Текст книги "До последнего"

Автор книги: Дэвид Балдаччи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 45 страниц)

18

Воздух здесь был несвежий, да и пахло соответственно. Но по крайней мере здесь было тепло. Он получал пищу, которая ему нравилась, и это было здорово. А еще у него были книги, и он мог читать, хотя свет был не такой яркий, как хотелось бы. Правда, за это перед ним извинились. Ему даже принесли альбомы для рисования и угольки, как только он попросил. Все это несколько скрашивало его пребывание здесь. Когда в его жизни все шло наперекосяк, он прибегал к рисованию как к успокаивающему средству. Но несмотря на доброту тех, кто держал его в заключении, всякий раз, когда кто-то входил к нему в комнату, он готовился к смерти, потому что зачем же его сюда привезли, если не для того, чтобы убить?

Кевин Вестбрук оглядел помещение, которое было гораздо больше его собственной комнаты в доме, где он жил. При всем при том ее стены странным образом смыкались вокруг него, и ему казалось, будто он стал больше и выше ростом. Кевин не представлял себе, сколько времени он провел в этой комнате, поскольку, не видя закатов и восходов, установить это было невозможно, а окна здесь не было. О том, чтобы позвать на помощь, он больше и не думал. Один раз он попробовал это сделать, но пришел человек и сказал, чтобы он больше этого не делал. Он не ругался и не грозил, просто мягко попенял ему, как если бы он позволил себе пробежаться по цветочной клумбе. Тем не менее Кевин сразу понял, что, если он крикнет еще хоть раз, этот человек его убьет. Уж очень тихий и мягкий у него был голос. Кевин считал, что такие люди представляют наибольшую опасность.

Рядом слышался шум воды, временами что-то шипело, звенело и клацало. Эти звуки были не слишком громкими, но раздражали, действовали ему на нервы и мешали спать. Впрочем, за неудобства такого рода ему тоже были принесены извинения. Вообще, люди, которые держали его в заточении, казались ему куда более вежливыми, чем, по его мнению, должны быть похитители.

Конечно, ему очень хотелось убежать, но в комнату вела только одна дверь, которая постоянно была заперта. Так что ему ничего не оставалось, как есть, пить, читать книги и рисовать. При этом он не мог избавиться от мысли, что его в любой момент могут убить.

В то время, когда он рисовал нечто такое, что мог понять и почувствовать только он один, послышался звук шагов. В замке повернулся ключ, и он подумал, что пришел его последний час.

В комнату вошел человек, который запретил ему кричать и звать на помощь. Его имени Кевин не знал.

Мужчина поинтересовался, как он себя чувствует, и спросил, не требуется ли ему что-нибудь такое, что могло бы сделать его существование более комфортным.

– Нет. Вы обращаетесь со мной хорошо. Но моя бабушка наверняка уже обо мне беспокоится. Быть может, вы все-таки отпустите меня домой?

– Не сейчас, – сказал ему на это мужчина. Присев на край большого круглого стола, занимавшего середину комнаты, он окинул взглядом стоявшую в углу узкую кровать Кевина. – Спишь-то хорошо?

– Более-менее.

Потом этот человек еще раз расспросил Кевина о том, что произошло между ним и мужчиной, который вытащил его из простреливаемого двора и, вручив ему записку, отослал с ней в конец аллеи.

– Я ничего ему не говорил, потому что мне нечего было сказать. – Голос Кевина звучал чуть более раздраженно, чем ему хотелось, но этот человек уже не раз задавал подобные вопросы, и ему надоело на них отвечать.

– Подумай как следует, – спокойно сказал похититель. – Дело в том, что этот человек – опытный следователь; он вполне способен сделать важные выводы из любого брошенного тобой неосторожного слова. Ты, похоже, умный парень и, конечно же, можешь вспомнить все подробности вашего разговора.

Кевин с такой силой сжал в руках палочку угля для рисования, что она хрустнула.

