Текст книги "Чья-то сестра"

Автор книги: Дерек Марлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Шестая

Машина была марки «тойота». Точнее – «тойота краун». Она лежала в углу двора, как опрокинувшееся набок насекомое.

Брэкетт обошел машину, задвинул радиоантенну в кармашек и совершенно отчетливо понял, что все его домыслы (такие стройные на бумаге) – ошибка. Он-то предполагал, что Лумис был скорее всего не пешеходом, а пассажиром или водителем, сидевшим рядом с девушкой…

Но Брэкетт ошибся. Он обошел машину еще раз. Ясно, как день, – будь Лумис пассажиром, ему бы не выбраться: дверцу заклинило. Она защемила бы его, как створки раковины устрицу.

А будь он водителем, то вылетел бы через ветровое стекло в момент столкновения. Но эта участь выпала лишь на долю юной девушки (14 лет, согласно краткой записи в книге Брэкетта) по имени Мэри Малевски. Неизбежный вывод: она ехала одна, сама вела машину и сама погибла, а Лумис, как и заявил, проходил мимо. Обидно, но все было именно так. Вот если бы Брэкетту удалось наткнуться на разгадку в обломках машины, зацепить нить, связывающую Мэри и Лумиса, он бы доказал, что гибель Мэри и убийство Лумиса – не простое совпадение.

Обескураженный, но все-таки стоически сохраняя оптимизм, он зашагал к Сиднею Горовитцу, помощнику инспектора и своему другу. Друг этот терпел все его просьбы (пропуск в тюремный загон – одна из них) из-за личной симпатии, а не по каким-то иным причинам. Ведь он был не партнером Брэкетта, а его соперником.

– Сидни, когда угнали машину? – осведомился Брэкетт, изучая неповрежденный багажник «тойоты» и калифорнийский номерной знак.

– Вчера ночью.

– Владелец опознал машину?

– Да.

– Он приходил сюда или вы по телефону описали машину?

– По телефону. Зачем он тут нужен?

– А кто угнал, никого не подозревают?

– Нет.

Горовитц уже потихоньку закипал. Он был простужен, не завтракал, и вообще предпочитал задавать вопросы, а не отвечать на них.

Загон был довольно-таки несуразный. Тут громоздились сюрреалистические безе из хрома и крашеного металла. Устрично-серое небо, верхушки башни Койт, и на фоне всего двое мужчин. Один (худой, лысеющий) вышагивает взад-вперед, потихоньку продвигаясь к черно-белой машине у ворот: другой – в костюме двадцатилетней давности – стоит как вкопанный, только голос его становится то тише, то громче, заглушая гомон детей, играющих на площадке, и шум грузовых пароходов.

– А он об угоне заявлял? – выкрикнул Брэкетт.

– Кто?

– Да владелец же!

– Нет.

– Что?

– Нет, говорю!

– Выходит, ему невдомек было, что машину угнали? Ему полиция сообщила?

– Да.

– Неужто тебе это не показалось странным?

– Подумаешь! Может, никуда не ездил на ней. Вот и не хватился.

– Да ты взгляни! Как можно не заметить? Яркая, прямо как канарейка, и огромная! Не меньше танка «шерман»!

– Уолтер, что ты прицепился? Может, он не смотрел в окно…

– Как его зовут?

– Кого?

– Сидней, ну что ты как маятник болтаешься! Кончай! Встань спокойно. Мне надо узнать его имя.

Горовитц колебался, губы у него затвердели, на лице проступило привычное выражение настороженности. Не отказ, нет, но вполне оправданное нежелание. Брэкетт наблюдал, как Горовитц оглянулся на свою машину и наконец выдавил:

– Пломер.

– Его так зовут или его фирму?

– Его. Роберт Пломер. П-л-о-…

– Запиши. И адрес.

– Но, Уолтер…

– Хватит тебе, Сидней. Я же могу в телефонной книге посмотреть.

– Обретается на Пасифик-авеню, – сообщил Горовитц.

– Впечатляет, – откликнулся Брэкетт.

– Все? Уолтер, меня в любой момент могут хватиться, и я вовсе не жажду, чтобы хватился меня Симмонс.

– Еще одно. Этот Пломер знает про девушку? Вы ему говорили?

– Пришлось. Надеялись, что они знакомы.

– А он?

– Что?

– Знаком?

– Сказал, что нет.

– Сидней, что значит – «сказал, что нет»?

– То и значит – нет! Сказал, нет. Мэри Малевски он не знает, и я ему верю.

Брэкетт взглянул на друга, сунул листок в карман.

– Спасибо.

