Текст книги "Убийство на острове Марты"

Автор книги: Дэвид Осборн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 6

Я позвонила ей на следующее утро, около девяти. Вероятно, она, как и многие люди преклонного возраста, встает рано, думала я, но надо дать ей время, чтобы принять ванну и одеться, приготовившись к моему визиту, и, в ее конкретном случае, нарумяниться и положить толстый слой пудры, какой не кладет ни одна женщина после сорока пяти.

Услыхав в трубке гудки, я попыталась представить себе, как она ответит. В доме, помнится, два аппарата: один вверху, в ее спальне, там мне бывать не приходилось; другой – внизу, в парадном зале. Вот она подходит к этому, второму, аппарату, маленькая, хрупкая фигурка с белыми волосами, собранными в узел под неизменной шляпкой; шея, как обычно, закрыта высоким шарфом, чтобы защититься от вредного действия воздуха – зимой холодного, летом жаркого.

Я представляла ее в окружении предметов старинной, обветшалой обстановки: бронзовые викторианские лампы, затененные абажурами с кистями, помпезные стулья с высокими спинками, статуэтки из темной бронзы, имитирующие греческую скульптуру, пальмы в кадушках – все это смутно угадывается в слабом свете, просачивающемся сквозь тяжелые ставни, закрывающие окна со стороны проезжей дороги, обсаженной раскидистыми деревьями.

Когда она заговорила, я почувствовала неловкость – таким слабым и немощным показался мне ее голос.

– Мисс Чедвик? Говорит Маргарет Барлоу.

Последовала минутная пауза. Я подумала, что она не расслышала.

– Кто? Барлоу?

– Жена Джорджа Барлоу. – Я чуть было не сказала «вдова», но спохватилась: она могла и не помнить, что Джордж умер, это только осложнило бы дело. В прежние годы она симпатизировала Джорджу.

– Чья жена?

– Барлоу, Джорджа.

– Ах да, Джордж Барлоу… премилый молодой адвокат. Как он поживает?

– Отлично, мисс Чедвик, благодарю вас. – Я уже было собиралась сказать: он шлет вам наилучшие пожелания, но потом сообразила, что в этой ситуации моя реплика прозвучала бы слишком зловеще.

Я сказала, что хотела бы нанести ей визит, чтобы обсудить одно неотложное дело, но не изложила его суть, опасаясь, что если я заикнусь об этом, продолжения разговора может и не быть. И тем не менее я натолкнулась на глухую стену.

– Я такая усталая, – сказала она, – что не в состоянии общаться с кем бы то ни было.

– Это совсем недолго! – воскликнула я. – В любое удобное время, разумеется.

– Возможно, на будущей неделе, – сказала она. – Позвоните мне через несколько дней. – В аппарате что-то щелкнуло, и я испугалась, что она положила трубку.

– Мисс Чедвик?… Алло! – Слава Богу, она еще на проводе!

– Извините меня, но я сейчас действительно не в силах видеть кого бы то ни было и особенно говорить о делах. Это связано с миссис Перкинс? Я уже рассказала полиции все, что знала. Ужасный народ! Они торчали здесь часами, совали свой нос куда не надо. А чего стоят эти дурацкие вопросы! Откуда мне знать, как она попала в мой пруд? Столкнули, наверное. Кроме того, Роза всегда была со странностями. И как я могла что-то слышать, если я спала?

Пришлось отказаться от первоначального плана и раскрыть карты:

– Мисс Чедвик, дело касается вашего дома…

И я разразилась страстной речью в защиту Хедер и ее девочек, выложив все свои доводы. Когда я закончила, последовала новая длительная пауза, заставившая меня подумать, что она ушла. Однако я уловила в трубке ее дыхание.

– Мисс Чедвик?…

В ответ она сказала мне то, что я меньше всего хотела услышать.

– Элджер Микель хотел меня убить!… – Ее голос дрожал от гнева.

Сердце у меня упало, и какое-то время я не могла найти что ответить. Переоценив свои дипломатические способности, я не просчитала ходы вперед.

– Уверяю вас, мисс Чедвик, вы ошибаетесь!

