Текст книги "Шерлок Холмс и дело о папирусе (сборник)"
Автор книги: Дэвид Стюарт Дэвис
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Дэвид Дэвис
Шерлок Холмс и дело о папирусе (сборник)
David Stuart Davies
The Tangled Skein
The Scroll of the Dead
The Tangled Skein © David Stuart Davies, 1995
The Scroll of the Dead © David Stuart Davies, 1998
© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО «Петроглиф», 2012
* * *
Шерлок Холмс идет по кровавым следам
Предисловие
Признаюсь, когда мистер Дэвис попросил меня написать это предисловие, меня поначалу одолевали сомнения. Холмс против Дракулы? Как известно читателям рассказов сэра Артура Конан Дойла, однажды к услугам великого сыщика прибегли для расследования дела с «вампиром» в Лемберли, Суссекс (к югу от Хоршема). На поверку оказалось, что это всего лишь юный отпрыск семейства, который из ревности нанес на шею своему маленькому сводному брату ранку, напоминающую следы от зубов. Но вот Дракула Брэма Стокера – совсем другое дело.
Оказывается, сомневаться не следовало. Мистер Дэвис, талантливо сочетая произведения двух знаменитых авторов, написал великолепную историю, которая захватывает внимание с самого начала, когда действие только разворачивается в столь любимой нами квартире на Бейкер-стрит, а лондонские улицы заполняет густой желтый туман.
Несмотря на то что цитат из оригинальных произведений взято немного, история мистера Дэвиса – нечто большее, чем простая стилизация канона, а его живые пассажи, описывающие происходящие события, создают у читателя ощущение, что он смотрит увлекательный фильм.
Недавно в газете «Дейли телеграф» была напечатана статья Адриана Берри, в которой некий профессор Фрэнк Тайплер предсказывает, что все мы воскреснем, прежде чем истекут 20 000 миллионов лет, отпущенные нашей Земле, – с поправкой на неделю или две в ту или другую сторону. Очевидно у физиков принято считать: то, что может произойти, должно произойти. Тайплер – профессор математической физики из университета Тулейна в Новом Орлеане, в прошлом – старший научный сотрудник Оксфорда. Пока он не в состоянии доказать свою теорию, однако его теперешние познания позволяют расценивать ее как вполне логическую.
Рациональная, практичная натура Холмса не позволяет ему с легкостью принять факты вампиризма. Тем не менее у мистера Дэвиса припрятано немало карт, которые он с необычайной изобретательностью разыгрывает, так что Холмс в конце концов проникается идеями профессора Ван Хельсинга в этой области. Увлекательно было прочитать и эту статью в газете, и вымышленную историю «Спутанного клубка», где изложены две эти весьма спорные темы.
Не знай я, что последняя – работа современного автора, я мог бы поклясться, что это давно утерянная и раскопанная где-то рукопись, принадлежащая перу великолепного рассказчика.
Сомневаюсь, что автор, стоящий на пороге чего-то важного, может удостоиться более высокой похвалы…
Комментарий автора
Не буду рассказывать, каким образом ко мне в руки попал дневник доктора Уотсона в красном кожаном переплете, – это долгая и запутанная история. Достаточно сказать, что записи, которые я расширил и переработал в роман, весьма противоречивы. Тем не менее эксперты сошлись на том, что почерк записей в дневнике, несомненно, принадлежит доктору Джону Х. Уотсону, биографу и другу самого знаменитого в мире сыщика-консультанта. Сам Уотсон не был свидетелем событий, описанных в четвертой и шестой главах. Поэтому на базе его записей я со всевозможной тщательностью составил изложение событий из этих глав от третьего лица. Теперь уже никто не скажет, произошли ли описанные события в действительности, или это плод причудливого воображения Уотсона-рассказчика. Полагаю, решать это предстоит читателю.
Дэвид Стюарт ДэвисЯнварь 1992 года
Посвящается Кэтрин
Глава первая
Таинственный посетитель
– Вампиры!
