Текст книги "Плоть"

Автор книги: Дэвид Галеф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

– Надеюсь, Кэрол возьмет все, что у него есть, – с яростной озабоченностью произнесла Элейн.

– А что у него есть? – полушутя поинтересовалась Биби.

Грег добросовестно нахмурился.

– Не так уж много, насколько я знаю. Все это такая неприятность, такая неприятность.

Элейн повернулась к нему, словно полевая гаубица.

– Он сам все это сделал. Он свинья.

Это тоже было не вполне честно. У Джона была, наверное, масса недостатков, но он не был свиньей.

– Он не был таким до того, как познакомился… с той женщиной, – сказал я.

– Ради бога, перестаньте обвинять женщину. Это было его решение, верно? – Элейн положила руки на стол с таким видом, словно собиралась смести нас всех в угол. – Вы говорите так, словно он мученик. Скорее он похож на Мартина Бормана. Или на Иуду.

– Может быть, он и был Иудой – я имею в виду в прошлой жизни. – Биби подалась вперед с такой силой, что мне показалось, что столешница вот-вот разрежет ее пополам.

– Что это ты имеешь в виду? – резко спросил Макс.

– Реинкарнацию, ты же понимаешь. Я чувствую ее в отношении многих людей.

– Неужели ты в нее веришь? – Макс тряхнул головой. – Я уверен, что у Джона хватает проблем и без того, чтобы делать из него мифическую фигуру.

– Это не миф!

Макс собрался ответить, но в этот момент в разговор вмешался Грег Примиритель:

– Ну, в конце концов, кто может знать это наверняка; я хочу сказать, что сам я не верю в реинкарнацию…

– Грег…

– …но каждый волен выбирать себе веру. Мир был бы скучнейшим местом, если бы все думали одинаково, – пусть же расцветают сто цветов. Я всегда это говорю…

– Грег…

– …в особенности если учесть, что мы часто не можем договориться в определении основ – возьмите, например, факультетское совещание на прошлой неделе, когда надо было голосовать по учебному плану. Я точно знаю, что все, кто за этим стоял, что все мы…

– Грег!

Все было бесполезно. Поэт бы сказал, что Грег потерял цезуру. Подгоняемый угрозой раздоров за столом, он очертя голову ринулся примирять, примирять во что бы то ни стало, пренебрегая собственной безопасностью. Я видел, как побелели от напряжения кулаки Макса. Элейн была раздражена: ее тему смело водоворотом словесного поноса Грега. Мы так и не решили, кем и чем был Джон, а Грег закончил свой экскурс минуту спустя в десяти милях от исходного пункта.

Ужин закончился кофе с цикорием и печеньем пралине. Элейн раскрошила в тарелке одно печенье, так его и не отведав. Когда Биби высказала опасение по поводу питья крепкого кофе перед сном, Грег пустился в подробное объяснение свойств цикория. Макс перебил его только один раз, заявив, что зелень вообще-то хороша только в салате, за что был удостоен обожающей улыбки Биби. Все было прощено. Она оказалась гибкой во многих отношениях.

То, что случилось две недели спустя, было каким-то несчастьем, в котором было к тому же нечто мистическое. Может быть, даже сверхъестественное и божественное. Кто-нибудь мог бы сказать, что это был промысел Бога, так как не обошлось без одного из его служителей. Его звали брат Джим.

В наши дни слово феномен призывают на службу для обозначения всего на свете – от поразительных совпадений до полузащитников. Это срам, потому что слово это должно беречь для обозначения вещей поистине уникальных и необъяснимых, как, например, космические лучи или Большой каньон. Или странствующих проповедников, которые околдовывают верующих и неверующих, а также всех, кто находится посередине. Когда я впервые столкнулся с братом Джимом, то единственное, что я сначала увидел, – была огромная толпа студентов и преподавателей на площади перед Студенческим союзом. Фокусник, решил я, или мим. Мимов вытеснили на Юг, и с тех пор их никогда не видели на Севере. Я шел на вторую пару и просто обошел толпу. Я не поклонник мимов.

