Текст книги "Ночной поезд в Инсбрук"

Автор книги: Дениз Вудз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

«О, нет, – подумала я. – Только не надо начинать все сначала».

Но я уловила, что Фрэнсис улыбнулась ему в ответ.

– Потому что ты так просто от меня не отделаешься!

Он рассмеялся, и тучи рассеялись.

– Просто мистика какая-то, – сказала Фрэнсис. – И то, что мы встретились так – не где-нибудь, а в поезде!

– Ничего сверхъестественного. Точно так же мы могли бы встретиться в одном из лондонских ресторанов или на улицах Бомбея. Надо только оказаться в нужное время в нужном месте.

– Да, но оказаться в одном купе!

– Но ведь если бы мы сели в разные вагоны, то проехали бы всю дорогу до Инсбрука на одном поезде, сами того не зная. Вот это было бы уж точно мистика!

Фрэнсис схватила прядь волос и машинально стала теребить локон.

Ричард сел рядом с ней, прямо напротив меня, наклонив вперед голову, как и она, потому что сверху над ними нависала полка. Он находился в двух шагах от меня. Я закрыла глаза и громко сглотнула, чтобы они услышали.

– Будто едешь в одном купе с трупом, – прошептал он.

Почему он вдруг перешел на шепот именно в этот момент, оставалось только догадываться, но я застыла и покрылась холодным потом.

Фрэнсис еще больше меня напутала, когда сказала:

– Со мной это было однажды.

– Что?

– Я спала в одном купе с трупом. Какая-то женщина умерла ночью в поезде, когда я путешествовала по Франции. Утром мы все встали, а она лежала и не двигалась. Tиxo так лежала, никого не трогала, вот мы и не обращали на нее внимания. Но когда уже и шторы на окнах подняли, и пригласили всех сойти с поезда, а она так и не сдвинулась с места, кто-то попытался ее разбудить. Ее вынесли в Марселе.

Я уж, было, хотела пошевелиться, успокоив всех – мол, это не тот случай, но моя персона не так сильно занимала эту парочку.

Ричард взял ее руку и, играя с ее пальцами, сказал:

– Как поживает твоя мама? Все такая же – не от мира сего?

– Даже хуже. Постарела.

– Она удивилась, когда ты вернулась?

– Что-то я не заметила. Ее больше волновало, как мы уживемся в ее новой маленькой конюшне. Но я съехала, как только нашла работу.

– И чем же ты занималась?

– Как обычно – преподавала английский. А потом завела свой бизнес.

– Ты шутишь?

– Нет. Почему ты так решил?

– Я просто не могу представить тебя в роли крутой бизнесвумен. Тебе не идут деловые костюмы.

– Что правда, то правда. Я ношу джинсы. Если хочешь, я покажу тебе рекламную брошюру.

– Не надо, – устало сказал он. – Довольно улик и доказательств. Просто расскажи.

– Я работаю для все той же языковой школы – агентом своего рода. Используя свои связи за границей, я, как пылесос, собираю по разным углам иностранцев, которые хотят изучать английский язык, и записываю их в ирландские школы. У меня уже большая клиентская база. А за работу я получаю комиссионные от школ, определенный процент от их платы за занятия.

– Значит, твои блуждания по свету окупились сполна?

– Еще бы. Только что я собрала хороший урожай: еще десять флорентийцев на зимний семестр, и надеюсь сделать то же самое в Австрии. Доход небольшой, но…

– …ты можешь колесить по свету. Так вот откуда все эти визы в паспорте.

– Точно, но я собиралась тебе сказать, что очень хочу основать свою школу. Знаешь, это бизнес хороший, а Ирландия привлекает испанцев и итальянцев, которым нравится, что их дети учатся в католической стране, где поддерживают семейные ценности. Даже арабы любят Ирландию, потому что там очень сильны религиозные традиции.

– А что ты думаешь о Египте? Там тоже открываются большие возможности, верно?

– Может быть, но страны Персидского залива побогаче. Тамошние могут платить наличными.