Пренебрежительно хмыкнув, Шерлок Холмс отбросил утреннюю газету и вперил взгляд в плотную стену тумана, вплотную подступавшего к окнам квартиры на Бейкер-стрит.
Было холодное сырое утро конца ноября 1888 года – ласковая осень уступала дорогу суровой зиме. Ветры, неистовствовавшие всю прошедшую неделю, сорвали с деревьев последнюю листву, отчего парки Лондона выглядели нагими и озябшими. Густой туман, подобно необъятному желтому шарфу, окутывал город, словно защищая его от натиска стужи.
Для моего друга Шерлока Холмса эта осень была весьма благоприятной. Три дела, включая дело Баскервилей, были успешно завершены. Только накануне нас посетили сэр Генри Баскервиль и доктор Мортимер, и Холмс в подробностях обсуждал с ними произошедшее. Рассказывая о своем расследовании восхищенным слушателям, Холмс, как и всегда, был необычайно оживлен.
Я же, заметив перемену, происшедшую в сэре Генри после того сурового испытания на пустоши, пришел в смятение. Бледные, впалые щеки и потемневшие беспокойные глаза красноречиво говорили о том, что он все еще во власти переживаний, выпавших на его долю. Они с Мортимером уже несколько недель находились в городе, занимаясь приготовлениями к кругосветному круизу, который, по мнению доктора, поможет подлечить расшатанные нервы баронета.
Мрачным порталам Баскервиль-холла вновь предстояло остаться без хозяина. Бэрримор, этот преданный слуга, чья семья служила Баскервилям на протяжении нескольких поколений, наконец попросил расчет и вместе с женой отправился в Плимут, где намеревался открыть небольшую гостиницу. До возвращения сэра Генри огромный особняк заперли.
Пожелав счастливого пути и обменявшись рукопожатиями, мы тепло простились с нашими новыми друзьями. После их ухода мы с Холмсом прекрасно провели вечер, поужинав у «Марчини», а затем отправились в Альберт-холл, чтобы послушать великолепное пение братьев де Решке в «Гугенотах» Мейербера.
На протяжении всего вечера Холмс держался очень непринужденно, был общителен и остроумен, но я не мог отделаться от чувства тревоги. Я достаточно долго жил вместе с Шерлоком Холмсом, чтобы знать, что подобная разговорчивость – опасный признак. Дела завершены, и потребность в исключительных способностях Холмса отпала – до возникновения какой-либо новой интригующей задачи, а пока им очень скоро овладеют скука и неудовлетворенность. Мой друг во многих отношениях напоминал дитя, всецело находящееся во власти какой-нибудь необычной загадки. Едва головоломка будет разгадана, его можно успокоить, лишь подсунув новую необычную игрушку. В случае с Холмсом единственное, что могло бы вызволить его из мрачных глубин депрессии, – кроме бутылочки с кокаином, приносившей лишь кратковременное облегчение, – это следующая игрушка, следующее преступление, которое потребует напряжения его невероятных мозгов.
В тот вечер, потягивая бренди, мы допоздна засиделись у камина. Холмс говорил без умолку и касался самых разнообразных тем – от средневековых мистерий до пороков современной внешней политики. Утром, однако, его поведение заметно изменилось – он стал необщительным и замкнутым. Казалось, проснувшись, он вдруг понял, что задачи, заслуживающей его внимания, не осталось.
Презрительный возглас, с которого я начал свое повествование, был, по сути дела, первой его репликой, обращенной в то утро лично ко мне.
– Вампиры? – переспросил я, озадаченный внезапной его вспышкой.
– В газете, – буркнул он, жестом указывая на отброшенную в сторону «Таймс».
Взяв страницу, которую читал Холмс, в правом нижнем углу ее я нашел статью, так возмутившую моего друга. Вот что в ней говорилось:
ВАМПИРЫ – РЕАЛЬНОСТЬ?
