Текст книги "По грехам нашим. В лето 6731... (СИ)"

Автор книги: Денис Старый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Дорога была не сильно долгой и уже через полтора дня мы встретили первый дозор монголов. Действительно они уже на территории Руси и Субедей, наверняка, хочет показать, что пойдет и дальше. Ярлык послов, присланных ханом, был серебряный, и я вспоминал свой золотой. Возникал вопрос о том, что может золотой ярлык, если ханские послы имели только серебрянный? Сколько ни думал о том, кому мог принадлежать артефакт, не мог никак представить этого статусного человека.

Брать же золотой ярлык с собой – безрассудство. Так как встречные монголы должны были при необходимости даже отдать своего коня обладателю такого сокровища и проводить к хану. Нам такие почести не к чему. Спросят же, откуда сей девайс.

На следующий день мы прибыли в стан монголов, которые, было видно, ожидали нас. Посольству делали форменную показуху. Были сложены метательные машины, первый же взгляд, на который говорит, что их собирали ночью из свежих деревьев, да и такая конструкция была незавершенной. Так же нам попадались только воины в полных доспехах и богато одетые. Нарочито много было и котлов, как раз к нашему присутствию наполненных мясом. В целом, хитро, но сильно уж чопорное исполнение.

– Приветствую тебя, о, свирепый пес Великого хана, объединившего степь, – высказался я.

Долго же мне пришлось уговаривать всех, чтобы я начал разговор. Выслушал, что и не по чину, и что слушать меня не станут и сочтут за оскорбление. Пришлось даже парировать о том, что лично монголы и не знают ни Василько, ни его окружение. И по сути, как назовемся, так и воспримут. А одет я богато, даже на всякий случай нацепил и разные побрякушки, так что выглядел новогодней елкой.

Поднятые брови Субедея, казалось, увеличили узкий разрез глаз.

– Пусть добрые боги бырханы дают тебе силу, силу твоим сыновьям, стада и теплую юрту, – продолжил я и низко поклонился. – Великий покоритель меркитов.

Субедей не выдержал и встал на ноги, начав расхаживать в юрте взад вперед.

– Кто ты? И откуда знаешь обо мне, – перевел на ломаном русском толмач из монголов.

Интересно, а среди русичей есть знающие монгольский? Эта нация в этом времени достойна уважения, как в прочем и поражения от русских.

– Я Корней, сын Владимира, что воевал с мусульманами – врагами вашими в Сирии, был я и в Иране, куда бежал ненавистный тебе Мухамед. Знал я о тебе и от твоих врагов, с которыми на поле ратном бился, и от венецианцев, с кем ты говорил. Великий воин и богатур, великая честь для меня быть с тобой в юрте, – произнес я и краем глаза посмотрел на недоуменные взгляды на меня как моих соплеменников, так и переводчика.

После того, как толмач перевел мои слова, Субедей рассмеялся.

– Вот как русич говорит, краше монгола. Кабы не видел тебя, думал, сунец мудрый говорит, – сказал монгольский военачальник и пригласил всех к столу.

Испив кумыса, от которого не скривился только я, начался, по сути торг. Субедей вначале захотел вывести наше посольство из себя и предложил платить дань монголам и войти в его войско, чтобы покорить мир. Увидев жесткие лица у всех, а у меня улыбку, сын кузнеца рассмеялся. После он попросил уже показать мой доспех, и я ожидал самого плохого, но мне вернули его, спросив о том, урусы ли произвели такой доспех. Я же, естественно, сказал, что – да. Пусть лишний раз подумает нападать на Русь. Была относительно непринужденная обстановка, пока не влез со своими предложениями приближенный Василько, имя которого я даже и не спросил. Вот молчит же сын Войсила – умно молчит. Чего вмешиваться в разговор.

– И когда хан уйдет уже с нашей земли, – сказал «посол».

Судебей жестко посмотрел на него и начал говорить.