– …а вместо меня убил Розу Перкинс. Так считает полиция.

Внезапно я сообразила, что надо делать – надо лгать. Без всякого зазрения совести.

– Нет, мисс Чедвик! Этого не могло быть! Элджер тогда был у меня, весь вечер. Он и его жена. Они помогли мне разобраться с вещами после переезда на лето… – Меня будто понесло. Она ведь не знала того, что позапрошлой ночью я была еще в Нью-Йорке. – Мы управились только к половине третьего, и от меня они поехали прямо к себе. Я знаю это потому, что Элджер забыл у меня свой кейс, и я звонила ему домой, чтобы он не волновался. Это было уже в половине третьего утра, а Роза умерла между десятью и двенадцатью вечера, как утверждает доктор Ротенберг.

Моя история звучала весьма убедительно для меня самой, но не произвела ни малейшего впечатления на Грейс, будто бы я вовсе ничего и не говорила.

– Если я позволю им жить здесь, в следующий раз он уже не обознается. Всего хорошего… как вас? миссис Барлоу. Привет Джорджу. Хороший он человек, ваш муж.

На этот раз она и в самом деле положила трубку. Я набрала номер снова – напрасный труд. Ответа не было. У меня не хватало зла на самое себя, просто хоть волком вой. Где была моя голова? Почему я вообразила, что она соизволит говорить со мной, тем более на эту тему? Надо помнить, с кем имеешь дело. Это не Хедер, не Эсси, это скрытная старая затворница, возможно, уже наполовину выжившая из ума.

Наконец мне удалось совладать со своими эмоциями и взять себя в руки. Я не дала воли слезам, а вместо этого надела новый купальный костюм, купленный в Нью-Йорке, – последняя модель, открывающая всю спину (ни одна женщина старше сорока пяти не позволит себе надеть такой), обернула вокруг себя пляжную юбку без застежек, захватила маты, лосьон для загара, забросила детей в их парусный класс и поехала на Саут-Бич.

Поскольку сезон еще только начинался, на пляже было просторно, и я провела там чудные шестьдесят минут, целиком поглощенная собой. Я лежала на солнце, наслаждаясь сознанием дерзновенности своего костюма, красотой моря и неба, ритмичным плеском волн, ударяющих о берег и убегающих назад, чтобы через равные промежутки времени ударять снова и снова. Это был поистине божественный час, ибо мне удалось заставить себя забыть обо всем и отдаться – душой и телом – действию восхитительных солнечных лучей. В течение этого времени я была сама собой – и только. Только Маргарет, из плоти и крови, не думающая ни о каких проблемах.

На обратном пути я свернула с главной дороги на окраину Эдгартауна и остановилась у гаража Эда Руперта. Я старалась не замечать ни промасленных бочек, наваленных повсюду, ни самого хозяина, распивающего пиво в заброшенном фургоне в компании сомнительных личностей. Он был по обыкновению небритый, распахнутая рубашка открывала дряблую желтоватую кожу на груди. Когда я проезжала мимо, направляясь в заднюю часть территории, он послал мне вслед такой недвусмысленный взгляд из-под нависших бровей, что мне захотелось прикрыть свои обнаженные плечи и спину, хотя бы подолом той же самой юбки.

Проехав мимо скопления ржавых машин, частично разобранных на детали, я без труда отыскала апартаменты Микелей по четырем уродливым окнам в железных рамах без ставней. Я постучала в обшарпанную «парадную» дверь и, не получив ответа, подергала ручку: заперто. Страшась увидеть картинку, которую представляло собой помещение изнутри, я почти обрадовалась – зрелище в эту минуту могло оказаться непереносимым. Впрочем, через окно была видна свисающая с потолка красивая рыбка, сделанная из синей с золотом бумаги, а на подоконнике стояла ваза с полевыми цветами: Хедер, судя по всему, стремилась превратить эту бетонированную тюремную камеру в подобие домашнего очага. Моя эскапада, мое «бегство» на пляж окончилось, здесь была суровая действительность. Сердце у меня сжалось от боли.

