Текст книги "Флагман в изгнании"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

А судя по лабораторным исследованиям и результатам инспекций, кто-то был виноват. Большая часть опор купола средней школы Мюллера прочно сидела в высококачественном керамобетоне – но не все. Особенно обидно было то, что проблемы с керамобетоном возникли исключительно из-за плохого контроля за качеством. В материале были все нужные ингредиенты в правильных соотношениях. Насколько смогли определить собственные эксперты Бенджамина, вся катастрофа произошла из-за того, что их не сплавили в точном соответствии с технологией. Глупая, непростительная и легко предотвратимая ошибка, которая, как заключили репортеры, говорила либо о плохом обслуживании оборудования, либо о плохом обучении работников. Или сами инструменты были неисправны, или управлявшие ими люди не знали, что они делали, но в любом случае виновата дирекция «Грейсонских небесных куполов».

Жадность. Такой приговор вынесла пресса. «Небесные купола» пожадничали и не вложили достаточно денег в заботу об оборудовании, или непомерно расширили контингент сотрудников – опять-таки из жадности, чтобы нажиться на поступающих контрактах, – и направили на площадки полуобученных или даже совсем не обученных рабочих. И вся проблема в том, думал Бенджамин, что такой вердикт уже не опровергнуть. Доказательства были налицо – неправильно подготовленный керамобетон, – и они вызвали панику. Из двадцати трех проектов, которые одновременно вели «Небесные купола», от восьми заказчики отказались. Остальные пятнадцать были немедленно заморожены, и никто даже не отметил, что это сделали сами «Небесные купола», еще до реакции клиентов. Бенджамин знал, что указание исходило лично от Хонор Харрингтон. Она отказалась продолжать хоть один проект, пока не узнает, что случилось в Мюллере, и не будет уверена, что это не случится где-нибудь еще. На это всем было наплевать, хотя если «Небесные купола» не выполнят проекты к сроку, то неустойки превысят даже инопланетное богатство леди Харрингтон. Она рискнула всеми своими деньгами, распорядившись о задержке, а газеты по-прежнему кричали, что из жадности она рисковала жизнями детей.

Это была катастрофа во всех смыслах слова. Предыдущие атаки на нее внезапно приобрели особую актуальность, репутация героини Грейсона не спасала от обвинений в убийстве детей. Даже некоторые из ее собственных подданных не желали иметь ничего общего с человеком, ответственным за гибель детей, а ее враги с бешеным энтузиазмом раздували огонь.

Необычайный вред нанесла первая горестная пресс-конференция землевладельца Мюллера после катастрофы. Когда он впервые вышел к репортерам, спасательные операции только начались. Инспекторы по безопасности еще даже не начали первоначальный осмотр, так что он никого прямо не обвинял. Но то, как он это сделал, как изо всех сил старался не обвинить леди Харрингтон в чем-то дурном, только сильнее уверило людей в ее вине. А с тех пор, как были опубликованы доклады инспекторов, горе Мюллера сменилось гневными атаками на виновных.

И он не единственный призывал к возмездию. Лорд Бёрдетт повел яростную кампанию против «Небесных куполов», леди Харрингтон и последствий того, что женщине поручили командовать вместо мужчины, уже через час после разрушения купола. И хотя большинство священнослужителей Грейсона все еще вели службы и молились о милости Господней к жертвам трагедии и их семьям, Эдмон Маршан с краденой кафедры собора Бёрдетт твердил об адском огне и проклятиях, и на каждой его неистовой проповеди собор был заполнен до отказа. Пока, подумал Бенджамин мрачно, он еще удерживает события под контролем, но только пока. Гнев на Хонор Харрингтон скапливался, как приливная волна, и когда эта волна ударит в берег – все, что Бенджамин Мэйхью пытался принести на родную планету, будет, скорее всего, снесено общей волной разрушения.

* * *

– Это странно.

