Текст книги "Краткая история неолиберализма"

Автор книги: Дэвид Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

ДВИЖЕНИЕ К ВОССТАНОВЛЕНИЮ КЛАССОВОЙ ВЛАСТИ?

9 июня 2004 года некий господин Ванг из Пекина приобрел за 900 000 долларов роскошный седан Maybech компании Daimler Chrysler. Рынок такого рода автомобилей класса люкс довольно оживленный. Из этого делается вывод, что «некоторые китайские семьи накопили невероятное богатство»[190]190
  Wang, China's New Order; T. Fishman, China Inc.: How the Rise of the Nest Superpower Challenges America and the World (New York: Scribner, 2005).


[Закрыть]. Дальнейший анализ рынка автомобилей показывает, что Китай сейчас является крупнейшим рынком в мире для Mercedes-Benz. Очевидно, ктото где-то каким-то образом серьезно богатеет.

Хотя Китай может быть одной из наиболее быстро растущих экономик мира, он становится и одним из наиболее расслоенных обществ (рис. 5.2). Преимущества роста «сказались положительно в основном на городских жителях, правительственных и партийных чиновниках. За последние 5 лет разрыв в доходах городского и сельского населения увеличился настолько, что некоторые исследователи уже сравнивают Китай с беднейшими странами Африки»[191]191
  Bradsher K., «Now, a Great Leap Forward in Luxury», New York Times, 10 June 2004, Cl and C6.


[Закрыть]. Социальное неравенство не было искоренено в ходе революции. Различие между городом и деревней было даже закреплено законом. Но с ходом реформ, пишет Ванг, «это структурное неравенство привело к различию в размере доходов разных классов, социальных групп и регионов, что вызвало стремительную поляризацию общества»[192]192
  Wu X. and J. Perloff, China'sIncome Distribution Over.Time: Reasons for Rising Inequality, CUDARE Working Papers 977 (Berkeley: University of California at Berkeley, 2004).


[Закрыть]. Такие формальные показатели социального неравенства, как коэффициент Джини (Ginicoefficient), подтверждают, что Китай за 20 лет прошел путь от одного из беднейших эгалитарных обществ к состоянию хронического неравенства (рис. 5.1). Разрыв между доходами городского и сельского населения (закрепленный разрешительной системой регистрации по месту жительства) быстро рос. В то время как благополучные горожане разъезжают на BMW, сельские жители едят мясо в лучшем случае раз в неделю. Еще более заметным стало растущее неравенство внутри городской и сельской групп населения. Усилилась и неравномерность развития регионов – некоторые южные прибрежные города вышли вперед, а города внутри материка и «индустриальный Север» либо вовсе не смогли найти пути развития, либо находятся в сложном положении[193]193
  Wang, China's New Order.


[Закрыть].

 Простой рост социального неравенства является неявным индикатором восстановления классовой власти. Пока эта тенденция подтверждается лишь разговорами и не является однозначно установленной. Мы можем, однако, порассуждать, основываясь на том, какая ситуация сложилась в самом низу социальной лестницы. «В 1978 году в Китае было 120 млн трудящихся. К 2000 их было уже 270 миллионов. Если прибавить еще 70 млн крестьян, которые переехали в города и нашли стабильную работу, то общее число трудящихся в Китае составит около 350 млн». Из них более 100 миллионов заняты в негосударственном секторе и официально числятся как наемные работники[194]194
  Wei L., Regional Development in China (New York: Routledhe/ Curzon, 2000).


[Закрыть]. Значительная доля работников немногочисленных выживших ГП и ГСП тоже имеют статус наемных. Таким образом, в Китае формировался пролетариат, что было связано с приватизацией и теми шагами, которые были предприняты для повышения уровня мобильности рынка труда (сюда относится и снятие с части общественных предприятий обязательств по выплате пособий и пенсий). Правительство «выпотрошило» и сферу услуг. Согласно данным китайского агентства Labor Watch, «местные правительства в сельских районах практически не получают поддержки от богатых регионов. Они собирают налоги с местных фермеров и вводят все новые сборы, чтобы финансировать школы, больницы, строительство дорог и даже полицию». Бедность усугубляется в отсталых районах даже при общем темпе роста свыше 9%. В 1998—2002 годах 27 млн трудящихся были уволены из ГП, число которых сократилось с 262 000 до 159 000. Что еще удивительнее, чистая потеря рабочих мест в производстве за последние 10 лет составила около 15 млн.[195]195
  Shi L., «Current Conditions of China's Working Class» China Study Group, 3 November 2003, http://www.chinastudygroup. org/index.php?action=article&type.


