Текст книги "Живая планета"

Автор книги: Дэвид Эттенборо

Жанры:

Биология

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Следует добавить, что моллюск извлекает из этого свою пользу. Он размножается одновременно с горчаками, и его крохотные личинки, вымываемые из раковины, прикрепляются к жабрам и плавникам взрослых горчаков, где и остаются до того времени, когда будут готовы начать взрослую жизнь на речном дне.

В Амазонке маленькие харацины уберегают икру от всех речных опасностей с помощью редкостного гимнастического трюка. Самец и самка сцепляются плавниками и вместе выпрыгивают из воды на нижнюю сторону какого-нибудь нависающего над ней листа. Зацепившись особо длинными брюшными плавниками, они быстро откладывают и оплодотворяют кучку икры, а затем спрыгивают в реку. Несколько дней самец плавает под листом, регулярно обрызгивая его мощным ударом хвоста, чтобы икра не высохла.

Одно семейство пресноводных рыб, цихловые, заботится не только об икре, но и о мальках. Более тысячи их видов обитает в озерах и реках по всей Африке и Южной Америке. Одни откладывают икру в ямки, которые энергично выкапывают в гальке. Другие прилепляют ее к тщательно очищенному листу или камню: с помощью яйцеклада самка располагает икринки ровными рядами, словно опытный кондитер, наносящий полоски крема на торт. Самец, топыря плавники и блистая брачным нарядом, трепетно сопутствует ей и обрызгивает икру молоками.

Те цихловые, которые заботятся о потомстве без особых ухищрений, висят над кладкой, помахивая плавниками, чтобы ее все время омывала проточная вода, и при приближении других рыб угрожают им: надувают горло и топырят жабры, а то и кусают их. Когда из икры выходят мальки, многие цихловые выкапывают в гальке «детские», забирают мальков в рот и доставляют на новые квартиры, перекатывая жевательными движениями челюстей, чтобы хорошенько почистить. Когда мальки подрастают и становятся подвижными, родители плывут рядом с их стайкой, забирая в рот отставших и выплевывая их со струей воды в самые первые ряды.

Среди цихловых много и еще более заботливых родителей. Вынашивающие потомство во рту не рискуют оставлять икру в гнезде. Едва кладка оплодотворена, как один из родителей забирает ее в рот и держит там дней десять. Все это время рыба не может есть. Она слегка пошевеливает челюстями, чтобы развивающиеся икринки оставались чистыми и не поражались бактериями. Мальки тоже некоторое время еще остаются в родительском рту. В конце концов родитель их выплевывает, но в случае опасности тут же втягивает обратно сосущим движением челюстей и горла. Даже неделю спустя молодь продолжает прятаться там. Иногда они повинуются родительскому сигналу, а иногда по собственной инициативе начинают пощипывать родительские губы, требуя, чтобы их впустили.

Некоторые африканские цихловые внесли дополнения даже в такое сложное поведение. Самка, отложив икру, забирает ее в рот еще неоплодотворенную. Самец, демонстрирующий поблизости свой брачный наряд, пошевеливает анальным плавником, который украшен рядом желтых пятнышек в черной обводке, по цвету и размерам почти точно соответствующих икринкам. Забрав в рот настоящую кладку, самка устремляется к своему партнеру, привлеченная этим сходством, и разевает рот, чтобы втянуть в него и эту «икру», и тогда самец обрызгивает молоками настоящую икру, подставленную ему самкой.

Еще один цихловый, симфизодон, обеспечивает свое потомство особой пищей. Рыба эта, как отражено в ее латинском названии (discus),имеет дисковидную форму с поперечником до 15 сантиметров. Ее оливково-зеленые бока покрыты великолепным узором из красных, зеленых и ослепительно голубых полосок. Самка откладывает икру на камнях или листьях. Едва вылупляются мальки, родители осторожно переносят их на другие листья, к которым они прикрепляются тонкими нитями. Затем тела родителей одеваются пленкой слизи. Она выделяется из боков и заволакивает даже глаза. Мальки отделяются от листьев, перебираются к родителям и следующие несколько дней шмыгают по их бокам, поедая богатую белками слизь.