Ричард покачал головой:

– Кто бы мог подумать! У странствующего хиппи инстинкт хищника.

– Теперь ты мне веришь?

– Я не знаю, чему верить, но твой дублинский акцент стал более заметным.

– Ага, значит, заблудшая душа все-таки является частью чего-то большего.

– Раньше я думал, что ты часть меня.

– Прости.

– Господи. Что же мы за люди такие?!

– Обыкновенные люди. Мы думали, что между нами что-то было, хотя на самом деле…

– Поверить не могу. Я должен был оторвать свою задницу и…

Она закрыла лицо руками:

– Не надо. Все в прошлом.

– Не в прошлом. А сегодня. Сейчас.

Фрэнсис теребила свои волосы, дергая за локоны.

– Ну и хрен бы с ним, – тихо сказал Ричард. – Проехали.

Она прислонилась к нему, положив голову ему на плечо.

– Давай поговорим о тебе. Надеюсь, ты не забросил архитектуру.

Он вздохнул:

– На некоторое время пришлось о ней забыть, но я не мог долго оставаться без дела, поэтому забросил удочку и в конце концов устроился в одну египетскую фирму. Сначала я работал там чуть ли не курьером, а потом стал чертежником с чересчур высокой квалификацией, но этого было достаточно, чтобы поддерживать себя в форме и накапливать профессиональный опыт. Теперь все идет как нельзя лучше, потому что в Каире планируют создать большие совместные предприятия, и я хочу принять в этом непосредственное участие. Я не смогу больше жить без своей работы. Поэтому я и направляюсь в Лондон. На следующей неделе у меня собеседование в одной английской компании, которая участвует в конкурсе на под писание контракта. Если меня возьмут, я стану настоящим экспатриантом, который отлично зарабатывает и живет припеваючи, не то что сейчас.

– Но как ты оказался здесь, ночью, в Италии?

– Я решил сделать крюк по дороге домой.

– Только не говори, что я тебя заразила своей страстью к поездам.

– Ну, в общем, никогда не знаешь, кого повстречаешь в поезде.

– Ричард… Ты ведь не в поисках меня катаешься на поезде?

– Скажем так, за последние несколько лет я проехал немало миль по железной дороге. Есть порядка дюжины дорог от Каира до Лондона. На этот раз я поехал через Рим.

– Тебе повезло. Я не была там сам знаешь сколько, с тех пор как мы расстались. Интересно, Карен все еще там?

– Да. Вообще-то я останавливался у нее.

– У Карен?

– Ага. Мы созванивались время от времени, с тех пор как я потерял тебя из виду.

– Даже так!

– А в прошлом году она приехала в Каир на каникулы.

– Ясно. Ну и как она? Если не считать того, что она спит с моим бывшим женихом, или я ошибаюсь?

– Фрэн!

– Она спит с тобой, да?

– Как ты догадалась?

– Не знаю. Я себе слабо это представляю, но, видимо, унюхала как-то.

– Значит, ты суешь свой нос куда не следует.

– Она на десять лет старше тебя.

– И что с того?

Она медленно кивнула головой:

– Ну-у. Похоже, я оказала тебе двойную услугу: отошла в сторону и представила тебя следующей на очереди.

– Это не то, что ты думаешь. Так, временно.

– А Карен знает, что это все временно?

Ричард повернулся к ней:

– Карен знает, что я не смог тебя забыть. Это все, что ей нужно знать.

Фрэнсис обхватила голову руками:

– О господи. Как все запутано.

– И вообще, Карен все еще любит своего бывшего мужа.

– Что? До сих пор? Но ведь он ублюдок!

– Ты и половины всего не знаешь. В прошлом году он приполз к ней на коленях…

И они увлеченно начали обмениваться сплетнями о своих общих знакомых, рассказывая друг другу последние новости о разводах, новорожденных, невыполненных обещаниях, предстоящих разочарованиях. Они болтали, как двое друзей, которые никогда не расставались. Сомнения остались в стороне, они снова общались, как близкие люди, позволяя мне на время стать свидетелем той нежности, которая когда-то связывала их и которую, несмотря на все разногласия, они не могли скрыть. И правда, недоверие растворилось в воздухе так легко, что о его существовании можно было только догадываться, а проявление любви ощущалось на бессознательном уровне, так что в ее существовании можно было не сомневаться. Прошлое все еще жило в них, и я не сомневалась, что Ричард опять обнимет Фрэнсис, даже если из-за этого им будет труднее расстаться несколькими часами позже.

