Текст книги "Убийство на острове Марты"

Автор книги: Дэвид Осборн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Время летело незаметно. Но вот старые часы с кукушкой пробили пять, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Я заторопилась уезжать, и Эсси, зная, что мне надо подменить Хедер, в кои-то веки приняла это как неизбежное и отпустила меня, хотя с неохотой, но без колкостей. Я завела машину, помахала Эсси, стоявшей на белом гранитном пороге, энергично махая в ответ, и поехала по узкой дорожке между тесно обступившими ее деревьями. Свернув на Саут-роуд, я с силой нажала на акселератор. Если мне повезет и Отис Крэмм не засечет меня своим радаром, я буду в Эдгартауне без четверти шесть – еще до того, как Хедер начнет готовить обед. В мои планы входило повезти ее и детей в ресторан, а заодно и Элджера, если он, конечно, до нас снизойдет. Кто же мог думать, что мне было не суждено попасть в Эдгартаун раньше восьми часов?

Я миновала Битлбанг и выехала на Мидл-роуд. Подъезжая к Ти-лейн в Уэст-Тисбари, я вспомнила, что полицейская машина и «скорая помощь» свернули в этом направлении.

«Что же все-таки произошло?» – эта мысль не давала мне покоя. Впереди, у пересечения двух дорог показался замедливший ход знакомый автомобиль с опущенным верхом.

Я узнала его сразу. Он принадлежал Гленну Ротенбергу, молодому врачу из Бостона, который каждое лето приезжал на Остров. Местный госпиталь предоставлял в его распоряжение небольшой коттедж, а он взамен этого помогал патологоанатому. Последние три года его обычно видели в обществе молодой актрисы, Саманты Сандерсон, уверенной в себе и весьма эмансипированной особы. Пять лет тому назад она основала здесь акционерную театральную компанию «Раковина моллюска», заняв под нее старый сарай неподалеку от порта. Театр действовал только в летний сезон.

Что-то подсказало мне, что Ротенберг, вероятно, направляется к Грейс Чедвик: в последние несколько лет он частенько доставлял ее на своей машине в город либо подвозил до дому. Я все еще не связывала его появление здесь со «скорой помощью». В зеркало заднего обозрения мне было видно, что дорога позади свободна. В тот самый момент, когда он собирался свернуть на Ти-лейн, я поравнялась с его машиной и высунулась из окна дверцы.

– Добрый день, доктор Ротенберг!

– Маргарет! Какими судьбами? Как самочувствие?

– Лучше, чем позавчера, когда я торчала в Нью-Йорке. – Фраза, конечно, была тривиальная, но что еще можно сказать, возобновляя шапочное знакомство спустя девять месяцев после последней встречи. Я сразу перешла к главному:

– А вы как сюда попали?

Приветливая улыбка исчезла с его лица.

– Я еду в «Марч Хаус», – сказал он. – Там сегодня днем обнаружили утопленницу.

Я почувствовала спазму в горле.

– Это – Грейс?

– Возможно. Меня вызвали на медицинскую экспертизу, потому что я дежурю эту неделю. Кроме того, я должен ее опознать. Потом будут ждать специалиста из Фальмаута, который проведет судебную экспертизу.

Позади нас послышался нетерпеливый автомобильный гудок. Ротенберг с хмурым видом махнул мне на прощание и свернул на Ти-лейн. Снова раздался сердитый гудок. Надо было либо проехать вперед, либо следовать за доктором. Должна признаться, что выбор не составил для меня труда. Я не принадлежу к числу досужих кумушек, вечно сующих нос в чужие дела, но любопытство на этот раз взяло верх. Кроме того, Эсси мне не простила бы, если бы я упустила случай передать ей информацию, полученную из первых рук.

До усадьбы было около четверти мили грязной разбитой дороги. Я ехала след в след за Гленном Ротенбергом, а в голове моей роились жуткие мысли. Если утонула не Грейс, тогда кто же?… В усадьбе теперь никто не бывает, кроме Оуэна Фулера… Он и Отис Крэмм могли без труда опознать ее… Тогда зачем понадобился судебный эксперт? Не пахнет ли здесь убийством?… Если эксперт прибудет из Фальмаута, значит, делом будет заниматься полиция штата?… Эксперт, конечно, уже вылетел и скоро будет здесь… Все это весьма необычно для рядового случая, представляющего, как правило, лишь локальный интерес.