До моего дома было недалеко, какие-нибудь полмили или меньше. Едва я успела отъехать от гаража, как в моей голове родилась новая идея: чтобы уговорить Грейс Чедвик, мне вовсе не обязательно видеть ее, будет достаточно, если это сделает кто-то другой. И прежде чем созрело это решение, я уже знала, кто может мне помочь: Саманта Сандерсон. Она часто подвозит Грейс в город или из города в своей машине, Гленн Ротенберг оказывает ей врачебную помощь, старая леди ему доверяет. К их мнению она может прислушаться, а я, со своей стороны, постараюсь убедить их сделать все возможное, чтобы изложить Грейс мои доводы в пользу Хедер.

Мне нужно было несколько телефонных звонков: водопроводчику, насчет подтекающего вентиля, на телестанцию – насчет антенны; потом я договорилась с местным садовником, что он подстрижет траву на моей лужайке и приведет в порядок цветочные клумбы, и, наконец, отправилась за детьми. Слушая их подробный отчет о том, что произошло сегодня на занятиях по парусному спорту, я направилась к театру «Раковина моллюска», расположенному за пределами территории порта, на широкой площадке, носившей название Уэст-Чоп.

Через боковые улочки, через чью-то подъездную дорожку, позволившую мне срезать угол, я объехала территорию порта, многолюдную Мэйн-стрит с ее многочисленными магазинами и лавочками. Не доезжая до площадки для гольфа в Минк-Медоусе, я притормозила у знакомой бело-голубой вывески, украшенной двумя – трагической и комической – масками, символизирующими театральное искусство, и свернула на дорожку, ведущую к театру.

Его помещение представляло собой вместительный старый сарай с мансардой; Саманта Сандерсон купила его и отремонтировала главным образом при помощи добровольных помощников-строителей, проникшихся чувством долга, и других, таких как Эсси. До того как увлечься аэронавтикой, моя приятельница считала театр средством избавления от скуки и тягот жизни.

Толкнув дверь, я увидела перед собой саму Саманту, в перепачканных краской джинсах и кедах. Она несла тяжелую банку краски галлонов в пять, направляясь к большим полотнам декораций, разостланных на лужайке. Они остались еще с прошлогодней постановки «Венецианского купца», и несколько человек из труппы усердно трудились над превращением их в декорации старого Лондона для «Королевы Виктории», спектакли которой начинались на следующей неделе.

Саманте было, наверное, лет тридцать. Возраст актрисы определить всегда трудно: они обычно выглядят очень молодо и в то же время очень практичны. Впервые она появилась на Острове лет десять тому назад, приехав в качестве отдыхающей, а через пять лет поселилась здесь на постоянное жительство, – после того как назанимала, выпросила, наскребла достаточную сумму, чтобы купить здесь просторное помещение. Я подумала, что эта привлекательная энергичная женщина, натуральная блондинка, по своим внешним данным схожа со мной, если брать тот мой возраст: тонкая и стройная, с высоким бюстом, разве что ростом пониже; когда-то она училась танцам, и это заметно по ее подвижности и выносливости. Она может выполнить любую работу – хоть за кровельщика, хоть за слесаря-водопроводчика, и очень многое в театре делает своими руками.

При всем сходстве со мной, она совершенно другая. Я в молодости была безыскусственна, где-то даже наивна, тогда как Саманта, что называется, тертый калач. Я никогда не могу понять толком, что у нее на уме. Порой она бывает даже циничной и постоянно стремится к самоутверждению, что, по-видимому, характерно для многих нынешних молодых людей, ставящих в центре мироздания свое «я».

Заметив меня, она сразу же поставила краску на землю, вытерла руки о джинсы и приветливо улыбнулась.

– Привет, Маргарет! Каким ветром тебя занесло?

Я поздоровалась и после краткого обмена любезностями спросила, не может ли она уделить мне несколько минут.

– Разумеется, – ответила та.

Я последовала за ней в полумрак и тишину зала. Мы прошли по центральному проходу на сцену, где Нэнси и Кристофер немедленно обнаружили вешалки с костюмами времен Шекспира.