Их разговор неизбежно под водил их к тому времени, когда они были вместе. Вспоминая Новый год, проведенный в горах Турции, в бараке без воды и электричества, Ричард мечтательно произнес:

– Хочется снова все повторить.

– Правда?

– А тебе нет?

– Не то чтобы нет. Я была бы не против. Я бы никогда в жизни не ушла от тебя, ни за что на свете.

Он не обнял ее, а поцеловал – нерешительно, как в первый раз в жизни. Мило. Неоригинально, но довольно мило.

Они уже начали освобождаться от лишней одежды, когда она отстранилась:

– Стой.

– Почему? Ничего не изменилось, Фрэн. Ничего. Почему мы не можем продолжить на том месте, где…

– Потому что в марте я выхожу замуж.

У Ричарда из горла вырвался хриплый звук.

– Я знаю, – сказала она, – я должна была сказать раньше, но мы так много не успели сделать. У меня даже не было возможности поцеловать тебя на прощание!

– На прощание? А мне казалось, мы только что поздоровались.

– О господи, за что ты послал проклятие на мою голову! – сказала она, стукнув его. – Проклятие в лице такого обаятельного, милого, чертова сукина сына. Как это похоже на тебя – появиться ни с того ни с сего в крошечном купе посреди ночи!

– Кто он? Один из тех безумных австралийцев?

– Нет. Он ирландец.

Ричард молчал, поэтому она продолжила:

– Сама бы я ни за что не остановила свой выбор на нем. Я всегда думала, что если выйду замуж, то это будет человек вроде тебя, рядом с которым нельзя расслабляться. Кто-то, кто всегда бросает мне вызов, чтобы я постоянно была в лучшей форме. Вышло иначе. Я собираюсь связать свою жизнь с человеком, который… Ну, не знаю, с которым мне хорошо, легко. Он заботится обо мне. Он обожает хоккей на траве и кошек, а еще у него густая борода. Наверное, не совсем в моем стиле.

Ричард, вылупив глаза, смотрел куда-то в сторону коридора. Ему не хотелось слушать все это, а вот мне было интересно. Это мне она рассказывала (так, между нами, девочками) о своем мужчине. Голос у нее стал мягче. Как губка.

– С ним все ясно и понятно. Мы выращиваем овощи и гуляем по холмам в выходные дни. Вечером мы забираемся в постель с кружками какао и деремся из-за одеяла.

– Скучновато, – пробормотал Ричард, – но если тебе нравится…

– Я никогда не была так счастлива и довольна жизнью.

Ричард вышел в коридор. Мое сердце так сильно билось о грудную клетку, что я бы не удивилась, если бы кто-нибудь из них наклонился, заглянул мне в лицо и сказал:

– Ну как, тебе все слышно или погромче надо?

Фрэнсис встала и прислонилась к дверному косяку, на который они по очереди опирались всю ночь.

– Ричард, наши отношения ни к чему бы нас не привели. Мы слишком многого хотели друг от друга. Мы бы высосали друг из друга все соки и остались бы выжатыми до конца жизни. Разве мы к этому были готовы: спорить, кому сегодня лечить кошку от глистов, а кому идти за молоком? Нашим отношениям суждено было разбиться о быт. Ты клялся и божился, что именно об этом мечтаешь, ты лишился бы всего того, что дал тебе Египет. Наш роман – каприз природы. Я восхищалась тобой. Я тебя обожала. Но я не могу сказать наверняка, любила ли я тебя по-настоящему, и хорошо ли я тебя знала, потому что, когда судьба преподнесла нам испытание, оказалось, что мы не понимаем друг друга. И не доверяем друг другу. Мы до сих пор до конца друг другу не верим.