Прежде чем я успела прийти к каким-либо выводам, показалась усадьба «Марч Хаус» и Ротенберг свернул на узкую, заросшую травой дорожку, забитую другими авто. Помимо джипа Отиса Крэмма, я увидела две полицейские машины, одна из которых принадлежала полиции штата. Еще две машины были мне незнакомы, но шестую – фургон – не узнать было нельзя: она принадлежала местной компании ритуальных услуг Бэча Тернера, ее вместительный черный кузов предназначался для перевозки трупов.

Я не была в усадьбе с прошлого года, и меня глубоко поразил вид дома, так одряхлевшего за такой малый срок. Он был полуразрушен, казалось, в нем поселились призраки. Сохранились частично три этажа, мансарда и двухэтажное крыло, где раньше жила прислуга. Кирпичные стены покрылись мхом, остроконечная крыша прогнулась; ставни болтались на одной навеске, краска облетела с них, сад зарос, дорожки из гравия едва угадывались среди сорной травы, палой листвы, сухих ветвей и сучьев, падающих с деревьев, уже много лет не знающих пилы и ножа садовника. Они разрослись так буйно по обе стороны дома, что почти совершенно закрыли солнце. За домом виднелся старый сарай, где обитал досточтимый лимузин. Маленькие окошки были затянуты паутиной, вокруг стеной стояла крапива. Вид у сарая был заброшенный, как и у дома.

Сердце у меня колотилось со страшной силой: любой намек на несчастье, насилие всегда выбивает меня из колеи. Гленн вышел из своей машины. Не заметив меня, он сразу прошел вокруг дома к задней лужайке. В конце ее, у открытого садового аквариума, толпились люди; в воротах, проделанных в старой кирпичной стене, отделявшей территорию Грейс от владений Оуэна Фулера, я увидела его самого: черная шляпа, как всегда, низко надвинута на лоб, из-под нее недобро сверкают темные глаза.

Я вылезла из кабины и последовала за Ротенбергом. На середине пути нам преградил дорогу не кто иной, как Отис Крэмм, собственной персоной. Засунув свой неизменный журнал в боковой карман, он тщился принять значительный вид, соответствующий важности момента, не подозревая, что эти потуги придают ему еще более неуверенный и простоватый вид, чем обычно.

Ротенберга он пропустил, а меня задержал. Но коль скоро я была уже там, ничто не могло помешать мне увидеть все остальное. Мой пол, возраст, общественное положение – все было пущено в ход. Я выпрямилась во весь рост и немедленно процедила:

– Знайте свое место, сержант, вы забываетесь!

Привыкший с детских лет воспринимать меня как некий авторитет, он побагровел и отступил в сторону, растерянно бормоча:

– Но миссис Барлоу!… Мне не велено пускать сюда никого…

После этого он все время ходил за мной по пятам с видом испуганного мальчишки. Мне сделалось даже жаль его в какой-то момент, но тут я вспомнила, сколько он причинил мне неприятностей на дорогах, и мстительно улыбнулась.

Водоем имел овальную форму и размерами не превышал среднюю гостиную. Глубина его была небольшой, вероятно, от четырех до пяти футов. Когда-то в нем плавали золотые рыбки, любезно подаренные матери Грейс неким важным китайским сановником. С годами их потомки частью вымерли, частью выродились, сделавшись из золотых серебряными и сохранив лишь слабый намек на первоначальную окраску. Соответственно изменился и внешний вид этого своеобразного открытого аквариума: когда-то вокруг него были посажены экзотические кустарники, в воде росли водяные лилии, редкие растения и цветы. Менее экзотичные, зато более агрессивные кустики черники, ирги канадской, азалии болотной, малоэстетичные пучки вереска теперь совершенно вытеснили экзотику, заморские растения уступили место мощным сорнякам. Вода раньше была светлая и прозрачная, дно – чистое, песчаное. Детишки, включая и моих малышей, пускали там свои кораблики и, усевшись на берегу, болтали ногами в воде. Теперь она была пугающе темной, а сверху – покрыта скользкой зеленой тиной.

