Текст книги "Общак"

Автор книги: Деннис Лихэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Глава девятая
Затишье

Они не видели Рарди со дня ограбления. Знали, что из больницы его выпустили на следующий день, после чего о нем не было ни слуху ни духу. Однажды утром они заговорили об этом в пустом баре, когда половина перевернутых стульев еще была на столах и на барной стойке.

– Это на него не похоже, – сказал Кузен Марв.

Боб разложил на стойке перед собой газету. Появилось официальное объявление: епархия сообщила о закрытии церкви Святого Доминика в Ист-Бакингеме, закрытии, которое кардинал назвал «неизбежным».

– Он и раньше пропадал по нескольку дней, – сказал Боб.

– Но только не с сотрясением мозга, и он всегда звонил, – возразил Кузен Марв.

В газете было две фотографии церкви Святого Доминика: одна современная, другая столетней давности. Небо над церковью было одинаковым. Но никого из тех, кто жил под первым небом, не осталось в живых под вторым. И возможно, они были бы даже рады, что уже не живут в мире, который настолько отличается от того, к какому они привыкли. Когда Боб был ребенком, его приход был его страной. В нем имелось все, что требовалось, все, что ты хотел знать. Теперь, когда епархия позакрывала половину приходов, чтобы расплатиться за преступления священников-педофилов, Боб никак не мог принять тот факт, что дни расцвета приходов миновали, остались в прошлом. Боб принадлежал к определенному типу людей, определенной части поколения, почти целому поколению, и хотя таких, как он, оставалось еще много, они уже постарели, поседели, их мучил кашель курильщика, они охотно ходили на медосмотры, хотя никогда не интересовались результатами анализов.

– Ну, не знаю, – продолжил Марв. – Эта история с Рарди как-то меня тревожит, честно тебе говорю. Я на крючке у таких парней, что…

– Ни у кого ты не на крючке, – сказал Боб.

– Я же рассказывал о мужике в машине.

– Он спросил у тебя дорогу.

– Главное, – сказал Марв, – как он это сделал, каким взглядом на меня посмотрел. А как насчет того парня с зонтиком?

– Он приходил из-за собаки.

– Из-за собаки. Откуда ты знаешь?

Боб вглядывался в неосвещенную часть бара и чувствовал вокруг себя смерть – побочное следствие ограбления, решил он, и встречи с тем несчастным в фургоне. Тени превратились в больничные койки, в сгорбленных стариков, которые покупают похоронные открытки, в пустые кресла-каталки.

– Рарди просто нездоров, – сказал Боб. – Он появится.

Но пару часов спустя, оставив Марва выдерживать натиск напористых дневных пьяниц, Боб отправился к Рарди домой, в квартирку на втором этаже, зажатую между двумя другими в обшарпанном трехэтажном доме на Персеваль.

Боб сидел в гостиной с Мойрой, женой Рарди. Когда-то она была настоящей красоткой, Мойра, однако жизнь с Рарди и ребенком, у которого обнаружились какие-то проблемы со способностью к обучению, высосала из нее всю красоту, словно сладкий сок из травинки.

– Я несколько дней его не видела, – сказала Мойра.

– Несколько дней, вот как? – переспросил Боб.

Мойра кивнула:

– Он пьет гораздо больше, чем кажется.

Боб подался вперед, на его лице отразилось удивление.

– Ну, я-то точно знаю, – сказала она. – Он отлично это скрывает, но прикладывается к бутылке прямо с утра, как проснется.

– Однажды я видел, как он пьет, – сказал Боб.

– Из маленькой бутылочки, как в самолете? – уточнила Мойра. – Он носит их с собой в пальто. Так что даже не знаю, может быть, он сейчас у братьев или у кого-нибудь из старых приятелей из Татл-парка.

– Когда он был в последний раз? – спросил Боб.

– Когда я последний раз видела его? Пару дней назад. Этот паразит уже делал так раньше.

– Но ты хоть пробуешь до него дозвониться?

Мойра вздохнула:

– Он не берет трубку.

В дверях появился ребенок, в пижаме, хотя было уже три часа дня. Патрик Дуган, сейчас ему девять или десять, Боб не мог вспомнить точно. Мальчик посмотрел на Боба неузнающим взглядом, хотя видел его сотни раз, затем перевел взгляд на мать, весь ощетиненный, с вздернутыми худыми плечами.

– Ты обещала, – сказал Патрик матери. – Мне нужна помощь.

