Текст книги "Франсиско Франко: путь к власти"

Автор книги: Денис Креленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Словом, вместо того чтобы реально взвесить перспективы борьбы против неизвестной русской величины, Франко попытался разыграть русскую карту в своих тактических интересах. Посылка дивизии на Восточный фронт позволила ему отчасти оправдаться в глазах Гитлера. Но так как официального объявления войны не было, то и убедительного повода для ответных действий у стран формирующейся антигитлеровской коалиции не было. Каудильо использовал против Советов их собственный прием – вмешательство без объявления войны, путем отправки добровольцев, желающих бороться с мировым коммунизмом.

Напрашивается еще одно предположение: отправляя добровольцев в далекую Россию, Франко спроваживал из Испании цвет фалангистской партии, ортодоксальных фашистских ультра, которых не удовлетворял умеренный политический курс каудильо внутри страны. Ведь именно командира «Голубой дивизии» Муньеса Грандеса немецкий абвер прочил в испанские лидеры, если бы удался намеченный антифранкистский переворот. Таким путем Франко ослабил оппозицию своему режиму справа. Многие «старые фалангисты», поклонники идей Х.-А. Примо де Риверы, остались в России навсегда. Тех, кто вернулись избежавшими русских пуль, он отправил во «франкистские застенки», как это произошло с летчиками эскадрильи «Сальвадор».

Правда, решая ближайшие задачи, Франко не предусмотрел, что позже, когда державы-победительницы будут решительно и жестко перекраивать послевоенный мир, «Голубая дивизия» станет основным аргументом в пользу необходимости насильственного изменения режима в Испании и осложнит проблему выживания франкизма в рамках нового мироустройства.

«Голубая дивизия» была сформирована в июле 1941 г. в г. Ирун. Она состояла из 4 пехотных полков, 3 отдельных батальонов, артполка и кавалерийского эскадрона, насчитывающих в обшей сложности 1 генерала, 641 офицера, 2 272 младших командиров и 15 780 солдат, и была подготовлена к отправке в Германию с перспективой вскоре отправиться на Восточный фронт. 13 июля первый эшелон добровольцев был отправлен из Испании, несколько ранее, 30 июня, отбыли летчики авиаэскадрильи «Сальвадор». В Германии дивизия, сменив обмундирование, была включена в состав вермахта под № 250 и отправлена на северный участок фронта в район действий группы армий «Север», где 8 октября заняла предписанное дислокацией место в полосе 16-й немецкой армии.

Со временем дивизия заслужила восхищение немецкого командования за отчаянную храбрость ее солдат и офицеров и одновременно удостоилась славы формирования, совершенно лишенного элементарной военной дисциплины. Дивизия принимала участие в боях под Великими Луками, на Ладоге и Волхове, под Красным Бором, зачастую на самых опасных участках. Данные о ее потерях различны, но, очевидно, они были велики.

Официальное присутствие испанских солдат на Восточном Фронте продолжалось до 1943 г., когда Франко, окончательно разуверившись в возможности победы Германии, решил отозвать «Голубую дивизию» домой. При этом он не вспоминал о своем публичном заявлении 14 февраля 1942 г. в Севилье о том, что в опасный для Германии момент на пути коммунистов к Берлину «окажется не одна дивизия, а миллион испанцев».

По мере того как изменялась ситуация, менялась и позиция Франко. Отчасти под давлением Англии и США, отчасти исходя из бессмысленности пребываний дивизии на фронте, где ее присутствие ничего не меняло, «Голубая дивизия» была возвращена домой, а те из легионеров, кто пожелал остаться, составили так называемый «Голубой легион» и вошли в состав вермахта, полностью утратив свой особый статус.

Для Гитлера присутствие на Восточном фронте «Голубой дивизии» имело скорее символическое значение. Одна или десять испанских дивизий не меняли здесь ситуации. Гораздо важнее в плане стратегическом было отношение Франко к вопросу о захвате Гибралтарской крепости. Однако из-за несговорчивости Франко германские разработки, известные под названием «Изабелла-Феликс», остались на бумаге. Такая же участь была уготована проекту «Илона-Гизела», возникшему в период поражений итало-немецких войск в Северной Африке.

