Текст книги "Жалкие создания (СИ)"

Автор книги: Денис Филонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Лютая ненависть пропала и растворилась пелена серого тумана – сознание прояснилось. Каменная корка растрескалась, обнажая вину. В памяти всплывали кадры ужасной расправы над бедным юношей.

Зло исчезло до очередного сезона жатвы. Как скоро оно даст о себе знать? И как противиться тому, что не в силах остановить ни одно живое существо на Земле?

Словно незваный гость беззвучно оказался рядом Тайлер.

– Не знаю, что со мной происходит, – сказал я. – Во мне будто живет монстр. Глаза наливаются кровью и возникает такая злость, что я боюсь, что не справлюсь с собой... сделаю нечто такое, чего не переживу. Оно будто управляет мной...

– Я человек, Дилан, – наконец признался Тайлер. – Ну, то есть, был им когда-то. Тоже, как и ты, был коварно обманут дьяволом. Теперь я навечно связан с этим домом. Я попал в ловушку, возврата из которой не предусматривается правилами.

– Мы же можем его уничтожить, – взволновано сказал я. – Вместе! Покончить с этим кошмаром! Мы могли бы спасти нас! Искупить то, что совершили!

– Могли бы, – произнес он задумчиво с тоской и обреченностью. – Но я исчезну вместе с ним. И ты пойдешь за нами следом. Нас больше не станет. Не останется воспоминаний – ничего... – Тайлер вздохнул и начал вставать с пола. – Напрасно ты ищешь выход, Дилон... здесь ты его не найдешь. Мы с тобой в западне, – сказав это, он вручил мне в руки помятую фотокарточку, и удалился. Фото было в пятнышках свежей крови. На нем было изображена женщина, обнимающая своего взрослого сына. Подле женщины, с другой стороны от молодого парня, стояла маленькая девчушка и прижималась к маминой ноге. Они улыбались. Фото открывала настоящую семейную идиллию, которую мне никогда не доводилось и не доведется увидеть в своей дурной семье. Все были счастливы, все улыбались. Фотография буквально излучала теплоту и умиление. Меня пробрал озноб, и руки сильно задрожали. Но не из-за гнева, нет. Что-то перевернулось в груди. Тем счастливым молодым человеком, которого так крепко обнимала мать, был тот самый юноша – Эрик. Тайлер выкрал эту фотокарточку из его кармана…

17

На мгновение всплыло воспоминание из детства о том, как мы с ребятами ходили в школьные походы. Устраивали пикники. Разводили огонь и жарили на нем сливочный зефир, рассказывая всякие истории. Ночью лес выглядит таким тихим и спокойным. А еще темным, хоть глаз выколи. Невольно возникает мысль, что за одним из тысячи стволов деревьев, раскинутых на несколько десятков миль, притаилось жуткое нечто. Какой-то монстр подстерегает тебя в тени, чтобы в любой удобный случай схватить и уволочь вглубь леса, и там уничтожить. Лесной дух или демон...

Вот и сейчас меня густым туманом окружала кромешная тьма, через которую не пробивался ни единый лучик света. Даже из овального окошка, как это было принято, не выказывала свое почтенное присутствие благородная луна, словно пряталась за облаками. В этом было что-то странное, отчасти таинственное и любопытное. Читай больше книг на Книгочей.нет Мне стало не по себе. Во рту пересохло и сдавило желудок. Как будто погасли все источники света. Я вовсе не боюсь темноты... ведь не боюсь? Однако одно дело бояться темноты и совсем другое – бояться того, что может в ней скрываться и перед тобой предстать в самый неожиданный момент. Неизвестное нечто, которое в фантазиях обычно выглядит куда страшнее, чем в нашей закостенелой реальности.

Я не помнил, как здесь оказался или кто привел меня сюда. Но точно знал, что обязательно что-то должно произойти. Совсем скоро. Ощущение усилилось с того момента, как я почувствовал, что за мной кто-то следит. И до слуха донесся шепот. Настолько отчетливо прозвучал в мрачной тишине, словно находился в этой комнате.

– Дилан...

