Текст книги "Живая планета"

Автор книги: Дэвид Эттенборо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Покорение воздуха приносит многочисленные блага тем, кто его добился. Летучие мыши каждый вечер без труда покрывают значительные расстояния в поисках обильных источников пищи. Они способны хватать насекомых в полете, парить над цветками, высасывая их нектар, и даже подцеплять рыбу с водной поверхности. И все же в совершенстве полета и многообразии его использования они далеко уступают птицам. Бородач (он же ягнятник), один из грифов, склевав мясо, схватывает кость покрупнее, взлетает на порядочную высоту и роняет ее на камни, чтобы она разбилась, обнажив костный мозг. Небольшие пернатые охотники, вроде пустельги или ястреба-перепелятника, способны парить, трепеща развернутыми крыльями и точно соразмеряя свою скорость со скоростью встречного ветра, так что они повисают в небе и зорко всматриваются в землю внизу – не выдаст ли мышь или ящерица свое присутствие легким движением. Сапсан, самый быстрый из пернатых охотников, несет дозор высоко в небе. Наметив внизу какую-нибудь пичужку, он складывает крылья так, чтобы его тело оказывало наименьшее сопротивление воздуху, и пикирует на нее со скоростью до 130 километров в час. Он еще в воздухе наносит своей жертве мощный удар в затылок, мгновенно ее убивающий. Скорость и сила удара столь велики, что, примени сапсан этот прием к добыче, находящейся на земле, он и сам неминуемо погиб бы.

Некоторые птицы занимаются воздушной гимнастикой, словно бы только ради удовольствия. Наблюдая воронов, можно увидеть, как они кувыркаются на ветру и явно получают от этой игры большое удовольствие. У других птиц воздушная акробатика входит в ритуал ухаживания. Большой улит взлетает метров на шестьсот и принимается пикировать, кружить и кувыркаться, все время громко распевая. У чибисов и бекасов есть особые перья, которые вибрируют в пикирующем полете с особым звуком, составной частью брачного ритуала. Белоголовый орлан и черный коршун в брачном полете кувыркаются в воздухе, переворачиваясь на спину, так что пара сцепляется когтями, точно гимнасты на трапеции.

Однако величайшее благо, сопряженное с умением летать, заключается, пожалуй, в возможности совершать длительные путешествия над сушей и морем без тех помех и препятствий, с которыми сталкиваются прикованные к земле живые существа. Птицы перелетают с континента на континент, спасаясь от суровых зим, собирая сезонный урожай плодов или насекомых. Как именно находят они свои пути, мы пока еще твердо не знаем. Быть может, они ориентируются по Солнцу и звездам, по рельефу внизу или же каким-то образом реагируют на электромагнитное поле Земли.

Миграции есть и у летучих мышей, о чем знают далеко не все.

Осенью, когда насекомых становится меньше и приближаются холода, переносить которые хрупкие тельца летучих мышей не приспособлены, многие виды забираются в пещеры для зимней спячки. Их требования к зимним приютам очень высоки. Пещера должна быть сухой, не очень холодной, с ровной температурой. Число подходящих убежищ не слишком велико, и многие виды летучих мышей, в течение лета обитавшие в разных местах, осенью слетаются в одну и ту же пещеру или на удобный чердак. Другие скапливаются где-то по иным причинам. В техасской Бракенской пещере каждое лето собирается до двадцати миллионов бразильских складчатогубов. Но только самки. Оставив самцов в полутора тысячах километров южнее, в Мексике, они перекочевывают сюда, чтобы дать потомство.

Поскольку детеныши появляются на свет совершенно голыми, не исключено, что они нуждаются в добавочном тепле, излучаемом миллионами живых тел в замкнутом пространстве пещеры. Тем не менее мы пока еще не вполне понимаем механизм, заставляющий этих летучих мышей собираться в таких огромных родильных палатах.