– Хорошо. Вот только договорю с Бобом.

– Ты обещала, обещала, обещала. Мне нужна помощь. Нужна помощь!

– Солнышко! – Мойра на мгновение закрыла глаза, затем снова открыла. – Я сказала, что приду, значит приду. Только докажи, как мы с тобой договаривались, что ты можешь поработать самостоятельно еще пару минут.

– Но ты же обещала. – Патрик в дверном проеме переступал с ноги на ногу. – Обещала.

– Патрик! – Теперь голос Мойры напрягся, предостерегая.

Патрик взвыл, на его лице отразилась отвратительная смесь ярости и страха. Звук, рвавшийся из него, был первобытным звериным воем, обращенным к первым богам. Лицо мальчика сделалось красным, словно обгорело на солнце, вены на шее вздулись. И этот вой все не кончался и не кончался. Боб поглядел в пол, перевел взгляд на окно, стараясь вести себя как ни в чем не бывало. Мойра просто устало глядела перед собой.

Мальчик закрыл рот и выбежал в коридор.

Мойра развернула пластинку жвачки и сунула в рот.

Она предложила пачку Бобу, он поблагодарил и взял одну пластинку. Они сидели в молчании и жевали резинку.

Мойра указала большим пальцем в сторону дверного проема, где недавно стоял сын:

– Рарди тебе не говорил, с чего он пьет? Нам сказали, что у Патрика какая-то хорея Хантингтона, что ли. Или аддисонова болезнь. Или что-то там когнитивно-диссонансное. Моя мать считает, что он просто придурок. Я не знаю. Он мой сын.

– Конечно, – сказал Боб.

– Ты сам-то как?

– Я? – Боб немного отодвинулся. – Нормально, а что?

– Ты какой-то не такой.

– Как это?

Мойра пожала плечами, поднимаясь:

– Не знаю. Как-то выше стал, что ли. Ты увидишься с Рарди? Передай ему, что нам нужно чистящее средство «409» и «Тайд».

Мойра отправилась к сыну. Боб вышел из квартиры.

Надя с Бобом сидели на качелях на пустынной детской площадке в Пен-парке. Рокко лежал у их ног в песке, зажав в пасти теннисный мячик. Боб поглядел на шрам на шее у Нади, и она заметила это, когда он отводил глаза.

– Ты ни разу меня не спросил. Единственный человек из всех, кто не задал этот вопрос в первые пять минут знакомства.

– Меня это не касается, – сказал Боб. – Это твое личное дело.

– Откуда ты такой взялся?

Боб огляделся по сторонам:

– Отсюда.

– Нет, в смысле, с какой планеты?

Боб улыбнулся и покачал головой. Наконец-то он понял, что имеют в виду люди, говоря, что кто-то «счастлив по уши». Именно так он чувствовал себя благодаря Наде: на расстоянии, когда он только мысленно был с ней, или вот как сейчас, сидя так близко, что можно прикоснуться (хотя они никогда этого не делали), – он был счастлив по уши.

– Разве раньше люди разговаривали по телефону на публике? – сказал Боб. – Они заходили в телефонную будку, закрывали дверь. Или же разговаривали как можно тише. А теперь? Люди прямо в общественном туалете рассказывают, как у них работает желудок. Я этого не понимаю.

Надя засмеялась.

– Ты что?

– Ничего. Так. – Она взмахнула рукой, извиняясь. – Просто никогда не видела, чтобы ты так волновался. И я не уверена, что уловила твою мысль. Какое отношение таксофоны имеют к моему шраму?

– Больше никто, – пояснил Боб, – не уважает права на личную жизнь. Все вокруг спешат выложить тебе о своей жизни всё, до последней, на хрен, подробности. Извини. Зря я сказал такое слово. Ты ведь женщина.

Надя улыбнулась ровной, широкой улыбкой:

– Продолжай.

Боб поднес руку к уху и заметил это только тогда, когда дотронулся до мочки. Он опустил руку.

– Все хотят рассказать тебе что-нибудь – что угодно, всё – о себе, и они говорят, говорят, говорят. Но когда доходит до дела, кем все они оказываются? У них кишка тонка. У них вообще нет кишок. И они попросту скрывают это за болтовней, объясняя вслух то, чего нельзя объяснять. А потом они принимаются городить ерунду о ком-нибудь еще. Я понятно объясняю?