Ко времени, о котором я веду рассказ, золотых рыбок уже не осталось и дети перестали приходить к водоему – только, не потому, что Грейс превратилась в отшельницу, которая в любую минуту могла появиться, подобно привидению, из темных глубин дома и, потрясая тростью, прогнать незваных пришельцев. Была и более важная причина для страха: пять-шесть лет тому назад кто-то, желая, видимо, подшутить над Грейс или позлить ее, привез с материка пару крупных каймановых черепах, обитающих в лугах Джерси. Их безобразные, как у попугаев, клювы в короткое время прикончили бедных рыбок, а после того как они поранили ногу какому-то малышу, их попытались отловить. Они, однако, каждый раз ухитрялись избежать сетей. В конце концов на них махнули рукой, а детям запретили подходить к водоему.

Именно из-за этих черепах теперешний инцидент оказался столь зловещим. Когда я пересекла лужайку, группа мужчин на берегу расступилась, и я увидела лежащее на траве тело седовласой женщины, одетой в цветастое платье, еще влажное на вид. Она была без сомнения мертва: ее голые руки и ноги имели страшный, иссиня-бледный цвет.

«Бедная Грейс! – подумала я. – Она, вероятно, поскользнулась и упала в воду».

Я старалась не думать о том, как она делала слабые попытки выбраться и только глубже погружалась – из-за того, что ее ноги увязали в иле, а может, будучи старой и немощной, она просто стояла по шею в холодной мутной воде и кричала, напрасно взывая о помощи, пока не испустила дух.

Кто-то что-то обмерял, кто-то фотографировал. Над телом склонился доктор Ротенберг. Я вытянула шею, но какое-то время не могла ничего увидеть.

– Пожалуй, следует задержать Артура… – это сказал Крэмм, стоявший позади меня.

Я слегка повернула к нему голову.

– А разве он здесь? – Обычно Артур Хестон не приезжал раньше июля.

– Уже два дня, как приехал. Остановился, как всегда, в «Шарлотте».

Предоставив Отису в полной мере насладиться сознанием своего превосходства над неосведомленными людьми, я подошла ближе. Никто не обратил на меня внимания. Когда один из полицейских и представитель похоронной фирмы, которым оказался на этот раз сам Лен Тернер, крупный, пышущий румянцем мужчина, похожий чем-то на продавца автомобилей, взяли труп за руки и за ноги, чтобы засунуть в мешок, я наконец увидела ее лицо.

Я готовилась увидеть смерть, но это было нечто большее. Мои внутренности перевернулись, что-то подкатило к горлу. В ушах звенело, глаза застилал серый туман.

Едва устояв на ногах, я медленно отвела глаза от обглоданного, безглазого, безъязыкого, безгубого лица, если это вообще можно было назвать лицом. Каймановые черепахи знали свое дело.

В эту минуту меня заметил Гленн Ротенберг. Наверное, в моем лице не было ни кровинки, потому что он торопливо подошел ко мне.

– Вам здесь не место, Маргарет! С вами все в порядке? – Он мягко взял меня за руку, чтобы не дать упасть в случае чего, потом отвел меня в сторону, под тень двух гигантских кленов, возвышающихся в центре лужайки.

– Это ужасно, Гленн! Как она попала сюда?

Глаза доктора потемнели.

– Вы имеете в виду водоем? Сначала ей сломали шейные позвонки и только потом столкнули в воду. Если не ошибаюсь, в тот момент она была еще жива, и ее держали под водой, пока она не захлебнулась.

Я лишилась дара речи. Можно было догадаться, что произошло нечто ужасное. Об этом с очевидностью говорило количество полицейских и слова Гленна о следственной экспертизе. Но одно дело подозрения – и совершенно другое зримый факт убийства. Я пыталась и не могла осмыслить это хорошо обдуманное преступление, это зверское убийство человека, которого я хорошо знала. Когда вы читаете о таких вещах, вам кажется, что с вами этого быть не может. Это случается всегда только с другими.

Когда я обрела наконец голос, он прозвучал будто чей-то чужой.

– Это – не Грейс Чедвик, – сказала я.

– Что?! – Ротенберг резко повернулся к человеку в штатском, который сразу направился к нам вместе с полицейским в форме. Этот последний был похож на лягушку и имел на редкость отталкивающую внешность.

– Лейтенант Фишер из уголовного отдела штатовской полиции в Нью-Бедфорде, – представил его Гленн. Не дав ему докончить, лейтенант выпустил в меня целую обойму вопросов:

– Не Чедвик? Тогда кто же? Вы знаете кто?!