– Я прошел по аллее и сделал то, что вы мне сказали. Но вы сказали, что он будет лежать без движения. Но все вышло по-другому. Он зашевелился и ужасно меня напугал. Так что тут у вас вышла промашка.

Мужчина протянул руку, и Кевин от страха заморгал, но его похититель просто погладил его по плечу.

– Мы не велели тебе подходить ко двору, верно? Тебе было сказано сидеть у стены и ждать, когда за тобой придут. У нас, видишь ли, все было распланировано по минутам. – Мужчина рассмеялся. – А ты, сынок, заставил-таки нас понервничать.

Мужчина с силой сдавил плечо Кевина, и мальчик подумал, что хоть этот человек и улыбается, на самом деле он им недоволен, и решил сменить тему.

– А зачем вам понадобился второй мальчик?

– Нам хотелось, чтобы он тоже немного заработал – как ты. Ты ведь получил от нас неплохие деньги, не так ли? Но, честно говоря, ты не должен был его видеть. Из-за твоей самодеятельности нам в последнюю минуту пришлось все переиграть.

– Но вы его уже отпустили?

– Ты, Кевин, давай рассказывай дальше. Этот мальчик не имеет к тебе никакого отношения, так что забудь о нем. Скажи мне лучше, почему ты сделал то, о чем тебя не просили?

Признаться, Кевину было непросто все это объяснить. Он не имел ни малейшего представления, что произойдет после того, как он выполнит данное ему поручение. Между тем сразу же после этого застрочили пулеметы и он страшно испугался. Но одновременно им овладело сильнейшее любопытство; ему захотелось взглянуть на то, что он сотворил. Ведь ничего подобного он не ожидал. Вроде того как бросал с моста камни в проезжающие внизу автомобили: хочешь только попугать водителей, а потом, к своему удивлению и ужасу, обнаруживаешь пятьдесят исковерканных машин и кучу мертвецов. Короче говоря, вместо того чтобы поскорее сматываться с этого места, Кевин решил заглянуть во двор. Непрерывно грохотавшие пулеметы напугали его не так сильно, как он ожидал. Они, как и лежавшие во дворе окровавленные трупы, странным образом притягивали его к себе, заманивали в глубь двора.

– А потом этот человек на меня наорал, – сказал Кевин. Господи, как же он испугался, когда один из мертвецов поднял голову и крикнул ему, чтобы он не входил во двор и оставался в аллее!

Сообщив это, Кевин посмотрел на мужчину, который задавал ему вопросы. Он сделал то, что велел ему этот человек, по древнейшей в мире причине – из-за денег. Чтобы помочь бабушке и Джерому переехать в квартиру получше. Кевину, кроме того, было важно получить эти деньги, чтобы почувствовать себя человеком, который не сидит на шее у своих родственников, а, напротив, сам о них заботится. Надо сказать, бабушка и Джером говорили ему, чтобы он не соблазнялся легкими деньгами и не поддавался на уговоры подозрительных типов, потому что это могло привести к беде. Многие приятели Кевина, клюнувшие на подобную приманку, умерли, остались на всю жизнь калеками или попали в тюрьму для несовершеннолетних. Теперь жертвой так называемых легких денег стал он, Кевин, хотя ему исполнилось всего десять лет.

– А потом ты услышал, что по аллее в сторону двора идут люди, – сказал похититель, как бы продолжая развивать мысль Кевина.

Кевин, вспомнив, как обстояло дело, согласно кивнул. Положение у него тогда было почти безнадежное. Впереди били пулеметы, а сзади по аллее шли вооруженные люди, отрезая ему пути отхода. Чтобы скрыться, ему оставалось одно: пересечь простреливаемый насквозь двор. Но лежавший во дворе человек остановил его и тем самым спас ему жизнь. Этот парень помог ему, хотя видел его впервые в жизни. Такого с Кевином еще никогда не случалось.

– Как звали того человека? – спросил он.

– Веб Лондон, – ответил похититель Кевина. – Должен тебе признаться, что этот человек меня очень интересует.