– Можете их примерить, не стесняйтесь, – разрешила Саманта, чтобы дать детям занятие.

Им не нужно было повторять это дважды – они сразу накинулись на костюмы. Саманта повернулась ко мне и сказала:

– Ты не возражаешь, если я во время нашей беседы займусь делом? Я собиралась поэкспериментировать над своим гримом для будущей постановки.

Мы прошли за сцену, в ее уборную – тесное и довольно-таки душное помещение. Большое зеркало освещено яркими лампами, туалетный стол завален баночками и тюбиками с косметикой, на подставке – пепельно-серый парик, на стендах висят костюмы викторианской эпохи.

Саманта села перед зеркалом и прибавила света. Я блаженно опустилась в мягкое кресло, успев заметить мельком беспорядочную кучу бумаг в углу туалетного стола. Вверху лежал банковский отчет, где большинство цифр было написано красными чернилами. Я отвела глаза, но не сумела скрыть, что видела это.

– По обыкновению, одни расходы. – Она придавила бумаги баночкой с кольдкремом.

– Извини, – смущенно пробормотала я. – Я не хотела смотреть.

– Пустяки, Маргарет. – Саманта вдруг как-то потускнела и сникла, как человек, потерпевший поражение. Однако она тотчас взяла себя в руки, будто актриса на сцене, и сказала в прежнем бодром тоне:

– Ну как? Что с этим убийством? Ужасно, правда? Мы с Гленном никак не могли отвязаться от полиции, они торчали здесь часами. Каких только вопросов нам не задавали – только потому, что мы помогали престарелой женщине, время от времени подвозя ее в город!

Саманта начала класть основной тон на лицо. Когда я закончила излагать цель своего визита, она уже манипулировала с пудрой и черным карандашом. Движения ее были быстрыми и точными. Прямо у меня на глазах молодая женщина «постарела» на много лет. Она помедлила с ответом, изучая в зеркале результаты своих усилий и, вероятно, обдумывая мою просьбу. Наконец она произнесла:

– Разумеется, я могу попытаться. Но почему ты думаешь, что даже если Грейс ответит согласием, это будет хорошо для Микелей?

– Как? – Я не сразу поняла ее. – Какие могут быть сомнения? Они получат приличное жилье вместо этих трех мерзких каморок на задворках гаража.

– Я не о том, – поспешно сказала моя собеседница. – Я хотела знать, веришь ли ты, что это реально поможет Элджеру избежать подозрений? Некоторые ведь могут подумать, что Грейс пускает их к себе только потому, что боится его.

Это не приходило мне в голову, но для того, кто считает Элджера убийцей или хотя бы подозревает его, думать так было вполне логично.

– Но это предполагает виновность Элджера, – возразила я. – Допустим, это так и есть, но разве самый факт его проживания в «Марч Хаусе» не явится для Грейс наилучшей гарантией безопасности, если только он не помешался (чего на самом деле нет) или не хочет убить ее просто из ненависти к ней, что было бы уже совсем нелепо. Они получат наконец сносное жилье, а Грейс самое большее протянет два-три года.

Саманта улыбнулась и сказала:

– Если он не сумасшедший, а где-то поблизости таковой имеется, нелишне иметь в доме мужчину для. защиты его хозяйки, ты так рассуждаешь? Хорошо, Маргарет, ты меня убедила. Надеюсь, Хедер Микель понимает, какого верного друга она имеет в твоем лице.

– Так ты поговоришь с Грейс?

– Разумеется. Или я, или Гленн.

Саманта сняла с подставки седой парик и надела его. Просто невероятно, как разительно она сделалась похожей на королеву Викторию. Положив руки на бедра, она сказала со смехом:

– Я собираюсь использовать накладки на нос и что-то сделать со своими щеками.

Она важно надула щеки, втянула голову в плечи и ссутулилась – эффект был поразительный: передо мной сидела старая грузная женщина. Я не удержалась от похвал.

Саманта сняла парик.

