Текст книги "Маленькая птичка"

Автор книги: Дениза Алистер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Оливия помнила. Она провела пальцем по его щеке и заглянула в глаза, не желая повторять вслух те слова и как бы прося принять ее молчание за ответ. Но это его не остановило.

– Так что же?

– Я поклялась, что заставлю тебя заплатить за все, – прошептала она.

– А я себе поклялся, что ты признаешь меня хозяином и захочешь моей любви еще до того, как я скажу тебе о своей.

– Но?..

– Но когда я тебя потерял, а потом нашел, я больше не мог скрывать от тебя свою любовь. Не хотел допустить даже мысли о том, что могу потерять тебя навсегда… – Последние слова он проговорил, уткнувшись лицом в ее волосы и крепко прижав ее к себе.

– О, Лоуренс! Какими мы оба были глупыми!

Когда некоторое время спустя он снова отпустил ее и растянулся на постели, она наклонилась над ним, обвив руками его шею.

– Что, моя птичка?

– Ты ведь знаешь, что я уже отреклась от своей клятвы? – Он молчал, взвешивая ее слова. – Ты сказал, что я сама не верю в то, что говорю.

Он отодвинул ее от себя и с таким глубоким пониманием посмотрел в ее глаза, что у нее по спине побежали мурашки. Она попыталась спрятать лицо у него на шее, но он удержал ее.

– Ты не верила в это даже тогда, когда это говорила!

– Откуда ты знаешь?

– Откуда я знаю? Потому что ты набрасывалась на все и вся. Сердилась на меня, на себя, на всех. И еще потому, что тогда это было все, что ты могла сделать. Пообещать отомстить мне. Как пойманный сокол, который бьет крыльями и кричит.

– Значит, ты не принял меня всерьез?

– Что ты! Конечно, принял. Сокол может серьезно ранить, если его не принимать всерьез.

– А я поранила тебя?

– Тебе бы хотелось думать, что – да, правда ведь, девчонка? – сказал он, заключив ее в объятия, извивающуюся, но совершенно беспомощную в его сильных руках. – Но, видишь ли, я люблю соколиную охоту и знаю повадки сокола. Поэтому заранее надел свою кожаную перчатку. – И с этими словами, смеясь, он опустил ее на кровать.

Она уже было хотела сердито ответить ему, но он закрыл ей рот поцелуем и всей тяжестью тела придавил к постели. Наконец он поднял голову и сказал:

– Ну а теперь, моя маленькая птичка, ты можешь мне доказать, насколько ты была серьезна, сказав мне, что отреклась от своей клятвы. Покажи.

– Нет!

Он ждал, ощущая под собой движение ее бедер, глядя, как темнеют глаза любимой. Он улыбнулся, понимая, что это – последние отзвуки отгремевших гроз. Но следующий шаг она должна сделать сама. Он согласится только на признание полного поражения.

– Лоуренс, – прошептала она, – пожалуйста…

– Что? – пророкотал он ей на ухо. – Скажи это!

– Возьми меня, Лоуренс. Я люблю тебя. Я хочу тебя. Пожалуйста… пожалуйста, возьми меня…

Он по-рыцарски галантно принял ее поражение и обращался с ней нежно и бесконечно бережно, в равной мере получая и отдавая. Отбросив все надуманные обиды и сомнения, Оливия улетела вместе с ним к новым высотам восторга, словно птица, выпущенная из темноты на яркий свет. Поражение обернулось для нее свободой. Отдав ему себя, она получила взамен все. Отрекшись от одной клятвы, она исполнила другую.

17

– Скажи, Оливия, каким образом украденные вещи оказались под фургоном гильдии торговцев шелком и бархатом? Кто их туда положил?

– Подмастерье Джордж положил их туда, когда помогал мне убежать от них.

Оливия понимала, что для того, чтобы определить вину мастера Толланда и наказать его, им необходимо точно знать, как все произошло. В том числе и то, какую роль сыграл во всей этой истории Джордж – как он участвовал в краже, как охранял ее в логове Толланда и как помог убежать. Теперь, подумала Оливия, Джордж, наверное, уже далеко, и они о нем больше никогда не услышат.

– Лоуренс. Ты ведь не будешь разыскивать его? Если бы не он, я бы сейчас плыла на том итальянском корабле где-нибудь посреди океана, и облачение было бы для нас утеряно.

Лоуренс вопросительно посмотрел на Арчибальда и Элизабет. Они улыбнулись и согласно покачали головами.