Разумеется, лучше всего будущее потомство защищено, если яйцеклетки развиваются внутри материнского тела, чтобы молодь появлялась на свет уже не совершенно беспомощной и беззащитной. Так устроено у всех млекопитающих, кроме сумчатых, и, возможно, они преуспели, как группа, в частности, благодаря и этому. Однако у рыб потомство предохранялось подобным способом задолго до того, как в мире появились млекопитающие. В морях акулы и скаты по сей день размножаются именно так, и многие семейства пресноводных рыб тоже принадлежат к живородящим. Маленькие гуппи, например, входят в такую очень обширную группу, обитающую в тропических реках и озерах. Анальные плавники самца преобразовались в крохотную подвижную трубочку, так называемый гоноподий, сквозь который шарики спермы выстреливаются внутрь самки. Самец хлопотливо плавает вокруг гораздо более крупной самки, проверяя ее готовность, а затем примеривается, стремительно подплывает и на секунду прижимает гоноподий к соответствующему отверстию в теле самки. Одного удачного «выстрела» достаточно, чтобы оплодотворить несколько комочков икры. Мальки просвечивают в теле самки как темное треугольное пятно у спины. Со временем они по одному выбираются наружу, уже достаточно развитые для того, чтобы быстро укрыться от опасности среди водных растений.

Несколько видов четырехглазок, обитающих в реках на юге Бразилии, обзавелись весьма своеобразным половым аппаратом. Гоноподий у них сформировался не только из плавниковых лучей, но еще и из кожи, а потому далеко не так подвижен, как у самца гуппи. Собственно говоря, самец четырехглазки способен нацеливать свой гоноподий только в одну сторону – либо вправо, либо влево. У самок половое отверстие также расположено асимметрично. А потому левонаправленные самцы четырехглазки способны спариваться только с правонаправленными самками, и наоборот.

Разнообразные и многочисленные популяции речных рыб не могли не привлечь хищников. Да и среди рыб есть немало хищных, причем на редкость свирепых, как, например, южноамериканские пираньи. В своем большинстве они невелики, даже самый крупный вид достигает в длину не более 60 сантиметров, но вот зубы у них страшные – треугольной формы и такие острые, что индейцы бассейна Амазонки пользуются ими как ножницами. Обычно пираньи охотятся на других рыб, но нападают и на очень крупных животных – капибар, тапиров, лошадей, если эти последние по какой-либо причине оказываются в реке. Нападают они стаями. Разрывая на куски добычу – живую или мертвую, – они приходят в тем большее исступление, чем больше крови проливается в воду, и соперничают друг с другом за последние клочки мяса на костях. Но как ни страшно подобное нападение, опасность, которую пираньи представляют для людей, во многом преувеличивается. Они редко бросаются в нападение, кроме тех случаев, когда открытая рана кровоточит в воду, и не устраивают засад у быстрин, где путешественник может попробовать перейти реку вброд и где легче всего переворачиваются лодки.

На речных рыб нападают и другие охотники. На дне их подстерегают черепахи, которые плавают довольно медленно и потому прибегают к разным уловкам. Южноамериканская матамата маскируется с помощью кожистых лоскутков, которые свисают со складок на шее и голове. Панцирь ее очень неровен и к тому же нередко обрастает водорослями. Когда матамата лежит на дне среди гниющих листьев и веток, она практически невидима. Если к ней приближается рыба, матамата разевает пасть и втягивает в нее добычу вместе с водой. Грифовая черепаха, пожалуй крупнейшая из всех пресноводных черепах (длина ее достигает 75 сантиметров), – рыболов более активный. Во рту у нее есть тонкий червеобразный отросток ярко-красного цвета. Черепаха лежит, разинув пасть и пошевеливая этой приманкой. Если рыба на нее клюет, пасть захлопывается и добыча проглатывается. Только и всего.

Крокодилы и их американские родичи – аллигаторы и кайманы – охотятся на рыбу в юности, но с возрастом переходят на падаль. Однако живущий в Индии гавиал, еще один член этого семейства, всю жизнь питается исключительно рыбой. Челюсти у него длинные и узкие, так что ему много легче захлопывать их под водой, чем крокодилу с его широким рылом, и рыбу он хватает боковым движением головы. Гавиал достигает огромных размеров – по некоторым утверждениям, шести метров! Однако его мышцы, достаточные, чтобы расправляться с рыбой, заметно слабее, чем у крокодила, одним ударом челюстей отделяющего ногу от туши антилопы, и не известно ни одного случая нападения гавиалов на человека.

