Текст книги "Маленькая птичка"

Автор книги: Дениза Алистер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

15

– Лоуренс, дорогой, – воскликнула Элизабет. Он вбежал в холл, когда зазвонили вечерние колокола, молча прошел мимо притихших слуг, которые хотя и были заняты своими делами, но также с нетерпением ожидали новостей. – Лоуренс, ты что-нибудь узнал?

Его лицо было осунувшимся, губы сжаты в одну линию. Он был напряженным и очень несчастным. Элизабет заметила, как задергались мышцы на его скулах, когда он попытался справиться с собой, чтобы ответить ей спокойно и без эмоций.

– Один из моих людей дважды видел Джорджа, нашего подмастерья, и оба раза на Бретонском мосту. Он явно скрывался. В руках у него был сверток.

– Это существенно?

– Да, существенно, но один из моих людей пришел сюда, чтобы сказать мне об этом, а другому было приказано оставаться на своем посту, так что мы не знаем, куда он пошел. Я сейчас больше ни о чем не могу думать, кроме как о том, что… если Оливия… – Он помедлил, чтобы справиться с душившим его волнением. – Если Оливия там же, где и украденные вещи, то она может быть в той части города. Это наша единственная нить, а ведь мы уже ищем ее целый день. Ах, Элиза! Боже мой! Я не знал, что могу испытывать такие чувства. Я должен ее найти! В ней вся моя жизнь.

Никогда раньше Элизабет не слышала от него таких речей.

– Теперь я пойду. Не будь этой чертовой толпы, мы бы давно уже ее нашли. Этот мерзавец все хорошо продумал. Если он обидел ее, я…

Когда Джордж разбудил Оливию, уже совсем стемнело. Проходя мимо рынка, он купил для нее пирожок и пронес его под своей курткой. Освеженная сном, она с аппетитом съела пирожок и заплела в косу свои растрепавшиеся волосы. В комнате теперь было совсем темно, лишь в окне были заметны слабые отблески света. Оливия подошла к окну и осторожно приоткрыла его, так, чтобы не заскрипели ржавые петли. Вытянув шею, она вглядывалась в полумрак. Ей была видна река, в которой отражались огни многочисленных факелов и жаровен, горевших на берегу. По Бретонскому мосту шла процессия с факелами, освещенные повозки выезжали из города бесконечной чередой. Значит, все еще идут представления, подумала Оливия. Она с удовольствием вдыхала чистый воздух, думая о том, где сейчас может быть Лоуренс. Увы, не приходилось ожидать, что Джордж пошлет ему весточку, потому что он так же опасался разоблачения, как и мастер Толланд.

Воздух на улице был прохладным и свежим, но, вслушиваясь в шум толпы, она почувствовала, что потянуло сквозняком, и поняла, что кто-то вошел с улицы. Она отпрянула от окна, тихонько прикрыла его и на цыпочках подошла к лестнице. Снизу раздавался голос, низкий и, по-видимому, принадлежащий иностранцу. Значит, итальянский капитан пришел за вышивками. Может, ей удастся воспользоваться его приходом и убежать из этого ужасного дома?

– Конечно, синьор, – говорил в это время мастер Толланд. – Сейчас Джордж их принесет сверху. Девушка тоже там.

Значит, капитан и вправду хотел на нее посмотреть. Она понимала, что наступает критический момент: чего ей удастся добиться, то и будет. Если она начнет кричать и брыкаться, то ее будут охранять еще строже или куда-нибудь запрячут. Поэтому, видимо, следует быть покорной и немного надутой. Тогда они, может быть, станут следить за ней не слишком внимательно, и ей удастся воспользоваться какой-нибудь возможностью.

Она спускалась по лестнице, идя впереди Джорджа, который нес тюки с вышитым облачением. Глаза ее все еще были покрасневшими, а грязные от пыли щеки прорезали дорожки от пролитых слез. Хотя голова ее была опущена, она успела разглядеть маленькую комнату, освещенную фонарем, мастера Толланда и высокого иностранца, который вынужден был пригибаться, чтобы не удариться о массивные деревянные стропила на потолке. Несмотря на длинный темный плащ, Оливия тут же узнала его. Это был спутник мастера Толланда, которого она видела во время прогулки с Элизабет.

