Текст книги "Чья-то сестра"
Автор книги: Дерек Марлоу
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Десятая
Подушки. Большой зал клуба был завален подушками. Они наползали друг на друга, отвоевывая пространство, точно листья водяных лилий в декоративном пруду. Подушки и тела. Мужчины и женщины. Кто-то спал, кто-то обнимался, а иные просто подремывали. Подушки, тела и шум. Грохот музыки, взрывающий темноту, возбуждающий всех и вся. Свет явно не предназначался для чтения или писания писем матери, так, сумеречные подсветы, чтобы официантки (калифорнийские блондинки в маечках и джинсах – наряд Мэри Малевски) не наступили ненароком на чье-нибудь бедро или волосы. Никакого стриптиза, никаких «зайчиков», никаких танцовщиц, вихляющихся в бешеном ритме. Просто большая мансарда для неспешных бесед и наркоманов – у каждого своя кадильница, своя отрава.
Зал «Джими» не шел в сравнение ни с Сикстинской капеллой, ни с Версалем. Да здесь такое и не требовалось. Клуб служил определенным целям, возможно, противозаконным, и служил успешно. Брэкетт остановился в дверях, пока глаза привыкали к полумраку. Он поежился, чувствуя себя явно нежелательным гостем.
– Ну-ка. Чарли, стоп. Вход только для членов клуба.
Брэкетт оглянулся – существо, вид которого говорил, что в процессе рождения его малость помяли.
– Я ищу одного человека, – объяснил Брэкетт.
– А мы все люди, скажешь, нет? Выход – вот он.
Брэкетт удостоил существо взглядом и небрежно произнес:
– Я – друг Хэла Иордана.
Слова подействовали мгновенно Кем бы ни был Иордан, на побегушках он тут наверняка ни у кого не бегает.
– Как тебя зовут?
– Брэкетт.
– Не слыхал.
– Зато Иордан о тебе услышит, – посулил Брэкетт, делая вид, что уходит.
– Да ладно тебе, постой… – Брэкетта удержали за руку. – Погоди минутку. – Быстро оглядев полумрак, существо тихонько спросило: – Взамен Лумиса, что ли, будешь?
– Уже прослышал про него?
– Кто ж не слышал?
– Видел его вчера?
– Да. – Больше существо ничего не прибавило. Бормотнув, что нужен в баре, человечек торопливо вышел, бросив Брэкетта среди хаоса. Брэкетт наблюдал, как он перебросился парой слов с девушкой, потом с парнем, похожим на кубинца, тот оглянулся, и все трое затерялись в толпе. Зеленые подсветы сменились красными, пурпурными; рыжеволосая девушка с блестками на щеках предложила Брэкетту выпить, кто-то затянул песню, и тут Брэкетт увидел ямайца. Черный и толстый, одет неряшливо, как пианист из бара низшего разряда. Шагая через ноги и подушки, он направлялся к двери.
– Вроде Муррей? – спросил Брэкетт, рыжеволосая кивнула.
Угловая дверь открылась, и Брэкетт разглядел, что там туалет.
Переждав минутку, он двинулся следом. Никто его не остановил, ни о чем его не спрашивали. Он открыл дверь и, войдя в туалет, запер ее за собой.
Маленькая умывальня, загаженная, грязная; разбитый кафель, надписи карандашом, обрывки оберточной бумаги, баллончики аэрозоля, замызганная серая раковина, автомат с противовенерологическими таблетками («купи меня и спасешься») и единственная кабинка, которая была занята. Брэкетт двинул плечом, послышался треск, испуганное «ой!». Ямаец попытался подняться, но рука Брэкетта опустилась ему на голову, а нога тяжело наступила на край брюк. Ямаец принялся отбиваться, выкрикивая, что он не виноват. Брэкетт объяснил, что он не коп, и толкнул ямайца обратно.
– Так кто ж ты? – завизжал ямаец. – «Гомик» какой-нибудь?
– Нет, Муррей. Я ее друг.
Брэкетт сунул снимок в лицо ямайцу. Взглянув на фотографию, тот перевел глаза на Брэкетта и больше не сопротивлялся.
– Знал ее? – спросил Брэкетт.
До ямайца вдруг дошла неблаговидность его позы, и он нервно скрестил руки на животе.
– Не упрямься, Муррей, и я тебя скоро отпущу.