Очевидно, что в 1942–1943 гг. Франко совершенно перестал причислять Испанию к союзникам «Оси», скорее, напротив. Во всяком случае, 13 ноября 1942 г. Черчилль писал Сталину, информируя его о ходе операции «Факел»: «Политическая реакция Испании и Португалии была в высшей степени удовлетворительной и опасность того, что порт Гибралтара и аэродром будут приведены в негодность, пока перестала причинять беспокойство».

Эпизод с полным непротивлением Франко союзной высадке в Северной Африке в очередной раз продемонстрировал миру «особую позицию» Испании. Оставаясь на словах сторонником Гитлера, каудильо не сделал ничего реально значимого ради своего союзника. Более того, закамуфлированная митинговым пафосом и газетными воплями перемена курса, очевидно, становилась реальностью.

Считавшееся прогермански настроенным правительство Р. Серрано-Суньера было отправлено в отставку. Министром иностранных дел вместо «зятька» был назначен Ф. Гомес-Хордана, типичный аристократ-традиционалист, которого вполне обоснованно считали англофилом. Перестановка кадров предвещала окончательное закрепление курса лояльности к антигитлеровской коалиции и отказ от германского приоритета во внешней политике Испании. Новая позиция оформилась не в один день, но со временем перемены становились все более очевидны. 10 октября 1943 г. Франко заявил о переходе Испании от положения невоюющей страны к нейтралитету.

Возмущение Берлина по этому поводу генералиссимус оставил без внимания. Воевать, тем более на стороне терпевших поражение за поражением государств «Оси», он не собирался. Его занимали теперь другие проблемы. Ему удалось добиться от противников определенных гарантий для Испании. Англо-американцам он обещал не допускать на Иберийский полуостров немецкие войска, за что получил обещание союзников не вторгаться в Испанию. Перед Германией Франко обязался не допустить союзного вторжения, за что получил аналогичные гарантии от Гитлера. В те дни Франко неоднократно заявлял о готовности испанцев оказать сопротивление любому противнику, который вознамерится вторгнуться на Иберийский полуостров, будь то Германия или союзники.

Впрочем, надо признать, что не только решимости каудильо Испания обязана сохранением нейтрального статуса. Скорее, вовлечению Испании в войну помешало взаимное нежелание противоборствующих сторон открывать новый фронт в Европе. Франко верил гарантиям, потому что понимал ситуацию на Фронтах. Разгром итало-немецких войск и их изгнание из Северной Африки и последующее вторжение союзников в Италию не оставило немцам возможностей для вторжения в его страну. Стратегическое значение Гибралтара несколько снизилось. Хотя овладение им по-прежнему оставалось желательным для Германии, отвлекать с других направлений силы, достаточные для сокрушения испанской армии и взятия крепости, немцы были не в состоянии, потому что Восточный фронт по-прежнему поглощал подавляющую часть огромных германских резервов. Значительных сил требовал фронт в Италии. Наконец, угроза союзного десанта во Франции диктовала необходимость наличия на севере этой страны определенных бездействующих войсковых контингентов. В свою очередь, союзники, столкнувшиеся в Италии с серьезными трудностями и начавшие подготовку к высадке в Нормандии, также не имели сил и желания создавать фронт в Иберике. Потому в неприкосновенности Испании и Португалии, связанных оборонным договором, Франко мог быть почти уверен.

Основной задачей главы испанского государства стал поиск путей сближения с союзниками, в победе которых он теперь, пожалуй, не сомневался. Стоит вновь подчеркнуть, что политические и экономические отношения между Испанией и союзниками существовали на протяжении всей Второй мировой войны. Даже когда франкистский режим демонстрировал антианглийский пыл и в стране нагнеталась прогерманская военная истерия, Франко дальновидно предоставлял возможность поносить большевизм и «прогнившие демократии» своим подручным фалангистам.

Как прагматик он избегал излишнего увлечения демагогическим словоблудием. Справедливости ради стоит отметить, что демагогия ему и не давалась. Франко не был оратором, сравнимым с Гитлером, и не обладал даром «зажигать» толпу. Его речи, как правило, отличались скучноватой академичностью, хотя он и умел подобрать подходящие слова и лозунги. Возможно, поэтому сам Франко оставался для Черчилля и Рузвельта достаточно предсказуемым партнером. Лидеры демократий отдавали должное его прагматизму и конструктивной позиции, нацеленной на получение максимальных выгод для своей страны. Политическая необходимость вынуждала расширять контакты, преодолевая взаимную неприязнь.