– Я сразу сказал ему, что не сделал ничего плохого, – повторил Кевин в надежде, что, если будет твердить одно и то же, этот человек потеряет к нему интерес и уйдет и он снова сможет заняться рисованием. – А он ответил, что если я попытаюсь пересечь двор, то меня убьют. Потом он показал мне свою окровавленную руку, которую задело пулей. Я хотел убежать от него по аллее, но он крикнул, что находящиеся там люди сразу же меня пристрелят. Вот тогда-то он и дал мне свою бейсболку и записку. Потом выстрелил из ракетницы и велел мне идти, но ни в коем случае не бежать. Ну я и пошел.

– Хорошо, что у нас был другой парень, который тебя сменил. Ты слишком многое пережил и был на пределе.

Кевин почему-то подумал, что эта подмена ничего хорошего второму мальчику не сулила.

– А куда пошел этот Лондон? Вернулся во двор?

Кевин кивнул.

– Я еще раз оглянулся на него. Он шел туда и тащил свою здоровенную винтовку. А потом послышались выстрелы. Больше я не оглядывался, потому что шел очень быстро. – Он действительно шел очень быстро, но потом из подъезда вышли какие-то люди и схватили его. Тогда Кевин увидел незнакомого мальчика примерно одного с ним возраста и роста. Вид у него был такой же испуганный, как у Кевина. Один из мужчин быстро прочитал записку, спросил у Кевина, что случилось, после чего отдал бейсболку и записку незнакомому мальчику и велел ему доставить послание по назначению.

– Зачем вам все-таки понадобился второй мальчик? – еще раз спросил Кевин. – Почему вы послали с запиской его, а не меня?

Мужчина словно бы не слышал этого вопроса.

– Как тебе показался этот Лондон? Было похоже, что он не в себе, что мысли у него путаются?

– Он приказал мне, что делать, и соображал при этом вполне нормально.

Мужчина глубоко вздохнул, покачал головой и с минуту обдумывал слова Кевина. Потом посмотрел на него и улыбнулся. – Тебе, малыш, не понять, до какой степени все это невероятно. Чтобы сделать то, что сделал Веб Лондон, недостаточно быть обычным человеком.

– Вы еще не говорили, что все так обернется.

Мужчина продолжал растягивать губы в улыбке.

– Потому и не говорили, что тебе, Кевин, этого знать было не нужно.

– А где тот другой мальчик? Как он оказался с вашими людьми? – снова спросил он.

– Осуществить задуманное можно только в том случае, если предусмотреть любую возможность.

– Скажите, тот мальчик умер?

Мужчина поднялся на ноги.

– Если тебе что-нибудь понадобится, скажи. Ты получишь все, что нужно.

Кевин решил попробовать напугать своего тюремщика.

– Мой старший брат, должно быть, повсюду меня ищет. – Прежде он никогда не говорил о брате, хотя постоянно о нем думал. Все знали Фрэнсиса и очень его боялись. Вполне возможно, что этот человек тоже его опасается. В следующую секунду сердце у него упало: по лицу своего похитителя он понял, что страха перед Фрэнсисом Вестбруком он не испытывает. Похоже, этот человек не боялся никого и ничего.

– Думаю, тебе пора отдохнуть, Кевин. – Он посмотрел несколько его рисунков. – У тебя, знаешь ли, большой талант! Как знать? Если бы судьба тебе улыбнулась, твоя жизнь могла бы сложиться по-другому. Не так, как у твоего брата. – С этими словами он вышел из комнаты и запер за собой дверь.

Кевин пытался сдержать слезы, но не смог – они хлынули ручьем и стали капать на одеяло. Он попытался вытереть глаза кулаком, но слезы полились еще сильнее. Тогда Кевин забился в угол и зарыдал так, что у него то и дело перехватывало дыхание. Выплакавшись, он натянул на голову одеяло и долго лежал в абсолютной темноте.

