Текст книги "Флагман в изгнании"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

Глава 20

Хонор Харрингтон сидела в своей каюте и тупо смотрела в никуда. Нимиц свернулся у нее на руках, зарывшись мордочкой ей в бок. Даже он был слишком подавлен, чтобы утешать ее, – он тоже любил детей.

Тридцать, подумала она измученно. Тридцать детей, самому старшему тринадцать, уничтожила кошмарная авария. Их раздавило насмерть, разорвало на куски под восьмьюдесятью тысячами тонн обломков, и все по ее вине. Что бы ни случилось, что бы ни привело к несчастью, это она изначально финансировала «Небесные купола». Ее деньги принесли компании успех, и ее стремление найти работу и новые доходы жителям своего поместья распространили деятельность компании по всей планете.

По ее лицу стекла слеза, странно покалывая искусственные нервы левой щеки, но она не стала ее стирать. Дети, подумала она в отчаянии. Намеренно или нет, она убила детей.

И с ними погибли еще пятьдесят два человека, напомнил безжалостный голос в мозгу. Трое из них – учителя, пришедшие со школьной экскурсией, которые наверняка успели на один жуткий момент осознать, что происходит. Остальные были работники «Небесных куполов». Работники Хонор, большинство из ее собственного поместья.

Она глубоко вздохнула и прижала к себе живого и теплого Нимица, отчетливо вспоминая сообщение Адама Геррика. Она видела перед собой его разодранную одежду, израненные руки – он в отчаянии пытался разобрать завалы над детьми, – пятна крови и его измученное, залитое слезами лицо. Он выглядел как человек, заглянувший в ад. Как будто он жалел, что сам не умер под обломками своей мечты. И она его прекрасно понимала.

* * *

– Нет, черт возьми! – закричал Адам Геррик, и его израненные руки дрожали от желания придушить стоявшего перед ним ублюдка, лезущего не в свое дело. – Мои люди должны участвовать в расследовании!

– Боюсь, это невозможно, – холодно и язвительно ответил строительный инспектор.

Они стояли один напротив другого на развалинах средней школы Уинстона Мюллера, а за ними, как две враждебные армии, стояли их работники. Уцелевшие рабочие «Небесных куполов» работали как сумасшедшие, вместе со спасателями Мюллера рискуя жизнью и здоровьем, чтобы спасти как можно больше людей Но последнего выжившего вытащили несколько часов назад. Даже с мантикорским оборудованием потребуется несколько дней, чтобы достать все тела. Теперь отчаяние, не позволявшее им задуматься о том, как это все произошло, ослабло, и шок, сделавший их врагами, превратился в жгучий гнев.

– Так сделайте, чтобы это было возможно! – гневно заявил Геррик – Черт, у меня еще двадцать три проекта! Мне надо знать, что тут произошло!

– Произошло вот что, господин Геррик, – сказал инспектор тем же холодным злым голосом. – Ваши работники только что убили восемьдесят два человека, включая тридцать детей из этого поместья – Геррик дернулся, как от удара, и глаза инспектора заблестели от яростного удовлетворения. – Что до причины, я не сомневаюсь, что мы обнаружим некачественные материалы и технологии, которые к этому привели.

– Нет, – почти прошептал Геррик. Он яростно потряс головой. – «Небесные купола» на это не способны! Господи, здесь наших людей погибло пятьдесят! Вы же не думаете, что мы… что мы…

– А мне и думать не надо, господин Геррик! – инспектор кивнул одному из своих помощников.

Тот протянул кусок того, что должно было быть термоупрочненным керамобетоном. Помощник посмотрел прямо в глаза Адаму Геррику и сжал кулак, и «керамобетон» рассыпался, как пересохшая на солнце земля. Пыль просыпалась сквозь пальцы, и ее развеял вечерний ветерок. В обращенном на Геррика взгляде пылала неприкрытая ненависть.