Влияние союзников на Франко росло прямо пропорционально военным поражениям Германии. В 1943 г. послы США и Англии были в состоянии предостерегать испанское руководство от резких нападок на СССР. От имени своего правительства полпред США в Испании советовал официальным лицам и СМИ франкистского режима «сменить тон в отношении СССР и немедленно перестать делать вид, что германская агрессия против России является „крестовым походом“». При этом напоминалось, что «любые атаки против России будут рассматриваться как нападение на основного союзника Соединенных Штатов». Подобные одергивания со стороны союзных лидеров в сочетании с трезвой оценкой развития обстановки возымели действие – антисоветская истерия если не угасла, то во всяком случае пошла на спад. Фалангистским демагогам нашлась другая работа – разъяснять и доказывать самобытную сущность испанской политической системы и ее независимость от германского нацизма.

Отношение к Франко со стороны союзников по антигитлеровской коалиции было различным. Наиболее непримиримую позицию, по вполне понятным причинам, занимал Советский Союз. Позиция США была более лояльной, но настороженной. Особую полигику в отношении Испании проводил официальный Лондон. Свое отношение к Франко и судьбе Испании в послевоенном мире Черчилль выразил словами: «Следует делать различие между человеком, который сбил вас с ног, и тем, который вас не трогал».

Для него не имел знамения вопрос, почему Испания не вступила в войну – из добрых побуждений или в силу экономико-социальных трудностей. Он помнил, что в самые трудные годы борьбы с фашизмом Гибралтар оставался английским, что Франко не мешал союзной высадке в Северной Африке. «Бывший военный моряк», как любил называть себя сэр Уинстон, был благодарен испанскому пехотному генералу за то, чего Франко не сделал для Гитлера. Осторожный и предусмотрительный Черчилль видел грядущие перспективы новой расстановки сил в мире. Учитывая это, английский премьер желал иметь дружественную Испанию.

Различие подходов к испанской проблеме между США и Англией проявилась в период «вольфрамовой баталии», суть которой состояла в попытке госдепартамента США запретить испанцам продавать Германии вольфрам. Ф. Рузвельт, очевидно, переоценил свои возможности влиять на Франко, когда весной 1944 г. пригрозил Испании жесткими мерами в случае, если испанцы не прекратят поставки вольфрама Гитлеру. Желание президента США лишить противника ценнейшего для военной промышленности сырья понятно и обоснованно.

Однако в разгоравшийся конфликт вмешался Черчилль, имевший свой взгляд на данную проблему. Хитрый англичанин, очевидно, учитывал в данном вопросе больше факторов, чем американцы, в частности то, что за испанское сырье Гитлер по требованию Франко расплачивался готовой продукцией – вооружением, среди которого остродефицитные для Германии истребители, зенитные и противотанковые пушки. Таким образом, за вольфрам, который германской промышленности предстояло обработать в условиях нарастающих ударов союзной авиации по заводам и фабрикам рейха, Гитлер отдавал испанцам, т. е. выводил в нейтральное поле, те средства, которые могли помешать воздушному и сухопутному вторжению союзников на европейский континент. Очевидно, исходя из этих соображений, Черчилль добился от заокеанского союзника смягчения позиции. Он просил Рузвельта «прекратить заниматься глупостями» и добился компромиссного решения. Франко по-прежнему поставлял немцам вольфрам, а те, в свою очередь, отдавали ему свое вооружение.

В конце войны генералиссимус решил использовать свои окрепшие отношения с западными союзниками и сохранявшиеся контакты с Гитлером для достижения определенных геополитических целей. Франко попытался взять на себя роль своего рода посредника, разъяснявшего противникам в войне их ошибки. Он искал способы довести до западных союзников, и в первую очередь до англичан, свой взгляд на войну. В своих речах и посланиях британскому руководству каудильо объяснял Черчиллю, в каком положении окажется Англия в случае поражения Германии и крушения системы национал-социализма. Он пугал англичан советизацией Европы и чрезмерным усилением позиций США. Всячески подчеркивал, что только сохранение мощной Германии способно сдержать русских. Он предлагал сласти европейскую цивилизацию от большевизма посредством заключения сепаратного мира на западе и создания новой коалиции на принципах антикоммунизма.