– Земля твоя токмо та, что оборонить можаш, другая земля тому, кто сильнее. Так в степи было, так и у вас есть. У нас Великий хан есть, что сильный и объединил всех монголов, а кто у вас Великий хан? Ханы есть, а великого нет – то неправильно. Придет великий хан и у вас станет Великий хан, тогда правильно будет, – высказался монгол.

Спрашивавший побагровел и стал выходить из себя, но я перехватил инициативу, расхваливая юрту и коней великого воина. С трудом, но удалось отвлечь внимание хана, в то время, как Великобор успокоил нашего горе-посла.

В принципе, за витиеватостью слов и жестов стоял прогматизм, и мы через окружные пути пришли к заключению, удовлетворяющего всех. Удивило же меня то, что Субедей так, между делом предложил покарать мордву, утверждая, что и русичи воевали с ними. Его осведомленность была уникальна, как и моя, но я-то владею послезнанием. Субедей же использует систему разведданных. Я обещал подумать, но позже. Нам на этой волне удалось снизить виру за убитых послов до трети от того серебра, что было собрано.

Договорились, что уже через два дня Субедей покинет пределы Руси и обязуется ее не грабить. Добится того, чтобы взять слово, не приходить на Русь хотябы пятнадцать лет не получилось.

Когда уже посольство выходило из юрты, Субедей обратился к своему советнику, в отличае от русичей, он понял слова своего хана.

– Его доспех легкий и прочный, его сабля из хорошей стали, его слова мудры. Кто этот человек я не знаю, но он может стать достойным противником. Он еще молод и будет учиться, а я буду стареть… – философски сказал Субедей.

Из потешных десятков в гвардейские сотни

Глава 28. Из потешных десятков в гвардейские сотни

В Киев входили как триумфаторы. Еще на подходе несколько сопровождащих нас людей ускорились и понесли вести о результатах посольства. Мне было странно, когда все безоговорочно поверили договоренностям с монголами. Допускать, что завоеватели обманут, никто не хотел. Я понимал, что шанс обмана минимальный. Субедею нужно зализать раны и еще вернуться в Хорезм и не факт, что без боев. Тех же булгар он попробует пощипать. Выхода нет – к югу степь жгут половцы со своими союзниками и только вдоль кромки границ Булгарии смогут пройти степные войны Монголии.

Нас встречал на Подоле князь Василько и был он в прекрасном настроении. Думалось, что не только возвращающееся посольство его радовало.

– Спаси Христос! Повертались и вести добрые несете! – с такими словами князь ростовский встречал нашу группу из уже шести человек.

– Мне ужо казали про то, што ты, боярин Корней Владимирович, слово держал, и хан татарский дюже в думах пребывал и наряд узял наш, да и серебро сберег, – обратился уже ко мне Василько.

– Служить тебе, князь и Руси честь и правда моя, – ответил я.

– Добро, я ведаю, апосля пойди ко мне и я поряду дам табе, – сказал Василько и ушел.

Мои спутники имели разные диаметрально противоположные реакции на мой разговор с князем. Большая часть завистливо поглядывали, но двое – Глеб Всеславович и Великобор смотрели с уважением и некоторым отеческим одобрением.

Веселое настроение ростовского князя было связано с первым раундом переговоров с Мстиславом Удатным. Запершись на Замковой горе, этот князь не сразу обнаружил пустые амбары и склады, где должна была храниться провизия на случай осады. Потеряв свои обозы на Калке, он не мог прокормить даже те поредевшие ряды своего воинства и пошел на переговоры. Василько же, с чувством исполненного долга, наверняка хотел уходить из Киева. Бороться за его стол – самое гиблое дело! Да и не по чину – найдутся князья. Да и брать такой Киев – смерти подобно. Останешься без штанов, чтобы прокормить город и навести в нем порядок. Поэтому Василько торговался за то, чтобы вывести свои обозы, отяжелевшие изрядно, и пойти во Владимир.

