Текст книги "Ночной поезд в Инсбрук"

Автор книги: Дениз Вудз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Он взял фотографию и внимательно вгляделся, насколько позволяло слабое освещение. Он кивнул. Явно было видно, что он узнал в Ричарде человека, с которым она ехала в поезде.

– Я не знаю, где он, – сказала она.

– Вы ходила искать? – спросил он и, подняв подбородок, повел им сначала влево, затем вправо.

Он прекрасно знал, что она искала, – она металась по составу, как ветер.

– Да. Я обыскала весь поезд, прошла из конца в конец. Его нигде нет!

Он посмотрел на нее с сочувствием, в его глазах уже не таилась угроза, но в ответ на ее вопрос он только покачал головой. Потом обернулся и подозвал разносчика чая, который шел по проходу с чайником и бокалами. Они показали ему фото, но тот тоже покачал головой:

– Мутта ассиф.

Нубиец развел руками и сказал Фрэнсис:

– Вы ждать.

Он прошел в конец коридора и вернулся через несколько минут с молодым проводником, который выглядел свежо и безупречно, будто только что натянул свою коричневую форму, несмотря на то что заступил на дежурство двадцать шесть часов назад. Он держал фотографию Ричарда в руках.

– Мадам, у вас проблема?

Запинаясь, Фрэнсис быстро выложила историю исчезновения Ричарда.

– Хорошо, хорошо, – сказал проводник, подняв руку, останавливая поток речи.

Он задал ей несколько вопросов, потом прошел в другой вагон. Фрэнсис следовала за ним по пятам. Там он поговорил с мужчинами, стоящими у входной двери. Вокруг сразу столпился народ: все рады были хоть какому-то происшествию, разнообразящему дорожную скуку; все галдели, передавая снимок из рук в руки и оживленно обсуждая случившееся. Каждый высказывал свое мнение, но Фрэнсис ничего не понимала. Она посмотрела на людей, окруживших проводника. Несколько пар глаз уставились на нее. Глядя на фотографию, люди кивали. Некоторые явно узнали Ричарда. С тех пор как они отбыли из Хартума, он несколько раз проходил мимо них.

Затем один из них пробрался вперед сквозь толпу и заговорил с Фрэнсис на арабском языке.

– Я ничего не понимаю. Вы говорите по-английски?

Он покачал головой. Потом показал на дверь, согнул руку в локте и выбросил руку вперед: «прочь из поезда». И он повторил все снова.

Фрэнсис ухватилась за дверной косяк, чтобы не упасть.

– Мой друг сошел с поезда? – Руки и ноги у нее дрожали. – Он об этом говорит?

Проводник переговорил с пассажиром. Фрэнсис попыталась сглотнуть, но, так как во рту у нее пересохло, от этого рефлекса появилась боль в горле.

– Да, – сказал проводник, – ваш друг сошел.

Глаза у нее наполнились слезами.

– Боже мой. Где? Где он сошел?

Они посовещались и вместе произнесли:

– Абу-Хамед.

– Абу-Хамед?

– Да, да.

– Но почему? Почему?

Мужчина пожал плечами и покачал головой. Толпа глазела на молодую иностранку, брошенную посреди пустыни. Они так же ничего не понимали, как и она.

– Господи.

Он сошел с поезда. Так оно и есть – он бросил ее. Не где-нибудь, а здесь.

Большая рука с ломкими ногтями держала бокал у нее перед носом. Это вывело ее из оцепенения. Нубиец улыбнулся, дал ей чаю и куда-то исчез. Стакан сладкого чая успокоил ее. За окном не мелькали огни, обычно прорезающие темноту. Перед ней было только собственное отражение на грязном стекле. Поезд укачивал ее, пытаясь убаюкать и отогнать все проблемы на задний план. Колеса лязгали, а деревянный вагон поскрипывал. Она обожала слушать эти звуки. Ричард не выпал из поезда, его не убили, не похитили. Он взял свой рюкзак и отчалил – без лишнего шума, без сцен, по доброй воле.

Какое-то шевеление в дверях заставило ее вскочить. Она все еще надеялась увидеть там Ричарда. Но это был один из австралийцев.

– Привет. Вот, решил ноги размять.

Длинные, голые и покрытые выгоревшими на солнце волосами ноги не нуждались в дополнительной тренировке.