– Если вы, ублюдки , хоть на секунду подумали, что я предоставлю вам возможность прикрыть это, то вы очень ошибаетесь, господин Геррик. – Голос инспектора был особенно страшен из-за ледяной сдержанности тона. – Я лично проверю каждый случай некачественной работы на этой стройке, – сказал он. – А потом я лично прослежу, чтобы вас и каждого члена руководства вашей проклятой компании привлекли к суду за убийство . Если через десять минут хоть один из вас еще будет на стройплощадке, то мои люди пристрелят ублюдка!

* * *

– О боже, – прошептал Бенджамин Мэйхью.

Он с побелевшим лицом не отрываясь смотрел репортажи из поместья Мюллер. Рядом с ним у стола стоял канцлер Прествик и тоже смотрел на экран. Лицо у него было еще более бледным и напряженным, чем у Протектора.

– Боже мой, – повторил Мэйхью измученным голосом. – Как, Генри? Как такое могло случиться?

– Не знаю, ваша светлость, – устало ответил Прествик.

Он смотрел, как отодвинули в сторону массивную балку, и в глазах его появилась боль, когда из-под нее осторожно вынули еще одно изломанное детское тело. Прожекторы безжалостно высвечивали все уголки площадки, хотя уже и наступила ночь. Вокруг цепочкой стояли гвардейцы Мюллера. За ними собрались родители погибших детей с искаженными горем лицами, отцы обнимали своих жен. Канцлер почувствовал, что у него трясутся руки, и наконец сел.

– Инспекторы Мюллера заявляют, что это результат использования некачественных материалов, ваша светлость, – сказал он, справившись с голосом, и вздрогнул от того, как посмотрел на него Протектор.

– Леди Харрингтон никогда бы такого не позволила! – резко сказал Бенджамин. – И наши собственные люди проверили каждую деталь проекта. Он перекрывал нормативы по каждому пункту, и даже при этом у «Небесных куполов» получался доход в двадцать пять процентов. Господи, Генри, да зачем это могло ей понадобиться?

– Я и не говорил, что это ее рук дело, ваша светлость, – ответил канцлер, качая головой. – И не говорил, что она об этом что-то знала. Но посмотрите на размах проектов. Подумайте, сколько возможностей нажиться было у кого-нибудь еще – надо только заменить материалы некачественными.

– Никогда! – Тон Бенджамина был ледяным.

– Ваша светлость, – серьезно сказал Прествик, – инспекторы Мюллера послали образцы керамобетона в лаборатории Меча здесь, в Остине. Я видел предварительные доклады. Конечный продукт действительно не соответствовал стандартам.

Бенджамин уставился на него, пытаясь сосредоточиться, но масштаб преступления был слишком велик. Использовать некачественные материалы для школьного корпуса – немыслимо! Ни один грейсонец не рискнул бы жизнями детей! Все их общество, весь их образ жизни был построен на защите детей!

– Извините, ваша светлость, – уже мягче сказал Прествик. – Мне и правда очень жаль, но я видел доклады.

– Леди Харрингтон не могла знать, – прошептал Протектор. – Что бы там ни говорилось в этих докладах, она не могла знать, Генри. Она никогда бы такого не позволила, и Адам Геррик тоже.

– Я согласен, ваша светлость, но – извините за холодные слова – и что с того? Леди Харрингтон – крупнейший акционер «Небесных куполов», Геррик – их главный инженер, даже Говард Клинкскейлс – президент этой компании. Как бы это ни случилось, юридическая ответственность падает на них. В их обязанности входило проследить, чтобы такого никогда не случилось… а они этого не сделали.

Протектор потер лицо руками и ощутил холодок, никак не связанный со смертью и разрушениями на экране. Он ненавидел себя за это, но выбора у него не было: он был Протектором Грейсона. Он обязан быть политиком не меньше, чем отцом, у которого есть собственные дети.