На вводной лекции под названием „Редкие религиозные культы в Восточной Европе“, прочитанной вчера вечером в Королевском обществе, профессор Авраам Ван Хельсинг из Амстердамского университета рассказывал о своей вере в то, что он определяет как „культ восставших из мертвых“, то есть культ существ, которых принято называть вампирами.
Ван Хельсинг уверял слушателей, что эти создания действительно существуют и что сам он с ними встречался. „Самая надежная их защита – невежество и неверие. До тех пор пока цивилизованный мир отказывается признать их существование, этот нечестивый культ будет процветать“, – заявил он, вызвав тем самым бурную реакцию аудитории. Некоторые члены Общества в негодовании покинули зал, многие освистывали приезжего лектора и осыпали его бранью.
В конце концов порядок был восстановлен, и профессор продолжил лекцию, не упоминая больше вампиров.
– Действительно, странно, – сказал я, откладывая в сторону газету, – что такой известный ученый делает на публике подобное опрометчивое заявление.
– Опрометчивое заявление! – негодующе фыркнул Холмс. – Да он просто сделал из себя посмешище. Не составляет труда понять, как эти суеверия передаются из поколения в поколение где-то в отдаленных крестьянских общинах, но здесь мы видим ученого человека, который пытается доказать достоверность подобных небылиц. Даже самому примитивному научному сознанию должно быть очевидно, что суть подобных верований заключается не в сверхъестественном, а в том, что причудливые народные предания воспринимаются как реальные события. Для непросвещенного ума грань между реальностью и фантазией размыта, но образованному человеку следует без колебаний отбрасывать такого рода чепуху.
Он сокрушенно покачал головой.
– До какой же крайности надо дойти человеку, Уотсон, чтобы для совершения злодейства призывать домовых и ходячие трупы. В нашем мире и так хватает злых сил, нет нужды призывать их из другого мира.
– Тем не менее существуют некоторые необъяснимые явления, заслуживающие нашей беспристрастности, – заметил я.
Холмс невнятно хмыкнул.
– Беспристрастность едва ли может пригодиться для понимания необъяснимого. Если человек не намерен принимать на веру подобный сверхъестественный вздор, его ум должен быть пытливым и недоверчивым, то есть пристрастным. Разве удалось бы мне достичь положительного результата в деле Баскервилей, если бы я хоть на миг поверил, что призрачная собака существует в действительности?
– Собака, с которой мы имели дело, действительно была вполне реальной. Ну, а та, что в легенде?
– Легенда – это миф, Уотсон, и возникает она из баек, рассказанных у походного костра. Истории с привидениями для устрашения детишек, а не информация, помогающая выстроить логическую основу для дальнейших действий.
С просиявшим лицом Холмс опустился в кресло напротив меня. Было заметно, что его воодушевляет предмет разговора.
– Мир мистических сил признается лишь теми, чье воображение превосходит интеллект. Наиболее опасным может оказаться образованный романтик вроде Ван Хельсинга, ибо признание им подобного умопомешательства заставляет простодушную публику принять все это на веру.
– Однако приходится выслушивать довольно много странных историй, не имеющих разумного объяснения, и поневоле возникает ощущение, что не стоит полностью отвергать идею о сверхъестественном.
– Поневоле возникает ощущение! – передразнил меня Холмс. – Чувства – эмоциональные ловушки, в которые попадаются женщины. Боже правый, Уотсон, я-то полагал, что вы пробыли в моем обществе достаточно долго, чтобы понять одну вещь: факты, неопровержимые факты, а не чувства – единственная надежная основа для принятия решений. – Он криво усмехнулся. – Ах, дорогой мой, ваша романтическая душа не всегда прислушивается к доводам рассудка. Именно поэтому мне время от времени удается сбить вас с толку моими маленькими умозаключениями. Когда к рассудку примешивается сердце, суть дела затуманивается.
– Право, Холмс… – запротестовал я.
В этот момент до нас донесся громкий стук во входную дверь снизу, и Холмс поднял руку, призывая меня к молчанию.
