Текст книги "На службе Мечу"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Я и не говорил, что это не так, – несколько более обороняющимся тоном ответил Григовакис. – Я сказал только, что это не та ситуация, которая может повториться в реальности и что это заставляет меня усомниться, насколько это упражнение отразило наши реальные способности.

– Что ты на самом деле имеешь в виду, – спокойно произнёс Карл, – это то, что ты раздражён, потому что Абигайль и её расчёт надрали всем задницы – в том числе и тебе.

– Ну, да. – Григовакис хихикнул. Смешок должен был получиться страдальческим и раскаивающимся, но Григовакису это совершенно не удалось. – действительно, я не люблю быть вторым, – произнёс он с напускной искренностью. – А семнадцатым ещё меньше. Поэтому, наверное, воспринял это не слишком хорошо. – Он продемонстрировал Абигайль зубы в том, что можно было бы назвать снисходительной усмешкой. – Прошу за это прощения, Абигайль. Но не думай что я не собираюсь отыграться в следующий раз. И, может быть, тогда ябуду в положении Чарли-На-Хвосте.

– И что это означает? – ехидно осведомилась Шобана.

– Только то, что, поскольку расчёт Абигайль стрелял последним, никто больше не имел возможности добиться того же результата, используя аналогичный метод, – невинно ответил Григовакис.

– Никто больше не имел такой возможности потому, что никому больше она не пришла в голову, – с отвращением сказал ему Карл.

– Ну, разумеется, они не додумались. Я не хотел сказать ничего другого. Хотя, – он выглядел задумчивым, – если говорить совершенно честно, и Абигайль тоже.

–  Что? – Карл умудрился в последний момент приглушить голос так, что старшие офицеры не могли бы его услышать, однако пронзительный взгляд, который он бросил на Григовакиса, более чем компенсировал это.

– Я всего лишь имел в виду, что реальным анализомсама она не занималась, Карл, – произнёс Григовакис страдальческим голосом крайне обиженного и неправильно понятого человека. – Это сделал главстаршина Вассари.

Звучит вполне невинно, подумала Абигайль, однако невысказанный подтекст был вполне ясен. Григовакис подразумевал, не идя до конца и не заявляя этого открыто, что вся идея принадлежала Вассари и что Абигайль лишь воспользовалась ею. Что, как ясно подчёркивали голос и выражение лица Григовакиса, было не больше, чем он мог ожидать от неоварвара вроде неё.

Волна ярости от всего накипевшего из-за ничтожности мелочной провокации прокатилась через Абигайль. Карл и Шобана издали возгласы отвращения, но Григовакис продолжал стоять, улыбаясь Абигайль со всё тем же самодовольным чувством превосходства. Для него не имело значения, что ни Карл, ни Шобана и на мгновение не согласились с ним; он не нуждался в ихсогласии, когда имел своё собственное. Кроме того, что ещё можно было ожидать от людей с настолько убогим мышлением, что они встали на сторону человека вроде Абигайль против такого, как он?

Абигайль открыла было рот, но затем вместо этого плотно стиснула челюсти и взмолилась Заступнику дать ей силы. Церковь Освобождённого Человечества не славилась тем, что подставляла другую щёку, однако Церковь учила, что критиковать дурака за его глупость было тем же, что и критиковать ветер за то, что он дует. Ни то ни другое не могло помочь и любое из этих занятий являлось пустой тратой сил, которые можно было бы с большей пользой посвятить решению более значимых аспектов Испытания.

Поэтому Абигайль воздержалась от того, чтобы красочно высказать Григовакису всё то, что он достойно заслужил. Вместо этого она мило ему улыбнулась.

– Ты абсолютно прав, – произнесла она. – Я не занималась анализом. Главстаршина Вассари намного лучше меня знаком с возможностями сенсоров и программного обеспечения орудийной установки. Конечно, – она улыбнулась ещё милее, – иногда не нужно лично знать характеристики, чтобы ухватить свой шанс, не так ли? Надо всего лишь быть достаточно внимательным, чтобы увидеть возможность, когда она представится.

