Текст книги "Поцелуй Иуды (ЛП)"

Автор книги: Дэвид Хэйр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Акт второй: Решение уехать

3 декабря 1897 года. Безмятежная музыка. Свет затопляет виллу Гвидиче под Неаполем. За стеклянными дверями, ведущими на балкон, висит неправдоподобно золотое послеполуденное солнце. Интерьер в стиле модерн: белые стены, холодноватая меблировка «конца века». Уходящая вверх лестница. Столик, на нем кофейник, чашки, сладкие булочки. В кресле читает Уайльд. На нем строгий темный костюм, игнорирующий средиземноморский климат. Он располнел, погрузнел, тюремные лишения и пристрастие к алкоголю оставили на лице неизгладимую печать. За его спиной, на кушетке, спят двое под простыней. На полу валяется одежда. Один из спящих садится. Это Бози. В свои двадцать с лишним он еще хорош собой, но уже нет того сияния молодости.

Бози. До спальни мы так и не добрались.

Уайльд(глядя в книгу). Мне все равно, на каком этаже вы этим занимаетесь. (Рядом с Бози зашевелился спящий – копна вьющихся темных волос, юное тренированное тело). Он похож на молодого рыбака.

Бози. Правильно. Он и есть рыбак.

Уайльд. Спроси, не угостит ли он нас барабулькой? (Закуривает). Грех не воспользоваться таким знакомством.

Бози. Барабульку он не ловит.

Уайльд. Ммм. Разборчивый. А как насчет сельди?

Юноша проснулся. Он вылезает, голый, из постели, нисколько не смущаясь присутствием Уайльда.

Будем знакомиться. Оскар Уайльд, великий ирландский поэт и драматург.

Юноша. Mi scusi. Sono venuto a casa sua senza invito.

Уайльд. Non fa niente. Lei и il benvenuto a casa mia. (Пожав Уайльду руку, юноша выходит на балкон и там потягивается). Итальянский такт. Детородный орган скромно висит, как пеньковый конец. Но, судя по твоей истоме, нужды английской аристократии были должным образом удовлетворены.

Бози. Как ты любишь это слово!

Уайльд. Какое именно?

Бози. Аристократия. (Завернувшись в простыню, подходит к столику). Который час?

Уайльд. Пять. Пять часов пополудни. Еще один до боли прекрасный день. И не скажешь, что зима. Неаполитанский залив весь в жемчугах, как тощая шея богатой вдовы. (Юноша, вернувшись в комнату, ест сладкую булочку). Какое природное достоинство… и просто сказочный член.

Бози. Кофе остыл. (Идет на кухню).

Уайльд. В десять утра он был горячий. Как его зовут?

Бози(из кухни). Галилео.

Уайльд. О! Ты с ним увидел небо в звездах? (Бози, вернувшись, садится на кровать, все еще витая в своих грезах. Галилео, сидя на полу по-турецки, аппетитно ест булочку, глазея на море). Он просто прелесть… как ребенок! Кто сказал, что нельзя вернуться назад? Я хочу вернуться! Побыть в его шкуре. Такой большой кот. Надо ему бросить моток шерсти. Нет, ты только глянь!

Бози. Что ты понимаешь…

Уайльд. Иногда я просто отказываюсь верить в человеческий прогресс. Каких-нибудь триста лет назад имя Галилео ассоциировалось с интеллектом, который привел человека Ренессанса к таким высотам, о каких еще недавно он и помыслить не мог. Галилео читал небеса, как открытую книгу. А его сегодняшний тезка – мурлычущий на полу котенок. (Услышав свое имя, повторенное дважды, юноша оборачивается). Да, мы говорим о тебе, Галилео.

Галилео. Che state dicendo?

Уайльд. Sei fortunato di poter’ vivere vicino al mare, e poter’ camminare ogni giorno sulla spiaggia.

Галилео. Ah, si, si.

Бози(ест булочку). Вчера я познакомился с его семьей. Они живут прямо на берегу. Я пил с рыбаками.

Уайльд. И ты со всеми надеешься сойтись поближе?

Бози. Время покажет.

Уайльд. Хочется скорее их увидеть. (Бози воспринимает иронию спокойно. Их отношения находятся в счастливой фазе). Всех этих ренессансных гениев постели. Встающих под вечер, о натюрель, следуя гуманистической традиции.

Бози. Может, и увидишь.

Уайльд. Примем у себя Леонардо… Микеланджело. Со временем у нас может составиться целая галерея! Такая Уффици… в горизонтальной плоскости. Уик-энд проведем в компании с Пьеро делла Франческа и Сандро Боттичелли, которые от своих именитых предшественников отличаются тем, что дают нам лицезреть свои сдобные сладкие булочки, взамен довольствуясь другими, размером поменьше.