Внезапно откуда-то из самой середины этого скопища раздался голос, напоминавший членораздельный гром.

– Ведомо ли вам, – прогремел голос и сделал короткую паузу, – что женщины студенческих союзов – суть орудия дьявола?

Редкая периферия толпы разразилась криками и рукоплесканиями. Две девушки, стоявшие неподалеку от меня, залились краской до самых щиколоток.

– Скажите, на что это похоже, брат Джим! – выкрикнул высокий мужской голос откуда-то справа.

– Вы сами орудие! – крикнул еще кто-то голосом гермафродита.

– И оно превращает… всех членов братств… в торговцев плотью.

Крики стали громче, послышались меткие ругательства. Я остановился у какой-то припаркованной машины и стал слушать дальше. Забравшись на бампер, я смог разглядеть звезду, собравшую народ и набиравшую в грудь воздух для следующей тирады. Человек был невысок ростом, но коренаст и мощен, как дуб. На голове копна светлых волос, под копной – жесткое чистое лицо. На человеке была застегнутая на все пуговицы белая рубашка и черные брюки, похожие на печные трубы. Брюки держались на старомодных подтяжках, которые он иногда теребил, как струны банджо. По большей части он держал руки за спиной, наклонившись так, что создавалось впечатление, будто он вещает с горы. В одной руке он держал большую черную Библию, которой громко хлопал о ладонь другой руки, когда хотел что-то выделить.

– Есть четыре вещи, от которых я хочу предостеречь вас… – провозгласил он и сделал великолепную паузу. – СЕКС И АЛКОГОЛЬ, НАРКОТИКИ И РОК-Н-РОЛЛ!

На этот раз толпа неистово поддержала его, присоединившись к лозунгу и повторив его, как рефрен. Брат Джим медленно кивнул, а потом пустился в проповедь о зле пития. Текст касался его юности, тех дней, когда свет еще не явился ему.

– Когда я учился в средней школе, то был настоящим… исчадием ада.

– Потревожь ад, брат Джим! – прокричал парень, на футболке которого значилось: «ПОГИБШИЙ В „СИГМА-ПСИ“». Для лучшего обзора он взгромоздился на парапет ограды.

Улыбаясь, брат Джим снисходительно-жалостливо тряхнул светлыми волосами.

– Когда-то я был таким же, как вы… по утрам я вставал поздно, а по дороге в школу успевал проглотить добрую пинту водки! – Он запрокинул голову и рукой показал, как он держал бутылку.

Мне даже показалось, что у него в такт глоткам задвигался кадык.

– ПОЗОР! – закричали девушки из «Мю-Хи» – дружно, словно по команде.

– Давай, Джим! – Это был какой-то снайпер с лестницы Союза.

Брат Джим слушал все – и хорошее и плохое, он веселился и злился, ноне был равнодушен. Говорил он при этом безостановочно.

– А перед тем как войти в класс, я выкуривал косячок…

– МАРИ-ХУАНЬР. – Почти все приняли участие в этом вопле, задавшем тон всей остальной проповеди.

– Верно! Но в один прекрасный день меня поймали и чуть не бросили в самое тесное узилище тюрьмы графства…

– ПОЗОР! – закричали сами знаете кто.

– Но, к счастью, я был знаком с сыном мэра…

– ГЛАВНОЕ НЕ ТО, ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ, А КОГО ТЫ ЗНАЕШЬ! – На этот раз команду, видимо, дали девушкам из «Альфа-Хи», которые прокричали эту фразу на редкость дружно.