Насекомые также совершают длинные воздушные путешествия, но поскольку их полет не выглядит целеустремленным, натуралисты очень долго не могли разобраться в его сути. Бабочки, все лето порхающие среди полных нектара цветков, выглядят такими слабенькими и хрупкими, что, казалось бы, не способны улететь далеко. И некоторые виды действительно кормятся, спариваются, откладывают яйца и погибают в пределах одного небольшого участка. Зато многие другие виды путешествуют всю свою жизнь. Белянка капустная, например, появившись на свет где-нибудь в Европе, летит и летит в северо-восточном направлении. Путешествует она только днем и в теплую погоду. Она не торопится и, если в дороге ей встречается купа подходящих растений, задерживается там. Несколько часов она питается, ухаживает или откладывает яйца, но в конце концов летит дальше. Жизнь ее коротка – три-четыре недели, но и за этот короткий срок она успевает покрыть километров триста от того места, где начала свое путешествие.

К концу лета из яиц выходят новые капустницы. Они тоже путешественницы, но летят в противоположном направлении – на юго-восток. А бабочки, выходящие из куколок в разгар лета, около недели летят на северо-запад, затем меняют направление и до конца жизни держат путь уже на юго-восток. Точный момент этого поворота зависит от местности и вида бабочки, но в одной местности и для одного вида он повторяется ежегодно строго в одно и то же время. Фактором, определяющим его, видимо, является длина и температура ночи.

Такие бабочки ориентируются по Солнцу и, кажется, почти, а то и вовсе не учитывают его движения по небосводу. В результате миграционный путь очень широк, но, поскольку они не стремятся достичь какого-то конкретного места, а ищут новые угодья, пару или растения, подходящие для откладывания яиц, это их вполне устраивает.

Однако есть несколько видов, чьи миграции носят совсем иной характер. Наиболее известны из них данаиды. Очень большая их популяция обитает в лесах по берегам Великих озер в Северной Америке. Это долгожительницы – отдельные особи живут почти год. Те, кто появляется на свет весной, чаще всего не покидают родных мест. В начале осени из куколок выходит новое поколение данаид, и некоторые из них также никуда не улетают. Покормившись, они прячутся в дуплах или под отшелушившейся корой сухого ствола и там зимуют. Но две трети осенних данаид ведут себя иначе. Они отправляются на юг по определенному маршруту и почти от него не отклоняются, а летят целеустремленно, почти не задерживаясь, чтобы покормиться или найти пару. Ночь за ночью они опускаются на деревья, многие из которых служили дорожными гостиницами бесчисленным предшествующим поколениям. Они также ориентируются по Солнцу, но как будто умеют делать необходимые поправки на его смещение по небосводу, потому что летят практически по прямой, а не блуждают из стороны в сторону, подобно капустницам и другим любительницам закусывать в пути. В конце концов, преодолев три тысячи километров, данаиды достигают южного Техаса и северных областей Мексики. В Мексике они собираются в одной-двух традиционных долинах и миллионами опускаются на строго определенные хвойные деревья, приюты всех предшествующих поколений. Сидят они такой тесной массой, что крылья их одевают стволы, точно мех. Другие устраиваются на ветках и даже на иглах – дерево кажется увешанным бабочками.

В теплые дни кое-какие из них могут отлетать на небольшое расстояние и немного покормиться, но в подавляющем большинстве и почти все время они отдыхают. И только с наступлением весны возобновляется жизнедеятельность. До этой поры они, хотя во всех отношениях были взрослыми, оставались словно бы бесполыми. И вот теперь происходит спаривание. Несколько дней спустя гигантская метель бабочек начинает смещаться на север. Они уже не торопятся и обычно пролетают за день не более пятнадцати километров. По дороге они кормятся и откладывают яйца. Мало кто из этих странниц доберется до родных лесов, а возможно, и ни единая, однако их потомство будет появляться на свет по всему маршруту, а осенью новые данаиды, вышедшие из яиц, отложенных жительницами севера, отправятся в длинное путешествие на юг.

