Текст книги "Воин вереска(СИ)"

Автор книги: Денис Луженский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

И Рэлек таки не удержался – спросил, с трудом сдерживая накатывающую злость:

– А не подскажешь, почтенный, далеко ли до Глета? К ночи дойду?

И чуть повернул голову, приоткрыв глазам обозника правую щёку. Ту самую, при взгляде на которую давешний степняк схватился за саблю, и любой уроженец Хеда, будь он стариком или сопливым мальчишкой, тоже потянулся бы к мечу, либо упал бы на колени, вымаливая жизнь себе и близким. Возможно, в Глете ничего не значило имя Ласа Кладена, но Рэлек отчего-то вдруг подумал, что чернобородый узнает татуировку. Маленькую иссиня-чёрную бабочку, развернувшую острые треугольники крыльев.

– "Ночной мотылёк", – пробормотал бородач. – Вот знал я: непросто в тебе что-то, парень, лешак тя заешь.

Он как-то странно ссутулился в седле, став похожим на большого нахохлившегося филина. Рэлек вдруг понял, что перед ним очень немолодой человек. В чёрной бороде блеснули серебристые нити, от сощурившихся глаз разбежались сеточки сухих старческих морщин.

– Батя, – вполголоса заговорил молодой обозник, всё это время державший незнакомца под прицелом арбалета, – а ну как не настоящая...

– Цыц, дурень! – негромко, но зло огрызнулся старик. – Думай, что мелешь! Подделывать такое... нужно быть совсем без головы! Вроде тебя, недоумка! Спрячь "стрелицу" и дуй за дядьями! Ну!

Молодой обиженно засопел, но возразить не посмел, только недобро и вместе с тем опасливо глянул в сторону Рэлека. Потом арбалет его опустился, он развернул коня и медленно отъехал прочь. А старшина-бородач поморщился, точно кислого вина хлебнул, и бросил с упрёком:

– В Глет идёшь, говоришь... И надо было мне, честному человеку, голову морочить, а?

– Мне просто нужно в город, – буркнул Рэлек. Он не понимал толком, что происходит, но злость его вся утекла водой в сухой песок, оставив на душе одну лишь странную неловкость.

Чернобородый пожевал губами, раздумывая, и вздохнул.

– Садись на заднюю телегу. Довезём уж... А коль, не приведи Небо, и правда разбойнички сунутся, так хоть подсобишь... Лешак тя...

4 .

К вечеру дорога вывела к реке, неторопливой и полноводной Щедрее. Теперь до самого Глета им предстояло двигаться вдоль берега.

– До ночи успеем ещё отмахать пару лиг, – заявил Дмирт, чернобородый старшина.

– Эх, место ж удобное... – затянул было с досадой его сынок Видка, но мигом осёкся под суровым взглядом родителя. И остальные тоже возражать не стали. А Рэлеку так и вовсе было безразлично, где они встанут на привал – не ему ведь в гору вёдра с водой таскать.

И обоз начал долгий подъём на обрывистый правый берег. Впрочем, самое высокое место успели-таки перевалить, темнота застала их уже при спуске в низину.

– Там ниже – Тщерь, – пояснил Рэлеку возница – светловолосый молодой детина, носящий то ли имечко, то ли прозвище Осинко. – Как пора жаркая – ручьишко малый, а по весне – ой-ёй! Сущая морока! Ни объехать её, проклятую, ни вброд перейти. Тем годом, веришь, нет, дядька мой утоп. Троюродный. Эх, добрый был мужи-и-ик...