Карл и Шобана хихикнули, а Григовакис залился краской, так как ответный выпад попал точно в цель. Он открыл рот, но, прежде чем смог произнести что-либо ещё, позади него кашлянул лейтенант-коммандер Эббот.

Вся четвёрка гардемаринов повернулась к нему, а Григовакис покраснел ещё сильнее, явно задаваясь вопросом, что же успел услышать Эббот, однако офицер-наставник лишь секунду или две смотрел на них.

– Прошу прощения за то, что мы заставили вас так долго ждать, – мягко произнёс он, – я не ожидал что мы с тактиком и капитаном будем заняты так надолго. Мистер Айтшулер и миз Коррами, я бы желал, чтобы вы доложились коммандеру Аткинс. Я полагаю, что она завершила оценку астрогационной задачи, которую дала вам вчера. Миз Хернс, я бы хотел, чтобы вы прошли со мною в мой кабинет. Там к нам присоединится главстаршина Вассари . Коммандер Блюменталь попросил меня сделать критический анализ метода, который вы оба использовали, и ваш вклад будет несомненно полезен.

– Разумеется, сэр, – отозвалась Абигайль.

– Хорошо, – Эббот коротко улыбнулся, затем посмотрел на Григовакиса и махнул рукой в сторону той части зала для совещаний, где всё еще продолжали разговор коммандер Блюменталь и капитан Оверстейген. – Мистер Григовакис, я полагаю, что капитан хотел бы недолго переговорить с вами, пока мы этим занимаемся.

– М-м-м, разумеется, сэр, – после краткого замешательства отозвался Григовакис.

– Когда вы завершите разговор, подойдите, пожалуйста, ко мне в кабинет. Я думаю, миз Хернс, главстаршина Вассари и я всё ещё будем там и мне было бы интересно выслушать ещё и ваше мнение.

– Да, сэр, – невыразительно ответил Григовакис.

– Хорошо. – Эббот снова ему улыбнулся, а затем кивнул Абигайль на дверь.

* * *

Беседа капитана Оверстейгена с тактиком длилась ещё четверть часа. Затем коммандер Блюменталь ушёл и Арпад Григовакис остался в зале для совещаний наедине с капитаном “Стального кулака”.

Оверстейген, как казалось, никуда не спешил. Он сидел за столом зала, пролистывая несколько страниц замечаний в своей личной электронной записной книжке, ещё пять или шесть минут до того, как погасил дисплей и посмотрел вокруг.

– А, мистер Григовакис! – произнёс он. – Прошу прощения, я забыл, что попросил вас задержаться. – Капитан улыбнулся и жестом предложил Григовакису занять место за столом.

Гардемарин настороженно занял предложенное кресло. За исключением официальных обедов в капитанском салоне, это был первый случай, когда Оверстейген предложил ему сесть в своём присутствии.

– Вы хотели поговорить со мной, сэр? – почти сразу же сказал он.

– Да, действительно хотел, – согласился с ним Оверстейген и откинулся в кресле. Он пристально вглядывался в гардемарина достаточно долго для того, чтобы Григовакис встревожился, затем склонил голову в сторону и поднял бровь.

– Мистер Григовакис, моё внимание привлекло то, что вы, как кажется, не имеете с миз Хернс того, что можно было бы охарактеризовать как чувство взаимопонимания, – сказал он. – Не затруднились бы вы прокомментировать причины этого?

– Я... – Григовакис сделал паузу и откашлялся, затем слегка улыбнулся беспокойной улыбкой. – Я на самом деле не знаю почему, сэр, – искренне произнёс он. – Несомненно это не потому, что что-то в ней меня задевает. Мы просто не ладим друг с другом. Разумеется, она единственный грейсонец, которого я знаю достаточно хорошо, чтобы думать, что знаком с ним. Может быть отчасти причина в этом, хотя я и знаю, что такого не должно быть. Честно говоря, я в некотором смущении. Я не должен задевать её так, как это делаю, и знаю это. Однако иногда это просто вырывается.