Капитан учтиво протянул руку, глаза его с одобрением окинули всю ее фигурку. Она вложила свою руку в его, желая дать ему понять, что оценила его галантность, но при этом, не забыв придать глазам выражение печали.

– Ах, синьора! – Он заметил кольцо на ее руке и провел пальцем по дорожке от слезы на щеке. – Кто тебя обидел, могу я спросить?

В его голосе ей послышались сочувственные нотки. Он посмотрел на Джорджа, а потом на сердитое лицо второго парня.

– Да, понимаю. Соперники. Я не удивлен! Ты очень красива, синьора.

Оливия ничего не ответила и молча вытерпела пристальный осмотр с ног до головы. Как корова на рынке, сердито подумала она. Наконец капитан отпустил ее руку и, повернувшись к мастеру Толланду, обменялся с ним понимающей улыбкой. Тот кивнул Джорджу. Джордж подошел к двери прислонился к ней, сложив руки на груди.

– Синьор, а как же облачение? Ты посмотришь вещи?

Мастер Толланд развернул их, и Оливия, внимательно следившая за реакцией капитана, увидела, как тот с восхищением на лице взял в руки митру, поворачивая ее в руках, чтобы золотая вышивка заиграла в мягком свете фонаря.

– Прекрасно, – бормотал он себе в бороду. – Да, восхитительно! – Наконец он заглянул в глаза Толланду и кивнул ему с удовлетворенным видом: – Да. Они хороши. Значит, мы договорились.

Лицо Толланда собралось в складки.

– Да, синьор. А как насчет этой девушки?

Капитан повернулся к Оливии с таким выражением лица, словно приглашал разделить с ним тайную шутку, в его взгляде явственно читалось такое же, как у нее, презрение к этому свиноподобному человечку.

– Этой дамы, сэр, если позволишь!

– Ну конечно. Дамы. – Толланд насупился, уязвленный замечанием капитана. – Это искусная мастерица, синьор. Я уверен, она тебе пригодится.

Капитан не ответил, но снова посмотрел на Оливию, на ее смятое фиолетовое платье, ссадину на лбу, волосы цвета светлой меди и огромные золотисто-карие глаза на личике эльфа. Да, она ему пригодится. Ее искусство золотошвейки и эти чудесные волосы стоят хороших денег, намного больше тех, что будут заплачены этой свинье. Он не станет спрашивать, откуда она. В таких случаях лучше этого не знать.

В свою очередь, Толланд прекрасно понимал, что ему следует как можно быстрее избавиться от Оливии. Но хотя ее и было опасно держать в городе, он все же не собирался упускать возможность выручить за нее деньги и вдобавок вонзить поглубже кинжал в рану, нанесенную злейшему врагу.

– Ты сегодня отплываешь, синьор? – спросил он, угодливо улыбаясь, и подал знак своему второму помощнику, чтобы тот завернул облачение.

– Да, с отливом. А теперь, сэр, позволь мне взять твой плащ для леди.

Сердце Оливии заколотилось от волнения. Вот ее шанс! Но перед ней стоял крупный и явно очень сильный мужчина. Как же убежать от него? А если ее будут тщательно охранять? Пойдет ли с нею Джордж? Если на улицах все еще много народа, даже в этот поздний час можно затеряться в толпе. Судя по тому, что было видно из окошка, пройдет еще некоторое время, прежде чем последняя повозка с актерами доберется до конечного места назначения на Даун-стрит. Да, это шанс. «Держись!» – сказал ей тогда Джордж.

Когда мастер Толланд передавал капитану свой старый серый плащ, она успела украдкой взглянуть на Джорджа и увидела, как он едва заметно подмигнул ей. Ее закутали в этот дурно пахнущий плащ, накинув на голову капюшон. На стол легли два тяжелых кошелька, которые были немедленно схвачены жадными маленькими ручками. Глаза мастера Толланда чуть не вылезли из орбит от радости, когда он взвесил кошельки в руках. Оливия быстро взглянула на капитана, и увидела, что он смотрит на Толланда с насмешкой и презрением.

– Одолжишь ли ты мне кого-нибудь из твоих молодых помощников? Или мне самому придется тащить и вещи, и леди?