Рэлек слушал словоохотливого паренька вполслуха, изредка кивая невпопад. Тот не обижался, ему, видать, довольно было и того, что слушатель не велит умолкнуть, позволяя всласть потрепать языком. Изредка, впрочем, Рэлек и в самом деле прислушивался к осинкиной болтовне. Так, между делом он узнал, что Дмирт – приказчик и доверенный человек большого глетского купца Радмица, заведует лавкой в Тобурге и частенько мотается с товарами в Глет и обратно. В этот раз сопровождают его сынок Видка, двое младших двоюродных братьев и трое наёмных работников из особо надёжных и проверенных. Как-никак, груз нынче... На этом месте Осинко спохватился, что чуть не сболтнул лишнего, поперхнулся и с полчаса испуганно молчал, но потом разговорился снова. Рэлеку на секреты дмиртова груза было наплевать. Под плотными рогожами на телегах угадывались тяжелые мешки и, кажется, несколько объёмистых бочонков. Значит, что-то сыпучее везут и что-то жидкое... зерно и пиво? Вряд ли, конечно. Ради таких товаров особо секретничать никто не станет. Но ему-то, Рэлеку, что за дело до чужих мешков и бочонков? Да никакого нет дела. А раз дела нет, то и голову ломать бесполезно.

Как на привал начали располагаться, Осинко первого к реке и отправили вместе с двумя другими "надёжными и проверенными" – за водой для лошадей. скажите на милость,о в пыли? Видка с дядьями занялись самими лошадками, а Дмирт – ужином. Рэлек, подумав недолго, тоже к общему делу пристроился: разжился у обозников топором и пошёл хворост собирать для костра. После ночёвок в степи дрова добывать посреди леса – просто удовольствие, а не труд. Даже в сумерках. Чернобородый Дмирт только головой качал удивлённо, следя, как растёт неподалеку куча сухостоя.

* * *

Ясная летняя ночь. Над головой скрытый в хаосе серебристых искорок Дракон дышит невидимым пламенем в Щит Гиганта, а Огненное Колесо катится в Млечную Реку... Где-то вдалеке стрекочет лесной сверчок. Ещё дальше, за рекой, ухает с надрывом филин, поминая усопшего колдуна. А совсем рядом весело потрескивает костёр, и деревянные ложки ещё постукивают о край котла – обозники доедают кулеш. Сказать по правде, полковой кошевар «Песчаных Буйволов» стряпал кулеш получше Дмирта. Но за месяц одиночных скитаний тот вкус уже подзабылся, и эта недосоленная и недоперчённая каша с салом после вяленого мяса и сухарей показалась едва ли не слаще плодов Небесного Сада. Ел бы, кажется, и ел, до самого пригарка на дне. Однако ж набивать брюхо «под завяз» Рэлек не стал; утолил голод, поблагодарил за угощение и спрятал ложку. В еде, в питье и в женской ласке нужно знать меру. Иначе отяжелеешь, потеряешь сноровку, расслабишься... Тяжёлые, неловкие и слабые долго не живут. Это закон.

Откинувшись на расстеленный плащ, Рэлек смотрел в чёрный омут неба, пытаясь разглядеть в мерцающей холодным серебром россыпи Дракона, Щит и Огненное Колесо. Вот Эрвель, тот, кажется, знал их все. Без труда находил и увлечённо тыкал пальцем: "Смотри, Рэлек! Вон там – Великий Ковш! Им из Млечной Реки черпает Седая Росомаха, кормит своё дитя..."

– Эй, Рэлек, – позвал его кто-то негромко... нет, не Эрвель, но кто-то из ещё живущих на этом свете.

Неохотно оторвав взгляд от тысячеликих небес, он посмотрел на присевшего рядом Видку. Паренёк смотрел с опасливым любопытством. Он наверняка весь вечер копил это любопытство в себе и только теперь, после трапезы, решился дать ему волю. Даже интересно стало, о чем тот рискнёт спросить?

– Это правда, что ты ночью видишь... ну, ровно как днём?

Хороший вопрос, мальчик. И кто ж это тебе рассказал? Ишь ты, "как днём"...

Вдруг вспомнилось: в лицо лупит ураганный ветер, потоки воды хлещут по плечам, пытаются сбросить вниз с шаткой штурмовой лестницы, а вокруг в кромешной тьме лезут на стены сотни воинов с маленькими "ночными мотыльками" на щеках. Лезут молча, озаряемые лишь редкими вспышками молний...