Широкая улыбка девушки превратилась в тонкую, полную интереса и в то же время загадочную.

– Я не уверена.

Боб поймал себя на том, что нервно облизывает верхнюю губу, – застарелая привычка. Ему хотелось, чтобы Надя поняла. Ему нужно было, чтобы она его поняла. Он не помнил, чтобы когда-нибудь хотел чего-либо так же сильно.

– Твой шрам? – сказал он. – Это твое личное дело. Ты расскажешь мне тогда, когда расскажешь. Или не расскажешь. Как получится.

Боб посмотрел на канал. Надя тронула его за руку и тоже стала смотреть на канал, и они просидели так довольно долго.

Перед работой Боб зашел в церковь Святого Доминика и сел на пустую скамью в пустой церкви, впитывая в себя тишину.

Отец Риган перешел из ризницы в алтарь, на нем была светская одежда, только брюки остались черные. Он с минуту смотрел на Боба, сидевшего на скамье.

– Это правда? – спросил Боб.

Отец Риган вышел на середину прохода. Сел на скамью перед Бобом. Развернулся и положил руку на спинку.

– Правда. Епархия считает, что мы будем лучше исполнять свои пасторские обязанности, если сольемся с приходом Святой Цецилии.

– Но ведь эту церковь… – сказал Боб и указал на свою скамью, – они продают.

– Да, это здание и школа будут проданы.

Боб поглядел на устремленный к небесам свод. Он смотрел на него с трехлетнего возраста. Он никогда не видел сводов других церквей. Предполагалось, что и не увидит до самой своей смерти. Так было с его отцом, так было с отцом его отца. Некоторые вещи – их не так уж и много – должны оставаться такими, какими были всегда.

– А вы? – спросил Боб.

– Я еще не получил назначения.

– Они защищают педофилов, – сказал Боб, – и тех мудаков, которые их покрывали, но не знают, куда определить вас? Надо ж, какие мудрецы.

Отец Риган бросил на Боба взгляд, означавший, что он сомневается, доводилось ли ему раньше видеть такого Боба.

Скорее всего, нет.

– А в остальном у вас все в порядке? – спросил отец Риган.

– Конечно. – Боб поглядел на поперечные нефы. Уже не в первый раз он изумлялся, как люди умудрялись строить такое в 1878 году или, если уж на то пошло, в 1078-м. – Конечно, все в порядке.

– Я так понял, – сказал отец Риган, – что вы с Надей Данн подружились.

Боб поднял на него глаза.

– В прошлом у нее были кое-какие проблемы. – Отец Риган легонько похлопал по спинке скамьи и потом стал рассеянно ее гладить. – Кто-то даже сказал бы, что она сама ходячая проблема.

Молчаливая церковь высилась над ними, и казалось, что рядом бьется третье сердце.

– А у вас есть друзья? – спросил Боб.

Отец Риган удивленно поднял брови:

– Конечно.

– Я не имею в виду просто коллег, других священников, – сказал Боб. – Я говорю о по-настоящему близких друзьях. Людях, с которыми… ну, я не знаю… приятно общаться.

Отец Риган кивнул:

– Да, Боб. У меня есть друзья.

– А у меня нет, – сказал Боб. – То есть не было.

Боб еще немного полюбовался церковным убранством. Улыбнулся отцу Ригану и произнес:

– Благослови вас Господь, отец. – И поднялся со скамьи.

– Благослови тебя Господь, – сказал отец Риган.

Подойдя к двери, Боб остановился у чаши со святой водой. Перекрестился. Постоял немного, опустив голову. Потом перекрестился второй раз и вышел в центральные двери.

Глава десятая
Кто без греха

Кузен Марв стоял в двери, выходившей в переулок, и курил, пока Боб собирал пустые мусорные баки, которые вынесли накануне вечером. Как всегда, ребята с мусоровоза раскидали баки по всему переулку, и Бобу пришлось снова выстраивать их в ряд.

Кузен Марв сказал:

– Это ниже их достоинства, просто вернуть баки туда, где взяли. Это же будет означать, что они проявили уважение к кому-то.

Боб поставил два пластмассовых бачка друг на друга и отнес их к дальней стенке. Придвинул к стенке вплотную, втиснув между другими баками и капканом для крыс, и в этот момент заметил пластиковый мешок для мусора из тех особо прочных, какие используют на стройках. Он такого не выбрасывал. И достаточно хорошо знал, чем занимаются соседи – маникюрный салон «Сайгон» и доктор Санжеев К. Сет, – и знал, какой мусор они обычно выносят, – это точно не их. Боб пока оставил мешок на месте и вернулся в переулок за последним мусорным баком.