Толланд с трудом отвлекся от созерцания своего новообретенного богатства.

– О! Конечно, синьор, я как раз собирался тебе это предложить. Джордж, ты пойдешь с ними.

Выйдя на улицу, Оливия с жадностью вдохнула холодный свежий воздух, который после душной, наполненной отвратительными запахами комнаты показался ей слаще меда. Ей пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы немедленно не броситься вверх по улице, но она понимала, что сейчас ее легко догонят и вернут. Кроме того, Джордж крепко обнимал ее за талию, а с другой стороны шел капитан, прятавший под плащом драгоценный сверток. На голову его был натянут капюшон, почти закрывавший лицо. Он боялся, что его заметят, тем более с красивой женщиной.

Они уже почти дошли до угла, где улица сворачивала к Гринлайн, а потом к мосту, но тут им пришлось остановиться из-за толпы, суетившейся около громоздкой повозки, которая при слишком резком повороте воткнулась в стену. И актеры, и зеваки не очень-то усердно пытались ее развернуть, потому что позади был длинный день, и им хотелось отдохнуть, посмеяться и почесать языки.

– Это же повозка гильдии торговцев шелками и бархатом, – сказал Джордж. – Они представляют Страшный Суд. Их пьеса – последняя и самая длинная. Смотри – вон Черный Дьявол!

Толпа расступилась, смеясь, визжа и в притворном страхе увертываясь от развеселившихся актеров, которым пришлось сойти с накренившегося помоста, возведенного на повозке. Некоторые из актеров изображали Скелеты – на их туниках были нарисованы кости. Со всех сторон повозки висел длинный занавес, закрывавший колеса. Занавес приоткрылся, и из-под помоста выскочил ярко-красный Дьявол, хохоча и выкрикивая непристойности в вопящую от восторга толпу.

Оливия почувствовала, как рука Джорджа напряглась на ее талии, и украдкой взглянула на него. Он едва заметно кивнул на раздвинутый занавес. Двое Дьяволов начали бороться друг с другом к полному восторгу зрителей, но капитан заторопился к мосту и сделал знак Джорджу, чтобы тот скорее провел Оливию мимо толпы зрителей. Однако в этот момент Дьяволы заметили высокую, закутанную в черное фигуру капитана, и с радостными воплями ухватились за него. Он попытался сопротивляться, капюшон соскользнул с головы, открыв на всеобщее обозрение черные волосы, загнутый как клюв нос и остроконечную черную бороду. Это было как раз то, что нужно! Еще один Дьявол! Вопя, они подхватили его и потащили к толпе, в этот момент его плащ распахнулся и под ним показался сверток. Джордж мгновенно подскочил и выхватил его.

– Он у меня, сэр. Я его сохраню!

Незадачливый капитан был теперь со всех сторон зажат толпой и, несмотря на немалую силу, вынужден был выпустить из рук драгоценный сверток, чтобы его содержимое не повредили во всеобщей суматохе. Джордж повернулся к Оливии.

– Скорее, миледи!

Она едва могла расслышать его из-за визга и смеха, царивших вокруг нее, но поняла, что от нее требуется. В одно мгновение Джордж и Оливия, никем не замеченные, оказались на повозке за занавесом. Внутри было очень темно, но Джордж уже сообразил, что им делать.

– Послушай, миледи. Здесь у них ящик для костюмов, закрепленный под осью. Туда я засовываю сверток… все, – прошептал он. – Теперь ты выходи с другой стороны повозки и беги через мост так быстро, как только сможешь. Беги! Нет, подожди… – Он схватил ее в объятия и крепко поцеловал в губы. – А теперь – беги!

– Джордж, я никогда не забуду тебя!

– О, миледи! Я буду помнить эти слова и тебя всю жизнь!

Она приподняла занавес с задней стороны повозки и выглянула наружу. Потом выскочила и побежала, как сумасшедшая, не разбирая дороги. Ее охватила паника. Она боялась, что сейчас ноги перестанут ее слушаться. Но все же она была наконец свободна. По одну сторону улицы, по которой бежала Оливия, протекала река, а с другой – на фоне темно-синего неба чернел шпиль церкви. Церковь! Ни о чем больше не думая, она подобрала юбки и побежала туда. В темноте она с трудом нашла низкую дверь и трясущимися руками толкнула ее. Дверь подалась, и Оливия проскользнула внутрь, осторожно закрыла за собой дверь и, чуть не упав на трех каменных ступеньках, устремилась в безопасную темноту.