– Я редко прибегаю к внешним приемам, – сказала она. – Мне важно передать суть образа. – Она взяла большую банку с кольдкремом и начала удалять грим. – Гленн собирался сегодня везти Грейс в город, если он еще не выехал, я постараюсь перехватить его. Главное, улучить момент, когда старая леди будет в хорошем расположении духа, а это, скажу вам, не просто. Вот, например, на прошлой неделе…

Закончить ей не удалось – со стороны подмостков раздались громкие вопли. Мы бросились туда и увидели такую сцену: Кристофер с бутафорской шпагой в руке наступал на Нэнси, делая угрожающие выпады. Мы вызволили девочку, и через пять минут я уже сидела за рулем, увозя детей домой. В ушах у меня стояли последние слова Саманты:

– Мы сделаем все от нас зависящее, Маргарет. Однако тебе не стоит питать слишком уж большие надежды. Во всем, что касается ее усадьбы, Грейс щепетильна до странности, ты это знаешь. Она, похоже, считает: стоит ей подпустить кого бы то ни было к парадному входу, как тотчас возникнет угроза ее жизни, а она еще не собирается умирать.

Однако эти ее наставления мне не пригодились. Подъехав к своему дому в Эдгартауне, я увидела на ступеньках парадного входа Хедер с детьми. Девочки плакали. Случилось худшее: полиция явилась за Элджером, чтобы вести его на допрос. Я оказалась права: у него не было алиби. Хуже того: в кустах, на берегу злополучного водоема был найден новенький спиннинг с блестящей металлической блесной, какую используют рыболовы во время прибоя.

Полицейские уехали ни с чем: ни жена, ни дети Элджера не видели его с раннего утра. Он будто в воду канул.

Глава 7

Полиция обыскала все паромы и аэропорты: по идее Элджер должен был быть еще на Острове, если только не умудрился улизнуть на маленькой лодке. На таком острове, как наш, достать ее не составляло труда, другое дело – суметь воспользоваться ею. Прибрежная охрана была начеку и наверняка выслала патрульное судно. Ширина пролива между островом и мысом Кейп-Год меньше четырех миль, не так-то просто преодолеть его незамеченным, даже в ночное время.

Я ввела Хедер с девочками в дом.

– Только не сходите с ума! – Мой непререкаемый тон вовсе не соответствовал тому, что чувствовала я на самом деле. – После ленча поедете к себе и соберете вещи. Будете жить здесь, со мной.

Оцепеневшая от горя Хедер не возражала – она была рада, что кто-то принимает решения вместо нее. Я поручила детям мыть и резать огурцы, перец, грибы, листья салата. Это было, пожалуй, немного рискованно, учитывая их возраст, но надо было дать им дело, даже чреватое опасностью содрать кожу на пальцах. Одно другого стоило. Пока они орудовали на кухне, болтая и производя невероятный беспорядок, я заставила Хедер выпить довольно крепкий коктейль, поставила чайник на огонь и занялась приготовлением любимого детьми болонского соуса.

После ленча я отвезла Микелей в гараж и спустя полчаса привезла назад – с их чемоданами. Хедер и девочек я поместила в комнате для гостей, которая называлась у нас «голубой спальней». В прежние времена там была «швейная мастерская» для неоднократно менявшихся жен капитана Сэмуеля. Из нее, как и из окон моей комнаты, открывался красивый вид на гавань. Пока гости разбирали вещи, Кристофер и Нэнси «помогали» им, показывая, как здорово можно прыгать на панцирных сетках кроватей.

Улучив свободную минутку, я выскользнула в библиотеку и позвонила прежнему компаньону Джорджа, практиковавшему в Нью-Йорке. Тот обещал связаться с первоклассным адвокатом в Бостоне. Мне нужно было переговорить с Хедер наедине, и, как только она с девочками сошла вниз, я услала всех четверых детей на новый рынок близ доков, велев им купить омаров к обеду (Кристофер их так любил, что умудрялся съесть не менее двух, просто удивительно, где они в нем помещались).

– На остальные деньги купите себе мороженое, а мне принесите свежий номер журнала мод из того магазина, где работает Питер.