– Если бы ты просто согласился платить за большой контейнер… – начал было Боб.

– С чего бы мне платить за контейнер? – оборвал его Кузен Марв. – Может, ты забыл, что я больше не владею баром? Платить за большой контейнер… Это же не твой бар, его забрал Човка.

– Это было десять лет назад.

– Восемь с половиной, – поправил Боба Марв.

Боб отнес к стене последний бачок. Подошел к пластиковому черному мешку. Мешок на сорок пять галлонов, но далеко не полный. То, что лежало внутри, было не очень большим, но при этом топорщилось в стороны, значит в длину около фута. Может, кусок трубы или картонная трубка, в каких переносят афиши.

– Дотти считает, нам стоит съездить в Европу, – сказал Кузен Марв. – Вот в кого я превратился: мужик едет в Европу с сестрой и мотается, блин, по экскурсионным автобусам с фотоаппаратом на шее.

Боб стоял рядом с мусорным мешком. Тот был завязан, но завязан очень слабо, достаточно слегка потянуть за край, чтобы мешок раскрылся, как розовый бутон.

– Когда-то давно, – сказал Кузен Марв, – мне хотелось отправиться в путешествие, я бы тогда поехал с Брендой Маллиган, или Шерил Ходж, или… помнишь Джиллиан?

Боб придвинулся к мешку. Теперь он стоял так близко, что еще немного – и он сам окажется в мешке.

– Джиллиан Вейнгроув? Она была хорошенькая.

– Она курила до одури. Мы тогда целое лето везде ходили вместе. Ездили в тот бар на пляже Марина-Бей. Как он там назывался?

Боб услышал, как отвечает:

– «Тент». – А сам в это время развязал мешок и заглянул внутрь. Легкие словно наполнились свинцом, зато голова сделалась как воздушный шарик с гелием. Он на мгновение отвернулся от мешка, и переулок качнулся вправо.

– «Тент», – говорил Марв. – Точно, точно. Интересно, он все еще существует?

– Ага, – услышал Боб собственный голос, который доносился до него как будто из длинного тоннеля, – только теперь он называется как-то по-другому.

Он поглядел на Марва через плечо и дождался, пока тот перехватит его взгляд.

Кузен Марв отшвырнул окурок.

– Что?

Боб остался стоять на месте, держа мешок за края.

Кузен Марв поглядел на мешок, затем снова на Боба. И остался в дверном проеме.

– Ты должен… – произнес Боб.

– Нет, не должен, – сказал Кузен Марв.

– Почему?

– Я ничего не должен, – сказал Кузен Марв. – Ясно? Я стою, мать твою, на месте. Стою здесь, потому что…

– Ты должен посмотреть… – сказал Боб.

– Не должен я никуда смотреть. Ты меня вообще слышишь? Не должен я, на хрен, смотреть ни на Европу, ни на гребаный Таиланд, ни на этот гребаный мешок. Я просто стою вот здесь.

– Марв.

Марв бешено замотал головой, как делают маленькие дети.

Боб ждал.

Кузен Марв потер глаза, неожиданно смутившись:

– Когда-то мы были бандой. Помнишь те времена? Люди нас боялись.

– Помню, – сказал Боб.

Марв закурил новую сигарету и подошел к мешку так, как подходят к испуганному еноту, забившемуся в угол подвала.

Он остановился рядом с Бобом и заглянул в мешок.

На небольшой кучке залитых кровью денег лежала отрубленная чуть ниже локтя рука. Рука с часами, которые остановились на 6:15.

Кузен Марв медленно выдохнул и все выдыхал, пока воздуха в легких совсем не осталось.

– Но это же просто… – произнес Кузен Марв, – в смысле…

– Я знаю.

– Это ведь…

– Я знаю, – сказал Боб.

– Дерьмо.

Боб кивнул.

– Нам придется куда-то это девать.

– Деньги? – спросил Кузен Марв. – Или это…

– Могу поспорить, денег здесь ровно столько, сколько у нас забрали в ту ночь, – сказал Боб.

– Ну, значит… – произнес Кузен Марв.

– Значит, мы вернем им деньги, – сказал Боб. – Именно этого они и ждут.

– А это? – Марв указал на руку.