Я это знала. Я видела массивный золотой браслет и кольца: одно обручальное, какие дарят невесте на помолвку, другое – венчальное. В первом был вставлен бриллиант в четыре карата, а по бокам – два больших рубина; второе– широкое, усыпанное бриллиантами. Я видела руки гораздо более молодые, чем руки Грейс Чедвик, видела полные пальцы с длинными ухоженными ногтями…

– Да, – сказала я наконец. – Я знаю. Это – Роза. Роза Перкинс.

Глава 4

– Не понимаю, что она там делала? – недоумевала Хедер.

– Кто может это сказать? Наверное, приехала с визитом и обнаружила, что хозяйка уже в постели, – предположила я.

– В такой час – с визитом? – Хедер не могла в это поверить: ведь Гленн Ротенберг засвидетельствовал, что смерть наступила около полуночи.

Приходилось согласиться, что все это более чем странно.

Когда я приехала домой, Хедер уже успела состряпать обед, накрыть на стол и даже приготовить мой любимый коктейль с добавлением рома и сока лимона. Собственно говоря, мне следовало бы сразу позвонить Эсси. Я знала, что ей не терпится услышать обо всем случившемся и что она страшно рассердится на меня, если я не расскажу ей первой. Родители Эсси и Грейс дружили домами, и в детстве Эсси часто гостила в «Марч Хаусе». В более позднее время она поддерживала с Грейс дружеские отношения, парковала у нее свою машину, когда отправлялась побродить по своим лесным угодьям, расположенным за прудом-аквариумом, – теперь туда нельзя было проехать напрямую. Когда Грейс перешла на затворнический образ жизни, это коснулось и Эсси, которая, как и все другие, восприняла перемены философски, хотя ее они задели в большей степени, чем она признавалась самой себе.

Однако было бы верхом бестактности побежать к телефону, едва возвратившись домой. Поэтому я села вместе со всеми за стол и отдала должное приготовленному Хедер рыбному супу. Элджер тоже обедал с нами, вид у него был бледный и изможденный. Я отнесла это на счет денежных затруднений, которые он испытывал теперь постоянно. Тем не менее он не хмурился, как обычно, а, наоборот, заставлял себя мило улыбаться и даже извинился перед дамами, когда, не дожидаясь десерта, встал из-за стола, якобы для того, чтобы посмотреть спортивную передачу по TV. Это было только предлогом: в действительности ему надо было позвонить по телефону. Среди застольного шума – болтовня детей, расспросы Хедер – я слышала, как он говорил с кем-то, но не разобрала о чем.

Мы, взрослые, уговорились не обсуждать страшное происшествие в присутствии детей, но боюсь, что нам это не удалось. Хедер не смогла долго сдерживать свое любопытство, а меня распирало желание выговориться. Мало-помалу я рассказала все: как умерла Роза, как ее нашел Оуэн Фулер, как нагрянула полиция, у которой нет четкой версии о мотивах убийства, совершенного явно не в целях ограбления.

– Маргарет, – обратилась ко мне через стол Нэнси, более разумная и менее докучливая, чем другие дети. – Где была мисс Чедвик сегодня днем, когда приехала полиция?

– Думаю, в магазине, – ответила я. – Перед отъездом из усадьбы я слышала, как доктор Ротенберг звонил Саманте, и та сказала ему, что видела Грейс в порту, на Мэйн-стрит. Судя по всему, она ушла туда из дому рано. Полиция собиралась поехать за ней, если только она не приедет в скором времени на такси, которыми она обычно пользуется, когда ее не подвозят Гленн или Саманта.

– Не могу понять, как это Грейс не заметила утопленницу перед уходом! – В замечании Хедер прозвучало недоверие. – Ведь она почти всегда пользуется задней дверью, а «аквариум» виден оттуда как на ладони!

– Это верно, – сказала я. – Но зрение в ее возрасте…

– А может, она увидела Розу и обрадовалась, – вставила Джудит, более дерзкая из близнецов.

– Джудит!

Та склонилась над десертом, покосившись на свою сестру Анджелу.

– Меня удивляет, – вслух подумала я, – почему Гленн Ротенберг не определил, что это Роза. Ведь она была ему не совсем чужая: прошлым летом они с Самантой не один раз посещали ее вечеринки. Он даже лечил ее от аллергии или от отравления ядовитым плющом в День труда[3]3
  День труда празднуется в США в первый понедельник сентября.