Теперь на середине своего течения река уже не прыгает, не мчится, не меняет прихотливо путь, как в юности. Больше она не крушит и не перетирает камни. Наступила пора степенности. Ее замедлившие бег, шире разлившиеся воды еще мутны, но она уже начинает откладывать осадки. По берегам тянутся леса или луга, и смываемая в нее почва много плодороднее. Неторопливое течение ласково колышет длинные стебли водных растений, вдоль берегов поднимаются заросли осоки и камыша, образуя застойные заводи, и к реке спускаются всевозможные животные, чтобы напиться, а то и поохотиться на ее обитателей.

В семействе куньих, свирепых и искусных охотников, имеется специалист-рыболов с перепончатыми лапами, замыкающимися ушами и водонепроницаемым мехом. Это выдра, преследующая рыб под водой с такой быстротой, грациозной ловкостью и настойчивостью, что редкой удается ускользнуть. Иногда выдра бьет хвостом по воде, загоняя стайки рыб на отмели, где ловить их совсем уже просто.

По берегам на ветках сидят зимородки. Некоторые из них не хуже ястребов умеют повисать неподвижно на машущих крыльях. Стоит неосторожной рыбе подняться к поверхности, как зимородок пикирует на нее, схватывает острым клювом и возвращается с добычей на свою ветку. Там он несколько раз ударяет ее о ближний сук, оглушая или убивая, поворачивает поудобнее и подбрасывает так, чтобы проглотить ее головой вперед. При таком положении колючки плавников прижимаются к туловищу и не ранят горло птицы.

По ночам в Африке и в Юго-Восточной Азии к рекам ловить рыбу прилетают совы. Их ноги лишены перьев, которые тормозили бы в воде и намокали, а нижняя поверхность пальцев усажена колючими чешуйками с острыми краями, чтобы крепче ухватывать скользкую добычу. Их полет кажется нежданно шумным тем, кто наблюдал лесных сов, у которых маховые перья на крыльях снабжены опушкой, глушащей звуки. Но сове-рыболову подобные приспособления не требуются, так как рыбы в отличие от мышей и полевок мало замечают звуки, разносимые воздухом.

В обеих Америках совы-рыболовы не водятся. Когти, вспарывающие речную поверхность, принадлежат летучим мышам. Видимо, двум разным существам слишком тесно заниматься этим видом рыболовства, и в Новом Свете летучие мыши, раньше всех его освоившие, так и сохранили за собой исключительные права на ночную рыбную ловлю.

Другие животные приходят к реке кормиться водными растениями. В Европе водяные полёвки (их часто и неверно называют водяными крысами) с пухлыми мордочками и длинными, покрытыми шерстью хвостами хлопотливо обгрызают травы по берегам и валят рогоз и осоку. Хотя они прекрасные пловцы и ныряльщики, никаких особых физических приспособлений для водного образа жизни у них нет. А вот бобр, некогда в изобилии водившийся в Европе, да и теперь многочисленный кое-где в Северной Америке, – пловец, на редкость хорошо экипированный. Задние лапы у него снабжены перепонками, мех густой, водоотталкивающий, уши и ноздри имеют замыкающие устройства, а плоский, широкий, голый хвост служит превосходным веслом. Бобры выкапывают корневища кувшинок и грызут рогоз, но главный свой корм они находят не в речке, а по ее берегам, где сдирают кору и поедают веточки и листья осины, березы, ивы и еще некоторых деревьев. Кроме того, они обгрызают и валят стволы до полуметра в диаметре. Их они оттаскивают к месту, где речка неглубока, и наваливают на них глину, камни, сучья и тому подобное, пока не перегораживают речку надежной плотиной, перед которой образуется обширная заводь. На ее берегу эти неутомимые четвероногие труженики строят свою хатку – внушительное куполообразное сооружение с одним или более подводным входом, где поселяется все их семейство. Запруда, созданная ценой таких усилий, служит кладовой. Бобры нарезают ветки деревьев и кустов, а потом складывают их под водой, так что зимой, когда берега заметены снегом и заводь скована ледяным панцирем, они по-прежнему едят зеленую кору, мало-помалу перетаскивая запасы в хатку. Даже если заводь покрывает очень толстый лед, подводный лаз открыт. Заводь же обеспечивает бобрам безопасность: до тех пор пока они поддерживают плотину в порядке и уровень воды не понижается, доступ в их жилище надежно огражден от всего внешнего мира, в том числе и от хищников.