Брат Джим продолжил ровно с того места, на котором его прервали, и рассказал до конца жалостную историю своего грехопадения. Видимо, раскаяние было уже где-то за углом, но пока не наступило. Это была классическая старомодная проповедь с диалогом мистера Бонса и мистера Тамбо, в перипетии которого вовлекаются все присутствующие. Брат Джим прерывал повествование, чтобы процитировать Писание, замолкал, чтобы дать высказаться аудитории, останавливался, чтобы ответить на вопросы. В большинстве своем реплики были доброжелательными, но один парень был настолько оскорблен высказываниями брата Джима о женщинах Юга, что его едва удержали товарищи по братству.

Тем временем брат Джим покончил с прегрешениями высшей школы и начал наступление на рок-музыку. Только обращенный грешник мог в таких тонкостях владеть языком дьявола – у этого человека была потрясающая память на лирику прошлых лет. Позже мне сказали, что спасение снизошло на него во время концерта Ван Халена. Я спросил женщину, стоявшую впереди меня, часто ли он так проповедует. «Дважды в год», – ответила она благоговейным шепотом. Когда я, наконец, взглянул на часы, то понял, что опаздываю уже на целых десять минут. Я стремглав бросился в аудиторию, но, на мое счастье, половина ее явилась вслед за мной. Студенты тоже задержались в толпе. Все время, пока я объяснял им художественные принципы Мильтона, я едва сдерживал искушение подражать интонациям брата Джима.

С тех пор я взял себе за правило посещать проповеди брата Джима. Мнения относительно того, как называть эти действа, разделились. Одни называли брата Джима знамением небес, а другие считали колючкой в одном месте (думаю, оба мнения были в какой-то мере верными). Третьи говорили, что он эстрадный фигляр. Слышал я и то, что он получает стипендию от какого-то экуменического совета на проповеди в колледжах. Меня абсолютно не интересовала терминология – я ходил послушать феномен.

Конечно, не все радовались, когда фургончик брата Джима – один раз в полгода – появлялся в кампусе. После одной, особенно агрессивной проповеди четверо парней из «Эта-Пси» схватили брата Джима и сунули его в зеленый мусорный контейнер. Но для брата Джима это стало мученическим подвигом. Соединение покорности и силы – вот что притягивало к нему людей. «Как Иисус Христос», – кисло заметила Сьюзен, послушав однажды вместе со мной проповедь брата Джима. Она слушала его тогда в первый и последний раз. Думаю, он пробудил в Сьюзен неприятные евангелические ассоциации.

В пятницу в половине первого брат Джим приехал в кампус на своем фургончике. Он любил начинать проповеди после обеда, потому что, как остроумно заметила по этому поводу Джина Пирсон, сытая толпа испытывает большее чувство вины, нежели голодная свора. Мне было удивительно это слышать, и не потому, что это было не так, а потому, что означало, что Джина тоже слушает его проповеди. Еще одна зарубка на поясе брата Джима. Сегодня ее не было видно, но зато из кафетерия вышел Грег Пинелли с подносом и направился к площади. Я помахал Грегу, подошел к нему и упомянул о теории Джины.

– Не знаю, как насчет вины – наши студенты не слишком страдают от этого чувства, – он пренебрежительно взмахнул пластиковой вилкой, – но на сытый желудок легче стоять на одном месте.

На пластмассовом блюде, поделенном на отсеки, лежали горох, ломтики репы и белый хлеб. Блюда студенческого кафетерия представлены в широчайшем диапазоне от возвышенного до весьма земного, но главное достоинство заключается в том, что здесь подают блюда только южной кухни.

– Хотите, поделюсь? – предложил он.

Я хотел – мне вдруг страшно захотелось есть, – но щедрость Грега всегда побуждает отказаться. Сам не понимаю почему. Вероятно, оттого, что эта невинная щедрость настолько обезоруживает, что немедленно хочется вооружиться. Я поблагодарил Грега и сказал, что как раз сам собирался поесть и сейчас зайду в кафетерий. Почему бы и нет? Тем более что Сьюзен не было дома. Она, наконец, перестала заниматься благотворительностью – к вящему неудовольствию Эммы Споффорд – и нашла место машинистки у местного адвоката.

