Текст книги "Общак"

Автор книги: Деннис Лихэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Покончив с кока-колой, он отнес банку в кухню и сделал себе бутерброд с каким-то копченым мясом, оказавшимся в холодильнике.

Он услышал шорох, поднял глаза на дверной проем, и там стояла она. Надя. Она смотрела на него. С любопытством, понятное дело, но без испуга. В глазах ее светилась доброта. Теплое понимание.

– Привет, – сказал Эрик. – Как поживаешь? Давно не виделись. Проходи, садись.

Надя осталась стоять.

– Нет, ты присядь, – сказал Эрик. – Я хочу кое-что рассказать тебе. У меня такие планы. Да-да. Планы. Понимаешь? Целая новая жизнь дожидается снаружи, дожидается… дожидается того, кто смел.

Эрик покачал головой. Ему не понравилось, как он это сказал. Он опустил голову и снова перевел взгляд на дверной проем. Там было пусто. Он смотрел, пока Надя не материализовалась снова, только теперь она была не в джинсах и вылинявшей рубашке в клетку. Она была в черном платье в мелкий горошек, а ее кожа… ее кожа светилась.

– Привет, – сказал Эрик счастливо. – Как дела, девочка? Проходи…

Он умолк, услышав щелчок замка на входной двери. Дверь открылась. Закрылась. Он услышал, как сумочку повесили на крючок. Бросили на столик ключи. Услышал грохот упавших на пол ботинок.

Эрик поудобнее уселся в кресле, чтобы выглядеть непринужденно и естественно. Беззвучно стряхнул крошки с ладоней и прикоснулся к волосам, убеждаясь, что прическа в порядке.

Надя вошла. Настоящая Надя. Куртка с капюшоном и футболка навыпуск, рабочие брюки. Эрику больше понравилось бы что-нибудь менее мужеподобное, но об этом он с ней еще поговорит.

Надя увидела его и открыла рот.

– Только не кричи, – сказал он.

События стали набирать обороты по-настоящему часа за четыре до начала игры. Время было самое подходящее, потому что команда из «Бармена на смену» уже прибыла. Все были готовы к работе, надевали фартуки, собирали в стопки стаканы, пока Боб договаривался с их главным, рыжеволосым парнем с похожим на луну лицом из числа тех, которые лишены возраста.

– Они наняты до полуночи, – сказал рыжий Бобу. – Если дольше, то только за сверхурочные. Я оставляю вам двух помощников бармена. Они принимают заказы, выносят мусор, бегают за льдом. Если вы попробуете поручить подобную работу барменам, они вам процитируют инструкции профсоюза, словно «Отче наш».

Он дал Бобу планшет, и Боб поставил подпись.

Когда он вернулся на свое место, в дверях появился первый курьер. Курьер бросил на барную стойку газету, между страницами которой лежал конверт из коричневой бумаги, Боб сгреб газету со стойки и отправил конверт вниз по желобу. Когда он развернулся, курьера уже не было. Только работа, шутки в сторону. Та еще ночка.

Кузен Марв вышел из дому к машине, открыл багажник, взял склеенные между собой полиэтиленовые мешки и постелил на дно пустого багажника. С помощью все той же изоленты он приклеил края к бокам багажника.

Затем вернулся обратно в дом, прихватил из прихожей коврик и постелил его поверх мешков. Несколько секунд он созерцал плоды своих трудов, потом захлопнул багажник, задвинул под водительское сиденье чемоданчик и закрыл дверцу.

Затем он снова вошел в дом и заказал билеты на самолет.

На этот раз, когда Торрес подкатил в Пен-парке к машине без опознавательных знаков, Ромси была одна. Отчего он невольно задался вопросом, нельзя ли им, как в старые добрые времена, усесться вдвоем на заднее сиденье и притвориться, будто они в кинотеатре для автомобилистов, который был здесь когда-то, притвориться, будто они глупые дети и вся жизнь – их общая жизнь – готова расстелиться им под ноги, гладкая, не траченная оспинами неверных решений, не испорченная бородавками привычных неудач, больших и малых.