– А вот наконец и посетитель! – ликующе произнес он, потирая руки.
При мысли о возможном клиенте его темные глаза засверкали, и обличительная речь против веры в сверхъестественное была, по-видимому, позабыта.
Вслед за шагами по лестнице послышался стук в дверь. Холмс нахмурился.
– Похоже, клиента так и не будет. Входите, миссис Хадсон.
На пороге появилась наша экономка.
– Бог мой, – молвила она, – как вы догадались, что это я, мистер Холмс?
– Натренированному слуху шаги так же легко распознать, как отпечатки пальцев, миссис Хадсон, а ваши шаги – безупречное сочетание достоинства и деликатности, – ответил Холмс.
Миссис Хадсон зарделась.
– Однако, Уотсон, посетитель у нас все же был – и оставил нам презент.
Холмс указал на сверток в руках у экономки.
– Вы, как всегда, правы, мистер Холмс. Мне его только что вручил какой-то джентльмен, он особенно настаивал на том, чтобы я передала этот сверток лично вам в руки.
– Так он знал, что я дома? Вы, безусловно, сообщили джентльмену, что я дома?
– О да. Я сказала ему, что он сможет убедиться в надлежащем выполнении своего поручения, если сам передаст вам сверток – стоит только подняться к вам в комнату.
– Он отказался? – спросил я.
– Ну, он сказал, что спешит и что, без сомнения, может положиться на меня в этом деле.
– В чем мы могли убедиться.
Холмс с улыбкой взял из рук миссис Хадсон сверток и положил его на стол.
– Как выглядел этот мужчина? – поинтересовался я.
– Если я не ошибаюсь, – сказал Холмс, – миссис Хадсон было бы сложно ответить на ваш вопрос, поскольку шляпа у посетителя была натянута по самые брови, а шею и рот закрывало теплое кашне.
– Совершенно верно, мистер Холмс, он был сильно укутан, и ему явно нездоровилось, – подтвердила наша домовладелица.
– Вы имеете в виду, у него болело горло? – уточнил Холмс.
– Думаю, что-то в этом роде. Так или иначе, голос у него был охрипший.
Шерлок Холмс удовлетворенно кивнул.
– Но как вы об этом догадались, мистер Холмс?
Он снисходительно улыбнулся.
– Одна из моих маленьких догадок, миссис Хадсон. В такую погоду многие кашляют и чихают, и немудрено, что рассыльный подхватил простуду.
Меня совсем не убедило это правдоподобное объяснение, и, дождавшись ухода миссис Хадсон, я продолжил расспросы.
– Холмс, я знаю, вы никогда не занимаетесь отгадыванием. Откуда вы узнали, что у посетителя болит горло и что он носит шляпу и кашне именно так, как вы описали?
Проигнорировав мой вопрос, Холмс в задумчивости уставившился на сверток, легонько барабаня по нему пальцем. Наконец он заговорил.
– Скажите, Уотсон, почему бы рассыльному не взять на себя труд подняться на один лестничный пролет, чтобы удостовериться, что посылка доставлена по адресу?
– Он сказал, что торопится.
– Вздор! Если посылка так важна, как указано на ярлыке – «Срочно, вручить лично», – он, без сомнения, должен был не пожалеть времени и выполнить работу как следует. Нет, Уотсон, здесь что-то не так. По всей вероятности, он не хотел встречаться со мной из опасения, что я его узнаю.
– Да ладно вам, Холмс, – возразил я.
Мне казалось, моему другу мерещатся призраки там, где их нет.
– Он позаботился о том, чтобы даже миссис Хадсон не имела возможности разглядеть его лицо и не смогла в точности описать его.
– А больное горло?
– Попытка изменить голос.
Я рассмеялся.
– Право, Холмс, думаю, вы сильно преувеличиваете.
– Преувеличиваю? Нет. Предполагаю? Да. Из опыта я знаю, что отсутствие информации прекрасно восполняется умозаключениями. Они помогают отделить вероятное от невозможного.