Муррей плотно сжал губы, Брэкетт убрал фотографию и аккуратно засунул двадцатидолларовую бумажку в карманчик рубашки ямайца.
– Ну, Муррей, выкладывай!
Ямаец покосился на деньги, на Брэкетта и покачал головой.
– За двадцать долларов ничего не знаю. Даже сколько сейчас времени, не знаю.
– Послушай, дверь заперта. Здесь только ты и я. И больше никого. Поразмысли.
Размышлял Муррей полминуты. Может, гадал, есть ли у Брэкетта пистолет. Он понимал, что продавать ему особо нечего: секретов ему не доверяли даже мелкие сошки. В лучшем случае он любитель-толкач, продающий пакетики коки мальчишкам из коттеджей и обществам детских садов, которые с таким же успехом могли покупать тальк. Не в таком он положении, чтобы торговаться с кем-то, даже с домашним торговцем овощами. А уж тем более с Брэкеттом, который, похоже, ни во что не ставит его жизнь, как сам он ни во что не ставит жизнь других. Отдав дань гордости, Муррей покорно поплелся за здравым смыслом.
– А ты точно не наркоман?
– Если тебе от этого легче, считай, что наркоман.
– Да нет, – Муррей вгляделся в Брэкетта. – Те не дают, а берут.
– Имеешь в виду кого-то определенного?
– Из тех, кто берет? Разыгрываешь? – Ямаец расхохотался.
– Иордан? – поинтересовался Брэкетт.
– Река в Библии, – без задержки выдал Муррей. – Отгадывать, пока не набавишь до сорока?
Брэкетт улыбнулся. Ему понравилась выбранная тактика.
– Послушай, дай хоть брюки натянуть, – попросил Муррей.
– И так хорош. Расскажи про девушку.
– Парень, да не могу же я так!
– Рассказывай, Муррей!
– Я ничего не знаю, – вздохнул Муррей. – Тут таких девчонок полно.
– Вчера она заходила?
– Когда?
– Часов около четырех утра?
– Ах да! Забегала, верно. Но всего минут на десять.
– Видел, как она уходила?
– Да. Я на улице стоял. Двадцать монет за это?
– В общем, да.
– А я думал… – Муррей удивленно посмотрел на Брэкетта и пожал плечами. – Черт, дай же, наконец, штаны напялить.
– Муррей, все в зале видели, что мы тут. Примутся на сотни ладов толковать, почему заперта дверь, и очень скоро попытаются войти. Так что давай, не тяни, выкладывай.
– Ты англичанин? Был когда в Кингстоне?
Вздохнув, Брэкетт потянулся за банкнотой.
– Ладно, ладно, – быстро остановил его руку Муррей. – Что узнать-то хочешь? Господи, ну и вонища тут!
– Она ушла не одна, верно?
– Цыпочка? Нет. С Лумисом. Послушай, а с ним что? Не знаешь?
– Сделай зарубку на память, спросишь позже. Как они ушли?
– Ну как… Ушли и ушли. Обыкновенно.
– Но как? Пешком? На машине?
– На машине.
– Желтая такая? Японская?
– Кто ж ее знает! Может, и японская. Огромный такой драндулет.
– И Лумис сел в машину?
– А как же? Сел. Я сам видел. Сзади сел.
– А девушка? Она была за рулем?
– Ага.
– Лумис, значит, сзади. Странно. Как по-твоему?
– Нет. – Ямаец сосредоточенно поджал губы. – Может, ему поговорить требовалось. С тем, другим.
– С каким другим? – насторожился Брэкетт.
– Сзади еще один сидел.
– Знаешь его?
– Нет. Не разглядел. Темно было.
– Но кто-то сидел. Еще один.
– Я и говорю. Сидел. Когда девчонка открыла дверцу, зажегся свет. Тот его поскорее выключил, но я его засек.
– И какой он из себя?
– Не видел. Свет погас. Белый…
Брэкетт пытливо посмотрел на ямайца.
– И где он сидел?
– Сзади! Я же сказал.
– Но где? Позади девушки или…
– Да, позади нее. Помню, Лумису еще пришлось обойти машину.
– И они уехали…
– Да.
– Спасибо, – Брэкетт направился к двери.
– Все, что ли? – окликнул Муррей, стоя посреди кабинки.
– Все.