Через секунду она добавила:

– Я обрела кое-что еще. Спокойствие и простоту отношений. Ясность мысли и душевное равновесие. Тихие семейные радости. Это стоит тысячи ночей страстной любви. Я поняла это в Вади-Хальфе.

Она развернулась, но Ричард, войдя в купе, схватил ее за локоть. Затем он взял в руки обе ее ладони.

– Давай снова отправимся в путешествие. Ты забыла, что это такое. Ты забыла, какой это кайф, забыла, как красив рассвет над пустыней. Я могу снова показать тебе все это!

Она прикоснулась лбом к его лбу:

– Скажи, что ты бросил меня, Рич. Это все, что я хочу от тебя услышать.

– Это невозможно, Фрэн. Невозможно.

Мне надо было размяться. Я так одеревенела, что казалось, я что-нибудь сломаю, если пошевелюсь. Я повернула голову к стенке, чтобы вытянуть шею, и напрягла мышцы на ногах, потянувшись носками вперед. Снова вытянув шею, я непроизвольно подняла голову – и заметила, что за окном светает. Там было теперь все темно-синим. Скоро рассветет. И потом мы прибудем в Инсбрук. На какую-то долю секунды я насладилась этим ощущением: я возвращаюсь в реальный мир. Закрыв глаза, я прогнала прочь воспоминания о странной ночи и не менее странной истории. Я постаралась забыть ее, потому что она поглотила меня целиком, и, глядя на крепко обнявшуюся парочку, я не почувствовала ничего, кроме грусти.

Я пыталась уснуть.

Она рассказала нам про Каир, описала посольство до того, как узнала о его паспорте. Если она все выдумала, то попала прямиком в ловушку. Однако рассказ ее звучал довольно складно. Но как же это могло получиться, что его паспорт оформляли как раз в то время, когда она сидела в посольстве и ждала от него известий? Нестыковка какая-то. А в Хартуме что? Недобросовестный сотрудник послал телекс с отрицательным ответом в Каир, не сделав запроса – в городе этот человек или нет? Ричард явно так не думал, но у него было большое преимущество передо мной и Фрэнсис: он знал то, чего мы с ней не знали. Скорее всего, посольство Великобритании в Хартуме представляет собой большой и шумный офис, в котором работает уйма людей, многие из которых могли не знать, что какой-то турист отстал от поезда, но раз Ричард был единственным из нас трех, кто мог при сем присутствовать, то с него и взятки гладки.

Не зная всей правды, я могла понадеяться только на свое шестое чувство и встать на чью-либо сторону. Беда в том, что я не готова была принять ни одну, ни другую сторону. Скорее уж правда посередине. Если бы они оправдывались и спорили, то все было бы проще. Если бы Фрэнсис не призналась, что по своей природе она была человеком, несклонным к оседлой жизни, а Ричард не признался в том, как близок он был после их последней стычки к тому, чтобы забыть об их совместном будущем, то я бы почуяла неискренность в словах одного из них. Но сейчас интуиция, не подводившая меня в других случаях, ничего не подсказывала. Все было ясно и вместе с тем совершенно туманно. Оба говорили дельные вещи. Если бы он решил ее бросить, он наверняка не стал бы так издеваться над ней. Если бы она хотела избежать обязательств перед ним, то почему же она теперь предпочитает оседлую жизнь, которая так пугала ее раньше? А правда ли это?

И самый главный вопрос: как мог один из них так поступить жестоко с другим четыре года назад – и повторить то же самое этой ночью в поезде?

Мне надо было пойти спать в другой вагон.

