Текст книги "Кровь мага"

Автор книги: Дэвид Хаир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

9. Разбогатевшие
Религия: омалийская

В этом и заключается тайна: есть один Бог, и есть множество Богов; но все Боги – это Аум, а Аум – это сумма всего.

Самадхи-Сутра (Нить Просвещения), Священная Книга омалийцев

Аруна-Нагар, Баранази, Северный Лакх, континент Антиопия

Шаввал 1381 (октен 927 на Юросе)

9 месяцев до Лунного Прилива

Несмотря на смерть и распри, раздиравшие семью Рамиты, и очевидное нежелание Мейроса исполнить традиционную роль жениха в лакхских свадебных торжествах, Испал и Танува просто не могли расстаться со старшей из своих живущих дочерей без положенных подношений, обрядов и молитв. Поступить иначе означало бы навлечь гнев богов на брак, который и так уже был рискованным. Они призвали гуру Дэва вместе с пандитом Аруном, лысоватым, растрепанным жрецом, выглядевшим так, словно его сделали из прутьев и волос; вместе они должны были составить план духовного очищения Рамиты, ведь замужество за язычником требовало особой искупительной жертвы. Викаш Нурадин доставлял послания от жениха Рамиты ее семье и обратно, в которых оговаривалось, что будет позволено, а что – нет. Опытные торгаши с Аруна-Нагарского рынка стали для старого феранга соперниками более чем достойными. В результате они не слишком отошли от традиций, включая строгий пост и непрекращающиеся молитвы.

Рамита оставалась запертой в своей комнате. Она проводила большую часть времени одна, поскольку Гурия ухаживала за своим умирающим отцом. Девушка постилась от рассвета до заката, как поступают амтехцы в свой священный месяц. Она ослабла от голода, поскольку рано утром и поздно вечером ей давали лишь творог и чапати, мол, это нужно для очищения тела. Наконец ее позвали вниз, где двое мудрецов озвучили свой весьма хлопотный план подготовки к свадьбе. В частности, они, как поняла Рамита, должны были сделать подношение каждому из обитавших в Раю омалийских богов.

По-настоящему очищение Рамиты началось за неделю до церемонии. Стайка соседских женщин, одетых в ярко-шафрановые сари и возглавляемых лучшей подругой матери, тетушкой Пашинтой, явилась еще до рассвета и повела ее на гхаты. Чтобы скрыть Рамиту от посторонних глаз, они соорудили из простыней подобие палатки, и обнаженная девушка шесть раз погрузилась в холодные зимние воды Имуны: сначала – для Барамана-Создателя, затем – для его жены Сарисы, богини познания и музыки. Третье омовение предназначалось для Вишнараяна-Защитника, а четвертое – для супруги Вишнараяна Лаксими, богини достатка. В пятый раз девушка омылась во имя Сиврамана, Повелителя разрушения и перерождения, а в шестой, самый важный, – во имя его верной жены Парвази, чьему примеру ей надлежало следовать. Войди в меня, Святая Королева. Сделай меня сосудом своих терпения и добродетели. Наполни меня своими покорностью и преданностью. Рамита возносила молитвы столь ревностно, что это шокировало ее саму. Казалось, пост, страх и одиночество последних дней пробудили в ней некую сущность, о которой девушка до этого и представления не имела. Внутренне поражаясь собственной экзальтации, Рамита молилась так усердно, что окружавшие ее женщины подхватили молитвы. Поглощенная попытками найти в себе храбрость, которая позволит ей вынести то, что было уготовано, девушка перестала замечать толпу вокруг.

Когда Рамита закончила свои омовения, они повели ее, завернутую в одну лишь простыню, вдоль берега Имуны. Девушка громко молилась, прося удачи, благословения и защиты от демонов. Женщины вторили ей молитвами Ауму, Верховному Богу. Рамита босиком шла по воде, грязи, гниющему мусору и коровьим лепешкам, даже не замечая этого, пока они не достигли гхатов, на которых горели погребальные костры.