Бози. Откуда это превосходство? Как будто тебе их вид не доставляет удовольствия.

Уайльд. Отчего же. Красоту я пока еще способен оценить, тем более на расстоянии. (Гасит окурок. Добродушно). Друзей у нас нет. Пусть будут хотя бы любовники.

Галилео. Che cosa dici?

Уайльд. Брось ему еще булочку. (Бози бросает). C’и troppo zucchero?

Галилео. No, o’zuccher, me piac’ assai. Poi, questi sono quelli buoni, freschi, ancora caldi. Li hai comprati da Gigi, li sull’angolo.

Бози. Что он говорит?

Уайльд. А что? Тебя это разве беспокоит?

Бози. Вот еще.

Уайльд. Ты и без итальянского нашел с ним общий язык, любовь моя.

Бози(секунду молча на него смотрит). Чем ты тут занимался?

Уайльд. Изучал список кандидатов в учреждаемую Британскую литературную академию.

Бози. Какая чушь!

Уайльд(помахал в воздухе листком). Вот они, бессмертные! Кого ты мне посоветуешь выбрать, герцога Аргильского или Джерома К. Джерома? Наверно, все-таки первого. Нечитаемый автор все же лучше нечитабельного.

Бози. Ты должен подать свой голос?

Уайльд. Сомневаюсь, что кому-то он интересен. (Закурил).

Бози. А как подвигается твоя пьеса?

Уайльд. Полным ходом. (Пауза). Тут тебе письмо.

Бози. От кого?

Уайльд. Я так думаю, от твоей матушки.

Бози. Успеется.

Уайльд. Может, нам сегодня…

Бози. Только не Дузе! Мы не пропустили ни одного ее спектакля.

Уайльд. Не волнуйся. Спектакли временно отменяются. У нас нет денег.

Бози. Совсем?

Уайльд. Ни пенни. Пока ты изучал астрономию, я дважды побывал на почте.

Бози. И?

Уайльд. Ничего.

Бози(нахмурился). Ты ведь, кажется, ждешь гонорара за свою балладу?

Уайльд. Жду. Я уже стер колени, вымаливая его на четвереньках. На почте меня встречают дружным итальянским стоном: «Опять этот синьор Уайльд, lo scrittore irlandese! Нету денег! Нету!»

Бози(всерьез озабочен). Так. Что же у нас есть?

Уайльд. Несколько бутылок бренди. Остатки кофе. Всё. Если Галилео возьмет тебя с собой на рыбалку, возможно, нам будет чем позавтракать.

Бози. В моей семье, ты знаешь, никогда не работали.

Уайльд. Может, нас двоих прокормит предмет твоей законной гордости?

Бози. Это письмо… оно толстое?

Уайльд. Чек в него не вложен. Я разглядывал конверт на свет.

Бози. М-да.

Галилео(доев вторую булочку). Che facite po riest d’o giorno?

Уайльд. Non abbiamo deciso. Vogliamo andare a teatro.

Галилео. Teatro? Io, a teatro non ci posso andare. Ho tanto da fare, sono occupatissimo. Devo dare una mano a mio zio, giъ al porto. Poi ho anche la sorella in ospedale. A teatro? Io? Come posso andare a teatro?

Уайльд(Бози). Он спрашивает, не хочу ли я прогуляться, чтобы он мог тебя еще раз трахнуть.

Бози. И что же ты ему ответил?

Молчание. В воздухе повеяло отчуждением.

Уайльд. «Нет». (Взглянув на Уайльда, Бози выходит в кухню). Красота превыше всего. Все так. Я писал об этом задолго до катастрофы. Но надо перестрадать, чтобы это перестало быть просто догадкой. Да… воображение есть не что иное, как гадание на кофейной гуще. (Улыбается. Галилео, слушающий вполуха и не понимающий ни единого слова, прекрасно себя чувствует). Мои догадки, в общем и целом, были правильны. Нет ничего морального в том, что называют моралью; ничего здравого в том, что называют здравым; и, уж конечно, никакого смысла в том, в чем все находят смысл. Страдания лишь подтвердили мои догадки. Я начал эссе во славу алкоголя. Ибо цель его – творить непосредственную красоту, которую на трезвую голову можно изобразить лишь приблизительно. Какой надо обладать глупостью, чтобы говорить: «красивый, ну и что?» Все равно что сказать: «умный, ну и что?» Или: «живой, ну и что?» (Мотнул головой в сторону кухни). Вот он… который варит сейчас кофе… наделен редкой красотой, с чем мы оба, ты и я, кажется, согласны, и это делает его обладателем некоего секрета, который нам так хочется из него выудить. Но боюсь, дружок, тут не хватит одной ночи. (Подумал). А то и жизни.