Негромкое восклицание отвлекло внимание Адама Геррика от собственного терминала. Стюарт Мэтьюс, руководитель группы по анализу образцов, стоял, глядя на подробную голографическую модель обрушившегося купола. Четко вырисовывалась кошмарная куча обломков, но тел, по крайней мере, не было. Геррик был рад этому, но даже сейчас его мозг продолжал добавлять изображение раздавленных жертв. Он снова задрожал, вспоминая последние секунды жизни маленькой девочки.

Адам закрыл глаза, отгоняя боль, не дававшую ему думать, потом встал и подошел к голограмме.

– В чем дело?

Голос у него был хриплый, глаза на осунувшемся лице покраснели и опухли. Из девяноста часов с момента падения купола спал он меньше десяти, и то лишь потому, что врачи наотрез отказались выписывать дополнительные стимуляторы, пока он не ляжет поспать. Мэтьюс выглядел не лучше. Как и все старшие инженеры «Небесных куполов», он забыл о сне, еде и мытье. Он по-совиному заморгал в ответ и провел рукой по грязным и спутанным редеющим черным волосам.

– Я сравнивал катастрофу с нашими моделями того, что могло произойти.

– И?

– И они не совпадают, Адам. Даже если учесть дефектный керамобетон в каждой опоре.

– Что?

Геррик присел на рабочий стол, чтобы снять напряжение с усталых ног. Хотя плечи у него опускались от невыносимой усталости, подгоняемый стимуляторами мозг работал с отвлеченной легкостью.

– Я сказал, что происшедшее не соответствует ни одной из моделей.

– Но оно должно соответствовать, – резонно сказал Геррик. – Ты уверен, что мы учли все факторы?

– Еще бы! – Как и все они, Мэтьюс был на взводе, голос его был резок и полон усталой воинственности, но он сжал зубы и взял себя под контроль, потом глубоко вздохнул и поднял папку чипов с данными. – У нас тут все, Адам. Я это гарантирую. Черт, я даже оценил все метеорологические данные за период между нашим первоначальным осмотром и началом строительства, чтобы посмотреть, не оказала ли погода какого-нибудь непредвиденного воздействия на слои почвы. И я тебе говорю, что ни одна наша модель не объясняет того, что тут произошло.

– Почему?

– Смотри. – Мэтьюс ввел программу в компьютер, управлявший голографическим экраном.

Куча обломков снова собралась в нетронутый недостроенный купол. Геррик слез со стола и подошел поближе, чтобы все внимательно рассмотреть.

– Я установил задержку один к шестидесяти, чтобы лучше изучить детали, – сказал Мэтьюс, не поворачивая головы. – Смотри на альфа-кольцо вот здесь, в восточном квадранте.

Геррик буркнул в знак согласия, потом скрестил руки на груди и стал ждать. Сначала ничего не происходило, но потом он заметил то же крошечное движение, которое видел в первый раз. Оно вызвало ужасные воспоминания, но на этот раз угол зрения был другой… и на этот раз он не стоял там и не смотрел, как умирают дети. Он мог думать о том, что видит, а не просто биться в ловушке жуткой трагедии.

Начала падать первая опора, и, несмотря на отстраненность, сердце Геррика застучало, когда он увидел, как сдвинулась с места еще одна. Потом еще одна. Но потом он прищурился, заметив в происходящем повторяющуюся схему. В первый раз он ее не заметил, да и сейчас толком не мог выделить. Его тренированные инстинкты отметили ее, но разум никак не мог ухватиться. Он наклонился ближе к голограмме, пытаясь выделить элемент, который был так неуловимо, но абсолютно неправилен.

– Вот тут!

Мэтьюс остановил голопроекцию. Падающие кристаллопласт и керамобетон зависли в воздухе, и он показал пальцем на экран.

– Вон там, в альфа-кольце. Видишь? – Он нахмурился, набрал команду, и несколько опор на экране окрасились в красный цвет.

– Да-а-а, – медленно сказал Геррик, напряженно размышляя.

Его собеседник покачал головой.

– Так не могло произойти, Адам. Смотри. – Он ввел еще несколько команд, и рядом с красными столбами засветились векторы анализа. – Смотри, они поворачиваются. Они не просто падают, а проворачиваются в скважинах.