Я повернулся и заметил в углу мансарды гигантское черное создание. И отшатнулся. По спине пробежал холодок. Нет, это всего-навсего большой старый сундук, покрытый пылью, и ничего более. Странно, подумал я. Прежде его не было. Я бывал здесь частенько и досконально изучил всю мансарду, где какая вещь лежит. Но сундука не помню. Однако это не главная проблема и не стоит на этом слишком заострять внимания. Там, внизу, меня ждало нечто, с чем я обязан был наконец-то столкнуться лицом к лицу. Избежать этого не удастся, не сегодня. Я решительно должен выяснить кому принадлежит тот голос, который слышал и раньше, на вечеринке, когда в этом самом треклятом шкафу, чтобы меня напугать, прятался Уэс.

Я подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и я смог бы различать в ней предметы, чтобы не споткнуться о них и не полететь вниз головой с лестницы в зияющую чернотой пустоту, наполненную моим воображением фантастическими чудовищами. Шепот повторился уже с нижних этажей и призывал следовать за ним.

– Дилан...

Я подчинился и начал осторожно спускаться по крутой лестнице. Деревянные ступени визжали. Я тщательно выбирал место куда бы ступить ноге, дабы издать как можно меньше этих противных скрипов, эффектно действующих на мой рассудок.

На середине пути между вторым и первым этажом я увидел полосу света. Лампочки тускло освещали коридор, разгоняя мрак в стороны, куда свет проникнуть был не в состоянии. Именно там, из темных и потаенных углов и под лестницей, за мной пристально наблюдали черные тени.

Достигнув подножия лестницы и ступив на деревянный пол, я остановился как вкопанный и оцепенел. Шепот пропал, но обстановка кардинально поменялась. Дико заскользили подошвы, отчего мне пришлось схватиться за перила, а иначе бы я попросту свалился с ног. Меня шатало, как корабль при шторме. Вместо тех безвкусных старомодных обоев, по обе стороны от себя я увидел множество распятых голых тел, висящих на стенах. Как будто прибитых к этим стенам гвоздями. От них исходил страшный холод и тлен. Они выглядели, как тряпичные куклы, подвешенные за нитки искусным кукловодом. Недвижимые, безмолвные и с ног до головы облитые чем-то красным очень похожим на клубничный сироп... но то был не клубничный сироп. Глаза опустились вниз и я внезапно понял почему пол такой скользкий. Его покрывал толстый слой крови. Кровь выливалась из этих несчастных, страдающих кукол. Маленький ребенок слева от меня жалобно застонал – по крайней мере, это существо, представшее перед моим взором, по размерам походило на малыша, но было слишком обезображено и испачкано красной желеобразной массой. Оно шевелило пальчиками, но не могло отодрать свои маленькие пухленькие ручки от стены, как будто было намертво к ней приклеено, от чего заходилось в тихом и тоскливом плаче, временами переходящем в надрывный звериный крик. Чуть правее в нескольких футах от него висел старик, судя по его сморщенной и дряблой коже. Они все уныло стонали, словно мучились. По запястьям одной дамочки медленно ручейками бежала вязкая кровь, капающая на доски. Ее тело испещряли порезы и шрамы. На ней не было живого места. Она была изуродована до неузнаваемости. Все изрублено, изорвано. Как будто с нее живьем содрали кожу. Тонкие сплетения синих нитей, словно сети, по всему лицу тянулись вены. Только кровавые обвисшие груди говорили о том, что это все-таки женщина.

Теперь шепот возобновился, но я слышал его отовсюду. Бормотание, всхлипы и стоны.

– Дилан...