Они с Ромси снова встречались на прошлой неделе. И разумеется, к встрече их подтолкнул алкоголь. После она сказала: «Неужели это все, что я есть?»

– Для меня? Нет, детка, ты…

– Для меня, – сказала она. – Неужели это все, что я есть для себя?

Торрес не понял, какого лешего она имеет в виду, но догадался, что ничего хорошего это не сулит, поэтому был тише воды ниже травы, пока она не позвонила ему сегодня утром и не сказала: «Приезжай в Пен-парк, и пошевеливайся».

Тем временем он составлял речь, на тот случай, если у нее в глазах снова появится то самое выражение, тот безнадежный, полный ненависти к себе взгляд, обращенный в кроличью нору в центре собственного сознания.

«Детка, – скажет он, – мы и есть истинные „я“ друг друга. Потому-то и не можем расстаться. Мы смотрим друг на друга, и мы не судим. Мы не порицаем. Мы просто принимаем».

Речь звучала убедительнее, когда он придумал ее в баре накануне вечером, сидя в одиночестве и размышляя. Но он знал, что если будет смотреть Ромси в глаза, упиваясь ее взглядом, то сам по-верит в свои слова, поверит в каждое слово. И убедит ее.

Когда Торрес открыл дверцу и скользнул на пассажирское сиденье, он заметил, что Ромси красиво одета: темно-зеленое шелковое платье, черные «лодочки», черное пальто, судя по виду кашемировое.

– Выглядишь потрясающе, – сказал Торрес.

Ромси закатила глаза. Она сунула руку между сиденьями, вытащила папку и бросила ему на колени.

– История болезни Эрика Дидса. У тебя три минуты, чтобы прочитать, надеюсь, руки у тебя чистые.

Торрес показал руки, пошевелил пальцами. Ромси вынула из сумочки косметичку и стала наносить румяна на скулы, глядя в зеркало на щитке.

– Ты бы лучше читал, – заметила Ромси.

Торрес открыл папку, увидел имя, напечатанное сверху, – Дидс, Эрик, – и принялся переворачивать листы.

Ромси вытащила помаду, поднесла к губам.

Торрес, не отрывая взгляда от папки, сказал ей:

– Не надо. Детка, у тебя губы краснее заката на Ямайке и пухлее бирманского питона. Не занимайся ерундой, они великолепны.

Ромси посмотрела на него. Похоже, она была тронута. Но потом она все равно подкрасила губы. Торрес вздохнул:

– Все равно что красить «феррари» краской для пола. Между прочим, с кем ты встречаешься?

– С мужчиной.

Он перевернул страницу.

– С мужчиной. С каким мужчиной?

– С особенным мужчиной, – сказала Ромси, и было в ее голосе нечто такое, отчего Торрес поднял голову. Он впервые заметил, что Ромси выглядит не просто сексапильной, но и пышущей здоровьем. Она словно светилась изнутри, и этот свет настолько заполнял собой машину, что Торрес удивился, как это он не заметил его сразу.

– И где ты встречаешься с этим особенным мужчиной?

Ромси указала на папку:

– Читай давай. Теряешь время.

Он стал читать.

– Я серьезно, – сказал он. – Этот особенный мужчина. Он что…

Его голос сорвался. Торрес снова просмотрел страницу, где было перечислено, сколько раз Эрика Дидса сажали в тюрьму и помещали в лечебные учреждения. Он подумал, что, может быть, неправильно запомнил даты. Перевернул страницу, затем еще.

– Да будь я проклят! – воскликнул он.

– Можно подумать, что это не так. – Ромси указала на папку. – Эти сведения тебе помогли?

– Не знаю, – сказал Торрес. – Впрочем, я получил ответ на один вопрос из множества.

– Но это же хорошо?

Торрес пожал плечами:

– Ответ на один вопрос, да, зато открыл здоровенную банку с тысячей других. – Торрес закрыл папку, кровь у него заледенела, как вода в Атлантике. – Мне нужно выпить. Составишь компанию?

Ромси посмотрела на него неверящим взглядом. Она показала рукой на свою одежду, прическу, макияж:

– У меня, Эвандро, другие планы.