Там их ждали одетые в шафрановые набедренные повязки гуру Дэв и пандит Арун. Лица обоих мудрецов были разрисованы белыми узорами, призванными отогнать зло. Двое служителей богов осыпали мокрые волосы Рамиты пеплом, оставшимся от дров погребальных костров, и помазали им ее лицо, призывая Сиврамана защитить «заблудшую девушку». Завязав ее покрытые пеплом волосы в тугие узлы, женщины втерли своими мозолистыми руками этот пепел в грудь и живот девушки, чтобы она была плодовитой. Упав на колени, Рамита возносила к Ауму молитву за молитвой, громко восклицая и даже не думая о том, как это выглядит со стороны.

Она чувствовала опустошенность и головокружение, ощущая себя несколько безумной. Девушка кричала, пока страх, сомнения и печаль не покинули ее, пока она не почувствовала, что сквозь нее потекла сила, поднявшая ее на ноги и заставившая танцевать под одну лишь ей слышную музыку. Ее совершенно не смущало, что на ней была лишь едва скрывавшая тело грязная простыня, – в Рамиту вселился дух, вынуждавший двигаться. Ощущение было настоящим, возможно, первобытным: она чувствовала, что на нее смотрят боги.

Наконец Рамита упала на руки Пашинты. Женщины окружили ее, и их лица были взволнованными. «Они тоже это чувствуют», – подумала девушка.

Когда она успокоилась, гуру Дэв коснулся священного тилака[9]9
  Тилак (тилака) – священный знак, наносимый индуистами на лоб и другие части тела глиной, пеплом, сандаловой пастой и пр.


[Закрыть] на ее лбу. Пандит Арун объявил ее танец добрым знамением.

«Бойтесь, демоны, ведь эта девушка сильна!» – заявил он перед собравшимися.

Рамита чувствовала себя дикой и неприкасаемой. Трепещи, Антонин Мейрос!

Оставшиеся дни ушли на то, чтобы посетить семьдесят три бараназийских храма, число сопровождавших ее людей росло – другие будущие невесты присоединялись к ней, веря, что это принесет им удачу. Она стала своего рода знаменитостью, вроде обитавших на гхатах сумасшедших, которые стекались в Баранази со всей округи. Пилигримы прикладывали ее грязные простыни себе ко лбам: божественное безумие было могущественной магией. Одобрительно гудя, жрецы храмов считали пришедших и просили пожертвования. Вившиеся вокруг храмов торговцы продавали свой товар.

Ночью девушка ела как изголодавшаяся тигрица и спала как убитая, а на следующее утро, встав, подобно зомби двинулась к реке. В голове у нее прояснилось лишь тогда, когда она ступила в холодную воду. Рамита чувствовала себя опустошенной, словно открытый кокос, из которого вылили все молоко и вычистили всю мякоть, чтобы наполнить чем-то неосязаемым, но более весомым и содержательным. Я становлюсь сильнее. Я ощущаю это. Казим больше не казался ей реальным.

Когда они привели ее домой за два дня до свадьбы, мокрую и дрожавшую на ветру, там Рамиту уже ждала ее мать.

– Старики освятили тебя, – прошептала Танува. – Теперь мы сделаем из тебя невесту – и начнем с еды и воды. Только посмотри на себя! У тебя все ребра видны!

Накормив ее, Танува отправила дочь в постель. Пока Рамита спала, в доме ни на минуту не прекращались хлопоты.

На следующее утро девушка встала рано и присоединилась к работе. Сделать предстояло многое. Двор нужно было расписать орнаментом-ранголи[10]10
  Рисунок-молитва в индуизме.


[Закрыть], наносившимся на камень с помощью краски на основе рисового порошка. Рамита помогла Джаю украсить пири, низкие сиденья, предназначавшиеся для новобрачных. Люди приходили и уходили, оставляя еду, специи и банки с красками. У всех находились для нее теплые слова, но погруженная в работу, суету и нездоровую веселость девушка чувствовала странную нереальность происходящего. Лишь когда она отвлекалась и задумывалась в короткие минуты передышек, на глаза непроизвольно наворачивались слезы. Как же ей будет не хватать всех этих добрых людей!

В то утро Испал с Джаем ушли хоронить Раза Макани. Вернулись они с Гурией. Испал повел всхлипывавшую кешийскую девушку прямо к Рамите.

– Ты должна утешить свою сестру Гурию, – сказал он.