– Ясно. – Оверстейген задумчиво нахмурился. – Я вижу, вы подчеркнули то, что миз Хернс с Грейсона. Означает ли это, что вы предубеждены против грейсонцев, мистер Григовакис?

– Ох, нет, сэр! Я всего лишь нахожу их немного… слишком сфокусированными. Я начал было говорить “ограниченными”, но на самом деле это неправильное определение. Они всего лишь представляются… другими, так или иначе. Словно маршируют в другом ритме, полагаю что так.

– Думаю, это достаточно справедливо, – подумал вслух Оверстейген. – В конце концов, Грейсон действительносильно отличается от Звёздного Королевства. Тем не менее, мистер Григовакис, я бы заметил вам, что вы обязаны справляться с любым личным… дискомфортом, который можете ощущать в отношении грейсонцев, и в особенности в отношении миз Хернс.

– Да, сэр. Понимаю, сэр. – искренне заявил Григовакис и Оверстейген секунду или две пристально разглядывал его. Затем он улыбнулся и его улыбка не была особо приятна.

– Подумайте, так ли это, мистер Григовакис, – без официальности произнёс Оверстейген. – Я понимаю, что некоторые офицеры – включая часть наиболее старших – как кажется полагают, что грейсонцы не вполне дотягивают до мантикорских стандартов. Я предлагаю вам расстаться с этой идеей, если случилось так, что вы её разделяете. Грейсонцы не просто достигли наших стандартов, это мыво многом, особенно сейчас, не достигаем грейсонских.

Григовакис слегка побледнел. Он открыл было рот, однако Оверстейген ещё не закончил.

– Являясь гардемарином, вы, мистер Григовакис, могли не обратить внимания на то, что Королевский Флот сейчас находится в процессе сокращения. Согласно моему твёрдому мнению это… не является мудрой политикой. Однако, независимо от того, мудра они или нет, грейсонский Флот делает прямо противоположное. И, если вы впадёте в ошибку, полагая, что раз Грейсон со всех точек зрения теократия, то обязан поэтому быть отсталым, невежественным и во всём нам уступающим, то однажды будете чрезвычайно ужасно и грубо избавлены от этих иллюзий.

Помимо этого, вы член экипажа моего корабля, а моей практикой не является допускать преследование одного члена команды другим. Миз Хернс не обращалась с претензиями ко мне или коммандеру Эбботу. Однако это не означает, что мы не знаем о сложившейся ситуации. Это также не означает, что я не знаю о том, что вы имеете склонность говорить с находящимися в вашем подчинении рядовыми с… энергией, ещё не оправданной вашим опытом. Я ожидаю, что обеим этим вашим привычкам с вашей стороны будет положен конец. Понятно?

– Да, сэр! – быстро отозвался Григовакис, борясь с искушением отереть пот со лба.

– Лучше бы это было так, мистер Григовакис, – сказал ему Оверстейген всё тем же неофициальным тоном. – И пока мы говорим об этом, наверное не помешало бы указать вам и на другие реалии. Я знаком с вашей семьёй. В действительности, мы с вашим дядей Коннолом несколько лет назад служили вместе и я считаю его своим другом. Я знаю, что ваша семья очень богата, даже по мантикорским меркам и может проследить свой род до самых ранних мантикорских предков сразу после Чумных Лет.

По сути дела, вы по праву пользуетесь бесспорно прочным и выдающимся положением среди лучших семейств Звёздного Королевства. Однако я полагаю, что с вашей стороны было бы разумно отметить то, что миз Хернс способна проследить своюродословную до первого Землевладельца Оуэнса в прямой последовательности в течении почти тысячи стандартных лет. И, несмотря на то, что она не носит никакого титула – разумеется, за исключением титула “мисс Оуэнс”, который, как я обратил внимание, она никогда не использует – её происхождение даёт ей превосходство над любым титулом Звёздного Королевства ниже герцога.

Григовакис с затруднением сглотнул и Оверстейген вновь холодно ему улыбнулся.