Можно было не сомневаться, что, получив такие поручения, они на некоторое время оставят нас в покое. Когда за шумной ватагой затворилась дверь и голоса детей смолкли в нижнем конце улицы, я усадила Хедер в кресло в гостиной и без всяких предисловий задала ей главный вопрос:

– Ты знаешь Элджера, Хедер. Кто, как не ты, знает его! Вы делите с ним горе и радость вот уже двенадцать лет. Это он убил Розу? Или не он?

Она колебалась.

– Не так все просто, Маргарет…

Сердце у меня екнуло. Я не дала ей закончить: мне было нужно знать. Я повторила свой вопрос более жестким тоном.

Что-то изменилось в выражении ее глаз. До этой минуты они были настороженные, почти враждебные, теперь в них была только боль. Казалось, я преодолела некую преграду. Лицо ее побелело как бумага, она стала похожа на наказанного ребенка.

– Нет, он не убивал! Поверь, Маргарет, не убивал! Мне кажется, он готовился это сделать, но не сделал.

– Готовился?!

Моя тревога, по всей вероятности, подействовала на нее. Будто прорвало некую плотину – слова полились нескончаемым потоком.

– В тот вечер, после обеда, у нас не было воды – ее перекрыли, чтобы создать больший напор для мытья машин. Элджер пошел объясняться и крупно поговорил с Эдом Рупертом. Однако он ничего не добился: пьяные дружки Эда пригрозили избить его. Элджер страшно разнервничался. «С меня довольно! Я пойду в свой дом и вложу ума этой треклятой старухе!» – Это были его буквальные слова. Еще он сказал, что размозжит ей голову, если она не пустит нас хотя бы в сарай. Было около десяти часов. Я умоляла его не ходить, но все было напрасно. Я никогда еще не видела его таким взбешенным… – Хедер не могла продолжать: слезы страха и безысходного отчаяния градом катились по ее худым щекам.

Я дала ей время прийти в себя и спросила:

– А что потом? Видел он Грейс? – Памятуя о том, что убийство произошло в это самое время, я старалась не думать о худшем.

Измученные глаза женщины преисполнились еще большей печали, если только это было возможно.

– Да, – прошептала Хедер чуть слышно.

– Ну и?…

– Нет, не то, что ты подумала. Он даже не подошел к ней… – Она нервно кусала губы.

Я сказала как можно мягче:

– Я не тороплю тебя, Хедер. Возьми себя в руки. Но ты должна мне довериться. Что бы там ни произошло, ты ведь не можешь держать это в себе.

Она отыскала в кармане платок и высморкалась.

– К тому времени, когда Элджер приехал туда, гнев его немного остыл. Но он все-таки хотел попытаться убедить ее. Понимая, по его словам, что Грейс, возможно, уже легла спать, Элджер не собирался беспокоить ее в этом случае, – она все равно не встала бы с постели. Поэтому он оставил машину на обочине шоссе и пошел к дому пешком.

– Грейс была еще на ногах?

Хедер кивнула утвердительно.

– Поначалу Элджер думал, что она спит: в окнах было темно. Он говорит, что обошел вокруг дома, однако на кухне тоже не было света. Он остановился посреди лужайки, решая, как теперь быть. Уже готовый отказаться от своего плана и уйти, Элджер увидел огни: какой-то автомобиль спустился по Ти-лейн к усадьбе. Когда дверца открылась и внутри зажегся на короткое время свет, он узнал Розу Перкинс и ее вместительный «кадиллак». Приехавшая вышла из кабины, обошла дом в направлении кухни и позвала Грейс.

Ночь была лунная, но Элджер стоял в тени двух развесистых кленов, растущих в центре лужайки, и Роза его не заметила. В тот момент, когда она повернулась к нему спиной, он прошмыгнул на дальний берег водоема и спрятался в кустах. Роза постучала и снова подала голос. Наконец в задней передней, у кухни, зажегся свет. Грейс, видно, спросила, кто стучит, потому что Роза назвала себя, после чего дверь отворилась и на пороге показалась хозяйка. Они с Розой немного поговорили о чем-то, потом пошли к водоему. Элджер говорит, что Грейс была очень сердита; ему показалось, что он расслышал такие слова: «Роза Перкинс, я этого не хочу, не вмешивайся не в свое дело!» А та ответила что-то вроде: «Ты поступаешь неразумно» и «Ведь это для твоего же блага».