Самый крупный речной житель, африканский бегемот, тоже пользуется рекой для защиты, а кормится на берегу. Днем бегемоты стадами нежатся в воде, похрюкивают, разевают пасти, а иногда ссорятся. Но вода поддерживает их грузные неуклюжие туши, и передвигаются они в ней легко, еле ступая по дну ногами-тумбами. Поскольку люди обычно видят их днем и в воде, у нас и возникло подсознательное убеждение, что бегемоты – речные животные, однако наиболее активны они по ночам и на суше. Поздно вечером они тяжело взбираются на берег, обычно по тропам, которыми пользовались уже многие поколения бегемотов, и начинают пастись, поедая за ночь до двадцати килограммов. Перед рассветом они возвращаются в реку, где никто не в силах их одолеть, включая самых крупных крокодилов. Их передвижения из воды на берег и обратно имеют большую важность для многих обитателей рек: бегемоты обычно испражняются в воде и таким образом ежедневно доставляют в реку питательные вещества, синтезированные растениями на суше, а потому у их задних ног всегда плавают косячки рыб в ожидании новых порций.

На своем дальнейшем пути к морю река может наткнуться на гряду твердых пород, против которых ее режущие инструменты, песок и галька, оказываются бессильны. Река разливается, пока не достигнет дальнего конца твердых слоев и не перельется через него, чтобы продолжить внизу свою разрушительную работу. Таково происхождение большинства величайших водопадов мира: Виктории – на реке Замбези в Африке, Игуасу – на притоке Параны в Южной Америке и Ниагарского – на реке, соединяющей два из Великих озер в Северной Америке.

Ни один из них не может соперничать с головокружительной высотой водопада Анхель, но по ширине и объему воды все они несравненно его больше. Если создавшие их барьеры не поддались им сверху, они подбираются к ним снизу. Рушащаяся вода долбит более мягкие подлежащие породы, подмывая верхний твердый слой, пока от него не начинают отваливаться большие куски. Таким образом мощные водопады непрерывно продвигаются вверх по течению реки, оставляя позади себя глубокие ущелья. Ниагара в настоящее время движется со скоростью свыше одного метра в год.

Эти гигантские каскады создают собственный микроклимат. Летящая вниз масса воды смещает воздух, и по стенам ущелья вверх дует сильный ветер, непрерывно обдавая их водяной пылью. У водопада Виктория в результате возник миниатюрный влажный тропический лес, резко контрастирующий со спаленной солнцем саванной вокруг. Там благоденствуют орхидеи, пальмы и папоротники, а в неумолчный рев водопада вплетается кваканье лягушек и жужжание насекомых.

На Игуасу скалу, укрытую пеленой летящей вниз воды, избрали своим убежищем стрижи. Днем они носятся в небе, ловя насекомых, почти невидимые на такой высоте, а к вечеру собираются в огромные стаи и перед самым заходом солнца быстро устремляются вниз, чтобы сразу нырнуть в водяную стену. За миг до этого они складывают крылья, и сила инерции выносит их к обрыву под водопадом. Взмыв вверх, они выставляют ноги, цепляются за камни и повисают на них – одни на сухом местечке, другие под струйкой воды. Впрочем, последнее их не только не смущает, но, наоборот, словно бы вполне устраивает – они с удовольствием купаются, чистят перышки и иногда пьют. С человеческой точки зрения, они идут на опаснейший риск ради всего лишь спокойного ночлега, но стрижи такие искусные летуны и так точно проныривают сквозь водопад, что забираясь в свой неприступный приют, ничем особенно не рискуют.

Теперь реки приближаются к концу своего пути – они располнели и двигаются медленно. Они еще несут взвеси, но капризно – тут наберут, а там оставят на дне или на берегу. На повороте вода с внешней стороны должна проделывать больший путь и движется быстрее, чем с внутренней. А потому взвеси у дальнего края излучины не осаживаются и разъедают противоположный берег, а у ближнего осаживаются, создавая илистые и галечные отмели. Вот так стареющая река, потихоньку петляя, пробирается по равнинам. Иногда она поворачивает столь круто, что излучины сближаются, разделяющий их перешеек становится все уже и обрушивается. Тогда река сворачивает на спрямленный путь, а излучина превращается в старицу – узкое замкнутое озеро.