– Напоследок я выскажу вам последнюю мысль насчёт миз Хернс, мистер Григовакис, – произнёс он. – Ваша семья, как я уже сказал, известна своим богатством. Однако её богатство блекнет в сравнении с состоянием семейства Оуэнс. Мы привыкли считать Грейсон бедной планетой и это, несомненно, до некоторой степени оправдано, хотя я думаю, что вы могли бы быть удивлены, если бы изучили реальные цифры и их изменение за последние десять или пятнадцать стандартных лет. Однако Землевладелец Оуэнс является одним из всего лишь восьмидесяти Землевладельцев… и лен Оуэнс был основан всего лишь одиннадцатым. Он существует девять стандартных столетий, почти в два раза дольше, чем всё Звёздное Королевство. Землевладелец Оуэнс богат, влиятелен и не привык примиряться с неучтивым обращением с членами своего семейства. В особенности, с женскойего частью. Я был бы крайне поражён, если бы миз Хернс обратилась за его содействием в столь незначительном деле и я сильно подозреваю, что она была бы очень огорчена, обнаружив, что отец когда-либо вмешивался в её дела. Ничто из этого, я полагаю, ничуть бы его не остановило. Аристократы, знаете ли, заботятся о своих.

Григовакис казался обмякшим в своём кресле и Оверстейген вновь дал креслу занять почти вертикальное положение.

– Рекомендую вам обратить внимание на пример древесных котов, мистер Григовакис, – заметил он. – На первый взгляд, древесные коты просто милые пушистые живущие на деревьях создания. Однако они тоже заботятся о своих и ни одна гексапума в здравом рассудке не рискнёт сунуться на их территорию. Я верю, что полезные выводы не пройдут мимо вас.

Он ещё мгновение смотрел в глаза гардемарина, затем кивнул на открытую дверь.

– Вы свободны, мистер Григовакис, – бодро произнёс он.

* * *

Приступ головокружения и тошноты был вещью, к которой Абигайль ещё не приспособилась. Честно говоря, он сомневалась, что когда-нибудь к ней привыкнет, однако совершенно не собиралась демонстрировать свой неуместный приступ дискомфорта под взорами более опытных, особенно теперь, когда за ней следило так много этих опытных взоров. И когда Шобана и Карл готовились к намного более… интересному времени, чем она.

Первое пересечение альфа-стены из гиперпространства обратно в обычное являлось аналогом старой морской традиции “пересечения экватора” Старой Земли. Точно также, как пересечение экватора Старой Земли превращало моряка-неофита в настоящего “морского волка”, первый альфа-переход в обычное пространство превращал новообращённого космонавта из “землеройки” в “гиперсобаку”.

Несмотря на участи в полудюжине учебный рейсов в ближнем космосе и внутри системы, ни Карл Айтшулер ни Шобана Коррами до назначения на “Стальной кулак” никогда не покидали систему Мантикоры. Это означало, что они перенесут все традиционные глумления, полагающиеся тем жалким типам, которые ещё не проходили стену. Церемонии, которые включили бы в себя все виды испытаний посвящения (многие из которых были сохранены и переняты с океанов Старой Земли), должны были занять некоторое время и, несмотря на сильные спазмы в собственном желудке, Абигайль скорее испытывала сожаление, что не могла принять личное участие в проведении обрядов.

К счастью, однако, она уже была гиперсобакой и проявила должную предусмотрительность, сохранив в доказательство этого свидетельство о пересечении стены, выданное ей капитаном корабля, который доставил её с Грейсона на Мантикору в первый раз. Также после поступления в Академию Абигайль была в отпуске дома шесть или семь раз, и это означало, что по сравнению с Карлом и Шобаной она набила руку на гиперпереходах. Что, по крайней мере, значило, что она не подвергнется возможности быть вымазанной жиром, подвергнуться бритью всего тела, обязанности съесть или выпить всевозможные отвратительные субстанции или же быть подвергнутой другим обрядам перехода, которым старые представители клуба столь охотно подвергали своих товарищей-новичков.