Мигрирующие насекомые летят на разной высоте. В ветреные дни бабочки держатся низко, укрываясь за деревьями, изгородями и стенами, чтобы их не снесло с курса. Но в тихие погожие дни они поднимаются на высоту до полутора километров. Невольных аэронавтов, вроде молодых паучков, воздушные потоки забрасывают даже еще выше. В полете они становятся добычей насекомоядных птиц, например стрижей, которые охотятся и высоко над землей. Те же крохотные путешественники, которым удается избежать подобной участи, могут достигнуть и пятикилометровой высоты.

Особенности этого мира лишь в нескольких километрах у нас над головой невозможно оценить по достоинству, проносясь по нему в салоне пассажирского лайнера, где тепло, а воздух обогащен кислородом и находится под давлением. Но поднимитесь туда в открытой корзине воздушного шара! Первые несколько сотен метров до вас еще доносятся звуки снизу: шум машин, обрывки разговоров, бой курантов, хотя в отдалении они приобретают какую-то потусторонность. Но вскоре воцаряется глубокая тишина, нарушаемая только поскрипыванием корзины да время от времени гудением горелки, которая создает струю горячего воздуха, обеспечивающую шару его подъем. А воздух вокруг становится все холоднее. Вас несет ветер, как и все те живые существа, которых также забросили сюда вертикальные столбы теплого воздуха, а потому возникает ощущение полной неподвижности, хотя, возможно, по отношению к земле внизу вы движетесь очень быстро. Но не исключено, что ее уже скрыла облачная пелена под вами. Воздух тут быстро становится все более разреженным, и с каждым вдохом вы получаете все меньше кислорода. Поскольку вы стоите неподвижно в тесной корзине, это поначалу вам не мешает. Собственно говоря, вы, быть может, даже почти не замечаете изменений воздуха. Тут и таится главная опасность: чем меньше кислорода получает ваш мозг, тем больше он утрачивает активность, и все ваши способности притупляются. Задолго до того, как вы осознаете, что с вами происходит, вам уже будет трудно рассуждать и действовать здраво. А потому, когда альтиметр покажет, что вы достигли высоты в пять километров, разумнее всего надеть кислородную маску.

Мир, в котором вы оказались, изумительно красив. Далеко под вами облачный покров, словно сотканный из тюля, прячет землю. Поднимающиеся над ним горные вершины кажутся островами в молочном море. А вокруг плывут огромные облака. Нижняя поверхность у них плоская, зато верхняя колышется и клубится, постоянно меняя форму. Едва вы приблизитесь к их уровню, как бешеная скорость воздушных потоков внутри их станет ощутимой и грозной. Попасть в вертикальную струю, которая втянет вас в такую тучу, – значит почти наверное погибнуть. Воздушные потоки внутри их завихряются с такой силой, что оболочка шара неминуемо будет разорвана. Выше этих облаков на очень большой высоте могут виднеться почти прозрачные клочки других, а еще выше – лишь синева, ясная синева космоса.

Но и на такой высоте встреча с другими живыми существами полностью не исключается. Стайки зябликов наблюдались на высоте полутора километров, а радар обнаруживал пернатых обитателей побережий даже в шести километрах над землей, что кажется совсем уж невероятным. Это перелетные птицы, и, возможно, они забираются столь высоко, чтобы воспользоваться попутными ветрами, которые тут более постоянны и сильны, чем ниже, или же – если они летят и ночью – чтобы все время видеть звезды, по которым ориентируются. Подобные подъемы в поднебесье, однако, случаются редко и нерегулярно. Обычно же там попадаются совсем другие носители жизни. Если выставить намазанную жиром пластинку и набраться терпения, к ней в конце концов прилипнет пара тлей, паучок на паутинке и, разумеется, вездесущие зернышки цветочной пыльцы, а также споры грибов.