В старице вода неподвижна. Фактор, определявший многие стороны образа жизни речных животных и их физический облик – непрерывное воздействие течения, – исчезает. Растения более не жмутся к берегам и не прикрепляются к камням. Теперь их листья могут спокойно плавать на поверхности и поглощать максимум солнечного света. Водяные лилии, чьи корни уходят в жирный ил на дне, тянут вверх побеги и разворачивают круглые мясистые листья. Крупнейшая из них, знаменитая виктория-регия на Амазонке, растет столь агрессивно, что вытесняет со своего участка озера все остальные растения. Ее колоссальные листья, укрепленные прочными ребрами, наполненными воздухом, а снизу вооруженные шипами, загибаются по краю, образуя высокие бортики. Когда они разрастаются, достигая в поперечнике двух метров, эти бортики сдвигают все остальные плавающие растения, полностью завладевая жизненным пространством. Их цветы, величиной с суповую миску, распускаясь, сверкают белизной. От них исходит аромат, особенно притягательный для жуков, которые слетаются, чтобы полакомиться на особых, полных сахара выростах в середине цветка. В полностью распустившемся цветке может пировать до сорока жуков. Большинство приносит с собой груз пыльцы, собранной на других цветах. Теперь он остается на женских частях этой лилии. В середине дня она медленно закрывает лепестки, и жуки оказываются в плену до следующего утра. Тогда же, вновь вымазавшись пыльцой, они обретают свободу и улетают с новым грузом пировать на других цветах, а этот, уже оплодотворенный, мало-помалу лиловеет и умирает.

По гигантским листьям разгуливают яканы – изящные родственницы куликов. Их пальцы и когти сильно вытянуты, так что и без того маленький вес птицы распределяется на значительной площади листа. Яканы в своих прогулках по воде отнюдь не ограничиваются листьями виктории-регии, но бегают по коврам из куда более мелких, плавающих на поверхности растений. Они даже гнездятся на воде, сооружая плотик из плавучих листьев и закрепляя его среди тростника. Они не пренебрегают растительным кормом, однако большую часть своего времени посвящают охоте на мелких насекомых, шныряющих среди водных растений и по поверхности воды.

Вода остается единой жидкостью, а не массой раздробленных капелек благодаря сходной с магнетизмом силе, притягивающей одну молекулу воды к другой. Молекулы, образующие поверхностный слой воды, сверху граничат с молекулами газов, которые притягивают их куда слабее. Поэтому их притяжение распределяется между молекулами воды под и рядом с ними. Это чрезвычайно сильное поверхностное натяжение создает своего рода пленку, эластичную и достаточно прочную, чтобы выдерживать вес крохотных насекомых. И на этом упругом пространстве обитает целая популяция, всемерно использующая его удивительные свойства.

Животное, рассчитывающее на крепость этой молекулярной пленки, естественно, не должно ее разрывать. Воспрепятствовать подобной случайности может воск или жир, обладающий водоотталкивающими свойствами. Вот почему водомерки, лапки которых покрыты воском, способны стоять на поверхности воды, растопырив шесть маленьких ног, чуть прогибающих пленку. Малюсенькие ногохвостки, величиной с булавочную головку, покрыты воском целиком. Однако они так малы и так легки, что задача их заключается не столько в том, чтобы не провалиться сквозь пленку, а в том, чтобы удержаться на ней и не дать ветру унести себя. И они цепляются за воду крохотным выростом на брюшке, который свободен от воска, а потому вонзается в пленку, и она его удерживает. Коготки на их лапках также не навощены и, проникая в пленку, обеспечивают необходимое сцепление.

Ногохвостки питаются зернышками пыльцы и спорами водорослей. Большинство же других обитателей поверхностной пленки поедают мелких насекомых, которых сбрасывает в воду ветер. Они не тонут, так как легче воды, но она смачивает их тела, ее молекулы притягиваются молекулами поверхностной пленки, и бедняги оказываются пленниками поверхностного натяжения. Их попытки высвободиться создают вибрации упругой среды, на которые тотчас реагируют разгуливающие по воде охотники. Первый, кто доберется до добычи, тут же вытаскивает ее из воды, чтобы вибрации прекратились и он мог пообедать без помех. Каемчатые охотники сидят на берегу, опустив передние ноги в воду. Эти пауки реагируют на вибрацию воды точно так же, как их сухопутные собратья – на вибрацию паутины. Мчась к источнику вибрации на восьми водоотталкивающих ногах, паук тянет за собой крепкую паутинку, прикрепленную дальним концом к берегу, чтобы с ее помощью вернуться туда с добычей.