Генри уже видел доклады. Через несколько дней – часов – их получат сотрудники телевидения, и то, что сейчас сказал канцлер, повторят все программы новостей на планете. Лучший способ разъярить грейсонцев трудно придумать. Все, кто когда-нибудь порицал Хонор Харрингтон, кто испытывал хоть каплю сомнения, услышав эти цифры, ощутят глубокую неукротимую ненависть к женщине, которая это допустила. А за ненавистью придут обвинения, уже не шепоток, а яростные вопли. «Посмотрите! – закричат они. – Посмотрите, что бывает, когда женщина занимает место мужчины и начинает командовать! Посмотрите на наших убитых детей и скажите, что Божья воля – в этом! »

Бенджамин уже слышал эти крики боли, а с ними – и окончательную гибель своих реформ.

* * *

– Господи, что же мы сделали? – прошептал Уильям Фицкларенс.

Он тоже смотрел на экран, а рядом с ним сидели Сэмюэль Мюллер и Эдмон Маршан.

– Дети! – простонал лорд Бёрдетт. – Мы убили детей!

– Нет, милорд, – сказал Маршан.

Бёрдетт уставился на него полными ужаса голубыми глазами, и лишенный сана священник покачал головой. В его взгляде читалась целеустремленность, а не потрясение.

– Мы никого не убили, милорд, – сказал он тихим убедительным голосом. – Это по Божьей воле погибли невинные, а не по нашей.

– По Божьей воле? – тупо повторил Бёрдетт. Маршан кивнул.

– Вы же знаете, милорд, мы не вправе отступить, когда мы делаем Его дело. Мы обязаны привести людей в чувство, показать им, как опасно позволить этой блуднице и ее растленному обществу отравлять нас.

– Но это…

Голос Бёрдетта зазвучал громче, и к лицу его начал возвращаться цвет. Маршан грустно вздохнул.

– Я знаю, милорд, но то была воля Божья. Мы не могли знать, что там будут дети, но Он знал. Разве он позволил бы куполу обвалиться именно в этот момент, если бы это не входило в Его план? Как ни ужасна их смерть, их души теперь с Ним, невинные и не тронутые мирскими искушениями, а их смерть в тысячу раз усилила воздействие нашего плана. Теперь весь наш мир увидит «реформы» Протектора и то, чем оборачивается связь с Мантикорой. Ничто другое, милорд, не могло бы так подчеркнуть этот урок. Эти дети – мученики Господа, погибшие на службе Ему так же, как любой другой мученик, погибший за веру.

– Он прав, Уильям, – тихо сказал Мюллер. Бёрдетт повернулся к своему товарищу-землевладельцу, и Мюллер успокаивающим жестом протянул руку.

– Мои инспекторы уже нашли некачественный керамобетон. Я подожду еще денек, прежде чем объявлять результаты, – достаточно, чтобы проверить и перепроверить анализ, никто не усомнится в наших выводах, – но доказательства есть. Доказательства, Уильям. Этой блуднице и Протектору не увернуться. Мы не выбирали момент катастрофы. Это сделал Бог, и таким образом наш исходный план оказался куда более успешным, чем мы осмеливались надеяться.

– Возможно… возможно, вы правы, – медленно сказал Бёрдетт.

Ужас в его глазах погас, и его сменило успокаивающее самодовольство его веры – и холодный расчет.

– Это она виновата, – пробормотал он, – а не мы. Это она нас до этого довела.

– Конечно, милорд, – согласился Маршан. – Чтобы сорвать маску с дьявола, нужен острый меч, и мы, те, кто несет меч Господень, можем только принимать ту цену, которую Он от нас потребует.

– Ты прав, Эдмон, – сказал Бёрдетт уже громче.

Он кивнул и снова посмотрел на экран, и на этот раз он вслушался в горестный голос репортера с легкой зловещей усмешкой.

– Ты прав, – повторил землевладелец Бёрдетт. – Мы взяли на себя Божье дело. Если Он требует, чтобы мы заплатили кровью, тогда Его воля будет исполнена, и пусть блудница вечно горит в аду за то, что довела нас до этого.

* * *

Адам Геррик вошел в конференц-зал. Выглядел он ужасно. Молодой человек, который этим утром отправился в поместье Мюллер, умер, когда обрушилась его сияющая мечта. Адама Геррика, который вернулся в Харрингтон, терзала допущенная катастрофа, и вся радость в его глазах погасла.