Бози(вносит кофейник). Горячий кофе.

Уайльд. Наслаждайся, пока можешь. Еще пару дней, и мы перейдем на желуди.

Бози. Тебя, я вижу, это не сильно озаботило.

Уайльд. Что именно?

Бози. Отсутствие денег.

Уайльд. Если ты помнишь, я сюда приехал по твоему приглашению. Ты обещал обо мне позаботиться. Ты сказал, что у тебя есть деньги.

Бози. И что? Кто нашел эту виллу?

Уайльд. Ты.

Бози. Кто ее оплатил?.. Ладно, хотел оплатить? Тут уж не моя вина.

Уайльд. Не твоя. Колесо рулетки тебе свинью подложило.

Бози. Вот! Еще немного, и мы бы разбогатели.

Уайльд. Точно.

Бози. Я мог удвоить то, что у меня было!

Уайльд. Ты прекрасно усвоил основополагающий принцип игры в рулетку. (Бози наливает себе горячий крепкий кофе). «Я мог удвоить то, что у меня было». Ты схватил самую суть перспективы. Характер приманки. Ясность цели. Вот только почему-то…

Бози. Очень смешно.

Уайльд …тебе никак не удается, в отличие от некоторых, сделать этот последний шажок…

Бози. Ну, ладно.

Уайльд …после которого обещанное сбывается. В чем тут дело? Может, это твоя суть? Обещать и не давать обещанного…

Бози. Что ты этим хочешь сказать?

Уайльд. Ты обещал обо мне позаботиться, Бози. Но счета из лавок приходят на мое имя. В ресторанах и барах официанты за расчетом обращаются ко мне. Не твои, мои карманы пустеют.

Бози. Если бы у меня были деньги, я бы тебе их отдал не задумываясь. Ты же знаешь, для тебя мне ничего не жалко. Или ты сомневаешься?

Уайльд. Нет. В этом я не сомневаюсь.

Бози(с тихой серьезностью). Тебя все оставили, ты это помнишь?

Уайльд. Помню.

Бози. Отзывчивая Констанция…

Уайльд. Да…

Бози …о которой мы столько наслышаны. Само воплощение христианской добродетели. Преданная Констанция… где она была? Или Росс. Наш верный Робби. Заботливый друг и советчик, готовый за тебя жизнь отдать… где был он? За границей. Все эти так называемые друзья и единомышленники. Смылись в Европу! Ты помнишь?

Уайльд(едва заметно улыбнулся). Ты ведь тоже уехал.

Бози. Да. Последним! Ты забыл? Я уехал последним.

Уайльд. Я знаю.

Галилео(почувствовал серьезность разговора). Ma che sta dicendo?

Уайльд. Й arrabbiato.

Бози. А меня сделали объектом насмешек! «Бездумный Бози»! «Никчемный Бози»! Чернят как могут. А ведь я был с тобой до самого суда. (Встретился взглядом с Уайльдом). У тебя по крайней мере был суд.

Уайльд. Было дело.

Бози. Тебе повезло. Меня приговорили без суда.

Уайльд(мягко). Да. (Дает ему успокоиться).

Бози. Меня представляют в искаженном свете!

Уайльд. Я знаю.

Бози. Все европейские газеты. Неужели я такое чудовище, каким они меня изображают?

Уайльд. Ну что ты.

Бози. Они в грош не ставят мою поэзию. Мое происхождение.

Уайльд. Это правда.

Бози. «В поэзии он мой ровня». Ты сам сказал. Печатно. «Мой ровня».

Уайльд. Все так. (Но Бози этого мало). Это правда. Ты один из лучших поэтов Англии.

Бози. Один из..?

Уайльд. Ну, не будем забывать, что Суинберн еще жив.

Бози. Суинберн?!

Уайльд. Я понимаю. Но есть круг людей… да, отсталых, да, заблуждающихся… которые называют его национальным поэтом.

Бози. Но ты себя к их числу не относишь?

Уайльд. Нет. Я отношу себя к числу твоих поклонников.

Бози. И правильно делаешь. На сегодняшний день я лучший лирический поэт Англии.

Уайльд. Вне всякого сомнения. У тебя чудная любовная лирика.