Однако это также означало, что она и Григовакис, который тоже имел в своём досье несколько коммерческих пересечений стены, были свободны для обычной службы. И пока Карл, Шобана и горстка других землероек из числа рядовых членов экипажа подвергались превращению в гиперсобак, Абигайль обнаружила себя работающей помощником лейтенант-коммандера Аткинс во время выхода “Стального кулака” из гиперпространства почти около самой гиперграницы системы Тиберия. А также напряжённо работающей над демонстрацией столь же пресыщенного отношения к ещё одному пересечению стены.

Конечно, в сидении на посту были свои радости, размышляла Абигайль. Она не могла помогать затолкать раздетую до нижнего белья Шобану головой вперёд в трубу, ведущую в затемнённый и лишённый гравитации отсек, чтобы голыми руками найти и вернуть плавающие там украденные “жемчуга короля Нептуна” (обычно заботливо сбережённые перезрелые помидоры или ещё что-то столь же осклизлое), однако она могла наблюдать захватывающую красоту основного визуального экрана, где паруса Варшавской “Стального кулака” сияли лазурным нимбом энергии перехода. Разумеется, она наблюдала это картину и прежде. Пассажирские лайнеры очень заботились о том, чтобы их пассажиры получали за свои деньги всё возможное и устанавливали в своих главных салонах огромные голодисплеи специально для демонстрации подобных моментов. Но имелась существенная разница между этим и наблюдением той же картины в качестве члена экипажа межзвёздного корабля.

– Переход завершён, сэр, – доложила лейтенант-коммандер Аткинс.

– Очень хорошо, астрогатор. – капитан Оверстейген откинул командирское кресло назад, следя за основным маневровым монитором до тех пор, пока он не обновился, демонстрируя положение “Стального кулака” относительно светила и основных планет системы. Он дал Аткинс несколько мгновений, чтобы подтвердить положение корабля – задача, которую вместе с ней исполнительно повторяла на своём резервном посту Абигайль – затем дал креслу вернуться в вертикальное положение.

– Астрогатор, у вас есть курс на Приют? – спросил он.

– Да, сэр. Переход займёт примерно семь-точка-шесть часов на четырёхстах пятидесяти g.

– Очень хорошо, – ответил Оверстейген. – давайте дадим ход.

Капитан дождался, пока Аткинс не отдала приказания рулевому и “Стальной кулак” не поднял импеллерный клин и не двинулся по новому курсу. Затем он поднялся.

– Коммандер Аткинс, мостик ваш.

– Есть, сэр, мостик мой, – подтвердила Аткинс и Оверстейген повернулся к старпому.

– Коммандер Уотсон, не могли бы вы вместе с миз Хернс пройти в мой салон для совещаний?

Абигайль попыталась не вздрогнуть от неожиданности, однако не смогла удержаться от того, чтобы не вскинуть быстро глаза, и Оверстейген слегка улыбнулся ей. Она ощутила, что краснеет, однако он просто терпеливо стоял и Абигайль торопливо откашлялась.

– Мэм, – обратилась она к Аткинс, – прошу смены.

– Вы сменены, миз Хернс, – с такой же официальностью ответила астрогатор. – Мистер Григовакис, – Аткинс посмотрела мимо Абигайль в ту сторону, где Григовакис работал вместе с командой планшетистов Блюменталя.

– Да, мэм?

– Примите астрогацию, – сказала она Григовакису.

– Есть, мэм. Принимаю астрогацию, – подтвердил он.

Абигайль поднялась из кресла, поскольку Аткинс перешла в кресло в центре капитанского мостика, и Григовакис принял астрогацию. Она почтительно дождалась, пока капитан и старпом не пройдут первыми в люк салона, а затем последовала за ними.

– Закройте люк, миз Хернс, – произнёс Оверстейген и она нажала кнопку. Крышка люка тихо закрылась и капитан взмахом подозвал Абигайль к столу и указал на кресло.