– Брехня, – равнодушно пожал плечами Рэлек и, закусив сорванную травинку, перенёс своё внимание с Видки обратно на звёздные небеса.

– Ну да? – насупился парень. – Так-таки и брехня?

– Точно так, – отрезал Рэлек, надеясь, что любопытный сынок приказчика обидится и отстанет. Тот обиделся, но сдаваться и не подумал:

– А мне вот что-то не верится...

– А мне вот верится, – перебил его строгий отцовский бас. – А ну, охолонь, Видка! Не то я тебе за нашего гостя так отвечу, что враз про все глупости свои позабудешь! Брысь спать! В полночь разбужу караулить, с Жереком на пару!

Паренёк засопел сердито, но, как обычно, подчинился, не переча отцу. Уплёлся на брошенные под телегу одеяла – спать. Однако покою Рэлек обрадовался рано.

– Ты уж не серчай на оболтуса, – произнёс негромко Дмирт, обращаясь к нему, – мальчишка любопытен не в меру. С детства таким был. Однако ж, пора бы и ума наживать...

Тон у приказчика был просительный, и чувствовалось, что даётся он ему нелегко. Через силу даётся. Небось, даже перед богатыми покупателями так не гнёт собственную гордость. Чего ради перед ним-то, бродягой безродным, старается? Не понаслышке знаком с "мотыльками"? Боится? Чудно как-то... ему-то что бояться Рэлека в своём спокойном мирном Глете?

– Как ему двенадцать стукнуло, стал с собой брать, – продолжал говорить Дмирт, старательно не замечая, что его собеседник не только не желает делиться собственными откровениями, но и чужие слушает без охоты. – Вот уж пятый годок он каждую ездку со мной. Не больно смышлён, но это, думается, дело поправимое, наживное. Что думаешь?

– Ничего, – буркнул Рэлек и добавил с нажимом: – Я просто еду в город. И всё.

Старый приказчик умолк, но, кажется, не разозлился. А может, просто виду не подал.

У костра уже перестали стучать ложками. Обозники закончили трапезничать, но впадать в повальный сон не спешили. И оно понятно: ясной ночью у мирного костра отоспаться – одна радость, а другая радость – подымить трубочками, да языками почесать, потравить байки, что-нибудь заунывное хором потянуть... Вот с этого самого, с заунывного, и начали:

Э-э-эх, дорога по лесам долго не петляй,

Дома ждёт меня жена, да хлеба каравай,

Восемь девок мал-мала, да один сынок,

Вот вернусь и целый год ни шагу за поро-о-ог...

Песня была незнакома, но вслушиваться в слова не больно-то хотелось. У походных костров, что за семнадцать лет согревали Рэлека много чаще, чем домашние очаги, пели множество подобных ей. Весёлые и печальные, бодрые и наводящие тоску, все они звучали похоже и рассказывали об одном: о доме, в который тянет вернуться; о женщине, которая ждёт; о детях, которые растут без отца. Понятное дело, были и другие – о доблести, о солдатской удаче, о лёгкой смерти и шальной любви... Но по этим сейчас он скучал ещё меньше. Наслушался до оскомины и сам напелся до хрипоты.

– А ты и правда в Глете не был? – вновь нарушил Дмирт его внутреннее уединение.

– Правда, – нехотя ответил Рэлек.

– Тогда ты, верно, знаешь, зачем идёшь туда... Знаешь ведь?

Рэлек не выдержал, приподнялся на локте и проникновенно посмотрел на бородача, которого ни с того, ни с сего на ночь глядя словоблудие одолело.

– Послушай, старик, – сказал он, – я иду в Глет просто потому, что иду в Глет. Слышал, там неплохо. Точка.

– Ну, ну, – примирительно развёл руками Дмирт, – не горячись. В самом деле, решил "ночной мотылёк" в Глет заехать, что тут удивительного?

Рэлеку показалось, что в словах приказчика таится некая издёвка, понятная лишь ему одному. Ну да шут с ним, с бородатым. До города везёт, по дороге кормит – пусть покуражится маленько; с него, Рэлека, не убудет. И все же, справедливости ради...