– Не пойму, – пожал плечами Горовитц, – что тебе до этого?

Брэкетт поцокал.

– Сидней, я тебя когда-нибудь спрашивал о причинах?

– Нет, но…

– Скажем так – не люблю оборванных концов.

– Ты же знаешь, Симмонс – мой начальник.

– Знаю. И благодарен тебе.

– Значит… Э, да катись ты к черту! Ты просто невозможен.

– Но, как говорится, невозможное отнимает чуточку больше времени, только и всего. А времени у меня хоть отбавляй.

Горовитц улыбнулся, потом ухмыльнулся, наконец, расхохотался и подтолкнул приятеля.

– Черт, ты никогда не изменишься!

– Это уж точно! Даже костюм никогда не сменю.

Горовитц покачал головой, недоуменно и сочувственно.

– Ладно, удачи тебе. Но должен предупредить, в этой стране Малевских не сосчитать. Особенно в Нью-Йорке.

– А пропавшие дочери имеются? Неужто никто не заявлял? Машина – одно, а дочь четырнадцати лет – совсем другое.

– Уолтер, когда ты к последний раз заходил в отдел по розыску пропавших?

– И не спрашивай.

– Так забеги на следующей неделе. Иначе не поверишь. Сейчас человеку обронить ребенка ничего не стоит. Как запонку. Шестилетних, семилетних – всяких теряют. Зайди – убедишься сам.

– Я тебе и так верю.

Пожав беспомощно плечами, Горовитц уставился на «тойоту». Брэкетт догадывался, о чем тот думает. «Несчастная девчонка! Несмышленая и глупая!» Горовитц направился к своей машине, заурчал мотор, мигнули на повороте хвостовые огоньки, и машина исчезла. А Брэкетт медленно вернулся к «тойоте», провел рукой по боковому окну, царапаясь об осколки стекла, горчайшие из хромовой обшивки, почти машинально взялся за ручку, которой касалась девушка, и нажал на нее, точно его бессмысленные действия могли разрешить загадку. Поднялся язычок замка, дверца подалась. Брэкетт повернул ручку и услышал визг.

Нет, ему не послышалось. Однотонный, пронзительный визг, шедший из машины, расколол воздух. Изумленный Брэкетт выпустил дверцу, и она захлопнулась. Все смолкло.

Уставившись на дверцу, Брэкетт осторожно проделал все сызнова. Опять дверца открылась, показывая пустые сиденья, и снова электронный визг.

– Сигнальное устройство, – раздался за спиной Брэкетта чей-то голос.

Он резко обернулся и очутился лицом к лицу с парнишкой лет шестнадцати в зеленом, перепачканном в масле комбинезоне.

– Как ты сказал? – переспросил Брэкетт, торопясь выйти из нелепого положения.

– Говорю – сигнальное устройство. Струхнули, а?

– Есть немножко.

Паренек ухмыльнулся.

– Понимаете, открываете вы дверцу, а ключ забыли в зажигании, сразу же – сигнал тревоги. Напоминает про ключ. Никогда не видели?

– Такого – нет. Сверхновинок всяких полно.

Брэкетт заглянул в дымчатое окошко «тойоты», снова потянул дверцу и забрался на черное мягкое сиденье. Руль, приборная доска, циферблаты, дощечка с набором букв и… клочок бирюзовой ткани, зацепившейся за обломанный «дворник». Он уставился на ткань, вытянул лоскуток, подержал в руке, ощущая прохладу шелка, и положил в карман. Светлые волосы, веснушки. Бирюзовое платье. «Невелико диво. Такое случается каждый день».

– Вы коп?

В рамке торчащего стекла появилась голова мальчишки.

– Нет.

– Точно?

– Точнее некуда.

– Чудно. У меня на копов нюх.

– Ты здесь работаешь?

– Угу.

– А как тебя зовут?

– Билли Кент. А вас?

Не ответив, Брэкетт выбрался из машины и утихомирил визжание сигнала.

– Очень уж пронзительный, – заметил он.

– В японских машинах всегда такой. Фантастика! А сигнал-то не сломался!

Брэкетт был благодарен судьбе, сохранившей сигнал. Кажется, в тюремный загон он приехал не напрасно. Четверть часа назад, разглядывая «тойоту», он решил было, что Малевски не имеет никакого отношения к терзавшим его загадкам и ему только и остается, что свернуть это проклятое дело да отправиться восвояси. Не то чтобы ему грезилась дорожка, выложенная желтыми кирпичиками, но все-таки он надеялся хоть что-нибудь отыскать: Брэкетт не забывал, что один факт – неоспоримый – у него имеется, и пусть Симмонс катится ко всем чертям. Лумис хотел что-то сообщить ему. Это факт. И звал он его не на дружеский треп. Брэкетту вспомнился тот миг, то чуть заметное движение головы, выражение лица Лумиса, когда Брэкетт спросил: «Вы меня знаете?»