– Значит, в другой раз? – спросил Торрес.

Детектив Лиза Ромси медленно и печально покачала головой.

– Это особенный мужчина… Я знаю его почти всю жизнь, – сказала она. – Мы, кстати, дружили. Очень долго. Он уехал на много лет, но мы поддерживали связь. Его брак тоже не удался, и он вернулся обратно. Несколько недель назад мы пили с ним кофе, и я поняла, что, когда он смотрит на меня, он меня видит.

– И я вижу тебя, – сказал Торрес.

Ромси покачала головой:

– Ты видишь только ту часть, которая похожа на тебя самого. А это, Эвандро, не лучшая моя часть. Прости. Но мой друг… друг ли? Он смотрит на меня и видит то, что во мне лучшее. – Ромси чмокнула губами. – А что это значит? – Она пожала плечами. – Любовь.

Торрес некоторое время смотрел на Лизу. Вот он, настал без предупреждения – конец их отношений. Что бы под ними ни подразумевалось. Больше их не было. Торрес передал ей папку.

Он вышел из машины без опознавательных знаков, и Лиза Ромси уехала раньше, чем он успел сесть в свою.

Глава пятнадцатая
Время закрытия

Курьеры приходили и уходили. Туда-сюда, весь вечер. Боб опустил в щель столько конвертов с деньгами, что их шорох, он знал, будет еще много дней стоять у него в ушах.

За время игры он трижды сбрасывал деньги, вырученные в баре; в перерыве между таймами он поглядел в просвет, неожиданно образовавшийся в толпе людей, и увидел, что за шатким столом под нарагансетским зеркалом сидит Эрик Дидс. Эрик тянулся рукой через стол, Боб проследил взглядом и обнаружил, что Эрик держит кого-то за руку. Бобу пришлось отступить на шаг, чтобы разглядеть всю картину, заслоненную людьми, и он немедленно пожалел, что разглядел. Пожалел, что вообще вышел на работу. Пожалел, что ни разу не пил с Рождества. Пожалел, что не может перевести назад часы всей своей жизни и поставить на день раньше того вечера, когда пошел по улице и нашел Рокко в мусорном баке перед ее домом.

Перед домом Нади.

Потому что Дидс держал за руку Надю, Надя смотрела на Эрика, и лицо ее было непроницаемо.

Бобу, наполнявшему в тот миг стакан кубиками льда, показалось, что он кидает лед себе в грудь, проталкивает в живот, ссыпает к основанию позвоночника. В конце концов, что ему известно о Наде? Он знал, что нашел едва живого щенка в мусорном баке у ее дома. Он знал, что у нее были отношения – определенного рода – с Эриком Дидсом, и этот Эрик Дидс появился в жизни Боба только после того, как он познакомился с Надей. Он знал, что до сих пор ее второе имя было Ложь или Недомолвка. Может быть, этот шрам на горле появился у нее вовсе не от ее собственной руки, может, его оставил последний из обманутых ею мужчин.

Когда Бобу было двадцать восемь, он зашел в спальню матери, чтобы разбудить ее к воскресной мессе. Он слегка потряс ее, но она в ответ не похлопала его по руке, как обычно. Тогда он развернул ее лицом к себе, и ее лицо оказалось стянуто в узелок, глаза зажмурены, а кожа стала серой, как асфальт. Вечером, примерно между серией «Мэтлока» и десятичасовыми новостями, она пошла спать и проснулась оттого, что рука Бога сжала ей сердце. Вероятно, у нее в груди не осталось воздуха, чтобы закричать. Одна, в темноте, вцепившись в простыни, со сжатыми кулаками, со стянутым в узелок лицом, с зажмуренными глазами и ужасным осознанием, что именно для тебя и именно сейчас все закончится.

Стоя над ней в то утро и представляя себе последний удар ее сердца, последнее единственное желание, какое был способен породить ее разум, Боб ощущал такую горечь потери, какую не ожидал пережить еще раз.

До сегодняшнего вечера. До этого мига. До того, как понял, что означает это выражение на лице Нади.