– Я давно не "мотылёк". Я сам по себе.

– Слова, – Дмирт хмыкнул в бороду. – Уж не серчай, а только слова это, не боле. Слышал я, говорят у вас: "Младенцы бывают бывшими, а бывших солдат не бывает". Вот и ты, паря, говоришь одно, а на щеке-то носишь совсем иное.

На это Рэлек не нашелся что ответить, а Дмирт ответа и не стал ожидать – вернулся к костру, где уже затихла одна песня и набирала силу другая.

Ка-а-абак, кабачок!

Как барыш не прокутить?!

Сдвинем кружки, землячок!

Научу тебя я пить!..

Небо над головой больше не таило в себе ни Драконов, ни Седых Росомах. Просто холодные огоньки в темноте, мёртвое тысячеглазие ночи. Вот же бесов старик! Исхитрился таки в душу нагадить! Ведь, как ни крути... прав бородатый. Хоть сто раз, хоть тысячу повтори: «Я сам по себе! Прошлое – в прошлом!», но когда ты с достойным лучшего применения упорством доказываешь обратное... Не пустыми словами, собственным лицом доказываешь! Четыре проклятых года, день за днём! И кто ты есть после этого, Рэлек из Гезборга?

"Лицемер!" – злорадно шепнул внутри кто-то, очень похожий на него самого, но со злыми насмешливыми глазами.

"Иди к бесу! – огрызнулся он на себя. И повернулся набок, отворачиваясь от равнодушного взгляда неба. – Всё, что мне нужно – это сон. Просто сон, и никакой ерунды в голове. Просто сон..."

5 .

Люди пришли из степи на рассвете.

Семеро... или их там больше? Ты и не разглядел толком – только порты натянул и выскочил на крыльцо, а там уж эти, что во двор успели зайти... Трое. Все при оружии, одеты, как бывалые воины. Первый из них, высокий и прямой точно столб, уже поставил ногу на верхнюю ступеньку. Глянул прямо в глаза сверху вниз. Не глаза – стальные клинки... Как в них посмотрел – так и оглядываться охота пропала...

Собака упредила бы, да Полян, верный старик, умер весной, а Черныш – совсем щенок ещё, сторож из него аховый. Вот и проснулся ты, когда уже за оградой кони захрапели...

Высокий делает шаг вперед, надвигаясь грудью, и ты поневоле отступаешь... обратно в дом, за порог собственного маленького мира, прежде закрытого для чужих. Но эти чужие не спрашивают позволения, они входят самовольно и оглядываются по-хозяйски...

И ты вдруг понимаешь: так в дом гости не входят. Так только беда...

Сестра... Врата Небесные, только бы не проснулась сестра!..

* * *

Он открыл глаза и несколько секунд пытался понять, где он и что с ним творится. Сон вокруг или явь? Кошмар... Вердаммер хинт, это был обычный кошмар! Всего лишь дурной и дурацкий сон!.. Но до чего же явственный и яркий...

Рэлек повернул голову, бросил взгляд на сидящих возле костра людей. Сколько он спал? Непохоже, что долго. Обозники ещё не улеглись, разве что вместо песен перешли на разговоры. Рэлек прислушался...

– ...Из-за Межи, что на севере, эта дрянь то и дело лезет. Последние два года опять худо стало. Всё Пограничье стоном стонет от Гезборга до Борге. "Чёрные" едва управляются.

– Да к чёрным ангелам этих "чёрных"! Бездельникам только от гордости пухнуть да на деньги простого люда жировать. Может, сто лет назад с них и был толк, с пастырей этих, а ныне толку – чуть. Потому и в Пограничье беда, что порядку там больше нету.

– Ты язык-то попридержи, Хэм, – сердитый бас, несомненно, принадлежал Дмирту. – Ты ведь знаешь, какое к "чёрным" отношение в Эгельборге. Знаешь, как о них наместник говорит. Думаешь, "бесову десятину" он столь исправно в свой собственный карман собирает?

– А хоть бы и в свой...