Но он был еще и сердит, полон гневного желания узнать, что произошло. Он обещал себе, что найдет человека, чья жадность привела к этой бойне, к этому убийству, и убьет расчетливого подонка голыми руками.

– Ладно, – резко сказал он старшим инженерам, – инспекторы Мюллера не пускают нас на стройплощадку, но у нас еще есть наши записи. Мы знаем, что должно было пойти на стройку, а теперь мы найдем, что же туда действительно пошло, – прямо сейчас.

– Но…

Заговоривший умолк под обращенным на него взглядом, горевшим холодным огнем. Он облизнул губы и оглянулся на коллег в поисках помощи, потом неохотно повернулся к своему начальнику.

– В чем дело? – спросил Геррик ледяным тоном.

– Я уже проверил записи, Адам, – сказал Фредерик Беннингтон. – Я проверил все, что шло на стройку, и сверил расходы по каждой категории с накладными.

– И?

– И все сходится! – воскликнул Беннингтон. – Мы нигде ничего не урезали, Адам, я клянусь. – Он положил на стол мини-компьютер. – Вот тут записи, и не только мои. Я заведую закупкой материалов, поэтому я явно под подозрением. Я знаю это. Поэтому когда я собирал записи, то взял с собой Джейка Хауэлла из бухгалтерии и пригласил трех инспекторов из архивов Харрингтона. Эти данные точные, Адам. Мы пять раз их проверили. Все, что мы купили и отправили на эту стройку, соответствовало стандартам качества Меча или даже превосходило их.

– Значит, кто-то заменил их на стройке, – хрипло сказал Геррик. – Какой-то подонок забрал стандартные материалы и заменил их мусором.

– Быть того не может, Адам. – Несмотря на потрясение, голос Беннингтона звучал ровно и уверенно. – Это невозможно. Работы идут круглосуточно, и мы храним непрерывные видеозаписи. Ты сам это знаешь.

Геррик медленно кивнул, на лице его отразился напряженный интерес. «Небесные купола» проводили исследование по эффективности перемещений, а это требовало детальных видеозаписей всех процедур.

– Ладно, – продолжил Беннингтон, – если кто-то и правда украл материалы с площадки, то у нас будут хоть какие-то следы. Но у нас записан каждый воздушный грузовик, который прилетал на ту стройку или улетал с нее. Кроме мусорных машин с землей, никто, я повторяю, никто не уходил груженым. Все материалы шли на стройку, а не с нее.

– Но я видел керамобетон, – сказал Геррик. – Один из инспекторов раздавил его, Фред. Просто раздавил в кулаке, будто это… упаковочный материал какой-нибудь.

– Тут я ничем помочь не могу, – ответил Беннингтон. – Все, что я могу сказать, это то, что у нас есть сертификаты на все: на стройке не могло быть некачественных материалов.

– Никто не поверит этим сертификатам, – заговорил наконец Говард Клинкскейлс хриплым резким голосом, и все повернулись к нему. – Мы знаем, что они подлинные, но кто поверит нам? Если Адам видел некачественные материалы, значит, на стройке были некачественные материалы. Мы не знаем, как они туда попали, но не можем оспаривать их существование, а наш землевладелец – главный акционер «Небесных куполов». Если мы опубликуем наши записи, то только лишим ее остатков общественного доверия. Бёрдетт и его сторонники поднимут крик, что мы их фальсифицировали, что ее инспекторы подписались под подделкой потому, что она им велела. Мы не сможем доказать свою правоту, поскольку во Дворце Мюллер есть материальные доказательства использования бракованных материалов.

Он оглядел собравшихся за столом, и сердце его сжали холод и усталость, когда он увидел понимание в глазах инженеров. Но Адам Геррик покачал головой, и в его глазах заблестело прежнее упорство.

– Вы не правы, лорд Клинкскейлс, – твердо сказал он.

Регент удивленно посмотрел на него. Он не привык, чтобы ему противоречили таким твердым уверенным голосом.

