Текст книги "Дворец свечей (ЛП)"

Автор книги: Девни Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Книга является шестой в серии «Долина Джеймисон». Все герои серии связаны между собой. Книга является одиночной, но желательно читать все по порядку!

Книги в серии:

#1 Ферма Копперсмита

#2 Часовня Кловер

#3 Ранчо «Счастливое сердце»

#4 Аванпост

#5 Мотель «Биттеррут»

#6 Дворец свечей

Тропы: главная героиня – медсестра; герой – полицейский, переживший пожар; маленький городок; пациент/медсестра; отношения в тайне; от друзей до возлюбленных

Пара: Сара и Майло / Sara&Milo

Перевод сделан: tg. ДЕВНИ ПЕРРИ || DEVNEY PERRY – t.me/devneyperry1 совместно с tg. Amour Illimité

Пролог

САРА

– Дурацкая зима. – Мои губы заледенели, когда я пробормотала эти слова, наполовину замерзнув после тридцатисекундного рывка внутрь из своей машины. Я стиснула стучащие зубы и стянула перчатки, бросив их на пол.

Освободив пальцы, я сорвала с головы шапку и размотала анаконду из шарфа, стягивавшего мне горло. Как только я снова смогла дышать, я принялась бороться с застежкой-молнией на своем пальто, которая доставляла мне неприятности всю неделю. Она достаточно легко скользила вниз, но внизу, где сходились двойные застежки-молнии, я не могла отделить одну сторону от другой.

– От. – Я с силой дернула молнию.

– Пу. – Одна рука тянулась вниз, в то время как другая поднималась вверх.

– Сти!

Она отвалилась, когда нижняя пластиковая деталь со звоном разлетелась по комнате.

Иииии, теперь мне нужно новое пальто.

– Грррр! – Я яростно топала ботинками по коврику, выплескивая свое разочарование на ковер, когда куски снега разлетелись по кафельному полу спа-салона Прескотта. От этой вспышки гнева мне стало только хуже. Мои плечи опустились, и я опустила голову. Сдувшись, я прошептала: – Я. Ненавижу. Это.

– Э-э, Сара?

Я откинула с лица завесу рыжевато-светлых волос и, подняв глаза, увидела, что все смотрят на меня.

– Что случилось? – спросила моя лучшая подруга Джиджи.

– Все. – У меня задрожал подбородок, от чего стало только хуже.

Я сбросила с плеч свое порванное пальто и наклонилась, чтобы поднять с пола свои вещи, используя это занятие как средство сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем расплакаться. Сдерживая свои эмоции – на данный момент – я сняла свои массивные черные ботинки, поставив их рядом с пятью другими парами аналогичного фасона.

Сегодня был девичник в спа-салоне, который мы с пятью моими подругами старались устраивать хотя бы раз в месяц. Я не смогла присутствовать последние несколько раз, потому что была дома со своим новорожденным сыном. Сегодня вечером я тоже не планировала приходить. Хадсону было два месяца, и мне было трудно расстаться с ним. Учитывая, как тяжело было с ним с самого начала, меня вполне устраивал стереотип навязчивой мамы.

– Я не думала, что ты придешь сегодня вечером. – Джиджи встала со своего стула у дальней стены и босиком пересекла комнату. Ее джинсы были завернуты на икрах.

– Я передумала.

– Что не так? Ты выглядишь расстроенной.

– Я злюсь на зиму. – Среди прочего.

– В этом году она настоящая стерва, – фыркнула Фелисити со своего места в одном из двух педикюрных кресел.

– Когда я садилась в машину, она показывала минус двенадцать градусов.

– Моя показывала, минус четырнадцать, – проворчала я.

Был февраль, и у нас уже несколько месяцев стояли низкие температуры. Повсюду валил снег, из-за чего движение по нашему маленькому городку было медленным. Ветер дул каждые несколько дней и создавал на нашей подъездной дорожке твердые, как камень, сугробы, из-за чего моя машина стояла в гараже до тех пор, пока Майло не разберется с ними. И что еще хуже, конца этому не было видно.