[Закрыть].

Ответом мне был смех Хедер с налетом несвойственного ей сарказма.

– Я полагала, Маргарет, что тебе ведома простая истина: большинство мужчин не замечает, что носит женщина, если только это не чрезмерно смелое декольте.

Я вспомнила о комплименте, который сделал мне утром Питер Деборд, и подумала, что слова Хедер не могут относиться ко всем мужчинам; однако я предпочла не распространяться на эту тему.

– Мам, а что такое декольте? – спросила Анджела.

– Это когда женщина показывает больше, чем нужно, глупенькая, – «просветила» ее Джудит, и все четверо противно захихикали. Какое-то время их рты были забиты сырными пирожными с джемом, оставляющим на щеках детей сладкие полосы.

Хедер нашлась не сразу:

– Что ты такое говоришь, Джудит!

Но та и бровью не повела.

– Держу пари, что тот, кто столкнул Розу в воду, думал, что это – Грейс.

В этом как раз. и заключается версия полицейских, подумала я: Роза и Грейс приблизительно одного роста, волосы у обеих седые. В безлунную ночь разница в возрасте могла остаться незамеченной, и одну вполне могли принять за другую. Видимо, на том основании, что драгоценности не были сняты, полиция «вычислила» вероятность бродячего маньяка или грабителя, которому помешали. Представитель штата сказал во всеуслышание: «Я готов биться об заклад, что убийца обознался». Похожий на лягушку лейтенант Фишер из уголовного отдела с ним согласился. Все они считают убийство преднамеренным.

Если это так, подумала я, дело еще более усугубляется: значит, среди нас живет убийца, которого мы все хорошо знаем. Я вздрогнула при этой мысли и решила, что дети слышали больше, чем было можно допустить. Постучав по бокалу, требуя тишины (дети все еще продолжали свой бессмысленный, чисто детский спор), я сказала:

– А ну-ка, вы четверо, марш к телевизору! И пусть вам там промоют мозги.

Кристофер рывком отодвинул стул, встал и спросил:

– Какой глаз у нее выели, Маргарет?

– Оба, – ответила Джудит, прежде чем я опомнилась от изумления. – И язык тоже, можешь не сомневаться. Говорят, это самая лакомая часть.

– Джудит! Анджела! Выйдите из-за стола, немедленно! – Голос Хедер срывался от возмущения, но двойняшки не двинулись с места.

– Папа смотрит футбол, – возразила Анджела.

– Вы тоже можете смотреть! – строго прикрикнула на нее мать.

Близнецы повиновались с видимой неохотой – им хотелось еще послушать про Розу Перкинс. Вставая из-за стола, Джудит выдала «реплику под занавес»:

– Держу пари, что папа там был!

– Джудит! – Темные глаза Хедер метали молнии. – Еще одно слово, и ты будешь убирать туалет всю неделю.

Но Джудит не так просто было заставить отступить.

– Ну, если не был, так должен был быть! Тогда мы жили бы в своем доме, а не…

Она запнулась: в дверях стоял отец. Губы его улыбались, а глаза – нет.

Если Джудит не восприняла раньше материнский запрет, она сделала это теперь. Она бочком прошмыгнула мимо отца и спряталась в относительно безопасном убежище, которое предлагала библиотека. Нэнси, Кристофер и Анджела побежали за ней. Проводив их глазами, я посмотрела на взрослых, успев заметить, что они обменялись беглым молчаливым взглядом, после чего Элджер скрылся за дверью библиотеки.

Когда мы с Хедер начали мыть посуду, она попыталась замять неловкость.

– Кто-нибудь сообщил Эстелле? Я имею в виду, до того как туда нагрянет полиция…

– Это обещал сделать доктор Ротенберг, – коротко ответила я.

Дочь Розы, Эстелла, уже окончила колледж. Кроме тетки, живущей в Калифорнии, родственников у нее не было. Муж Розы, хронический алкоголик, оставил жену сразу после рождения дочери и вскоре умер от цирроза печени. Свои летние каникулы Эстелла всегда проводила на Острове.