Невидимый Рэлеку Хэм, один из двоюродных братьев тобургского приказчика, осёкся на полуслове. Видать, сам понял, что погорячился. В своих разговорах обозники поминали здешнего наместника редко, словно бы, нехотя, и уже одно это говорило о многом.

– Вот-вот, – почти ласково подытожил Дмирт, – о некоторых карманах лучше помалкивать. Для спины может дорого выйти.

– Так ведь ежели б я в городе... Я ж только при вас. Только при своих...

– Ну да, ну да, – со значением согласился приказчик, – только при своих.

Рэлек почти физически ощутил устремлённые в его сторону взгляды. Благо, глаза он прикрыть уже успел, и изобразить спящего оказалось нетрудно. Само собой, до чужой болтовни ему дела не было и доносительством он никогда не промышлял. Но и доказывать никому ничего не собирался. Иногда проще притвориться, чем объясниться.

– И опять же, – нарушил Дмирт повисшее над поляной напряжённое молчание, – добро всем вам на "чёрных" пенять. Их, если уж по совести, сколь себя помню – каждый год клянут все, кому ни лень. А много ли выродков от Межи до Союза добирается? Вот здесь, между Тобургом и Глетом, часто ли их встречали?

– Волки есть.

– Волки здесь спокон веку есть. И сколько ни трави – не выведутся ещё сто лет. Может, когда из-за Межи их пра-прадеды и пришли, а нынешние уж точно Безлюдных Земель не видали. Местные они давно. И уж, верно, не так страшны, как про них брешут.

– У Кривой Балки месяц назад душееда видали, – возразил Дмирту, судя по голосу, другой его братец, Стониг.

– Кто видал?

– Золко и Кез Блешек.

– Золко? Золко Губа? Ха! Вот уж кто сбрешет – как сплюнет!

– А Кез? – поддержал родича Хэм. – Насчёт Золко согласен, то ещё брехло, но Кез Блешек – мужик с разумением, он врать не станет.

– Это он когда трезвый – с разумением, – ехидно отозвался Дмирт, – а коли в тот день с Золко был вместе, то, верно, душееда того углядели оба на дне бутыли "кукурузной". Кто ещё его видал?

– Больше никто, – нехотя признал Стониг.

– Вот то-то же, что больше никто. И лет двадцать уж никто о них в здешних местах даже не слыхивал. А вам только два пальца покажи, вы тут же бесов поминать начинаете, прости Небо. И-и-иэх!..

Было слышно, как Дмирт сплюнул с досадой. Несколько секунд у костра снова царила тишина, нарушаемая лишь треском пламени. Потом подал голос Осинко:

– Дядь Дмирт, а кто такой душеед?

– Выродок, – отрезал желчный старик, – из таких, с кем встречаться не след. И этим всё сказано.

И снова разговор утих. Рэлек уж решил было, что окончательно, но Дмирт, видать, таки смягчился немного, потому как всё же принялся рассказывать:

– Их ещё иногда "справедливцами" кличут. Дескать, только неправедным они опасны. Но по мне, так лучше любому от них подале держаться, выродки – они и есть выродки. И откуда им разобраться, кто перед ними: праведник или грешник? Позавтракает такой вот справедливец твоей печенью, а на закуску душу выпьет досуха. Всю сожрёт и не подавится.

– Э-э-э... – ошарашено протянул Осинко. – Это ж как же "душу"?

– А вот так вот.

– Но она же... бессмертная!

Осинко не произнёс, он буквально выдохнул из себя своё простодушное, искреннее и по-детски наивное убеждение. Кажется, Дмирт даже опешил слегка, потому как смеяться над пареньком не стал, лишь отрезал сурово:

– Даже у бессмертия предел имеется. И душеед – он из тех, кто предел тот ведает. Наше счастье, что мало их даже там, за Межой, а уж здесь и подавно они гости редкие. Да и сторонятся душееды людей, хоть и тянет их к нам. Потому что они не сильнее обычного человека. Крепкий телом и духом тварь эту скрутит враз. Вот и охотятся они всё больше на больных, убогих да на баб с детишками. А пуще всего – на раненых, умирающих воинов. У тех души сильные, а сопротивляться не могут уже – самое для выродков сладкое лакомство. Поговаривают, частенько душееды на поля после битв приходят. Полакомиться, сталбыть. Потому-то к полю боя всегда чёрные пастыри съезжаются.