Одно можно утверждать смело. Никому из нас, говоривших и слушавших всю ночь напролет, не стало от этого лучше. Сколько бы ни осталось недосказанным между ними – само их молчание было пронизано скорбью по тому, чего уж не вернешь, по долгому романтическому приключению, которое подошло к концу. Что бы ни произошло на самом деле, сейчас они оплакивали дни, проведенные вместе в поезде «Долина Нила», и я, посвященная в их историю, тоже скорбела вместе с ними. Я и в самом деле была очень подавлена. До меня только потом дошло, что когда я выйду из вагона, то останусь в самом невыгодном положении из нас троих. Тот, кто лгал, был единственным, кто в точности знал, что произошло. Тот, кто говорил правду, тоже знал, где ложь, а где истина. А вот я понятия не имела, какая из услышанных историй, какая из двух исповедей подлинная. И что хуже всего, мне никогда этого не узнать. Именно поэтому я смотрела в светлеющее небо и задавалась вопросом, что же произойдет в Инсбруке.

Поцеловав ее еще раз, Ричард подошел к окну.

– Ты надолго в Инсбрук?

– Проездом. Я еду к друзьям в Зальцбург. Они встретят меня, и мы проедем прямо к ним.

Не поворачивая головы, Ричард произнес так тихо, что я едва услышала его слова:

– Останься в Инсбруке на несколько дней.

– Нет.

– Поехали со мной в Египет.

– Нет.

Он повернулся:

– Поедешь со мной?

– …Нет.

16

Тормоза заскрипели, разбудив меня, когда поезд прибыл в Инсбрук. Я резко вскочила, как человек, проспавший свою остановку, и огляделась по сторонам. Моих ночных попутчиков и след простыл. Они улетучились утром, как сон.

– Черт!

Я встала, натянула свитер и свернула спальный мешок. В коридоре толпились люди, готовые сойти с поезда. Я высунула голову в проход и увидела Ричарда в другом конце коридора, около выхода. У меня было такое чувство, что мои друзья ушли без меня. Я нащупала кроссовки. Руки тряслись. Не в состоянии сразу развязать шнурки, я ругала сама себя за лень. Ну почему я стаскиваю обувь, не развязывая! Вытащив из-под сиденья рюкзак, я сложила туда свои вещи. Поезд остановился и подался вперед, потянув за собой всех стоящих в нем людей. Им пришлось чуть наклониться вперед только для того, чтобы их тут же рывком откинуло назад. Этого фортеля всегда все ждут, но к нему никто никогда не бывает готов. В коридоре поднялась суматоха, люди повалились друг на друга. Затем движение остановилось, и все стихло.

Мы прибыли.

Я закончила лихорадочно запихивать вещи в рюкзак. Люди уже двинулись к выходу. Я выругалась. Как я могла заснуть в этом утреннем шуме, когда пассажиры спрыгивали с полок; таскались, шаркая по полу, в туалет; звали друг друга через весь вагон. Я пропустила то время, когда пассажиры в приподнятом настроении ожидают скорого прибытия на место назначения и освобождения из замкнутого пространства.

Наверное, я заснула после проверки паспортов. Фрэнсис и Ричард, стоявшие в коридоре, увидели пограничника и зашли в купе за документами и вынесли паспорта в коридор. Потом меня потрепали по плечу. С заспанным видом, пытаясь всеми возможными способами показать, что секунду назад глубоко спала, я протянула паспорт. Парочка в коридоре мурлыкала что-то лирическое о виде, открывающемся из окна по ту сторону поезда, но мне из моего лежачего положения видно было только синевато-серое подножие гор. Выше, как я понимала, было голубое небо, но внизу, где мы осторожно петляли по альпийскому серпантину, было темно и холодно. Голоса за моей спиной описывали блестевшие под лучами утреннего солнца серебристые крупинки льда и наполовину укрывший скалы снег, но я была прикована к постели странным стыдом. Если я пошевелюсь, они могут заглянуть в купе, и я своим пристыженным видом покажу, что наглым образом вторглась в их частную жизнь, что их ночной мир, отдельный от всего остального человечества, никогда не существовал. Гранитные глыбы, проплывая в моем ограниченном поле зрения, никак не хотели уступать место освещенным солнцем скалам, и сон, должно быть, незаметно затуманил мой пристальный взор.