– Добрый день.

– Нашла своего дружка?

– Нет.

– Фу ты! Куда же он подевался?

– Он сошел.

У австралийца отвисла челюсть.

– Сошел? Господи. Где?

– Скорее всего, в Абу-Хамеде.

– Ну и засранец! Наверно, пошел за куревом и отстал от поезда, так? – сказал он с сильным австралийским акцентом.

– Он не курит.

– Ну, чего-то другого захотел, но… Всякое могло приключиться.

– Tы точно его не видел?

– Я видел его вчера и сегодня утром у толчка.

– Да нет же, сегодня днем!

Он покачал головой:

– Извини.

– Вот блин…

– Что ты собираешься делать?

– Я? Не знаю.

Австралиец нахмурил брови:

– Интересно, как он будет там развлекаться. В смысле, там сильно не разбежишься.

Фрэнсис пристально посмотрела на него. Да, ей необходимо было с кем-нибудь поговорить. И также необходим кто-нибудь, кто протянет ей руку помощи. Но этот безвкусно одетый, пережаренный на солнце парень, изрекающий какую-то самоочевидную пургу, – это был явно не тот, на кого она расчитывала.

Он попытался ее успокоить:

– Да ладно, с ним все будет хорошо, не переживай. Он сядет на следующий поезд.

Фрэнсис вздохнула. Ей не хотелось продолжать этот разговор, не хотелось, размякнув от нежных слов утешения, выложить всю правду, которая рвалась наружу.

– Когда он еще будет, этот следующий поезд. Хорошо, если через несколько дней, учитывая все задержки, а то и через неделю…

«Через неделю?»

– Фу ты! Надеюсь, он при деньгах.

– У него есть все необходимое.

Он посмотрел на нее, не понимая, к чему она клонит, потом сел, бормоча что-то на своем заморском говоре – что-то не то сочувственное, не то недоумевающее, она толком не поняла, – и спросил:

– А он как, э-эм, в смысле, вы познакомились раньше или встретились уже в дороге?

Она хотела бы соврать. Почему-то вдруг ей понравилась идея откреститься от Ричарда. Она могла сказать австралийцу, что они с Ричардом были просто попутчиками, и каждый мог отправиться куда глаза глядят, не спрашиваясь другого. Тогда бы австралиец пожал плечами и пошел в свое купе, произнеся под нос свое «Фу ты!». Но если он не уйдет – придется пудрить ему мозги всю дорогу до Вади-Хальфы, а может, и дальше.

– Мы знали друг друга раньше.

– Ну ладно, пока у него есть наличные, с ним все будет в порядке.

– Да, я тоже так думаю.

– Значит, тебе придется торчать в Вади-Хальфе и ждать, пока он проявится.

Пока он болтал, Фрэнсис унеслась мыслями далеко. Следующая остановка в Вади-Хальфе. Конец пути. Конец света. Что ей делать, когда она прибудет туда?

– Говорят, что это был красивый город до того, как построили плотину и все скрылось под озером Насер.

– Да, я знаю.

– Так что даже не знаю, что и сказать, – смотреть там вроде как и не на что.

– Я знаю. Я уже не раз бывала в этом городе.

– Фу-у, там слишком спокойно. Я зависал в городах с населением в два раза меньше, но там было в два раза прикольнее. Когда мы приехали из Египта, я чувствовал себя как на Марсе. Понимаешь, о чем я?

«А нубийцы, наверное, думали, что это ты оттуда прилетел».

– Фу ты, я был рад унести ноги. Что-то зловещее витает в воздухе. Как будто в чистилище попал, или что-то в этом роде. Не сказал бы, что мечтаю остаться там надолго.

– Не такой уж плохой город, – сказала Фрэнсис. Но она знала, что именно такой. Новый Вади-Хальфа – это кучка скучных домишек в чистом поле, зал ожидания на границе. Его построили лишь потому, что отсюда уходил паром в Египет. Ее передернуло. Ждать Ричарда в Вади-Хальфе все равно что провести время в заключении. С собой у нее было только две книги: «Волхв» и «Медленно уплывая в Китай». Обе она уже читала. Даже в компании Джона Фаулза и Гэйвина Янга ей не улыбалось торчать в Вади-Хальфе. Одиночество, скука, жара, мухи и тараканы, а ко всему прочему еще и беспокойство о том, что и на следующем поезде не будет Ричарда, – нет, этого ей не выдержать. Когда паром отчалит, кроме нее в городе не будет ни одного иностранца. И что ей делать день за днем, запертой в четырех стенах из-за пекла на улице, не зная, куда деваться от тревоги?