Когда обе договаривающиеся стороны хотят одного и того же, договор не заставляет себя ждать. Уже на следующий день из Киева начала выходить огромная веретеница обозов и ратников. Древнюю столицу Руси покидало больше воинов, чем вошли в нее. Сотни бывших ратников погибшего Мстислава Старого Киевского решили примкнуть к Василько, особенно вспоминая те раздоры, что у него были с новым хозяином города. Они забирали не только свой скарб, но и имущество и семьи тех ратников, что остались вечно лежать в Диком поле. А по совести, так и не только это имущество прихватили. Груженые колоны выходили из Киева.

Умудрился и я прибарахлится – закупил шелковую ткань в тридцать метров. Обошлась она дорого, но намного дешевле, чем стоила бы в мирное время. Купцы стремились сбыть свой товар и уехать из неспокойного города, жители которого оставались вооружены.

Была у меня мысль и другая – мородерка. В этом времени – это нормально. А в будущем слышал, что в районе предполагаемой битвы находили несколько мечей. Оружие и любая сбруя – нам только в плюс. Ведь с поля боя отошел и Субедей и он не успевал собрать все оружие убитых русичей, как и доспехи. Но я, посоветовавшись с Глебом, решил идти со всеми, тем более, что друг Войсила утверждал, что несколько отрядов отправлялись на разведку и принесли много железа. Часть его я думал у них выкупить на переходе.

Шли медленно, и колона растянулась на пять-шесть километров, из которых только десятую часть составляли сами ратники. Все весилились и ликовали, но наш отряд держался особкой. Было у нас и охранение и учение. А на мои лекции по тактике ведения боя вскоре начали приходить и десятники со всего войска. Так что собирал я до сотни слушателей, пока не составили графики занятий.

Можно ли считать меня гением войны? Нет, конечно. Я рассказывал и анализировал военные тактики и стратегии словами исследователей будущего. К примеру, фланговый обхват Ганнибала при Каннах, или Гальские войны Цезаря со строительством полевой фортификации. Сколотили и доску, на которой я углем коряво рисовал схемы.

Через три дня полевых лекций на стоянках начали даже эксперементировать, устраивая практические вариации на теоритические выкладки. К веселью присоединился и князь Василько с Глебом Всеславовичем, который становился чуть ли ни правой рукой ростовского князя, оттесняя и воеводу и соглядатаев владимирского князя и сотников. Так, на стоянке, что была выбрана для ночевки, поставили вагенбург, или табор. Вот только классический, насколько я это понимаю, не получился, а вновь лишь связанные повозки. Для примера поставили заостренные ежи в метрах семидесяти.

Все фортивикации я объяснял князю и его свите. Рассказал и о возможном рве с валом и больших копьях, которые выдвигались бы в щели щитов вагенбурга для остановки коней. Говорил и о возможных волчьих ямах при достаточном времени для оборудования позиций, а так же о колючей проволоке по периметру и разлитой горючей смеси, что можно поджечь из укрытия. Многое и так знали в этом времени, но системы, которая вырабатывалась только в последующие веки, например в гусистких войнах, не знали.

Представление началось. В вагенбурге было тридцать человек из тех, что пришли со мной и еще десять выявили желание посмотреть изнутри на действо. Мне уже говорили, что выставлять повозки не ново для русичей, но это не используемая часто тактика.

Конница из трех десятков начала степенную и грамотную атаку. Вот перешли на рысь, и строй держится монолитным. Накатывается, казалось бы, несокрушимая сила вооруженных рогатинами воинов. Вот переходят за метров сто пятьдесят до укреплений на галоп, но возле укреплений кони вздыбились и отказались идти на ежи, а из вагенбурга стройно начинают стрелять арбалетные болты и стрелы без наконечников, с тряпицами на острие, что снижает баллистику, но град стрел окончательно останавливает нападающих. Потом споро открывается проход из вагенбурга, и защитники становятся в две линии, где первые с сомкнутыми щитами, а сзади копейщики. Они делают слаженные десять шагов, и командующий всем этим представлением Андрей останавливает учение.