Когда я натягивала на плечи лямки рюкзака, в вагоне уже никого не осталось. Как бы важно сейчас ни было не подавать вида, что я смотрю на них, мне просто не терпелось снова увидеть двух ординарных представителей человечества, которые всю ночь мешали мне спать своими экстраординарными сказками. Мне хотелось наложить лица этих людей на голоса, которые я слушала всю ночь. И сделать я это могла, только слившись с толпой, а затем обернувшись и посмотрев на них через плечо, проходя мимо. Но у меня возникло еще более порочное желание: увидеть, как они прощаются, и прощаются ли. Я считала, что заслуживаю чести присутствовать при финале, стать свидетелем их расставания. Я не могла позволить себе это пропустить.

Я пошла быстрым шагом по платформе, продираясь сквозь толпу людей, вывалившихся из поезда. Такое впечатление, что все шли парами. Я лихорадочно искала черную рубашку Ричарда и напоролась на нее так неожиданно, что чуть не наступила ему на пятки. Мне страшно захотелось положить руку ему на плечо и сказать: «Эй, вы! Подождите меня!» Вместо этого я отшатнулась. Они шли медленно, в то время как все остальные проносились мимо.

Фрэнсис рядом с его могучим торсом казалась изящной и миниатюрной. Они так медленно продвигались вперед, что мне, чтобы не выдать себя, пришлось остановиться и с невозмутимым видом подпереть колонну. Мне было интересно, вместе ли они уйдут с вокзала. Могла же она утром дать согласие попробовать начать все сначала? Вне всяких сомнений, он любит ее больше, чем занудливый жених-кошатник. Подумаешь – Ричард бросил ее в раскаленном поезде на милость двух словоохотливых австралийцев! Никто не застрахован от ошибок. Разве он, разве они не заслуживали еще одного шанса? Как можно противостоять судьбе, когда она свела их вместе в одном поезде точно так же, как и разлучила их? Наверняка им суждено быть вместе. Если она снова уйдет, то, скорее всего, это именно она бросила его тогда.

– Бахрейн. О, и снова Турция. А это что? Испания?

Их поведение никак не предполагало, что они отсюда уйдут взявшись за руки и он пригласит ее на романтический завтрак в одном из многочисленных кафе Инсбрука. Даже то, как они стояли, говорило об их отчаянии. У меня задрожали руки. Если они уйдут отсюда вместе, когда я сдамся? Чего я жду? Неужели я буду ходить за ними, преследовать их, или мне хватит того, что они так до конца и не открылись друг перед другом?

А тот паспорт изрисован.

Они тянули время. Они волочили ноги и шли как можно медленнее, пока на платформе почти никого не осталось. Меня раздражало то, что я больше не могла слышать их разговор, но они все равно почти всю дорогу молчали. Вряд ли у них осталось что сказать друг другу, кроме правды, конечно, – правды, которая так и не вышла на поверхность ни ночью, ни пока я спала. Я была уверена в этом. Поэтому они и двигались так неторопливо. Они еще не разрешили проблему, ничего не изменилось, но время еще было. Правда, уже не так много.

– Поехали со мной в Египет.

– Нет.

Когда они дошли до ограждения, мое сердце забилось чаще. Я оказалась втянутой в запутанные отношения этих двух людей, и я знала наверняка, что мое умение предугадывать будущее здесь не поможет. Вместо того чтобы навести справки о времени отбытия следующего поезда, я стояла прислонившись к колонне и смотрела, как двое незнакомых мне людей идут мимо тепловоза. Какого черта я здесь стою среди белого дня в такой холод?

Они вышли за ограждение и вошли в ярко освещенное белое здание вокзала. Я последовала за ними. Две девушки быстро шагали навстречу Фрэнсис. Увидев их, Ричард пошел в другую сторону.

– Ричард! – крикнула Фрэнсис, но звук ее голоса повис в воздухе, застыл на губах и не вышел наружу. Для кого-то еще это могло показаться удивительным, ничем не примечательным. Но мне в этом зове послышался какой-то немой вопрос. И он стал заключительной точкой этой истории.

Ричард поднял в ответ левую руку, не оборачиваясь, слегка взмахнул ею и опустил.