Однако Мэри – совсем другое. По двум причинам. Первая – папку украл человек пли люди, неизвестные ему. И вторая – Брэкетт был убежден, что, какие бы кусочки головоломки тут ни крылись, родились они здесь, 14 часами раньше, в этой самой «тойоте».

Он вернулся к парнишке: навалясь на проволоку, огораживающую двор, Билл глазел на док. Примостившись рядом, Брэкетт протянул ему сигарету.

– Билли, – осторожно начал Брэкетт, – а «тойота» вроде бы не совсем мечта угонщика? Что скажешь? Если ключ вставлен, потяни за дверцу – да еще среди ночи, – весь квартал переполошится.

Паренек кивнул.

– А без ключа ее можно увести?

– «Тойоту»? Ни в жизнь. У каждого ключа свой номер. Вроде как у банковского сейфа, понимаете? Не то чтобы совсем нельзя. Но зачем рисковать? Миллионы других стоят. Кради на здоровье. Безопаснее, быстрее, и никакой возни.

– А вот владелец утверждает, будто машину угнали.

Парнишка повернулся и взглянул на Брэкетта, откинув волосы со лба.

– Что ж… всегда бывает первый раз. Сами знаете. Но парень, который исхитрился угнать ее, очень уж башковитый, не иначе. Правда?

– Да.

– В моторах соображает. В зажигании. Все такое. Правда?

– Да.

– А если он такой умник, чего ж это он не сумел совладать со старушкой? Взгляните! Машина – экстра! Угробиться в такой, это ж спятить надо!

– А ведь разбился не мужчина, – тихо произнес Брэкетт. – Девушка. Четырнадцати лет.

Парень расхохотался, но, увидев выражение лица Брэкетта, замолк. На щеках загорелись яркие пятна, и он проговорил, отведя глаза:

– Ах, черт…

– Она сейчас в морге.

– Черт!

– Говорят, «тойоту» угнала она.

– Бросьте, мистер! – задиристо выкрикнул Билли. – Никак такое невозможно!

Сунув в карман Билли десять долларов, Брэкетт медленно направился к своей машине, припаркованной напротив загона.

Роберт Пломер с Пасифик-авеню и не ведал, что к нему вот-вот нагрянет гость.

Седьмая

– Чем могу помочь, сэр?

– «Осенние Поляны»?

– Да.

– Насколько мне известно, у вас есть… постоялец по имени Кембл.

– Минуточку, сэр… Кембл… Гаролд Кембл?

– Да. Я его друг и хочу узнать, как он себя чувствует…

– Минутку… Я вас соединю… Алло? Вы слушаете, сэр? Алло? Алло?

Для тех, кто не бывал в Сан-Франциско: Пасифик-авеню – это богато разукрашенная перевязь, которая украшает чело города и тянется от гольфовых площадок до банковского центра, длина ее – почти две мили. Брэкетт подъезжал к этому Парнасу с Грант-авеню, проехал разноцветный Чайна-таун, добрался до вершины Ноб-хилла и въехал в тень моста Золотых Ворот. Пломер, подумал он. живет под сенью этого моста и всегда будет жить под ее прикрытием. Даже если эмигрирует.

Дом, как ни странно, был ничем не примечателен: белый, двухэтажный, заурядный, как обои в мотеле. Кусты роз, маленькая гипсовая статуя – херувим в ямочках, две магнолии, дверь в стиле Тюдор и зеленый «фольксваген», принадлежащий скорее всего жене Пломера.

Брэкетт позвонил и, услышав вызванивание первых тактов «Колокольчики Шотландии», сообразил, что здесь вряд ли найдет на ночном столике редкую книгу или солонку Челлини. Тут книги выбраны по «Литературному путеводителю», картины подсказаны агентством, а вино, конечно, американское. Но Брэкетт приехал не критиковать хозяев, а поговорить с ними и уехать до темноты. Сейчас 6.55, и для многих уже начались обычные субботние развлечения.

– Да?

Брэкетт обернулся и увидел смуглое женское лицо. Филиппинка, подумал он.

– Мне надо поговорить с мистером Пломером. Он дома? Я насчет украденной «тойоты».

– «Тойоты»?

– Да. Ведь Пломер живет здесь?