Они говорили со мной. Хотели что-то сказать, но от отчаянных попыток получался просто бессвязный шум и неразборчивый гул голосов. Даже в этом нестройном, несмолкающем хоре я уловил какую-то дьявольскую пародию на литанию*. Костяшки моих пальцев побелели – так крепко я вцепился в перила, что боялся их отпустить и окунуться в кровавую лужу. Но сильнее всего в меня проник страх от осознания, что какой-нибудь из этих экспонатов кунсткамеры шевельнется и захочет меня схватить. Кто-нибудь из них медленно повернет в мою сторону голову и обратит на меня свой мертвый взгляд, как будто обвиняя меня в том, что здесь оказался. В том, что каким-то непостижимым образом именно я служил тем человеком, кто вбивал гвозди в их запястья и приносил нестерпимую боль. Я вбивал гвозди в их ноги под ледяной хруст их костей. И все это сотворил с ними я... это невозможно! Не правда. Я содрогнулся, увидев, как один бедняга, у которого была раздроблена нижняя челюсть, а рот занимала каша из крови и зубов, едва заметно двигал тем местом, где раньше у него находились губы. Он походил на обезображенного зомби, при виде которого у любого возникло бы желание тут же распрощаться со своим обедом, а может быть и завтраком. Жалостливо хрипел, как и все, моля, но о чем? Что ему нужно? Что они хотели от меня? Как им помочь – они же трупы! Все – мертвецы!

Картина сменилась и возникло чистое округлое лицо, как будто отражение в зеркале. Оно было необыкновенно красивым. Розовые щечки, маленький носик и губы накрашенные темно-красной помадой. Зеленые глаза из глубины сверкали томным блеском. Аманда! Моя дорогая Аманда, еще прекраснее, чем раньше (если, конечно, подобное возможно), глядела на меня немигающе. Живая! Я знал, что то всего-навсего кошмар. После стольких лет, проведенных рядом с нею, где мне доводился шанс лишь любоваться этой красотой, а после наконец узнать, что эта красота была ко мне, глупому и неотесанному увальню, неравнодушна, приняла меня и даже полюбила... Она не могла умереть по-настоящему, ведь тогда бы это означало, что и я мертв тоже. Нет больше огня, который поддерживал бы во мне жизнь, как тот, что я погасил собственными руками...

Аманда жива. Как бы в подтверждение моих слов, она ласково улыбнулась мне. Как же она хороша. Безупречные светлые волосы обрамляли милое изящное личико, украшенное легкой пудрой. Ей был присущ мятежный характер и пылкий нрав. Она всегда любила что-то необычное. Словно противоположностью мне, Аманда олицетворяла собой веселый задор. Ее магическая энергия, которая у меня отсутствовала, позволяла ощутить себя открытым и счастливым. При ней каждый мог почувствовать это тепло и понимание.

Я окликнул Аманду, но, кажется, она меня не услышала. По-прежнему смотрела, как будто сквозь меня. Но вот по образу пробежала рябь, словно кто-то ударил кулаком по отражению в воде. Ее лицо принялось меняться с молниеносной скоростью. Покрываться струпьями, порезами и стареть. Прелестные волосы становились белыми и осыпались с головы. Ошметки дряблой, гниющей кожи отваливались, обнажая темно-серые кости черепа. Глаза вывалились из глазниц и вместо них открылись пустые черные провалы, в которых корчились червеобразные коричневые твари. Рот раскрылся в беззвучном крике и из него хлынул болотный гной. Я шокировано уставился на такую резкую перемену, не в силах оторвать глаз... и проснулся.

Прислонился мокрой спиной к изголовью кровати. Нет, это не сны. Это проклятье. Кошмары моего сознания. Я дрожал, ощущая по всему телу липкий пот. Не мог избавиться от ощущения, что этой ночью я несомненно побывал в самом аду. Демоны или призраки...

Я дернулся от звука мобильного, забренчавшего на столике возле кровати, и прождал пару секунд, прежде чем взял его в руки. Автоматически нажал ответить, даже не взглянув на то, кто звонил.

– Привет, Дилан.

– Ники? – удивлено выдавил я хриплым голосом; прочистил сухое горло. – Ты чего не спишь?

– Не знаю, – ответил друг. – Не могу заснуть... я хотел с тобой поговорить.

– О чем?

– Берегись, Дилан. Будь осторожен, – угрожающе прошептал он в трубку. – Смерть ходит повсюду.

– Ч-что?

– Происходит что-то странное... не могу объяснить. Никто этого не замечает, но я знаю. В последнее время ужасные вещи творятся рядом с нами.