В разгар третьей четверти Боб вышел из-за стойки и приблизился к компании парней. Один из них сидел спиной к нему, и в его затылке было что-то очень знакомое, Боб уже был готов сказать, что именно, когда Рарди развернулся и одарил его широкой улыбкой.

– Как ты тут справляешься, Бобби? – спросил Рарди.

– Мы, мы… – промямлил Боб, – мы беспокоились о тебе.

Рарди при этих словах комично нахмурился:

– Вы, вы, вы? Кстати, мы хотим семь пива и семь порций «Куэрво».

– Мы думали, ты умер, – сказал Боб.

– С чего бы мне умирать? – удивился Рарди. – Просто меня не тянуло на работу в то место, где меня едва не прикончили. Передай Марву, что ему позвонит мой адвокат.

Боб увидел, как Эрик Дидс пробирается через толпу на другую сторону бара, и в душе Боба что-то всколыхнулось, что-то жестокое и бессердечное.

– Могу передать твою жалобу Човке, – сказал он Рарди. – Он передаст дальше наверх. Как тебе такая мысль? Нравится?

Рарди горестно рассмеялся при этих словах, пытаясь выразить презрение, однако получилось совершенно неубедительно. Он несколько раз мотнул головой, как будто Боб чего-то не понял. Ничего не понял.

– Принеси нам пиво и текилу.

Боб подался к нему, придвинулся совсем близко, настолько близко, что ощутил запах текилы в дыхании Рарди.

– Выпить хочешь? Позови другого бармена, который не знает, что ты мешок с дерьмом.

Рарди захлопал, но Боб уже уходил прочь.

Он прошел мимо двух нанятых на вечер барменов и остановился у дальнего конца стойки, наблюдая, как приближается Эрик Дидс.

Оказавшись рядом с ним, Эрик сказал:

– Мне «Столичной» со льдом, старина. И вина для дамы.

Боб принялся наливать выпивку.

– Ты так и не появился утром.

– Правда? Ну…

– Значит, деньги тебе не нужны.

– А ты принес? – спросил Эрик.

– Что принес?

– Принес-принес. Ты из таких.

– Из каких «таких»?

– Из таких, какие приносят деньги.

Боб поставил «Столичную», налил бокал шардоне.

– Зачем она здесь?

– Она моя девушка. На веки вечные, до гробовой доски и все такое.

Боб подтолкнул к Эрику бокал с вином и навалился на барную стойку. Эрик придвинулся к нему.

– Отдашь мне ту бумагу, – сказал Боб, – и отвалишь отсюда с деньгами.

– Какую еще бумагу?

– С номером микрочипа. Напишешь на ней расписку и передашь мне лицензию.

– С чего бы мне так делать?

– С того, что я тебе плачу. Разве плохая сделка?

– Сделка как сделка.

У Эрика зазвонил сотовый. Он посмотрел на экран и поднял палец, призывая Боба подождать. Забрал выпивку и пошел через толпу обратно.

Добавьте Пейтона Мэннинга в список людей, которые опускали Кузена Марва. Этот гад вышел на поле со своим ударом на миллиард, со своим контрактом на миллиард, и от защиты «Сихокса» мокрого места не осталось. А прямо сейчас рвали на куски «Бронкос»: «Сиэтл» делал с «Денвером» то, что «Денвер» делал сегодня со всеми игроками в стране, поставившими на него. В числе этих игроков был и Марв – какой смысл и дальше воздерживаться от пагубной привычки, если ты настолько не в себе, что грабишь чеченскую мафию на несколько миллионов? – и он должен был вот-вот потерять на этой чертовой игре пятьдесят кусков. Не то чтобы Марв собирался отдавать долг. Если это рассердит Лео Кугана и его ребят, то пусть занимают очередь. Они не первые.

С телефона в кухне Марв позвонил этому мальчишке Дидсу спросить, когда тот собирается двигать в сторону бара, и был ошеломлен и разозлен, услышав, что тот уже час как сидит в баре.

– Ты что, с дуба упал! – сказал он.

– А где еще мне быть? – спросил Дидс.