– Вы не инженер, сэр. Несомненно, вы правы насчет того, что случится, если мы передадим записи Фреда прессе, но мы можем доказать, что произошло.

– Как? – В голосе Клинкскейлса чувствовалось его желание верить, но надежды у него было мало.

– Потому что мы, – Геррик обвел рукой сидевших за столом, – инженеры. Лучшие, черт побери, инженеры на этой чертовой планете, и мы точно знаем, что наши записи истинные. Больше того, у нас есть полные видеозаписи всего, что происходило на этой стройплощадке, включая и сам обвал. Плюс ко всему этому у нас есть не просто планы и конечные спецификации, но и все исходные расчеты, начиная с предварительного осмотра участка и так далее, по каждой стадии работ.

– И?

– И это значит, что у нас есть все части головоломки, милорд. Если Фред прав насчет качества материалов, поставляемых на эту стройку, значит, кто-то где-то сделал так, чтобы купол обрушился, и у нас есть все данные, чтобы выяснить, как этот подонок добился своего.

– Сделал так, чтобы купол обрушился? – Клинкскейлс уставился на своего собеседника. – Адам, я знаю, ты не хочешь верить, что это наша вина, – видит Бог, я и сам не хочу! – Но если это не обычное воровство стройматериалов, то что же еще? Неужели ты предполагаешь, что кто-то специально устроил эту катастрофу?

– Когда исключаешь все невозможное, то, что остается, должно быть правдой. А я вам говорю, милорд, что если этот купол построили из данных нами материалов, и если нашим планам следовали в точности, то обвал сегодня утром просто не мог произойти.

– Но… – Клинкскейлс замолчал, и что-то в его глазах изменилось. Теперь это был взгляд человека, руководившего планетарной службой безопасности, и его голос изменился тоже. – Зачем кому-нибудь могло понадобиться преднамеренно саботировать проект? – спросил он, уже не отвергая идею, а ища ответ. – Что за чудовища станут убивать детей, Адам?

– Я еще не знаю, сэр, но обязательно выясню, – мрачно отозвался Геррик.

– Как?

– Прежде всего, – сказал Геррик, поворачиваясь к своим сотрудникам, – мы просмотрим видеозаписи через компьютер. Мне нужен точный анализ произошедшего. Обвал начался в альфа-кольце восточного квадранта – я сам это видел, – но мне нужен подробный разбор каждого момента процесса.

– Это я могу сделать, – сказал один из сидевших за столом инженеров, явно радуясь выполнимой задаче. – На то, чтобы пройтись по всем записям, потребуется часов десять-двенадцать, но я гарантирую, что результаты будут надежные.

– Ладно. После этого мы смоделируем все возможные сочетания факторов, которые могли к этому привести. Кто-нибудь, найдите метеорологические данные по Мюллеру за последние три месяца. Не знаю, каким образом, но это все-таки могло оказаться каким-то странным воздействием погоды.

– Это вряд ли, Адам, – сказал кто-то.

– Разумеется, но нам надо рассмотреть все возможности, и не только для нашего собственного анализа. Я хочу найти подонка, который это сделал. Я хочу, чтобы он пошел под суд, и хочу посмотреть, как его будут вешать. Я видел, как погибли эти дети.

Геррик вздрогнул, и на секунду его лицо стало старше, почти окаменев. Потом он встряхнулся.

– Я видел, как они погибли, – повторил он, – и когда мы найдем человека, который их убил, я не хочу, чтобы у кого-нибудь были какие-нибудь сомнения.

Ему ответил согласный гул гневных голосов. Клинкскейлс задумчиво нахмурился.

– Ты прав, Адам. Если – пока что только если – кто-то сделал это нарочно, тогда наши данные должны быть абсолютно точными. Никаких оборванных нитей, по которым у кого-нибудь могли бы возникнуть вопросы.

Геррик резко склонил голову, и регент продолжил тем же задумчивым тоном, сквозь который чувствовался гнев:

– И надо подумать еще кое о чем. Возможно, вы и ваши сотрудники смогут выяснить, что случилось и как, но остаются еще вопросы «кто?» и «почему?», и на них надо ответить так же четко.