В здании союза я заметил толпу меньшего размера – люди сгруппировались вокруг черного студента в моторизованном инвалидном кресле. Сначала я не понял, кто это, но потом до меня дошло, что это Вилли Таккер – его вывезли подышать воздухом. Я знал, что дом для него был недавно построен и его открытие сопровождалось церемонией разрезания ленточки, о чем подробно сообщила «Дейли Миссисипиэн». Увидев сейчас Вилли, я испытал ошеломляющее тоскливое чувство. На открытках фонда Таккера он был запечатлен здоровенным парнем в футбольной форме, но шесть месяцев мышечной атрофии превратили его в страшную помесь дряхлого старика и беспомощного младенца. Руки и ноги выглядели как тонкие щепки, которые ничего не стоит переломить через колено. Жесткая стойка поддерживала его костлявую спину и немощную шею, голова держалась прямо только благодаря специальной подставке, укрепленной под подбородком. Кожа была пепельно-серой. Что он делает теперь, когда не может больше бегать с мячом? Что он делает, когда ему хочется почувствовать себя полновластным хозяином своей судьбы? Что он делает в бесконечные часы бодрствования? Но вот он улыбающийся, или, во всяком случае, показывающий зубы.

Я встал в очередь к стойке. Когда я вышел на улицу с тем же набором еды, что и Грег, то увидел Макса и Биби, устроившихся на проволочных стульях на краю площади. Они выглядели как Джек Спратт и его жена, вышедшие погреться на солнышке. Я приветственно взмахнул рукой и направился к ним, потеряв из виду Грега.

Биби толкнула Макса ногой:

– А вот это очень хорошо пахнет.

Видимо, до этого они говорили о чем-то зловонном.

Жестом девицы, предлагающей прохожему попробовать новые сигареты, я протянул Биби поднос:

– Хотите что-нибудь попробовать?

– Конечно хочу! – Биби вспорхнула со стула, как Венера-переросток. – Можно?

– Конечно, – не слишком охотно откликнулся я, в конце концов, это был мой обед. Правда, я всегда мог вернуться в кафетерий и взять еще, и, кроме того, было что-то невероятно привлекательное в том, чтобы кормить Биби, – чувство, что совершаешь весьма приятное преступление.

Она откусила добрые куски от всех трех порций и погладила себя по исполинскому животу.

– О, как вкусно-то. – Она сознательно не смотрела в сторону Макса.

– Ну ладно, ладно, – примирительно произнес Макс спустя мгновение. Он встал и похлопал себя по заднему карману в поисках кошелька. – Обед на двоих?

– Ну конечно же, Макси, спасибо. Это будет просто здорово. – Она похлопала ресницами. Этот мимический жест одни мужчины находят соблазнительным, другие – отталкивающим. В обоих случаях прием срабатывает.

Макс церемонно поклонился и зашагал в кафетерий.

Тем временем брат Джим выгрузился из фургончика и стал устраиваться.

Впрочем, больших приготовлений ему не требовалось. У него не было ни микрофона, ни кафедры. Выглядел он так же, как в прошлом году и в позапрошлом, – сутулый, но со свежим лицом, готовый вынести все на службе Господа.

Выйдя на середину площади, он принял подобающую позу и громко провозгласил:

– Граждане!

На ступенях уже расположилась группа студентов, но теперь подоспели и другие – некоторые бегом. Брат Джим здесь! Время слушать глас!

Биби слегка встревожилась и принялась озираться.

– Что это? Митинг?

– Да, что-то вроде.

Я коротко объяснил ей, кто такой брат Джим, и рассказал о его притягательной силе.

Она решительно встала со стула.

– Пойдемте туда, я хочу послушать.

– А как же Макс?