– Дома. Чтобы ни одна собака тебя не видела, пока ты не ограбишь заведение.

– Меня никто никогда не замечает, – сказал Эрик, – так что об этом не беспокойся.

– Я вообще тебя не понимаю, – сказал Марв.

– Чего не понимаешь?

– Все так просто: появляешься в назначенное время, делаешь дело и уходишь. Почему теперь никто в мире не придерживается, на хрен, плана? Ваше поколение, похоже, не выходит из дому, не забив баки наркотой.

Марв пошел к холодильнику за очередным пивом.

– Не волнуйся, – сказал Дидс. – Я влез ему в душу.

– Кому?

– Бобу.

– Если бы ты влез в душу к этому парню, ты бы сейчас орал в голос, а ты не орешь. – Марв с треском открыл банку. Немного сбавил тон. Лучше иметь спокойного партнера, чем партнера, уверенного, что ты на него злишься. – Слушай, я знаю, какое впечатление он производит, но я тебя заклинаю: не играй с ним. Просто отойди подальше и не привлекай к себе внимания.

– Ну, – сказал Эрик, – и что мне делать в ближайшие два часа?

– Ты же в баре. Только в стельку не упейся, сохраняй хладнокровие, а в два я заберу тебя из переулка. Разве плохой план?

Из трубки донесся смех Эрика, натянутый и одновременно какой-то девчачий, словно он смеялся над шуткой, которую никто, кроме него, не слышал, и никто не поймет, в чем там соль.

– План как план, – сказал он и отключился.

Марв уставился на свой телефон. Современная молодежь! Похоже, в тот день, когда в школе детей учили личной ответственности, все они, на хрен, взяли освобождение по болезни.

Когда игра закончилась, толпа заметно поредела, зато те, что остались в баре, были гораздо более шумными и пьяными и оставляли после себя в туалете куда больше грязи.

Через некоторое время и они стали расходиться. Рарди отключился рядом с бильярдным столом, и друзья уволокли его, причем один из них все время бросал на Боба извиняющиеся взгляды.

Боб время от времени поглядывал в сторону Эрика и Нади, которые так и сидели за тем же коктейльным столиком и разговаривали. С каждым новым взглядом на них Боб ощущал, что становится все меньше и меньше. Этак, если смотреть почаще, он, похоже, и вовсе исчезнет. После четырех «Столичных» Эрик наконец-то отправился в туалет, и Надя подошла к барной стойке.

Боб перегнулся к ней через стойку:

– Так ты с ним?

– Что? – переспросила Надя.

– Это так? Просто ответь мне.

– Господи, да ты что! Нет. Нет! Я не с ним. Нет, нет и нет! Боб, я сегодня пришла домой, а он ждал меня в кухне с пистолетом на поясе, прямо «Сильверадо» какое-то. Сказал, я должна пойти вместе с ним к тебе сюда.

Бобу хотелось поверить ей. Хотелось поверить с такой силой, что скулы сводило, – вот сейчас зубы выскочат изо рта и запрыгают по всему бару. Наконец-то он смог как следует посмотреть ей в глаза и увидел нечто, чего по-прежнему не мог понять, – но это было не волнение, не самодовольство, не снисходительная усмешка победителя. Пожалуй, там было то, что хуже всего этого, вместе взятого, – отчаяние.

– Я не могу один, – сказал Боб.

– Не можешь чего?

– Понимаешь, это слишком тяжело. Я отбываю этот… срок уже десять лет – изо дня в день, – потому что с чего-то решил, что тогда мне зачтется наверху, понимаешь? Ну, я увижу маму, отца, все такое. Но мне кажется, меня не простят. Мне кажется, я не заслуживаю прощения. И если там мне суждено быть одному, неужели и здесь тоже?

– Никому не суждено быть одному, Боб. – Надя положила руку на его ладонь. Всего на секунду, но этого было достаточно. Этого было достаточно. – Никому.

Эрик вернулся из туалета и шел теперь к стойке. Он указал на Надю большим пальцем:

– Ну-ка подсуетись и принеси со стола наши напитки, о’кей?