– Хорошо, милая, мы не станем разыскивать его. Мы ведь уже нашли то, что искали. – Он поднес ее руки к своим губам и поцеловал нежные пальцы. – Я думаю, теперь он будет держаться от нас подальше, и с нашей стороны было бы не вполне справедливо сурово наказывать его, после того как он охранял тебя. Мастера Толланда до суда посадили в тюрьму, и я не думаю, что он когда-нибудь еще побеспокоит нас. А ты знала, Оливия, что Джордж оставил наверху манипул, как доказательство его преступления?

– Там было всего три вещи – риза, митра и манипул. Ты хочешь сказать, что он спрятал одну из них, и этот ужасный человек ничего не заметил? – Она расхохоталась над слепой жадностью Толланда и хитростью Джорджа.

– Он еще оставил там рулон ткани и список не только всего украденного, но и всех мест, где они должны были в течение дня получить свою долю. Так что мы теперь знаем даже, где все похищенное.

Карине пришлось немало потрудиться, прежде чем Оливия осталась довольна своим внешним видом. Ожидался семейный прием у Арчибальда и Элизабет, и несмотря на все попытки Оливии выспросить у Лоуренса, кого ожидают к обеду, он не проговорился. И теперь она готовилась так, словно ожидался приезд особ королевской крови.

Когда, наконец, Оливия увидела таинственную гостью, ее удивлению не было предела.

– Преподобная матушка!

Белые одежды и прямую осанку преподобной Антонии нельзя было спутать ни с чем, хотя она стояла спиной к окну, выходящему в сад, и ее лицо оставалось в тени. Рядом с ней была еще одна женщина, и при взгляде на нее Оливии пришлось еще раз удивиться.

– Маргарет!

Последовали объятия и слезы, и только некоторое время спустя к Оливии вернулся дар речи.

– Как я рада, – смогла она выговорить, вытирая глаза, – но как же это? Элиза, ты ведь говорила про семейный прием?

– Да, милая. Тетя Антония и есть наша семья.

– Тетя Антония? Ты хочешь сказать, что?.. – Оливия переводила взгляд с одного улыбающегося лица на другое, но ответа не получала. Наконец она не выдержала: – Арчибальд, будь так любезен, объясни мне, наконец, что происходит? Похоже, что я чего-то не знаю?

Арчибальд добродушно рассмеялся над ее раздраженным тоном и обнял за плечи.

– Тетя Антония, Оливия, это старшая сестра сэра Майкла Миддлвея, отца Лоуренса и Элизабет. Их мать и тетя Антония вместе провели детские годы в одном монастыре, там они научились вышивать, так же, как и ты. А потом Антония стала монахиней, а Синтия Нейбарт вышла замуж за сэра Майкла. Элизабет научилась искусству вышивания от своей матери.

Теперь все понемногу начало становиться на свои места. Словно мутные воды озера внезапно прояснились, и стали видны водоросли и ракушки на дне. Точно так же и разрозненные фрагменты нескольких последних недель высветились совершенно по-новому, между ними проявилась связь, и они приобрели новое значение. Взгляд Оливии упал на золотую монограмму, украшающую грудь зеленой туники Лоуренса.

– Тетя Антония… преподобная матушка, это ты вышивала?

Настоятельница кивнула.

– Да, дитя мое, я.

Оливия посмотрела на Лоуренса, чьи глаза лучились смехом. Не дав ей заговорить, он притянул ее к себе и рассказал всем о том, как в Бригхельмской усадьбе монограмма привлекла внимание одной молодой воспитанницы монастыря и навела ее на мысль, что ей предназначено всю жизнь вышивать его одежду и попоны для лошадей.

– Бедное мое дитя! – воскликнула тетя Антония. – Я всегда знала, что он ужасный проказник и дразнила, но, похоже, что с возрастом он стал только хуже!

– Но и Маргарет здесь! Ты тоже вернулась домой? Насовсем?

Какое совпадение, подумала она, что Маргарет приехала как раз в тот момент, когда им больше всего нужны ее руки. Или не совпадение? Дождавшись паузы в разговоре, она намеренно громко спросила:

– Ты помнишь, Маргарет, как тогда, в спальне, я рассказывала тебе, что видела ужасного человека, который разговаривал с матерью-настоятельницей?

– Да, я хорошо это помню. – Маргарет поддержала ее игру. – Ты тогда очень разозлилась. Сказала, что он из тех, кто доставляет множество беспокойства окружающим.

– Правильно. И я все еще думаю, что мое первое впечатление было верным! А ты что думаешь?

Она хотела удержаться от смеха, но не смогла и присоединилась к общему хохоту.

Неразрешенные вопросы все еще продолжали волновать Оливию, и когда после обеда дамы прошли в комнату Элизабет, она спросила:

– Значит, Лоуренс в тот день приехал навестить тебя как родственницу, преподобная матушка?

– Да, моя дорогая. Он ведь поставлял для нас материалы. Причем денег не брал, а делал это в виде подарков. В тот день, когда ты с ним встретилась, он привез нам нитки.