Гурия подняла на Испала взгляд, и ее глаза сияли. Он назвал девушку сестрой Рамиты, тем самым сказав, что в его доме для нее всегда будет место. Рамита ожидала этого, однако все равно молилась.

– Сестра, – прошептала она Гурии на ухо, заключив все так же всхлипывавшую девушку в объятия.

Гурия обняла ее за плечи.

– Возьми меня с собой на север, – прошептала она.

Сердце Рамиты сжалось. Она сама хотела ее об этом попросить, однако тащить Гурию в такое ужасное место, как Гебусалим, было эгоистично и жестоко. Но теперь, когда Гурия сама это предложила, Рамита не могла ей отказать.

– Ну, разумеется! Я боялась просить о таком.

Обнявшись, они плакали вместе, пока дом продолжал суетиться.

Тесная кухня превратилась в мандапу[11]11
  Открытый зал с колоннами для публичных ритуалов в индийской архитектуре.


[Закрыть], где должны были прозвучать клятвы. Расширив и углубив яму для приготовления пищи, они сделали из кухни вполне подходящее место для проведения свадебного ритуала. Работая, Рамита ощущала странный груз ожидания, непохожий ни на что, испытанное ею во время других свадеб – а побывать ей довелось на многих из них, ведь свадьбы были главным развлечением в этих краях. Конкретную сумму ей не называли, но девушка знала, что она была огромной. Жизнь ее семьи преобразится. Люди собрались со всей округи, и в те моменты, когда ее одолевали самые дурные мысли, Рамита думала, что причиной тому лишь золото, пусть впоследствии она и ругала себя за это. Люди Аруна-Нагара всегда помогали соседям устраивать свадьбы и вообще спешили друг другу на выручку; прежде всего, они пришли сюда потому, что были одной большой семьей.

Джай отвез жениху телегу подарков, собранных друзьями невесты. В основном это была еда, в первую очередь – рыба, символ плодовитости. Рамита старалась не думать о подобном символизме, однако мысли о нем продолжали лезть ей в голову, пока девушку не начало подташнивать. Тем не менее ей пришлось благословить телегу перед отъездом Джая. Люди шутили, что рыба из Имуны была настолько костлявой, что, если боги не давали браку своего благословения и не желали, чтобы он свершился, жених давился ее костями. Такое и вправду случалось.

Телега вернулась около полудня. По ее краям примостились друзья Джая, который сам сидел рядом с возницей. Огромный рондиец, Йос Кляйн, и трое других солдат шли впереди. В их глазах читалась подозрительность. Содержимое повозки было накрыто грязным коричневым холстом. Сопровождаемые взглядами людей, высунувшихся из окон и из-за заборов, они въехали во двор. Джай и его друзья отнесли подарки от жениха Рамиты наверх. Их надлежало открыть утром в день свадьбы. Сев вместе с семьей пить масалу, он со смехом рассказывал, как ферангский властитель воспринял прибытие телеги с едой и речной рыбой.

– Он был в полнейшем недоумении! Викашу пришлось все ему объяснять. Серьезно, как вообще люди женятся в тех краях, откуда он родом?

Рамиту окружали десятки девчонок – сестры, кузины и подруги, однако ее последний ужин в качестве незамужней девушки был омрачен тайной, окутывавшей личность жениха. Собравшиеся не знали, праздновать им или же сочувствовать Рамите. Вместо традиционно веселой и радостной, вечер окутала атмосфера неловкости. Рамита чувствовала себя так, словно уже рассталась с ними.

Когда пир наконец закончился, в ее дверь легонько постучал Испал. Рамита с Гурией не спали. Обнявшись, они сидели, глядя в открытое окно на огромную луну, полную уже на три четверти и заслонявшую собой бóльшую часть неба на северо-востоке. Она вся была испещрена оспинами кратеров, а свет ее был резок.

– Я хочу рассказать кое-что вам обеим, – произнес он тихо. – О том, что я видел на севере, – о моем друге Разе Макани и о том, как мы встретились.

«Ты рассказывал нам об этом сто раз, отец», – подумала Рамита. Тем не менее она молча кивнула.

Взглянув на луну, Испал закрыл глаза. Поначалу его голос звучал неуверенно, однако затем набрал силу, словно он был ученым, читающим эпос.