Но это уже последний предел. Ничто живое не поднимается выше, хотя в разреженном слое атмосферы чуть ниже носятся миллионы организмов. То есть ничто живое, кроме человека. Еще километр по вертикали, атмосфера практически кончается, и космическая пустота вверху обретает свой истинный цвет – черный.

Газовая оболочка Земли, которую мы пронизали насквозь, такая легкая и невидимая, тем не менее обеспечивает планете неоценимую защиту от космических бомбардировок. Этот газовый покров поглощает потоки элементарных частиц, всевозможные излучения, а также губительные слагаемые солнечного света. Метеориты, каменные обломки, выстреливаемые из глубин пространства, сгорают в прах от трения в атмосферных газах. С земли мы видим, как они прочерчивают небо огненными полосками, и называем их по традиции «падучие звезды». Лишь очень немногие метеориты настолько велики, что их оплавленные куски все-таки достигают поверхности планеты.

Атмосфера защищает нас и от резких колебаний температуры. А о том, насколько они сокрушающи, свидетельствует поверхность Луны, не укрытой газовой оболочкой. Под лучами Солнца она становится настолько горячей, что вода тут же испарилась бы. А в тени температура ее гораздо ниже самых низких температур, наблюдавшихся в Антарктиде. Земная атмосфера днем поглощает значительную часть энергии пронизывающих ее солнечных лучей, и мы внизу не испытываем всей силы их жара, ночью же атмосфера удерживает излучаемое Землей тепло и не позволяет ему рассеяться в пространстве.

Почти 80 % земной атмосферы составляет азот, инертный газ. Вероятно, он окутал нашу планету в процессе мощнейших вулканических извержений на начальных стадиях ее образования и удерживается силой притяжения Земли. Кислород, которого в атмосфере менее 20 %, – добавление относительно недавнее, результат жизнедеятельности растений, побочный продукт фотосинтеза. Остающуюся часть атмосферы, менее одного процента, составляют углекислый газ и буквально следы таких редких газов, как аргон и неон.

Кроме всех этих газов атмосфера содержит еще и воду – невидимые водяные пары и крохотные ее капельки, собирающиеся в облака. Но какое бы множество их ни плавало в небе, атмосферная вода составляет ничтожную долю в сравнении с той, которая укрыта под землей, связана в ледниках и вечных снегах, течет и плещется в океанах, реках и озерах. И в атмосферу вода поступает с земли. Часть испаряют листья растений, но главным образом – все водные пространства. Иногда процесс этот происходит ровно и мягко над огромными площадями, создавая горизонтальные облачные слои. Иногда же пары устремляются вверх на колоссальных волнах жаркого воздуха и конденсируются в курчавые башни кучевых облаков.

Эти гигантские скопления водяных частиц перемещаются над планетой под воздействием ветров, создаваемых уже упоминавшимися факторами: вращением Земли и неровным нагреванием ее поверхности. Благодаря первому воздушные массы устремляются в направлении восток – запад, второй же придает им движение север – юг, потому что у экватора нагретый воздух поднимается, а у полюсов – опускается. Взаимодействие этих факторов рождает колоссальные вихри. Образовавшиеся над теплым океаном облака закручиваются в смерчи поперечником до четырехсот километров, образуя плотные толщи от самых нижних слоев атмосферы до самых верхних. Ветер, вращающийся вокруг этих систем, достигает скорости до трехсот километров в час. Это и есть ураганы, самые мощные и грозные из всех атмосферных явлений. Бешеные ливни, гонимые самыми быстрыми земными ветрами, хлещут сушу и море. Океанская вода собирается в гигантские волны, опустошающие побережья. Воющие ветры ломают деревья, разметывают постройки, а черные тучи, стремительно мчащиеся вверху, извергают на этот хаос потоки дождевых струй.