– Но… – начал Геррик, потом остановился и нахмурился, как и Мэтьюс.

Он вспомнил свои первые впечатления на площадке, вспомнил, как падающие стержни выворачивались при падении, и нахмурился еще сильнее.

– Но так оно и произошло, – медленно сказал он наконец. – Я там был, Стью. Я видел.

– Я знаю, – устало сказал Мэтьюс. – Это не модель, это воссоздание на основе записей события. Единственная проблема в том, что это – то, что ты видишь, – невозможно. Анкеры помешали бы вращению.

– Да ладно, Стью. Там большие массы падают, и опорам не обязательно проворачиваться, чтобы получилось такое движение. Под таким давлением даже сплав шесть-девятнадцать не выдержит.

– Но не так быстро. Тут прошло всего три секунды, Адам. Они бы выдержали дольше. А когда начали бы отказывать, то по одиночке, а не каскадом. Кроме того, если ты посмотришь поближе, то увидишь, что опоры очень мало деформированы. Вообще, если ты проверишь доклады после обвала, те опоры, которые я выделил, гораздо менее деформированы, чем любые другие. – Мэтьюс покачал головой. – Нет, Адам. Вращаться эти твари начали раньше, чем падать.

Геррик выдохнул так, будто его ударили в живот. Мэтьюс был прав. То, что случилось в Мюллере, не могло случиться. Там, где скважина достигала скальной породы, накрест высверливались дополнительные каналы примерно в полметра глубиной – для анкерного замка. Таким образом, даже без заливки керамобетоном сваи закреплялись в скале достаточно прочно, чтобы выдерживать штатную нагрузку – и уж тем более не проворачиваться в своих гнездах. То есть если дело в некачественном керамобетоне, то сначала свая должна была начать проваливаться сквозь него, и только когда кончится канал и весь анкерный замок окажется в нижней расширенной конической части скважины – тогда только могло начаться вращение.

И еще, подумал он, напрягаясь сильнее, так двигались только опоры, которые Стью отметил красным. Те, что были между ними, падали именно так, как полагалось согласно моделям, и насчет окончательной стадии деформации он тоже был прав. А на отмеченных опорах – как будто что-то ликвидировало давление… именно это и произошло бы, подумал он, если бы они могли свободно проворачиваться в дырах. Больше того, тут получалась другая модель, которая…

– Мы ввели данные по некачественному керамобетону?

– Конечно, ввели, – сказал Мэтьюс раздраженно. Его профессиональная гордость и без этого замечания была сильно задета.

Геррик сделал успокаивающий жест.

– Выдели желтым опоры с дефектным керамобетоном, – сказал он напряженно.

Мэтьюс поглядел на него, потом пожал плечами и ввел новые инструкции в компьютер. Секунду ничего не происходило – молицирконовый интеллект обдумывал данные ему указания, а потом большая часть красных опор начала мигать по очереди красным и желтым. Но не все, заметил Геррик, и нагнулся посмотреть поближе на те, что не мигали.

Он глянул на векторный анализ возле двух перманентно красных опор и снова охнул. Цифры не совпадали с данными по красно-желтым опорам, но если учесть, что тут был хороший керамобетон, а в остальных нет…

А потом сложились остальные части головоломки.

– Черт, – прошептал он. – Вот черт!

– В чем дело? – резко спросил Мэтьюс.

– Посмотри! Посмотри на расположение аварийных отверстий!

– И что с ними такое? – непонимающе спросил Мэтьюс.

Геррик отодвинул его в сторону и сам сел за панель управления. На секунду он задумался, вспоминая нужную ему информацию, потом начал вводить команды. Экран заблестел новыми световыми огоньками.

– На этом проекте работали семь автобуров, – напомнил он коллеге, не отвлекаясь от клавиатуры и голоэкрана. – Каждый из них делает в день пять скважин, верно?

– Верно, – медленно ответил Мэтьюс.

Похоже было, что он почти поспевал мыслями за Герриком. На голограмме загорелись новые огоньки, размечая опоры семью разными цветами, и Геррик подскочил к схеме.