– Мы не можем просто оставить это здесь, – сказал Боб. – Иначе копы выйдут на нас.

– Но мы же ничего не сделали.

– На этот раз ничего, – произнес Боб. – Но что, по-твоему, сделают с нами Човка и Папа Умаров, если копы займутся этим делом вплотную?

– Да, – сказал Марв. – Конечно, конечно.

– Ты должен взять себя в руки, Марв.

Марв при этих словах захлопал глазами:

– Это ты мне говоришь?

– Да, тебе, – сказал Боб и понес мешок в бар.

В крошечной кухне, рядом с грилем с четырьмя горелками и фритюрницей, у них был стол, на котором они готовили бутерброды. Боб расстелил на столешнице кусок вощеной бумаги. Вытянул из рулона над столом пищевую пленку. Вынул руку из раковины, куда сгрузил, чтобы обмыть, и замотал в пищевую пленку. Получившийся тугой сверток он упаковал в вощеную бумагу.

Марв наблюдал за ним из дверного проема, на его ошеломленном лице было написано отвращение.

– Похоже, ты проделывал такое тысячу раз, – заметил он.

Боб окинул его взглядом. Кузен Марв потупился и уставился в пол.

– А ты не спрашиваешь себя, что было бы, если бы ты не сказал о часах? – спросил он Боба.

– Нет, – сказал Боб, несколько резче, чем собирался. – Не спрашиваю.

– А я спрашиваю.

Боб заклеил края вощеной бумаги, и теперь рука была запакована, как какой-нибудь дорогой кий для пула или сэндвич в фут длиной. Боб положил сверток в спортивную сумку.

Они с Марвом вышли из кухни в бар и обнаружили там Эрика Дидса, который сидел за стойкой, положив перед собой руки, – просто парень в ожидании выпивки.

– Мы закрыты, – сказал Кузен Марв на ходу.

– У вас есть «Зима»?[11]11
   Слабоалкогольный газированный напиток, альтернатива пиву.


[Закрыть] – спросил Эрик.

– Кто бы у нас такое заказывал? – спросил Марв. – Мойша?

Боб с Кузеном Марвом обогнули барную стойку и уставились на Дидса.

Эрик поднялся:

– Дверь была не заперта, и я подумал…

Боб с Марвом переглянулись.

– Ничего личного, – сказал Кузен Марв Эрику Дидсу, – но иди-ка ты, на хрен, отсюда.

– А точно у вас нет «Зимы»? – Эрик направился к двери. – Боб, рад был тебя повидать. – Он помахал рукой. – Передавай привет Наде, брателло.

Эрик вышел. Марв кинулся к двери и запер ее.

– Мы тут перебрасываемся потерянной конечностью Однорукого, как каким-нибудь паршивым мячиком для сокса, а у нас дверь открыта!

– Ну ничего же не случилось, – сказал Боб.

– Но ведь могло же. – Марв перевел дух. – Ты знаешь этого парня?

– Это тот самый, о котором я тебе рассказывал.

– Который утверждает, что это его собака?

– Ну да.

– Он классно играет в сквош.

– А ты с ним знаком?

– Он с Мэйхью-стрит. Приход Святой Цецилии. Ты у нас старой закалки – если кто не из твоего прихода, то с тем же успехом может быть фламандцем. А парнишка этот редкостное дерьмо. Пару раз сидел, если я правильно помню, и в дурдоме по-бывал. Всю их чертову семейку еще поколение назад надо было подвергнуть принудительному лечению. Поговаривают, что это он грохнул Риччи-Времечко.

– Я тоже об этом слышал, – сказал Боб.

– Стер человека с лица земли. Так о нем говорят.

– Н-да… – произнес Боб и, поскольку говорить было больше не о чем, подхватил спортивную сумку и вышел через заднюю дверь.

После его ухода Марв высыпал в раковину испачканные кровью деньги. Он выбрал на сифоне кнопку для тоника и окатил купюры.

Остановился. Посмотрел, как все они сочатся кровью.

– Твари! – прошептал он и закрыл глаза, чтобы не видеть кровь. – Гребаные дикари!