Однако гораздо чаще вода падает с неба куда более мирным образом. Кучевые облака порой поднимаются так высоко, что их капли замерзают. Если башни кучевых облаков особенно высоки и достигают от основания до вершины километров четырех, поднимающийся воздух подхватывает эти твердые крупинки и уносит сквозь облако вверх. Они покрываются новыми слоями льда, тяжелеют, падают вниз, вновь подхватываются – и так до тех пор, пока не становятся слишком большими и не просыпаются градом на землю. Менее мощные облака роняют ледяную крупу, пока она еще мелкая. Падая, крохотные ледышки тают и превращаются в дождь. Слоистые облака поднимаются над скоплениями более холодного и плотного воздуха, остывают и сбрасывают свой груз влаги. Другие облака, которые ветер несет к склонам гор, тоже проливаются дождем. Вот так пресная вода, от которой зависит существование всех животных и растений на суше, вновь возвращается на поверхность планеты, с которой поднялась.

75. Белый ибис (Северная Америка)

76. Гуахаро.

77. Ягнятник с костью.

78. Ухаживание белобрюхого орлана.

79. Зимующие данаиды (Мексика)

80. Облака над вулканами (Ява)

81. Ураган, снятый со спутника.

8. Чистая пресная вода

82. Личинки мошки

Снежные хлопья, так мягко опускающиеся на горные вершины, – разрушительнейшая сила. Они слагаются в снежные шапки многометровой толщины. Нижние слои шапок под давлением верхних преобразуются в лед. Он сковывает выступы, проникает в трещины и расселинки. А снег все падает, и лед под действием собственной тяжести начинает сползать по склону, уволакивая каменные глыбы и плиты. Обычно движение это столь медленно, что его выдают лишь ширящиеся разломы снежного покрова. Но иногда огромный пласт вдруг срывается со всех опор, и в долину скатываются тысячи тонн льда, снега и камней.

Вся эта замороженная вода, скапливаясь в седловинах между горными хребтами, превращается в реку льда, в ледник, крушащий все на своем пути. Скользя вниз, ледник обдирает склоны, к которым прижат; валуны, вмерзшие в нижний его слой, выскребывают его ложе, точно зазубрины гигантского рашпиля. Перед собой он толкает грандиозный вал раздробленных скал. Медленно, сантиметр за сантиметром сползает он ниже границы вечных снегов, а там начинает таять, и из-под его языка вырывается поток, желтоватый от каменной пыли.

Дождь, льющийся на склоны гор, – также опасный разрушитель на этих высотах. Днем его капли безобидно стекают по каменистым обрывам или заливают трещинки, но ночью вода, замерзая, расширяется и откалывает кусочки породы, которые скатываются вниз, пополняя россыпи щебня у подножия обрывов. Ручейки сливаются в ручьи, впадают в поток, питаемый ледником, и он, клубясь, бурлит на дне ущелья или долины. Так рождаются горные речки.

В масштабах планеты такая вода – редкая жидкость, поскольку 97 % всех водных запасов Земли засолены. А горная вода, хотя и несет взвесь каменных частиц, химически чиста. Дождевые капли за время падения сквозь атмосферу успели поглотить немного углекислого газа и кислорода, но и только, а возможности растворить минералы на недавно обнажившихся, почти не подвергнувшихся эрозии скалах у ручейков практически не было. Но мчащаяся вниз речка мало-помалу собирает органические частицы горных растений, пробившихся между камнями на ее берегах, и накапливает достаточное количество растворенных питательных веществ, чтобы поддерживать животную жизнь.