– Видишь? – прошептал он, притянув Мэтьюса за плечо, будто пытаясь затащить его с собой внутрь голограммы. – Теперь ты видишь, Стью? Каждая из этих чертовых вращающихся опор стояла в скважине, просверленной одним и тем же оператором! А посмотри на это! – Он нажал еще несколько кнопок, и на экране загорелись последние значки ядовито-зеленого цвета. – Видишь? – повторил он. – В двух скважинах из тех, что просверлил этот мерзавец, керамобетон хороший, но весь плохой керамобетон залит в те шахты, которые просверлил он!

– Но это значит… – начал Мэтьюс, и Геррик резко кивнул, потом отвернулся от экрана.

– Чет! Дай мне срочную связь с регентом!

– Что? – Менеджер по персоналу «Небесных куполов» был явно обескуражен.

Геррик топнул ногой от ярости.

– Немедленно соедини меня с лордом Клинкскейлсом, черт возьми! – крикнул он. – А потом найди мне имя подонка, который отвечал за… – он наклонился над записями, – автобур номер четыре.

Глава 22

Через бронепласт галереи стыковочного отсека Эндрю Лафолле наблюдал за тем, как пристыковывается гражданский шаттл. Измученный, он лично пришел проводить пассажира шаттла к землевладельцу, надеясь, что на этот раз посреди кошмара проглянут хоть какие-нибудь хорошие новости. Хотя какие тут могут быть хорошие новости? Его собственное отчаяние было бледной тенью страданий леди Харрингтон.

Лафолле был грейсонцем. Он не был женат, и детей у него не было, но он всем сердцем понимал ярость соотечественников. Он не винил их и не мог винить, но он знал, как искусно враги леди Харрингтон использовали эту ярость против нее. Его просто тошнило от бесчувственной манипуляции искренними чувствами, но он ничего не мог поделать. А потому не мог и защитить своего землевладельца от чужого гнева… или от жестоких ран, которые она наносила себе сама.

Он помнил, как тщетны были его усилия, когда леди Харрингтон узнала о смерти Пола Тэнкерсли. Она была потрясена потерей, побелела, сжалась и на три ужасных дня спряталась от всей планеты, даже от Нимица. Лафолле боялся, что они ее потеряют, что она просто угаснет, как свеча, но каким-то образом она выжила. Тогда ей помогла месть за заказанное убийство Тэнкерсли. Этого было недостаточно, чтобы заживить раны, которые кровоточили, и через год, потому что месть не вернула ей любимого – но это помогло.

Но на этот раз мстить было некому, а наказать за то, что сделала ее компания, она могла только себя.

Лафолле старался не думать о том, что с ней происходит. На этот раз она не спряталась, но превратилась в какого-то другого человека, не его землевладельца. Она выполняла служебные обязанности только потому, что этого требовали остатки ее глубоко укоренившегося чувства личной чести. Но выполняла она их как робот, внутренне застряв в своем личном аду и ненавидя себя куда сильнее, чем ненавидели ее люди на планете, вокруг которой кружили подчиненные ей корабли. Никто не мог бросить ей такое злобное обвинение, которого не предъявила бы себе она сама, и страдание разбередило старые раны.

Лафолле увидел зеленый сигнал над стыковочной трубой и вспомнил первую ночь после аварии. Он был не на дежурстве, когда получил отчаянный вызов МакГиннеса и примчался в ее каюту. Ее трясло от ночного кошмара. Он не знал, что именно она видела, но одного взгляда на Нимица было достаточно, чтобы понять, что кошмар был ужасен.

Даже спрятавшись в обледенелый кокон после смерти Тэнкерсли, она никогда не оставалась одна – с ней был Нимиц. Он разделял ее чувства, но он боролся за Хонор, отдавая свою любовь и поддержку, перебарывая боль, проходящую по эмпатической связи, и не позволяя этой связи прерваться или затянуть его слишком глубоко.