Она небрежно отмахнулась:

– Ничего, он нас найдет.

Первые несколько рядов слушателей уже оформились, и нам пришлось обойти их, чтобы найти свободные места. Я заметил Трейвиса, нашего работающего студента, который толком и не работал, и не учился. Был здесь и Рой Бейтсон; это было просто невероятно – Рой на проповеди о воздержании! Углом глаза увидел я и Элейн с Натаниэлем, мрачно державшихся за руки. На этот раз синяк цвел на правом предплечье Элейн – как будто кто-то по неосторожности слишком сильно сдавил ей руку. Натаниэль был, похоже, с похмелья – во всяком случае, выглядел он слегка помятым. Биби и я поздоровались, но у этой пары, кажется, не было никакого желания поддерживать разговор.

Мы как раз нашли свободное место, когда брат Джим наддал обороты.

– А теперь внимайте мне! Студенты, беда ваша заключается в том, что вы ступили на стезю греха! – Глаза брата Джима распахнулись так широко, словно в них упало синее южное небо.

– Кого вы называете грешниками? – Высокий баскетболист, у которого были явные нелады с гипофизом, небрежно развалившись, сидел на ступенях, поигрывая мячом.

– Все мы грешники, брат мой, – покаянным тихим голосом произнес брат Джим. Голос, накаляясь скорбным плачем, стремительно окреп. – Но многим из нас еще предстоит раскаяться.

– Эй, почему бы тебе не упаковать свои манатки и не убраться подобру-поздорову?

Джим раскинул руки и склонил голову, пародируя распятие. Он даже вывалил язык, став окончательно похожим на покойника. Это вызвало смех аудитории. Брат Джим снова заговорил:

– Напасть, о которой я буду говорить сегодня, обозначается словом, начинающимся на букву «с».

– ССССС…

– Правильно, о сексе! О влечении, превращающем мужчин в животных, о вожделении, превращающем женщин в жалких шлюх!

Раздались восторженные крики и свист, хотя слышались и неодобрительные возгласы. Один студент начал, извиваясь, кататься по земле, очевидно изображая змею. Он ползал по траве до тех пор, пока на него кто-то не наступил.

На этом месте проповеди появился Макс с двумя порциями жареной курятины. Ее начали подавать, когда мы с Грегом уже ушли. Порции были здоровенными, как и куски орехового торта.

– Что здесь происходит? Волшебное представление?

– Да, что-то в этом духе. – Я вкратце пересказал Максу то, что уже говорил Биби, но в более язвительных тонах. Макс, как я знал, не был отягощен верой.

Макс кивнул и принялся за курятину, ухватив грудку. Биби была поглощена проповедью, погрузившись в нее всем своим большим телом, и к еде не притронулась. Когда Макс дружески приобнял ее, она стряхнула его руку.

Брат Джим в это время расхаживал по площади.

– Совершили его Адам и Ева! Они были свободны от боли, свободны от смерти! И что погубило их?

– СССЕКС!!!

– Да, первородный грех! Именно из-за него мы рождаемся в мир полный боли и страданий – все потому, что кто-то однажды не смог воздержаться! – Брат Джим скрестил руки, словно рефери на ринге, фиксирующий нарушение правил.

– На самом деле первородный грех – это совсем другое, – недовольно буркнул Макс. Биби его не слушала, поэтому он заговорил громче: – Первородный грех явился после обретения знания – почитайте вашу чертову Библию.

Кто знает, быть может, он обращался ко мне? Краем глаза я видел Вилли Таккера, из задних рядов внимающего посланию свыше. Надеялся ли он на волшебное исцеление? Но думаю, что даже брат Джим не взялся бы за такое исцеление. Где-то вдалеке, за толпой я заметил человека, который плавно, как на коньках, перемещался за спинами слушателей. Это был Фред Пиггот на велосипеде. Солнце отражалось от защитных очков в стальной оправе.