За те почти двенадцать лет, что я прожила в Монтане, у нас никогда не было такой холодной зимы. По прогнозу, завтра средь бела дня будет минус двадцать, а холодный ветер еще сильнее понизит температуру, и я забаррикадируюсь дома, потому что будет слишком холодно куда-то везти Хадсона.

Мне не нравилось оставлять своего ребенка, но мне нравилось выходить из дома, даже если я шла просто в продуктовый магазин. Единственной хорошей вещью, которая слетела с уст Майло сегодня вечером, было его предложение сходить в спа-салон.

– Кто следующий? – Владелица спа-салона вышла из заднего коридора. Сабрина последовала за ней, ее длинные светлые волосы были собраны в конский хвост, а веки отяжелели после массажа.

– Моя очередь, но я думаю, Саре это нужно больше. – Мейзи встала со своего места и пересекла комнату, притягивая меня к себе для быстрого объятия. – Ты пойдешь следующая.

– Ладно. Спасибо. – Я не собиралась спорить. Мне нужно было время, закрыть глаза, расслабиться и прокрутить в голове ссору, которая у меня была с Майло.

Мы никогда не ссорились. Я могла бы пересчитать по пальцам одной руки количество ссор, которые у нас были за одиннадцать лет брака. Я чувствовала зуд и дискомфорт. Узел у меня в животе затягивался все туже и туже. Может быть, мне стоит пойти домой, чтобы мы могли поговорить.

Нет. Будет лучше, если мы оба сначала остынем.

Я направилась в темный массажный кабинет, по пути обняв Сабрину, и устроилась в массажном кресле. Затем я закрыла глаза и позволила массажистке творить свое волшебство.

Когда я вышла тридцать минут спустя, узлы и напряжение в моих плечах исчезли. Некоторая неловкость от моей ссоры с Майло тоже исчезла.

Мы чередовали процедуры в эти спа-вечера. Мы с девочками выбирали между педикюром, маникюром и массажем в кресле в зависимости от нашего настроения. В основном мы приходили посидеть, выпить вина и поговорить о наших мужьях, детях или обсудить горячие городские сплетни.

– Мы решили, что сегодня вечером ты получишь все, – сказала Эммелин из педикюрного кресла. Она указала на пустой стул рядом с собой. – Присаживайся.

И снова я не стала спорить.

– Спасибо. – Я расслабилась в кресле, ванна с теплой водой стояла у моих ног и ждала.

Когда я устроилась на втором педикюрном кресле, Мейзи одарила меня улыбкой, а затем исчезла в коридоре, чтобы сделать массаж. Мастер маникюра занялась мной сразу же, как только Джиджи принесла мне бокал вина.

– Итак, кроме зимы, что тебя беспокоит?

Я вздохнула.

– Мы с Майло поссорились. Он ведет себя как придурок.

– Что случилось? – Она вернулась на свое место между Фелисити и Сабриной. В спа-салоне была небольшая зона отдыха, где как раз хватало места для всех нас.

– Моя мама приезжает навестить меня.

Джиджи поморщилась.

– О-о-о.

Мы вдвоем много лет работали вместе в больнице «Джеймисон-Вэлли». По большей части это была тихая работа, и это означало, что мы с Джиджи часто оказывались на посту медсестер и разговаривали. Она знала, что визит мамы может закончиться катастрофой.

– Они что, не ладят друг с другом? – спросила Фелисити.

– Не совсем.

Джиджи знала о маме и о том, почему Майло не доверял ей настолько, насколько мог. Но поскольку я не часто говорила о маме, неудивительно, что Фелисити, Сабрина и Эммелин уставились на меня, ожидая объяснений.

– Майло и моя мать недолюбливают друг друга. Совсем. Но она еще не познакомилась с Хадсоном и все спрашивала и спрашивала, когда сможет приехать в гости. Она была… настойчива. И в конце концов я просто сдалась.

Учитывая, что последние несколько месяцев дороги были завалены снегом и обледенели, было легко убедить ее остаться в Спокане. У меня не было сил играть роль посредника между ней и Майло, пока я пыталась приспособиться к жизни с Хадсоном.