Только не на этот раз. На этот раз ее агония поглотила и древесного кота, и когда МакГиннес открыл ее каюту, у входа в спальню шипел припавший к ковру красноглазый демон с оскаленными зубами. Трусом Эндрю Лафолле не был, но он видел записи покушения Маккавеев на Протектора, видел, как Нимиц калечил и убивал тех, кто угрожал Хонор Харрингтон. Схватиться с таким стражем было слишком опасно для жизни. Он и МакГиннес мягко и успокаивающе разговаривали с котом, умоляя пропустить их, но ответа не дождались. Совсем никакого. Нимиц погрузился в агонию своей хозяйки, и его отбросило в генетическое прошлое – когда его сородичи жили кровавым насилием.

А потом кошмар оборвался, и кот плашмя упал на ковер, тряся головой и скуля. Лафолле еще никогда не видел Нимица напуганным. В основе характера кота лежала его абсолютная уверенность в себе и своем человеке. Но сейчас он сжался в комок и дрожал, прижавшись животом к ковру, в беспомощном стремлении защититься от опасности, с которой он не мог сражаться, и его страх потряс Лафолле.

Майор застыл на месте, когда осознал происходящее, но МакГиннес подошел к коту. Он поднял Нимица на руки, как избитого ребенка, и кот спрятал морду на груди у стюарда и застонал. Лафолле только так мог определить этот звук. МакГиннес унес дрожащего испуганного кота из комнаты, шепча ему на ухо утешительные глупости.

Та ночь была хуже всего, подумал майор, но сколько все это продлится? Пройдет еще немного времени, и скапливающаяся на Грейсоне ненависть сольется с ненавистью землевладельца к себе и уничтожит ее…

Люк стыковочной трубы откинулся, и Эндрю Лафолле приготовился встретить Адама Геррика, надеясь, что тот не несет новые дурные известия.

* * *

Хонор Харрингтон сидела перед погасшим экраном. Ей полагалось работать, напомнил усталый голос в мозгу, – но она не могла. Она знала, что Уолтер Брентуорт и Альфредо Ю выполняют большую часть ее обязанностей по эскадре, и это только увеличивало груз ее отвращения к себе. «Я даже дело свое делать не могу, – подумала она с горечью. – Могу только сидеть на месте, зная, что проиграла». Новая жизнь, к которой она обратилась, восстанавливаясь после смерти Пола, была уничтожена так же жестоко, как и Пол. Она машинально выполняла свои функции, изображая, что у нее что-то осталось внутри, и каждый вечер боялась ложиться, ожидая новых кошмаров.

Она проиграла. Хуже, чем проиграла. Она несла ответственность за смерть детей и работавших на нее людей. Это ее купол убил их, и даже сквозь отчаяние она сознавала, что благодаря ее вине враги Бенджамина Мэйхью уничтожат его реформы. Она одна виновата во всем, шептал жестокий внутренний голос. Из-за своей гордости и самоуверенности она приняла на себя обязанности, которые не сумела выполнить, и теперь она ясно видела результаты своего провала. Она решила, что сможет сыграть роль землевладельца, сможет что-то изменить, выйти на сцену, слишком большую для ее жалких способностей, – и вот результат. Смерть и разрушение, провал попытки вывести целый мир из прошлого в настоящее. Теперь она не могла даже выполнять дело, для которого рождена. Она утратила право руководить людьми…

Хонор тупо посмотрела на Нимица. Кот скорчился на насесте над ее столом, неотрывно глядя на нее, и в глазах его тоже плескалась тьма. Он боится, подумала она. Боится. Даже Нимица она подвела – он мог скрывать свои эмоции от нее не больше, чем она от него, и впервые за все эти годы он боялся своей связи с ней.

Нимиц тихо пискнул, пытаясь возразить. Беспредельная любовь боролась в нем со страхом, но она знала правду, как знал ее и он. Они оплакивали то, чем были друг для друга, так же, как и погибших детей в поместье Мюллер.

Кот снова пискнул и соскочил со своего насеста. Он прошел по столу, устроился на самом краю, положив передние лапы ей на плечи, и потерся мордочкой о ее щеку. Он умолял ее отречься от ненависти к себе, которая разрушала их обоих. Но Хонор не могла. Она получила то, чего заслуживала, и, видя, как это ранит Нимица, только ненавидела себя еще острее.