Молодой грум, одетый в ливрею цветов Миддлвеев, едва мог поверить своим глазам. Как только он подъехал на своем коне к толпе около застрявшей повозки, чтобы посмотреть, что случилось, перед ним мелькнуло испуганное лицо, выглянувшее из-за занавески с задней стороны фургона. В следующее мгновение закутанная в плащ фигурка выскочила на дорогу и исчезла в темноте. Не приснилось ли ему все? Он мог поклясться, что это была леди Оливия. Но прежде чем он смог как-то отреагировать на это видение, из-за занавеса появилась вторая фигура. Но на этот раз грум пришпорил свою лошадь и быстро догнал Джорджа, прежде чем тот успел скрыться.

– Джордж! Джордж Элвуд! Подожди!

Тот остановился и, увидев знакомого ему молодого грума, подозвал его жестом в тень дома.

– Джордж Элвуд! – Грум спешился и крепко схватил Джорджа. Но тот раздраженно стряхнул его руку и сказал:

– Нет! Послушай меня. Нельзя терять ни минуты. Леди Оливия…

– Да, я видел, как она вылезла из повозки. Это ведь была она?

– Да, она! Поезжай и скажи хозяину. Ты видел, куда она направилась? Она должна была перебежать через мост.

– Нет, не через мост. Вверх по той улице… – Он показал рукой в сторону Норт-стрит, шедшей вдоль реки.

– О Боже! – застонал Джордж. – Она же должна была пройти по мосту, и тогда ваши люди увидели бы ее. Я ведь говорил ей… О, дьявол! Что же теперь делать?

– Что произошло? С ней все в порядке?

– Нет, не все. Но она на свободе, хотя надолго ли – одному Богу ведомо. Поторопись и расскажи ему… Она где-то здесь. Я не могу с тобой поехать. У меня неприятности. И вот еще что. Скажи ему что это все мастер Толланд, и что его можно найти в четырнадцатом доме вниз вон по той улице… – Он показал рукой на улицу куда направлялась повозка до того, как застряла. – Скажи, что наверху он найдет все улики и парня по имени Питер, который помогает Толланду. Поспеши же!

Молодой грум вскочил на лошадь и ускакал, а Джордж устремился в темноту. Толпа уже поредела, но грум еще нескоро нашел сэра Лоуренса и мастера Хартфорда с группой всадников, совещавшихся около Портроуда. Они видели, как отплыл итальянский корабль под названием «Сильвия», и как капитан взошел на него один, с сердитым видом и пустыми руками. Несмотря на все усилия, они были не ближе к спасению Оливии, чем прошлой ночью, и даже не представляли, в какую сторону направить поиски, по крайней мере, до тех пор, пока не появился молодой грум, до смерти обрадованный тем, что наконец-то нашел своего хозяина.

16

В церкви было прохладно, в воздухе стоял аромат ладана, все освещение составляли только несколько свечей, укрепленных на железном ободе. Оливия остановилась, прислушиваясь к тишине и всматриваясь в полумрак. Сердце ее еще продолжало колотиться, руки и ноги дрожали. Равномерное мерцание свечей успокаивало, звало к себе, сулило покой и утешение. Она взяла свечу из стопки, лежащей рядом с горящими свечами, и зажгла ее.

– Пресвятая Богородица, – молилась она, преклонив колена на холодный каменный пол, – прошу тебя, помоги! До сих пор ты помогала мне, пожалуйста, помоги еще раз! Не забирай его от меня. Я люблю его. Я так отчаянно люблю его. – Слезы катились по ее лицу и падали на ее сложенные в молитве руки. Больше она ничего не смогла сказать, кроме: «Спасибо тебе за то, что ты меня охраняешь».