Австралиец будто прочитал ее мысли.

– Как думаешь, сможешь пожить немного в городском отеле?

– Конечно, это не гранд-отель, но спрятаться от солнца в нем можно. И нубийцы очень приятные люди.

– Ага, люди здесь хорошие, но тебе от этого ни холодно ни жарко, если не знаешь языка. А если у тебя аппендицит или еще что похуже?

– Ну, боже мой, это ж не Тимбукту!

– Да уж. Тимбукту – городок людный, говорят.

– Так что если у меня будет аппендицит, я умру смертью одинокого странника. Ну и что с того?

Своим тоном она разрушила дьявольское очарование страшной перспективы. Они замолчали.

Фрэнсис посмотрела на свое отражение в окне. Купе за ее спиной выглядело как незнакомое место. Она задумалась над тем, что же стало с тем милым поездом, с тем расшатанным экспрессом, рассекающим унылую пустыню, – как шутил Ричард, единственный холст, на котором Бог ничего не изобразил. Что стало с купе, чьи стены еще прошлой ночью были свидетелями их великолепных ласк? От таких мыслей было еще мучительнее, но ей поневоле вспомнилось, как в три часа утра поезд остановился не по расписанию, непонятно почему. Когда толпа пассажиров высыпала на улицу поспать лежа на прохладном песке, Фрэнсис уселась на ступеньки и смотрела, как Ричард исчезает из виду, уходя в темноту, будто в соседнюю комнату. Позднее он рассказывал ей, что отошел на некоторое расстояние от поезда и лег. Над ним простиралась галактика, в которой было столько звезд, что ему показалось, будто он поднялся над землей. Он сказал, что летал высоко в воздухе. А когда свисток разрезал тишину ночи и стали слышны голоса людей, поторапливающих друг друга, он вернулся – еще витая в облаках, весь в эйфории, в восторге от своего неземного приключения, а едва поезд тронулся, затащил Фрэнсис в купе. Целуя ее так, будто хотел, чтобы их кровеносные жилы сплелись воедино, он стянул с нее через голову блузку и одновременно закрыл за собой дверь ногой. Потом поднял ее на верхнюю полку и сам залез туда. Наверху было тесно. Сначала им стало смешно (ну и дикость – кувыркаться в поезде посреди Нубийской пустыни при тридцатиградусной жаре), но когда они начали заниматься любовью, то оказались вне времени и пространства, там, куда Фрэнсис всегда мечтала попасть. Когда они вместе кончили, то в порыве страсти чуть не свалились с полки.

Именно о таком незабываемом опыте, как секс в скором поезде «Долина Нила», она и мечтала, этим она жила. Когда она проснулась на следующее утро и вспомнила о том, что решила распроститься с таким образом жизни, она снова впала в меланхолию, а изнутри ее подтачивало чувство обиды. Пока Ричард убивал время, Фрэнсис пыталась растянуть минуты до бесконечности. Она отчужденно смотрела в окно и дулась, пока ее брюзгливое настроение не довело его до бешенства.

– Может, еще чаю принести?

Образ Ричарда растаял в воздухе. Австралиец взял ее бокал.

– Почему все хотят напоить меня чаем? – резко бросила она.

– Извини, что?

– Да нет, я просто… Прости, я только хотела…

– Не беспокойся.

– От чая не откажусь, спасибо.

Он ослепительно ей улыбнулся и вышел. Фрэнсис была рада избавиться от него. Ей не надо было ни чая, ни жалости, ничего. Она лишь хотела, чтобы Ричард появился в дверях. Ей так этого хотелось, что она физически ощущала, как ее тело раскалывается на крошечные острые осколки.

Мимо прошествовал нубийский джентльмен.

– Шукран! – поблагодарила его Фрэнсис.