– Дочери мои, я уже рассказывал вам о своем путешествии на север двадцать три года назад. Я решил присоединиться к группе торговцев, которые каждые двенадцать лет отправлялись в Гебусалим торговать с рондийцами. У меня была целая повозка бараназийских шелков, на которые я потратил все свои сбережения. Путь на север занял месяцы, однако это отдельная история. В конце концов я добрался до Гебусалима. В городе было не протолкнуться, так что я разбил лагерь за стенами города. Люди были в восторге, поднимая тосты за Строителей Моста. Мы вслух мечтали о том, какие состояния сможем заработать на этих глупых белых людях с кошельками, полными золота. Однако это было рискованное время, – продолжал он. – Не все кешийцы были рады ферангам. К тому моменту, по вине обеих сторон, уже случилось несколько стычек, так что вокруг было много солдат. У моего лагеря остановился кешийский отряд. Это были одетые в белое кешийцы из Истабада с заплетенными в косы бородами и волосами. Они пили, водили девиц, и дисциплина в целом оставляла желать лучшего. Мне приходилось отгонять их от своей повозки, в которую они то и дело порывались забраться вместе со своими женщинами. – Испал покачал головой. – Одним из них был Раз. Закончив, он извинился передо мной и бросил мне монету, после чего вновь отправился напиваться. Грязный подлец!

Гурия подняла голову с плеча Рамиты, и они обменялись взглядами. Испал никогда еще не рассказывал историй вроде этой.

– Ах, друг мой Раз… Он был полон жизни и обращался с саблей как демон. Мы частенько смотрели на их тренировки, и он был лучшим. У него были мощные плечи, упругий и мускулистый живот, крепкие и сильные бедра. Он побеждал, даже сражаясь с двумя или тремя противниками одновременно. Зрители часто делали ставки, и я всегда ставил на него. – Отец вздохнул. – У его женщины, Фалимы, были волосы и глаза, подобные луне. Она была самой красивой женщиной в лагере, и все понимали, что она принадлежит одному лишь Разу. – Он взглянул на Гурию. – Прости, что рассказываю тебе такое о твоей матери, однако сегодня – ночь правды. Фалима была девчонкой, которую они прихватили с собой по дороге, а не дочерью торговца, как тебе говорили. Это – факт, однако он не должен покинуть эту комнату.

Гурия напряженно кивнула.

– Охваченные мечтами о том, как обдерем ферангских торговцев, мы ждали их, затаив дыхание. Однако вместо них император Рондельмара послал свои легионы. Весь тот месяц, пока мы были в Гебусалиме, он вел своих людей по Великому Мосту. Говорят, Антонин Мейрос мог остановить их, но не сделал этого. Император заручился поддержкой Ордо Коструо. Мейрос позволил армии пройти, и мир погрузился в войну.

Сделав паузу, Испал взял Рамиту за руку.

– Именно за этого человека ты выйдешь замуж, Рамита: за человека, который открыл Великий Мост легионам. Некоторые говорят, что у него не было выбора, однако большинство его за это ненавидит.

Рамита ничего ему не ответила. Это было легендой, не деяниями людей, действительно живших в этом мире. Глаза Гурии были широко распахнуты. Крепкая рука Испала взяла ее за подбородок.

– Да, дочь моя Гурия, Рамита выйдет замуж за Антонина Мейроса, и ты должна хранить этот секрет. Ты клянешься?

В ошеломленном неверии, Гурия не могла произнести ни слова.

Испал продолжил свой рассказ.

– Я говорил с ним об этом, когда мы обсуждали брак. Я твердо решил, что если он женится на моей любимой дочери, он должен ответить на один главный вопрос. «Почему вы это сделали?» – спросил я его, глядя ему в глаза и пытаясь разглядеть в них его душу. Я хотел узнать, что он за человек – злой, слабый или же человек чести, которому из нескольких зол пришлось выбирать наименьшее. И то, что я увидел в его глазах, было болью, – продолжил Испал. – Искренней и все еще свежей. В них не было ни мстительности, ни злобы, ни ненависти к тем, кто непохож на него самого, ни коварства – лишь ужасная, всепоглощающая боль. Я увидел, что он страдает из-за того, к чему привело его решение, сожалея о нем каждый день. «Я думал, что спасаю жизни, – сказал он мне. – Чтобы остановить их, мне пришлось бы уничтожить Мост. Других вариантов в тот момент не было. Сто тысяч человек утонули бы в море, а связь между Юросом и Антиопией была бы прервана, возможно, навсегда. Я получил заверения, что целью солдат была защита торговцев, однако я сомневался. Но то, что они совершили – резня, порабощение… Я и правда понятия не имел, что они пойдут на такие зверства».