– Присаживайтесь, – сказал он и Абигайль села.

– Я полагаю, что вы по меньшей мере немного интересуетесь тем, почему я попросил вас присоединиться к старпому и мне? – затем произнёс капитан и остановился, приподняв бровь.

– Ну, да, сэр. Немного, – созналась Абигайль.

– Мои основания довольно просты, – сказал ей капитан. – Мы направляемся для установления контакта с Приютом и, как я отметил, когда обосновывал причины, по которым мы вообще направляемся на Тиберию, я ощущаю, что важно сделать это так, чтобы не разозлить их. Помимо этого, я ощущаю, что столь же важно войти в контакт в неугрожающей манере. Поэтому я принял решение, что вы будете командовать нашей высадочной партией.

Его голос был любезен, но Абигайль ощутила, что мгновенно напряглась в ответ.

После своих замечаний во время первого официального обеда, Оверстейген, как казалось, совершенно не обращал внимания на то, что Абигайль была родом с Грейсона. Она была благодарна за это и ещё более благодарна, когда поняла, что капитан должен был… порекомендовать Григовакису задуматься над егоповедением. Гардемарин никогда не станет приятным человеком, однако он, по крайней мере, сдал назад в своих маленьких гнусных нападках, которые так любил направлять против своих товарищей. А также значительно сдал в том, что Карл называл личностью “маленького оловянного божка”, в отношениях с попадающими под его начало рядовыми, и Абигайль не сомневалась, что это тоже имело отношение к личной беседе с капитаном.

Она была удивлена вмешательством Оверстейгена, и даже более тем, что он видимо решил вмешаться сам, а не переложить это на лейтенант-коммандера Аткинс или коммандера Уотсон. Но она также была несомненно благодарна. Она никогда не сомневалась в своей способности при необходимости справиться с Григовакисом, но исчезновение – или по крайней мере значительное ослабление – этого источника напряжения в Салажьем Уголке являлось большим облегчением.

Но благодарность, которую она ощущала за вмешательство капитана, не могла погасить вспышку ярости, которую Абигайль почувствовала при теперешнем объявлении. Он мог напуститься на Григовакиса за создание ненужного напряжения между членами экипажа его корабля, но это явно было не потому, что он не соглашался с воззрениями Григовакиса в отношении грейсонцев. В конце концов, кто мог быть лучшим посланником к шайке примитивных, прячущихся от мира религиозных фанатиков, чем другой примитивный религиозный фанатик?

– Капитан, – после кратчайшей задержки произнесла она старательно контролируемым голосом, – я в самом деле ничего не знаю о религиозных верованиях приютцев. Говоря со всем почтением, сэр, я не уверена, что являюсь наилучшим кандидатом для связи с планетой.

– Я думаю, вы недооцениваете свои способности, миз Хернс, – невозмутимо ответил Оверстейген. – Уверяю вас, я очень хорошо обдумал этот вопрос и, по сути дела, наилучший выбором являетесьвы.

– Сэр, – произнесла Абигайль, – я ценю вашу веру в мои способности. – Она сумела улыбнуться даже не стиснув зубы. – И я, разумеется, буду стараться исполнить любые приказы так хорошо, как только смогу. Но я – всего лишь гардемарин. И, возможно, если для связи будет послан такой незначительный офицер как я, они почувствуют себя оскорблёнными?

– Разумеется, такая возможность существует, – признал Оверстейген, явно совершенно не представляя её жгучего негодования. – Я полагаю, однако, что это маловероятно. На самом деле, я бы полагал, что один гардемарин и отделение или около того морпехов будут восприняты как менее угрожающие – и навязчивые – чем мог бы быть воспринят более высокопоставленный офицер. И среди находящихся в моём распоряжении гардемаринов вы, на мой взгляд, являетесь наилучшим выбором.

Абигайль балансировала на грани требования ответа, почему он так полагал, однако прикусила язык и придержала его за зубами. В конце концов, было достаточно понятно, почему он так считал.