Оливия вспомнила маленькую келью, знакомое любимое лицо, горькие слова, сказанные с явной неохотой, и блеск золотых ниток, выглядывавших из свертка, лежавшего на столе.

– Скажи, а ты уже освоилась в мастерской Лоуренса? Я подумала, что ты не могла в нее не влюбиться с первого взгляда.

Хотя она отвечала на вопрос матери-настоятельницы, Лоуренс понимал, что ее ответ главным образом предназначался ему.

– Да, преподобная матушка, Лоуренс и Элизабет предложили мне помогать им, и я с радостью согласилась. Мне бы хотелось вышивать и попоны для лошадей, – сказала она, искоса взглянув на Лоуренса, – но я никогда не смогла бы бросить то, чему ты меня научила.

Настоятельница велела Маргарет сопровождать себя в Корнуэлл, зная, как будет рада ей Оливия, и как руки Маргарет нужны в мастерской Лоуренса. Родители Маргарет жили здесь же, в нескольких минутах ходьбы от мастерской, и таким образом все устроилось бы наилучшим образом.

Когда небо окрасилось в огненный цвет заката, Оливия смогла, наконец, поговорить с матерью-настоятельницей наедине. Они прошли в сад, и мысли обеих вернулись к тому последнему разговору на рассвете в монастыре. Тогда Оливия была расстроена скорыми и неожиданными изменениями в ее жизни, которые, как ей казалось, угрожали спокойствию и безопасности. Она вспомнила чувство обиды и беспомощности, когда ее выставили из монастыря против желания. И все еще не понимала, почему понадобилась такая спешка. Не очень серьезные объяснения Лоуренса ее не слишком удовлетворили.

– Ты выглядишь более спокойной, Оливия, как будто ты в мире с самой собой. Права ли я?

– Теперь да, преподобная матушка. Но это только теперь. С той самой минуты, когда ты сказала мне, что я должна уехать из монастыря, мне не было покоя. Ты помнишь, как я огорчилась?

– Да, дитя мое. А ты помнишь, как я сказала тебе, что есть причины, по которым надо оставить монастырь и возвратиться домой? Что у Господа есть свои планы, и что все будет хорошо?

– Да. Но эти причины существовали на самом деле, или ты просто утешала меня? Ты не удивилась, когда увидела меня здесь с Лоуренсом, и он не удивился, когда сразу после того, как мы встретились в монастыре, он вновь увидел меня в доме моего брата. Как это могло быть?

– Не спеши, детка, – ласково рассмеялась настоятельница. Я тебе все расскажу. Не думаю, что Лоуренс будет против, если ты об этом узнаешь.

Они сели на каменную скамью у стены напротив фонтана, и настоятельница прикрыла глаза, чтобы собраться с мыслями.

– Когда Лоуренс в тот день приехал ко мне, я ему рассказала, какие мы испытываем трудности, как нам не хватает денег. Я сказала, что мне, может быть, придется удалиться от дел, даже закрыть монастырь и отослать девочек домой.

– Все так плохо, преподобная матушка?

– Да, Оливия. Все действительно так плохо, но не только в нашем монастыре. Маленьким монастырям всегда труднее, чем большим. – Она вспомнила о тяжелых последних годах – удаленности от больших поселений, постоянной угрозе набегов воинственных шотландцев, все уменьшающемся числе послушниц, платных гостей, платных учениц… о чуме.

– Так что, милая, – она сжала руку Оливии, – Лоуренс предложил дать работу некоторым девочкам из тех, кто, как Маргарет, живет в Корнуэлле.

– Ты и других девушек сюда пришлешь? – с надеждой спросила Оливия. Все складывалось даже лучше, чем она могла надеяться.

– Я согласилась, что это был бы лучший выход как для нас, так, возможно, и для них самих. Но это не делается сразу. Надо сначала получить разрешение. Поэтому я и приехала сюда, чтобы поговорить с некоторыми из родителей. А главным образом, чтобы повидаться с тобой. Я сказала Лоуренсу, что ему придется подождать несколько месяцев, пока все уладится.

– Но почему я должна была уехать немедленно?

– Погоди, дитя мое, не все сразу. Я рассказала Лоуренсу о моей лучшей вышивальщице по одной вполне определенной причине. И я устроила так, чтобы он увидел тебя… случайно!

– Случайно?

– Ну да, дитя мое. Я наблюдала, как ты бежишь вниз по холму прочь от того места, где Гарри стриг овец. Надо быть совсем несведущей в мирских делах, чтобы не понимать, что означает та или иная реакция мужчины на женщину. – Она помедлила. – И, кроме того, я понимала, что ты не останешься с нами и не станешь монахиней. Напротив.