Запустив пальцы в свои редеющие волосы, Испал тяжело вздохнул.

– Такими были его слова, Рамита, и я ему верю. Я думаю, что он попался в ловушку. Он – не злой человек. Он сказал мне, что любил Гебусалим и пытался сделать его раем на земле. Он построил акведуки, которые принесли воду с гор, благодаря чему окрестные поля зазеленели. Построил больницы, в которых его маги лечили страждущих. Он подарил дхассийскому султану дворец, выстроенный из золотистого мрамора, и возвел огромный Дом-аль’Ахм, крупнейший на севере. Его дочь основала орден целителей, а сын создал библиотеку, превосходящую своими размерами могольскую. Его Ордо Коструо почитали. Некоторые даже считали их ангелами, ниспосланными Ахмом. Мы видели лишь их светлую сторону. Нам не приходилось сталкиваться с магами в бою, но вскоре этому было суждено измениться. Рондийские легионы прошли по Мосту, однако первый удар был нанесен с воздуха: невесомые корабли собирались над морем, за линией горизонта. Никто даже не подозревал об их присутствии, пока они не налетели на город на рассвете того ужасного дня. Представьте все эти воздушные корабли, зависшие в небе над нашими головами, дочери мои, корабли, полные воинов, на носах которых стояли маги в развевавшихся мантиях. Поначалу люди приветствовали их, – рассказывал Испал, – думая, что это торговый флот, самый большой за все время. Люди уже считали себя богачами. Я сначала тоже так подумал. Мы стояли на своих повозках и махали кораблям, подпрыгивая, как дети, просящие сладостей. Однако Раз, взглянув на меня, произнес: «Это птицы войны». И его голос в тот момент я запомню навсегда. «Позаботься о Фалиме», – сказал он. Вскочив на ноги и на ходу натягивая тунику, Раз помчался по лагерю, созывая своих людей. «К оружию, вы, тупицы!» – кричал он. Сначала я не понял – а возможно, не хотел понимать. Но затем рондийцы нанесли удар. Катапульты стреляли в нас с палуб горящей смолой, поджигавшей все вокруг. Палатки, здания и повозки вспыхивали как спички. Внутри кричали оказавшиеся в ловушке люди. Корабли снизились, и лучники стали осыпать толпу стрелами. Маги убивали командиров и всех, кто пытался организовать сопротивление. Их бледно-голубые энергетические стрелы ударяли с неба подобно молниям. Это было ужасно. Мы были совершенно беспомощны.

Испал сделал паузу, а затем продолжил свой рассказ:

– Помню, как я схватил Фалиму, чтобы не дать ей броситься вслед за Разом. Она дралась со мной как безумная. Войдя в свой шатер, Раз вскоре вернулся оттуда с нагрудником, баклером и саблей – и в следующее же мгновение шатер взорвался. Взрывная волна ударила его о мою повозку, и когда мы вновь смогли что-то различать, на месте шатра остался лишь кратер. Над нами зависла тень боевого корабля. На его носу стоял молодой маг, поливая огнем бежавшую в панике толпу. Мы видели, как он испепелил группу пытавшихся спастись торговцев. А затем маг, похоже, заметил меня. Он поднял руки, а я затащил Фалиму под повозку. Дальше вокруг были лишь огонь и жар. Воздух пылал. Песок, плавясь, превращался в стекло на том самом месте, где я стоял секунду назад. Мы с Фалимой выползли из-под повозки с другой стороны, и в этот раз уже Фалиме пришлось тащить прочь меня, в безумии пытавшегося спасти свои шелка!.. Мы нашли Раза стоявшим на коленях на краю кратера, образовавшегося на том месте, где еще недавно был его шатер, и рассматривавшим почерневшие тела на его дне. В воздухе разносились крики. Корабли над нашими головами повернули на восток, направляясь к следующему лагерю, однако на смену им пришли другие. Казалось, бежать некуда, однако Раз решил вести нас к городу.