– Это может оказаться сложнее, сэр, особенно «почему?», – предупредил его Геррик.

– Адам, – холодно улыбнулся Клинкскейлс, – ты инженер, а я был полицейским. И неплохим, кажется. Если «кто» и «почему» существуют, то я их найду. – Он повернулся к человеку, сидящему у дальнего конца стола. – Чет, мне нужны личные дела на все бригады с этой площадки. Пока вы начнете выяснять, что случилось, я проверю всех, кто имел дело с этой стройкой, каждую живую душу. Если это сделано намеренно, то кто-то где-то оставил след. Когда вы сможете сказать мне, что они сделали и как, я буду знать, где искать заказчиков. А когда я их найду, Адам, – его улыбка стала еще более пугающей, – ты получишь место в первом ряду.

Глава 21

Гражданин контр-адмирал Томас Тейсман вошел в комнату совещаний флагманского корабля «Конкистадор» в сопровождении гражданина комиссара Денниса Ле Пика. Тейсману не особенно нравился Ле Пик, но он знал, что антипатия объясняется главным образом нежеланием все время таскать за собой политический балласт. Слишком часто он видел результаты постороннего вмешательства в военные операции, а тут еще приходилось возить политиков к самому месту действия, чтобы они могли все испортить еще быстрее.

С другой стороны, его присутствие здесь было исключительной удачей. Первое фиаско Хевена на Ельцине он пережил только потому, что ему повезло (и это было именно везение) повредить несколько кораблей Хонор Харрингтон, прежде чем его эсминец был вынужден сдаться в плен. Только это достижение да еще скандал, когда капитан Ю перебежал к мантикорцам, спасли его от адмиралов-Законодателей, которые искали козла отпущения. И только уничтожение старого режима, признался он себе, спасло его после того, что случилось с Девятой крейсерской эскадрой в начале нынешней войны, когда коммодор Райхман – ставленница Законодателей – показала себя полной дурой. Ее покровители раздавили бы его, как букашку, за то, что он посмел оказаться прав, когда она ошибалась. Но новый режим искал козлов отпущения уже среди Законодателей, так что коммодора Райхман расстреляли, а капитана Тейсмана повысили в чине.

Вселенная не отличается чрезмерной справедливостью, подумал он, но каждый в итоге получает то, чего заслуживает. Комитету общественного спасения не мешало бы иметь это в виду.

Он отмахнулся от посторонних мыслей и занял место за столом, Ле Пик сел рядом. Во главе стола уже сидели гражданин вице-адмирал Терстон и гражданин комиссар Презников. Через стол с Тейсманом поздоровалась Мередит Чавес, командующая оперативной группой 14.1. Тейсман не знал Джорджа Дюпре, комиссара Чавес, но говорили, что он больше других склонен позволять профессионалам заниматься своим делом. Может, поэтому Мередит такая веселая.

Гражданин контр-адмирал Чернов и гражданин комиссар Джонсон из оперативной группы 14.3 прибыли меньше чем через три минуты после Тейсмана. Итак, собралось все командование оперативной группы четырнадцать. Кроме начальников штабов, конечно – орган, который сейчас назывался штабом флота, решил, что их нельзя информировать о деталях, пока операция «Кинжал» не начнется. Не самый хороший способ готовить настолько сложную операцию, но отдадим должное штабистам: если «Магнит» сработает, то выполнить «Кинжал» будет проще простого.

Правда, сам Томас Тейсман очень не любил включать слово «если» в оперативные планы.

– Итак, все на месте, – заметил Терстон – Теперь могу вам сказать, что «Магнит», похоже, сработал неплохо.

Чавес и Чернов улыбнулись, но Тейсман только кивнул. «Похоже». Опять неудачное слово.

Терстон включил голографический экран, и над столом появилась звездная карта. Он повозился с кнопками. Майнет и Кандор загорелись красным. Потом вспыхнули Каска, Доркас и Грендельсбейн, но уже янтарным.