– Чтоб тебя, парень! Когда следующий раз что понадобится, не набрасывайся так!
Брэкетт попробовал улыбнуться, но улыбки не получилось. Открыв дверь, он вернулся в преисподнюю. Спрашивать больше нечего. Ничто уже не могло удивить его. И все-таки он удивился, поняв, что все события, начиная с его визита в морг, заняли всего-навсего тринадцать часов.
Паренек переждал в тени вестибюля, пока не затих шум машины, осторожно приоткрыл дверь и высунулся на улицу. Глянул в одну сторону, в другую – никого. Медленно сосчитал до двадцати, поглубже вздохнул, затолкал под куртку парусиновую сумку и рванулся, припустив во всю прыть, сторонясь света фонарей…
Брэкетт вспомнил о Горовитце. Войдя в главный зал «Джими», увязая в тягучей атмосфере и цепких взглядах, он понял, что меньше всего ему хочется, чтобы Горовитц заявился сюда. Это было бы сейчас совсем некстати. В клуб Брэкетт, конечно, вступать не собирался (он никогда никуда не вступал), но не хотелось лишаться маскировки. Правда, она прозрачная, как целлофан, но какая-никакая, а все же защита. Как знать, может, еще и потребуется. Он перехватил изучающий взгляд кубинца, одарил его улыбкой и повернулся к рыженькой.
– Где тут у вас телефон?
– Телефон?
– Ну да, телефон. Ведь он у вас есть?
– О, само собой!
– Так где же он?
– Во-он там!
– Покажи.
– Сразу за дверью.
– Может, проводишь?
Состроив гримаску, рыженькая взяла его под руку.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Что?
– Нет, погоди! Сама отгадаю. Чарльз? Как принца?
Кубинец пустился в сложное путешествие в полумраке, двигаясь по стенке к туалету.
– Послушай, милочка…
– Милочка? – заулыбалась рыженькая. – Как интересно! Меня так еще никто не называл!
– Веди к телефону.
– А ты всех так зовешь – «милочка»?
– Таксистов пропускаю. Давай, показывай.
– Филипп? Теплее?
Брэкетт вздохнул и направился к двери.
– А меня зовут Зелда. Но… Это не мое взаправдашнее имя.
– Ох, удивила!
– Я книжку прочитала про одну девушку, ее звали Зелда, – тараторила рыженькая. – Всю-то я ее не одолела, а имя мне понравилось. А тебе нравится?
– Что-то телефона не вижу.
– Она была замужем за писателем. Этим… как его, Хемингуэем. Знаешь?
– Слушай…
– Зелда. Первая буква – «3».
– Где все-таки телефон?
– Подружке охота звякнуть?
Они свернули по коридору, и Брэкетт увидел телефон. Бывшая кабина «седана». Ее превратили в телефонную будку, покрасили в розовый цвет и убрали подальше от шума.
– Спасибо, – любезно поблагодарил Брэкетт, – теперь уж не заблужусь.
– Хочешь, войду, посижу с тобой?
– Да нет, управлюсь сам. Подожди в зале. Я только позвоню.
– Недолго?
– Нет.
– Я у двери подожду.
– Ну давай.
Брэкетт ждал, положив руку на кабину, рыженькая, наконец, отошла и остановилась, поглядывая па него глазами настороженного щенка.
– Подожду здесь. Вдруг будет занято.
– Оставь меня на несколько минут. Приготовь пока выпить.
Рыженькая закусила губу и пробурчала:
– О’кей!
Пригнувшись, Брэкетт вошел в бывший «седан».
– Спорю, уже забыл, как меня зовут.
Она опять топталась рядом.
– Зелда! – выпалил Брэкетт. – Слушай, ты оставишь меня в покое? – Заметив выражение ее лица, он смягчил тон. – Всего на минутку. Идет?
– Извини. – Рыженькая приняла вид оскорбленной невинности, но тут же передумала. – Прости… что я так навязчива. Я знаю, мужчины не любят, когда женщины… наседают, но знаешь…
– Ладно. Встретимся в зале.
– Зелда.
– Зелда.
– Первая – «3»!