[Закрыть]. Так как неолиберализм предполагает наличие значительных трудовых резервов, готовых к работе и относительно бесправных, Китай по этому признаку определенно можно считать неолиберальной экономикой, хотя и «с китайскими чертами».

Накопление богатства на другом краю социального спектра – более сложная история. Вероятно, этот процесс стал отчасти результатом комбинации коррупции, скрытого мошенничества и открытого присвоения прав и активов, бывших когда-то общими. По мере того как местные правительства в процессе реструктуризации передавали доли предприятиий менеджменту, многие менеджеры «вдруг становились владельцами акций, стоивших десятки миллионов юаней, благодаря стечению обстоятельств и формировали группу финансовых и промышленных магнатов». Когда ГП реструктуризировались в акционерные общества, «годовая зарплата менеджеров была в сто раз больше, чем у среднего рабочего»[196]196
  China Labor Watch, «Mainland China Jobless Situation Grim».


[Закрыть]. Руководители Tsingtao Brewery, ставшей акционерным обществом в 1993 году, не только оказались владельцами серьезной доли в этом крайне привлекательном бизнесе (компания наращивает долю и олигополистическую власть на внутреннем рынке путем поглощения более мелких пивоваренных предприятий), но и назначили себе огромные зарплаты. Особые отношения между членами партии, государственными чиновниками, частными предпринимателями и банками тоже сыграли свою роль. Менеджеры приватизированных бизнесов, получившие определенную долю в компании, могли брать кредиты в банках (или у друзей), чтобы выкупить оставшуюся долю у рабочих (иногда и угрожая последним увольнением). Так как по значительной части банковских кредитов не выплачивались проценты, новые владельцы компаний либо доводили предприятия до банкротства (предварительно выводя активы и извлекая из этого личную выгоду), либо находили пути нарушить условия кредитного договора без объявления банкротства (процедура банкротства вообще недостаточно развита в Китае). Когда государство использует 45 млн долл., заработанных трудящимися, для помощи банкам со слишком рискованным кредитным портфелем, то оно же может перераспределять богатство от бедных в пользу богатых и не списывать убыточные инвестиции. Беспринципные менеджеры приобретают контроль над повторно приватизированными компаниями и их активами и используют их для собственного обогащения.

Местный капитал играет все более важную роль в процессе накопления богатства. Перенимая новые технологии в последние 20 лет через механизмы совместных предприятий, имея доступ к огромным резервам дешевой и качественной рабочей силы, а главное, используя «животный дух» предпринимательских устремлений, многие китайские фирмы теперь начинают конкурировать с иностранными компаниями не только на внутреннем рынке, но и на международной арене. Это происходит не только в дешевом сегменте. Компания, ставшая восьмым по величине производителем компьютеров в мире, была создана в 1984 году группой китайских ученых на государственные средства. К концу 1990-х компания превратилась из дистрибутора в производителя и захватила большую часть китайского рынка. Компания Lenovo, так она называется сейчас, участвует в жестокой конкурентной схватке с ведущими мировыми игроками и даже приобрела линию сборки персональных компьютеров IBM, чтобы обеспечить себе лучший доступ к мировому рынку. Сделка (которая, по стечению обстоятельств, угрожает позиции Тайваня в компьютерном бизнесе) дает IBM возможность получить доступ к китайскому рынку программного обеспечения и в то же время выстроить более крепкие связи с китайским производителем-компьютеров, имеющим выход на мировые рынки[198]198
  Barboza D., «An Unknown Giant Flexes its Muscles», New York Times, 4 December 2004, Al and C3; S. Lohr, «IBM's Sale of PC Unit Is a Bridge Between Companies and Cultures», New York Times, 8 December 2004, Al and C4; S. Lohr, «IBM Sought China Partnership, Not Just a Sale», New York Times, 13 December 2004, Cl and C6.


[Закрыть]. В то время как государство может владеть акциями компаний типа Lenovo, операционная независимость этих компаний гарантирует право владения и систему поощрений, которые способствуют повышению концентрации благосостояния топ-менеджеров в соответствии с мировыми тенденциями.