Брэкетта провели в холл и оставили около горшка с цветком. У цветка был такой вид, точно ему позарез требовалось выпить. Так же, как и Брэкетту. В коридоре мелькнула женщина, смешивавшая на ходу мартини: наконец, в глубине коридора показался хозяин. На лице полный набор банальностей: «Интересно, кем вы себя воображаете? Вы, что, считаете предварительный звонок необязательным? Вы разве не понимаете, что мы ждем гостей?»…

– Мистер Пломер? Поговорим здесь или в присутствии вашей жены? – произнес Брэкетт как можно небрежнее.

На вид Пломеру было лет пятьдесят, натуральный загар, зеленые вельветовые брюки, полосатая рубашка с открытым воротом.

– Позвольте узнать: вы кто? – спокойно поинтересовался он, проигнорировав вопрос Брэкетта.

– Уолтер Брэкетт.

– Не знаю в полиции такого.

– Надо же, в каких вы тесных отношениях с полицией.

– Я юрист, у меня там много друзей.

– И у меня тоже. Но я не служу в полиции.

Похоже, в глазах Пломера блеснуло облегчение.

– Значит, вы из страховой компании?

– Нет, и не оттуда.

– Послушайте, я очень занят. Мы ждем гостей…

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Не помню, что…

– Я спросил: будем говорить здесь или при вашей жене?

– Сомневаюсь, что разговор вообще состоится, – по-прежнему храня обманчивое хладнокровие, отрезал Пломер. – Боюсь, вам придется уйти. Извините…

Он двинулся к парадной двери, Брэкетт направился в гостиную. Любительница мартини, к счастью, находилась там.

– Миссис Пломер? – громко и отчетливо спросил он.

– Да?

– Извините за вторжение. Уолтер Брэкетт – частный детектив. Хочу просить вас о помощи.

В овальное зеркало Брэкетт видел, что Пломер уже на подходе, и мысленно прикидывал следующий ход. Свой и Пломера.

– Я про одну молодую девушку. Ее нашли мертвой в машине вашего мужа. Не знаете, кто она?

Недоуменно опустив бокал, женщина взглянула на подошедшего мужа.

– Элен, – вмешался Пломер, – мне уже звонили из полиции. По-видимому, эта девушка угнала машину.

Брэкетт терпеливо наблюдал семейную интерлюдию, невольно восхищаясь хваткой Пломера, обнимавшего жену за талию.

– Брэкетта наняла страховая компания.

Обойдя заявление молчанием, Брэкетт придвинулся ближе. Теперь он ясно видел выражение лица Элен: как и следовало ожидать, она явно ничего не знала.

– Мистер Брэкетт… – недоумевала Элен, – откуда же нам знать…

– Ее зовут Мэри Малевски. Никогда не слышали?

Нет. Все правильно. Но, что неожиданно, имя было незнакомо и Пломеру. Или же в актерском мастерстве тот превзошел самого Барримора. Брэкетт повторил имя, глядя на Пломера в упор и ощущая, как карточный домик, который он так любовно возводил по пути на Пасифик-авеню, рушится на глазах. Разве только…

– Может, она назвалась по-другому? – Под взглядом Пломера Брэкетт торопясь принялся рыться в карманах, приговаривая при этом: – Тут у меня где-то ее фотография. Может, вспомните, если увидите.

Выудив снимок размером с открытку, он уже протягивал его, но тут быстро вмешался Пломер:

– Элен ждет гостей, – фотография застыла на полпути, – давайте обсудим все у меня в кабинете. Сделаю все,что смогу, а жена пусть готовится встречать гостей.

Лицо Пломера дышало тревогой, его жены – любопытством, но Брэкетт не разрушитель семейных очагов. Он знал, что позже Пломер ублажит жену, объяснив ей все, что она жаждет услышать. Насквозь фальшивые уверения, но она примет их так же охотно, как принимает наряды, особняк на Пасифик-авеню и кредит в роскошных магазинах. Совсем сомнения, конечно, не развеются…

Брэкетт убрал фотографию.

– Ну, конечно. Извините, миссис Пломер. Мы все выясним с вашим мужем. Девушку эту он, конечно, никогда пе видел.

Избегая взгляда Брэкетта, Пломер подлил жене вина, поцеловал ее в щеку и вышел.

– Сюда, Брэкетт.

Брэкетт кивнул и оглянулся на Элен.

– Надеюсь, что не испортил вам вечер, миссис Пломер?

Ему не ответили.

В кабинете Пломер налил себе виски. Гостю он не предложил, но Брэкетт налил сам, рассудив, что, если за расследование ему никто не платит, надо при случае оправдывать расходы.

– Зачем же так? – укорил Пломер. Он имел в виду атаку на его жену, а не хищение виски.