Он улыбнулся. Фрэнсис не хотела, чтобы тот подумал, будто она променяла его ненавязчивую поддержу на болтовню с наглым соплеменником. Он пошел дальше. Она закрыла глаза руками. Все было так, будто она заснула в одной жизни, а проснулась в другой, и, несмотря на весь свой жизненный опыт, несмотря на то, что она многое повидала за время путешествий по миру, она не знала, что ей предпринять. Она была не в том настроении, чтобы вести светскую беседу, и с ужасом ждала возвращения австралийца, и все же понимала, что должна радоваться его вниманию. Она давно уяснила себе, что тех, кто путешествует в одиночку, очень выручают мимолетные дружеские отношения с людьми, которых они никогда в жизни больше не увидят. А ей сейчас, судя по всему, как раз и предстоит путешествовать в одиночку. Австралиец с чаем не заставил себя долго ждать. Она попыталась ему улыбнуться.

– Куда думаешь дальше направиться?

Он грохнулся на скамью прямо перед ней и положил одну ногу на сиденье, на котором сидела она. Тонкие темные волосы упали на его небритое лицо. Он явно думал, что не должен оставлять ее одну.

– Не знаю, – сказала Фрэнсис.

Она хотела показать, что держит себя в руках, но подозревала, что на самом деле выглядит как раненый зверь. Последние события выбили ее из колеи.

– Мы возвращались в Каир, а теперь….

– Не могу поверить, что он застрял в таком местечке. Там ведь все достаточно уныло, а?

Фрэнсис посмотрела на него. Как он ни старался, ему не удавалось скрыть удивление по поводу того, что турист с Запада мог быть настолько беспечным, чтобы опоздать на единственное средство сообщения, на котором можно выбраться из этих диких краев. Каждый раз, открывая рот, он озвучивал ее самые худшие опасения.

– И поезда у них ходят не пойми как. У железнодорожного расписания – своя особая логика.

Стараясь не слушать его, Фрэнсис закрыла глаза и, помимо воли, представила, что она дома. Как это ни смешно, но она вспомнила Дублин. Дом, которого она сторонилась вот уже пять лет, вдруг показался спасением. Она представила, как стоит на улице Сипоинт и смотрит на полуостров Хоут. Там было свежо и ветрено, как обычно бывает в это время года в апреле.

– А, вот ты где!

Фрэнсис подпрыгнула на месте, но когда открыла глаза, то увидела еще одну пару загорелых ног, только покрытую выгоревшими на солнце волосами. Еще один австралиец.

– Tы заснул, – сказал его друг, – вот я и пошел продляться.

И он повернулся к Фрэнсис:

– Это Род.

– Привет, – кивнула она.

– А меня зовут Джоел.

– Фрэнсис Диллон.

Род сел. В отличие от своего друга, он был опрятно одет, но светлые волосы и серьезные голубые глаза делали его похожим на серфингиста, который почему-то забрел слишком далеко от моря.

– Ее парень сошел на станции и отстал от поезда, – сказал Джоел.

– Что он сделал?

– Отстал от поезда, похоже на то.

– Не может быть! – удивленно поднял брови Род.

Фрэнсис отвела глаза в сторону.

– Где? Все станции здесь как большие ульи.

– В Абу-Хамеде, – сказал Джоел.

– Точно сошел? – обратился Род к Фрэнсис.

– Мне так сказали. Я спала.

– Абу-Хамед это не там, где железная дорога идет вдоль реки? – спросил Джоел у Рода. – Мы еще там гуляли.

– Ага.

Фрэнсис села.

– Вы гуляли? Вы тоже выходили из поезда? Тогда вы должны были встретиться с ним.

– Ай, там было полным-полно народу, – сказал Джоел.

– Но он выделялся из толпы! Значит, вы заметили бы его на платформе.

– В этом поезде хватит людей, чтобы заселить какой-нибудь островок, – сказал Род. – А если добавить сюда всех женщин, мужчин и детей в радиусе пятидесяти миль, которые пытаются быстро загнать свой товар, – народу будет вообще чертова уйма.

– Ну, тогда ясно, почему он отстал от поезда! Далеко забрел, затерялся в толпе…

Род переглянулся с другом.

– Допустим.

– Что? – сказала Фрэнсис. – Что допустим?

– Ну, просто… надо сильно постараться, чтобы пропустить этот поезд.

– Ага, – сказал Джоел, – у нас была уйма времени, чтобы сесть в поезд, ведь сначала раздается свист, и он трогается с места очень медленно, чтобы те, кто ездит на крыше, успели забраться.