17

Веб вел свой «краун-вик» по улице, на которой еще совсем недавно жила его мать. Когда-то это был отдаленный район, еще тридцать лет назад он относился к сельской местности. Сегодня же в результате бесконечного разрастания мегаполиса он превратился в центр одного из крупнейших столичных пригородов, где пробки на дорогах были такими, что местным жителям, работавшим в центре города, приходилось вставать в четыре часа утра, чтобы успеть в свои офисы к восьми. Можно было не сомневаться, что лет через пять застройщики скупят оставшиеся здесь старые домики, сровняют их бульдозерами с землей и возведут на их месте другие – более красивые и комфортабельные, но гораздо более дорогие.

Веб вылез из «краун-вика» и огляделся. Шарлотта Лондон была одной из старейших жительниц этого района, и ее дом, несмотря на все старания Веба, казался таким же запущенным, как и прочие. Окружавший дом металлический забор проржавел насквозь и, казалось, вот-вот завалится. Застарелую грязь и ржавые потеки на крыше и навесе над гаражом нельзя было вывести никакими средствами. Одинокий засохший клен перед домом шуршал на ветру мертвыми, коричневыми листьями. Пыльная трава на лужайке перед домом не была подстрижена, поскольку Веб довольно долго не объявлялся в этих краях. В свое время он старался поддерживать дом в приличном состоянии, но потом махнул на это рукой, тем более что мать вид собственного жилища нисколько не волновал. Теперь, когда мать умерла, Веб думал, что дом лучше всего продать. Другое дело, что ему нисколько не хотелось этим заниматься. Ни сейчас, ни в будущем.

Веб вошел в дом и окинул взглядом прихожую и гостиную. Он приезжал сюда сразу же после смерти матери. Тогда здесь был чудовищный беспорядок – точно такой же, как при ее жизни. Он потратил на уборку весь день и к вечеру вынес на помойку десять огромных мешков с мусором. Правда, отключать электричество, воду и отопление он не стал. Не то чтобы он собирался когда-нибудь здесь жить, просто что-то помешало ему это сделать. Теперь он обошел комнаты, которые, если не считать висевшей по углам паутины да покрывавшей мебель пыли, можно было назвать чистыми, потом посмотрел на часы, плюхнулся на диван и включил телевизор – как раз в тот момент, когда очередной сериал был прерван из-за специального выпуска новостей. Это была та самая пресс-конференция ФБР, о которой упоминал Бейтс. Веб наклонился вперед, подрегулировал изображение и увеличил звук.

Показывали Перси Бейтса. «А куда, к чертям, подевался Бак Уинтерс?» – подумал Веб. Он послушал рассказ Бейтса о его, Веба Лондона, выдающейся карьере в ФБР и посмотрел видеофильм, показывавший, как руководство Бюро и лично президент вручали ему государственные награды. Потом Бейтс рассказал о творившемся во дворе кошмаре и о том, как храбро вел себя Веб, в одиночку уничтоживший восемь пулеметов-роботов.

После этого показали фотографию Веба, сделанную в госпитале, – ту, где у него было наполовину забинтовано лицо. Веб машинально коснулся своих старых ран. В этот момент он почувствовал гордость и одновременно унижение. Ему вдруг захотелось, чтобы Бейтс не говорил об этом его ранении и не показывал эту фотографию. По мнению Веба, этот пиаровский ход вряд ли мог изменить мнение о нем широкой публики. Как ни крути, это была самая настоящая оборонительная мера. Журналисты все равно не перестанут на него нападать; кроме того, у них появится шанс обвинить Бюро в том, что, покрывая его, оно пытается спасти свой собственный имидж. В определенном смысле это соответствовало действительности. Веб скрипнул зубами. Он знал, что все будет плохо, но не подозревал насколько. Выключив телевизор, он некоторое время сидел с закрытыми глазами. Потом ему показалось, что кто-то положил руку ему на плечо, хотя в доме никого не было. Это происходило с ним всякий раз, когда он сюда приезжал: здесь до сих пор незримо присутствовала его мать.