Любое существо, обосновавшееся в этих стремительных водах, должно выработать какой-то способ удерживаться на месте. Личинки мошек, этих беспощадных черных кровососов, зацепляются за камни крохотным кольцом крючков на заднем конце тела, а их безногие червеообразные туловища колышет течение. Иногда какая-то личинка перебирается дальше в речку, изгибаясь, чтобы прикрепиться к другому камешку маленьким присоскам на переднем конце, подтянуть к нему крючки и прочно за него зацепиться. Если маневр этот окончится неудачей и личинка сорвется в воду, ей удается вернуться на прежнее место благодаря тонкой нити, которую она тянула за собой, предварительно приклеив ее к первому камешку. Быстрое течение, хотя и создает трудности, обеспечивает личинок мошки достаточным питанием: пусть съедобных частиц в воде еще мало, проносятся они мимо достаточно часто, и личинкам остается их только хватать, что они и делают с помощью перистых вееров по обе стороны рта. Личинка попеременно пригибает их и забирает добычу в рот волосатыми мандибулами. Прежде чем расправить веер, личинка покрывает его слизью из околоротовых желез, благодаря чему органические частицы не проскальзывают между волосками, а прилипают к ним.

В пресной воде обитают личинки многих видов ручейника. Ниже, в не столь бурных речках и в тихих водах озер, они сооружают себе домики, сплетая чехлики из веточек и склеенных песчинок, а потом медленно ползут по дну, питаясь листьями и водорослями; но здесь, где на растительную пищу рассчитывать не приходится, личинки ручейника стали охотниками и ловят добычу в сети. Один вид плетет своего рода верши, прикрепляя нити к нижней стороне камня. Личинка живет в этом сооружении и хватает проносящихся мимо рачков или личинок других насекомых. Другой вид изготовляет трубкообразную сеть длиной до пяти сантиметров, но с такими мелкими ячейками, что в них застревают совсем уж микроскопические частицы. Обитающая внутри личинка периодически очищает внутреннюю поверхность жесткими щетинками на верхней губе. Личинка третьего вида натягивает между камушками овальную основу из шелковистых нитей, а затем, описывая головой прихотливые восьмерки, сплетает частую сеть. Вся процедура занимает не больше семи-восьми минут. Если большая частица разрывает сеть, личинка тут же производит необходимую починку. Подрастая, становясь сильнее, личинка забирается дальше в реку, строит сети и больше, и грубее – в расчете на добычу покрупнее. С помощью такого рода приспособлений личинки ручейника, а также целый ряд других насекомых – жуков и комаров, поденок и мошек – сумели обосноваться в бешеных горных потоках. И тем самым дали возможность поселиться там более крупным животным.

Прогуливаясь по высокогорной долине в Андах, вы, если вам улыбнется удача, вдруг увидите на камне посреди бушующей речки, седой от пены, пару удивительно красивых уток. У самца белая с черными полосами голова, острый вишнево-красный клюв и серое туловище. У его подруги серая голова, красноватые щеки и грудь. Это ручьевые утки. Контрастность их оперения сохраняется круглый год, а не ограничивается лишь брачным периодом, как у многих других уток. Внезапно одна птица ныряет в воду, исчезая из вида. Повернувшись навстречу течению, упираясь в камень длинным жестким хвостом, цепляясь роговыми шпорцами на локтевых суставах за подходящие выступы, утка шарит между камушками тонким гибким клювом в поисках личинок. Примерно через минуту она выныривает и выбирается на камень передохнуть. На протяжении получаса пара продвигается вверх по течению от одного большого камня к другому, мощно загребая воду широкими перепончатыми лапами, точно оценивая скорость воды на быстринах и в омутках, легко удерживаясь даже на захлестываемых волнами камнях. У каждой пары на реке есть свой участок. Достигнув его верхней границы, утки внезапно предаются на волю течения, с которым только что так мужественно боролись, и в кипящей белой пене уносятся к самому нижнему своему камню. Лишь в редких случаях они покидают воду, ставшую для них родной стихией, и поднимаются в воздух.