– Знаю. Думаете, я не знаю этого? Но именно так все и было, потому что кто-то видел, как он выходил в Абу-Хамеде!

– Видели, как он сошел, это возможно, – сказал Джоел, – но они могли не заметить, как он сел в поезд.

– Ну и где же он, по-твоему? – спросил Род у друга.

– Сидит себе на крыше вагона и покуривает косячок.

– Точно, крыша!

Фрэнсис как-то не додумалась до этого. Сотни пассажиров ехали – и им разрешалось ехать! – на крышах вагонов. Она встала и нетерпеливо принялась ходить взад-вперед. Ричард пришел в восторг, увидев людей на крыше, но она не позволила ему залезть туда, чтоб не свалился. Если ему захотелось уйти от нее, куда еще он мог пойти, как не на крышу?

– Я должна была подняться туда сегодня. Почему вы мне раньше не сказали и не послали меня наверх за ним? Почему до меня раньше не дошло? Теперь уже слишком темно, ни фига не видно!

– Не надо истерики! – сказал Джоел.

– А что, если он упадет? И никто не заметит. Поезд даже не остановится.

– Ничего с ним не случится, – сказал Джоел.

– Ага, – заверил Род. – В смысле, если он там, то и сам не захочет там надолго оставаться и скоро спустится.

Фрэнсис заломила руки. Неужто Ричарду и в самом деле могло прийти такое в голову: забраться на крышу с рюкзаком и просидеть там несколько часов? Неужели он мог так издеваться над ней? Неужели он такой подлец? Нет. Ей казалось, что ее прокручивают в сушилке стиральной машины. Все кружилось в плотном горячем воздухе, все тело сжималось от удушья и отчаяния..

– Почему бы нам не поужинать здесь всем вместе? – предложил Джоел.

– Простите, что?

– Мы могли бы принести еду сюда, если ты не против, и побыть с тобой, пока он не вернется.

Фрэнсис согласилась. Ночь обещала быть длинной, если Ричард не объявится, а при тусклом, мерцающем свете только и остается, что вести задушевные беседы. Спать она все равно не ляжет.

Австралийцы устроились за маленьким столиком у окна. Пресный хлеб, яйца, сваренные вкрутую, и фрукты, купленные накануне в Хартуме. Фрэнсис спросила, как им удалось сварить яйца.

– Мы попросили сварить их в вагоне-ресторане. Угощайся.

– Спасибо, не хочу.

Живот сводило от голода, но она откусила кусочек сухого печенья и попила нагревшейся на жаре воды.

– Надеюсь, сегодня нам удастся выспаться, – сказал Джоел. – Мы вчера глаз не сомкнули от жары.

– Вы еще не были в вагоне второго класса, – сказала Фрэнсис. – Здесь-то, может быть, и жарко, но там и жарко, и шумно, и люди сидят на головах друг у друга. Везде снуют дети. И к тому же сиденья твердые.

Род разбил яйцо об окно и повернулся к Фрэнсис:

– Значит, вы на пути в Каир?

Она кивнула:

– Ага, мы возвращались назад почти тем же путем. Мы осмотрели чуть ли не все достопримечательности по дороге туда, кроме Абу-Симбела.

– А мы наоборот. Сначала поехали в Судан, чтобы успеть до настоящей жары, а потом сделаем остановку в Асуане и Луксоре по дороге домой.

Фрэнсис не могла сосредоточиться на разговоре. Ей хотелось просто посидеть, ничего не говоря, раствориться в воздухе. Вместо этого ей приходилось, превозмогая себя, болтать с попутчиками – понимая в глубине души, что случившееся случилось и никуда от него не уйти. Хотя пока она еще не готова была признаться себе в этом, рано или поздно ей придется привыкнуть к мысли, что Ричард бросил ее. Она утешала себя надеждой, что он прячется на крыше, лежит там и смотрит на звезды, как в невесомости, – но это была тактика, чтобы как-то выжить: на самом деле у нее были все основания считать, что он сбежал, и теперь его не дозваться, не попросить у него помощи. Он не дал ей выговориться, заткнул ей рот, и невысказанные слова душили ее.

Она все еще не знала, что делать, но на какое-то время поезд выручил ее. Он двигался вперед, поскрипывая и спотыкаясь, и она двигалась вместе с ним. Пока они не остановились в Вади-Хальфе на следующее утро, ей оставалось только ехать вперед, и в этом она находила утешение. Пока что все равно никаких решений принимать нельзя – и это ее вполне устраивало. Потому что она не могла ничего предпринять, пока в точности не известно, что именно натворил Ричард.