Шарлотта Лондон до самого последнего дня носила волосы до плеч, которые в молодости были золотистыми и выглядели очень сексуально, а с годами приобрели элегантный серебристый оттенок. На ее белой коже почти не было морщин, так как у нее была аллергия на солнечный свет и она всю жизнь носила шляпы с широкими полями и длинные платья, закрывавшие ее от солнца. Шея у нее была длинная и гладкая, с сильными мышцами. Время от времени Веб задавался вопросом, скольких мужчин соблазнила эта ее нежная, но сильная шея. Когда Веб был подростком, молодая красивая мать являлась ему в эротических снах, и он до сих пор этого стыдился.

Несмотря на любовь к алкоголю и нездоровой пище, его мать за сорок лет не набрала ни одной лишней унции и в преклонном возрасте имела примерно те же очертания фигуры, что и в молодости. Когда Шарлотта подкрашивалась и надевала красивое платье, она и в пятьдесят девять была еще очень даже ничего. Ее подвела печень. Все остальные ее органы могли функционировать еще очень долго.

Хотя она была хороша собой, людей больше привлекал ее ум. Тем не менее общения у матери с сыном не получалось. Мать не любила смотреть телевизор. «Недаром эту штуку называют ящиком для идиотов, – часто говорила она. – Уж лучше я почитаю Камю. Или Гете. Или Жана Жене. Когда я читаю Жана Жене, мне хочется плакать и смеяться, хотя последнее кажется странным, ведь Жан Жене совсем не смешной писатель. Да и пишет все больше о своей загубленной жизни, о пороках и душевных муках».

«Конечно, Жене или, к примеру, Гете отнюдь не были весельчаками, – говорил ей по этому поводу сын. – Жене был вором, а Гете – государственным чиновником, но они оба были не дураки подраться. В этом мы с ними похожи». Таких шуток его мать никогда не понимала.

– Но как писатели они удивительные – глубокие, даже эротичные, – говорила она.

– Какие-какие? – переспрашивал сын.

– Пусть иногда подлые и порочные – но все равно прекрасные.

Веб вздыхал. Ему хотелось сказать ей, что он видел подлых и порочных людей – причем таких, что старину Жана Жене, узнай он об их проделках, наверняка бы стошнило. А еще он хотел ей сказать, что подобные человеческие качества отнюдь не повод для шуток; тем более не стоит ими восхищаться, поскольку человеку, обладающему ими в полной мере, не составит труда войти в ее дом с заднего двора и хладнокровно ее прирезать. Но он молчал. Присутствие матери часто оказывало на него подобное воздействие.

Шарлотта Лондон была вундеркиндом и с детства поражала людей широтой своих познаний. Она поступила в колледж в возрасте 14 лет и изучала американскую литературу, получила степень в Амхерсте, где была одной из лучших студенток. Она свободно говорила на четырех иностранных языках. После колледжа Шарлотта не меньше года путешествовала по миру в полном одиночестве. Веб знал об этом, потому что видел сделанные ею фотографии и читал ее дневники. В те годы молодые женщины редко отваживались на подобные подвиги. Она даже написала книгу о своих приключениях, которая продавалась и по сей день. Книга называлась «Лондон таймс». Лондон была ее девичья фамилия, которую она вернула себе после того, как умер ее второй муж. После развода со своим первым мужем она официально изменила фамилию сына с Салливан на Лондон. Фамилию же своего отчима Веб никогда не носил. Мать этого не хотела, а она все делала так, как ей хотелось. Он до сих пор не знал, почему ему дали такое странное имя – Веб с одним «бэ» на конце. Он изучал фамильное древо своей матери, но ответа на этот вопрос не нашел. Мать даже отказывалась сказать ему, кто его так назвал.

Когда Веб был маленьким, мать частенько рассказывала ему о своих странствиях; с тех пор никто ему таких чудесных историй не рассказывал. В детстве у него была мечта отправиться с ней путешествовать, вести, как она, дневник и без конца ее фотографировать. Ему хотелось запечатлеть ее у водопада в Италии, на вершине покрытой снегом горы в Швейцарии и в открытом парижском кафе, где столики стоят на улице. Красивая мать и ее отважный сын, покоряющие мир, – эта мечта завладела его мальчишеским воображением. Но потом Шарлотта вышла замуж за отчима Веба, и все его мечты рухнули.