Она взяла его на руки, спрятала лицо в его мех и попыталась заменить эмоциональную ласку, которой она больше не могла ему дать, физической. Кот мурлыкал, прижимаясь, он дарил ей свою любовь… за которой все еще чувствовалась горечь страха. Мужество, с которым он открывал себя не своей боли, ранило ее, словно ножом, и ее слезы, казалось, жгли его шкурку, как кислота.

Хонор не знала, сколько времени они просидели вот так, бесполезно пытаясь утешить друг друга, но наконец их прервал негромкий звонок в дверь. Она напряглась, уже собираясь нажать на кнопку отказа, но этого она сделать тоже не могла. Ей все еще надо притворяться, устало осознала она. Она попала в ловушку, изображая, что может делать работу, в которой провалилась. Хонор глубоко вздохнула, поцеловала Нимица между ушами и встала. Аккуратно посадила его на насест, вытерла слезы, повернулась к двери, чувствуя, как его нежное мурлыканье рвет ее сердце…

Она нажала кнопку допуска, даже не проверяя, кто это. Какая разница?

Люк открылся, и вошел Эндрю Лафолле. Она взглянула на него, увидела тревогу и доверие – и страх, точь-в-точь как у Нимица, хоть он и пытался его скрыть, – и попыталась улыбнуться. Но потом Хонор заметила Адама Геррика за спиной гвардейца, и у нее засосало под ложечкой. «Пожалуйста! – взмолилась она. – Пожалуйста, Господи, только не новое несчастье! Больше я этого не вынесу».

– Эндрю.

Ее собственный голос прозвучал неожиданно для нее, потому что она не собиралась говорить, но голос работал самостоятельно, как еще один автомат, создавая впечатление, что его хозяйка все еще функционирует.

– Миледи, – тихо сказал Лафолле и отошел в сторону.

– Адам, – сказал ее голос.

– Миледи.

Инженер выглядел ужасно, подумала она отстранение, будто не спал с тех пор, как это случилось. Но подумав об этом, уголком сознания она отметила: что-то изменилось. Последний раз, когда они говорили по коммуникатору, ненависть Адама Геррика к себе не уступала ее собственной, но теперь чувствовалось что-то еще. Ненависть не ушла, она стала более жгучей. Но она больше не разъедала его изнутри, а пылала, и жар этого пламени донесся до нее, будто через открытую дверцу печи.

– Чем я могу вам помочь, Адам? – спросила она вяло, и его ответ потряс ее.

– Вы можете выслушать меня, миледи, – сказал он мрачно, – а потом вы можете помочь мне найти подонков и убийц, которые устроили саботаж на куполе Мюллера.

Он впервые употребил в ее присутствии даже самое мягкое ругательство. Это было первое, что она отметила, но она не успела додумать эту мысль до конца, потому что дернулась так, словно ее ударили.

– Саботаж? – повторила она, и ее напряженный голос зазвучал хрипло, а не отсутствующе.

– Саботаж. – В холодном ответе инженера чувствовались гнев и уверенность.

Хонор покачнулась. Лафолле быстро шагнул вперед, но она даже не заметила этого, ухватившись рукой за стол в поисках опоры. Она не отрывала глаз от Геррика, умоляя его: окажись правым, не говори просто так. Он ответил на эту мольбу резким яростным кивком.

Она упала в кресло, слегка стыдясь своей слабости, но в голове у нее все кружилось. Тяжелые грузы падали сквозь темное пространство ее разума, разбиваясь друг о друга и рассыпаясь дождем раскаленных добела искр. Она глубоко вздохнула.

– Вы… вы уверены, Адам? – прошептала она. – Это было преднамеренно?

– Да, миледи. Стью Мэтьюс заметил это четыре часа назад.

– Четыре часа? – повторила она. – Вы .. вы уже четыре часа знаете?

Ее голос задрожал, и на лице Геррика появилось выражение стыда.