Бози(разобравшись с поэзией, продолжает). Заодно внесем ясность и в другой вопрос: в этом деле я пострадал не меньше твоего. Да! Ничуть не меньше!

Уайльд(мягко). По-своему.

Бози. Всюду – всюду – только и слышно: «Беспримерная трагедия Оскара Уайльда!» Как легко это произносится! Как бездумно! А ведь пострадали – не будем забывать – два человека…

Уайльд. Верно.

Бози. И во многих отношениях – чего уж там! – мои страдания были ужаснее. То есть, конечно, я не страдал физически…

Уайльд. И слава богу.

Бози. Я этого и не говорил.

Уайльд. Не говорил.

Бози. Да, я не испытал всех тягот одиночного заключения…

Уайльд. Верно.

Бози. Но и ты, Оскар, не испытал ужаса немоты и полного непонимания. А сколько презрения! Так чем же мои страдания меньше твоих? Вот я и говорю: в этом деле две жертвы!

Уайльд. Я это знаю.

Бози. Двое приговоренных! Два козла отпущения! (Его гнев так и рвется наружу). Но об этом в газетах – ни слова!

Уайльд. Ты прав.

Бози. Они пишут только о том, кто попал на скамью подсудимых. Господи, когда же я наконец восстановлю справедливость! Выскажу им все раз и навсегда!

Уайльд. Лучше не надо. Не повторяй прошлых ошибок. Твои публикации… (замялся, вспоминать об этом неприятно)…обнародование нашей интимной переписки… это не очень-то помогло нашему делу.

Бози. Не очень?

Уайльд. Нет.

Бози. А что ему поможет – воздержанность? По-твоему, мы должны молчать, вообще не касаться наших отношений? (Уайльд пожимает плечами). Как можно что-то изменить в такой стране, как наша, если все время молчать?

Уайльд. Вообще-то изменение Англии не входит в мои ближайшие планы.

Бози. Значит, мы должны до конца дней таиться, стыдливо умалчивая о своем «прегрешении»?

Уайльд. Выходит что так.

Бози. Так и не отважимся заявить во всеуслышание, что мы верим в высшую, чистейшую любовь, любовь между двумя мужчинами?

Уайльд. Избави бог.

Бози. Но почему?!

Уайльд. Поверь мне на слово. В этих вещах я разбираюсь лучше.

Галилео. Non capisco niente. Di che parlate?

Уайльд. Ничего. Niente. (Галилео, озадаченный происходящим, хмурит брови). Мы выбрали Неаполь, чтобы похоронить наши страдания в этих стенах. Мы избрали молчание своим образом жизни. Регулярные субсидии, конечно, могли бы ее несколько скрасить. Но тут мы возвращаемся к наиболее уязвимому месту нашего плана.

Бози. Вот именно.

Уайльд. И тем не менее.

Бози(смотрит на него задумчиво). Где твое мужество, Оскар?

Уайльд. Где твоя дальновидность, Бози? Видишь, мы прекрасно дополняем друг друга.

Бози. Опять ты увиливаешь!

Уайльд. Не люблю прямые удары в челюсть. (Убедившись, что к Бози вернулось нормальное расположение духа, Уайльд показывает в окно). Смотри, солнце приглашает нас в свое ночное кабаре.

Галилео. Vado a vestirmi. Nun pozz’ sta ca’ senza fa’ nient.

Уайльд. Sei benvenuto a utilizzare il bagno. (Галилео подбирает свою одежду). Пойдем. Раз уж мы не можем себе позволить великую Дузе, удовлетворимся тем, что разыграет перед нами Природа. (Бози протянул руку. Галилео сжал ее в своей и молча вышел). Вчера солнце, быстро пройдя охряную часть спектра и вовсе проигнорировав бледно-желтую, что говорит о его хорошем вкусе, остановилось на цвете, которому я битых пятнадцать минут не мог подыскать названия. Это был не топаз. И не шафран. Если мой пошатнувшийся литературный авторитет еще чего-то стоит, я определю этот цвет так: орпимент. Тебе это что-нибудь говорит?

Бози. Ничего. (Пьет свой кофе, смотря на улыбающегося Уайльда влюбленными глазами).

Уайльд. Не будем же затворяться в четырех стенах, предаваясь мерлихлюндии! Сольемся с природой, смешаемся с юными богами, воспоем вульгарное великолепие ночи!

Бози. Пусть будет по-твоему.

Уайльд. В этот час, в тюрьме, я каждый вечер плакал. Весь первый год, как по часам. Ровно в шесть. (Бози, посерьезнев, ждет продолжения). В этот час умер Христос.

Бози. Я думал, он умер в три часа дня.