Затем, как говорит Элджер, ему показалось, что Грейс внезапно ударила Розу. Было плохо видно: мешали кусты и тени вокруг, но он думает, что Грейс ударила ее вот сюда, пониже затылка. – Хедер показала рукой туда, где начинается шея. – Роза упала на траву, а Грейс наклонилась над ней и покатила ее в воду.

До меня не сразу дошло то, что сказала Хедер. Уставившись на нее в полном изумлении, я переспросила:

– Грейс напала на Розу? – Это было непостижимо.

Хедер кивнула.

– А что Элджер?

– По его словам, сначала он не предпринимал ничего, просто стоял и смотрел. Элджер был ошеломлен – не меньше, чем ты сейчас. В увиденное невозможно было поверить. Но опомнившись, он бросился вперед и увидел, что Грейс держит голову Розы под водой. Тогда он закричал и побежал к ним вокруг пруда. Однако на это ушло время. Его рукав зацепился за колючий кустарник, потерялся спиннинг. Когда он подбежал к Розе, Грейс там уже не было. Элджер стал вытаскивать Розу из воды, и в этот момент кто-то его ударил. По-видимому, это была Грейс, кто же еще? Элджер считает, что скорее всего она пряталась в тени тех самых кленов, на лужайке. Лишь только он схватил Розу за волосы, чтобы вытащить ее на берег, как сам оказался лежащим ничком на траве: его ударили в то же место, что и Розу. – Хедер вновь показала на основание своей шеи. – Потом Элджер, как ему кажется, услышал звук хлопнувшей двери – скорее всего это была задняя дверь. Когда он поднялся на ноги, было уже слишком поздно для Розы: ее тело запуталось в водорослях, и его было трудно освободить. Минут десять Элджер делал ей искусственное дыхание – изо рта в рот, – потом бросил.

– Но почему же он не заявил в полицию?

– В полицию! – горько повторила Хедер. – Ты думаешь, они поверили бы ему? Старая, немощная Грейс, восьмидесяти лет от роду, убила Розу Перкинс и пыталась убить его самого! Элджер смог сделать лишь одно – выбраться оттуда как можно быстрее.

На какое-то время я напрочь забыла о сидящей передо мной Хедер: я ее просто не видела. Мне виделся Элджер Микель, стоящий под кленами на залитой лунным светом лужайке усадьбы «Марч Хаус»: у его ног лежит неподвижное мокрое тело, которое совсем недавно было Розой Перкинс, рядом черный, затянутый тиной водоем, темные очертания массивного викторианского дома с его островерхой кровлей и дымовыми трубами, силуэты которых четко выделяются на фоне ночного неба. Не мудрено, что он сбежал оттуда. Да и как было поступить иначе? Кто бы ему поверил? С одной стороны – почтенная матрона, которую просто немыслимо заподозрить в убийстве, а с другой – замкнутый, мрачного вида человек, имеющий все основания желать ее смерти. Но вот почему не позвонила в полицию сама Грейс? Это было мне непонятно, о чем я и сказала Хедер.

– Я и сама этого не понимаю, – ответила та. – Элджер тоже не может этого объяснить. Наверное, Грейс полагается на его молчание, рассчитывая, что ему все равно никто не поверит.

– Но зачем было ему сталкивать труп обратно в воду? – спросила я.

– Он этого не делал! Должно быть, после его ухода Грейс снова выходила из дома.

– О Боже! – ужаснулась я.

Хедер снова залилась слезами, а я попыталась представить себе все наглядно. В полной тишине, лишь только замер в отдалении шум мотора Элджера, послышались звуки открываемой задней двери, жалобно, будто протестуя, скрипящей на заржавленных петлях. Сгорбленная старческая фигура выходит на лужайку и ковыляет к пруду… Вот она наклоняется и с усилием, шаг за шагом, катит бездыханное тело обратно в воду…

Я невольно вздрогнула. Если это правда, то Грейс, вероятно, сошла с ума – только буйная форма помешательства придает человеку такую сверхъестественную силу.