Развитие рынка недвижимости, особенно в крупных городах и вокруг них, а также в областях, где развиты экспортно ориентированные производства, становится еще одной областью, где серьезное богатство оказывается в руках нескольких людей. Так как крестьяне, работавшие на земле, не были ее собственниками, их было несложно выгнать, а землю отдать под гораздо более рентабельное использование. Крестьяне теряли возможность продолжать возделывать землю и были вынуждены перебираться в города. В качестве компенсации крестьянам предлагалась лишь небольшая доля от реальной стоимости земли; земля же передавалась чиновниками частным девелоперам. Около 70 миллионов фермеров потеряли, таким образом, землю в течение последних десяти лет. Лидеры коммун, например, часто присваивали фактические права собственности на общественную землю и активы в процессе переговоров с иностранными инвесторами и девелоперами. Позже они как частные лица получали подтверждение этих прав. Так собственность, принадлежавшая группе людей, переходила в руки небольшой кучки. В неразберихе переходного периода, пишет Ванг, «серьезная часть национальной собственности легально и нелегально была передана в личное пользование небольшой группе людей»[199]199
  Wang, China's New Order;]. Yardley, «Farmers Being Moved Aside by China's Real Estate Boom», New York Times, 8 December 2004, Al and A16.


[Закрыть]. Спекуляции с землей и на рынке недвижимости, особенно в городах, стали обычным делом даже в отсутствие четкой системы имущественного права. В итоге площадь сельскохозяйственных земель сократилась настолько, что в 1998 году был установлен временный мораторий на перевод земли из статуса сельскохозяйственной в какой-либо иной до тех пор, пока не будет принята более рациональная программа землепользования. Но принесенный ущерб оказался серьезным. Девелоперы, сконцентрировав в своих руках права на наиболее привлекательные участки (и используя особые отношения с банками), начали работу, что привело к росту концентрации богатства. Даже используя небольшие участки земли, можно было заработать гораздо больше, перепродавая их как объект недвижимости, чем занимаясь сельскохозяйственным производством[200]200
  Cartier C, «Zone Feber. The Arable Land Debate and Real Estate Speculation: China's Evolving Land Use Regime and its Geographical Contradictions», Journal of Contemporary China, 10 (2001), 455-69; Z. Zhang, Strangers in the City: Reconfigurations of Space, Power and Social Networks within China's Floating Population (Stanford: Stanford University Press, 2001).


[Закрыть]. Это подтверждает и тот факт, что автомобиль за 900 000 долл. был приобретен кемто, кто занимался недвижимостью.

Серьезную роль играли и спекуляции вокруг цены активов, нередко с использованием займов, предоставленных на особых условиях. Особенно часто по такой схеме велись операции на рынках городской недвижимости крупных городов и их ближайших пригородов – в Пекине, Шанхае, Шенжене, Донггуане. Прибыли, которые в течение непродолжительного бума на рынке были просто огромными, обычно доставались спекулянтам, а потери в период спада несли, как правило, банки. Во всех этих областях, включая и теневую зону коррупции, достигшую небывалых размеров, присвоение активов осуществлялось и государственными чиновниками, и партийными лидерами. Эти люди из агентов государственной власти превращались в независимых и очень состоятельных бизнесменов, способных защитить собственное богатство, а при необходимости и вывести его из страны через Гонконг.

В городах быстро развивалась новая культура потребления. Отличительной чертой этого процесса стал рост неравенства доходов, что выражалось в появлении огороженных и охраняемых жилых комплексов (с названиями типа Beverly Hills) для богатых, роскошных ресторанов, ночных клубов, торговых центров и парков отдыха. Постмодернистская культура добралась и до Шанхая. Здесь уже можно найти все стандартные «приманки» западной культуры, включая и изменения в общественных отношениях – и молодых женщин, предлагающих себя на продажу на каждом углу, и культурные учреждения (от конкурсов красоты Miss World до популярнейших выставок) – все это появляется с большой скоростью и имеет вид гипертрофированной копии жизни Нью-Йорка, Лондона или Парижа. Все более актуальным становится принцип «миска риса для молодых», когда каждый стремится преуспеть в борьбе за лучшее место под солнцем в почти дарвиновском процессе естественного отбора. Особого внимания заслуживают тендерные последствия этого процесса для представителей разных полов. «В прибрежных городах женщины сталкиваются с крайностями: более выгодных возможностей заработать огромные деньги и построить карьеру – и относительно низким уровнем зарплат в производстве и других непрестижных областях, например в сфере услуг, в ресторанах, помощи по дому, проституции»[201]201
  Cartier C, «Symbolic City /Regions and Gendered Identity Formation in South China», Provincial China, 8/1 (2003), 60-77; Z. Zhang, «Mediating Time: The 'Rice Bowl of Youth' in Fin-deSiecle Urban China», Public Culture, 12/1 (2000), 93-113.