У меня заколотилось сердце и я взволновано сел на кровати.

– О чем ты?

– Смерть Кормана, затем Аманды – это не случайность, – продолжал Ники. – И я склонен полагать, что это не конец. Разве ты не понимаешь? Кто-то убивает детей, Дилан. Скоро умрет кто-нибудь еще из нашего класса. Уверен, так оно и будет. Поэтому я прошу тебя быть очень осторожным.

– Смерть Кормана и Аманды еще не подтверждена..., – попробовал я возразить.

– Кого мы обманываем? Прошло уже столько времени. Я знаю, как ты относился к Аманде, тебе трудно, но признай это, признай, что их больше нет.

– Ты что-то знаешь? Думаешь, это Мусорщик? – спросил я, стараясь не вызвать подозрения в голосе.

На том конце трубки повисло долгое молчание. Тяжелый вздох нарушил его.

– Боюсь это не он, – так же шепотом ответил Ники. – Это ужасно то, что я скажу тебе, но ты должен выслушать меня и поверить. Я точно знаю, что говорю, уж поверь мне, Дилан. Боюсь, что убийца не Мусорщик... Это кто-то из нашего класса...

Примечание автора:

* Литания – молитва, состоящая из повторяющихся коротких молебных воззваний.

18

На следующий день я решил пропустить школьные занятия и отправился в центральную библиотеку. Нужно было как можно скорее выяснить, с чем я имею дело. Так дальше продолжаться не может. Эти призраки, Тайлер, убийства, дьяволы – в конечном итоге они сведут меня с ума. Я надеялся получить в библиотеке хоть какую-то информацию о доме номер тринадцать, хоть что-нибудь, что помогло бы мне справиться с ним. Одолеть зло, обитавшее в застенках этого дома. Освободить себя, и тем самым, возможно, спасти еще ни один десяток невинных жизней. Неизвестно, что у Тайлера на уме и можно ли ему доверять. Я и понятия не имею, где он сейчас. Наблюдает за мной или спит? Он не раз лгал мне, я не психолог и не мастер человеческих эмоций, однако по некоторым его действиям и дурак сумел бы определить и вынести такой вердикт – Тайлер не всегда говорит правду. Он что-то скрывает от меня. Иногда он нарочно уходит от ответа, как будто боится, что я догадаюсь о чем-то. И все это, так или иначе, вертится вокруг этого чертового дома номер тринадцать!

В воздухе витала свежесть. Нежный ветерок скользил по кронам и, словно пробуждая деревьям от долгого сна, насвистывал им незатейливую песенку. Солнце грело мне спину, освещая лужайки и каменную мостовую, под которой бежала и поблескивала от ярких лучей голубая речушка. Цветы благоухали и слились с запахом влажной земли в единую гармонию удивительных и приятных ароматов – дыхание ранней весны. Я и раньше прогуливался по этой улице, но никогда не обращал внимания, как иногда прекрасен окружающий вокруг тебя мир. Хочется оставить все плохое, что накопилось за столько прожитых лет, позади и просто идти вдоль улицы и любоваться величественными дубами, старыми вязами и великолепными кленами с набухшими почками. Говорят, что перемены к лучшему. Жизнь подкидывает нам новые преграды и трудности, чтобы мы не зачахли в этой мирской суете. И какими бы высокими ни были те препятствия, мы с присущей нам невозмутимостью, мужеством и горячим упорством преодолеваем их, укрепляясь в вере в собственный успех. А потом что-то идет не так... но ведь из всякой ситуации можно найти выход? Главное правильно его искать.

Так я неторопливо добрался до центральной библиотеки, с наслаждением вдыхая букеты распустившихся цветов и с интересом наблюдая за прохожими, спешившими на работу; студентами в ярких куртках, опаздывающих на пары. Мимо меня процокола мамаша на шпильках, с горделивой осанкой, ведущая свое неугомонное дитя в сад.

В библиотеке мне выдали вырезки из старых черно-белых газет столетней давности, а также толстую книженцу по истории нашего маленького городка. И по ее виду я понял, что ей давно уже никто не пользовался.