Будто угадав мои мысли, Хедер проговорила:

– Это правда, Маргарет! – Глаза ее просили, молили. – Ты должна поверить мне, должна! Элджер никогда не придумал бы такое. Он никогда не лгал, во всяком случае мне. Я знаю, что его считают странным, даже ты, но он любит меня, любит детей. Элджер не мог причинить нам такое горе. Он не способен на убийство.

– Конечно, нет! – сказала я, но про себя подумала: «Так ли это?» Я будто онемела. Мне было ясно одно: если Элджер и говорит правду, сомнительно, чтобы кто-нибудь, кроме жены и детей, поверил ему.

Я молча приготовила ей и себе по коктейлю. В голове у меня роились вопросы. Бывают ли престарелые дряхлые дамы буйно помешанными? Я о таком никогда не слышала. Они могут страдать старческим маразмом, афазией, склерозом, но жаждущий крови душевнобольной маньяк, с глазами, горящими от непреодолимой потребности убивать, с внезапно проснувшимися преступными наклонностями юных лет – и дряблые атрофированные мышцы, скрывающие суставы? Это не укладывалось у меня в голове. И снова – в который раз – я спрашивала себя: что там делала Роза в это время суток? Может, Грейс заманила ее в ловушку? Но зачем ее убивать, именно ее – из всех прочих людей?

– Это все, что Элджер слышал из их разговора? Ты ничего не упустила?

Хедер покачала головой.

– И он уверен, что Грейс не могла принять ее за кого-то другого?

– Нет. Как я уже говорила, Роза громко назвала себя и окликнула Грейс по имени.

В тот самый момент, когда она это сказала, я вдруг поняла, как можно пролить свет на странный ночной визит Розы. Глядя на Хедер, такую подавленную и несчастную, я подумала об Эстелле Перкинс и о ее вызывающем поведении. Может, ее экстраординарная, дерзкая манера была просто прикрытием чего-то, что она хотела бы сохранить в тайне. Ребенком и даже студенткой колледжа она не была такой испорченной, несмотря на неразборчивость в связях и пристрастие к наркотикам. Может, вчера она умышленно играла эту роль, чтобы поскорее избавиться от меня?

Я посмотрела на старинные часы, стоящие на каминной полке. Мой муж купил их на аукционе в первый год после нашей свадьбы. Сколько он проявил тогда энтузиазма! Стрелки показывали четверть третьего. Я постаралась представить себе, что бы сделал Джордж в подобных обстоятельствах. Он, как и Эсси, был человеком дела. К чертям разговоры! Надо вставать и начинать действовать. Что бы сделал он сейчас? – спросила я себя. Ждал бы дни, недели, может быть, месяцы, пока полиция не запутает и не засадит Элджера и тем самым погубит его семью? Или попытался бы, руководимый неким внутренним чутьем, помочь им всем?

Хедер ждала, что я скажу, что сделаю. Надо было на что-то решаться. Я резко поднялась на ноги и сказала:

– Собери детей (они скоро должны вернуться) и поезжай с ними на пляж. Нэнси покажет, где взять все необходимое – маты, футбольный мяч и все остальное. Если они будут требовать разрешения искупаться, помни о подводных течениях. Впрочем, купаться им еще рано, вода просто ледяная. Я вернусь к обеду, и мы съедим омаров, если Кристофер к тому времени не съест их все.

По пути к двери я остановилась, пораженная внезапно пришедшей мне в голову мыслью.

– Хедер, постарайся припомнить, что говорил Элджер о машине Розы.

– О машине Розы? – машинально повторила она.

– Когда я приехала в усадьбу, «кадиллака» там не было, – сказала я. Развивать свою мысль я не стала. Могло статься, что ее отогнала полиция, но это было мало вероятно. У меня сложилось впечатление, что они слишком были заняты самой Розой, чтобы беспокоиться о чем-либо другом. Тогда кто ее отогнал и куда? Случайный свидетель убийства? Или сообщник? Тогда он мог видеть также машину Элджера и его самого…