[Закрыть].

Другой источник накопления богатства связан со сверхэксплуатацией рабочей силы, особенно молодых женщин, приезжающих из сельских районов. Уровень оплаты труда в Китае крайне низкий, а условия труда регулируются недостаточно, допуская угнетение и эксплуатацию, по сравнению с которой просто смешными кажутся описанные когда-то Марксом работа на конвейере и условия труда в Британии на заре индустриальной революции. Еще большее негодование вызывает практика невыплаты зарплат и пенсий. Ли по этому поводу пишет:

«В самом центре «индустриального пояса», в Шеньянге, между 1996 и 2001 годами примерно 23,1% трудящихся столкнулись с задержками выплат зарплаты, 26,4% пенсионеров не получали вовремя пенсии. Общее число рабочих в стране, не получавших зарплату вовремя, выросло с 2,6 млн в 1993 году до 14 млн – в 2000-м. Проблема не ограничивается старыми предприятиями и компаниями, находящимися на грани банкротства, где остается много пенсионеров или уволенных рабочих. Результаты официальных исследований подтверждают, что 72,5% общего числа трудящихся-мигрантов (а это почти 100 миллионов человек) недополучали зарплаты. Общий размер долга по выплате заработной платы оценивается примерно в 12 млрд долл. (около 100 млрд юаней), причем 70% этих трудящихся заняты в строительстве»[202]202
  Lee S.K., «Made in China: Labor as a Political Force?», вступительная речь, 2004 Mansfield Conference, University of Montana, Missoula, 18-20 April 2004.


[Закрыть].

Значительная часть капитала, накопленного частными и иностранными компаниями, появилась благодаря невыплате зарплат. В результате во многих районах начались протесты трудящихся. Китайские рабочие готовы вынести и длинную смену, и ужасные условия труда, и низкий уровень оплаты как неизбежное зло в процессе модернизации и экономического роста страны, но не готовы мириться с невыплатами зарплат и пенсий. В последние годы растет объем петиций и жалоб в адрес центрального правительства, связанных с этими вопросами. Неспособность правительства принять необходимые меры привела к серьезным последствиям[203]203
  Ibid.; J. Yardley, «Chinese Appeal to Beijing to Resolve Local Complaints», New York Times, 10 March 2004, A3.


[Закрыть]. На северо-востоке в городе Ляоянг более 30 000 рабочих из двадцати фабрик провели многодневную акцию протеста в 2002 году, которая стала «крупнейшей демонстрацией со времени событий на Тяньаньмэнь». В Яамацу на севере Китая около 80% населения не имеют работы и вынуждены жить на 20 долл. в неделю после того, как текстильная фабрика уволила 14 000 рабочих и была неожиданно закрыта. После того как в течение месяца обращения трудящихся игнорировались, люди перешли к активным действиям. «Однажды пенсионеры заблокировали движение на главной улице города, сев на корточки прямо на проезжей части. Позже тысячи уволенных рабочих текстильной фабрики уселись на рельсы, остановив движение поездов. В конце декабря рабочие из соседней бумажной фабрики улеглись на единственной взлетно-посадочной полосе Яамацу, так что деятельность аэропорта была остановлена»[204]204
  Rosenthal E., «Workers Plight Brings New Militancy in China», New York Times, 10 March 2003, A8.


[Закрыть]. Поданным полиции, «около трех миллионов приняли участие в акциях протеста» в 2003 году. До недавнего времени конфликтами такого рода удавалось управлять, изолируя организаторов выступлений и разрушая их связи. Да и отчеты о выступлениях серьезно занижались. Последние данные свидетельствуют о том, что конфликты становятся все более массовыми. В провинции Ануи, например, «около 10 000 текстильных рабочих и пенсионеров выступили с протестом против понижения размера пенсий, низкого уровня медицинского обслуживания и недостаточных выплат в случае производственных травм». В Донггуане из компании Stella International Ltd, производящей обувь и принадлежащей тайваньским хозяевам, было уволено 42 000 человек, что привело «к забастовкам, которые грозили перерасти в криминальные беспорядки. В какой-то момент более 500 бастующих разгромили производственные помещения фабрики и серьезно ранили одного из менеджеров. Полиции пришлось вмешаться и изолировать лидеров»[205]205
  Cody E., «Workers in China Shed Passivity: Spate of Walkouts Shakes Factories», Washington Post, 27 November 2004, A01; A. Cheng, «Labor Unrest is Growing in China», International Herald Tribune Online, October 27, 2004; J. Yardley, «Farmers Being Moved Aside».