Она замолчала, прислушиваясь к гудению пчел над цветами лаванды и чабреца, собирающих последние крохи меда перед заходом солнца. Да, Оливия, несомненно, обладает множеством замечательных качеств, но определенно не тех, которые необходимы, чтобы стать монахиней. Она продолжила:

– Я знаю Лоуренса всю жизнь и очень люблю его. И я посчитала, – сказала она, прижав руку к сердцу, – что он и еще одна особа, которую я очень люблю, могут вместе обрести счастье. Мне кажется, я была права!

Оливия даже представить себе не могла, что мать-настоятельница испытывает к ней такие глубокие чувства, и, повинуясь внезапному порыву, наклонилась к хрупкой старой даме и поцеловала ее в щеку. Настоятельница ласково улыбнулась и продолжала:

– Ну и, конечно, он немедленно среагировал так, как и я ожидала. Для него рисковать и отвечать на брошенный ему вызов все равно, что дышать. Он стал настаивать на том, что не может ждать несколько месяцев. Он хотел получить тебя сразу, Оливия. Теперь ты понимаешь, почему я должна была немедленно отправить тебя домой.

Значит, он сказал ей правду, кроме того, о чем не знал и сам, – что руку судьбы умело направил любящий их человек.

– Так случилось, что Бригхельмская усадьба принадлежит нашей семье, и он собирался навестить твоего брата, чтобы помочь ему. Он знал, что дела у Генриха идут плохо…

– Это ведь ты рассказала ему о том, что Генрих не платит за меня?..

– Да, Оливия. Думаю, что я упомянула этот факт. – Уголки ее губ слегка дрогнули. – Лоуренс тебя совсем замучил?

Последние лучи дневного света освещали фонтан, сверкая в каплях воды, падавшей с тихим плеском в небольшой бассейн. Все, о чем они говорили, сейчас было уже далеко, но не настолько, чтобы не вызывать воспоминаний. От этого места веяло безопасностью и спокойствием; ее окружали люди, которых она любила. Ее былые переживания приобрели слегка комический оттенок, словно часто рассказываемая страшная сказка с хорошим концом, которую было уже совсем не страшно слушать, зная, чем все кончится.

– Да, матушка. Совсем. Но я ему отплатила тем же!

И они обе засмеялись, как женщины, хорошо понимающие друг друга.

– Лоуренс?

– Да, миледи? – Он лежал на широкой постели, наблюдая, как она расплетает на ночь свои волосы цвета меди.

– Я сделала кое-что, чего обещала никогда не делать.

– Опять, любовь моя?

Она повернулась, сидя на табурете, и кинула в него мягкой туфлей, которую он, смеясь, поймал одной рукой.

– Я не скажу тебе…

– Скажи мне, маленькая птичка! Это что-то серьезное?

Взяв со стола пяльцы, прикрытые клубком ниток, она поднесла их к кровати и положила перед ним. На темно-зеленой ткани красовалась искусно вышитая шелком ветреница – лесной анемон. Казалось, что она только что сорвана и брошена на ткань. Лоуренс не мог отвести от нее глаз.

– Это тебе напоминание о том, что я сделала и чего никогда больше не буду делать. Я нашью это на грудь твоей зеленой туники. Я пообещала, что никогда не буду вышивать тебе одежду. Пообещала самой себе, но ты, наверное, меня услышал. Все материалы и пяльцы куплены в магазине Арчибальда накануне нашей свадьбы. Кто мог знать, что у тебя все это есть. Я не могла устоять, чтобы не купить это, когда Элизабет проболталась про мастерскую.

– Лесной анемон. Ты тогда в первый раз попыталась убежать от меня.

– И в последний.

– Моя дорогая, моя любимая маленькая птичка, – сказал он, сжимая ее в объятиях. – Это самая красивая работа, какую я видел в своей жизни. Это просто совершенство. Я буду, счастлив, носить это на сердце, и только мы с тобой будем знать, что означает этот цветок.

Его нежные, сладкие поцелуи были ей желанной наградой.

– А теперь я тебе кое-что покажу, – сказал он через некоторое время.

Он поднялся с постели и достал маленькую, обитую кожей шкатулочку с золотым замком. Открыв ее, он вынул сложенный вдвое кусок пергамента. Развернув его, Оливия увидела засушенный цветок лесного анемона, который он взял из ее рук в тот день, когда они ехали в Корнуэлл.

Теперь пришла ее очередь нежными ласками доказать ему свою благодарность. Но вот ласки кончились, и они взглянули друг на друга с любовью и верой. Что бы ни ждало их впереди, оба знали, что преодолеют это. Отныне маленькая птичка будет летать только на виду у своего хозяина. И счастье их было в том, что они оба хотели этого.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.