Но мама больше не собиралась ждать. Она умирала от желания познакомиться со своим внуком. Несмотря на то, что температура была до смешного низкой, дороги в основном были чистыми. Она должна была приехать через две недели, нравилось нам это или нет.

Она много лет ждала внука. Я не часто разговаривала с мамой, но после того, как мы с Майло поженились, не было ни одного телефонного звонка, в котором она бы не спросила, беременна ли я.

Это была не ее вина, что она не знала, как трудно выдавить из себя «нет». Я не сказала ей, как долго мы с Майло боролись за то, чтобы забеременеть.

Хадсон был нашим чудо-ребенком. Мне было тридцать пять лет. Майло было тридцать восемь. Мы не могли позволить себе дорогостоящее лечение бесплодия, поэтому после многих лет неудачных тестов на беременность мы почти потеряли надежду. Потом появился он, и, хотя временами моя мать невероятно раздражала меня, я хотела, чтобы он узнал свою бабушку.

– Майло всегда нервничает, когда она приезжает с редким визитом. Сегодня вечером мы поссорились из-за того, где она будет спать. Я сказала, что в нашей гостевой спальне. Он сказал, что в подвале. На полу.

– Это не похоже на Майло, – сказала Фелисити. – Он такой милый со всеми.

– Он это из хороших побуждений. – Я вздохнула. Я забыла об этом, пока мы ссорились, но реакция Майло на мою маму была вызвана тем, что он так сильно любил меня. – У нас с мамой всегда были странные отношения. Много лет назад она сделала кое-что, что причинило мне боль. Майло этого так просто не оставил.

– Это отстой. – Эммелин потянулась и похлопала меня по руке. – Мне жаль.

Я пожала плечами.

– Мы справимся с этим. Она приедет навестить меня. Сведет Майло с ума. Потом она уедет, и мы не увидим ее еще год.

– Что она сделала? – спросила Фелисити.

– Если вкратце? Она предпочла поверить моему заклятому врагу, а не мне.

– Я боюсь спрашивать, но какова длинная история?

– Это долго. Это началось задолго до того, как мы с Майло познакомились.

– Знаешь, что самое безумное? – Сабрина поглубже вжалась в плюшевое кресло, в котором она свернулась калачиком. – Я не могу поверить, что за все те годы, что мы были подругами, я никогда не слышала всей истории о том, как вы двое оказались вместе.

– Да, я тоже, – сказала Фелисити. – Ты нам расскажешь?

Не так много людей знали нашу историю. Майло так стеснялся своих шрамов, что сохранил этот случай в Спокане в тайне. Поэтому, когда меня спрашивали, я всегда рассказывала расплывчатую историю о том, как мы познакомились.

Но за последние несколько лет Майло рассказывал об этом все больше и больше. Он говорил о взрыве. Он не был так навязчив в том, чтобы скрывать свои шрамы. И я знала, что он не будет возражать, если я поделюсь нашей историей со своими самыми лучшими подругами.

– Конечно. – Я сделала большой глоток вина. – Все началось в «Дворце свечей».

Глава 1

САРА

Двенадцатью годами ранее…

– С возвращением, – сказала Ким, когда я вошла в раздевалку. – Как прошел отпуск?

– О, прекрасно.

На самом деле, мой отпуск был сплошным хаосом. Вместо того чтобы в свой недельный отпуск бездельничать в своей квартире, печь печенье и запоем смотреть случайные телепередачи, я потратила неделю на тщательную уборку дома моей матери, чтобы мой двадцатилетний брат Денни мог переехать к ней. Его выселили из еще одной собственной квартиры.

Я не испекла ни одного печенья. Я не посмотрела ни одной минуты телепередачи. Потому что к тому времени, когда я каждый вечер возвращалась домой в свою постель, я была настолько измотана перетаскиванием коробок на склад и оттиранием стен, покрытых многолетним сигаретным дымом, что все, на что я была способна – это принять душ и вырубиться.