Ручьевые утки обитают в верхних долинах Анд повсюду от Чили до Перу. На севере они делят реки с птицей совсем иного происхождения, но удивительно сходной с ними повадками – с оляпкой. Величиной она с дрозда, родственница крапивникам, а живет не только в обеих Америках, но и в горных речках Сибири, на Гималаях и по всей Европе вплоть до Британских островов. Она хватает головастиков, мелких моллюсков, мальков, насекомых на поверхности воды, а также ловко собирает личинок под водой. Приемы подводной охоты у нее, однако, несколько иные. На лапах у оляпки нет перепонок и в отличие от уток выгребать против течения она не в состоянии. Нырнув, оляпка бьет крыльями, пока не достигает дна. А по нему она бегает против течения, удерживая равновесие дробными взмахами крыльев. Голову она опускает, хвост приподнимает, так что течение мешает ей всплыть, прижимая к речному дну. Многие речки на севере ее ареала и в гималайских высокогорных долинах очень холодные, но у оляпки такое густое, такое водонепроницаемое оперение, которое она постоянно смазывает жиром из очень больших желез, что холод ей не страшен.

Горные потоки продолжают разрушительную работу, начатую льдом и морозом ближе к вершине. Пусть в сухое время года от них остаются лишь струйки, журча, бегущие от одной неглубокой заводи к другой, – об их мощи свидетельствуют камни русла, между которыми они блуждают. Ни у одного не найти острых граней, как у отбитых морозом осколков под обрывами вверху. Все они округлены и отполированы. Среди них попадаются многотонные глыбы, нередко в зеленых венцах растений, доказывающих, что они лежат на своем месте многие и многие годы. Но их обточенность неопровержимо свидетельствует, что выпадали годы, когда после сильных дождей речка вздувалась, и ревущая бурая масса воды волокла эти глыбы по своему ложу, а они грохотали, сокрушая на пути все и вся.

Устремляясь вниз с горы, молодые реки перекатываются через каменные завалы, сверкающей пеленой переливаются через крутые бока валунов, клокочут, словно белый крутой кипяток, на быстринах. Если же они родились над обрывистым склоном долины или катят воды по плато, им приходится совершать гигантские прыжки вниз. На юге Венесуэлы одна такая река срывается с края обрыва, сложенного из песчаников, и пролетает по воздуху более километра, образуя самый длинный в мире водопад. Его длина так велика, что большая часть воды не в сезон дождей успевает разлететься тучами брызг, прежде чем достигнет дна долины. Это водопад Анхель.

Все время на долгом, полном событий пути к равнинам речная вода обогащается. Одевающие склоны мхи и пушица, дроки и камыши сбрасывают в реку веточки и листья, так что вода буреет от их гниения. Долгая эрозия, разрушительное воздействие лишайников и других растений превращают минералы в растворимые соединения. Камни, крутившиеся в бесчисленных водоворотах, протаскивавшиеся по бесчисленным быстринам, превращаются в песок и ил, выстилающие речное ложе.

Теперь в реке могут пустить корни самые разнообразные цветковые растения. Однако течение еще очень сильно и постоянно грозит вырвать их и унести. Многие из них снижают эту опасность, обзаведясь подводными листьями, похожими на собранную в кисти бахрому; большие же и широкие листья они несут лишь на надводной части стебля, где они не препятствуют течению. Вода тут много теплее, а потому уже не так насыщена кислородом, как в верховьях, где ее температура близка к нулю. Однако такое обеднение в заметной степени компенсируется растениями, чьи подводные листья выделяют крохотные пузырьки кислорода – побочный продукт их жизнедеятельности.

Теплая, достаточно насыщенная кислородом, богатая питательными веществами вода предлагает разнообразнейший корм рыбам: водоросли и подводные листья растений, личинки насекомых, водные черви и мелкие рачки, а для мальков – тучи микроскопических одноклеточных организмов. К тому же рыбы покрупнее могут хватать и рыбную мелочь. Однако сила течения создает свои трудности и для рыб.

Некоторые, например голец, решают проблему без особых затей: они непрерывно плывут против течения с его же быстротой, так что вода обтекает их со скоростью до метра в секунду. Без устали шевеля хвостом, они неподвижно повисают в облюбованной заводи, особенно богатой кормом, а потому сохраняют достаточно сил, чтобы, испугавшись чего-нибудь, стремительно метнуться вверх по течению в другую удобную заводь.