– Я не нарочно. Сами вынудили.

Пломер опустился в черное крутящееся кресло: такие по карману только богачам. Богачи их и покупают. Все как один. Оглядев стену, Брэкетт выяснил, что Роберт Пломер – член клуба «Елкс», что ему доводилось стоять рядом с губернатором Рейганом, состязаться в гольф, сидеть третьим слева в Йеле, у него склонность к работам Дэвида Хамилтона (ослепительно глянцевитые фото совсем молоденьких девушек) и он коллекционирует фигурки слонов [3]3
  Слоны – символ республиканской партии в Америке.


[Закрыть], то ли из любви к толстокожим, то ли из-за своих политических пристрастий.

– Брэкетт…

– Прежде всего, – прервал Брэкетт, – напомню: я не из полиции. И не намерен информировать ее о вашей связи с девочкой четырнадцати лет, что, сами понимаете, может не только превратить ваш диплом юриста в никчемный листок бумаги. Это грозит вам тюрьмой.

– Только без блефа…

– Что? Да будь вы чисты, вы бы меня после первого слова вышвырнули.

– Доказательств у вас нет.

– Да, тут вы правы. Но материала, чтобы передать дело, скажем, комиссару полиции, хватит. Посмотрим, поможет ли вам тогда дружба с полицейскими.

– Вы решили шантажировать меня?..

– Потише, Пломер. Я же сказал – частный детектив. Карточки у меня нет, но можете справиться в телефонной книге.

– Никогда о вас не слышал.

– Я о вас тоже. До сегодняшнего дня.

Раздираемый сомнениями, Пломер не отрывал глаз от Брэкетта. Внезапно он сдался и произнес:

– Машину угонять ей, конечно, было незачем.

– Вам она известна под другим именем? Не Мэри Малевски.

– Кто? А, нет. Салли.

– Салли, а дальше?

– Салли… Салли Фитцджеральд.

– Салли Фитцджеральд? Да… на Малевски что-то не смахивает.

– Подумаешь, преступление.

– Меня не касается. Мне только надо узнать, кто она. Для начала у меня было одно имя. Теперь – два. Итак, Пломер, везите меня туда, где вы с ней встречались.

– Но, послушайте…

– Мотель?

– Ну что вы в самом деле! Нет, конечно. Это в…

– Где же?

– У нее. Но как же я могу? Бросить все, ехать…

– Ничего, ничего, Пломер. Уж как-нибудь. День-другой проволочки, и кто знает, что сумеют раскопать всякие там мерзавцы. Вы юрист, вам это известно лучше меня. Стало быть, если желаете в понедельник сидеть у себя в конторе, надо ехать немедля.

– А Элен?

– Скажите, что едете опознавать машину.

Пломер уставился на ковер.

– Пломер, девушка лежит в морге, но вчера ночью она лежала в постели. Вот мне и надо взглянуть на нее.

– Обещаете, что полиция не узнает?

Он был напутан и уже не скрывал страха.

– От меня – нет, – заверил Брэкетт, – обещаю.

– Мне тогда конец…

– Пожелай я навредить вам, что мне тянуть? Стоило шепнуть слово вашей жене… Меня интересует девушка…

– Ладно. Отвезу. Только дайте сначала на фотографию взглянуть.

– Пожалуйста.

Брэкетт аккуратно положил снимок на скамеечку.

Пломер посмотрел на фотографию, перевел глаза на Брэкетта, и лицо у него перекосилось от злости.

– Подонок вы, Брэкетт! Подонок!

Брэкетт покорно снес оскорбления. Что поделаешь, заслужил. Снимок был не Мэри Малевски, на открытке улыбалась мордочка популярной Филдси. он купил ее полчаса назад в киоске на Юнион-сквер.

– Ну что, едем? – Детектив направился к двери. – Наши игры в кошки-мышки кончены?

Восьмая

– Здесь? – спросил Брэкетт.

Пломер кивнул. Он почти сполз с сиденья, словно старался стать незаметнее. Пустые потуги – в районе Норт-бич никому ни до кого нет дела.

– Поверьте, Брэкетт, я не думал, что девушка так молода.

– А что? Вели бы себя по-другому?

Брэкетт вылез из «бьюика» на залитый неоновым светом тротуар. Улица баров, тайных свиданий и одностороннего движения; жалких торговцев и тараканов; любителей поудить рыбку и попавшихся на крючок! Тут никогда не продавали настоящую кока-колу, а младенцев, появлявшихся на свет, встречали шлепком, и уходили они тем же манером. Это были даже не закоулки из дешевых детективных романов, а еще гаже.