– Итак, – сказал он. – Вы все знаете, что гражданка адмирал МакКвин и гражданин адмирал Эббот захватили контроль над Майнетом и Кандором. У МакКвин больше повреждений от мантикорского отряда, чем мы предполагали, но на это монти потратили все свои ракеты. Теперь они могут только болтаться на краю системы и наблюдать за ней, кроме того, у них тоже есть потери. Теми силами, что у них остались, они не смогут вернуть себе систему – даже если пополнят боекомплект. А у гражданина адмирала Эббота дела еще лучше. Он занял систему без единого выстрела, и у мантикорцев против него нет ничего крупнее линейного крейсера.

Терстон помедлил и оглядел стол, проверяя, все ли внимательно слушают его, потом с помощью курсора выделил Грендельсбейн.

– Плюс к этому, как вы знаете, уже больше месяца мы держим в укрытии легкие отряды у Грендельсбейна и Каски, и адмирал Хэмпхилл на Грендельсбейне вынуждена сохранять осторожность. Она оставила на месте все свои корабли стены – наверное, боится, что мы атакуем, если она обнажит фланги, – но послала мощную группу линейных крейсеров для поддержки отрядов на Доркасе. Кроме того, несколько ее легких подразделений присоединились к мантикорскому отряду, который болтается в Майнете. Это значит, что она сосредоточится на этих территориях, ожидая подкрепления, чтобы отвоевать их обратно. А нам именно это и надо.

– Кроме того, – курсор вернулся к Каске, – наши разведчики докладывают о прибытии сюда довольно большой оперативной группы. Интересно, а эти откуда взялись?

Терстон оскалился, и на этот раз даже Тейсман улыбнулся в ответ. Черт, подумал он, Терстон – расчетливый сукин сын, но он знает, как завести людей.

– Мы не изучили их настолько хорошо, насколько мне бы хотелось, – признал Терстон, – но по той информации, что у нас есть, они сделали точь-в-точь то, чего мы от них хотели. Мы опознали по крайней мере пять бывших кораблей Хевена, и время их прибытия соответствует немедленной реакции Ельцина на «Магнит». Кроме того, вся группа прибыла как единое целое, а значит, их и отправили вместе. Если бы они наскребли лишние корабли из разных систем, картина отличалась бы.

Тейсман кивнул, но кое-что в уверенном объяснении Терстона его обеспокоило, и он поднял руку.

– Да, гражданин адмирал Тейсман?

– Вы говорите, мы опознали пять кораблей хевенитской постройки, гражданин адмирал?

– Верно.

– Но только пять? – с вежливой настойчивостью продолжал допытываться Тейсман.

Прежде чем ответить, Терстон переглянулся с Презниковым.

– Верно, гражданин адмирал, – повторил он. – Расстояние довольно большое, а вы и сами знаете, как сложно интерпретировать пассивные данные. Кроме того, монти и грейсонцы перестроили их куда сильнее, чем мы рассчитывали, поэтому анализировать излучения было намного сложнее. Учитывая время и размер группы, я и мой штаб уверены, что несколько крупных кораблей, которые разведчики не сумели опознать, – это тоже захваченные суда, которые просто перестроили слишком сильно для опознания.

– Сколько этих других кораблей, гражданин адмирал?

– Восемь кораблей стены, то есть скорее всего восемь.

Тейсман задумчиво нахмурился, и Терстон пожал плечами.

– Наверняка они забрали с собой несколько мантикорских судов, которые на тот момент оказались у них в системе. Все мантикорские корабли, которые прежде базировались на Ельцине, оттуда уже ушли – их опознали на Тетисе, – но вообще-то Грейсон – хорошее место для финальных учений перед тем, как отправить новые подразделения на фронт…

Тейсман кивнул и сел на место. Терстон был абсолютно прав. И тот факт, что грейсонцы наверняка хватались за любую возможность потренироваться, делал такую остановку еще более привлекательной для мантикорцев. И все же…

Он пробежался мысленно по известным ему данным разведки. Если там все правильно, то даже мантикорские верфи не могли ввести в строй больше восьми, максимум девяти из одиннадцати грейсонских призовых судов. Если верны первоначальные оценки повреждений, подумал он с иронией, то сама Республика Хевен не смогла бы отремонтировать за такой срок больше шести, а грейсонцы вряд ли могли сравняться с мантикорцами по эффективности. Пока не могли. А если оценки разведки правильны, и пять из этих кораблей верно опознали на Каске, то Терстон скорее всего прав: Альянс действительно оголил Ельцин, чтобы отреагировать на захват Кандора.