Эти идеи каудильо пронизывали все внешнеполитические мероприятия Испании, начиная примерно с 1943 года. К чести наших союзников стоит отметить, что потуги Франко вызывали, скорее, брезгливое недоумение, нежели конструктивный отклик. Черчилль не хуже испанского диктатора понимал, что может произойти с Европой, однако считал, что решит свои проблемы без Франко. На назойливые увещевания испанца отвечали холодно, порой вежливо, порой не очень. В целом каудильо четко давали понять, чтобы он знал свое место.

Под вопросом находилась сама возможность существования режима в послевоенном мире. Ни Рузвельт, ни Черчилль, ни тем более Сталин не желали видеть Франко за общим столом при решении вопросов нового мироустройства. Заявка каудильо на сотрудничество с Объединенными Нациями в деле восстановления мира, сделанная в ноябре 1944 г. в интервью агентству «Юнайтед пресс», получила резко отрицательный отклик во всем мире. Франкистская Испания вступила в новую эпоху в состоянии полной неопределенности. Режим ждала долгая и тяжелая борьба за выживание.

Рассмотрение некоторых аспектов, касающихся истории существования франкистского режима в период Второй мировой войны, позволяет сделать следующие выводы. Привычная оценка Испании как одного из верных сателлитов Германии вызывает сомнение. Вопрос о том, на чьей стороне был Франко в период Второй мировой войны, предполагает однозначный ответ – на стороне Испании. Его подчеркнуто эгоистическая позиция была направлена лишь на извлечение максимальных выгод для своей страны. Проведение такой политики требовало непрерывного лавирования между противоборствующими коалициями. Основная цель этой политики состояла в сохранении мира для Испании любой ценой.

Политик, способный учесть состояние страны и избавить соотечественников от новых страданий, заслуживает, как минимум, одобрения со свое здравомыслие. Испанский нейтралитет периода войны оставался реальностью, хотя менялись «вывески», его прикрывающие. Участие «Голубой дивизии» в военных действиях на Восточном фронте имело характер добровольческого мероприятий и может рассматриваться как попытка Франко одновременно решить две проблемы (внешнеполитическую и внутриполитическую) – успокоить заимодавца – гитлеровскую Германию и избавиться от наиболее радикально настроенных сторонников фашизма внутри Испании.

Позиция Франко в отношении отдельных членов антигитлеровской коалиции проявлялась по-разному. Он демонстрировал верность (относительную) государствам «Оси» в действиях против СССР. Это объяснялось идейными соображениями (неприятие идей коммунизма) и, вполне возможно, личной обидой за то, что Советский Союз так активно поддерживал противников национал-традиционалистов в Гражданской войне.

Одновременно, в отношении западных членов антигитлеровской коалиции Франко вел себя подчеркнуто миролюбиво. Это особенно проявилось в ситуации, связанной с британским Гибралтаром, Итак, в одном случае «Голубая дивизия», затерявшаяся под № 250 среди других составляющих вооруженных сил вермахта, в другом – недопущение взятия Гибралтара. Именно в этих двух эпизодах сказалось испанское военное участие (точнее неучастие) в мировом конфликте.

Экономическое сотрудничество со странами «Оси» объяснилось как необходимостью выплатить долги, так и взаимной выгодой в торговле. Одновременно Испания поставляла стратегическое сырье и странам антигитлеровской коалиции.

Что касается идейной близости с фашистскими государствами, то она, во-первых, была поверхностной, а во-вторых, была порождена условиями, в которых сложился франкизм. Ведь франкистский режим возник как антикризисный в условиях преодоления той ситуации, когда бессильны оказались механизмы демократического общества, а идеи национал-традиционализма столкнулись с идеями интернационал-коммунизма.

Франко, оказавшийся во главе «больного» испанского общества, постарался подчинить свои симпатии и антипатии решению одной проблемы – извлечь максимум выгод для своей страны из реально существующего положения вещей. И надо отдать ему должное – он сумел упрочить свою власть внутри страны, избежать участия Испании в войне, обеспечить ей право на существование в послевоенном мире и даже заложить основы фундамента будущей государственности.