– Уверены, что полиция сюда не доберется? – нервничал Пломер.

– Показывайте комнату.

Комната помещалась на третьем этаже, под лестницей. Единственное достоинство лестницы – темнота. Их никто не остановил, ничего не спросил, всем было наплевать. Они наткнулись на бутылки и смятые газеты, и Брэкетт попробовал представить себе, как девушка умудрилась скатиться в такую жизнь. Но не сумел. Может, сказывалась старомодность его поколения.

Пломер уже остановился перед дверью. Из глубины соседней комнаты доносилась музыка.

– Она жила одна? – спросил Брэкетт.

– Да, когда бывала здесь.

– Ключ есть? Тут заперто.

Ключ извлекли из-за рамы окна.

– Кто его туда положил? Вы?

– Да. Я всегда…

– Когда?

– Около пяти утра.

– А откуда вы знали, что девушка не вернется?

– Я не знал. Но мне надо было уходить.

– Но она же взяла машину?

– Ну и что… Я не мог задерживаться. Взял такси.

– Повезло, что вас тут не ограбили. Давайте ключ. Войду первым.

Дверь легко открылась, и Брэкетт осторожно шагнул в комнату. Включив свет, он оглянулся.

– Входите и закройте дверь.

Чуть помешкав, Пломер вошел. Увидев неубранную постель, простыни, подушки, он рванулся назад. Но Брэкетт перехватил его и с маху ударил об шкаф. Пломер наконец осознал случившееся, он дрожал, молился Богу, того гляди расплачется. Оставив Пломера, Брэкетт принялся осматривать комнатушку. Много времени осмотр не занял: узкая двуспальная кровать, несвежие простыни, на полу валяется «Экзорсист», в книжке облатка противозачаточных таблеток с календариком, смятые колготки, в шкафу пара платьев, плохонький плащик, туфли, двое джинсов, стопка маечек, грязные трусики, коробка тампонов и всякие женские интимности. Но ничего, указывающего на то, кем же была девушка. Ни записок, ни писем – ничего. Словно жила она так же анонимно, как умерла.

К счастью, она пыталась немножко приукрасить пустую комнатушку. К стене прикреплены два портрета. Один – Мерилин Монро (серебристые волосы, печальные глаза, чувственный рот), надпись на втором утверждала, что это – Дженис. На ночном столике – бумажные цветы, пачки сигарет «Силва Тинс», спички с надписью «Джими», лампа, журналы, будильник и кукла. На другом столике – проигрыватель, коробочка с гашишем и маленькая бирюзовая сумочка. Брэкетт торопливо рванул «молнию», чуть не вывалив содержимое на пол. Но спешка оказалась напрасной, ничего примечательного, обычная женская ерунда: сигареты, косметика, деньги, бумажные салфетки, таблетки. И все. Тупик.

Правда, из сумочки вывалился моментальный снимок.

Брэкетт отложил его, продолжая осматривать то немногое, что оставалось. Пломер присел на кровать, закурив «Силву Тинс», вид у него был такой, будто он страстно желает, чтобы поскорее наступил конец света. Слезы его быстро высохли, да и плакал он скорее о себе, чем о девушке.

– Пломер! – Брэкетт листал журналы. Яркие, пустые, напичканные советами, как управляться с сухими волосами и дурным запахом. Дешевое чтиво. – Пломер, я с вами говорю. Выкладывайте все как есть и уезжайте. Успеете к обеду одеться.

– Мне нечего сказать.

– Ошибаетесь. Вот вы сказали, что ее зовут Салли Фитцджеральд. Она сама так назвалась?

– Что значит – назвалась?

– Ее имя – Салли Фитцджеральд?

– Да.

– А вы слышали, ее так кто-нибудь называл?

– Как?

– Салли. Ну, окликали ее: «Хэлло, Салли!», «Как дела, Салли?»?

– Мы ни с кем не встречались.

– Где же вы с ней познакомились?

– В клубе.

– В каком?

– Не помню.

– Здесь? – Брэкетт протянул ему спички «Джими».

– Да.

– Что она там делала? Охотилась на простаков?

– Нет! – рассердился Пломер. – Не охотилась!

– Но вас-то она подцепила.

– Все было совсем не так.

– Только не вздумайте уверять, будто не давали ей денег.

– Что?

– Деньги ей давали?

– Вообще-то…

– Хватит вилять. Сколько?

– Это вас не касается…

– Сколько?

– Не помню.

– Сотняжку долларов? Пару?

– Ну вот еще!

– Пятьдесят?

– Забыл. Не занимаюсь бухгалтерией.

– Около пятидесяти?