Все находятся в некотором недоумении и начинают обсуждать, что можно было стрелы пустить, что нужно было спешиться и растащить ежи и тогда все будет кончено для защищающихся, что это трусливая тактика, не достойная воина и так далее.

– На рати треба бить ворога разумом, – говорю я и спешу к своим защитникам, чтобы дать указания разбирать сооружения и высказать одобрение.

Уже на бегу понимаю, что немного становлюсь заносчивым и выскомерным. Взял на вооружение чужие достижения и сейчас кичусь своим талантом военачальника.

Остаток пути был в бесконечных разборах тактики войны против конницы. Рассматривали и принципы испанской терции, что еще не родилась, линейного боя, ударов и наскоков, разведки, оружия и амуниции, медицинской подготовки ратников или выделение одного ратника на десяток с умениями оказать первую помощь и многое другое.

Отношение ко мне было разное, но все больше людей, подражая любопытству ростовского князя, расспрашивали и высказывали свое видение. Жалели бывалые ратники и новиков с их наставниками, которые постоянно тренировались, бегали, ходили в разведку и упражнялись, как только была возможность. К концу, на этот раз долгого, перехода, я уже начал замечать зачатки сплоченности и дисциплины, как у новиков, так и их наставников, которых держали в узде Филипп и Андрей. А я думал, что нужно четко разделить их полномочия и возможности, чтобы избежать вероятного конфликта интереса между этими людьми.

При подходе к Владимиру меня вызвал к себе Василько. В шатре были приближенные к князю люди, Глеб Всеславович и с десяток других, в которых я узнал десятников и ратников, что проявляли больший интерес к занятиям, проводимым в походе.

– Вот, Корней Владимирович люди ратные, что к табе просят идти воинской науке навучаться и навучать ратиться новиков, – князь сделал паузу, выжидая моей реакции. Но я был невозмутим.

– Кто голова над ими? – спросил я закономерный вопрос.

Если у меня таким образом хотят отжать школу, то пусть с ней и возятся. Мой учебный центр, все здания, тренажеры, полоса препятствий, полигон – я не отдам никому. Деньги вложены большие, запасы продуктов, кузня, ориентирована на школу, да и все планы под хвост.

Князь Василько задумался, но никакого решения не высказав, начал шептаться с приближенными. Только через минут пять озвучил решение.

– Голова Глеб Всеславович, войдешь в силу – головой быть табе, – сказал князь и посмотрел на Глеба Всеславовича.

Я думал. Это же не мое детище – это, по сути, общее. И Ермолая двигать по карьерной лестнице нужно и Филипп как управляющий школой, Андрей. А пришлые варяги захватят брозды правления, а ты паря поболе мяса да пива давай. Нет!

– Глеб Всеславович станет тысяцким и пораду давать станет мне, а в походе навучать буде, а голова в школе воинской ужо есть, аще кто буде добрым наставником, быть тому, токмо школа моя и земля моя, а допомочь корма собрать, да аще чем – треба. То добре! А кольки ратников буде? – я покосился на собравшихся кандидатов на поступление в школу.

– Унжа мае тысяцкого, – задумчиво сказал Василько. – Токмо ужо радели мы Василия Шварновича посадником зробить, а, стало быть, тысяцки – Глеб Всеславовович. Земля твоя и школа твоя, аднако ж дядько – муж зело мудры, и пораду з им держать треба. Ратников буде две сотни аще полсотни. Сотников нема, також твои люди станут сотниками. А зерно, да мяса дам – земля у лете уродит добро.