Уайльд. В шесть. В самый разгар коктейлей. (По дому разносится звон дверного колокольчика).

Бози. Коктейли, ну конечно!

Уайльд. Боже правый. Мы кого-то ждем?

Бози. Вроде нет.

Уайльд. Может, это рыбаки? Собираются чинить сети в нашей гостиной? Или хотят завалить нас шпротами? (Содрогнулся в притворном ужасе.)

Бози(подбирает с полу одежду). Гости нас не балуют. Наверно, это женщина, которая травит крыс.

Уайльд. Сегодня мы остались без слуги. Хоть сам иди и открывай! Как думаешь, наш юный рыбак так же расторопен и на суше? (Повторный звонок колокольчика. Уайльд кричит). Galileo, per favore, puoi vedere chi c’и alla porta?

Галилео(за сценой). Certo.

Бози(с улыбкой). Сам ты дверь открыть не в состоянии. (Выходит, сталкиваясь на лестнице с Галилео).

Уайльд. Ты же знаешь, как я презираю излишние телодвижения.

Галилео впускает Росса в легком костюме и шляпе. Он стал еще бледнее и худее. Уайльд, растерянный, восклицает вполголоса.

Да это же наш Робби! (Оба не двигаются).

Бози(за сценой). Кто это?

Уайльд(громко). Робби. (Через секунду на лестнице появляется Бози, натянувший брюки и рубашку. От возмущения он потерял дар речи. После паузы он снова уходит в спальню). Мы не знали, что ты собираешься в Неаполь.

Росс. Я и сам не знал. (Смотрит наверх. Поведение Бози неприятно на него подействовало). Послушай, Оскар.

Уайльд. Я пребываю в состоянии короткого замешательства. Мы было решили, что ты старая ведьма.

Росс. Старая ведьма?

Уайльд. Да есть тут одна, крыс травит. Так-то у нас никто не бывает.

Росс. Вот оно что.

Уайльд. А это приятель Бози. Галилео. (Тот уходит наверх без слов). Ты не предупредил нас телеграммой о своем приезде.

Росс. Я не был уверен, что ты будешь мне рад.

Уайльд. Полно, я всегда тебе рад. (Сопровождает это ледяной улыбкой. Свет за окном бледнеет). Последние дни мы питаемся засохшими сладкими булочками. Зато я могу тебе предложить бренди, целых три бутылки.

Росс. Спасибо. Не откажусь.

Уайльд. Наливай, не стесняйся. (Росс как-то нервно подходит к столику, где стоит бутылка). Перед твоим приходом Бози высказался по поводу моего нежелания сделать лишний шаг. Он прав. Этим я прославился. Не уехал из Англии, несмотря на все твои мольбы. Сидел сиднем. И продолжаю сидеть. (По-глубже устроившись в кресле, закуривает).

Росс. Ты хорошо выглядишь.

Уайльд. Вот этого не надо. У меня вид англиканского епископа и старого педераста по совместительству, которого заперли на ночь в винном погребе. Я обожаю лесть, но только когда это не касается моей внешности. (Росс наливает бренди в два бокала). Ну, что изобразительное искусство? Процветает?

Росс. Художникам сейчас приходится туго. (Подает ему бокал).

Уайльд. Ха!

Росс. Я сам едва свожу концы с концами.

Уайльд. Тебе, Робби, я предсказываю блестящее будущее. Ты избрал единственно правильное ремесло на рубеже веков – торговля картинами. Снобизм, невежество и жадность соединились здесь в изумительных пропорциях. За капитализмом будущее. Я имел все возможности в этом убедиться.

Росс. Пока отбывал наказание?

Уайльд. Разве тюрьма – это наказание? Мое наказание – вот! Твое здоровье.

Росс. Твое. (Пьют).

Уайльд. Откуда ты приехал?

Росс. Из Нерви… через Рим.

Уайльд. Ах, так. (Окинул Росса оценивающим взглядом. Сразу возникло напряжение). Сам видишь, как мы тут живем.

Росс. Вижу.

Уайльд. Дузе надеется поставить мою «Саломею», но нужен меценат. Короче, небольшая сумма пришлась бы весьма кстати.

Росс. Ты ко мне с этим уже обращался.

Уайльд. Разве? Вот что с нами делает воображение. (Натужно улыбается). Ссужать деньги, в принципе, значит выбрасывать их на ветер, но дающий предпочитает думать, что они будут употреблены «с пользой». Например, прокатить детишек по реке Замбези. А вот дать пять фунтов на наркотики – дураков нет.

Росс. Тем более когда просит такой человек, как ты, Оскар.