Боб отошел, чтобы выписать счет.

К часу сорока пяти все разошлись, остались только Эрик, Надя и Милли, которая была обязана являться в свою богадельню на Эдисон-Грин ровно в час пятьдесят пять. Милли попросила свою пепельницу, и Боб толкнул к ней пепельницу по стойке, а Милли все растягивала и растягивала коктейль и сигарету, пепел с которой свисал и загибался, словно коготь.

Эрик улыбнулся Бобу во всю ширь и проговорил негромко:

– Когда эта старая карга отчалит?

– Через пару минут, – сказал Боб. – А какое тебе до нее дело?

Эрик поглядел на Надю, сгорбившуюся на высоком стуле рядом с ним. Он перегнулся через стойку:

– Ты должен понять, насколько я серьезен, Боб.

– Я понимаю, насколько ты серьезен.

– Тебе кажется, что ты понимаешь, только ты не понимаешь. Если ты меня кинешь – пусть даже по мелочи, – я не пожалею времени, я доберусь до этой старухи и вытрясу из нее все дерьмо. Кстати, нет ли у тебя какого-нибудь плана, типа «чтоб Эрик никогда отсюда не вышел»? Если есть, то забудь о нем, Боб, потому что мой партнер, который помог мне пришить Риччи Велана, займется тогда вами обоими.

Эрик распрямился, Милли выложила на чай ровно столько, сколько оставляла со времен запуска первого спутника, – четвертак – и соскользнула со своего стула. Она просипела Бобу, причем связки выдавали лишь десять процентов звука, а остальные девяносто были добычей «Вирджинии Слим», ультралайт:

– Я пошла.

– Береги себя, Милли.

Та отмахнулась от Боба, повторяя:

– Да-да-да, – и толкнула дверь.

Боб запер за ней и вернулся за барную стойку. Вытирая ее, он дошел до локтей Эрика и сказал:

– Прошу прощения.

– Обойди.

Боб провел тряпкой, обогнув по дуге локти Эрика.

– Кто твой партнер? – спросил он.

– А ты не отказался бы узнать, кто он, правда, Боб?

– Он точно помог тебе убить Риччи Велана?

– Такие ходят слухи, Боб, – сказал Эрик.

– Не просто слухи. – Вытирая стойку перед Надей, Боб заметил красные отметины у нее на запястьях, там, где Эрик стискивал ее руки. Боб подумал, а нет ли и других отметин, которые ему не видны.

– Ну, значит, не просто слухи, Боб. На том и порешим.

– Порешим что?

– Порешим, и все. – Эрик нахмурился. – Сколько времени, Боб?

Боб сунул руку под барную стойку и вытащил десять тысяч долларов, завернутых в пакет. Он развернул пакет, вынул деньги и разложил их перед Эриком.

Эрик опустил взгляд:

– Это что такое?

– Десять штук, которые ты требовал, – сказал Боб.

– А напомни-ка за что?

– За собаку.

– За собаку. Верно-верно. – Эрик перешел на шепот и поднял голову. – А сколько дашь за Надю?

– Вот так, значит, – произнес Боб.

– Похоже на то, – сказал Эрик. – Давайте все немного успокоимся на пару минут, а в два часа заглянем в сейф.

Боб повернулся и взял бутылку польской водки. Он выбрал самую лучшую – «Оркиш». Налил себе порцию и выпил залпом. Вспомнил о Марве и налил еще, на этот раз двойную.

– А ты знаешь, что Марв лет десять назад завязал с коксом? – спросил он Эрика.

– Я не знал, Боб.

– Вовсе не обязательно через слово называть меня по имени.

– Я подумаю над этим, Боб.

– Как бы то ни было, Марв слишком сильно любил кокаин, и тот взял над ним верх.

– Боб, уже почти два.

– В те времена Марв был настоящим гангстером-ростовщиком. Нет, краденое он тоже скупал, но в основном ссужал деньги под грабительский процент. А тот парень задолжал Марву уйму денег. Безнадежный случай. Он был из тех, кому никогда не выплатить всего того, что они задолжали.