ГЛАВА VII
ОФОРМЛЕНИЕ РЕЖИМА

Вопрос о послевоенном статусе Испании представляет особый интерес. Осмотрительность политики Франко во время мировой войны принесла свои плоды сразу же после ее окончания: когда державы-победительницы определяли на Потсдамской конференции новую расстановку сил, ничего угрожающего для франкистской Испании решено не было.

Предложение И. Сталина разорвать дипломатические отношения с Мадридом не нашло поддержки у руководства союзных держав. У. Черчилль в своем выступлении критически отозвался о Франко и его режиме. Однако он подчеркнул, что чрезмерный нажим на Испанию может способствовать росту националистических настроений, а вместе с тем сплочению нации вокруг Франко как национального вождя и упрочению его власти в стране. Г. Трумэн, в свою очередь, уведомил коллег по конференции, что, несмотря на неприятие Соединенными Штатами франкизма как политической системы, его страна не намерена участвовать в новой испанской гражданской войне. Он подчеркнул, что изменение политического режима – это внутреннее дело испанского народа.

И. Сталин, будучи политиком-прагматиком, не настаивал на своих предложениях в отношении Испании. «Испанский вопрос» сравнительно мало волновал советскую сторону на переговорах в Потсдаме, что лишний раз указывало на спокойное отношение к франкистскому режиму. Это необходимо отметить, поскольку обычно И. Сталин умел добиваться от союзников желательного результата, если этот результат представлялся ему действительно желательным.

Пассивная позиция в войне, дававшая в глазах победителей определенное «право на существование» для франкистского режима, была дополнена очень важным обстоятельством, использованным Франко непосредственно в дни Потсдамской конференции. Для понимания этого эпизода необходим небольшой экскурс в историю предшествовавших лет. Франко прекрасно сознавал со времени своего прихода к власти, что его режим не имеет легитимного статуса. Для него, убежденного традиционалиста, такое положение было крайне нежелательным. Поэтому вопрос о том, чтобы придать своей власти легитимный характер и, что не менее важно, уберечь Испанию от новых экстремальных ситуаций, занимал его с самого начала.

Но пока весь мир находился в экстремальной ситуации глобального военного катаклизма, а внутри страны не были преодолены последствия внутренней распри, вопрос об изменении формы власти казался каудильо преждевременным. Однако, постепенно, уже с начала 40-х гг., он начал осуществлять внутреннюю перестройку своего режима. 14 июля 1942 г. было объявлено о восстановлении кортесов, традиционного испанского представительного органа. С одной стороны, кортесы существовали в Испании издавна (первые упоминания о них относятся к концу XІІ в.) и возрождение их было данью традиции, с другой – факт их созыва указывал на то, что Франкистская Испания начала изменяться в духе, соответствующем требованиям новейшего парламентаризма.

Конечно, это был парламентаризм, регулируемый и дозированный соответственно потребностям диктаторского режима, но важен был сам факт отступления от принципа, согласно которому власть стоит выше закона. К политической жизни была допущена лишь небольшая часть политических сил и движений, из числа тех, которые были преданы или относительно лояльны режиму, но даже это открывало возможности для существования различных позиций, мнений для возникновения конструктивной оппозиции.

Свой главный козырь каудильо выложил в день открытия Потсдамской конференции, обнародовав 17 июля 1945 г. проект конституции, названный «Хартией испанцев». Проект основного закона государства признавал многие права человека, присущие демократическим обществам. В частности, в Хартии провозглашались неприкосновенность и свобода личности, уважение к семье, а также право на образование и участие в жизни государства, свободу выбора места жительства и свободу переписки. Однако в статье 35 указывалось на право правительства приостанавливать действие данных свобод.

Обнародование проекта «Хартии испанцев» давало каудильо лишний шанс на снисходительность и понимание со стороны тогдашних вершителей судеб мира, заседавших в Потсдаме, на то, что франкизм получит возможность спокойного существования. А это, в свою очередь, означало, что Испания может спокойно и органично развиваться, подчиняясь внутренним потребностям. Одновременно Франко в очередной раз изменил состав правительства, куда в ущерб фалангистам (ортодоксальным испанским фашистам) были введены представители более умеренной организации «католическое действие». Режим приобретал такие формы, при которых его тенденция к легитимности была очевидна, а значит отпадали основания для постановки вопроса о его насильственном изменении.