Девушка начертила в воздухе «3», улыбнулась и ушла. Брэкетт устроился на мягком кожаном сиденье, вложил монетку в щель. Машинально стал набирать домашний номер Горовитца, но тут же вспомнил, что Сидней на дежурстве, и положил трубку. Телефон затрезвонил, звонки гулко отдавались в тесном пространстве кабинки. Брэкетт изумленно уставился на аппарат, потом заинтересовался. Подняв трубку, он услышал девичий голосок:
– Алло? Ал-ло! Позабыла совсем, что ты желаешь выпить?
Брэкетт выругался, но тут же по привычке, приобретенной с паспортом, извинился.
– Прости, нечаянно вырвалось.
– Не важно. Так что же? Старомодное что-нибудь?
– Зелда! Мне надо позвонить!
Но девушку трудно было остановить. Она принимала заказ, декламируя всю мешанину коктейля «Манхэттен». Вдруг в трубке все смолкло, и Брэкетт почувствовал, что начинает двигаться. Кабину чуть заметно покачивало. Двое неизвестных ухватились за ручки седана и подняли кабину, точно королевские носилки. Брэкетт обернулся, стараясь понять, что происходит. Трубку он так и не выпустил. Вдруг будку швырнули о стену. Он метнулся, пытаясь добраться до двери, но его опрокинуло назад; будку снова ударили о стену, его бросило вбок. Теперь их было четверо. Брэкетт понял, что он в ловушке. Перед ним мелькнула физиономия Муррея, толстяк ухмылялся. Его снова опрокинуло назад, голова стукнулась о деревянную раму. Он пополз к двери, но завалился набок. Будку брякнули оземь, потом понесли, она царапалась о цемент. Брэкетт увидел лестницу. Пролеты ее обрывались далеко внизу, в темноте. Он повернулся, зацепился было ногами, но опоздал. Голова дернулась, он опять опрокинулся вверх ногами; «седан» водрузили на верхнюю площадку лестницы, будка зашаталась, толчок – она медленно накренилась и повалилась. Брэкетт беспомощно болтался в коробке, перед глазами все кружилось… В панике он прикрыл голову руками. Раздался треск – будка загрохотала вниз со ступеньки на ступеньку, только щепки трещали. Брэкетт выругался – надо же свалять такого дурака! Грохнувшись на пол, будка опрокинулась. Наверху заливисто захохотала женщина.
ВОСКРЕСЕНЬЕ
Одиннадцатая
– Уолтер!
Дорогие итальянские туфли, такие полагается чистить особой жидкостью. При покупке продавец подает их в шерстяном мешочке, затянутом шнурком, а иногда кладет еще и сапожный рожок.
– Ну как ты, Уолтер?
Теперь появилось лицо, озабоченно вглядывающееся в Брэкетта. Брэкетт не ответил; он размышлял, чего это он разлегся на каменном полу и почему на него глазеет толпа.
– Послушай, Уолтер, давай-ка уйдем. Можешь двигаться?
Медленно приподняв голову, Брэкетт взглянул на Горовитца, собираясь ответить, но тут вспомнил, что с ним приключилось, и потерял сознание.
На улице было темно, часы в машине показывали 1.25. Брэкетт сидел рядом с Горовитцем. Вроде он цел и невредим, но не произнес ни слова, как очнулся.
Молчал он потому, что сосредоточился на хитросплетениях событий.
– Сидней? – Брэкетт искоса взглянул на друга.
– А?
– Ты мне еще не рассказал, что у тебя.
– О чем ты?
– Про девушку. Ты же говорил, что раскопал что-то новенькое.
– Потерпи до утра. Ты не в форме…
– Но что же все-таки узнали?
Горовитц отвернулся. Взглянув в зеркальце, он притормозил у обочины и, заглушив мотор, уставился в окно. Брэкетт ждал.
– Уолтер… – Горовитц запнулся.
– Да не тяни! Я же не нарочно впутался.
– Это попадает под…
– Ох, кончай, Сидней! Все равно ведь скажешь!
Горовитц пожал плечами и ухмыльнулся.
– Может, тебе будет легче, если я первый начну? Сойдет за обмен сведениями. К примеру, девушка ехала не одна.
– Откуда ты знаешь?.. – изумленно уставился на Брэкетта Горовитц.
– Верно?
– Да, он…
– Так что же вы раскопали?
– Это был не несчастный случай.
– Что именно?
– Смерть девушки. Произошла не авария.
– Как не авария?
– Симмонс…
– Ну?