– Но некоторая информация у вас все же есть, – сказал я, указывая на сверток.
Холмс просиял.
– Ваш здравый смысл, Уотсон, как всегда, неоценим. Эта посылка может рассказать нам все необходимое о нашем загадочном посетителе. Будьте любезны передать мне с каминной полки складной нож. Посмотрим, что же содержит этот таинственный пакет.
Глава вторая
Пакет
Сверток был продолговатым – около фута длиной и пять-шесть дюймов толщиной. Содержимое было завернуто в грубую оберточную бумагу и перевязано прочной черной бечевкой. В левом верхнем углу четкими печатными буквами написано «Срочно, вручить лично», а посередине, тонко, почти без нажима – «Для Шерлока Холмса, Бейкер-стрит».
Холмс разрезал бечевку и медленно развернул несколько слоев оберточной бумаги. Он действовал с величайшей осторожностью, словно опасался повредить находящийся внутри хрупкий предмет.
– Так я и думал, – произнес он, освободив наконец содержимое от обертки.
– Только не говорите мне, будто вы знали, что это книга.
– Даже избыток обертки не в состоянии скрыть особую форму и плотность первого издания «Чапмана энд Холла»[2]2
Лондонское издательство.
[Закрыть].
– Если вы знали, что это всего-навсего книга, почему обращались с ней как с бомбой, которая вот-вот взорвется?
Холмс криво улыбнулся.
– Потому что подозреваю, что это намного серьезней, чем «всего-навсего книга».
Раздумывая над этой загадочной ремаркой и силясь понять, что же необычного нашел в Холмс большом коричневом томе, я несколько мгновений пристально смотрел на книгу.
– Похоже, записки, указывающей на того, кто послал вам это, здесь нет, – наконец произнес я.
– А я этого и не ожидал.
– Возможно, какая-нибудь надпись или посвящение есть внутри.
Я сделал попытку открыть книгу, но Холмс схватил меня за руку.
– Не трогайте, Уотсон. Дайте мне сначала внимательно ее рассмотреть.
Холмс взял лупу и, низко склонившись над столом, стал изучать корешок и крышку переплета, не прикасаясь к книге.
– Любопытно и назидательно, – пробормотал он, обращаясь скорее к себе, чем ко мне.
Откинувшись на спинку кресла, мой друг тихо рассмеялся.
– Что такое, Холмс?
– Заглавие книги. Одно из самых известных произведений Чарлза Диккенса, «Большие надежды». Тем не менее пристальное изучение этого тома заставляет меня думать, что его содержание имеет мало общего с приключениями юного Пипа и его странным наследством. – Он осторожно постучал складным ножом по переплету книги. – Да, без сомнения, том этот выбрали именно за его толщину. «Повесть о двух городах» была бы намного тоньше.
Я покачал головой.
– Признаюсь, все это совершенно сбивает меня с толку.
Холмс улыбнулся, не разжимая губ.
– Очень скоро все откроется, Уотсон, но не могли бы вы ненадолго отойти к окну?
Я подчинился, понимая, что у моего друга есть веские основания для подобной просьбы. Тогда Холмс положил книгу на середину стола и, стоя от нее на расстоянии вытянутой руки, осторожно приподнял жесткий переплет кончиком складного ножа. Вдруг раздался громкий щелчок, короткое серебряное лезвие вылетело из книги и воткнулось в потолок.
Холмс издал возглас удовлетворения.
– Великолепно, – молвил он, пристально глядя вверх. – Теперь можете отойти от окна, Уотсон. Опасность миновала.
Я бросился к книге: середина вырезана, а на ее место вставлен хитроумный механизм с пружиной.
– Дьявольская штука – а, Уотсон? Пружина закреплена таким образом, что, открывая книгу, читатель получает нож прямо в сердце.
– Но как вы узнали об этом, не открыв ее? – Я не мог скрыть своего изумления.