Мы влились в толпу бежавших к городским воротам местных жителей и солдат. По какой-то причине мы все считали, что за стенами будет безопасно. Большие боевые корабли окружали десятки маленьких, которые рондийцы называют «яликами». В каждом из них были маг и несколько лучников. Они превосходили крупные суда в скорости и налетели на нас подобно коршунам, атакуя всех без разбора. Некоторые подлетали настолько близко, что мы могли видеть лица их команд – такие молодые, охваченные почти детским восторгом, какой бывает во время первой охоты на перепелок. «Для них это что, развлечение?!» – гневно воскликнул Раз, взмахнув саблей. Ряды убегавших были такими плотными, что рондийским лучникам было сложно промахнуться.

С оглушительным шумом один из яликов пронесся мимо нас, а затем мы все внезапно остановились. Помню, как толпа жутко содрогнулась, когда каждый из нас осознал, что кто-то в городе закрыл ворота. Сзади я услышал исполненный ужаса рев – это прямо над толпой в лучах рассветного солнца пролетел еще один ялик. На его носу стоял воздевший руки силуэт. Переулок, по которому мы бежали, был зажат между двух-и трехэтажными каменными домами, так что все теснились плечом к плечу. Ялик завис в воздухе, и маг у него на носу проделал что-то, что заставило землю содрогнуться, а дома – обрушиться с двух сторон на головы людям.

Маг оказался одетой в красное женщиной. Ее рот был открыт так, словно она сама кричала от ужаса. Я видел, как дома разваливаются у нее за спиной, падая подобно костяшкам на игровой доске и давя людей десятками. Она ринулась к нам. Толпа подхватила нас. В отчаянии люди пытались сбежать от этой ужасной королевы разрушения. Люди падали, и их затаптывали. Я не отпускал Фалиму ни на мгновение. Мы спотыкались о тела упавших. Людской поток нес нас, беспомощных, к закрытым воротам и высоким стенам Гебусалима. Раз расчищал для нас путь, отшвыривая людей с дороги; его крики невозможно было разобрать в чудовищном грохоте домов, рушившихся за нашими спинами, и воплях умирающих. Внезапно он метнулся в сторону, втащив нас с Фалимой в дверь крошечной дхабы. Толпа, спотыкаясь, неслась мимо нас навстречу своей гибели. Фалима поранилась, однако у него не было времени на оказание помощи. «Идем!» – проревел он, взвалив ее себе на плечо. Он провел нас через закусочную мимо прятавшейся внутри перепуганной семьи. «Выходите! Выходите!» – крикнул он им, ни на мгновение не останавливаясь. Мы выбежали на задний двор, где, к нашему изумлению, увидели ишака, безмятежно жевавшего свой корм. Затем раздался ужасающий треск, словно раскололась сама земля, и дхаба с оглушительным грохотом рухнула в противоположном от нас направлении. Воздушная волна швырнула меня на ишака, который пнул меня в левое плечо, и я почувствовал, что моя лопатка ломается. Боль была дикой. Ишака и след простыл. Куда он делся – одним богам известно. Земля вздымалась под все новыми и новыми домами, заволакивая все вокруг клубами пыли. Мы беспомощно задыхались, пока пыль наконец не начала оседать, являя нам весь масштаб произошедшего кошмара. Весь ряд домов лежал в руинах, уничтоженный пронесшейся над ним женщиной-магом. Стали слышны новые ужасные звуки: стоны людей, оказавшихся под завалами. Раз стоял на коленях, обнимая Фалиму. Он посмотрел на меня. «Лакхиец, ты жив! – прокашлял он. – Упаси нас Ахм. Что же они натворили?»

– Действительно, что? – произнес Испал. – И зачем? Что вообще могло оправдать такую резню? Что они могли желать такого, чего нельзя было получить, торгуя с нами как с друзьями? Зачем понадобилась война? Где был Мейрос и его Строители Мостов? Где были боги, смотревшие, как свершается столь ужасное преступление?