В Пен-парке Боб бросил палку, и Рокко по-мчался за ней по дорожке. Принес обратно, положил перед Бобом, Боб снова бросил, вложив в бросок всю силу. Пока Рокко бежал по дорожке, Боб открыл спортивную сумку и вытащил запакованную руку. Он развернулся к каналу и зашвырнул сверток, словно томагавк. Проследил, как сверток, переворачиваясь в воздухе, описал высокую дугу и, достигнув зенита, устремился вниз. Он плюхнулся посередине канала с сильным плеском, какого Боб не предполагал. И с шумом. С таким шумом, что Боб испугался, как бы машины, шедшие по шоссе на другом берегу канала, не остановились. Однако никто не остановился.

Рокко вернулся с палкой.

– Хороший мальчик, – сказал Боб.

Боб снова бросил палку, она отскочила от асфальта и улетела с дорожки. Рокко побежал за ней.

Боб услышал за спиной шорох покрышек. Он обернулся, ожидая увидеть кого-нибудь из парковых охранников, совершающего обычный объезд на пикапе, но оказалось, что к нему едет детектив Торрес. Боб понятия не имел, что тот успел увидеть. Он остановился, Торрес вышел из машины и подошел к нему.

– Здравствуйте, мистер Сагиновски, – сказал Торрес. Он поглядел на пустую сумку под ногами у Боба. – Мы их еще не поймали.

Боб уставился на него.

– Тех, кто ограбил ваш бар.

– Ясно.

Торрес засмеялся:

– Вы же не забыли об этом?

– Нет, конечно.

– Или вас грабят так часто, что вы уже запутались?

К ним подбежал Рокко, выронил палку, тяжело дыша. Боб бросил палку, и Рокко снова побежал за ней.

– Нет, – сказал Боб. – Я помню.

– Прекрасно. Так вот, мы их не нашли.

– Я так и подумал.

– Подумали, что мы не выполняем свою работу?

– Нет. Я слышал, что таких грабителей редко ловят.

– Так вы хотите сказать, что дело, которым я зарабатываю на жизнь, бессмысленно?

Оказаться победителем в подобном споре было невозможно, поэтому Боб просто умолк.

Спустя некоторое время Торрес спросил:

– А что это за сумка?

– Я в ней ношу поводки, мячики, пакеты для экскрементов и все такое, – сказал Боб.

– Но она пустая.

– Последний пакет я использовал, а мячик потерял, – сказал Боб.

Рокко подбежал, выронил палку. Боб бросил ее, и щенок снова умчался.

– Риччи Велан, – сказал Торрес.

– А что с ним? – спросил Боб.

– Вы его помните?

– На прошлой неделе в бар приходили его друзья, отмечали годовщину.

– Какую годовщину? – спросил Торрес.

– Последний раз, когда его видели.

– И видели как раз в вашем баре.

– Да, он вышел от нас, уехал. Его машину нашли в каком-то другом месте.

– В Согусе. Сожженную, – сказал Торрес. – А Эрика Дидса вы знаете? Такого блондина?

– Не знаю. В смысле, может, и видел, но не помню.

– Говорят, в тот день он перемолвился с Веланом парой слов.

Боб беспомощно улыбнулся Торресу и так же беспомощно пожал плечами. Торрес кивнул и пнул камешек носком ботинка.

– Кто без греха, пусть приблизится.

– Прошу прощения? – сказал Боб.

– Позиция Церкви, – сказал Торрес, – по отношению к тем, кто может принимать причастие. Если грехи вам отпущены, причащайтесь. Если нет, исповедуйтесь, а потом причащайтесь. Но вы не подходите к причастию. Вы не хотите покаяться в чем-то, мистер Сагиновски?

Боб ничего не сказал. Он снова бросил Рокко палку.

– Вот смотрите, – сказал Торрес. – Каждый день я занимаюсь черт-те чем. Это нелегкая стезя. Но в конце дня я иду и исповедуюсь. Это лучше, чем идти к психотерапевту или в общество анонимных алкоголиков. Очиститься перед Богом, чтобы на следующее утро принять Его в виде Святого причастия. А что делаете вы? Ничего.

Рокко принес палку, и на этот раз ее поднял Торрес. Он так долго держал ее в руке, что Рокко начал поскуливать. Звук был на редкость пронзительный, ничего подобного Боб до сих пор от него не слышал. С другой стороны, у него не было привычки дразнить свою собаку. Когда он уже хотел забрать палку у Торреса, коп вскинул руку и запустил палку в воздух. Рокко кинулся за ней.

– Важно покаяться, мистер Сагиновски, – сказал Торрес. – Вы бы подумали об этом. Красивая собака.

И он пошел прочь.