– Откуда ты? – спросил Джоел.

– Из Ирландии. Дублин.

– Мы так и не добрались до Ирландии, когда колесили по Европе, – сказал он. – Я слышал, что это чудесное место, но, видно, не судьба.

– Да, там очень… свежо.

– Как нам не хватает здесь свежести, – вздохнул Род.

Ну вот, опять. Ирландия. Как будто какой-то невидимый попутчик ударил Фрэнсис меж ребер. Безусловно, свежо. Прохладно. И еще светло.

– А вы откуда будете?

– Из Австралии, – сказал Джоел с гордостью.

– Вообще-то, я и сама догадалась. Из какой части Австралии?

– Я из Уага-Уаги, а Род из Квинбейна. Мы двоюродные братья. Он только что закончил универ, и я тоже отучился, вот мы и решили прошвырнуться за океан, прежде чем найдем работу.

– Но вам не кажется, что вы немного сбились с пути? Обычно австралийские паломники Судан посещением не балуют.

– Да, мы выбрали не совсем обычный маршрут, – сказал Род, – но я давно мечтал увидеть Нил. Еще ребенком я любил читать про экспедиции к истокам Нила, а когда прочитал, что в Хартуме можно увидеть слияние Голубого и Белого Нила, я не мог немного не свернуть с пути.

– По-моему, у него башню снесло, – сказал Джоел.

– И ты не разочарован тем, что увидел? – спросила Фрэнсис.

– Да нет, было грязновато, серовато, но я не забуду ни с чем не сравнимое ощущение, когда стоишь как раз между Голубым и Белым Нилом.

Фрэнсис улыбнулась. Такой же неисправимый романтик, как и она сама.

– А ты, – спросил Род, – как ты здесь оказалась?

– Мне захотелось прокатиться на «Летающем верблюде».

– На чем?

– На этом поезде. Иногда его называют «Летающим верблюдом».

– Тебе нравится сидеть в ведре с пылью? – спросил Джоел. – Мне вообще-то нравятся поезда. Когда-нибудь я проеду на экспрессе «Индиан-Пасифик».

– Это еще что такое?

– Он идет через всю Австралию – от Перта до Сиднея.

– Наверняка ты и по Транссибирской магистрали проехала, или я не прав? – спросил Род.

– Верно. Безвылазно восемь дней.

– Восемь дней?! Ну, ты даешь, – сказал Джоел. – Ты сумасшедшая или как?

– Или как.

– А откуда такая страсть к поездам?

– Сиденья расположены друг напротив друга.

– И?

– Сидишь друг напротив друга. На всех других видах транспорта сиденья расположены одно за другим, а почти на всех поездах сидишь лицом к людям, смотришь на них, они смотрят на тебя. Tы можешь увидеть, что у них написано на лице, что они едят, что читают, и поскольку им никуда не деться друг от друга, люди начинают разговаривать. Даже если они говорят на разных языках, общение как-то налаживается, а так как времени предостаточно, то получается обсудить многое, а не просто обменяться любезностями. В поезде всегда есть время.

– Иногда даже больше чем надо, по-моему, – проворчал Джоел.

– А вдобавок не забудьте, что вы постоянно при этом куда-то едете – нет ничего лучше!

– Тебя и вправду заклинило на поездах, – сказал Род.

Фрэнсис улыбнулась:

– Знаете, увлекающиеся люди живут дольше.

– Серьезно?

– Я где-то слышала.

– Это хорошо, – сказал Джоел, – я и сам натура увлекающаяся.

«Ну да, конечно, – подумала Фрэнсис, – увлекаешься девушками и серфингом».

Джоел достал плейер, вставил кассету и растянулся на полке с закрытыми глазами. Он корчил рожи под музыку, отбивая ритм пальцами в воздухе.

– Что он слушает? – спросила Фрэнсис. – «Секс пистолз»?

Род стоял в дверях, просматривая коридор.

– Наверное, Дебюсси.

– Дебюсси?

Род усмехнулся и присел.

Что-то особенное было в его улыбке, что-то неожиданно близкое, что заставило Фрэнсис почувствовать себя спокойнее.