Уайльд. Да еще у такого важного человека, как ты, Робби. (Его откровенная враждебность заставляет Росса опустить глаза). Ничего, зиму я как-нибудь переживу, а там – Тунис, лохмотья и гашиш!

Росс. Видит бог, на мне вины нет.

Уайльд. Ты как будто даже рад, что между нами кошка пробежала.

Росс. Я?

Уайльд. Тогда почему ты так себя ведешь? (Росс молчит). Ты и мои верные друзья?

Росс. Мы все, с цветами, ждали твоего освобождения! Мы сняли для тебя дом во Франции!

Уайльд. Ты хочешь сказать, что ваша дружба налагала на меня обязательства.

Росс. Дружба всегда налагает обязательства.

Уайльд. Моя – нет. Спроси уличных нищих, которым я щедро раздавал деньги.

Росс. Оскар, я всегда тебе помогал. И сейчас я стараюсь примирить две враждующие стороны.

Уайльд(холодно). Так. Плохие новости.

Росс. Я не хотел, чтобы ты узнал из письма. Плохие они или нет, судить тебе.

Уайльд. Как мило. Мне дан выбор?

Росс. Я говорил с Констанцией.

Уайльд. Это я понял. Как она?

Росс. У нее неважно со спиной.

Уайльд. Грустно слышать.

Росс. Она упала и повредила позвоночник. На улучшение рассчитывать не приходится.

Уайльд(сочувственно покивал). А дети как?

Росс. Сирил в Гейдельберге, Вивиан в Монако. Они научились играть в шахматы.

Уайльд. Обо мне спрашивают?

Росс. Часто.

Уайльд. Надежда однажды их увидеть – вот что меня держит. Этим я живу.

Росс. Значит, мы говорим с тобой на одном языке. (Уайльд недоверчиво на него смотрит). Констанция тебе писала.

Уайльд. Писала, да.

Росс. Но ты не отвечаешь на ее письма.

Уайльд. Не отвечаю.

Росс. Могу я спросить – почему?

Уайльд. О чем мне писать? Что Дузе хорошо играет, но все же не так хорошо, как Сара Бернар? Посплетничать об искусстве? Поговорить о переменчивой неаполитанской погоде?

Росс. Узнав, что ты в Неаполе, она заподозрила худшее. Кто едет в Неаполь в это время года?

Уайльд(взрывается). Ты приехал, чтобы попортить мне кровь, да? Довести меня до белого каления? Тебе непременно надо взять ее сторону!

Росс. С чего ты взял?

Уайльд. Мало было поймать меня в капкан… упрятать за решетку… уничтожить мою репутацию… отнять у меня Лондон, центром которого я был. Всего этого мало! Меня настигают даже здесь, в моем временном пристанище! Меня оставят когда-нибудь в покое? (Он готов испепелить взглядом своего гостя, но Росс принимает вызов).

Росс. Все зависит от тебя, Оскар.

Уайльд. Это ты так считаешь.

Росс. Нет. Так считает Констанция.

Уайльд. Есть какая-нибудь разница? Разве это не одно и то же? (Он говорит на повышенных тонах, но Росс не дает себя втянуть в перепалку).

Росс. Оскар, ты знаешь, чего от тебя хотят.

Уайльд. Как же!

Росс. Можно ничего не объяснять. (Сдерживая гнев, он подливает себе бренди).

Уайльд. Такое чувство, будто я вас сильно подвел. С чего бы это?

Росс. Я ничего такого не говорил.

Уайльд. Я пытаюсь понять. Я не оправдал твоих надежд уже тем, что вышел на свободу? Мне вернуться обратно в тюрьму? (Смеется). Просто жить я не имею права, моя жизнь должна получить твое высочайшее одобрение!

Росс. Не мое – Констанции. Я всего лишь передаю ее мнение.

Уайльд. Всего лишь? Ты хочешь сказать, что не выступаешь в роли друга-утешителя? Вы не сидели в Нерви, ты и она, в полумраке комнат под рококошной лепниной, со стаканом доброго кагора, печально склонив головы и тихо сокрушаясь: «Оскар, бедный глупый Оскар…»?

Росс. Ты обещал. Еще находясь в тюрьме, ты ей обещал.

Уайльд. Ну-ну?

Росс. Ты не выполнил своих обещаний!

Уайльд(мотает головой, словно не веря своим ушам). Меня, кажется, снова усадили на скамью подсудимых. В моем же доме. Или вселенная превратилась в такой большой зал заседаний? Всем встать, суд идет!

Росс. Оскар, ты поставил свою подпись под договором.