Эстелла не вызывала у меня сочувствия, несмотря на постигшее ее горе. Она была полной противоположностью современной трудолюбивой девушке, такой, скажем, как Саманта Сандерсон. Очаровательное избалованное дитя со временем превратилось в девушку, не лишенную обаяния. Однако в последние годы она представлялась мне ленивой, дерзкой, испорченной воспитанием девицей, очень к тому же эгоистичной. По достижении шестнадцати лет она, по-видимому, не делала летом абсолютно ничего, вставая с постели лишь для того, чтобы вкусно поесть или повстречаться с любовником. Последние два года она была помолвлена с одним французом, в высшей степени никчемным молодым человеком, охотником за богатым приданым и… Бог знает что еще было у него на уме. Мне кажется, он промышлял наркотиками. Я знала, что он без конца курит марихуану, прямо в открытую, и потребляет слишком много кокаина. Этот жених принадлежал к знатной французской семье, род которой восходил к началу века. Но несмотря на громкое имя с бесчисленными титулами, все называли его просто Фрэнсисом, а свои сбережения он запросто мог истратить в ближайшем гастрономе за одну минуту.

Можно было не сомневаться, что в доме Розы Перкинс не будет слез. Эстеллу я видела в последнее время редко, и она никогда не выражала своей матери горячей привязанности. Теперь дочь наследует имение Розы, ее драгоценности, не тронутые каймановыми черепахами. Что до Фрэнсиса, его будущее теперь вполне обеспечено.

Войдя в столовую за новой порцией посуды, я увидела, что Хедер стоит, где стояла, с мрачным выражением лица.

– Как по-твоему, Маргарет, кто-то действительно может подумать…

– Что именно? – не поняла я.

– Что Элджер столкнул… нет… что он… хотел смерти Грейс?

– Хедер! О чем ты говоришь, опомнись!… – Я поставила блюдо обратно на стол, села и посмотрела на нее в упор.

– Но ведь могут… разве нет?… сказать, что он утопил Грейс, чтобы наша семья могла переехать в «Марч Хаус»…

– Прекрати! – вскричала я. – Никто не убивает человека из-за дома.

Она уставилась на меня бессмысленным взглядом, потом слегка улыбнулась и повела плечами.,

– Конечно же нет! Наверное, я просто устала. – В ее тоне проскользнули непривычно резкие нотки.

– Думаю, что в этом все дело. – Я посмотрела на нее с сочувствием. – Жить в том гараже все равно что жить в аду.

– Это точно, – согласилась она.

Я встала и обняла ее за плечи.

– Не горюй… ничто не длится вечно. Грейс Чедвик уже восемьдесят лет, она сейчас в стадии ремиссии. Это прозвучит ужасно, но я все-таки скажу: в любой момент ее рак может дать рецидив. Или бедняжка умрет от другой причины, от сердечного приступа, например.

Мне вспомнилась моя собственная мать: всю жизнь она набирала высоту, в девяносто лет, казалось, достигла зенита – и вдруг в какие-нибудь полгода ушла, будто солнце закатилось за гору…

– Вы терпели десять лет, Хедер, – сказала я. – Не надо отчаиваться.

Мы покончили с мытьем посуды. Когда Хедер и Элджер, забрав девочек, ушли к себе и мои собственные чертенята угомонились в своих постелях, устроенных в спальне, оклеенной желтыми обоями в цветочек (они сами выбрали их на этот сезон), реплика Джудит об отце всплыла в моей памяти, и я никак не могла от нее отделаться. Версия полиции, будто в ночной темноте убийца принял Розу за Грейс, которую он намеревался убить, неизбежно бросала тень на Элджера: смерть Грейс разом избавляла его от материальных и всех прочих затруднений. Многие убийства совершаются по гораздо меньшим основаниям.

Элджер, я знала, был типичным неудачником, из тех, кто лишь ропщет на судьбу, вместо того чтобы действовать; но знала я и то, что могут наплести досужие языки. Бедняжка Хедер имела основания волноваться.

Эсси, разумеется, думала так же. Я позвонила ей, лишь только добралась до отводной телефонной трубки у своей кровати. Мои миниатюрные дорожные часы показывали половину одиннадцатого. Эсси редко укладывалась раньше полуночи, а иногда, по-моему, не ложилась совсем. Моя подруга не испытывала потребности в ночном отдыхе, тогда как я очень в нем нуждалась. Она сняла трубку после третьего звонка. И я возблагодарила небеса, что новость еще не дошла до нее. Узнав про версию полицейских, Эсси сказала:

– О дорогая! Не хотела бы я быть на месте Элджера Микеля. Они приступят к нему со своими вопросами, прежде чем мы успеем глазом моргнуть. Ему понадобится надежное алиби.