– Может, сто. Забыл.

– Ковер жжете.

– А?

– Ковер…

Брэкетт пошел к раковине. В зеркальном ящичке хранился крем для лица, палочки с ватой…

– А о чем вы разговаривали? – поинтересовался Брэкетт.

– Ни о чем.

– Только любовью занимались?

– Знаете. Брэкетт, с меня довольно вашего…

– Скажите спасибо, что объясняетесь не с полицией.

Пломер помолчал, закурил сигарету и сел.

– Ладно, поехали сначала. Так о чем же вы разговаривали?

– Ни о чем особенном.

– Ну давайте, выдайте для примера.

– Так, пустая болтовня.

– Обожаю пустую болтовню.

– Что я, помню детали?

– А мне казалось, юристов специально учат запоминать подробности.

– Ну хорошо. Мы были в постели. О чем говорят в постели?

– Ну, ну, очень интересно.

– Главным образом о деньгах.

– Отлично. Вот что-то и проясняется.

– Но это все, – сказал Пломер. – Остальное – женские разговоры. Беспокоилась о своей фигуре…

– О прошлом рассказывала что-нибудь?

– Вроде нет.

– Не говорила, откуда она? Какие-нибудь случаи, воспоминания из детства?

– Нет. Поймите, Салли вообще не разговаривала. Бросила как-то, что ненавидит родителей, и все.

– Так и сказала?

– Да. Мы поссорились, и она выкрикнула, что я в точности похож на ее отца.

– И поэтому она ненавидит вас?

– Ненавидела она отца, а не меня.

– Девочка не намекала, что ей хочется найти его?

– Вот уж нет! Уж чего-чего, а это – нет. А что?

– Так, ничего.

Брэкетт усмехнулся нелепости происходящего. В общем, он вел себя так же идиотски, как Пломер, поверив наигранному девчоночьему желанию найти отца. Поддавшись нехитрым чарам, он дал ей денег. Может, Кембл прав? Может, пора как-то перестраивать свою жизнь?

– А почему вчера ночью девушка ушла?

– Мы поссорились.

– Из-за чего же?

– А, ерунда.

– Другой мужчина?

– Нет.

– Что же тогда?

– Ей опять потребовались деньги.

– Много?

– Пятьсот долларов.

– Ого! Сумма. Объяснила, зачем она ей?

– Сказала, будто беременна.

– Поверили?

– Нет.

– И отказали?

– Конечно. Я знал, что деньги она просит для другого.

– И вы поссорились.

– Да.

– Зачем же ей столько понадобилось? Пятьсот долларов!

– Послушайте, девушка мертва…

– Наркотики?

– Может быть.

– Может или наверняка?

– Ладно. Наверняка!

Брэкетт взглянул на него, кивнул и продолжил осмотр. Вещи заурядные, как прыщик. Зубная паста. Зубная щетка. Расческа, между зубьев запутались светлые волоски. Опять таблетки (зелено-черные), тени для век.

– И тогда она убежала?

– Да.

– Голая, на улицу?

– Ну нет…

– Вы же сказали, что были в постели? Мне всегда казалось…

– Она набросила платье.

– Когда выбегала?

– Да.

– Одно платье? Никакого белья?

– Нет. Схватила платье и выбежала.

– Платье было такого цвета?

Брэкетт вытянул из кармана лоскуток бирюзового шелка. Пломер кивнул, и Брэкетт бросил лоскут в корзину.

– А чего же вы ее не удержали?

– Попробуй удержи.

– А, конечно. Вы же были голый.

– Да она же визжала, орала. Соседи могли сбежаться. Волей-неволей пришлось уступить.

– Что же она кричала?

– Чепуху всякую. Грозилась, что достанет деньги в другом месте. Что ее вынуждают.

– Где-то или у кого-то?

– В другом месте. Вот ее слова.

– Где же? Догадываетесь?

– Нет, – покачал головой Пломер, – В здешнем квартале деньги можно достать где угодно.

Брэкетт кивнул. Что верно, то верно.

– Итак, она соскочила с постели, натянула платье. Что еще?

– Что?..

– Что еще она взяла?

– Туфли, наверное. Ключи от машины.

– И вы позволили?

– Говорю же, ее невозможно было остановить. Честное слово, знай я, как все обернется, не пустил бы. И плевать на все последствия.

Брэкетт кинул на него быстрый взгляд, но промолчал.

– Часто она брала у вас машину?

– Изредка.

– Сумочка ее? – Брэкетт помахал бирюзовой сумочкой.

– Да.

– И сумочку не захватила. Только платье, туфли и ключи… Видите ли, полиция нашла в машине мою карточку.