– Честно говоря, Уотсон, я не знал, какая именно чертовщина там скрывается, но знал, что этот том – вовсе не такой безобидный подарок, каким казался. Сам способ его доставки и анонимность происхождения уже вызвали у меня подозрение. При более близком рассмотрении я заметил на краях страниц слабые следы клея. А когда постучал по переплету, звук был глухой. Мне стало ясно, что страницы были склеены вместе, это позволило вынуть центральную часть. Порча великого литературного произведения сама по себе не является преступлением, но уж, конечно, это не спроста. С какой целью книгу безжалостно выпотрошили? Очевидно, для того, чтобы вставить внутрь некий механизм, срабатывающий при открывании обложки.
– Да уж, хорошо, что я не добрался до книги первым. Я просто-напросто открыл бы ее.
– Это сильно разочаровало бы моего потенциального убийцу. Вы же помните, что книга была адресована именно мне.
– Боже правый, – только и мог вымолвить я.
До меня вдруг дошел весь смысл ситуации. Холмс уже бывал объектом смертоносных ударов, но впервые[3]3
Эта попытка убийства произошла за шесть лет до той, что была совершена в «Пустом доме», когда в Холмса стреляли из окон здания напротив, выходящих на окна кабинета сыщика.
[Закрыть] это было сделано столь коварно и таинственно, притом где! В квартире на Бейкер-стрит, где, как я думал прежде, нам ничто не угрожает. Теперь стало казаться, что даже у нашего камина мы не можем быть в полной безопасности.
– У вас есть какие-нибудь соображения о том, кто мог послать эту штуковину? – спросил я.
– У меня много врагов. – Холмс пристально изучал механизм внутри книги. – Но мало кто мог бы одарить меня столь дерзким и убийственным презентом. Недруг с извращенным чувством юмора.
– Чувством юмора?
– Я говорил, что этот том выбран в основном из-за своего размера – толщины его должно было хватить, чтобы спрятать механизм. И все же я уверен, что заглавие выбрано не случайно.
– «Большие надежды»?
– Верно. Отправитель желал моей смерти – в этом состояли его «большие надежды». К счастью, они не осуществились.
Холмс невесело улыбнулся.
– По-моему, такое чувство юмора имеет примесь помешательства.
– Возможно, вы правы, Уотсон.
– Кто же этот маньяк?
– Ну, главный подозреваемый у нас по-прежнему таинственный рассыльный. Что касается установления его личности – у меня есть веские подозрения, но, чтобы увериться окончательно, мне потребуется дополнительная информация. Тем не менее ясно одно – его нежелание вручить книгу лично мне указывает на то, что прежде мы с ним уже встречались. Он боялся быть узнанным и поэтому не стал встречаться со мной с глазу на глаз.
– Что вы намерены предпринять?
– Ничего, – беспечно произнес Холмс, опускаясь в кресло.
– Ничего? – недоверчиво переспросил я.
– Нет необходимости перепроверять меня, Уотсон, ведь я не чековая книжка. Я сказал «ничего».
– Не понимаю вас, Холмс. – Я почувствствовал легкое раздражение. – Признаться, меня удивляет ваше спокойное отношение к этой попытке вас убить. Похоже, вы даже довольны, что дали злоумышленнику скрыться.
– Дорогой мой коллега, вы неправильно истолковываете мои намерения. Уверяю вас, наш таинственный убийца в свое время непременно будет передан в руки правосудия, но пока я не вижу оснований спускать на него собак. Очень скоро он обнаружит, что его маленький план провалился, и, конечно, если он тот, кем я его считаю, в ближайшее время возобновит свою попытку.
– Вы хотите сказать, он вновь попытается убить вас?
– Разумеется. Интеллект, задумавший столь хитроумное и коварное орудие убийства, как этот смертоносный механизм, невозможно отпугнуть одной неудачей. В данном случае, Уотсон, мы поменялись ролями, теперь муха – это я. Что ж, буду ждать паука… Со временем он непременно появится.