– «Нам нужно двигаться», – сказал Раз, производивший в тот момент впечатление полубога – настолько целеустремленным и смелым он был, – продолжал Испал свое повествование. – И его величие придало храбрости мне самому. Боль в моем плече была ужасающей, но я решил, что не стану обузой. Мы вскарабкались на развалины, стараясь не думать о сотнях, а возможно, и тысячах человек, погребенных под ними. За спиной у нас рондийский ялик несся вдоль крепостной стены, поливая молниями и стрелами стоявших на нем лучников. Затем он повернул от стены и помчался в нашу сторону, направляясь к еще одному переулку, тому самому, куда бежали мы. Одетая в красное женщина-маг находилась недалеко от нас, ее можно было четко разглядеть. К тому же она быстро приближалась. Ее лицо выглядело белым как слоновая кость, а волосы напоминали своим цветом апельсин. За ней стоял высокий мужчина с очень светлыми волосами и спокойным лицом, выкрикивавший приказы. Прямо над крышами они свернули к входу в переулок, и лучники стали вести беспорядочный огонь. В переулке была такая же толпа, как и в нашем, и люди еще не знали, что она собирается сделать, – они не видели разрушений, уже причиненных ею.

Поцеловав Фалиму, Раз сказал ей ждать, а сам помчался к переулку, который собирались атаковать с ялика. Нечеловеческим скачком он перепрыгнул через забор. Еще один прыжок – и он влетел в окно первого этажа дома. Я был просто поражен. Я знал, что люди способны совершать невероятные вещи, когда забывают о своих возможностях, – но увидеть это воочию! Раз помчался через дом, а я все так же не понимал, что он собирается делать. Он возник на крыше в тот самый момент, когда еще один ужасный треск заставил нас посмотреть в начало переулка, где женщина-маг начала рушить очередные дома. Раз встал у нее на пути. Фалима сцепилась со мной, пытаясь броситься к нему, и с моим сломанным плечом я едва мог ее удерживать. Раз Макани выбежал на крышу, а ялик несся вперед, и дома с обеих сторон рушились через мгновение после того, как он мимо них пролетал.

Я не слышал ничего, кроме грохота и криков толпы. Мы с Фалимой смотрели на Раза. Присев, он держал в руках длинный кусок дерева, и, когда дом, стоявший рядом с тем, на крыше которого он находился, начал рушиться, Раз помчался в сторону ялика, оказавшись рядом с ним в тот самый момент, когда тот достиг его крыши. Кровля начала рушиться. Фалима закрыла глаза руками. Раз достиг края здания, едва оно стало разваливаться, и прыгнул. Это было невероятно – он держал в руках кусок дерева, поднять который могли бы человека четыре! И все же он долетел прямо до ялика – я увидел, как он ударил по нему! Огромный брус сшиб всю команду, швырнув их прямо на столпившихся в переулке людей. Я издал торжествующий вопль – но ведьма на носу даже не пошатнулась, оберегая и стоявшего рядом с ней офицера. Выронив брус, Раз врезался в мачту. На борту остались лишь светловолосый офицер и ведьма. Раз выхватил свою саблю, и они скрестили клинки, он и бледный мужчина.

Ведьма пыталась восстановить контроль над падавшим судном, которое, накренившись, понеслось вниз в нашем с Фалимой направлении. Никогда не забуду, как Раз наносил один яростный удар за другим, каждый из которых рондиец неизменно отражал своим прямым мечом, и визга женщины-ведьмы, когда ялик, врезавшись в высокую стену слева от нас, с хрустом рухнул на землю. Оглушительно затрещав, его корпус раскололся. «Будь здесь!» – крикнул я Фалиме и пополз по руинам к разбившемуся ялику. Повсюду дхассийцы высыпали из уцелевших зданий – люди, которых Раз спас своими действиями. Их были дюжины. Похватав оружие – копья, мечи, ножи, палки, – они отчаянно желали нанести ответный удар.