– Что ты изучал в колледже?

– Океанографию.

– Далеко же ты уехал от моря, господин океанограф.

– Не сказал бы. Далеко от моря не уйти. Просто кругом будут морские ископаемые.

Он встал и снова подошел к двери, выглянул в коридор и повернулся к ней:

– Почему это я здесь постоянно высовываюсь из купе, как чертик на пружинке из коробочки? Это не у меня ведь парень пропал.

Фрэнсис отвернулась к окну.

– Надеюсь, ты простишь мне, что я это говорю, но по тебе не скажешь, что ты ждешь его возвращения. На самом деле ты не веришь, что он на крыше, или я не прав?

– Прав, но я молю Бога, чтобы он был там. В противном случае все было бы слишком…

– Но только псих может застрять в одном из этих городов посреди пустыни. Псих или дебил.

– Совершенно верно.

– Может, его действительно задержали.

– Что?

– Ну, там, арестовали или что-нибудь еще.

– Не смеши меня. Судан – страна прозападная. Ему ничего другого не остается. У Нимейри внешний долг размером с Нубию, стране нужны туристы. А нашего брата здесь кот наплакал, и последнее, что им может прийти в голову, так это доставать безобидного парня вроде Ричарда.

– Tы уверена? У их спецслужб дурная репутация.

– Но с какой стати им его арестовывать? Зачем им скандал международного масштаба?

– У него есть травка?

– Нет. Послушай, он просто отстал от поезда, понятно?

– Может, и так, – сказал Род, – но я бы ни за что на свете не отстал бы от этого поезда, даже под угрозой смерти, и знаешь почему? Потому что здесь посреди пустыни можно загнуться, именно поэтому я не был бы таким тупым тормозом и не отстал бы от поезда.

– Спасибо. Ты меня успокоил.

– С другой стороны, я бы и на крыше не сидел так долго.

– Может, и сидел бы, – сказала Фрэнсис, – будь у тебя на то причина.

– Какая причина?

– Он… мы слегка поругались. Ну, может, не так чтобы слегка. Правильнее было бы сказать, что мы страшно разругались. Удивительно, что вы нас не слышали.

– Аа-а, вот оно что.

– Ричарду надо побыть в одиночестве.

– Ага, только навряд ли он поперся бы на крышу вагона, на места для нищих, и уж тем более не оставался бы там так долго, не предупредив тебя, как ты думаешь?

– А я откуда знаю? Четыре часа назад мы сидели здесь с Ричардом, а теперь я кукую без него. И что мне думать после этого?

– Что тебе подсказывает твой внутренний голос?

Род сел рядом с дверью.

– Мой внутренний голос молчит. Может, Ричард дуется на меня, сидя на крыше. А может, он отстал от поезда… назло мне.

– Назло тебе? Бред.

Род снял часы с запястья и положил их на колено.

– Похоже, дело плохо.

Фрэнсис приподняла босую ногу и повертела ею в воздухе.

– Дело… еще хуже, чем я думала.

– Давно вы вместе?

Род исподволь пытался докопаться до сути, задавая вопросы и предлагая выслушать ее, если ей нужно выговориться.

Дважды Фрэнсис просить не надо было. По правде говоря, ничего ей так не надо было, как поговорить о Ричарде, рассказать все-все: а вдруг, если взглянуть свежим взглядом, что-то прояснится? Поэтому она рассказала Роду, как они встретились в Германии три года назад, а потом поехали в Грецию: прошвырнуться по островам в Эгейском море.

– Когда Ричард вернулся в колледж в Дублине той осенью, я поселилась в Турции, но через несколько месяцев я уже снова была в пути. На Ближнем Востоке железных дорог не так много, поэтому я оказалась в Индии, а уж там я проехала на поезде расстояние, равное двум земным орбитам. Скорые поезда «Дера дан», «Летящее письмо», «Королева Шимла», «Ганга-ямула экспресс», а также «Джорхат луп» и «Тривадрам керала экспресс», – улыбнулась она Роду. – Милые сердцу названия.

– А как ты зарабатывала на жизнь?

– Я получила небольшое наследство после смерти папы, так что путешествовала на эти деньги, а если где-нибудь задерживалась подольше – зарабатывала уроками английского языка. А дважды в год, на каникулы, приезжал Ричард, и мы путешествовали вместе.