Жуки-вертячки получают от вибрации информацию иного рода. Они сами создают ее, непрерывно крутясь на поверхностной пленке. Воспринимая отраженную вибрацию, они определяют наличие препятствий вокруг себя. Водомерки воспринимают вибрацию даже еще более тонко. Они исступленно трясутся, сообщая поверхностной пленке вибрации особой частоты, которые оповестят других водомерок о том, что они готовы к спариванию.

Пожалуй, наиболее эффективно использует пленку поверхностного натяжения камфарный жук. Он обитает на суше у водоемов, но, случайно упав на воду, этот жук спасается от водомерок и пауков, выпуская из кончика брюшка особое вещество, которое уменьшает притяжение между молекулами. Поверхностное натяжение теперь удерживает только его передние ноги, и жук стремительно скользит по поверхности, словно снабженный подвесным моторчиком. Он даже рулит, изгибая брюшко, и чаще всего успевает благополучно добраться до берега.

Озера, образовавшиеся из речных стариц, относительно невелики. Большие возникали иными путями. Некоторые – в долинах, перегороженных лавиной или моренами, каменными грядами, которые оставили отступившие и теперь исчезнувшие ледники, или же плотинами, воздвигнутыми человеком. Озеро Байкал в Сибири и озера Восточной Африки заполнили гигантские трещины в земной коре, возникшие в результате мощных ее сдвигов. Американские Великие озера лежат во впадине, образовавшейся в ледниковый период, когда лед одевал большую часть континента. Ледники не только выпахивали глубокие чаши в долинах, по которым двигались, но вся эта область просела под тяжестью льда, вдавливавшего массу континента в пластичные базальтовые слои под ним. Лед затем растаял относительно быстро, но созданная им вогнутость пока еще не выправилась.

По периметру больших озер в мелких бухтах среди болотных трав животные и их образ жизни мало чем отличаются от того, что мы наблюдаем в небольших пресных водоемах. Над ними носятся разные стрекозы, среди растений размножаются мошки и комары; в иле укрываются улитки и двустворчатые моллюски; щуки и пираньи охотятся, карпы и цихловые ощипывают растения. Но там, где озерное дно уходит на большую глубину, условия резко изменяются.

Байкал – глубочайшее озеро в мире. В некоторых местах его дно лежит в полутора километрах от поверхности. Конечно, по сравнению с океаном это не такая уж большая глубина, но в океане есть придонные течения, в замкнутый же мир великих пресных озер они вторгаются редко. Впадающие в озера реки несут относительно теплую воду, и она остается сверху холодной воды на глубине. Порой сильные бури могут в какой-то степени перемешать разбушевавшиеся верхние слои воды с теми, что лежат под ними, но обычно вода в глубине большого озера по температуре близка к точке замерзания, черна, бедна кислородом и вопреки всем легендам об обитающих в таких озерах чудовищах в основном безжизненна.

И все же этим озерам присуще биологическое своеобразие. Сообщества животных, однажды сложившиеся в этих изолированных водных царствах, практически не получают пополнения извне. Странствующий обитатель вод может попасть в озеро, только путешествуя по реке. Но добираться до него – чаще всего значит плыть против течения, преодолевать озера поменьше и водопады. Мало кому это удается, и большинство обитателей великих озер происходит от видов, живших у их истоков. Незначительные генетические изменения у отдельных особей в этих тесных сообществах не теряются, как обычно бывает в больших популяциях, и легче сохраняются. Поэтому в озерах нередко складываются свои виды, которых больше нигде нельзя найти. Озеру Танганьика около полутора миллионов лет, и в нем водится 130 видов цихловых и 50 видов других рыб, теперь совершенно уникальных. Как и многие его рачки и моллюски. Обитатели Байкала, пожалуй, еще более примечательны. В нем обитает 1200 видов животных и 500 видов растений, свыше 80 % которых встречаются только в нем. Большие плоские черви, красные и оранжевые, в полосках и в крапинах; рыба, живущая на дне на километровой глубине, и моллюски, чьи раковины много тоньше, чем у их морских родичей, так как озерная вода менее богата солями кальция, чем морская. У Байкала есть и свое уникальное млекопитающее – пресноводный тюлень. Он очень похож на кольчатую нерпу, обитающую в Арктике, и почти наверное произошел от нее. Но между Байкалом и Ледовитым океаном – более двух тысяч километров, а на речных путях к нему столько быстрин и водопадов, что одолеть их не под силу никакому тюленю. Возможно, однако, что нерпы поднялись в озеро по рекам во время ледникового периода, когда такое путешествие должно было быть и много легче, и много короче. Современная байкальская нерпа не только единственный член своего семейства, живущий в пресной воде, но и заметно уступающий всем остальным размерами.