Но Ким не спрашивала, как прошел мой отпуск, потому что ей были нужны подробности. За тот год, что мы проработали вместе, мы так и не вышли за рамки поверхностных разговоров как коллеги. Она знала, что я не замужем и живу одна. Я знала, что она была замужем за банкиром и имела двух сыновей-подростков. Кроме этого, мы говорили о жизни внутри этой больницы. В частности, жизни внутри ожогового отделения.

– Как прошел твой Новый год? – спросила я, убирая сумочку в шкафчик, прежде чем сесть на скамейку и развязать свои зимние ботинки.

– Скучно. Мальчики засиделись допоздна. А я была в постели в десять тридцать.

– Я тебя победила. Я спала уже в девять.

Ким рассмеялась, закрывая свой шкафчик.

– Увидимся там.

– Хорошо. – Я кивнула, меняя ботинки на пару кроссовок «Найк» из своего шкафчика.

Я надела их, убедилась, что мой бейдж прикреплен к карману моих темно-синих штанов, затем нанесла еще один слой мятного бальзама для губ и закрыла свой шкафчик. Я уже почти вышла за дверь, когда обернулась, вспомнив о чайном светильнике в своей сумочке. Надежно спрятав его в карман, я вышла и нашла Ким на посту медсестер, она болтала с командой ночной смены.

Им не потребовалось много времени, чтобы отчитаться перед нами за ночь, а затем направиться в раздевалку, чтобы отправиться домой на весь день. На этаже всю ночь было в основном тихо, и количество наших пациентов было невелико.

– Пока тебя не было, у нас появился новый пациент, – сказала Ким, когда мы проходили по небольшому кругу комнат, из которых состоял наш блок. – У него ожоги третьей степени на руках и туловище и куча ожогов второй и первой степени с головы до ног.

Мое сердце болело за этого незнакомца. Ожоги заживали медленно и болезненно, и ему предстоял долгий путь к выздоровлению. Но, как и все другие пациенты, которые входили в эти палаты и выходили из них, в конце концов он уйдет, поправившись.

– Что с ним случилось? – спросила я.

– Он попал в эпицентр взрыва. – Она понизила голос. Мы были одни в коридоре, но звук, как правило, раздавался далеко, отражаясь от обоев в серую полоску и натертого воском линолеума на полах. – Я не знаю всей истории, но предполагаю, что он полицейский где-то в Монтане. Взрыв произошел в наркопритоне.

Я вздрогнула.

– Химический ожег?

– Нет. На этой неделе он то приходил в сознание, то терял его. Его ожоги настолько серьезны, что он принимает успокоительные. Но вчера мы начали сокращать их количество. Доктор Вернон хочет, чтобы пациент был в более ясном сознании, чтобы мы могли оценить боль и назначить лечение. Мы провели предварительную работу, но еще не приступали к разбору полетов.

Удаление омертвевшей кожи и тканей с обожженного участка было длительным процессом, сопровождавшимся сильной болью. У нас была специальная ванна, чтобы помочь, но, если ожоги были слишком серьезными, единственным способом подготовить область для пересадки было хирургическое вмешательство. Затем наступало ожидание. Ожогам нужно было дать время, чтобы восстановить хороший кровоток. Кожному трансплантату требовалось здоровое ложе, за которое он мог бы зацепиться.

Подготовка к пересадке занимала недели. После процедуры у вас будут недели на восстановление и наблюдение за ростом новой кожи. Добавьте к этому любую необходимую физиотерапию, и, похоже, наш новый пациент пробудет здесь некоторое время.

– Итак, как ты хочешь разделить отделение сегодня? – спросила я Ким.

– Ты можешь забрать Луну. – Она одарила меня понимающей ухмылкой. – Она спрашивала о тебе.

– Спасибо. – Я улыбнулась. У всех нас были любимые пациенты, и Луна была моей. У меня никогда не складывались личные отношения с пациентами, но она была исключением. – Тогда я возьму палаты с этой стороны.

– Звучит неплохо. – Помахав рукой, Ким направилась в палаты своих пациентов. – Увидимся позже.

– Пока.

Ожоговое отделение занимало небольшую площадь на пятом этаже больницы Святого сердца в Спокане. Десять палат для пациентов располагались вдоль внешней стены, в то время как пост медсестер и кладовые занимали центральную часть. Каждая смена делила отделение пополам, чтобы одна медсестра могла сосредоточиться на нескольких палатах, сгруппированных вместе. Это экономило много шагов, избавив от необходимости бегать из одного угла в другой весь день.

На данный момент на стороне Ким было четверо пациентов и только трое на моей. Но учитывая, что новый пациент был в тяжелом состоянии, у меня будет более сильная нагрузка, чем у нее сегодня. Стоило потрудиться, чтобы заполучить Луну.

Я вернулась на пост медсестер и взяла Айпад, чтобы записывать заметки пациента, затем прошла по коридору в палату 503. Прежде чем отправиться в палату Луны, я хотела проведать нашего нового гостя и представиться.

Майло Филлипс. Его имя звучало сильно и мягко, эхом отдаваясь в моей голове. Я просмотрела детали в его карте, пока шла к его двери, и мои глаза становились все шире по мере того, как список его травм продолжался и продолжался. Сотрясение. Множественные рваные раны. Ожог за ожогом.

Бедный человек. В последней записке врача подчеркивалась важность поддержания баланса жидкости и электролитов. В данный момент ожоги Майло иссушали его тело. Буквально. Сегодня я буду часто менять грязные повязки, пытаясь сохранить их сухими. Это и замена капельниц, чтобы поддерживать водный баланс в его организме.

Как упоминала Ким, самые сильные ожоги были у него на руках и туловище. Эти ожоги третьей степени были настолько глубокими, что кожа и нервы были разрушены; для восстановления потребовался бы трансплантат новой кожи.

В карте также были отмечены ожоги второй степени на лице Майло и другие на его ногах, где джинсы расплавились на коже. Они бы распухли и покрылись волдырями. Ему стало ненавистно видеть, как я вхожу в палату с горстью марли, потому что смена повязки при таком типе ожога может быть очень болезненной.

Я почувствовала знакомую дрожь, когда прочитала об остальных его травмах. Это был тот же самый приступ боли, который я испытывала всякий раз, когда слышала, как пациент плачет или вопит в агонии. Мое нежное сердце всегда болело за этих пациентов. Их боль была почти непостижимой, учитывая то, как долго я плакала в тот единственный раз, когда неосторожно воспользовалась щипцами для завивки волос и едва коснулась лба.

Поначалу работа в ожоговом отделении чуть не сломила меня. Каждый вечер я возвращалась домой оцепеневшая, с глазами, полными непролитых слез. Меня окружала боль, настолько сильная, что ее было невозможно постичь. Она просачивалась сквозь стены. Затуманивала воздух. В те первые две недели работы здесь я была убеждена, что совершила ошибку. Прошло несколько дней, прежде чем я подала уведомление, когда мой первый пациент был выписан. Она обняла меня и сказала, как ей нравились мои нежные прикосновения.

Именно тогда я осознала важность своей работы. Эти люди переживали одно из худших моментов в своей жизни. Не имело значения, что я чувствовала. Дело было не во мне.

Речь шла о том, чтобы помогать таким людям, как Майло Филлипс, вернуться к здоровой, нормальной жизни.

Я легонько постучала в его дверь, приоткрыв ее на несколько дюймов, чтобы заглянуть внутрь. Свет был выключен, но из-за жалюзи на окнах пробивалось слабое свечение, достаточное для того, чтобы я увидела, что он спит.

Я выскользнула обратно в коридор, не задерживаясь надолго в его комнате. Ночная бригада сменила ему повязки меньше часа назад, и, судя по записям, у него была беспокойная ночь. Если он удобно отдыхал, то я оставлю его на время.

Я не стала утруждать себя просмотром карты Луны, когда шла в ее палату. Она рассказывала мне все о том, что чувствовала. Я постучала в ее дверь и приоткрыла ее, просто на случай, если она тоже спит. Было всего семь утра, но Луна, как всегда, полулежала в своей кровати с планшетом на коленях. В тот момент, когда она заметила меня, широкая улыбка расплылась по ее лицу.

– Сара! Ты вернулась. Наконец-то, – драматично протянула она.

Я рассмеялась.

– Меня не было всего неделю.

– Самая длинная неделя в моей жизни. – У пациентов так же были любимчики из медсестер.

– Я принесла тебе подарок. – Я подошла к ее кровати, улыбаясь, когда она передернула плечами. Я осторожно протянула ей чайный светильник, как будто это был драгоценный камень, а не находка из дешевого магазина. – Для твоей коллекции.

– Ты нашла мне фиолетовую?!

– В тон твоим волосам.

Ее улыбка чуть дрогнула, но она быстро пришла в себя.

Луна получила ожоги в автомобильной катастрофе. Она возвращалась домой с концерта с подругой и мамой своей подруги. Их сбил на перекрестке пьяный водитель. К счастью, ни одно из транспортных средств не двигалось слишком быстро, иначе столкновение убило бы их всех мгновенно.

Другая машина загорелась, и Луна оказалась зажатой между своей дверью и решеткой радиатора другой машины. Маме ее подруги удалось вытащить Луну, но не раньше, чем она получила ожоги по всей правой стороне тела.

Ее голова и лицо были опалены с одной стороны. Две недели назад она перенесла пластическую операцию по восстановлению своего расплавленного уха. Она уже перенесла пластическую операцию по восстановлению кожи на щеке и шее. Но поскольку все фолликулы на половине ее головы были уничтожены, ее волосы никогда не отрастут снова.

Мама Луны предложила парик, и они попробовали четыре. Но каждый из них слишком сильно ранил шрамы от ожогов Луны. Поэтому вместо того, чтобы еще больше страдать, Луна решила смириться с тем, что у нее останется только половина волос на голове. Ее мама пригласила стилиста, и они взяли ее светлые локоны и покрасили их в неоново-фиолетовый цвет. Они ниспадали ей до талии распущенными локонами, и ее мама приходила мыть и причесывать их каждый вечер.

Она была калейдоскопом цветов радуги в больнице, полной бежевого и белого. Луна не была одета в стандартный больничный халат выцветшего синего цвета. Ее одежда была всех ярких цветов, какие только можно было найти. Желтые носки. Синие брюки. Оранжевая футболка. Розовая толстовка с капюшоном.

Однажды я спросила ее родителей, носила ли Луна такую же цветовую гамму до несчастного случая. Они сказали мне, что до этого ее гардероб был забит черным и серым.

– Так красиво. – Луна улыбнулась маленькому чайному светильнику в своих руках, поворачивая его, чтобы щелкнуть выключателем и зажечь пластмассовое пламя. – Мы можем включить их все?

– Да, конечно. – Я взяла у нее из рук чайный светильник и поставила его рядом с другими на столике у ее кровати. Затем, один за другим, я включала их все, пока стол не засветился.

– Идеально. – Луна натянула одеяло у себя на коленях повыше, зарываясь лицом в подушку. – Моя собственная радуга.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, присаживаясь на край ее кровати.

– Мне больно. Физиотерапия была тяжелой на этой неделе. Моя нога…

– Я знаю. – Я положила свою руку на ее.

Ей не нужно было заканчивать. Ее нога получила сильнейший ожог не только от жара пожара, но и от количества порезов и царапин, полученных в результате самого несчастного случая. Она не могла ходить, пока не зажили ожоги и трансплантаты, и теперь проходила курс физиотерапии, чтобы восстановить свои силы.

Это было всего лишь одно из препятствий, которые она преодолела с тех пор, как приехала сюда несколько месяцев назад. Ее правая рука уже никогда не будет прежней. Ее пальцы были обожжены и раздавлены. К счастью, она была левшой. Но были вещи, которые она снова училась делать, например, держать вилку в правой руке, чтобы можно было отрезать кусочек курицы левой.

Она так старалась делать то, что большинство людей считали само собой разумеющимся.

– Хочешь, я расскажу тебе обо всех сплетнях? – спросила она, и улыбка тронула ее губы.

– Я ждала всю неделю. Надеюсь, у тебя есть что-нибудь вкусненькое.

Когда она начала рассказывать свои сплетни, я измерила ее жизненные показатели и занесла их в систему больницы. Затем я снова заняла свое место на ее кровати, а она в течение двадцати минут рассказывала мне, как мужчину из номера 508 продолжали ловить на краже десерта своего соседа с тележки из кафетерия. Она была уверена, что женщина, работавшая в сувенирном магазине, была влюблена в физиотерапевта, судя по мечтательным взглядам, которые она постоянно бросала в его сторону и взмахам ресниц. И она рассказала мне, как доктор Вернон не раз упоминал, что с нетерпением ждет моего возвращения из отпуска.

Это заставило меня задуматься, но я не подала виду Луне. Доктор Вернон был великим врачом и необходим для ее выздоровления. Он многому научил меня с тех пор, как я начала здесь работать, и я испытывала к нему большое уважение. Просто было… что-то. Недавняя перемена в его поведении меня встревожила. Я не могла точно определить, в чем дело.

В последнее время он стал дружелюбнее. Это неплохо, но это было почти чересчур дружелюбно. Слишком прямолинейно. Я беспокоилась, когда он находился с нами в одной комнате. Я следила за ним одним глазом, не доверяя, что он не подойдет слишком близко, когда я не буду наблюдать.

Или, может быть, он был таким все это время, а я только сейчас заметила. Он был единственным врачом, с которым я часто работала и которого я не называла по имени.

– Ты была занята тем, что следила за всеми.

Она пожала плечами.

– Мне не требуется много времени, чтобы сделать домашнюю работу для школы, а потом мне больше нечего делать, пока мама с папой не придут сюда после работы.

Луна стала королевой сплетен в этом отделении и в центре физиотерапии на втором этаже. Возможно, она пропускала старшую школу и скучала в течение всего дня, но она нашла способ развлечь себя и остальных из нас своими историями.

– Ты скоро вернешься в школу и будешь вести себя нормально. Тогда ты пожалеешь, что не наслаждалась скучными днями.

– Будешь скучать по мне? – спросила она.

– Очень сильно. Независимо от того, как давно я здесь работаю, я всегда буду считать эту палату твоей. Тебе лучше оставаться на связи после того, как вернешься домой.

– Да. – Она снова закатила глаза. – Мы друзья.

Я сжала ее руку, затем встала с кровати.

– Мне лучше вернуться к работе. Скоро принесут твой завтрак. Если у тебя возникнут какие-либо проблемы, просто позови меня. Я вернусь через некоторое время, чтобы помочь тебе принять душ, а потом мы тебя хорошенько смажем.

– Можем ли мы сегодня добавить эвкалиптовое масло?

– У тебя не было раздражения, пока меня не было?

Она покачала головой.

– Нет.

– Тогда да.

Мы добавляли немного эфирных масел к ее лосьонам для ухода за кожей. Ее шрамы всегда будут заметны, но мама надеялась, что масла смогут немного уменьшить их. Луна находилась на той стадии своего выздоровления, когда кожа зажила и трансплантаты прижились. Скоро она сможет вернуться домой, но пока у нее оставалось немного времени на реабилитацию.

Я проверяла ее жизненно важные показатели и следила за участками, не появились ли отеки. Но обычно я просто наносила специальные кремы на ее кожу и следила за тем, чтобы ей было комфортно.

Я улыбнулась через плечо.

– Увидимся через некоторое время.

– Подожди, – позвала Луна. Я повернулась, когда она заколебалась над своим набором чайных светильников, выбирая желтый. – У меня, эм… появился новый сосед.

– Да, знаю.

– Я слышала, как он спал прошлой ночью, – тихо призналась она. – У него все плохо, не так ли?

Я не могла рассказать ей подробности о ситуации с Майло. Но мне и не нужно было этого делать. Больничные стены не были звуконепроницаемыми. Коридоры не были уединенными. Еще до конца недели она узнает, насколько серьезны его ожоги.

– Сначала всегда плохо, но потом станет лучше. – То же самое я говорила ей в худшие из ее собственных дней.

Ее пальцы теребили длинные кончики волос, что свидетельствовало о ее беспокойстве. Она снова и снова гладила себя по волосам, когда прорабатывала что-то в уме.

Физические травмы Луны почти зажили, но душевная битва была далека от завершения. Большинство пациентов с ожогами проводили месяцы, если не годы, на лечении после выписки из больницы. Родители Луны уже начали проводить с ней консультации.

Она всегда будет выглядеть по-другому. Она навсегда останется девушкой со странными шрамами и отсутствующими волосами. Пластическая операция помогла разгладить кожу на ее щеке. Она могла бы скрыть шрамы на своих ногах и руках одеждой. Но ее правая рука всегда будет деформирована. Ее ухо никогда не будет выглядеть так, как то, с которым она родилась.

Самой большой проблемой Луны было – примириться с новой внешностью, что нелегко для девочки-подростка.

Она отбросила пряди волос и подняла руку, чтобы зависнуть над чайными светильниками, оценивая их все. В конце концов она остановила свой выбор на желтом.

– Вот, отдай ему это. И передай ему, что я сказала: «Добро пожаловать во Дворец свечей».

– Дворец свечей. – Я нахмурилась, услышав это название, заставив Луну хихикнуть. – Ты ужасна.

Уголок ее рта с обожженной стороны поднимался не так высоко, как с другой, когда она смеялась, но ее кривая улыбка была неповторимо красива. Я надеялась, что однажды она сама в этом убедится.

– Увидимся через некоторое время. – Я помахала рукой, затем направилась к двери, сжимая в руке чайный светильник.

Дворец свечей – это название, которое Луна дала этому отделению примерно через месяц после своего прибытия. Я для разнообразия работала в вечернюю смену, заменяя одну из постоянных медсестер, которая была в отпуске, а у Луны была тяжелая ночь. В ту ночь она поняла, что никогда не станет ведущей сетевых новостей, как мечтала.

Я пыталась побудить ее смотреть дальше своей внешности, но мы обе знали, что это правда. В современном обществе женщина со шрамами и слегка деформированным лицом не нашла бы своего места в вечерних новостях.

В тот вечер я просидела с ней несколько часов, предлагая ей разные карьерные варианты. Она решила, что работа в газете может стать ее сильной стороной. Или написание художественной литературы. И первый рассказ, который она собиралась написать, когда устроится на работу после окончания колледжа, был бы обо мне и пациентах здесь, во Дворце свечей.

Она придумала это название, потому что считала себя свечой.

Человек-факел.

Она была здесь, в этом Дворце, чтобы не дать своему свету погаснуть.

Я прошла по коридору, еще раз заглянув в палату Майло. За то время, что я была с Луной, он не сдвинулся с места. Я оставила его дверь приоткрытой, а затем пошла проведать своего третьего пациента.

К тому времени, как я закончила с ним, прошел час. Если бы Майло все еще спал, мне пришлось бы разбудить его, чтобы проверить перевязку. Поэтому я пошла в центр отделения, чтобы запастись бинтами.

Открыв шкаф с припасами, я глубоко вдохнула запах стерильности. Аромат марлевых рулонов и упаковок с бинтами был моим любимым. Постельное белье стиралось без каких-либо смягчителей, оставляя после себя только свежий аромат чистого хлопка. Большинству людей эта комната без запахов не показалась бы уютной. Но для меня это стало утешением.

Этот запах стал родным.

Я прожила в Спокане всю свою жизнь. Я поступила здесь в колледж и за два года получила диплом медсестры. Потом я начала работать в этой больнице плавучей медсестрой, перемещаясь с одного этажа на другой. Я занималась этим около года, пока менеджер по сестринскому делу не объявила о начале работы этого небольшого отделения. Я подала заявление, думая, что у меня нет шансов быть выбранной на одно из немногих мест для медсестер.