– Линда, в соответствии с желанием казаться не более угрожающим или навязчивым, чем совершенно необходимо, – сказал Оверстейген, перенося своё внимание на старпома, – думаю, что лучше будет не выводить “Стальной кулак” на орбиту Приюта. Я желаю, чтобы наш контакт с этими людьми был, по крайней мере первоначально, настолько сдержан, насколько только возможно. Я хотел бы, чтобы вы уделили некоторое время миз Хернс, проинструктировав её, какого рода информацию мы разыскиваем.

– Вашей задачей, – продолжил он, снова переводя взгляд на Абигайль, – будет объяснить, почему мы здесь, и определить отношение Братства Избранных к нашему присутствию. Разумеется, будет желанна любая собранная вами информация, однако я не желаю, чтобы вы слишком уж её добивались. Ваша задача в основном сломать лёд и придать нашему визиту дружественный вид. Считайте себя нашим послом. Если дела пойдут так, как я надеюсь, вы, несомненно, будете участвовать в наших дальнейших контактах с Приютом, но на следующую встречу и беседу мы пошлём кого-нибудь из более старших офицеров.

– Да, сэр, – ответила Абигайль. В конце концов, ничего другого она сказать не могла.

– Линда, – обратился Оверстейген к старпому, – кроме инструктажа миз Хернс, я хочу чтобы вы обдумали, сколько морпехов мы должны послать с нею на планету.

– Ожидаете каких-нибудь неприятностей, сэр? – поинтересовалась коммандер Уотсон и он пожал плечами.

– Я ничего не ожидаю, – ответил Оверстейген, – тем не менее, мы далеко от дома, мы никогда сами не контактировали с Приютом, и я буду ощущать себя намного спокойнее, послав кого-то присматривать за миз Хернс. Конечно, я уверен в её способности позаботиться о себе. – Он коротко улыбнулся Абигайль. – Вместе с тем, никогда не помешает иметь кого-то, кто прикроет вам спину, по крайней мере, пока вы не уверены, что знаете местные зацепки. Кроме того, – капитан улыбнулся шире, – для неё это будет хорошим опытом.

– Да, сэр. Ясно. – с лёгкой улыбкой подтвердила Уотсон.

“Как будто нянька дома, обещающая папе оберегать меня от неприятностей”, – обиженно подумала Абигайль.

– Как только мы высадим её и группу контакта, – продолжал Оверстейген, – я бы желал иметь какую-нибудь достаточно очевидную причину, чтобы увести “Стальной кулак” с орбиты Приюта. Я не желаю привлекать излишнее внимание к тому, насколько старательно мы пытаемся не навязываться им больше необходимого.

– Ну, как вы только что отметили, сэр, мы первый королевский корабль, который посетил Тиберию, – сказала Уотсон. – И всякому известно, насколько навязчиво стремление КФМ обновлять при каждой возможности свои карты. Для нас было бы совершенно логично выполнить обычный исследовательский облёт, не так ли?

– Именно об этом я и думал, – согласился Оверстейген.

– Уверена, мы могли бы набросать послание от вас к планетарному правительству, объясняющее, что мы делаем, сэр, – с улыбкой произнесла Уотсон. – В сущности, формальная причина посещения планеты миз Хёрнс могла бы заключаться в доставке этого сообщения через посланника в качестве жеста уважения.

– Превосходная идея, – сказал Оверстейген. – Я разъясню, что мы вместе с нашими эревонскими союзниками расследуем исчезновение “Звёздного воина”. Это даст миз Хернс повод задавать любые вопросы, какие понадобится. И, если мы готовы потратить время на обследование только для уточнения наших карт, это должно сделать положение достаточно привычным, чтобы помочь задать их так ненавязчиво, как только возможно при нашем присутствии.

Он откинулся в кресле и несколько секунд пристально всматривался в Абигайль, затем пожал плечами.