Рыбы вроде бычка-подкаменщика укрываются от течения между камнями на дне. Среди обитателей тропических горных речек два не состоящих ни в каком родстве семейства – сомы и гастромизоны – преобразовали пару брюшных плавников в присоски, с помощью которых надежно прикрепляются к подводным камням. Но один сом в Андах и один гастромизон на Калимантане независимо развили другое приспособление – крупные мясистые губы, которыми они и присасываются. Однако этому методу присущ один решающий недостаток: в отличие от большинства рыб оба этих вида уже не могут забирать в рот насыщенную кислородом воду и пропускать ее сквозь жабры. Оба нашли из затруднения одинаковый выход: жабры их пересекает полоска кожи. Воду они засасывают верхней частью жабр и выпускают через нижнюю.

Рыбы, подобно многим другим группам животных, проблему продолжения рода разрешают двояко. Некоторые никак не заботятся о своей икре, зато выбрасывают ее в таких гомерических количествах, что какая-то частичка обязательно должна пройти весь путь развития до благополучного конца. Например, самка трески откладывает за один нерест около шести с половиной миллионов икринок. А вот другие рыбы обходятся какой-то сотней, но уж зато посвящают много времени и энергии охране и самой икры, и выходящих из нее мальков.

Сильное однонаправленное течение реки вносит свой корректив в относительные преимущества этих двух методов. Пожалуй, может показаться, что первый из них в подобных условиях абсолютно непрактичен. Ведь если речная рыба, подобно треске в море, оставит свою икру на произвол судьбы, беспомощную молодь унесет в низовья или в море, и для возвращения на родное нерестилище подросшим рыбам придется проделать невероятно трудное путешествие вверх по реке. Однако именно так поступают лососи и их близкая родственница, озерная форель. Самки откладывают икру на дне в неглубокие ямки в гальке и присыпают ее песком, чтобы ее не унесло течением. Одна самка откладывает до 14 тысяч икринок, которые остаются под песком всю зиму. Весной мальки две-три недели кормятся на отмелях, но в конце концов уносятся вниз по реке через водопады и быстрины. Добравшись до озера, форель остается в его тихих водах, но молодые лососи скатываются в море. Со временем, став взрослыми, и форель, и лососи косяк за косяком поднимаются вверх по реке, преодолевая все препятствия и практически безошибочно распознавая смесь растворенных минералов и органических веществ, отличающую воду, в которой они появились на свет, и так достигают родного притока. Там они нерестятся. Многие виды после этого гибнут. Другие вновь спускаются вниз по реке, восстанавливают силы в спокойных водах, чтобы на следующий год повторить трудное путешествие.

Однако путешественников вроде лососей среди речных рыб не очень много. Большинство выбрало второй метод и оберегает свою икру и молодь от силы течения. Бычок-подкаменщик откладывает икру в трещины камней, а при случае – и в пустые раковины речных моллюсков. Самец охраняет кладку и храбро бросается на любое живое существо, оказавшееся слишком близко. Другая европейская рыба, горчак обыкновенный, откладывает икру не в пустые раковины, но в еще занятые живым моллюском. Во время нереста самка горчака, длиной всего в шесть-семь сантиметров, выпускает длинный яйцеклад, тоже до шести сантиметров, и осторожно вводит его в сифон, через который моллюск выбрасывает лишнюю воду. Затем она откладывает около сотни икринок в его мантийную полость. Все это время самец висел рядом с ней и теперь выбрасывает молоки, которые моллюск втягивает вместе с водой, и через сифон они попадают на икру. Оплодотворенная икра все время омывается свежей водой, которую моллюск пропускает через себя для собственных нужд. Вышедшие из икры мальки отнюдь не торопятся покинуть свое живое убежище, но зацепляются за мягкое тело моллюска маленькими роговыми выростами и некоторое время кормятся, а затем высвобождаются, и движущаяся через сифон вода выносит их наружу.