Веб открыл глаза и поднялся с места. Первым делом он спустился в подвал. Там все было покрыто толстым слоем пыли; Веб не обнаружил в подвале ничего даже отдаленно похожего на то, что он искал. Тогда он вернулся наверх и зашел на кухню. Открыв заднюю дверь, он прошел в небольшой гараж, примыкавший к дому. В гараже было полно всякой рухляди, среди которой стоял старый автомобиль матери – «плимут-дастер». Сквозь тонкую стенку Веб слышал крики игравших на улице ребятишек. Он закрыл глаза и представил себе летящий в воздухе мяч и худые, жеребячьи ноги пинавших его игроков. Припомнил и свои детские мысли. Тогда он думал, что если не поймает мяч, его жизнь кончится. Он понюхал воздух. В гараж проникал легкий запах дыма, смешанный с ароматом свежескошенной травы. Ничего лучше и представить себе нельзя. Но это только запах, который быстро улетучивается. А вот окружающее тебя в жизни дерьмо никуда не исчезает – сколько его ни разгребай. Оно вечно.

Ему представилось, что он бежит к дому. Темнело, и он знал, что мать скоро позовет его домой. Но не для того, чтобы накормить ужином, а чтобы дать ему поручение. Например, отправить к соседям за сигаретами для отчима. Кроме того, она могла послать его в продовольственный магазин «Фудуэй», принадлежавший старику Штейну, который славился своей щедростью. Юный Веб бегал в магазин «Фудуэй» чуть ли не каждый вечер. При этом он обыкновенно напевал печальную ирландскую песенку, которой научила его мать. Из какой страны она ее привезла, Веб не знал. Он спрашивал ее об этом, но она, как и в случае с его именем, ничего ему не отвечала.

Веб хорошо помнил старого мистера Штейна, в больших очках, шерстяном свитере и белоснежном фартуке принимавшего у прилавка скомканные долларовые бумажки от Вебби Лондона, как он всегда называл Веба. Получив деньги, он помогал Вебу выбрать продукты для обеда, а иногда и для завтрака. Эти продукты, конечно, стоили куда больше двух долларов, которые давала Вебу мать, но старик Штейн никогда об этом не заикался. Однако когда дело касалось других вещей, он подобной сдержанности не проявлял.

– Скажи своей матушке, чтобы поменьше пила, – всякий раз восклицал Штейн, когда Веб, нагруженный пакетами со снедью, рысью устремлялся к своему дому. – И не забудь сказать ее чертову муженьку, что Господь обязательно покарает его за то, что он творит, если его прежде не поразит рука какого-нибудь мужчины. Я бы и сам его поразил, если бы Господь сподобил. И каждый вечер молюсь, чтобы Он наделил меня для этого силой. Так что скажи ей об этом, Вебби, – ну и ему, конечно, тоже! – Старик Штейн был влюблен в мать Веба – как и все другие мужчины, жившие по соседству, вне зависимости от того, были они женаты или нет. Если разобраться, единственным мужчиной, который не был в нее влюблен, был человек, за которого она вышла замуж.

Веб вернулся в холл и некоторое время обозревал лестницу, ведущую на чердак. Вот откуда он должен был начать свои поиски, но подниматься наверх ему почему-то не хотелось. Однако он пересилил себя и на чердак все-таки поднялся. Включив свет, Веб осмотрел здесь каждый уголок. Только трусы, сказал он себе, не доводят дело до конца. Он же никакой не трус, а, напротив, бравый штурмовик, у которого к тому же за поясом имеется заряженный девятимиллиметровый пистолет. Сделав над собой усилие, в течение следующего часа он перебирал разные старые вещи, все больше погружаясь в свое прошлое.