Вопреки моим ожиданиям оказаться в читательском зале одним из первых, я встретил здесь множество людей; почти половина столов была занята. Вскоре они разбрелись и большая часть людской массы ушла, оставляя меня почти в гордом одиночестве. Осталась компания из двух молодых человек и девушки. Пожилой библиотекарь прохаживал вдоль полок, гремя стремянкой. Расставлял предметы и сверялся со списком, который держал в дряхлой руке.

Я скинул с себя куртку и расположился в углу подальше от навязчивых и любопытных глаз. Возложил книгу на стол и принялся за изучение того материала, который раздобыл.

Как и утверждал Кори, дом построили в одна тысяча восемьсот девяносто шестом году. О семье Миардаки здесь мало, что говорится, лишь о том, что они были достаточно влиятельными в городе личностями и по слухам некоторых занимались спиритизмом. И это общение с духами не закончилось для них добром. Их уличали во многих нечистых делах, в том числе колдовстве. Их дочь Люсинда пропала, когда играла с вымышленным другом в прятки в гостиной. Сам глава семейства, Албрикт Миардаки, в порыве чувств обвинял во всем зло, которое по неосторожности пробудил в этом доме. До той поры оно спало, но потом произошло нечто, что послужило его пробуждению. Албрикт слишком увлекся магией, воображая из себя знатока и повелителя тех существ, неподвластных ни единому живому организму на планете. Те неукротимые и безжалостные духи стихии, из-за которых уже не одно тысячелетие страдает человечество. Мятежные духи, уничтожающие людское счастье и отравляющие надежду на его приход. Тут приводится цитатой слова Албрикта – «Этому злодеянию нельзя найти разумное оправдание... призраки забрали ее у нас... я подозревал, что так оно и будет, но не сумел этому помешать. Горе мне и моему семейству... Горе мне, горе. Бедная моя несчастная девочка... Моя малышка, Люсинда. Да будет проклят тот особняк и духи, что его населяют! Да будут они все прокляты!». На этом запись обрывается. Дальнейшая судьба семьи Миардаки неизвестна.

Следующим владельцем поместья стал какой-то весьма богатый англичанин, любивший затворничество и тишину. Но правил относительно недолго. Так в «... 1916 году Нортон Эйнц приставил дуло ружья к подбородку снизу и спустил курок... все что осталось от его головы полиция потом соскабливала со стенки»

К этому прилагались выцветшие фотографии. Зрелище еще то – смотреть как кто-то копается в чужих мозгах. Б-р-р-р! Мурашки пробегают по коже и пропадает всякий аппетит. Еще одна фотография, где некий господин Уильямс Эршот по описанию захлебнулся в ванной на втором этаже, запутавшись в занавесках. По показанию – несчастный случай, но всем невдомек, как же он так умудрился это с собою провернуть. Или же с ним действительно так управились злые призраки?

Другое фото, сделанное в одна тысяча девятьсот двадцать пятом году, показывало зал, а именно центральную его часть, где на люстре безжизненно покачивалось, словно маятник, чье-то худое тело, одетое во фрак. Уоррен Гас – старый адмирал в отставке, одинокий человек, но по словам матросов никогда не проявлял склонностей к суициду. Его единственный слуга видел как он сам добровольно и старательно затягивал на своей морщинистой шее петлю, а затем отбросил в сторону стул... спасти его не успели.

«Как будто кто-то или что-то подтолкнуло его совершить это, – рассказывал тогда господин Мелоун (помощник и слуга) полиции. – Я давно замечал за ним странную особенность, приобретенную с момента нашего заселения. В том доме он приобрел такую болезнь, как паранойя. Боялся, что его хотят похоронить заживо. Постоянно срывался, а иногда мог часами разговаривать и спорить с кем-то тогда, как находился один в пустой комнате. Я и сам ощущал неладное. Мы будто были не одни в этом доме и это чертовски меня пугало...»

1930 год, Джон Стэйдж – будучи живым, выколол себе оба глаза отверткой.