И западные державы, и СССР мыслили тогда иными критериями, чем в более поздний период «холодной» войны. Летом 1945 г. в Потсдаме союзники еще с уважением относились к границам намеченных сфер влияния, а Испания находилась в зоне влияния Запада. Сталин предоставил решение испанской проблемы на усмотрение союзников, а те отказались от вмешательства в политическую жизнь Испании. Резолюция держав по Испании содержала лишь договоренность не поддерживать просьбы франкистского режима о принятии его в члены ООН.

Безусловно, такое решение больно задевало престиж франкизма и Франко. Однако каудильо (согласно предвидению Черчилля) даже из такой ситуации сумел извлечь определенные выгоды. Любая демонстрация со стороны держав-победительниц неприятия франкизма преподносилась им и средствами массовой информации как проявление вмешательства во внутренние дела Испании, что вызывало бурную (хотя отчасти организованную «сверху») реакцию со стороны испанцев, всегда отличавшихся повышенным чувством национальной гордости. Всякий раз, когда ООН принимала какие-нибудь запретительные решения в отношении Испании, многие тысячи испанцев выходили на улицы с лозунгами типа: «Богатый или бедный – не забудь, что ты испанец». Это было составной частью «интегральной политики» каудильо «сей Испании» Ф. Франко Баамонде.

Наиболее четко позиция «навязанной консолидации» проявилась в момент очередной попытки Объединенных Наций форсировать перемены в Испании. В апреле 1946 г. польский представитель в Совете Безопасности ООН инициировал возврат к испанской теме. Результатом этого стала резолюция от 13 декабря 1946 г., предлагавшая всем странам отозвать из Мадрида своих представителей и вообще отказать Испании в праве на любую форму участия в делах ООН. О таком подарке Франко и мечтать не мог. Реальная опасность принятого решения была для него весьма сомнительна. Зато оскорбленное чувство национального достоинства испанцев сделало их союзниками каудильо, готовыми вне зависимости от политических взглядов вместе с ним противостоять угрозе натиска извне.

Резолюция Генассамблеи косвенно нанесла удар по позициям органов республиканской эмиграции. Премьером эмигрантского правительства в то время был Хиль Хираль, тот самый, который в свое время стал олицетворением неспособности республики раздавить в зародыше восстание в армии. Очевидно, лишь острейшая «кадровая недостаточность» и непрекращающееся интриганство заставило функционеров эмиграции поставить этого человека во главе движения. Он вновь оказался политическим неудачником, с излишним оптимизмом расценившим способность «наций» влиять на ситуацию в Испании. Своим сотрудничеством с Советом Безопасности, принявшим фактически антииспанские решения, эмигранты растеряли остатки, и без того скромные, своего политического авторитета на родине. Франко и иже с ним получили возможность привязать их позицию к международному «масонскому заговору», поддержанному «мировым большевизмом» и направленному против Великой, Единой и Свободной Испании. Любимая схема каудильо сработала: испанцы оказались сплоченными как никогда, а репутация любых оппозиционных движений резко упала. Пострадал как престиж «левых», так и положение претендента на престол Хуана Барселонского, ориентировавшегося в своей деятельности на поддержку западных демократий. В целом для франкистской системы резолюция ООН оказалась незначительным неприятным эпизодом. В день ее оглашения Франко держался подчеркнуто спокойно. Он сказал своему министру, что «всю вторую половину дня предавался любимому хобби – он рисовал».

Значительно серьезнее, чем политическая изоляция, ударила по франкистскому режиму экономическая блокада. Администрация Г. Трумэна, следуя духу резолюции ООН, приняла решение о нераспространении на Испанию «плана Маршала». Кредитование Испании крупными державами, которое продолжалось даже в разгар Второй мировой войны, было приостановлено. Экономике страны пришлось вновь искать пути решения проблемы самообеспечения.