Успокоившись, она подошла к алтарю и, опершись о стену, встала рядом с крошечной лампадкой, висевшей в воздухе, словно путеводная звезда. После всего, что произошло, было трудно поверить, что она наконец-то в безопасности. Демоны страха не оставляли ее, продолжая терзать, не проходили опасения, что капитан должен броситься на поиски, что он предупредит мастера Толланда, и что вместе они непременно найдут ее и заставят сказать, где спрятанные вещи.

Она опустилась на ступени алтаря. Я все равно больше ничего не могу сделать до утра, устало подумала она, поплотнее завернулась в грубый плащ, слишком измученная, чтобы обращать внимание на его дурной запах, и легла на ступеньки. Ей никак не удавалось заснуть, сон то налетал, разворачивая перед ней калейдоскоп лиц и бессмысленностей, то грубо возвращал ее в холодную темноту ночи, заставляя дрожать от страха. Время остановилось, и мир исчез.

Внезапно она вздрогнула и села. Был ли на самом деле этот звук, или ей послышалось? Прислонившись к холодной каменной стене, она напряженно ждала. Нет, ей не послышалось! Это был стук копыт. Значит, уже рассвело? Нет, не рассвело. Она посмотрела наверх, но не увидела в окне полосы света, только слабые отблески факелов танцевали на стенах. Напрягшись всем телом, она прислушивалась. Звучали мужские голоса и цоканье копыт на вымощенном плитами церковном дворе. Это погоня! Они пришли за ней и за вещами. Мастер Толланд или капитан, или… или все-таки это – Лоуренс? Может ли это быть?

Звуки приближались, и она еще сильнее вжалась в стену, надеясь, что серый цвет плаща сделает ее невидимой для преследователей, и что они не услышат, как гулко бьется ее сердце. Раздался звук открываемой двери, затем послышались голоса, и все вокруг осветилось факелами. Оливия замерла, едва дыша, стуча зубами от страха, холода и боли в разбитом теле. Голоса все ближе, все громче, топот ног слышался теперь со всех сторон. Факелоносец подошел к ступеням алтаря и медленно повел факелом из стороны в сторону. Оливия увидела блеск золотой монограммы на его груди, а потом в глаза ей бросилось зеленое и золотое. Она охнула, и факелоносец замер.

– Ш-ш-ш! Тихо!

Шум прекратился, и человек поднес к ней свой факел, осветивший ее сжавшееся в комочек тело и расширенные от ужаса глаза, взгляд которых был прикован к стене.

– Сэр! Сюда!

Она услышала топот бегущих ног, потом голос с надрывом выкрикнул ее имя, и наконец появилась знакомая родная фигура, освещенная факелом. Это был он, его голос, его руки! Она не помнила, как оказалась в его объятиях. Лоуренс прижимал ее к груди и качал, словно младенца, из горла его рвались рыдания, и он целовал ее торопливо и жадно. Она слышала рыдания и не знала, чьи это слезы – его или ее, потому что они слились в такой мучительной гармонии, что факелоносец отвернулся, жестом останавливая людей, которые рвались к ним.

– Лоуренс… – прошептала она.

– Моя любимая. Моя единственная. Моя маленькая птичка… Теперь все будет хорошо, ты в безопасности. Они сделали тебе очень больно?

– Нет, не очень. Лоуренс, родной мой. Это, правда, ты? Ты мне не снишься?

– Любимая моя… Я люблю тебя. Я так люблю тебя! Это не сон. – Его губы зарывались в ее волосы, он покрывал поцелуями ее щеки, губы, постанывая от счастья. – Пойдем, родная. Мы едем домой.

Домой… Оливии казалось, что ее сердце сейчас разорвется от счастья. Его нежность, слова любви, его радость, оттого что нашел ее, его сильные руки – все мучения стоили одного этого мгновения! Он поднял ее на руки и, крепко прижимая к груди, понес мимо расступившихся слуг. Они вышли из церкви. На востоке уже появились первые лучи света.

В этот момент к ним подъехал Арчибальд и радостно заключил Оливию и Лоуренса в свои медвежьи объятья. Он обменялся с Лоуренсом несколькими словами, из которых Оливия уловила одно только слово – «облачение» – напомнившее ей о главной причине, из-за которой все и случилось. Оглушенная страшными переживаниями последних суток, счастливым избавлением и встречей с обожаемым супругом, она совершенно забыла об этой причине.