1931 год, молодая няня – Энни Лис была найдена в столовой. Первоначально тело нашел четырехлетний мальчик Джимми, когда пошел на кухню за стаканом воды и на его истошный крик сбежались родители. По их словам голова Энни выглядела так, словно ее засунули в мясорубку и включили прибор. Через пару дней от чудовищной трагедии их семейство переехало.

1939 год у многих жителей этого города ассоциируется с огнем, ибо именно в тот год бывшее поместье Миардаки охватил страшный пожар, который прервал череду таинственных и кровавых смертей. Пламя удалось потушить, но огонь унес с собою множество жизней: гувернанток, дворецкого и всех членов семьи Кэбот... На черно-белых снимках их тела, покрытые копотью, лежали в ряд на примятой траве – обугленные и жутко обезображенные, почерневшие настолько, что я так и не сумел определить кто из них кто... Отчего загорелся дом? Кто устроил пожар? Пожалуй, явление это навсегда останется загадкой для всего мира.

После этого кошмарного события только через несколько десяток лет дом подвергли реставрации и в него уже въехала молодая женатая пара. Закончилось это весьма неудачно. В приступе ярости от очередной бессмысленной ссоры муж утопил свою жену в раковине, после чего убил себя кухонным ножом. Как выяснилось потом следствием (и это вовсе не шутка!), причиной ссоры могла выступить обыкновенная грязная посуда. Они поругались из-за того, кто будет ее мыть. Разрушили счастливую брачную жизнь из-за чертовой посуды. Наверное, правильно говорят: узнай человека поближе, и, если его скелеты в шкафу покажутся тебе более и менее приемлемыми, можешь смело жить с ним в одном доме. Конечно, семейная жизнь – это война, но они восприняли эту фразу слишком буквально.

Я просматривал страницы газеты за разные даты и везде мелькало самоубийство, самоубийство, самоубийство, самоубийство, самоубийство, самоубийство...

– Черт! – ужаснулся я. – Кори был прав. Это не дом... это могильник!

Я почувствовал, как что-то мерзкое всколыхнулось в груди и меня пробрал озноб. Как же отделаться от этой дряни?

– Дилан! – воскликнул чей-то голос. – Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть.

Я обернулся и сразу отлегло от сердца. Между стеллажами с книгами я увидел Линду. На ней была зеленая ветровка. Ярко-рыжие длинные волосы разбросаны по спине. Она махала мне рукой, а в другой держала рюкзак. Оказывается я просидел в библиотеке пару часов. Сейчас, наверное, около четырех. Линда приблизилась.

– Д-да, – пролепетал я в ответ изумленно, вставая из-за стола. – я тебя тоже... ну, в смысле, не ожидал увидеть. Что ты здесь делаешь?

– Я сюда частенько захаживаю, – сказала Линда. – Готовлюсь к учебе, читаю специальные заумные книжки и делаю домашнюю работу. А еще помогаю нашему старому библиотекарю Билли. А вот что здесь делаешь ты, мне, честно говоря, непонятно. Не обижайся.

– Все в порядке. Я тоже готовился. С самого утра здесь.

– Что-то я не видела тебя сегодня на уроках.

Я позволил себе улыбнуться.

– Зачитался, видишь ли, книга интересная, – объяснил я, помахав перед ее носом толстой книжкой. Она выхватила ее у меня из рук и стала разглядывать. Я попробовал забрать, но она увернулась.

– Так-так-так, увлекаетесь городскими легендами, мистер Мазерс, – кокетливо произнесла она, возвращая мне книжку.

– Скорее изучаю.

Я быстрыми шагами вошел в коридор из шкафов. Линда последовала за мной.

– Неужели ты веришь во все эти суеверные мифы и байки? – удивилась она.

– Приходится верить, – вкрадчиво сказал я, возлагая книгу на нужную полку.

Линда смахнула с лица копну рыжих волос и пристально на меня посмотрела. Ее голубые глаза прищурились.

– Ты же не следишь за мной?

– Еще чего! – фыркнул я и поспешно заговорил, как будто оправдываясь перед ней. – Конечно, нет! Делать мне больше нечего, как следить за тобой.