– Попросил произвести осмотр тела еще раз, на шее у девушки обнаружили синяки. Явные следы удушения. Скорее всего, когда она вылетала через ветровое стекло, то была уже мертва. Таково заключение медиков. Раскрылось чисто случайно. Симмонс решил проверить все, связанное с Лумисом. И вот выплыло убийство.
– Ну и денек! Дерьмовый прямо какой-то денечек!
– В машине! На ходу! Рискованно играл подонок!
Брэкетт промолчал.
– Ведь убийство едва не попало в разряд безупречных.
Брэкетт щелкнул зажигалкой и сунул сигарету в рот.
– А кто убийца, Симмонс знает?
– Нет. Считает – Лумис.
Брэкетт покачал головой, уставясь на красный огонек зажигалки.
– Девушку задушили сзади, правильно?
– А ты откуда знаешь?
– Но это так?
– Черт возьми, ты-то откуда знаешь?
– Ты, Сидней, меня недооцениваешь. Да или нет?
– Да.
– Лумис был в машине. Но девушку убил не он. А тот, кто сидел за ней. Она вела машину.
Горовитц недоуменно посмотрел на Брэкетта.
– А ты, похоже, не бездельничал сегодня.
– Угу. Прямо тут, за ней. Один тип у «Джими» видел, что в машине уехали трое.
– Кто таков?
– Не важно.
– Но есть же у него имя.
– Погоди, Сидней… Девушка – вам еще неизвестно, кто она?
– Нет.
– И об ее исчезновении так и не заявляли?
– Нет. Но…
– Итак, девушка угнала машину своего клиента, «тойоту». Зашла к «Джими», и ей требовались деньги. Встретила там Лумиса. Вот факты.
– Откуда ты все это знаешь?
– Погоди. Она садится за руль. Сзади – двое. Лумис и еще один. Она пугается. Второго она знает, но ей невдомек, что он в «тойоте». Замечает его, когда уже поздно. Он приказывает ей ехать. И она слушается. Страх сковывает ее. Она перепугана. Насмерть. Они едут через весь город. Но Юнион-сквер огибают. Там – пальмы. Едут к мосту. На мосту пассажир, сидящий за девушкой, душит ее. Машина врезается в балки, но к этому моменту ни Лумиса, ни второго пассажира в машине уже нет. А теперь, вдумайся-ка, Сидней, – Лумис видел все. Он свидетель. И он удирает. Почему? Да потому что не сомневается, что его тоже убьют. Сломя голову он мчится к полицейским. В тюрьму. Самое безопасное для него укрытие. Защита.
Брэкетт замолк, скрестил руки и взглянул на друга. Горовитц моргнул.
– Так чего же он не выложил все про этого, второго?
– Может, хотел. Но не забудь: он тоже замешан, могут привлечь и его, и он плетет небылицы, тянет время. И что же? Полиций верит. Никаких сомнений. Почему бы и нет? Подумаешь, невелико диво. Такое случается каждый день!
– В результате он сорвался с крючка.
– Нет. Лумис собирался выложить все. Но не полиции. Мне.
– Почему тебе?
– Вот этого я не знаю. Опоздал.
Горовитц задумчиво вперился в темноту, постукивая по рулю.
– Но ведь это только догадки? Про второго…
– Он существует. И называет себя Иордан. Хэл Иордан.
– Сведения Билли Кента?
– Да. Слушай, Сидней, взгляну-ка я завтра еще разок на «тойоту».
Горовитц молчал. Брэкетт почувствовал его беспокойство.
– Ты что, не веришь?
– Не знаю. По-моему, тебе надо бросить это дело. Им занимается полиция…
– Сидней…
– Сам видишь, что с тобой сотворили. Запросто могли убить.
– Я сумею защитить себя. Да и Иордан тут ни при чем. Пожелай он прикончить меня, не стал бы церемониться! Это месть. Один тамошний придурок расстарался.
– Может быть, может быть. Но по-моему…
– Сидней, надо же, ты…
– Мне кажется, тебе не…
– Что?
– Да выслушай же, наконец!
– Еще орать вздумал! – рассердился Брэкетт. – Ничего я не брошу! Разгадка совсем близко. Вот она! Рядом!
Наступила долгая пауза.