Уайльд. И что?

Росс. Договор надо выполнять. Констанция в своем праве.

Уайльд. О каком праве ты говоришь? О праве на шантаж? «Веди себя так, как я сказала, и ты увидишь своих детей!» Год за годом, в какие бы притоны Ист-энда ни заводила меня жажда приключений, чьи бы жесткие губы ни оскверняли мои в темноте анонимного свидания, я всегда торопился домой, чтобы рассказать своим детям историю про добрую фею или несчастное привидение… Детская – не спальня – была моим домом, Робби. А теперь она манипулирует моими сыновьями, как шахматными фигурами: захочет – двинет вперед, захочет – оставит на месте. И ты признаешь за ней это «право»? Я два года не видел своих детей. В диких джунглях родителя не разлучают с детенышами! Нет, я больше… (Его душит отчаяние).

Росс. Оскар, это война. У нее нет другого оружия. Не давай волю своему негодованию, ни к чему хорошему это не приведет. Только к поражению. К печальному концу.

Уайльд. Моя жизнь уходит в песок… песок, который никак не напьется красного вина. Когда уже Констанция скажет: «Довольно»?

Росс. Когда ты уйдешь от Бози. (Молчание. Свет за окном теряет теплоту, повеяло прохладным вечером). Если ты не уйдешь от Бози, она с тобой разведется.

Уайльд. Уйти от Бози?.. Куда?

Росс. Оскар, договор есть договор.

Уайльд. В договоре написано, что по выходе из тюрьмы я не должен встречаться с теми, кто пользуется сомнительной репутацией.

Росс. Так, и что же?

Уайльд. А то. Лорд Альфред Дуглас не входит в число тех, кто пользуется сомнительной репутацией.

Росс. Ну, знаешь!

Уайльд. С точки зрения закона. Его репутация не была предметом судебного разбирательства.

Росс. Ты это серьезно? Или ты так развлекаешься?

Уайльд. С точки зрения закона, человек, пользующийся сомнительной репутацией, это я. Не он. Бози недолюбливают – это да. Ты первый, Робби. Я и сам, признаюсь, использовал его в обществе в качестве, так сказать, водоотталкивающего средства. Он моментально отваживает разных нежелательных личностей. Готов также признать, что молва сделала его олицетворением всех пороков. Но если я что-то вынес из своих многочисленных тяжб, так это следующее: только суд может признать его человеком с сомнительной репутацией.

Росс. Ты, правда, полагаешь, что это может помочь твоему делу? Что твой аргумент перевесит?

Уайльд(с улыбкой). Почему бы и нет.

Росс(жестко). Оскар, ты ведь отлично знаешь, как он с тобой обошелся.

Уайльд. И как же он со мной обошелся?

Росс. Когда в тюрьме ты заявил, что впредь не желаешь иметь с ним никаких дел, когда ты дал ему понять, что считаешь его причиной своего падения, как он отреагировал на это?

Уайльд. Не так громко. Он в спальне. Прямо над нами.

Росс. Он затеял публикацию писем…

Уайльд. Не надо! Не продолжай!

Росс …с самыми интимными подробностями, которые касались вас двоих…

Уайльд. Ни слова больше!

Росс …чтобы потом их смаковали в салонах и клубах по всей Европе! И это ты называешь любовью? (Его взгляд требует ответа). Да?

Уайльд. Это была паника.

Росс. Паника?

Уайльд. Он был лишен возможности объясниться напрямую. Ему запретили свидания со мной.

Росс. Для этого были все основания!

Уайльд. Он был в отчаянии. Он решил, что публикация поможет нашему делу. (Пауза.) Ну да, ему не хватает рассудительности.

Росс. Чего ему точно хватает, так это изворотливости.

Уайльд(отвернувшись, помолчал). Ты ничего не понимаешь в наших отношениях.

Росс. Констанция просила тебя в письме приехать к ней.

Уайльд. Я не мог.

Росс. Это почему же?

Уайльд. Я только вышел из тюрьмы. Робби, как ты не понимаешь? Я запутался. Мне требовалось время, чтобы в себе разобраться.

Росс. Одно слово Бози, и ты уже бежишь к нему.

Уайльд. Ну всё…

Росс. Недели не прошло.

Уайльд. Всё, я сказал!

Росс. Констанция тебя зовет – ноль внимания.

Уайльд. Он снял для нас эту виллу. Мы будем писать. У нас есть будущее.

Росс. И после этого ты удивляешься, что твоя жена рвет и мечет. Ты словно нарочно делаешь то, что она просила тебя не делать!