Не знаю отчего, но я вдруг резко занервничал. А Линда нашла это забавным и звонко рассмеялась.

– Расслабься, я просто пошутила, – сказала она. – Ты такой напряженный.

«Всего-то я замочил кучу народу и вынужден работать на маньяка, чтобы подпитывать живительной силой оживший дом-монстр, в котором, если верить всем этим статьям и газетенкам, собиралось тайное общество самоубийц и психопатов, убивавших себя во славу злым духам. Пустяки! Я в порядке. Я полностью расслаблен...»

– Дилан? – окликнула меня Линда, заглядывая мне в лицо. Я, наконец, вышел из ступора и у меня случайно вырвалось:

– Я полностью расслаблен! – Кажется, последнюю мысль я озвучил вслух. И смущенно потупился.

– Э-м, я рада, – сказала девушка и губы ее изогнулись в улыбке, чуть насмешливой. – Еще увидимся, Дилан.

Она было направилась по залу.

– Постой! – снова непроизвольно выскочило. Да что же это со мной происходит?! Нужно как-то научиться контролировать себя, подумал я. – Может быть, кафе? Помнишь, как ты предлагала выпить кофе, когда мы стояли у шкафчиков с одеждой.

Линда повернулась ко мне.

– Ну раз я обещала, – начала она, немного игриво. – Не могу отказать.

И тут в разговор вторгся другой голос – с мягким порицанием и недовольством. Библиотекарь Билли наводил порядок.

– Кто здесь шумит? – раздался его голос за лабиринтом шкафов.

– Бежим скорее! – воскликнула Линда. Она схватила меня за руку и повела к выходу, не дожидаясь пока Билли заведет нудную и неиссякаемую, как песок, лекцию о соблюдении священной тишины. Она ускорилась, задорно смеясь (у нее был заразительный и красивый смех), и я, едва поспевая за ней, бежал следом. Ее густые рыжие волосы развевались за спиной. Наши подошвы гулко ударялись о мраморную плитку, а громкий смех эхом отдавался в огромном пустом зале, когда мы выбегали из библиотеке. До слуха отдаленно доносилось ворчание старого Билли – угрюмого хранителя книжных сокровищ.

На улице мы перешли на шаг. Теплый ветер резвился по земле и нежно обдувал лицо. Солнце выглядывало между просветами рваных серых облаков и снова исчезало, как будто поглощалось ими.

Мы долго бродили по улицам, болтали о совершенно разном и много смеялись. Я помню, как сгустились тени. Сумерки опускались на город. Темно-алый небосвод, как будто плавился и сгорал в предзакатных лучах раскаленного красного солнца, медленно плывущего за деревьями. Мы попали на какую-то ярмарку, где было много народу. Когда стемнело, зажглись огни, освещая улыбающиеся лица. Площадь переливалась цветами и отовсюду звучала музыка. Мы, словно малые дети, перебегали от одного аттракциона к другому, собираясь попробовать каждый из них. Катались на каруселях, похожих на чайные блюдца, и, под оглушительные крики и визг толпы, съезжали с американских горок. Меня это не радовало... но с ней мне почему-то было весело. Я испытывал восторг и не хотел, чтобы этот день заканчивался, как будто с уходом этого дня я тоже должен был отправиться куда-то очень далеко. Туда, где я не сумел бы больше пережить этих эмоций. Не сумел бы снова почувствовать и оживить свое тело. И оно рассыпалось бы в прах, подобно пушистому одуванчику, который сгорает в руках мальчика, направившего на него лупу в жаркий солнечный день.

Я купил нам сладкой ваты.

– Скажи, Дилан, какая у тебя мечта? – спросила девушка, когда мы прогуливались без всякой цели по гравиевой дорожке, утыканной по обе стороны деревьями.

– Мечта? У меня нет мечты, – сказал я.

– У каждого человека есть заветная мечта, – не уступала Линда.

– Ну, видимо я как-то не задумывался об этом раньше. – А потом выпалил: – Что толку в мечтах, если им не суждено сбыться? Они причиняют только боль, но никогда не приведут тебя к тому источнику, который ты жаждешь.