– Аще плотников и зотчих треба – избы ладить, да иншая строить, – решил воспользоваться я моментом и сторговать еще себе преференций. А если строители будут оплачены – вообще красота! Мне еще ладить гостинницу, да дома постоялые, ярмарку организовывать, ткацкий цех.

– У тя тры артели зодчих, – удивился князь.

– Дак треба избы ладить. Где чад да жонок ратников селить? Где скотину, да коней, што они гонять, куда скарб класти? – начал я перечислять и заметил довольные взгляды десятников.

– Так, дам аще две артели, коли великий князь владимирски Юрий Всеволодович дозволе, да серебро на школу твою то, што ты торговал з Субидеем, да зерна вышлю по осени и коров пригоню, – заключил Василько.

Я согласился, только проявил последнюю наглость и попросил еще овец, или в ущерб коровам. Познакомившись с десятниками, я немного успоился. Они понимали, что их ждет – все видели и оценили дисциплину, видели они и рацион питания, когда мои десятники прямо уже заставляли своих подопечных мясо с кашей доедать, да и сами десятники и даже новики обрасли мышцами и выглядели удалыми молодцами. Оружие приглянулось так же, особенно барабанные самострелы. Да и мне пришлось подарить один арбалет Василько, но ничего не попишешь.

Во Владимире нас всех, получается, аж три сотни согнали к Успенскому собору, где, начиная с меня, так как Глеб Всеславович был обделен этого процесса, стали целовать крест на верность службы князю Юрию Всеволодовичу. Удивительно, но четыре ратника, наиболее старшие, из которых был и один десятник, отказались целовать крест и удалились с площади. Великий князь же светился от радости. Три сотни бойцов в его распоряжение и он пока что не вкладывает в них ни куны, учаться вдали, едят вдали, а на службу придут по первому зову. На радостях великий князь и спросил меня, чем он сможет помочь, я же и ответствовал. В этот раз кроме коней, овец и коров, я еще просил фруктовых деревьев по осени да зерна. Князь, демонстривуя показную заботу при мне приказал собирать два корабля для отбытия в Унжу с овцами, зерном и тканями.

Почему я так много прошу зерна? Ведь и своего будет в достатке, думаю и на продажу мог бы выставить и с учетом школы, только вот виски солодового, да вина хлебного к ярмарке надо будет много. И торговать ими я стану и в лечебных гигиенических нуждах использовать, а там и парфюм надумаю делать, не сейчас, как-нибудь.

Входили в Унжу прямо победителями, немногочисленные жители разростающего городка встречали нас, как будто полмира уже у наших ног. Вышел и тысяцкий града Унжа – Василий Шварнович и обнялся со своим другом тысяцким воинской школы Глебом Всеславовичем. Многочисленная прибывшая публика с женщинами, детьми составила по сути немногим меньше, чем проживает в самом городе. Это почти вдвое увеличение народонаселения в моем поместье. Куда же селить их?

– Это как же так? – возмутился было Войсил, но Глеб Всеславович протянул пергамент своему другу и тот углубился в чтение. – И какож так? А где зотчие? Куды селить то? Больше себе, чем кому-то задавал вопросы. Однако, и тут решение было. Частью расселили в гостином дворе, который уже был взят под патронтаж городских властей, частью смогли стать лагерем под городом, им были отданы все имеющиеся шатры. Частью я забрал себе, так как, еще уходя в поход, сказал ставить избы в новом поселении, оказалось – план перевыполнен на четыре дома, куда и заселил восемь семей десятников. Да, тесновато, но после расселю.

Казарма была расчитана на двести человек, а проживали в ней постоянно только меньше семидесяти. Поэтому все безсемейные ратники пошли жить туда. Десять семей еще распределил по поселкам, и проблема временно была решена. Под предлогом необходимости строительства направил сразу и десятников и новых ратников в лес за стройматериалами. Причины были опять же в психологии. Они должны были выполнять приказы безропотно. И, если сказано в лес, то туда и иди и делай что нужно. Порядок и дисциплина. Врядли я буду казнить за провинности, но исключать – легко.

Игры закончились и потешные полки, просуществовав месяц, становятся гвардейскими только до конца не понятно кто император над этими полками.

Кровь войны

Глава 29. Кровь войны

Правы те, кто говорит, что экономика – кровь войны. Вот чего стоило мне месяц назад расселить огромное количество людей, дать им пропитание, а воинов начать встраивать в систему обучения воинской школы. И справиться со всем этим я бы и не смог, если не действительная помощь полковника – так я начал называть тысяцкого Глеба Всеславовича, чтобы отличать от тысяцкого городского. В резонанс стериотипу о безинициативности князей Руси, их неудачливости, и Василько и Юрий проявили волю и существенно помогли. Во-первых, из Новгорода Нижнего пришел караван из шести судов, в которых были в основном строительные инструменты и материалы, а так же еще бригада строителей. Теперь уже все поместье превратилось в сплошную стройку.

Вышло у меня и купить земли соседа, «позорно почившего на девке срамной во хмелю». Вдова, да и дети не выдержали отчуждения и явного позора и решили уехать. Продали они свое поместье Войсилу, но а тот уже мне. Я так и не узнал сумму сделки тестя, но мне он загнал поместье с людьми за четыреста тридцать гривен. Дорого, да только у меня хватало серебра. Последняя ревизия показала мое состояние примерно в 5 200 гривен. И это очень много! В учет же не шла земля, сами холопы и дома. Это только наличность! Правда я постоянно менял серебрянную посуду на гривны, так как не сильно то и стремился к роскоши.

Удалось мне и насладиться огурчиками, зеленью. Ягоды же я закупал у населения. Задешево, как я думаю, но и дети теперь смогли копеечку заработать. А так и бабы целыми группами пошли в леса за ягодами, грибов пока было мало. Ягоды я использовал для… настоечек. Наконец собрал самогонный аппарат и гнал как солодовое виски, так и настаивал ягоды. Не пробовали здесь еще крепленых напитков. Думаю, зайдут. Спаивать население я не собирался, и продажа неселению пока была под запретом, но на ярмарке я открою закрома и надуюсь на этом и заработать.

Еремей и Бела поженились и уже обживали новую избу, рядом с которой шла стройка прядильного цеха. Бела оказалась замечательной кандидатурой на должность управляющей прядильной мастерской. И опять некуда применить Симеона, которого я прочил на эту должность. Она раньше, чем Божана освоила науку работы с механической прялкой, которых было уже четыре, и уже обнаружилась нехватка шерсти, чтобы заполнить производственные мощности. Свадебным же подарком от меня стало десять метров шелка, взятого в Киеве, чему жена Еремея была неимоверно рада. Такой же подарок получила жена Филиппа и Мышана, готовящаяся к замужеству с Андреем. Последнего мне вначале пришлось уговаривать жениться, сильна была у него память об утеряной семье, но после близкого знакомства с управляющей, приходил и благодарил.

Святой отец Михаил так же стал благоволить мне. Такое расширение паствы не могло не льтить священнику, а строительство каменной церкви, хоть и шло со скрипом, но не останавливалось.

– Пошто пригорюнился, – Божана вошла в мой кабинет, где я перебирал грамоты от старост и думал, что необходимо начинать делать бумагу.

– Да вельми людьми приросли, холопов ужо меньш за вольных, земли аще треба, – сказал я.

– Так по ту сторон Унжи також ужо земли наши, а там земли аще много, – сказала любимая женщина, усаживаясь ко мне на колени. – Тяжко без бабьей ласки?

Да, мы уже месяц как не занимаемся любовью. У Божаны был период осложнения беременности и после того, как кризис миновал, я боюсь и притрагиваться к ней. Жена даже предлагала девку какую взять, пока она не разрешится, но я наотрез отказался. Выдержу!

– Без твоей бабьей телесной ласки и тяжко, токмо ты – моя душа и не треба поганить душу девками срамными, – сказал я и поцеловал любимую.

– Так кольки людей то? – переменила Божана тему, но с колен не встала, чем только усугубляла ситуацию с воздержанием.

– Так боле тыщи и аще двух сотен, – ответил я, уже начиная тяжело дышать. Пришлось самому отстраниться от жены.

– За утро поеду в Речное з Юрием погляжу яко же жита збирают. Бабы бають, што стольки урожая аще не было, – сказала Божана.

– Я також пойду по бортников, потым до Лесного, а потым у школу, – озвучил я свои планы.

Лесным назвал я поместье бывшего сластолюбца Честислава. А вот первоначальные поселения так и не были названы, называли их первое и второе, а усадьбу так и называли «усадьбой». Образовывался еще один поселок – ремесленный, который хоть и примыкал к Речному, но практически был автономным, там уже жило двенадцать семей. Все главы семей занимались кузнечным и оружейным делом или другими ремеслами.

Мы стали, наконец, выплавлять сталь из чугуна. Мне пришлось требовать целование креста клятвой о неразглашени тайн. На ярмарке начну продовать сталь. Но вскрылась новая проблема. Катастрофически не хватало руды, от чего горн простаивал большую часть времени.

Серьезных изменений в вооружении я пока не сделал. Главным нововведением стало удлинение клинка за счет уменьшения веса. Сталь была прочным материалом, и ширина клинка сократилась вдвое. Меч становился не только рубящим оружием, но и колющим. И тут уже мои азы фехтования пригодились, и все ратники школы и старшие и младшие с упоением тренировались на новых мечах, которых пока было только четырнадцать. Особое умение показывал Филипп, прирожденный поединщик. Большинство же фехтованием заниманились в свободное дело. Первоначально нужно было освоить пять-семь основных ударов, которые необходимы в строю. Когда же пройдут экзаменацию на автоматизм использования этих техник работы в строю и связках, будут уже осваивать и искусство индивидуального боя.

Однако планы на инвентарь из стали пока повисли в воздухе. Кос сделали еще с десяток, и это также позволило досрочно собрать планируемое количества сена, даже с учетом прибывших коней и другой скотины пришлых, и продолжать косить и сушить его в излишки. Те же ратники пошли на сенокос и выполнили норму на своего коня и заводного. Руду же стали покупать, где только можно, чем почти остановили кузнечное дело в Унже, за что я получил нагоняй от Войсила.

Демьян-мельник, что вначале сомневался в целесообразности двух жерновов на мельнице, уже требует еще строить еще одну. И рук ему не хватает, и бабы не успевают шить мешки для муки и людям, что приходят за хорошим помолом, нет в графике места, и ночью тоже мельница не останавливается. Но страду выдержит. Муки намололи очень много еще до збора урожая, из княжьего зерна, а сейчас уже начали убирать свое. Жена его, Марфа, мало того, что грамотной была, так и еще превратилась в настоящую бизнес-леди. График составила и на дорогущем пергаменте, что сама же купила в Унже, вывесила график работы и определила время, когда селяне могут приносить свое зерно для помола. Когда же я удивился такому ноу-хау средневековья, женщина сослалась на меня, что я некогда выдвинул идею.

– Ну, Корней Владимирович, коли крещены не был ты, то кудесником прозвал бы, столько жита не видал я, – Войсил пересыпал сквозь пальцы зерно. – А великое какож! Богом цалованы ты. Заутро пришлю посыльного, кабы сто гривен привез, а не было во мне веры в то, што ты баял.