– Да, миледи. Простите меня. Я должен был сразу сообщить вам, но я хотел прежде быть абсолютно уверенным. – Он мотнул головой, раздувая ноздри. – Теперь не только я уверен, но еще и лорд Клинкскейлс, планетарная служба безопасности и Протектор Бенджамин.

– Господи, – прошептала Хонор.

За ее спиной Нимиц с мягким стуком спрыгнул на стол и обнял ее четырьмя лапами. Она не отрывала глаз от Геррика, как от последней надежды на спасение.

– О господи! – прошептала она снова, и на этот раз слово вырвалось из самого сердца, дрожащего от боли, которую она так долго прятала.

Она закрыла лицо руками, покачиваясь в кресле, и все ее тело сотрясалось от всхлипов.

– Миледи! – воскликнул Лафолле.

Она почувствовала, что он встал перед ней на колени. Лафолле мягко отвел ее руки от лица, заставив ее посмотреть сквозь слезы. Голос его был низким и мягким.

– Это не ваша вина, миледи, – сказал он. – Это не небрежность и не несчастный случай. Миледи, вы не виноваты.

Она взглянула на него, стыдясь своей слабости и чувствуя признательность за утешение, и он улыбнулся. Он улыбнулся ей без тени презрения за то, что она так распустилась. Хонор опустила руки, продолжая держаться за Лафолле, а потом повернулась к Геррику.

– Как, Адам? – спросила она, и голос ее звучал почти нормально. – Как они это сделали? И как вы обнаружили?

– Как мы обнаружили – это долгая история, миледи. Если коротко, то с момента катастрофы мы создавали ее модели и анализировали их, и наконец мы поняли, что тут просматривается схема. Мы…

Он внезапно помедлил, потом встряхнул головой и улыбнулся ей усталой кривоватой улыбкой.

– Не возражаете, если я присяду, миледи? Я, кажется, немного устал.

– Конечно, – сказала она, и он сел напротив нее. – Я вызову Мака, – сказала она, понимая, что несет какую-то чушь, но больше ей в голову ничего не приходило. – Нам надо…

– Миледи. – Тихий голос Лафолле заставил ее снова взглянуть на него, и он опять улыбнулся ей. – Я уже сказал ему, миледи, и он просил передать, что придет, как только найдет… кажется, он сказал: «Делакур».

– «Делакур»?

Хонор удивленно взглянула на своего гвардейца, только сейчас осознав, до какой степени она устала, а потом тихо рассмеялась.

– «Делакур», – повторила она, улыбнувшись. – Мак всегда умел находить уместные жесты.

– Верно, и он…

Лафолле замолчал – люк в столовую открылся, и вошел МакГиннес. Стюард нес серебряный поднос с тремя бокалами и бутылкой из личных погребов ее отца на Мантикоре. Его улыбка заставила ее сердце сжаться. Он подошел к столу и поставил поднос. Глаза Хонор заволокло туманом, когда она увидела чашку с сельдереем для Нимица.

– Я подумал, что вам это может пригодиться, мэм, – сказал он тихо, наливая в бокал красное вино.

Он протянул ей бокал, наполнил еще два и вручил их Лафолле и Геррику. Потом он отступил, все еще держа бутылку, и она коснулась его руки.

– Спасибо, Мак, – тихо сказала она. – Ты всегда знаешь, что мне надо, правда?

– Такой уж у меня талант, мэм, – так же тихо ответил он, переложил бутылку в другую руку и сжал пальцы Хонор. Потом он отошел и поставил бутылку на поднос.

– Вызовите меня, если вам понадобится что-то еще, миледи, – сказал он, слегка наклонив голову, и вышел из каюты.

Хонор посмотрела ему вслед, потом повернулась к Геррику и Лафолле. Гвардеец стоял в церемониальной стойке за спинкой кресла, но она покачала головой и указала ему на кушетку. Он на мгновение заколебался, потом вздохнул, кивнул и сел. Она подождала, пока он устроится, и повернулась к Геррику.