– Если очень стремиться и верить, разве твоим попыткам и трудам не будет достойная награда?

– И какая же мечта у тебя? – поинтересовался я с ноткой иронии.

Мы шли в тишине, я тащил за собой рюкзак Линды. С минуту позже она заговорила.

– В своих мечтах я нахожусь в другом мире. Он чем-то похож на наш, в нем существуют леса, птицы, реки, растения, но все-таки он другой. Это прослеживается в воздухе...

– Тебе не нравится наш городской воздух?

– Нет, нравится. Но то, о чем я пытаюсь сказать – это совсем другое. В том мире знают о злом, но люди предпочли ему любовь. Воздух наполнен жизнью, энергией, которая заставляет людей совершать все эти безумные поступки во благо чего-то стоящего. В нем я могу быть тем человеком, которым хочу быть...

– Твоя мечта обязательно сбудется, – хмыкнул я.

Линда шутливо толкнула меня в плечо.

Стояла глубокая ночь. В черном небе, сияющем бледным холодным светом, низко нависла над домами луна, словно собиралась спикировать на одну из крыш. Пора было возвращаться. Я проводил Линду до дома. Ее дом находился в двадцати минутах от нашей школы, на Кэрч-роуд. Мы взошли на террасу и Линда повернулась ко мне.

– Мы так и не попили кофе, – прошептала она, глядя мне в глаза.

Я придвинулся ближе.

– Да, это ужасно, – произнес я, зачарованный ее большими и ясными небесно-голубыми глазами. Наши лица были в нескольких сантиметрах друг от друга. Я уловил ее взволнованное дыхание. И, кажется, в этот момент мы вместе были совершенно одни в другом мире, лишенном страхов, смущений и скорбных слез. Зло не могло коснуться нас. У меня яростно билось сердце, но потом, с какое-то время, переборов свои чувства, я насильно заставил себя отстраниться от нее. И то магическое мгновение растворилось без следа, не оставив даже тени, и намека на то, что когда-то присутствовало среди нас. Как будто оборвалось жизнью.

Я видел в ее глазах разочарование и непонимание, хоть она и надеялась скрыть это, дабы не казаться слабой. Но я не мог объясниться с ней, ибо тайна, с которой я до конца дней был повязан мертвыми нитями, несла угрозу каждому, кто посмел бы ее раскрыть.

Я попрощался и оставил ее одну. Она еще стояла там, у темной террасы, и провожала меня печальным взглядом, даже не подозревая о том, как же сильно я хотел вернуться и крепко обнять ее. Послать к черту эти проклятые правила и остаться. Как же я хотел рассказать ей обо всем, но боялся...

Некоторые люди изначально созданы быть изгоями среди остальных и не иметь шанса поделиться с ближними той болью, что душит и терзает их изо дня в день. Может, потому что они не поймут, а может – чтобы уберечь своих любимых – не в этом ли заключается любовь? Если любовь – это извечное страдание и жертва, я бы предпочел никогда в жизни не знать этого чувства.

19

Мысли унесли меня прочь – в заоблачную даль, возвращение из которой обычно бывает неожиданным и, чаще всего, неохотным. Боль, и вина, и сожаление и разные тревоги сплетались между собой, боролись и пытались доказать свою первоочередную важность. Я не сразу сообразил, что стою напротив Мертвого дома и смотрю прямо в его покосившиеся, огромные глазницы, наполненные тьмой и злобой. Они вселяли страх в любого, кто на них посмотрит. Словно взгляд хищного чудовища, который прикидывается поверженным и спящим, но терпеливо ждет, когда какая-нибудь беззаботная птичка решит присесть на его крышу, чтобы передохнуть и почистить перышки.

«… И вот я снова здесь перед тобой… как будто по чьему-то зову призван был… явился, словно раб покорный… исполнить то, что было предначертано судьбой…»

Постепенно в душе закрадывался могильный холод, сковывающий ее отпечатком туманной неизвестности; он заставлял оставить всякие попытки противостояния и считать их глупыми и бесполезными.