Он нашел старый фотоальбом, который получил в день окончания школы. На фотографиях были запечатлены мальчики и девочки, изо всех сил старавшиеся выглядеть старше своих лет. Пройдет лет десять, и они будут прилагать такие же усилия, чтобы выглядеть на снимках как можно моложе. Потом он посвятил некоторое время расшифровке всевозможных записей, оставленных на страницах альбома его школьными товарищами. По преимуществу они писали о своих жизненных планах, которые, насколько он знал, почти ни у кого из них не осуществились. Это относилось и к нему, Вебу. На чердаке же в коробке хранились его старая футбольная форма и шлем. Было время, когда он мог рассказать о каждой царапине на этом шлеме целую историю. Теперь же он не помнил даже, какой номер был у него на футболке. Он нашел также целую кучу своих старых школьных учебников и тетрадей, с глупыми рисунками на полях, сделанными от нечего делать.

В углу на вешалках висела старая, побитая молью одежда, за последние сорок лет превратившаяся в скопление грязи и пыли. Здесь же в коробках лежали старинные пластинки из черной пластмассы, упакованные в бумажные и картонные конверты, а также пачки карточек с изображением прославленных игроков в футбол и бейсбол. Сейчас эти карточки можно было бы продать за неплохие деньги, если бы Веб в свое время не использовал их в качестве мишеней для метания стрел «дартс» и стрельбы из духового ружья. Кроме того, Веб обнаружил на чердаке части старого велосипеда, о котором напрочь забыл, и с полдюжины электрических фонариков с перегоревшими лампочками. Веб также нашел здесь глиняную скульптуру, выполненную – и очень неплохо – его матерью. Впрочем, отчим так часто ее пинал, что она лишилась всех выступающих частей, в том числе ушей и носа.

Все эти старые, никому не нужные вещи представляли собой своеобразный мемориал средней американской семьи, которая во многих отношениях и была самой что ни на есть типичной и обыкновенной.

Веб уже было собрался покинуть чердак, как совершенно неожиданно увидел то, что искал.

Коробка лежала под стопкой принадлежавших его матери книг, представлявших собой собрание трудов давно умерших философов, писателей и мыслителей. Книги были куплены, когда Шарлотта еще была студенткой колледжа. Достав коробку, Веб быстро просмотрел ее содержимое. Плохой был бы он следователь, если бы с самого начала не выяснил, требуется ли ему то, что в ней хранится. Его удивило, что он никогда ее прежде не замечал, хотя провел в этом доме почти всю свою жизнь. Впрочем, в те годы ему бы и в голову не пришло искать что-либо подобное.

Тут он вздрогнул и посмотрел в дальний угол помещения. Он почти готов был поклясться, что в этом темном, скрытом тенью углу что-то шевельнулось. Его рука потянулась к заткнутому за пояс пистолету. Проклятый чердак! Он его ненавидел, хотя и не знал почему. Если разобраться, это был самый обыкновенный чердак и ничего больше.

Забрав коробку с собой, он сел в машину и покатил в мотель. По пути он с мобильного позвонил Перси Бейтсу.

– Отличная работа, Перси, – сказал он. – Не пойму только, куда подевался Бак Уинтерс.

– В последнюю минуту Уинтерс отказался от выступления.

– Понятно. Подстраховался на случай моего прокола в будущем. И заставил отдуваться тебя.

– Я сам вызвался его заменить, когда он отстранился.

– Ты хороший парень, Перси, но никогда не займешь высокого поста в Бюро, если будешь поступать не как нужно, а как должно.

– Ну и наплевать.

– Какие-нибудь прорывы в расследовании есть?

– Мы проследили пулеметы. Украдены с военных складов в Виргинии два года назад. Не скажу, чтобы это нам сильно помогло. Но теперь можно попытаться узнать, какой путь они проделали, пока не оказались в том дворе.

– Есть какие-нибудь новости о Кевине Вестбруке?

– Нет. И никаких новых свидетелей. Такое впечатление, что в том квартале все слепые и глухие.

– Как я понимаю, ты уже побеседовал с людьми, с которыми жил Кевин. Удалось у них что-нибудь узнать?

– Немного. Они его не видели. Как я тебе уже говорил, он там постоянно не жил.