[Закрыть].

Протест в любых формах, «нередко крайне агрессивный, проявлялся в последние месяцы все чаще по всей стране». Выступления и протесты прокатились по Китаю также в связи с тем, что в сельскохозяйственных районах крестьян лишали земли. Пока сложно сказать, станет ли это началом массовых движений, но партия определенно опасается эскалации протестов. Партийные и полицейские ресурсы мобилизуются на предотвращение распространения общественных движений, если таковые станут серьезной угрозой. Интересный вывод делает Ли о природе политической необъективности. И государственные работники, и рабочие-мигранты, считает он, отвергают термин «рабочий класс» и считают понятие класс «недостаточно конкретным, чтобы описать рабочих как социальную группу». Они не согласны считать себя и «трудовыми ресурсами в тех категориях контракта и права, которые приняты в современных теориях капитализма», и предполагают сохранение индивидуальных юридических прав. Как правило, они предпочитают традиционную маоистскую концепцию масс, состоящих из «рабочих, крестьян, интеллигенции и национальной буржуазии, чьи интересы гармонируют друг с другом и с государством». Так трудящиеся могут требовать «защиты у государства, подчеркивая тем самым его руководящую роль и ответственность перед теми, кем оно управляет»[206]206
  Lee, «Made In China».


[Закрыть]. Любое массовое общественное движение должно иметь целью обеспечение соответствия государственной власти той ответственности, которую граждане ему доверяют в отношении защиты против иностранного капитала, частных интересов и местных властей.

Может ли или желает ли китайское государство соответ– …. ствовать таким запросам, чтобы сохранять легитимность,– пока не ясно. Защищая на суде рабочего, который стад зачинщиком агрессивных выступлений на фабрике, знаменитый адвокат заметил, что до революции «Коммунистическая партия поддерживала рабочих в борьбе против капиталистической эксплуатации, а сегодня она стоит плечо к плечу с хладнокровными капиталистами в борьбе против рабочих»[207]207
  Цитируется в работе Cody, «Workers in China Shed Passivity», см. также выпуски China Labor Bulletin.


[Закрыть]. Некоторые действия Коммунистической партии были призваны не допустить формирования капиталистического класса, но партия также способствовала пролетаризации китайских трудящихся, уничтожению принципа «железной миски риса», отказу от социальных гарантий, введению дополнительных сборов, обеспечению мобильности рынка труда и приватизации активов, бывших раньше общественной собственностью. Была создана общественная система, при которой могли создаваться и свободно функционировать капиталистические предприятия. Так был обеспечен быстрый рост, но многие совершенно обеднели, а значительные богатства сконцентрировались в руках немногочисленной группы, составляющей верхушку общества. Все больше членов партии становилось бизнесменами (13,1% в 1993 году и уже 19,8% – в 2000 году). Сложно, однако, сказать, отражает ли это рост капиталистического предпринимательства, или просто члены партии используют свои привилегии для обогащения сомнительными путями. В любом случае это свидетельствует о растущих взаимосвязях партии и бизнеса в тех формах, которые распространены и в США. Отношения между трудящимися и партией стали натянутыми[208]208
  Cody E., «Workers in China Shed Passivity».


[Закрыть]. Нам еще предстоит увидеть, приведет ли этот процесс внутренней трансформации партийной структуры к консолидации роста технократической элиты, что вынудило мексиканскую PRI начать масштабную неолиберализацию. Но нельзя исключать вероятность такого развития событий, при котором «массы» будут стремиться к восстановлению собственной уникальной формы классового влияния. Партия сейчас действует против их интересов и готова использовать собственную монополию для подавления недовольства, изгнания крестьян с их земель, подавления растущих требований демократизации и хотя бы чуть большей справедливости при распределении доходов. Можно сделать вывод, что Китай определенно движется в сторону неолиберализации и восстановления классовой власти, хотя и «определенно с китайскими чертами». Авторитаризм, обращение к националистическим чувствам, возрождение определенных черт империализма свидетельствуют, однако, о том, что Китай может двигаться, хотя и своим путем, к неоконсерватизму, набирающему сейчас силу в США. И это не обещает радужного будущего.