– Прости, Уолтер, я не собирался… Вспомнил, что случилось с Гарри… Гарри всех знал. Все ходы и выходы. Он был искуснее тебя, Уолтер. Что уж темнить. И ты, и я – мы оба это знаем. А посмотри, что вышло. Несколько мальчиков избили его чуть не насмерть. За что? До сих пор не выяснено.
– Гарри знал, что делает.
– Разумеется. Он был упрямым, как и ты.
– Сидней, ты единственный, кому я могу доверять. Ты должен понять, что для меня значит это дело.
– Лет двадцать назад ты бы не признался в таком.
– Двадцать лет назад я бы удрал от убийства без оглядки. Это не по моей части. Но сейчас мне необходимо добраться до истины. Если расколю убийство, докажу себе, что…
– И даже слушаешь сосунков вроде Билли?
– Да. Кого угодно. Всех.
– И клиентов «Джими»?
– Почему бы и нет?
– Никто из них не станет давать показания в суде.
– Да я и не тяну их в суд. Главное для меня – факты.
– Какие же?
– Всякие.
– Ты разговариваешь с другом.
– Знаю. И с верным. Помню, когда умерла Дороти…
– Ох, только без сантиментов!
– Сам их не выношу. Просто вспоминаю. Да, мы друзья. Но на лацкане твоего пиджака – значок.
– И что?
– И все.
– Ты намекаешь, что значок полицейского – помеха для твоей откровенности?
– Да.
– Ты все-таки сумасшедший! Сбрендил!
– Вези меня домой, – попросил Брэкетт. – Давай, двигай!
Квартала четыре они проехали молча. Остановившись у светофора, Горовитц заметил:
– Не представляю, что у тебя на уме.
– То, что надо. Не хочу болтать. Сначала выясню наверняка.
– Но что?..
Опустевшее бюро, бюро без папок, слишком много он пил, слишком жалел себя, вот и результат – ноль. Он потерпел поражение. Он неудачник. Симмонс наглядно продемонстрировал это. Вначале было просто отталкиваться от мысли: Кембл талантливее. Кембл – оплот их фирмы. Но от правды не уйти. Вчера, сегодня, последние несколько часов Брэкетт отстаивал свой собственный престиж. Мистер Уолтер Брэкетт… Неужели не слыхали о таком? Нет, роскошь ошибки он себе позволить не может. Бить надо наверняка. Брэкетт должен победить. Именно он. Пятьдесят три года. Уолтер, чего ты достиг? Черт возьми! Светофор зажегся зеленым, снова красный. Чего, интересно, Сидней застрял? Наконец-то. Двинулся. Теперь решил ехать. Ну ладно. На сей раз ты мне без надобности. Я сам. Через холм. Нет, какой там холм! Через вершину. Чертовы копы! Продажные мерзавцы! Девушка. Совсем молоденькая. Прядка волос. Удрала от всех.
Надо открыть Горовитцу. Скажу ему. Вот. посмотрите… Я скажу, что…
– Сидней!
Пронзительный вскрик, Горовитц резко нажал на тормоза. Машина вильнула вбок, шины сорвались на мокром асфальте, а Брэкетт рвался к дверце, стараясь доползти и открыть ее. Уткнувшись головой в стекло, потерял сознание. Отключился. Голос его поднялся в крике еще раз, и он мгновенно отключился.
Брэкетт уставился на раковину: вокруг пробки медленно кружилась вода. Он следил, как она прибывает, и ждал, пока вода покроет два звена цепочки.
– Ну, как ты?
Кто это? Брэкетт обернулся, схватился за раковину и уставился на свет, считая мушиные точки на лампочке.
– Развоевался в машине, – сообщил Горовитц. – Пришлось лаже ремнем тебя пристегнуть. Ей-богу, Уолтер, ты прямо обезумел!
Осторожно, будто страшась поколебать воздух, Брэкетт поднял голову, дивясь, чего это все вокруг громоздится, нависает глыбами; Горовитц вырос до потолка, вот пряжка пояса, пистолет в кобуре, разлохматившиеся нитки галстука, стакан виски, играющий бликами света, подбородок, запах пота и улыбка – «Ну вот, все в порядке».
– Где я? – спросил Брэкетт, когда улыбка исчезла, сменившись чередой гримас и оскалов.
– Выпей, Уолтер. Мириэм варит нам суп.