Задавая следующий вопрос, Веб тщательно подбирал слова.

– Выходит, его никто не любил? У него нет ни матери, ни доброй старой бабушки, так?

– Есть там одна старуха. Мы думаем, что она мачеха матери Кевина или что-то в этом роде. Похоже, она сама точно не знает, кем приходится мальчику. Казалось бы, простейший вопрос, а поди ответь на него, когда имеешь дело не с нормальной семьей, а с целой родовой общиной, где отцы сидят в тюрьме, матери числятся пропавшими без вести, братьев поубивали, сестры стали проститутками, а детей подкидывают кому ни попадя. Бабка, похоже, искренне обеспокоена судьбой мальчика, но всего боится и держит рот на замке. Да в том районе все напуганы и отмалчиваются.

– Скажи, Пирс, ты лично видел Кевина до того, как он пропал?

– А что?

– Я пытаюсь восстановить временную цепочку между тем моментом, когда видел его в последний раз, и моментом его исчезновения.

– Восстановить временную цепочку? Мне бы твои заботы, – не без сарказма в голосе произнес Бейтс.

– Да ладно тебе, Пирс... Я не пытаюсь наступать кому-то на мозоль, просто я спас этого парня, и мне бы хотелось, чтобы он выбрался из этой переделки живым.

– Вероятность того, что ребенок остался в живых, очень мала, Веб. Тот, кто его похитил, вряд ли повез его после этого на детский утренник. Мы искали, где только можно. Передали его описание полиции других штатов – даже на канадскую и мексиканскую границу отослали факсы. Непохоже, чтобы похитители остались с ребенком в городе.

– Но если Кевин работал на своего брата, тогда, возможно, он в безопасности. Я хочу сказать, что даже такой негодяй, как Большой Тэ, вряд ли способен пристрелить своего младшего брата.

– Мне известны случаи и почище – да и тебе, Веб, тоже.

– Скажи, ты видел Кевина?

– Нет, сам я Кевина не видел. Он исчез до того, как я прибыл на место. Доволен?

– Я разговаривал с парнями из ПОЗ, которые беседовали с мальчишкой в аллее. Они сказали, что сдали его паре «пиджаков» из отдела расследований ФБР. – Веб решил не передавать Бейтсу слова Романо о том, что фактически «пиджак» там был только один. Хотел узнать, как тот отреагирует.

– Ты наверняка удивишься, если я скажу тебе, что тоже разговаривал с позовцами и узнал от них примерно то же самое.

– Они не смогли назвать мне имена агентов. Надеюсь, тебе с этим больше повезло?

– Рано еще об этом говорить, Веб.

Вебу надоело разыгрывать роль задушевного приятеля Бейтса.

– Нет, не рано, Пирс. Я занимался расследованиями не меньше твоего и знаю, как ведутся такие дела. Если ты не можешь мне назвать имена агентов, стало быть, эти парни были не из ФБР. А это значит, что на месте преступления оказались два самозванца, которые умыкнули у тебя из-под носа главного свидетеля. Между прочим, я мог бы помочь тебе с расследованием.

– Это все твои теории. Это во-первых. А во-вторых, мне твоя помощь не нужна.

– Ты, значит, хочешь мне сказать, что я не прав?

– Единственное, что я хочу тебе сказать, так это то, чтобы ты не вмешивался в расследование.

– Но ведь погибла моя команда!

– Понимаю. Но тем не менее предупреждаю, что, если ты начнешь совать свой нос куда не надо, задавать вопросы и заниматься этим делом на свой страх и риск, я поджарю твою задницу. Надеюсь, я ясно выразил свою мысль?

– Я позвоню тебе, когда раскручу это дело.

Веб отключил мобильник и выругал себя за то, что поссорился со своим единственным союзником в Бюро. Все-таки в общении с начальством ему не хватало деликатности. С другой стороны, нечего было Бейтсу спускать на него собак. А как все хорошо начиналось. Ведь он позвонил Перси только для того, чтобы поблагодарить за выступление на пресс-конференции!