чтобы мои пациенты испытывали сильную боль, а механизмы имели пределы, но, тем не менее, я наблюдала, как слишком много бывших пациентов выходили за дверь с рецептами, которые превратились в зависимость.

Для пострадавших от ожогов было обычным делом пристраститься к опиоидам. Боль от ожоговых ран не проходила даже после того, как кожа зажила. Шрамы часто болят независимо от того, сколько прошло времени.

После того, как трое недавних пациентов поступили на реабилитацию, администрация больницы созвала совещание персонала ожогового отделения. Хотя нам все еще разрешалось ставить нашим тяжелым пациентам саморегулируемые капельницы, нас проинструктировали внимательно наблюдать.

Все, что сделала эта встреча – это заставила меня понервничать. С Луной я зорко наблюдала за ее обезболиванием, и, к счастью, в течение нескольких недель она принимала только лекарства, отпускаемые без рецепта.

Я отбросила свои опасения за Майло подальше. Он был на ранней стадии. Ему нужен был этот морфий. У нас будет достаточно времени, чтобы отучить его от обезболивающих, как только его ожоги начнут заживать.

– Готов к тому, что я продолжу? – мягко спросила я.

Еще один едва заметный кивок, и я возобновила свою работу. И свою историю.

– Твоя соседка хотела, чтобы у тебя была чайная лампа. И она хотела, чтобы я передала тебе добро пожаловать во Дворец свечей. Это то, как она называет наше отделение.

Я закончила последнюю смену повязки на торсе Майло, вернув его халат на место. Резинка на его боксерах была низко спущена, от пупка вниз тянулась дорожка волос. Мой взгляд задержался, опускаясь ниже, и – Сара! Моему лицу было так жарко, что я почувствовала, как на висках выступили капельки пота.

Черт возьми, я была медсестрой. Обнаженная фигура мужчины не была загадкой. Это были просто лобковые волосы. Под этими боксерами был просто пенис. Так почему же я пялилась так, словно за этим зеленым хлопком в клетку скрывались королевские драгоценности?

Большинство пациентов мужского пола даже не утруждали себя нижним бельем. Они позволяют своим халатам и больничным одеялам прикрывать их обнаженные тела. Но большинству из них ставили катетеры на этом этапе выздоровления, когда они испытывали слишком сильную боль, чтобы вставать с кровати.

Только не Майло.

После вчерашней процедуры он сказал доктору Вернону, что катетер нужно убрать. Доктор Вернон отказался вынимать его, поэтому Майло заявил, что сделает это сам.

Его рука была в нескольких дюймах от быстрого рывка, когда доктор Вернон оттолкнул руку Майло и неохотно вынул катетер.

Мужчины. Должно быть, было больно ложиться в постель и вставать с нее только для того, чтобы сходить в туалет, но Майло был полон решимости.

Тереза пришла час спустя с пластиковым пакетом из «Таргета» и двумя упаковками по шесть штук свободных боксеров.

– Почему? – хмыкнул Майло.

Почему? Почему что? Мои глаза расширились, а тело напряглось. О чем мы вообще говорили? Я заблудилась в тумане боксеров Майло.

– Хм?

– Дворец свечей. Почему она его так называет?

– О. – Мой позвоночник расслабился, когда мои страхи отступили. – О, это просто название.

– Это не просто название. Скажи мне, – взмолился он. – Пожалуйста.

Должно быть, подействовало обезболивающее, потому что его глаза все еще были закрыты, но не зажмурены. Его руки больше не были сжаты в кулаки. И его мучительное мычание теперь превратилось в различимые слова.

– Я не хочу, чтобы ты думал, что она бесчувственная. Это немного нездорово.

– Я полицейский.

Значит, он видел нездоровых?

– Эм…

– Я не буду думать, что она бесчувственная.

Я глубоко вздохнула.

– Она думает о каждом здесь как о свече. Буквально. Это место далеко не дворец, но она подросток, и сарказм течет по ее венам. Поэтому… Дворец свечей.

– Дворец свечей. – Уголок его рта приподнялся. – Умно. И болезненно. Мне нравится.

– Никому больше не говори. Пожалуйста. Я не думаю, что другие поймут…

– Сара. – От его богатого тембра моего имени у меня подкосились колени. Произносил ли он вчера мое имя? Нет. Я бы запомнила это. В его голосе мое имя не прозвучало уныло. – Секрет в безопасности.

– Спасибо, – выдохнула я, моя грудь вздымалась, щеки снова запылали.

Я должна была убраться отсюда, пока он не увидел, какой эффект он на меня производит. Прежде чем он увидел сквозь мой хрупкий фасад то, как он меня привлекает и то, что я не смогла это скрыть.

Я собрала все испачканные повязки, скомкав их в подушечку, положенную у ног Майло. Затем я выбросила их в мусорное ведро вместе со своими перчатками.

Подойдя к раковине, я яростно вымыла руки, позволяя шуму воды заглушить любые посторонние звуки. Просто нахождение в комнате Майло заставляло меня нервничать. Я не была хорошей медсестрой для него, потому что мое сердце бешено колотилось при звуке его голоса. И потому что от его натурального древесного аромата у меня кружилась голова.

Я закончила мыть руки, зная, что правильным поступком было бы развернуться, попрощаться и найти Ким, чтобы поменяться палатами. Но когда я обернулась, его темные глаза смотрели выжидающе.

Они умоляли меня не уходить.

– Я должна.

Майло наморщил лоб.

– Хмм?

– Иди. Я должна идти, – с трудом пришла я в себя. – Я, э-э, вернусь, когда доктор Вернон будет готов принять тебя.

Майло возвел глаза к потолку. Выражение умиротворения, которое было у него несколько мгновений назад, сменилось страхом.

Желание броситься к нему, взять его за руку и пообещать, что эта боль не будет длиться вечно, было таким сильным, что я сделала шаг вперед, прежде чем остановила себя.

– Мы вернулись.

Моя голова резко повернулась, когда Тереза и Кирк вошли в палату, оба с чашками кофе в руках. Слегка улыбнувшись, я проскользнула мимо них и выбежала в коридор. Воздух здесь был светлее, коридор светлым и чистым. Я заблудилась в теплой темноте палаты Майло.

Но, стоя здесь, я знала.

Мне придется уйти с должности его медсестры.

Мои плечи опустились, когда я поплелась по коридору к посту медсестер, мельком увидев Ким, когда она нырнула в одну из палат своих пациентов.

Что бы я сказала ей в качестве причины? Что бы она сказала? Это было нелепо. Глупая. Неужели я действительно собиралась испортить весь наш день из-за небольшого влечения?

Я был профессионалом. Я могу оставаться профессионалом, по крайней мере, до конца рабочего дня. Абсолютно точно.

К тому времени, как я добралась до сестринского поста, у меня уже был план. Я бы остался сегодня, помогла доктору Вернону с Майло сегодня и завтра, а потом просто попросила бы другую сторону, когда бы мы делили палаты.

Не было бы необходимости в неловких объяснениях. Я всего лишь захотела поменяться местами. Ким купилась бы на это, не так ли?