– Час пятьдесят семь, Боб.

– Что было дальше? Этот парень выиграл на автоматах в «Мохеган Сан». Урвал в казино семнадцать кусков. Это было чуть больше того, что он задолжал Марву.

– И он не заплатил Марву, поэтому вы с Марвом обошлись с ним круто, и я, по-видимому, должен усвоить…

– Нет-нет. Он как раз заплатил Марву. Все до последнего цента. Но этот парень не знал, что Марв прикарманивает денежки. Из-за пристрастия к кокаину, наверное. И этот возвращенный долг был для Марва словно манна небесная, но только до тех пор, пока никто не знал, что парень заплатил. Понимаешь, к чему я клоню?

– Боб, кончай трахать мне мозги, осталась минута. – Над губой у Эрика выступили бисеринки пота.

– Ты понимаешь, к чему я клоню? – переспросил Боб. – Ты вник в суть истории?

Эрик поглядел на дверь, убеждаясь, что она заперта.

– Ну да. Этого парня грабанули.

– Его убили.

Быстрый косой взгляд.

– Ну убили.

– Чтобы он никому не рассказал, что вернул долг Кузену Марву, и чтобы никто другой тоже не рассказал. Чтобы Марв его денежками заткнул все дыры, покрыл растрату, как будто ничего и не было. Вот так мы и поступили.

– Вы поступили… – Эрик плохо следил за рассказом, но слабый сигнал тревоги у него в голове все-таки загорелся, и Эрик перевел взгляд с часов на Боба.

– Убили его у меня в подвале, – сказал Боб. – Знаешь, как его звали?

– Откуда мне знать, Боб.

– Нет, ты знаешь это имя.

– Иисус? – Эрик улыбнулся.

Боб не улыбнулся.

– Риччи Велан.

Боб сунул руку под барную стойку и быстро достал девятимиллиметровый пистолет. Он не заметил, что предохранитель не снят, так что, когда он надавил на курок, ничего не произошло. Эрик дернул головой и попытался оттолкнуться от стойки, но Боб большим пальцем нажал на предохранитель и выстрелил Эрику прямо в горло. Звук от выстрела был такой, словно от дома оторвали кусок алюминиевого сайдинга. Надя закричала. Это не был протяжный вопль, она лишь вскрикнула от потрясения. Эрик стремительно завалился со стула назад, и к тому моменту, когда Боб вышел из-за стойки, тот был уже при смерти, хотя все еще жив. Вентилятор под потолком отбрасывал на его лицо тонкие полосатые тени. Губы Эрика то выпячивались, то раскрывались, словно он пытался вдохнуть и в то же время поцеловать кого-то.

– Мне жаль, что вы, ребята, такие, – сказал Боб. – Знаешь, в чем беда? Вы плохо воспитаны, никаких манер. Выходите на улицу в том же, в чем сидите у себя дома. Говорите гадости про женщин. Бьете беззащитных собак. Ты мне надоел, парень.

Эрик посмотрел на Боба и скривился, как от изжоги, он казался рассерженным. Разочарованным. Это выражение застыло на его лице, словно приклеенное, а мгновение спустя Эрика уже не было. Он ушел. Просто умер, мать его.

Боб затащил тело Эрика в холодильник.

Когда он вернулся, толкая перед собой ведро со шваброй, Надя так и сидела на своем стуле. Рот у нее казался шире, чем обычно, и она не могла отвести глаз от крови на полу, но в остальном выглядела как всегда.

– Он стал бы приходить снова и снова, – сказал Боб. – Когда кто-нибудь что-то отбирает у тебя и ты ему отдаешь, никакой благодарности такие люди не чувствуют, они лишь понимают, что ты должен им еще и еще. – Он опустил швабру в ведро, немного отжал и шлепнул на самое большое кровавое пятно. – Кажется бессмыслицей, верно? Но так уж они устроены. Считают себя на особом положении. Их невозможно переубедить.

– Ты просто взял и пристрелил его, – сказала Надя. – Ты просто… нет, ты сам-то понимаешь?

Боб тер шваброй пятно.

– Он бил мою собаку.