– Вы можете считать, что я слишком озабочен хождением на цыпочках вокруг чувствительности приютцев, миз Хернс. Конечно, возможно это так. Однако, как любила говорить моя мать, на мёд ловится больше мух, чем на уксус. Нам будет стоить очень и очень недорого избежать затронуть любую чрезмерную чувствительность, которая может найтись у этих людей. И, честно говоря, учитывая то, что они преднамеренно избрали изоляцию в этой системе, я ощущаю, что мы имеем дополнительную обязанность не досаждать им больше, чем вынуждены.

Абигайль сумела не заморгать от неожиданности, хотя это и было тяжело. Оверстейген казался совершенно искренним. Она никак не ожидала от него такого и несомненная чувствительность к отношению и заботам приютцев, казалось, только подчеркивала его нечувствительностьк её собственной реакции на то, что её так небрежно забросили в стереотипную нишу в его сознании.

– Во всяком случае, – продолжил Оверстейген оживлённее, – как только старпом проинструктирует вас и подберёт вашу посадочную партию, мы можем высадить вас туда, где вы начнёте обрабатывать этих людей для нас.

* * *

– Ох, чёрт... Вы серьёзно? Крейсер? – Хайчэн Рингсторфф уставился на Георга Литгоу, офицера-радарщика и своего заместителя.

– Так это выглядит, —ответил Литгоу. – Мы пока не можем сказать уверенно – всё что у нас есть, это гиперслед и импеллерная сигнатура, но оба признака говорят за то, что это одиночный тяжёлый или линейный крейсер.

– Даже тяжёлый крейсер – уже достаточно плохо, Георг, – кисло сказал Рингсторфф, – Как бы не накликать беду, строя предположения.

– Я только сообщил вам, что говорят сенсорные данные. – Литгоу пожал плечами. – Если этот корабль, чем бы он ни был, направляется к Приюту, – а, похоже, так оно и есть, – наши внутрисистемные разведплатформы должны его нам идентифицировать. Тем временем, что мы будем с этим делать?

Рингсторфф тонко улыбнулся. Литгоу сказал “мы”, хотя на самом деле он имел в виду “Вы”. Что было достаточно честно, поскольку Рингсторфф был тем человеком, кто официально отвечал за бродячий цирк, в который превратилась вся тиберийская операция.

Он откинулся в кресле и раздражённо провёл рукой по своим густым тёмным волосам. Рингсторфф был высок для андерманца, широкоплеч и обладал могучим сложением, и до сих пор сохранял выправку полковника Имперской морской пехоты, которым он когда-то был. Но это было давно, до того, как однажды кое-какие незначительные финансовые неточности в счетах подчинённого ему подразделения привлекли внимание Генеральной ревизии. Принимая во внимание его боевые заслуги и многочисленные награды, ему позволили тихо уйти в отставку, без суда и даже без официального расследования. Однако, его карьера в Империи была закончена раз и навсегда. Тем не менее, что ни делается, всё к лучшему, так как за последние двадцать пять стандартных лет Хайчэн Рингсторфф нашёл куда более прибыльное применение своим талантам.

Во многих отношениях его нынешнее задание должно было стать самым прибыльным из всех, за которые он брался. Что, черт побери, так и должно было быть, принимая во внимание монументальный геморрой, в который это задание определённо начало превращаться!

– Каково расписание у Тайлера и Ламара? – спросил он Литгоу через мгновение.

– Расписание? У этих психов? – фыркнул Литгоу.

– Вы понимаете, о чём я, – раздражённо заметил Рингсторфф.

– Да, наверное понимаю, – отозвался Литгоу. Он достал из кармана электронный блокнот и пощёлкал клавишами, очевидно, освежая в памяти детали, а затем пожал плечами.

– Тайлер должен вернуться примерно в пределах семидесяти двух стандартных часов. Если они с Ламаром оставались вместе, оба прибудут в течении этого периода. Если они разделились, Ламар может отстать от Тайлера на срок до одного полного стандартного дня.

– Чёрт! – выругался Рингсторфф. – Между прочим, причиной выбора этой системы было то, что сюда никто никогда не заходит!

– Во всяком случае в теории, – согласился Литгоу.