– Красивая жизнь.

– Да, красивая была жизнь. Но теперь Ричард работает, в прошлом году он защитил диплом и нашел работу в Лондоне, так что теперь отдыхает всего четыре недели в году, и ему не хочется проводить это время вот так. – И она обвела рукой полутемное купе.

– А-а, – понимающе протянул Род. – Вот он и окрысился…

– Да нет, это я окрысилась. Ричард уже давно доставал меня по этому поводу: дескать, вернемся домой, положим рюкзак на дальнюю полку… В итоге я пошла на компромисс и переехала в Рим, чтобы быть поближе к нему. Но его это, видно, не устраивало. В общем, несколько месяцев назад Ричард предъявил мне ультиматум: либо он, либо весь мир.

– И?

– Я уступила, но при условии, что мы отправимся в это последнее путешествие.

Джоел, не открывая глаз, наклонился вперед и начал играть на воображаемой виолончели, которую он будто бы сжимал между коленей. Фрэнсис обратила внимание, что у него тонкие длинные пальцы. Она вопросительно посмотрела на Рода:

– Только не говори мне, что он играет на виолончели.

– На контрабасе. И весьма неплохо.

Она покачала головой:

– А я-то думала, он совсем не такой.

– Большинство людей так думает. Но когда он сказал, что отучился, он имел в виду – закончил диссертацию.

Род надел на запястье часы.

– Так из-за чего вы поссорились?

– Меня стало все раздражать. Меня колотит от одной только мысли, что придется жить в Лондоне. Что, скажите на милость, я там буду делать? У Ричарда все хорошо. У него там друзья, работа, а мне придется начинать все с нуля. Все годы, проведенные за границей, пойдут прахом.

– Tы могла бы преподавать.

– Я бы не выдержала конкуренции с квалифицированными учителями.

Мой послужной список не понравится работодателю. Он выглядит как рекламная брошюра турфирмы.

– Наверняка что-нибудь подвернется.

– Может быть, но мне не больно-то хочется. Я ведь никогда не мечтала о замужестве или карьере и о всякой подобной пурге, из-за которой люди себя гнобят, и времечко мое еще не кончилось – не кончилось бы, если бы не Ричард… Поэтому я срывала на нем злость. – Она посмотрела на дверь. – И, похоже, перестаралась.

– Не понимаю. Если ты все это на дух не переносишь, почему тогда согласилась?

– Потому что люблю я его, подлеца такого.

Джоел снял наушники, открыл глаза и снова стал Джоелом, австралийским путешественником-музыкантом, который изъясняется, как грузчик. Он улыбнулся.

– Что это с вами такое?

Род встал и выглянул в коридор.

– Что с нами? Ну ты даешь! Забыл, что ли, что ее парень без вести пропал?

– Простите, не хотел.

– Ты и вправду думаешь, что он мог сам сойти с поезда? – спросил Род. – Надо чокнуться, чтоб решиться на такое.

– Он и чокнулся, совершенно чокнулся…

– Почему? – спросил Джоел.

– Они поругались.

– И ему не очень-то нравилось здесь. Он просто поехал за компанию, потому что…

– Потому что у него не было выбора, – сказал Джоел, кивнув с умным видом. – Ага, прямо как у меня. Я понимаю, что он чувствовал. Сидишь в замкнутом пространстве, и даже пива холодного никто не принесет. Так что, скажу я вам, неудивительно, что он взбеленился.

Род посмотрел на Фрэнсис:

– Он прав. На такой жаре еще не то в голову взбредет.

– Да уж.

Австралийцы бесцеремонно расположились на ночь в ее купе и теперь храпели на верхних полках. Фрэнсис пыталась уснуть, но сон все не приходил, и она долго просидела в коридоре на полу, глядя на небо в нижнее окно. Когда поезд вдруг бесшумно остановился где-то после полуночи, сердце у нее судорожно забилось. Это была не станция, здесь в округе на много километров ничего не было, но эта остановка принесла какой-то проблеск надежды. Она пошла к двери и спустилась на землю. Эта ночь не была такой же восхитительной, как предыдущая. Было еще темнее, чем вчера, если это вообще возможно, и неподвижно стоящие вагоны – общая спальня на колесах посреди пустыни – были свидетелями ее отчаяния, когда она проходила мимо них, выкрикивая: