Текст книги "Человек из Преисподней: Часть 1. Дом (СИ)"

Автор книги: Денис Шабалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Ладно… – согласился Илья. – Тогда в Библиотеку опять пойду. Хочу у деда Никиты книжку выпросить. Шагалова. Ну, знаете… Может, даст уже наконец?..

Гришка фыркнул. Тетралогия Шагалова «Право на…» была известна на весь Дом. Боевые книги! Как притащили их в сто первом году – так и началось… Только успели библиотекари в электронку перевести – и пацаны ну качать из базы! Да и взрослые мужики за ними не отстают! И за уши не оттянешь, по пять раз читана. На этих книгах не одно поколение выросло. Вот хотя бы батькино боевое имя – Добрыня. Очень уж подозрительно оно совпадало с позывным Данила Добрынина, главного героя. Уж наверняка батька тоже по молодости был под впечатлением – настолько, что и себе взял точь-в-точь. Тем более что имена-то у них одинаковые! Сам он не признавался никогда, усмехался только хитренько, когда сын спрашивал – но наверняка так оно и есть. И ведь не зря говорят, что имя определяет… ногу-то он в итоге так и потерял!

Только вряд ли дед Никита даст мелкому эти книги. Даже при том, что не по годам развит, десятилетку за пояс заткнет. Рано ему. В книгах хоть и есть мораль – но и страсти всякие. Мутанты, жуткости, таинственности, фигли-мигли со временем… С двенадцати лет ее в Библиотеке дают, даже Серега с Гришкой еще не читали, только рассказы от старших пацанов слышали.

– Не даст, – авторитетно покачал головой Гриша. – Ты маленький пока. Там по возрасту ограничение.

Илюха надулся было, ища, как бы в ответ уколоть – но Серега, толкнув его в бок, примирительно сказал:

– Да ладно, чего ты. Мы и сами не читали. Не дают.

– Я раз пристал к нему – чуть не выпросил… Но не дал… – вздохнул Знайка. – Обещал как десять исполнится – так сразу и подарит!

– Прямо саму книгу подарит? – удивился Серега. Знайка у деда Никиты на особом счету, кто их там знает, может, и достанет из шкафа ради любимца. Хотя вряд ли, это же не его собственность, это общественное…

– Какой там… Файл, конечно, – вздохнул Илья. – Книгу разве дадут… А так бы да… Зачем читать электронку, если можно взять в руки настоящую книгу?! Держать ее в руках… раскрыть обложку, странички полистать… Я бы точно не отказался! Но никто не даст тебе такую волшебную возможность! Есть текст на экране, его и читай.

– Не знаю, Илюх, может, и в самом деле рановато тебе… – с сомнением сказал Гришка. – Не поймешь еще…

– Не глупей вас… – надулся Знайка.

Гриша ржанул.

– Да я не говорю, что глупее! Просто, может, не интересно будет.

– Ладно заливать-то, – отмахнулся Илья. – Про Колобка, что ли, читать? Или Красную Шапочку?..

– Ну почему же… Про путешественников… Ты разве всю полку прочитал? – спросил Серега.

– Пока нет, – шмыгнул носом Илья. – Решил перерыв сделать. А то голова уже кругом – все эти путешественники, исследователи, дальние горизонты… А сами между тем в Доме сидим безвылазно. Вот, говорят, скоро Вторую экспедицию отправляют... Исследуют же все, нам ничё не останется!

Серега озабоченно покивал. Признаться, у него самого изредка возникала такая мысль. Как бы не пораскрывали все тайны раньше времени… Впрочем, тайн в паутине хватало. Откуда что бралось. Дед всего две байки рассказал – а на самом деле их выше головы… Рассказывали и про Сток, трубы которого якобы уходили вниз, в неведомые глубины, и откуда иногда приползали такие отвратительные создания, что оторопь брала; говорили о Программаторе, человеке, который сумел однажды взломать защиту контрóллеров и подчинить некоторых себе, но при этом не смог выдержать груза тайных знаний, обрушившегося на него, сошел с ума и сбежал от людей в лабиринты; болтали про Координаторов; про огромных ящеров, размерами с того же двухтонника; про полчища крыс, жрущих все на своем пути; про Синюю Дымку, съедающую человека заживо; про ужасы недоступных нижних горизонтов; про поля ядовитой плесени… Много о чем говорили.

А еще – морфы.

Морфы, эти сказочные чудовища, обучившие людей искусству войны, интересовали Серегу особо, и он старался вызнать побольше и запомнить все, что удавалось узнать. Про морфов и подавно никаких документальных свидетельств не осталось. Но раз в сказках они есть – значит, и наяву были! Батька говорил, что сказки – это отражение дней прошлых. Вот взять, к примеру, Кощея Бессмертного – так это ж наверняка контрóллер! А Изба-На-Курьих-Ногах – боевая платформа, не иначе! Так же и с остальным. Яблочко на тарелочке, Меч-кладенец, Змей – всему объяснение найдется. А Баба-Яга – это один в один Гамельнский Крысолов, который детей в паутину утаскивал.

Хотя не только сказки свидетельствовали о существовании морфов. Время от времени, когда научникам доставались свежие мозги контрóллера, они пытались расшифровать данные. Об этом друзьям рассказал Знайка. И когда в редких случаях удавалось получить хоть какие-то крупицы – находилось интересное. Благодаря расшифровке люди знали, что машины ведут с морфами жестокую, непримиримую войну. И это в свою очередь значило, что легендарные создания действительно существуют. Только обитают где-то много-много горизонтов ниже. А люди просто оказались в этой борьбе как железная болванка между молотом и наковальней.

– Знай, а про морфов интересного не прибавилось? – спросил он у мелкого. – Тоже бы исследовать, узнать побольше!..

– И дались же человеку морфы… – тут же фыркнул Гриша, знавший за товарищем этот пунктик.

Серега постучал костяшками пальцев себе по лбу.

– Балда… Ты представляешь, что можно у них узнать? Пройдем Инициацию, выйдем в паутину... а там – кто сильнее, тот и жив. Знание – сила!

– Да это когда еще будет… Но даже если найдешь такого морфа – на кой ты ему нужен и согласится ли он тебя учить? Так что это все бабка надвое сказала. Я вообще думаю, это все сказки. Да и что за слово-то такое – «морфы»…

– «Морфа» – это от греческого языка пошло, – важно изрек Илья, явно гордясь, что может щегольнуть умным словом, которое даже старшие пацаны не понимают. И процитировал наизусть: – Биологическое обозначение популяции или субпопуляции одного вида, которые отличаются друг от друга среди прочего фенотипами. Часто различаются также поведением и экологическими признаками.

Гришка немедленно замолчал, сделав вид, что все понял. Хотя по взгляду видно, что ни в зуб ногой. Да и у Сереги такой же результат.

– Мутанты што ли?.. – помолчав немного, спросил он.

– Надо полагать, да, – пожал плечами Знайка. – Как в кино.

Серега задумался.

В мутантов он особо не верил. Хватало и контрóллеров. Выйди в Джунгли – таких страхов насмотришься, не приведи господи. Мало механизмов, так еще и всякие чудовища на наши головы?.. Нет уж, спасибо, лучше без них. Под определение мутантов попадали разве что существа из Стока – но с этим обстояло так же, как с остальными таинственностями: никто достоверно рассказать не мог. Совсем как дед Никита сегодня – может, и правду сказал, а может, так, попугать…

– Не верю я в них, – поддержал друга и Гришка. – Болтают всякое… Пока сам не увижу – не поверю.

– Ну, знаешь… на пустом месте такие истории не возникают, – фыркнул Знайка. – Программатора ты тоже не видел, а он есть. Ну то есть был. Это совершенно точный факт. В Оперативном Журнале записано – сто двенадцатый год.

Серега с Гришкой промолчали. Во-первых, сказать было нечего, тут мелкий их уел. А во-вторых – подошли на распутье. Отсюда Сереге с Гришкой налево, а Илье – направо. Распрощались и, условившись о завтрашнем дне, разошлись – двое по домам, а третий в Библиотеку.

Мама с отцом сидели дома – ждали сына. После того, как Серегу в Академию отдали, батька взял обыкновение в пятницу, в день увольнительной, домой пораньше с работы возвращаться. Руководство с пониманием относилось – когда ж еще сына-то увидишь?..

Мама сразу захлопотала по хозяйству – ужин разогреть, мужиков накормить. Небось, казенная-то еда поперек горла уже стоит?.. Серега молчал – мама тут, мягко говоря, преувеличивала ужасы казармы. Впрочем, как и всегда. Кормили в Академии вкусно и сытно, четыре раза в день. Если же в спорте начинаешь успехи показывать – то и все пять.

За ужином, как водится, доняли расспросами. Мама, понятное дело, все про свое: как кормят, какой распорядок, хорошо ли спит и высыпается ли, как преподаватели, строгие или нет… Отдельно – и с затаенной надеждой – спросила в конце, нет ли желания у любимого медвежонка на гражданку перевестись. Серега посмотрел на мать долгим взглядом, даже отвечать не стал. Отец же спрашивал чисто конкретно: как учеба, как успеваемость, что со спортом, как с товарищами складывается, как дела с психологом… Оно и понятно – у каждого своя епархия. Серега все как есть рассказывал – дела хорошо, ровно, успеваемость на уровне, спорт в гору, авторитет средь пацанов имеется. Успокоил.

После ужина посидели семейством на диване, поболтали о том о сем – и спать. Но перед сном, уже в кровати, Сергей, вспомнив о дневном своем намерении, все ж отца допытал.

– Бать, а расскажи про морфов.

Отец усмехнулся.

– Да ничего нового вроде и не прибавилось, Сереж… Ты ж раз двадцать эту сказку слыхал…

– Все равно интересно! – хоть и впрямь слышал не раз, но чуется, что в батькиных словах какой-то скрытый смысл есть… кажется, что вот-вот – и приоткроется что-то новое. – Ну расскажи, чего ты, пап…

– Помнишь, как сказка про Змея заканчивалась? – не стал противиться отец.

– Конечно! И победил Змей людей, и вверг земли во тьму. Так и не стало света на землях, один лишь мрак беспросветный. И поняли тогда свою ошибку люди. Да поздно.

…И пала тьма на земли людские. И забыли они все, чем жили раньше, забыли предков своих, и славные их дела, забыли про отцов и дедов – такое им стало наказание. А Змей смотрел да посмеивался. Не видать вам больше света белого. Не растить урожая богатого. И дети ваши без солнца будут больные и чахлые.

Но не пали они духом. Приспособились. Если волей тверд да в руках сила – и во тьме жить можно. Главное – чтоб в самом человеке свет был. Потеряли они память о прошлой своей жизни, но осталась другая память: о чести помнили и о совести, о том, что жить нужно дружно и в согласии, всем миром тяготы одолевать, один за всех и все за одного. Жизнь пошла не по слову темному, не от богатства и стяжательства – стали люди жить заветами, силой воинской, снова детей растить, на правильный путь наставлять. На крыса и ящера охотиться, рыбу ловить, свинок плодить да водоросли выращивать.

Не понравилось это Змею. Как же так?! Уже и тьму обрушил, лишил света последнего, а все равно живут, словно и всегда так жили. Снова начал злое творить. Взмахнул тысячей крыл – и выпустил механизмы железные. И сказал людям – вот те, кто найдет вас даже во тьме, те, кто совсем вас погубит. Имя им – контрóллеры. В страхе отныне живите.

И пришли контрóллеры. И стали людей искать-убивать, уносить в логово змеиное. Отчаянно бились люди, не на жизнь, а на смерть. Но что они могли? Мало их, а железных – орда. И поняли люди, что последняя битва впереди.

Но во тьме, что Змей земли наполнил, не только люди жили. Поднялись из глубин те, кто мог с железными чудовищами на равных стоять. Звали их – морфы. Страшны были морфы своим обличием. Сто глаз вокруг головы, все видят, все во тьме различают. В руках – огонь, в ногах – неутомимость, в теле – сила великая. Но пуще того грозны волей своей и умением – не было им равных в деле ратном. Стали бить они контрóллеров тысячами: махнут рукой – десяток долой, другой махнут – сотня. И воспряли духом люди, и встали за морфами, как за каменной стеной. И дрались с ордой железной смертным боем и отбросили ее от жилищ своих. И научили морфы людей тому, что сами умели – и вновь ушли во тьму, в самые глубокие ее глубины.

У них свой путь, у людей – свой.

Закончил батька рассказ – а сын уже и задремывает потихоньку. Тем более что и нового ничего не услыхал. Так оно и есть: сначала контрóллеры пришли, а потом только морфы. Перепутал дед Никита, точно.

Сумрак скрыл серый бетон стен, выпукло обрисовав детали скудного интерьера, и оттого комната стала еще уютнее. Лежал Серега в своей кровати, в полудреме посматривал на абажур лампы, сквозь прикрытые веки маячащий желтым пятном, на маму, сидящую в своей любимой позе, с ногами на диване, на батьку за ширмой – и слушал свои неторопливые, проплывающие вяло, мысли.

А хорошо дома… Спокойно, уютно. Домашне. Пусть казарма для него теперь тоже дом, на долгие годы – но и родное гнездо так просто не отпускает. Иногда закрутит что-то внутри, потянет – хоть вой, так домой хочется. В первый год – сейчас он мог в этом себе признаться – невмоготу бывало. Но… что-то изменилось с некоторых пор. Теперь, во втором классе, куда легче. Родной дом – да, он по-прежнему стоял на первом месте. Но постепенно поднималось из глубины души понимание, что товарищи его по казарме – это второй дом и вторая семья. То самое боевое братство, о котором не переставая твердили Наставники. Сергей смутно понимал, что рано или поздно родительский дом отойдет на второй план; рано или поздно, став старше, он покинет его, уйдет во взрослую жизнь с ее делами и заботами, с боевой работой и взрослыми интересами. Что именно казарма и станет его настоящим домом.

Только не знал он еще, что произойдет это куда раньше, чем сам мог бы об этом подумать.

Глава 5. ОТЦОВСКОЕ СЛОВО

Окончание пятого класса и перевод из кадетского состава в курсантский ознаменовался первыми серьезными экзаменами. Ребята подросли и были уже достаточно взрослыми, чтобы оформиться со своими желаниями и хотелками. С первого курса учебные программы армейского и гражданского персонала круто расходились в разные стороны – начиналась специализация, начиналась работа с оружием, изучение машин, тактика, активные стрельбы и куча подобного материала. Все то, что гражданскому персоналу без надобности.

Настала пора определяться, кто и куда.

К тому времени Серега с Гришкой давно освоились в Академии. Уже знали они все закоулки на ее территории, уже жили в отсеке почти в середине казармы, уже посматривали свысока на младших, стоящих на построениях на левом фланге… Удивлялись – неужели и мы были такими же мелкими? К одиннадцатому году Серега из кругленького пухлячка начал постепенно превращаться в коренастенького пацаненка, упрямо сжимающего челюсти и глядящего исподлобья карими глазами; Гришка же и вовсе пошел в рост и возвышался в строю своей группы, как нескладная оглобля, Гулливер среди лилипутов, на голову переросши сверстников.

Курсантская жизнь полностью устраивала обоих. Более того – и Серега, и Гришка уже не представляли, как можно жить вне казармы. Без утренних побудок, когда открывалась гермодверь и голос дневального врывался в тишину спящего еще отсека, срывая ребят из теплых постелей навстречу новому дню; без ежедневных построений и разводов на плацу; без уроков, дающих новые знания, и тренировок, наделяющих тело крепостью и силой; без воинского коллектива, товарищей, порой спокойных и рассудительных – и порой таких буйных, стоящих на ушах от переизбытка энергии и переворачивающих вверх дном весь отсек в часы личного времени; и, наконец, – без оружия, с которым они уже свели плотное знакомство и продолжали знакомиться дальше.

Они уже чувствовали себя взрослыми – а кому из ребят не хочется быстрее повзрослеть?.. И Академия способствовала этому как ничто. Наставники неустанно приучали курсантов к самостоятельности, дисциплине, ответственности, самоорганизации, своевременно наказывая за нерадивость. Нарушил форму одежды? Замечание. Поймал неуд на уроке? Исправь его сам. Накосячил? Получи наряд вне очереди. Когда за себя отвечаешь только ты, сам, а не мамка с папкой, – оно как-то быстрее тому способствует. Только тогда и начинаешь принимать обдуманные и ответственные решения, когда тебе же самому за них и отвечать. А ведь именно это и является необходимым условием для воспитания настоящего гражданина, пусть даже такой немногочисленной общины, как Дом. Не говоря уж о бойцах или тем более офицерах.

При этом казарменная строгость компенсировалась и некими возможностями. Начиная с первого курса каждый курсант считался полноценным членом общины и на каждого заводился личный счет, куда регулярно зачислялось некоторое количество человеко-часов. Все справедливо. Заработал честным трудом, отсутствием взысканий, и особенно знаниями – так получи. Обычно курсанты, жившие в Академии на всем готовом, почти не тратили их, и к выпуску имели некую сумму, которой могли распоряжаться по своему усмотрению. Копили капиталец и Серега с Гришкой – и оба, конечно же, на оружие. С тем же калашом, который вручали каждому при выпуске, в Джунглях много не навоюешь.

А знать действительно требовалось столько, что иногда просто голова взрывалась. И это при том, что пока давали лишь основы!..

Например – пуля. Баллистика. Одно из самых важных, тот предмет, доскональное знание которого позволяет остаться живым в паутине. Раньше, буквально три-четыре года назад, Серега по младости своей думал, что пуля все время прямо летит. Стрельнешь – и прямо, и прямо, и прямо… пока не попадает в цель. Но оказалось, что это не так. Да что там… совсем не так! Это не вот вам, совместил перекрестие прицела с целью – и пали. Хрена с два! Пуля, оказывается, рано или поздно падает!.. Оказалось, что на пулю в полете действует огромная уйма всяких сил, начиная от силы тяжести и заканчивая вращением самой пули. Ветер, температура, навеска пороха, масса самой пули, сопротивление воздуха… да куча всего! А еще влияет сила Кориолиса. И так влияет, что если стрелять в одну сторону, условно, скажем, на север – снос будет один, если на юг – другой, в противоположную сторону. Если же стрелять на северо-северо-восток, к примеру, – то и снос опять изменится! И меняется он куда как критично, до полуметра на два километра. А это что? Это – промах!

Но – ладно. Пусть даже учитывать все эти факторы необходимо при стрельбе на большое расстояние, каковое в условиях Джунглей почти не найти; пусть на расстояния меньше километра эти поправки можно совсем в расчет не принимать… Однако тут начиналось другое. Взять пулю калибра пять-сорок пять, которой обычно стреляли курсанты. Если пристрелял ты свой калаш на сотню метров – на сто пятьдесят в яблочко не попадешь, ибо падение составит почти четыре сантиметра; на двести – уже двенадцать; а о четырехстах и говорить не приходится, целый метр. Выстрелил в голову – попал в ногу. А для того чтоб точно попасть, нужно знать таблицы превышений. Ведь чем дальше цель – тем все выше надо задирать ствол! И вроде бы есть для этого прицельная планка, которая регулируется в зависимости от расстояния… но если неверно определил расстояние и неправильно установил прицел, то превышения могут быть такие, что пули просто свистят над целью. И это снова промах, только в другую сторону. А промах в условиях паутины – смерть.

А как быть с тем, что от партии к партии патроны разные, навеска пороха разная, вес пули – разный?.. Учитывать и это. А если вверх или вниз стрелять, выше или ниже горизонта ствола?.. Там еще угол места цели добавляется… И снова учитывать! А если цель не стоит на месте, а движется перпендикулярно стрелку?.. Тогда и угловую скорость определить, для упреждения! И все это в совокупности – просто кошмар! Оказалось, что попасть в цель на дальности свыше трех сотен – настоящее волшебство! Волшебство, готовое покориться только тому, кто разберется и поймет его механику. Как любил говорить Наставник Ивлев: выстрелить и попасть на двести метров – это умение; на пятьсот – мастерство; а на тысячу – это уже искусство. И приводил статистику: во время войны на одно убийство приходилось от десяти тысяч патронов и больше[67]67
  Увы, безжалостная статистика такова. В разные времена и в разных войнах солдат союзника на одного убитого врага тратил от 10000 до 50000 патронов, а то и больше. Конечно, сюда наверняка замели и все случаи утери боеприпасов, и спекуляции, продажи налево, и тренировочные стрельбы, и тому подобное, а не только лишь стрельбы во время БД – но от того сам смысл не меняется. Попасть из стрелкового оружия в прячущегося и сопротивляющегося, ведущего ответный огонь человека, совсем не просто. Разве что расстояние совсем уж вплотную, метров пятьдесят-сто.


[Закрыть]. Тут ведь даже и умением не пахнет.

Но не сказать, чтоб кадетов загружали сверх всякой меры. Пока ещё нет. Да, обязательные предметы необходимо было знать – но до пятого класса их давали лишь в общей форме. Первые годы учебы акцент ставился на общеобразовательные предметы: русский язык и литературу, историю и географию, математику, физику, химию... И преподаватели старались подавать их не скучно, а с выдумкой: викторины, познавательные игры, уроки-диспуты, когда ребята обсуждали изученное, самостоятельно пытались искать ответы на возникающие перед ними вопросы… Лев Толстой говорил: если ученик в школе не научится творить, то и в жизни он будет только подражать и копировать. Но тем и отличается простой боец от бойца подразделения специального назначения: способностью к творческой работе мысли, способностью к импровизации, поиску решения проблемы и анализу, к нахождению кратчайшего пути решения задачи. А ведь именно подготовка бойцов и офицеров ПСО и являлась высшей целью Академии.

Довольно скоро Сергей выяснил для себя, что способность к импровизации, к быстрой реакции на изменение ситуации у него в крови. Решения вспыхивали в голове ярко и довольно быстро, стоило лишь проблеме обозначиться. И нередко даже два или три на выбор. Иван Григорьевич, подметив эту особенность, занес ее в личное дело воспитанника – уже на этом этапе, с начальных классов, Наставники скрупулёзно собирали информацию, стараясь подмечать бойких или робких ребят, спокойных или нервных и суетливых, лидеров и аутсайдеров. Уже теперь, на начальном этапе, начиналось пусть и не афишируемое пока, негласное, но распределение воспитанников на командный и рядовой состав. Пока еще пристрелочное, условное… Так Серега, сам не зная того, ступил на первую ступеньку лестницы, которая впоследствии подняла его в офицеры.

Учебный процесс – это не только обучение, но и воспитание человека. «Я видел дальше других, потому что стоял на плечах гигантов», – сказал когда-то давным-давно Исаак Ньютон, точно выразив мысль о том, что без накопления и передачи опыта рост человеческой цивилизации невозможен. Родители передают свой опыт детям, мастера – подмастерьям, старшие офицеры – если, конечно, это настоящие офицеры, – младшим. Именно для того и необходим был в Академии институт наставничества. Сейчас, на начальном этапе, куда больше внимания уделялось именно моральному воспитанию, чем передаче мастерства. Именно политико-воспитательной работе, имеющей целью воспитать у курсантов преданность Дому, своему делу, чувство долга, любовь к военной службе, дисциплину и трудолюбие. Каждый Наставник старался стать для ребят не просто неким казенным «офицером-воспитателем», но фактически вторым отцом.

Правильное воспитание невозможно без наглядных примеров. И потому очень часто вместо уроков курсанты отправлялись на экскурсии. Это могли быть и Мастерские, и Госпиталь, и Фермы, и Кухня, и даже Отработка, где правил сурово-торжественный и жутковатыйБабай. Ребята должны знать свой Дом, каждый его закоулок. Нередко выезжали и за пределы Периметра, на внешние КПП на Плантации. В такие моменты группу в обязательном порядке сопровождал усиленный наряд – две, а то и три обоймы ПСО: молодому поколению необходимо обеспечивать наивысшую степень безопасности. Не стоит и говорить, что такие контакты с бойцами подразделения специальных операций еще сильнее мотивировали Серегу. Здоровенные мужики в снаряге, в экзе, с оружием, с огромными пулеметами – какой пацан устоит?

Но особенно нравились им походы в Зал Совета. Вот где глаза разбегались и уши от любопытства в стороны топорщились…

Зал Совета служил не только для собраний Большого или Малого Советов общины. По меркам Дома невероятно огромный – комната в девятьсот квадратов, занимавшая целый блок, с высоченным потолком, скушавшим все пространство первого и второго этажей, – он был превращен в настоящий мемориальный комплекс. Прямо напротив входа – постамент с толстенным Оперативным Журналом под стеклянным колпаком. Именно сюда Главой записывались все мало-мальски значимые события, произошедшие в Доме. Журнал нумеровался, шнуровался и скреплялся печатью Главы; каждый очередной закончившийся Журнал запирался в сейф, скрытый в основании постамента, а под стекло выкладывался новый. Здесь же рядом стоял специальный компьютер, предназначенный исключительно для дублирования записей Журнала. Слева от постамента – Доска Почета, стальная плита четыре на три, намертво присверленная к бетону. Справа – Мемориал, такая же плита, только длиной в четыре раза больше. На левой стене – ряды полок с узлами контрóллеров. Были тут и четырехсотые, были и башенки двухтонников. Каждый кратко подписан – кто и когда взял. Сюда помещали не абы кого, а только достойных, когда победа вышла действительно славной. Здесь же на полках – Книга Почета, в которую записывались обстоятельства.

Остальные стены тоже не пустовали – с пола до потолка сплошь в боевых трофеях, трудовых наградах, вымпелах и грамотах, фотографиях, переходящих кубках… Двустворчатые двери Зала Совета всегда были распахнуты и здесь никогда не гасили освещения – целая батарея ламп на потолке давала яркий бело-голубой свет, который не оставлял ни единой тени. И каждый человек в Доме в любое время дня и ночи мог запросто прийти и полюбоваться на славные деяния предков, на достижения в бою или на охоте, на фотографии и зарисовки, демонстрирующие рабочие будни или праздники… Сюда, начиная уже с детского сада, регулярно водили детишек, и каждый раз воспитатели обязательно рассказывали что-то из истории Дома – ведь только так, своим примером и памятью о прошлом можно воспитать гордость за свою общину в каждом последующем поколении, в своих детях и внуках. Только это дает сплоченность племени, только на этом – на готовности одного сложить голову за многих – и существовала община. Именно это и было одним из столпов, на котором стоял Дом.

Умение работать головой – лишь одна сторона подготовки. Другая же – физическая крепость, умение владеть своим телом, чувствовать свой организм. И этому в Академии уделялось времени не меньше.

После подъема – утренняя зарядка, двадцать минут. Она проводилась всегда. Температура воздуха в Доме, благодаря климатическим установкам, подчиняясь суточным и годовым ритмам, имела довольно широкий диапазон. В самые холодные дни она падала порой до нуля, в самые жаркие – поднималась до сорока. Однако это не смущало Наставников. В семь ноль-ноль курсанты строились на плацу. Как говорил Серафим Аристархович: форма одежды поглаженная, номер раз, сверху голый торс, снизу трусья и тапки. Всевозможные махи руками и ногами, отжимания, приседания, бег трусцой, гусиный шаг и прочая легкая разминка. После зарядки водные процедуры пять-семь минут: три раза разогреться докрасна и три раза покрыться холодными пупырышками. Обливания эти, будучи еще совсем мелким, Серега не очень любил – ну какое, скажите, удовольствие, стоя под ледяной водой, повизгивать от холода – но терпеть приходилось. Выдвинет вперед нижнюю челюсть, ноздри раздует, воздуху полную грудь наберет – и врубает по команде Наставника холодный кран. Стой, терпи, сжимай в кулак всю ту волюшку, что в характере имеется, пока Иван Григорьевич всех обойдет с проверкой и даст команду на горячий… Однако со временем, спустя каких-то полгода, процедуру распробовал: на выходе из душа тело горело от внутреннего жара, давая невероятную бодрость сейчас, а в перспективе – железобетонное здоровье и иммунитет. Что являлось строго обязательным требованием для бойца ПСО.

Три раза в неделю – физуха. ОФП[68]68
  ОФП. Общая физическая подготовка.


[Закрыть] и пробежки, причем в конце недели обязательно длинный кросс на три-пять – а в дальнейшем, чем старше становились курсанты, – и семь-десять километров. В обязательном порядке рукопашный бой. Пока все это, понятно, в бережном, щадящем детский организм режиме. Вот подрастут – тогда будет куда серьезней, тогда и полный контакт, и работа с ножом-палкой-лопаткой, и набивка, и куклы… А до тех пор – в режиме физкультуры. Подготовиться к бешеным нагрузкам, что предстояли курсантам, начиная с четвертого курса, – и дальше, в Дальних Казармах, в подразделениях. И, конечно, обязательным элементом подготовки были боевые стрельбы, пусть пока и достаточно редкие. Что-что, а стрельбы Серега просто обожал. Берешь его, автомат, в руки – такой тяжелый, литой, грозный своей силой, вкусно пахнущий горячим металлом, порохом и оружейным маслом… Вставляешь в магазин патроны, торчащие остроносыми пулями… Рывок затвора, прикладка – и пули одна за другой уходят в мишень. И – грохот, и звон металла, и на туше контрóллера все новые и новые отметины! Попал!.. И пробил!.. И снова пробоина!.. Это было волшебное чувство. Он и сам не понимал – да и не анализировал, будучи пока подростком, – почему ему нравилось оружие… Впрочем, порой это не понимали и взрослые мужики. Вероятно, потому, что это в природе человека, и особенно мужчины, воина – уметь владеть оружием, уметь одолеть врага, победить и гордо поставить на его теплое еще тело – или холодное, стальное, смотря с кем схватился, – свою ногу.

И вот – экзамены.

Сказать, что Серега, ожидая их, волновался – почти ничего и не сказать. В кадетах вопрос перевода в старший класс решался итоговым зачетом: пара-тройка задачек по математике, диктант или изложение, билет по истории и физике… На четвертом, когда разом прибавились «Стрелковое оружие» и «Материальная часть боевых машин и механизмов» – писали контрольные. Впрочем, тоже несложные, да и Наставник немного подсказывал, наводящие вопросы задавал. Теперь же, на пятом, по итогам этих двух предметов предстояло устное собеседование. Да не просто по билетам, а по всему изученному материалу – преподаватель мог задать любые вопросы и в любых количествах. Экзамены важные – по итогам смотрели, может ли будущий курсант усваивать армейские знания или не очень. Не сдашь – переведут на гражданку, и тогда прощай, мечта об армейской жизни. И физуха. Определенные нормативы тоже нужно вытянуть: хорошо пробежать, выстоять в спарринге с курсантом первого курса, подтянуться-отжаться-присесть и качнуть пресс. Впрочем, с этим-то как раз проблем не было.

Серега, понимая важность и ответственность этих экзаменов, последние месяцы от книжек не отрывался. Тянул, как локомотив. Вместе с ним и Гришка. Читали, перечитывали, устраивали друг другу опросы… Во-первых – «Стрелковое оружие». ТТХ любой единицы, кроме вовсе уж экзотичных, того же Лобаева[69]69
  Лобаев Владислав Евгеньевич. Основатель первой в России частной оружейной компании и один из известнейших производителей высокоточных дальнобойных винтовок. Владелец холдинга из трех компаний: КБ интегрированных систем (КБИС) – основной разработчик стрелковых комплексов; торговый дом LOBAEV Arms и подразделение LOBAEV Robotics, которое занимается проектированием и производством робототехнических комплексов и проектами, связанными с электроникой. Производимое им оружие используется и стрелками-спортсменами, и спецподразделениями. Дорого и очень качественно.


[Закрыть], знать от зубов. Так, чтоб если даже в бою дернули тебя – тут же, на лету, ответил. С патронами то же самое: калибры, номенклатуры, баллистика, останавливающее действие по живому – да все! И, пожалуй, самое основное: бронебойность и пробиваемость различных препятствий. Ибо от знания того, какой патрон применять по тому или иному контрóллеру, напрямую зависело выживание. А во-вторых – «Материальная часть боевых машин и механизмов». Все о буратинах, как в армейском обиходе частенько называли механизмы. Кадавров изучать начинали позже, на третьем курсе, параллельно с анатомией человеческого тела. А пока и по механизмам материала выше горла.