ГЛАВА 6. ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ СРОК ДЛЯ НЕОЛИБЕРАЛИЗМА

Основными силами, двигавшими мир вперед во время глобального экономического спада, наступившего после 2001 года, были США и Китай. По некой иронии обе страны вели себя как кейнсианские государства в мире, где, казалось бы, господствуют неолиберальные правила. США поддерживали военные расходы и консюмеризм за счет растущего долга, а Китай финансировал громадные инвестиции в инфраструктуру и капитальные активы за счет невозвратных кредитов. Истинные неолибералы, несомненно, станут утверждать, что экономический спад есть признак неполноценного или неидеального неолиберализма. В качестве подкрепления своих идей они могли бы привести в пример действия МВФ и армии высокооплачиваемых лоббистов в Вашингтоне, которые регулярно «прогибают» американский бюджетный процесс, действуя в собственных интересах. Такие заявления невозможно проверить. Выдвигая подобные утверждения, неолибералы попросту повторяют то, что уже не раз сказано знаменитыми теоретиками экономики: все было бы прекрасно, если бы все вели себя так, как советуют умные книги[209]209
  Marx К., Theories of Surplus Value, pt. 2 (London: Lawrence & Wishart, 1969), 200.


[Закрыть].

Есть и более мрачные версии объяснения сложившегося парадокса. Если отвлечься – а я уверен, что мы должны сделать некоторые допущения,– от утверждения о том, что неолиберализм есть пример ошибочной теории, доведенной до абсурда (с позволения экономиста Стиглица), или воплощение бессмысленной погони за утопией (с позволения консервативного политика и философа Джона Грея[210]210
  Gray J., False Dawn: The Illusions of Global Capitalism (London: Granta Press, 1998).


[Закрыть]), тогда мы приходим к явному несоответствию между поддержанием капитализма и восстановлением власти правящего класса. Мы наблюдаем прямое противоречие между этими двумя целями, и тогда не остается сомнений в том, к какому полюсу тяготеет администрация Буша, учитывая ее стремление сократить налоги для корпораций и наиболее состоятельных граждан. Более того, глобальный финансовый кризис, частично спровоцированный бездумной экономической политикой, позволит правительству США отделаться наконец от любых обязательств, связанных с социальным обеспечением граждан, кроме наращивания той военной и политической силы, которая может потребоваться для подавления социальных волнений и поддержания порядка в мире. Более благоразумные из стана капиталистов, выслушав внимательно предупреждения Уолкера и прочих о том, что в ближайшие пять лет существует вероятность серьезного экономического кризиса, могут одержать верх[211]211
  Bond, «US and Global Economic Volatility».


[Закрыть]. Но это означает, что придется отказаться от власти и некоторых привилегий, которые были накоплены верхушкой капиталистического класса в течение последних тридцати лет. Предыдущие этапы истории капитализма – например, с 1873 по 1920-е годы,– когда возникали схожие ситуации необходимости сделать выбор, не подходят для предсказаний и аналогий. Верхушка общества, настаивая на своих священных правах собственности, предпочитала пойти на разрушение системы, лишь бы не отказываться от привилегий и власти. Этим они не только предавали собственные интересы, ведь если бы им удалось верно поставить себя в обществе, они могли бы, как хорошие адвокаты, специализирующиеся на банкротствах, извлечь выгоду из кризиса, пока все мы идем ко дну. Да, некоторые излишне увлекаются и прыгают потом из окон Уолл-стрит, но это – исключения. Единственное, чего они боятся,– это политические движения, которые угрожают экспроприацией или революционным насилием. Они надеются, что изощренный военный аппарат, находящийся в их распоряжении (благодаря военнопромышленному комплексу), встанет на защиту их благосостояния и власти. Однако неспособность этого аппарата навести порядок в Ираке должна бы их озадачить. Но правящие классы редко добровольно отказываются от власти, и я не вижу причин верить, что это может произойти в наши дни. Парадоксально, но сильные и влиятельные социал-демократические и трудовые движения скорее способны возродить капитализм, чем сам класс капиталистов. Находящимся на крайнем левом фланге это может показаться контрреволюционным выводом, но все же тут нельзя исключать серьезного личного интереса, так как именно обычные люди, а не элита, страдают, голодают и даже умирают во время капиталистических кризисов (как в Индонезии или Аргентине). Если правящая элита выбирает подход «после нас хоть потоп», то этот потоп захлестывает прежде всего бесправных и ничего не подозревающих, в то время как элита имеет хорошо подготовленные плавсредства, в которых можно неплохо переждать бурю.