Уайльд. Она?! Скажи лучше: общество! (Горький смех). Общество упрятало меня за решетку, чтобы только развести меня с Бози!

Росс. Общество?

Уайльд. Ты бессилен сделать это в одиночку, вот общество и обрушило на меня свое возмездие. Мои пьесы не ставят, меня чураются, как прокаженного, и дело не в моем грехе – нет! – дело в том, что я так и не продемонстрировал всему свету, что этот урок морали пошел мне на пользу. Переменить мой образ жизни значило бы признать, что я был не прав. Патриот, брошенный в тюрьму за любовь к родине, продолжает любить родину. Поэт, брошенный в тюрьму за любовь к мальчикам, продолжает любить мальчиков. (В его взгляде беспощадность). Я отбыл свое наказание – мало? Кажется, от меня больше ничего не требовалось. Разве я недостаточно пострадал? Недостаточно перенес? А-а, мы играем по новым правилам! Тюремный срок – это только прелюдия. Теперь мне в глотку должны затолкать нравоучение. Вот тебе, Оскар, подавись!

Росс(подавлен этим яростным напором). Оскар, ты правда не видишь разницы между теми, кто упрятал тебя за решетку, и теми, кто пытается тебе помочь?

Уайльд. Ну как же. Одни просто злобствовали, а другие пекутся о моем нравственном здоровье.

Росс. Ты несправедлив.

Уайльд. Да? А ты себе как это представляешь? (Росс глубоко уязвлен его словами). Что же ты молчишь? Во что оценена моя сговорчивость? Какое она мне назначила содержание? Сто пятьдесят фунтов в год?

Росс. Да.

Уайльд. По контракту, скрепленному подписью?

Росс. Естественно.

Уайльд. В противном случае развод, и тогда ни цента.

Росс(опускает глаза). Да.

Уайльд. План замечательный в своей простоте: голодная смерть. При этом какая глубоко нравственная подоплека! (Отвернулся). Убей меня из ненависти. Но убивать из желания меня переделать!..

Росс. Ты сам себя убиваешь.

Уайльд(отмахнувшись, закуривает). Значит, так тому и быть. Поэт должен загнуться в канаве – развязка во вкусе обывателя.

Росс. Последствия – может быть, но намерения? Разве я действую в интересах Констанции? Ты – не она – был и остаешься моим другом. Я всего лишь курьер.

Уайльд(с убийственной жестокостью). Тогда принеси мне бренди. (За окном темнеет. Уайльд сидит неподвижно в своем кресле. Росс берет его стакан и идет к столику, где стоит бутылка). Я знавал людей высоких моральных принципов, и всех, без исключения, отличали бессердечность, мстительность, редкостная глупость и отсутствие всякого понятия о гуманности. Нравственный человек – самое низменное животное… Все не выливай. (Росс поставил бутылку). Я предлагал: мы будем жить отдельно.

Росс. Оскар, это несерьезно.

Уайльд. На расстоянии двух кварталов.

Росс. Ты знаешь, чего она хочет.

Уайльд. Два квартала мало? Хорошо. Три? (Росс только головой качает). Послушай, а не взять ли нам глобус? Сядем, как в старое доброе время, и прикинем идеальное расстояние. Два разных города? Разные страны? Материки? Ты укажешь мне границу, которую она сочтет приемлемой? (Слышно, как Галилео зовет Бози по-итальянски. Росс подливает себе вина).

Росс. Решать тебе.

Уайльд. Ну да. Это я уже слышал.

Росс. Ты можешь и дальше использовать его как водоотталкивающее средство, но вместе с чужаками ты рискуешь оттолкнуть и своих истинных друзей.

По лестнице с видом джентльмена спускается Бози в светлых брюках и безрукавке. За ним Галилео. Оба хохочут, являя собой картину беззаботной молодости. По всему, Бози решил встретить Росса запросто, без церемоний.

Бози. Робби! Добро пожаловать в наши края.

Росс. Благодарю.

Бози. Ты, кажется, проделал большой путь.

Росс. Верно.

Бози. Ты ведь прежде здесь не бывал?

Росс. Нет.

Бози. Мой друг Галилео приглашает меня на танцы. Присоединяйся!

Росс. Не могу. Я уезжаю ночным поездом.

Бози. Так скоро? А ты, Оскар?

Уайльд. Мои танцы в прошлом. (Потянулся к столику, поднял двумя пальцами конверт). Письмо от твоей матери.

Бози. Спасибо. (Непринужденно забирает письмо). Приятно было увидеться, Робби. (Уайльду). Не жди меня, я вернусь поздно.