Впрочем, полная изоляция франкистской Испании не удалась. Часть государств, преимущественно латиноамериканских, сохранила свои представительства в Мадриде и торговые контакты с бывшей метрополией. Несомненно, именно льготные кредиты правительства Аргентины позволили избежать очередного обострения продовольственной ситуации и, как следствия, – усиления социальной напряженности. Аргентинское зерно и консервы, приобретенные на выгодных условиях, помогли большинству населения Испании прокормиться в самые кризисные годы. Голод оставался повседневной реальностью, но не достиг того предела, чтобы стал угрозой существования режиму.

Международная изоляция и ее следствие – экономическая блокада, не достигли цели, ожидавшийся кризис режима не наступил. Франкистская система устояла и, пожалуй, даже укрепилась. Большинство испанцев, оскорбленных бестактной неуклюжестью ООН и возмущенных последствиями блокады, ударившей по простому народу, лишь теснее сплотилось вокруг каудильо.

Эмигрантская оппозиция получила сильнейший удар, от которого остатки разгромленных республиканцев уже не оправились. Автаркичная экономика страны кое-как справлялась с удовлетворением самых насущных потребностей нации. В особо трудных ситуациях Франко компенсировал недостатки собственной хозяйственной системы заимствованием дефицита в странах, ставящих необходимость помочь Испании выше резолюции ООН.

Каудильо и его режим, несомненно, одержали победу, причем, совсем не сопоставимую по значению с победоносным окончанием гражданской войны. Испания оказалась одной из немногих стран, избегавших «потсдамской коррекции». Однако Франко не мог не понимать, что эта победа была достигнута лишь в результате весьма благоприятного стечения обстоятельств и нуждается в срочных мероприятиях по ее закреплению.

Каудильо бодро поругивал на многотысячных митингах и на страницах газет масонов и коммунистов, доказывал преимущества испанской политической системы, подчас – оправданно, но чаще – не очень, восхищался успехами экономики своей страны. Но при этом внимательно приглядывался к происходящему в мире.

Он сознавал, что гарантией общественной стабильности и, следовательно, укрепления его власти может стать только значительное улучшение социально-экономической ситуации. А для этого требовалась отлаженная мощная экономика. Создать ее можно было двумя путями: либо, как прежде, рассчитывая на свои силы, либо добившись серьезных стимулирующих капиталовложений из-за рубежа.

У генералиссимуса было золотое правило: никогда не уповать на единственный вариант, каким бы многообещающим он не был. Сам Франко в силу образа мыслей, разумеется, тяготел к автаркии, но апеллируя к опыту европейских соседей, чье ускоренное восстановление за счет иных методов заставляло задуматься. Впрочем, в середине 40-х гг. особой свободы для маневра у Франко не было – и Хуан Перон, и Оливейра Салазар и прочие немногочисленные друзья каудильо инвестировать испанскую экономику были не в состоянии. Потому автаркия пока оставалась единственной возможностью до обретения оных, предстояло подготовить почву и, в первую очередь, вырваться из политической изоляции.

Предугаданные Франко изменения в международных отношениях становились очевидны, суля его режиму новые возможности. Геополитическое и идеологическое противостояние сверхдержав обрело реальные черты. СССР и США ускоренными темпами превращались из союзников по общей борьбе в противников, рассматривающих друг друга как препятствие на пути к гегемонии. Причем политическое противостояние, по мере ужесточения, все больше обрастало военными аспектами. И чем чаще в Европе рокотали разогреваемые для возможного боя танковые двигатели, тем менее значимыми становились соображения политических приличий в подборе сверхдержавами новых союзников. Именно на такой поворот событий и рассчитывал Франко.

Анализ боевых действий завершающего этапа Второй мировой войны привел испанского главнокомандующего и комитет начальников штабов США к одинаковым выводам, плачевным для демократий. В случае возникновения новой войны в Европе остановить Советскую армию не смогут никакие географические препятствия, равно как и слабые заслоны армий европейских стран и военных контингентов США. В таких условиях, гипотетически, Европа становилась советской задолго до переброски в Старый Свет американских войск. Атомная монополия США также мало что меняла, поскольку в случае стремительного продвижения советских танков в Западную Европу, предстояло либо применять атомные бомбы по территории союзников, либо пытаться весьма ограниченным ядерным потенциалом нанести максимальный вред колоссальной индустриальной базе СССР, рассредоточенной на необъятных российских просторах при наличии крепкой советской системы ПВО.