– Лоуренс! Послушай. Облачение…

– Не думай об этом, любимая. Это все не важно.

– Лоуренс, я знаю, где вещи!

Мужчины с недоверчивым изумлением посмотрели на нее. Не бредит ли она?

– Ты знаешь?

– Да, – улыбнулась она. – Ты бы ни за что не догадался. Они в ящике для костюмов под передней осью повозки, с которой гильдия торговцев шелками и бархатом представляла свою мистерию.

Нет, она точно бредит. Нахмурившись, Лоуренс и Арчибальд посмотрели друг на друга.

– Милая…

– Да нет же, они там! Арчибальд, посмотри под повозкой вашей гильдии, той, что застряла на углу у моста. В ящике для костюмов ты найдешь большой сверток. Там все вещи.

– Хорошо, – ответил Арчибальд уже совсем другим тоном. – Мы отправимся сейчас же, нам надо успеть до того, как они все разберут. За мной!

Арчибальд и еще несколько человек исчезли в предрассветных сумерках, а Лоуренс остался с ней, все еще терзаемый множеством вопросов. Оливия решила, что сейчас не время вдаваться в подробности, и что она все объяснит позже.

А сейчас они ехали домой. Она сидела перед Лоуренсом на луке седла, укутанная в теплый плащ, и он крепко прижимал ее к своей груди. Она чувствовала под собой движение могучего Негра, по телу разливались тепло и сладостное ощущение безопасности. Это и есть счастье, подумала она. Сидеть вот так, в кольце его сильных рук, прижавшись к его телу… И он сказал, что любит ее. Да, это и есть счастье.

Лоуренс опустил глаза и угрюмо взглянул на жену, так сильно прижав ее к себе, что она даже поморщилась.

– Они не обидели тебя, родная? Если этот мерзавец что-нибудь тебе сделал, я убью его!

Его взгляд был таким суровым, что Оливия ни на минуту не усомнилась, что так и будет. Она предпочла не углубляться в эту тему, и весь оставшийся путь по городу наслаждалась тем, что полулежала в его руках, чувствуя прикосновение его бороды к своему лбу. Пусть это будет началом ее новой жизни.

Посланные впереди слуги уже сообщили об их прибытии. Элизабет и Карина, плача от счастья, встретили их в холле, как раз в тот момент, когда Лоуренс появился со своей драгоценной ношей. Сияя счастливой улыбкой, он пронес ее в их комнату под восторженные возгласы слуг.

Там Лоуренс осторожно положил ее на кровать и сел рядом. Теперь было уже совсем светло, и он мог разглядеть синяк на ее лбу, темные круги вокруг глаз, следы слез на щеках. Он медленно покачал головой, сжал губы, в его глазах цвета стали зажегся гнев. Он дотронулся до синяка, потом до ее щек, и едва слышно произнес с тихой яростью:

– Я убью мерзавца, который это сделал.

– Лоуренс, Лоуренс, подожди. Дай я сначала все тебе расскажу. Это не то, что ты думаешь…

– Голубка моя, как я мог допустить, чтобы это случилось с тобой! Какой же я дурак!

Она протянула к нему руки и, прижав его голову к своей груди, стала гладить гриву густых черных волос. Теперь пришел ее черед успокаивать его.

– Нет, нет, любимый. Успокойся. Не говори так. Я люблю тебя. Я очень люблю тебя. А все остальное не имеет значения.

И вот уже Элизабет, Карина и несколько горничных хлопочут над ее измученным телом. Ее искупали, вымыли волосы и смазали лечебным бальзамом синяки. Теперь она была в чистой белой рубашке льняного полотна, надушенной розами и лавандой, и к ней вернулось ощущение благополучия, которого так не хватало ей все это время. Хотя Элизабет и жаждала поскорее узнать все, что произошло, она понимала, что сперва следует позаботиться о телесных потребностях Оливии. Однако ей трудно было скрыть радость и облегчение, особенно когда Элизабет убедилась, что Оливию не покинуло присущее ей чувство юмора и, более того, она не требовала к себе внимания, а, наоборот, словно извинялась за причиненные хлопоты и волнения.

– Ты совсем не спала, Элиза?