У Мириэм сложилось ложное впечатление, что картофельный суп с луком – любимый суп Брэкетта. Она стояла, сложив руки, и смотрела, как Брэкетт ест.
– Вкусно? – озабоченно спросила она, глаза ее не отрывались от мутной жидкости.
Брэкетт помедлил с ответом, будто смаковал изысканный муттон-ротшильд, затем произнес:
– Отменно!
Мириэм расцвела и подтолкнула кастрюлю поближе. Брэкетт вперился взглядом в кастрюлю, закрывавшую Горовитца.
– Спасибо, Сидней, – покачал он головой, – я отлично себя чувствую. Тебе со мной одни хлопоты!
– Да что ты, Уолтер! Ну, Мириэм, скажи!
– И правда! Когда бы ты еще зашел!
– Уже поздно, – сказал Брэкетт. – Пора двигаться. Не обижайтесь.
Мириэм взглянула на мужа, тот знаком велел ей выйти. Мириэм нехотя ушла. Было слышно, как она моет на кухне тарелки.
– Чего не ложишься, Мириэм? – окликнул Горовитц, возвел глаза к потолку и снова обратил все внимание на Брэкетта.
– Старик, нет, ну как ты бушевал в машине! Даже крышу прошиб!
– Извини, запоздалая реакция.
– Ну понятно. Крыша—ерунда. Но ты так буйствовал! У-ух!
– Сидней.
– Ага?
– Ты не против, если я?.. – Брэкетт указал на суп.
– Конечно. Оставь его. Пусть и ребятишки пострадают завтра. Знаешь, моя жена, наверное, единственная еврейка, которая не умеет готовить.
Помолчали. Брэкетт оглядывал комнату: на дальней стене традиционная галерея фотографий. В основном детишки: играют на пляже, стоят, зачарованные, в Диснейленде, катаются на велосипедах. Брэкетт подошел ближе.
– Растут потихоньку.
– Не пропустят ни дня. А ты правда уже в форме?
– Заладил! Говорю, все отлично.
Чтобы сменить тему, Брэкетт перешел к своей фотографии, снятой 18 лет назад. Он на ступеньках маленькой церкви в своем лучшем костюме, в петлице гвоздика. За руку держится Дороти, а справа – Кембл. На заднем плане – лицо Горовитца. Быстро переведя взгляд на другое фото, Брэкетт воскликнул:
– Эге! Да это ты! Групповой снимок выпускников-полицейских на фоне суровых ворот их училища.
– Я, а кто же еще! Разве не видел ее раньше?
– Наверное, видел. А вот и Херб. Херб Йохансен.
– Выпуск новобранцев.
– А я считал… – начал было Брэкетт и запнулся.
– Считал, что он старше? Нет, Уолтер. Херб честолюбив. Мне кажется, он всегда добивается своего. Смотри-ка, и Симмонс тут.
Брэкетт молчал.
– Уолтер, мне пришлось доложить Симмонсу, – вдруг сказал Горовитц.
– Что?!
– Прости, пришлось. Ведь я на дежурстве…
– Что ты ему сказал?
– Да так, ничего. Что Лумис был в «тойоте». Пришлось. Дело ведем мы, а не ты. Кроме того, надо же было о чем-то подавать рапорт.
– Но почему? Почему про это? – Брэкетт удивился своему твердому тону. – Разве происшествия у «Джими» мало? Дело не только ваше. Его расследую я.
– Извини, Уолтер. Симмонс битый час орал на меня, и… Не хотел втравливать тебя, честное слово…
Брэкетт все смотрел на снимки. Невольно он вздрогнул, будто какое-то шестое чувство подсказало, что одно из лиц – Иордан. Брэкетт попытался стряхнуть наваждение, убеждая себя, что не верит в интуицию, просто у него перевозбуждены нервы. Но ощущение, свалившееся ниоткуда, никак не смахнуть. Да и не свалилось оно, это ощущение. Какое там шестое чувство! Всего-навсего результат холодных, трезвых размышлений.
– Присядь, Уолтер! Успокойся. Мириэм сварит кофе.
Избегая взгляда Горовитца, Брэкетт молча направился к двери, попрощался и быстро вышел из комнаты.
Он слышал, как Горовитц зовет его, видел вспыхнувший на площадке свет, но был уже в вестибюле. Брэкетт захлопнул парадную дверь и торопливо вышел на бодрящий ночной воздух.