Пломер удивленно посмотрел на Брэкетта.

– Да. Меня это тоже удивляет.

– Какую карточку?

– Обычную. Визитную. «Брэкетт и Кембл».

– А, так вот почему мне знакомо ваше имя. Частный детектив.

На этот раз доска качнулась под Брэкеттом.

– Вы видели карточку в машине?

– Она там месяца три как валяется. Я значения не придавал.

– Почему же? Не вы ведь положили?

– Ну и что! Машиной пользуются многие. К примеру, мой помощник.

– Это не объяснение, почему вы не заинтересовались карточкой.

– Брэкетт, я юрист. Частные детективы мне не в новинку. Часто нанимаем.

– Нас вы ни разу не нанимали, – обидчиво заметил Брэкетт, пытаясь снова овладеть положением.

– Да я и не слышал о вас. Новая фирма?

Брэкетт молча рассматривал шкаф. Итак, орешек разгрызен, но ядрышко он предпочел бы другое. Например, Лумис. Все объясняется просто: когда девушка зашла к нему, она взяла карточку и бросила ее в машине любовника. Просто и ясно.

– Еще что-нибудь? – Пломер встал.

– Да! – отрезал Брэкетт. Новая фирма! Проспал он, что ли всю жизнь? – Сядьте, Пломер!

– Жена будет беспокоиться…

– Это уж ваша забота. Не забудьте – любезность оказываю я. Ну а теперь я хочу знать, какие еще приятели водились у девушки.

– Приятели?

– Сами задерживаете. Смотрите, застрянем на всю ночь.

Пломер присел.

– Говорила она о других любовниках?

– Нет, никогда.

– Но они у нее были?

Ответа не последовало.

– Пломер, вы не дурак. Юрист, может, паршивый, но дураком вас не назовешь. Давайте выкладывайте все.

– Я у нее не спрашивал.

– Ни разу?

– Что толку? Все равно наврет.

– Но вы знали?

– Да.

– Их было много?

– Не знаю. Но быть – были. Когда спишь с девушкой… нельзя не знать. Правильно?

– Будем надеяться, что ваша жена другого мнения.

Удар ниже пояса. Брэкетт тут же пожалел, что нанес его, даже решил извиниться, но прощения просить он никогда не умел, даже у Дороти. Что тоже сыграло роль в их отношениях. Хотя, конечно, имелись и другие причины.

– Сейчас отпущу, только еще одно…

Брэкетт взял отложенную фотографию. Обнаженная девушка. Не очень искусный снимок – ни эротики, ни эстетизма. Просто, без всяких фокусов, запечатлена молоденькая девушка перед зеркалом; ни малейшего намека на непристойность, если не считать любую фотографию обнаженной девочки четырнадцати лет непристойной. Брэкетт решил, что для любителя снимок недурен, девушка довольно привлекательна, хотя Лолиты были не в его вкусе.

– Вы снимали? – спросил он.

– Нет.

– Посмотрите.

– Я же сказал, нет.

– Это девушка, которую вы знали как Салли Фитцджеральд?

– Да.

– Но снимали не вы?

– Послушайте, – раздраженно огрызнулся Пломер, – понятно, вы обо мне невысокого мнения, но снимал все-таки не я. Подобные развлечения… не в моем вкусе.

– Но снимок вы видели?

– Да. Как-то раз.

– Она сама вам показала?

– Да. Ей нравилось. Он ей льстил.

– А кто снимал, не говорила?

– Нет.

– Ладно, Пломер, отправляйтесь домой.

– Считаете, я свалял дурака? – Пломер встал.

– Ничего я не считаю. Мне все равно. До свидания. И можете быть спокойны, вы об этом больше не услышите.

В ответ на благодарности адвоката Брэкетт промолчал. Еще раз оглядев комнату, пристроив подушку на место, юрист вышел из комнаты, торопясь к белым стенам и мартини на Пасифик-авеню.

Брэкетт выглянул в окно. Раньше он, пожалуй, отправился бы на розыски. Но сейчас – нет. С него хватит. Он выдохся и ставит точку. Кончать так кончать. Не успев окончательно прийти к такому решению, Брэкетт понял, что не одурачит никого, даже самого себя, потому что такое решение – позор. Он взял на себя обязательство, и если сейчас отступится, ему впору усесться рядышком с Кемблом и наслаждаться комиксами, освободив Либерману комнату. И Брэкетт не бросил. Не только потому, что он детектив, но и потому, что на снимке заметил деталь, которую проглядел раньше: ослепляя и притягивая, бледно-розовая кожа не позволяла оценить композицию во всей полноте.