– Мы не могли, родная. Мы были уверены, что как только мы ляжем, тут-то Лоуренс тебя и привезет, а нам совсем не хотелось пропускать этот момент. Да я и не смогла бы заснуть.

– Мне так жаль, Элиза! Вы из-за меня столько намучились. Если бы я тогда не убежала в мастерскую…

– Это из-за того, что мы тогда сказали?

– Нет, вы ничего плохого не сказали. Наоборот, были так добры ко мне! Причиной был всего только один взгляд.

– Мой?

– Нет, дорогая. Лоуренса.

Элизабет не хотела, чтобы Оливия сейчас что-то объясняла. Она думала, что со временем все узнает, а сейчас время отдыхать и утешаться. Но Оливия, поднося ко рту очередную ложку горячей овсяной каши с медом и сливками, продолжала говорить.

– Ты знаешь, Элиза, как Лоуренс умеет смотреть?

– Да, я знаю, – ответила та с понимающей улыбкой.

– Ну вот, и тот его взгляд за столом говорил: «Ага, моя дорогая, еще один шаг, и ты попалась!»

Отсмеявшись, Элизабет спросила:

– Но разве ты и так не попалась? Что ты имеешь в виду, говоря «еще один шаг»?

Оливия откинулась на мягкие подушки, не отпуская руки Элизабет, и рассказала ей, как все произошло – почему она не желала принимать участия в работе мастерской Лоуренса, хотя ей и хотелось этого больше всего на свете. Она рассказала о странных, обидных для нее обстоятельствах их помолвки, о том, как мучилась из-за сомнений в мотивах женитьбы Лоуренса. О том, как ей больше нечем было отомстить, кроме как скрыть свою любовь и отказаться помочь ему в мастерской.

И все же он не мог не знать, не мог не видеть ее любовь. Элизабет согласилась с ней, потому что это и вправду было видно любому, несмотря на попытки Оливии скрыть от всех свое чувство. Ее деланое безразличие к мастерской, конечно, тоже не обмануло Лоуренса, и поэтому он повел ее в собор, и Оливия больше не могла таить своего интереса к работе. И после этого он коварно вовлек Элизабет и Арчибальда в обсуждение ее идей, зная, что Оливия будет разрываться между желанием принять участие в их беседе и притворяться безразличной, что означало навсегда упустить свой шанс.

– В тот момент я и увидела, как он наблюдает за мной, как ждет моего выбора. И тогда я убежала. Мне казалось, что лучше сбежать, чем сделать то, чего он от меня ожидал.

– Теперь все понятно. Я ничего этого не знала. Значит, поэтому он так торопился со свадьбой?

– Да, это был еще один его недостойный маневр…

– Понятно, почему ты обижалась. Я бы тоже обиделась на твоем месте. Когда он рассказал тебе про мастерскую? Только после свадьбы?

– Он мне не рассказал… Я сама ее нашла. В день нашей свадьбы. – Она жалобно посмотрела на удивленную Элизабет.

– И?..

– И пришла в ярость. Я решила, что это доказывает то, что ему просто нужна лишняя пара умелых рук… и еще, может быть… – Она не могла договорить то, о чем подумала, но в этом и не было нужды – Элизабет поняла ее без слов.

– Ах, Оливия! Как ты додумалась до этого? Лоуренс не стал бы в спешке жениться, если бы ему было нужно только это, дурочка! Он отчаянно влюблен в тебя. Как ты могла в этом сомневаться?

– Наверно, потому, что я так мало знаю мужчин. А еще потому, что он никогда мне об этом не говорил. До сих пор.

Элизабет решила, что их беседу пора прервать – давно уже было ясно, что Оливии пора отдохнуть. А все загадки, связанные с ее похищением, могут еще немного подождать.

– Она спит?

– Нет, дорогой! Думаю, она ждет тебя.

Лоуренс подошел к кровати. Он чувствовал себя очень утомленным. Не говоря ни слова, они обняли друг друга и заснули.

Через несколько часов Оливия открыла глаза. Лучи полуденного солнца заливали комнату. Лоуренс спал рядом с ней, обняв ее одной рукой. Голова его покоилась у нее на груди, черные волосы были в беспорядке. Любовь к нему затопила ее потоком эмоций. Больше не будет мести, не будет горечи и обид – все это в прошлом. У нее есть любовь Лоуренса, у Лоуренса – ее любовь. А больше ничего и не надо.