В геологическом масштабе озера – весьма мимолетные украшения земной поверхности. Старицы могут исчезнуть за несколько десятилетий. Озера побольше могут просуществовать тысячи лет, но и они уменьшаются. Реки, впадая в тихое озеро, сбрасывают в устье груз взвесей, образуя дельты, которые мало-помалу вторгаются в озеро, заставляя его мелеть. Возле берегов оно мелеет еще и потому, что ручьи сносят туда почву с окрестных высот. Дно поднимается к свету, и водные растения распространяются все дальше, засоряя воду своими стеблями, гниющими листьями и корнями. Так озеро превращается в болото, а оно, высыхая, в свою очередь становится плодородным лугом, по которому все еще вьется река, первой засорившая озеро.

На равнине, спускающейся к морю, реки разыгрывают последнее действие своего старения. Уклон настолько невелик, течение такое медленное, что реки избавляются от всех взвешенных в их водах частиц, кроме мельчайших. Песчаные и илистые мели вторгаются в русло, разбивая его на лабиринт рукавов.

В сотнях километров позади, в высоких горах грозовые тучи обрушивают ливни в их притоки. И спустя сколько-то дней одряхлевшая река внезапно вздувается, выходит из берегов и затопляет равнины, покрывая их плодородным илом. Такие внезапные, но регулярно повторяющиеся наводнения создают зеленые поля в пустыне – как, скажем, Нил в Египте. В более умеренном климате они также несут плодородие земле, дающей обильные урожаи, например хлопка, как дельта Миссисипи. Затопляемые равнины Амазонки занимают большую часть северной Бразилии. Почти все они еще покрыты густыми джунглями, и особые блага разливы приносят могучим лесным великанам. В дни наводнения речные рыбы в поисках корма шныряют между древесными стволами. И многие подбирают плоды, падающие сверху. Это, собственно, дополнение к обычной диете, выпадающее от случая к случаю, пиршественный сезон, за время которого рыбы нагуливают жир, чтобы запасы его поддерживали их в более скудные дни заключения между речных берегов. Рты сомов увеличились, что позволяет им проглатывать плоды. Один из видов пираньи отказался от мяса и кормится почти исключительно дарами леса. У некоторых харациновых зубы такие крепкие, а челюсти такие мощные, что они способны раскалывать даже бразильские орехи. Однако пищеварительные соки рыб не воздействуют на древесные семена, и они вместе с экскрементами попадают на отмели вдали от дерева, на котором созрели. То есть деревья на Амазонке в распространении своих семян, по-видимому, зависят от рыб, как деревья в других джунглях – от птиц. Многие рыбы и нерестятся там, поскольку вода, обогащенная гниющей растительностью, кишит микроорганизмами, которыми питается их молодь.

И вот, наконец, реки приближаются к морю. Для некоторых весь путь равен нескольким десяткам километров. Другие пересекли половину континента, и время движения воды от истока до устья заняло месяцы и месяцы. Амазонка, величайшая из рек нашей планеты, имеет длину свыше шести тысяч километров. В каждый данный момент две трети всей пресной воды в мире струятся между ее берегов. Ширина ее устья равна тремстам километрам – это лабиринт проток и островов, из которых каждый больше Швейцарии. Эта гигантская река сохраняет свое обличие, и влившись в море. В 1499 году испанский капитан, огибавший побережье Южной Америки в большом отдалении от него, внезапно обнаружил, что вокруг вода из соленой стала пресной. Он повернул на запад и первым из европейцев увидел эту гигантскую реку, чьи воды смешиваются с соленой водой океана лишь в 180 километрах от устья.