– Рассказывайте, – скомандовала она. Ее голос снова стал прежним. Все еще напряженный от горя и боли, но ее собственный.

– В некотором смысле, миледи, это все-таки наша вина, – тихо сказал Геррик, – но только потому, что мы позволили этому ублю…

Он помолчал и продолжил, лишь успокоившись достаточно, чтобы следить за своей речью.

– Только потому, что мы позволили тому, кто это запланировал, подсунуть своих людей в число наших работников. – Он пожал плечами. – Нам никогда не приходило в голову, что кто-то может нарочно устроить такую катастрофу. Мы заботились о наборе людей, которые способны работать, а потом обучали их, как надо работать. Нам даже не пришло в голову принимать меры против саботажа.

– А у них и не было повода подозревать саботаж, миледи, – сказал Лафолле, и она вопросительно взглянула на телохранителя. – Сейчас, конечно, кажется, что это надо было учесть. Но задним числом всегда все кажется предельно ясным, а на самом деле вам не больше, чем любой другой компании, могло прийти в голову, что один из ваших служащих – массовый убийца.

Хонор кивнула. Она была благодарна ему за успокаивающие слова, но утешения были ей пока не нужны, и она обернулась к Геррику.

– Майор Лафолле прав, миледи, и, кроме того, тут работал не одиночный маньяк. Для осуществления диверсии потребовалась совместная работа восемнадцати-двадцати человек. Это заговор, а не просто убийство.

– Как они это сделали? – спросила она.

– У них была двойная цель, – ответил Геррик. – Каждая из них могла привести к аварии поодиночке, но поскольку сработали обе части плана, меня даже удивляет, что мы так далеко продвинулись.

Инженер поморщился. Гнев в его голосе слышался, но сухо и деловито.

– Один из их людей, миледи, работал оператором автобура, и он изменил профиль скважин, которые бурил для основных опор. Вы знакомы с первоначальным планом, миледи?

– Только в общих чертах, – ответила Хонор. Она просмотрела планы, но они не входили в область ее знаний.

– Вы помните, мы спроектировали отверстия так, чтобы в них поместилось как можно больше керамобетонной заливки, и при этом основание каждого столба представляло собой мощный анкерный замок? – спросил Геррик, и она кивнула. – В опору вставлялись поперечные крепления, которые потом входили в конусообразное расширение скважины, а поверх этого в каждую скважину заливалось больше сотни тонн керамобетона. Каждая опора в альфа-кольце должна была быть практически неразрушима.

Хонор кивнула. Если бы керамобетон правильно сплавили, он образовал бы монолитную пробку прочнее обсидиана. Благодаря своему крестообразному сечению опоры должны были сидеть так крепко, будто они были частью планеты.

– Ну так вот, миледи, дело вот в чем. Когда этот тип сверлил буром скважины, внешне они соответствовали спецификациям. Но коническая нижняя часть, которую следовало рассверлить расходящимися штреками, на самом деле оставалась цилиндрической и совпадала с диаметром опор, так что анкерные замки не раскрывались и не заклинивались в перекрестных секциях, и заложенная в плане прочность конструкции не достигалась. Мы сумели проверить только два отверстия, потому что инспекторы Мюллера не пускают нас на площадку, но по этим двум у нас есть отличные видеозаписи. Делали их операторы голокамеры, а не инженеры, так что они не заметили расхождения с планом, а мы сами до аварии записи не смотрели. Но теперь мы их посмотрели, и с помощью записи построили модель. Это компьютерная реконструкция, но ее примет любой суд, и сами отверстия до сих пор на месте – можно их осмотреть и все подтвердить.

Хонор снова кивнула. Геррик потер лоб жестом усталого триумфа и продолжил.

– Кроме неверного диаметра, миледи, дно двух скважин, которые мы проверили, тоже не соответствует профилю. Оно было скошено под углом, чтобы только край каждой опоры нес ее вес. Опять-таки, с хорошим керамобетоном это не имело бы значения, потому что заливка затекла бы под нависающий край, а потом ее заплавили бы. Но поскольку кёрамобетон был плохой, это тоже сыграло важную роль.