Меня посетила великая инспекция по сбору урожая. Тут я немного смухлевал, и повел на свое поле, где зерно из XXI века дало для этого времени фантастический урожай. По моим подсчетам – сам тридцать было точно, если не больше. Эти сорта в будущем давали и куда больше урожайности, но не было у меня ни миниральных удобрений, ни иной химии и такой урожай и вовсе запредельный. Но, это все зерно пойдет в семенной фонд, и на будущий год уже четверть полей посеем, да и на озимые будет что сеять. Спор же я мог и проиграть, так как в среднем урожайность была сам девять-десять, что так же было много, но не достаточно, чтобы половину населения своего поместья выделить на производство. Но хлеб будет в достатке в эту зиму на каждом столе. Вот с пшеницей я ошибся. Взял ее мало, а она так же дала большой урожай. Климатический оптимум еще был в силе, и выращивать эту культуру было вполне рационально.

Побаловал я высокую комиссию в лице тестя и полковника огурцами и даже первыми помидорами, которые они с большой опаской ели и даже кривились, не выплевывая только из-за уважения или по каким другим причинам. Недаром до середины XIX века томаты считались ядом. Ничего, соус должен зайти. А огурцов засолили пятнадцать бочек и урожай все прет.

– Диковино все это, – Глеб Всеславович обвел стол рукой. – Не наше то, токмо снедать можливо.

Это он про жареные кабачки и вареную кукурузу, а вот картошка с салом пошла за обе щеки, только приговаривал: «Добрая репа!». А не репа то, а спасение людских жизней. Ни колорадов, ни медведок, ни химии, вовремя окученная и без халтуры, да погода и земля добрая. И из привезенной мной картошки – почти двести кило урожая. Это большую часть посевной картошки резали на две части и сейчас под кустом по полведра. Правда и отравления были, не смертельные, но показательные. Одна смена охраны съела ягодки на батве картошки. Но за то, после выздоравления были наказаны и лишены на две недели занятий, а если не здадут нормативы, то выгоню из школы. Людей там хватает уже четыре сотни и строим новую базу в часе верхом от Лесного. Там и поле неплохое для тренировок и учений и полигон будет получше. Делить будем по неделям – часть живет и тренируется на полигоне, часть на прежнем месте. Вообще по местным меркам собирается армия. Обещался и князь Василько приехать на ярмарку, и мы уже готовим показательное выступление. Не показное, а именно показательное. Так же третью часть личного состава решили отправлять, пока не будет пристроена новая казарма, на лесозаготовки.

– А медок то у тебя добры, – причмокивая, сказал тесть уже краснея от выпитого.

– То, не мед, а настойка медовая з перцем и, дядько, вельми крепка, – предупредил разгоряченного тестя я.

– Великобор приде з десятком своим до школы, прими по чести, Глеб Всеславович и ты Корней Владимирович. Прислал його Василько науки послухать, да поглядеть какож вои в школе, годны для похода, али как, – заплетающимся голосом произнес тысяцкий.

Понятно – еще одна инспекция. Но было бы наивно полагать, что такую мощь оставят без присмотра, да и поход, видать, намечается. А против кого? В истории припоминаю о небольшом походе на Великий Новгород в следующем году. И как относится к этому? Все земля русская, а князья собачаться. Отказаться не могу. А вот повлиять на то, чтобы Новгород в сферу владимирского князя взять, можно. Он сейчас вроде бы и княжий, но опосредовано – уже как лет сто играют в народную демократию. Захотят убрать князя – на дверь покажут и попутного ветра. А, ведь все равно без силы создать единую Русь не выйдет, и этот процесс в белых перчатках не осуществить. Но будем посмотреть. Главным аргументом для тех, кто отрицает монгольско-татарское иго, или считает его положительным для истории России, является то, что Русь приняла централизацию только в условиях взаимодействия с монголами. И, мол, если бы не этот фактор, то так и почили в безвластии раздробленности.

Ни Войсил не отправился в Унжу, ни Глеб не отправился в свой дом на территории школы. Упились бояре и уснули за столом. Я же был хмельным, но держался бодро, видимо, определенная эволюция организма человека XXI века сказалась. Разместили гостей в отдельных горницах.