– На основе этих разведданных, – продолжил Терстон, – мы с гражданином комиссаром Презниковым решили начать операцию «Кинжал» в течение семидесяти двух часов. Хотелось бы дать старт немедленно, но мы договорились, что лучше два-три дня потратить на тренировки, поскольку теперь можно проинформировать ваши штабы и начальников подразделений.

И на том спасибо, подумал Тейсман. В Четырнадцатой оперативной группе было более ста шестидесяти кораблей, включая тридцать шесть линкоров и двадцать четыре линейных крейсера. Звучало впечатляюще, но секретность была так велика, что в экипажах никто даже не представлял, в чем заключается операция «Кинжал». Сам Тейсман со скрытого одобрения Ле Пика допустил утечку оперативного плана в свой собственный штаб. Таким образом, они смогли разработать хоть какие-то планы на случай неожиданностей, но никто из его капитанов не знал, что должно случиться. А Комитет общественного спасения научил их не задавать лишних вопросов. Даже пара дней на то, чтобы проинформировать их и прорепетировать операцию, была бесценным подарком. Тейсман удивился: как это Терстон заставил Презникова согласиться на такое? Неужели комиссара убедила логика? Тейсман тут же напомнил себе, что излишний оптимизм ни к чему.

– Ладно, – продолжил Терстон. – Вот что я думаю. Во-первых, даю вам три часа, чтобы проинформировать штабы и командиров подразделений. В тринадцать ноль-ноль мы с гражданином комиссаром Презниковым устраиваем сетевую конференцию оперативной группы, чтобы ответить на любые вопросы, возникшие у вас и у ваших людей. После этого, скажем в шестнадцать ноль-ноль, мы начнем упражнение на тренажерах по основному плану атаки. Координатор – гражданка адмирал Чавес. Мы с гражданином комиссаром Презниковым в первом упражнении будем наблюдать и играть за грейсонцев. Потом…

* * *

Как Протектор и ожидал, новости просочились, и средства массовой информации вовсю раскручивали катастрофу.

Нет, резко сказал он себе, это нечестно. Грейсонская пресса была куда ответственнее прочих. Возможно, она была даже слишком управляемой – это отражало общественную мораль, основанную на уважении к авторитетам. Репортеры всегда тщательно проверяли факты перед публикацией. К несчастью, факты у них были достоверные, а если Бенджамин Мэйхью чему и научился на чужих ошибках, так это тому, что репортерам врать нельзя. Отказываться от комментариев и придерживать информацию – одно, а навсегда лишить себя общественного доверия – совсем другое, и оступиться было слишком просто, опасно просто.

Так что он подтвердил результаты лабораторных исследований, стараясь не раздувать страстей, и сохранил доверие к себе… если оно ему еще пригодится.

Шок и горе охватили планету еще до выхода новостей. Несмотря на древние традиции автономии ленов, народ на Грейсоне в трудные времена почти инстинктивно приходил на помощь соседям. Но на то немногое, что можно было сделать для семей жертв, хватило внутренних резервов Дворца Мюллер. Призывов о помощи к посторонним не было, что только усилило горе и сочувствие остального Грейсона. Сочетание религии и давления окружающей среды привело к тому, что грейсонцы почти на генетическом уровне были запрограммированы приходить на помощь, и это Бенджамину больше всего нравилось в его народе. Но когда они не могли помочь, то чувствовали, что допустили провал, а в данном случае это было худшее из всех возможных чувств. Люди, которые уже ощущали себя виноватыми, приходили в еще большее бешенство, когда находился кто-то, чья вина являлась явной и неоспоримой.