Она погладила его лицо, провела рукой по лбу, по плечам, по руке, что лежала на ее груди. Она вспомнила, какой сильной могла быть эта рука, и какой нежной, когда он сжимал ее в своих объятьях. Как она могла быть такой несговорчивой, такой упрямой? И хотя еще оставалось очень много неразрешенных вопросов и старых обид, ответы на эти вопросы следовало получить лишь для того, чтобы удовлетворить ее любопытство.

Лоуренс также сгорал от желания узнать подробности ее похищения. Элизабет рассказала о синяках на ее теле, наполнив его сердце яростью при мысли о том, что они могли сделать с ней. Теперь, когда они лежали вдвоем, расслабленные, в широкой мягкой постели, она могла поведать ему все, что с нею случилось. Она не видела, как изменилось его лицо, когда она рассказывала о том, как притворилась, что упала в обморок, чтобы избежать объятий мастера Толланда. Однако когда он убедился, что ничего страшного с ней не случилось, ей удалось перевести разговор на более приятную тему.

Она провела рукой по его широкой груди и прошептала ему в ухо:

– Наверное, это должно было случиться, чтобы мы перестали скрывать нашу любовь. Скажи, мне снится, что ты любишь меня, или это все на самом деле?

Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал ладонь.

– Я полюбил тебя с самого первого мгновения, когда увидел, моя красавица.

Оливия резко села в кровати, и ее волосы упали на него золотым водопадом. Она изумленно смотрела на него.

– Ты хочешь сказать – тогда, в монастыре!? Не может быть!

– Да, моя дорогая, – ответил он, целуя ее в кончик носа. – Именно там я увидел эту прекрасную дикую птицу, летящую вниз по холму, и почувствовал… м-м-м… некоторую пустоту… на своем запястье!

Он вытянул вперед сильную загорелую руку со сжатым кулаком, словно готовясь принять сокола. Оливия увидела, как сверкнули в улыбке его глаза и белые зубы. Радостное возбуждение поднялось в ней, и она улыбнулась ему в ответ.

– И тогда?..

– И тогда, маленькая птичка, я отправился за ней и нашел ее. И у нее был очень печальный вид. И я ее немного подразнил, чтобы посмотреть, есть ли у нее характер. – Он посмотрел на нее с лукавой усмешкой.

– Животное! Как тебе не стыдно!

Он резко притянул ее к себе и крепко поцеловал. Но она хотела слушать дальше.

– А потом?

– А потом я сказал хозяину этой птички, что она мне нужна. Немедленно. И ей сказал, что не могу ждать. А потом позволил ей улететь от меня, чтобы самому поймать ее еще раз!

Она хохотала так, что некоторое время не могла говорить. Очарованный, он смотрел на нее.

– Лоуренс Миддлвей, должна ли я верить тому, что ты угрожал матери-настоятельнице, и что ты все это подстроил… все эти дела с поместьем… только для того, чтобы?..

По его виду никак нельзя было сказать, что он в этом раскаивается. Его красивое лицо лучилось радостью, оттого что она теперь все знает.

– Но ты знал, что я влюбилась в тебя?

– Да, я это знал.

– И все же до сих пор не говорил мне, что любишь меня!

– Нет.

Его глаза потемнели от желания.

– Почему, Лоуренс?

Он вгляделся в ее лицо и увидел во взгляде доверие, которого раньше не было. Были боль и гнев, но сейчас он не замечал их, зато там появилось нечто новое – тепло и очарование.

– Ну, во-первых, тебе не нужна была моя любовь. Ты бы мне не поверила. Ты была такой обиженной и неуверенной в себе, что предпочитала думать, что все против тебя. Все, кого ты знала, и все, кого ты не знала. Ты так защищалась, правда?

Она молчала. Гарри. Настоятельница Антония. Генрих и Кэтрин. Сам Лоуренс. Да, она была уверена, что все эти люди – ее враги. Он все понял правильно.

– А во-вторых?

– Помнишь, что ты сказала мне, когда мы обменялись обручальными клятвами?