Не обращая внимания на чудовищную боль в плече, я взобрался на крышу сарая. Оттуда было хорошо видно дхассийцев, добежавших до женщины-мага. Ей было очень больно, но она встала, опершись спиной о борт ялика. Шокированный, я понял, что она была очень юной, едва достигшей двадцатилетнего возраста. Белолицая девушка с крошечными веснушками на коже. Ее распущенные, вьющиеся ярко-золотые волосы покрывал пепел. Рядом с ней на ноги встал офицер, подняв свой меч в тот самый момент, когда первый из дхассийцев попытался перепрыгнуть через стену. Ведьма подняла руки и ударила его в грудь стрелой голубого света. Дхассиец, всего лишь юноша с палкой, отлетел назад, но на его место пришли еще двое. Ведьма вновь подняла руки и послала в них струю огня, мгновенно охватившую их. Один, завывая, рухнул назад, однако второй сумел спрыгнуть во двор, и капитан пронзил его грудь мечом.

Я был в таком страхе, что не мог даже двинуться, опасаясь, что она направит свое ужасное пламя на меня. Но отвести взгляд я тоже не мог. Ведьма кричала, взывая к своим богам, и огонь изливался из ее рук, испепеляя дхассийцев одного за другим. Однако они все прибывали и прибывали, охваченные безумием при виде врага, до которого могли добраться. К мужчинам присоединились размахивавшие самодельными посохами женщины – и тоже погибли в огне. Сожженные трупы кучами лежали у стен двора. Офицер убивал тех, кому удавалось прорваться во двор. Он бился как загнанный в угол лев. А она… Я видел каждую напряженную линию ее лица. Именно тогда я понял кое-что еще: она плакала. Рыдала, убивая. Она уже не видела людей, у которых отнимала жизнь, глядя лишь на свои руки так, будто была в ужасе из-за того, что натворила. Так, словно они принадлежали не ей.

И в тот самый момент я увидел Раза! Он лежал в ялике так, словно был мертвым, хотя я заметил, что он двинулся. Дхассийцы все еще прибывали, но теперь, с трудом взбираясь по тлеющим телам своих соседей, они уже осознавали происходящее. Мужчины и женщины, несколько солдат – они двигались подобно живым мертвецам из сказок, прекрасно понимая, что обречены, но шли и шли в атаку. Девушка-маг продолжала их убивать. Я понял, что она была ранена и ее пламя стало менее мощным. Она была измотана, действуя из своих последних сил.

Раз нанес удар! Еще секунду назад он лежал, пытаясь дотянуться до своей сабли, – а теперь, вскочив, рубанул ведьму по шее. На долю секунды она оказалась беззащитна. Она даже не видела приближавшийся клинок – так была поглощена своей кошмарной работой. Однако удар не достиг цели. Бросившись между ней и Разом, офицер остановил его своим прямым мечом. Она отлетела в сторону, и я увидел, как ее голень с треском переломалась пополам в тот самый момент, когда дхассийцы, утратив остатки присутствия духа, бросились бежать.

Во дворе задержалась только маленькая девочка, увязавшаяся за своей матерью, когда та присоединилась к этому обреченному штурму. От матери осталось лишь почерневшее тело, однако девочка продолжала идти вперед. Она была слишком шокирована, чтобы что-то понять. Ведьма заметила лишь движение и нанесла удар. Я видел, как ее глаза расширились. Она отчаянно попыталась остановить свое заклинание, но было слишком поздно. Вид ребенка нарушил ее концентрацию – она дернулась тогда, когда делать этого было нельзя, – и последствия были ужасными: пламя охватило ее собственные руки. Она рухнула коленями на песок, глядя широко раскрытыми глазами, как ее руки превращаются в почерневшие кости.

Взвизгнув, ребенок бросился прочь. Это отвлекло офицера, и Раз нанес удар ему в живот, пробив кольчугу и пронзив рондийца насквозь. Раз выдернул клинок и издал вопль триумфа. Офицер рухнул на землю. Ведьма обернулась к нему. Ее взгляд был безумным, а руки напоминали обгоревшие ветки. Она должна была быть в агонии, но каким-то образом собралась с остатками сил, исходившими из самой ее души. Ее руки оставались бесполезными, однако глаза вспыхнули и из них полился огонь – две воронки ужасающего жара и пламени, отшвырнувшие Раза назад. Его одежда загорелась.