Теперь брат Джим разошелся вовсю. Он рокотал и ревел, точно выбирая время для рефренов толпы. Люди откидывались назад и наклонялись вперед вместе с Джимом и выкрикивали «аминь!». Тело Биби, опершейся на низкий каменный парапет, качалось, как большая лодка. Подкравшись сзади, Макс буднично вытер руки бумажной салфеткой и обхватил Биби за пояс. Она не обратила на него никакого внимания. Святой дух пребывал с нею.

– Это же чистой воды насилие! – Брат Джим снова принял позу рефери, и многие студенты последовали его примеру. – Тело – это храм!

– Мусорная свалка.

Макс положил на землю остатки обеда. Одна рука у него уже была занята, а второй он принялся круговыми движениями гладить Биби по животу. Она попыталась стряхнуть его руки, потом смирилась и прижала их ладонями. Теперь Макс и Биби раскачивались вместе. Было видно, что она не в настроении продолжать игру, но это только подстегивало Макса. К остаткам обеда из кустов шмыгнула белая крыса. Она была, судя по всему, умная и даже ручная, а двигалась так, словно до сих пор находилась в лабораторной клетке. Явно одна из бывших питомиц Стенли. Какой-то парень пнул крысу ногой, и она убежала.

– Очищением духа обретете здравие! Чистый дух в здоровом теле! А Христос… Вы знаете, кем он был?

– ХРИСТОС БЫЛ ДЕВСТВЕННИК! – закричали девушки из женского союза.

Биби судорожно всхлипнула.

Макс нежно ткнул Биби коленом в округлость ее зада, отчего она едва не потеряла равновесие. Она резко обернулась, но этим движением только крепче прижала его к себе. Руки Макса скользнули по ее животу, упершись в плодоносную дельту. Судьба моя неумолима: я снова видел то, чего не замечали другие, поглощенные проповедью брата Джима. Он же в этот момент раскрыл Библию, чтобы что-то процитировать, но, как мне думается, для того, чтобы выдержать очередную паузу, – цитату он наверняка помнил наизусть.

Руки Макса то взлетали вверх, то опускались вниз, и он и Биби качались в унисон, словно в каком-то забытьи. Биби сладко застонала, одновременно пытаясь вырваться. Брат Джим снова прошелся по кругу и, завершив его, возвращался на место. Толпа, как завороженная, неотступно смотрела на него. Биби пришла в смятение. Она выглядела сейчас как толстый беспомощный ребенок, накрепко пристегнутый к сиденью карусели.

– Макси! – Биби попыталась вывернуться, но он словно прилип к ней. Биби была охвачена нешуточным страхом, хуже того, она была в неподдельном ужасе. – Макс! Уйдем отсюда, прошу тебя.

Следовало бы мне ударить его по плечу? Оттащить его в сторону? Сказать ему, чтобы он отпустил Биби или, по крайней мере, перестал щупать ее? Я не сделал ничего.

Брат Джим дошел до края своего круга, оказавшись в пяти футах от слившихся в экстазе Макса и Биби. Он резко наклонился вперед, черные помочи натянулись, как струны. Биби, охваченная подлинно религиозным страхом, умоляюще смотрела на проповедника. Огромная грудь, только что порывисто вздымавшаяся в такт судорожному дыханию, вдруг замерла в неподвижности.

Брат Джим смотрел на них не больше секунды. Но это была бесконечно долгая секунда.

– «Разве не знаете, что вы храм Божий и дух Божий живет в вас?» Коринфянам, 3: 16.

Он повернулся и снова направился к центру. На полдороге он оглянулся. «СГНИЕТЕ В АДУ!» Глаза его, помоги мне Бог, сверкнули красным пламенем.

Биби упала на спину, словно ее толкнула рука Провидения, упала прямо на своего соблазнителя, «…и споткнутся друг на друга, как от меча». Левит, 26: 37.