– Глупости! У него характер не сахар, но на убийцу он не похож.

– Да ведь я никого и не обвиняю, Маргарет, милая! – В голосе подруги проскользнули нотки, типичные для старой девы. – Но он всегда казался мне слишком скрытным. И ты знаешь, он постоянно крутится возле «Марч Хауса», ходит, высматривает что-то, снедаемый завистью. Он да еще этот Оуэн Фулер. Прошлым летом я видела там Элджера более десяти раз, а в этом сезоне уже дважды: стоит на подъездной дорожке и смотрит на дом, будто голодный пес. Его наверняка видели и другие. Слухами земля полнится, надо смотреть правде в глаза.

Я не стала спорить, и Эсси, к моему облегчению, переключилась на другое. По ее просьбе я припомнила, что смогла, из вопросов полицейских ко мне: откуда я знаю Розу и как давно? как давно знаю Грейс и часто ли виделась с нею? знаю ли я такого человека, который мог желать ее смерти и почему? То же о Розе. Что, по моему мнению, могла делать Роза в усадьбе в такой поздний час.

– Вот чего я не могу понять! – воскликнула Эсси, буквально повторяя слова Хедер.

– И никто не может, – возразила я.

– Тебе придется встречаться с полицией снова?

– Вероятно.

– Удивительно, как это они не приехали ко мне. Оуэн Фулер не мог не сказать им, что моя земля граничит с усадьбой.

Я с трудом сдержала улыбку: для Эсси была нестерпима самая мысль о том, что она оказалась вне игры.

– Может, мне позвонить им? – Она размышляла вслух. – Да, наверное, надо. А как восприняла все это Грейс?

Я передала ей содержание своего разговора с Хедер.

– Бедняжка! – В голосе Эсси прозвучали нотки сочувствия. – Никому не пожелаю, чтобы случилось такое, а тем более – Грейс. Надо ей позвонить. Если она не захочет меня видеть, я уверена, что Гленн Ротенберг подскажет мне, чем я смогу быть полезна. И мы с тобой должны послать цветы Эстелле, не зависимо ни от чего.

Я сказала, что собиралась сделать это завтра утром, и предложила отвезти цветы от имени обеих: Эсси знала Розу меньше, чем я.

Эсси поблагодарила, и мы с ней, точно две школьницы, долго еще обсуждали подробности убийства своей знакомой, пока у нас не начали слипаться глаза. Напоследок я обещала Эсси дать ей полный отчет о своем визите к Эстелле и взять у нее детективные романы, которые брала почитать Роза.

– Это превосходные детективы, – добавила она. – Будет жаль, если они потеряются.

Несмотря на высказанные ею подозрения относительно Элджера, разговор с ней поднял мне настроение. Я любила Хедер, но только Эсси умела разговорить меня как никто другой. Самая темная туча казалась после этого менее угрожающей. Я разделась, сняла макияж и расчесала волосы. В ушах у меня все еще звучали последние слова Эсси:

– Запомни, моя дорогая Маргарет: если этот мерзкий лейтенант станет докучать тебе, я мигом дам ему укорот. Обещаешь?

Уже стоя под душем, я представила себе ее лицом к лицу с Фишером и невольно рассмеялась.

Но когда я наконец улеглась, мое недолгое воодушевление погасло, и я долго лежала без сна, созерцая потолок спальни, бледные, призрачные отражения огней, окружающих притихшую и притемненную гавань. Сама того не желая, я думала о странных взглядах, которыми обменялись Хедер и Элджер, и эта мысль не давала мне покоя. Эсси, возможно, бывает порой излишне категорична в своих суждениях, но чаще всего она оказывается права. Для мужчины, наделенного физической силой Элджера, нанести, в состоянии аффекта, удар кулаком в шею старой женщины, после чего столкнуть ее в водоем – самая простая вещь на свете. Тем более что она развязывает весь узел его проблем.

Если, конечно, его не схватят. В этом случае его жена и девочки окажутся без вины виноватыми, расплачивающимися к тому же за смерть «не той» женщины.

В самом деле, что делала Роза Перкинс в глухую полночь на задней лужайке усадьбы Грейс Чедвик?

Эта мысль долго не давала мне сомкнуть глаза.