– Воно ка-ак... а я-то думал...

"Какая чушь! – Рэлек мысленно фыркнул. – "Чёрных" чужие битвы больше интересуют падальщиками, которых среди выродков немало. Вроде той же трупной саранчи или голого медведя. Может, конечно, и душеедов прибирают заодно, но не ради же них одних..."

– А на кого он похож, дядь Дмирт?

– Похож на кого? – приказчик хмыкнул. – Да вот на тебя похож. Али на меня. Словом, по виду душеед – человек обычный, только бегает без одёжи и на карачках, ровно зверюга дикая. А выдают его глаза. Они белёсые, как у рыбы, и ночью светятся. Кто духом слаб, того он взглядом сковывает, будто гадюка – мышь. И после уж делает с тобой, что хочет, сопротивляться не сможешь... О-ох...

Дмирт потянулся и зевнул.

– Что-то засиделись мы нынче. За полночь уже перевалило. Всем спать, потому как утром поднимаемся, едва светает. А каждому ещё подежурить придется.

– Эх, принять бы на сон грядущий, – вздохнул Хэм, – хоть по пять капель.

– В городе примешь, – недовольно отрезал купец, – а здесь не время... да и нечего.

– Как же, нечего! – хохотнул дмиртов братец. – Вон, на возу зелья – хоть залейся!

– Уж я бы тебе отлил! – Дмирт аж крякнул с досады. – Чтоб глотку свою болтливую сжег враз да впредь стал, как рыба, немым!

– Дык, ежели с умом... Ежели водичкой напополам разбавить...

– Ага... И тухлым яичком занюхать. Не желаешь?

Хэм осёкся, почувствовав недобрые нотки в голосе брата.

– Дмирт, я ж пошутил. Ну, что ты...

– Язык прикуси, Хэмушка. А то, неровен час, укоротят... Вот же бес, Жерек! Я ж тебя хотел с Видкой в первую пару поставить! А ты так и просидел у костра, охламон!

– Да я отстою, – послышался виноватый голос невидимого Рэлеку парня, – мне ж не спится всё равно...

– Не спится ему! Отстоит он! Да как мы уснём, тут же и свалишься мешком!

– Эй, – бросил Рэлек недовольно, и Дмирт сразу примолк, оборачиваясь к медленно поднимающемуся с плаща чужаку. Другие тоже притихли, Рэлек вновь почувствовал на себе взгляды всех обозников разом.

– Не шуми. Я первым встану.

– До-обре, – протянул Дмирт, щурясь с подозрением, видно пытался понять – его громкий голос разбудил чужака, или тот не спал вовсе. Остальные, не иначе, думали о том же, от общей настороженности кожу на лице мелко покалывало, будто крошечными иголками. Мысленно Рэлек усмехнулся: "Впредь будете думать, прежде чем языками чесать".

Как бы то ни было, его предложение оказалось принято. Пока обозники укладывались, Дмирт поднял сына. Тот спросонья часто моргал и ёжился от ночной прохлады.

– Сколько времени-то, батя?

Дмирт машинально сунул руку за пазуху... и тут же замер – видать, сообразил, что Рэлек смотрит. Но было уже поздно раздумывать, и купец, досадливо скривившись, вытащил наружу нечто небольшое, тускло блеснувшее в свете костра. Ну и ну! Часы! Самые настоящие, наручные, старой ещё работы. Неброские с виду, без излишнего украшательства на матово-стальном массивном корпусе, зато потрясающе точные и надёжные. За толстым стеклом две прямые стрелки исправно отсчитывают время. У Видки при виде реликвии сверкнули глаза. Но Дмирт был явно недоволен тем, что пришлось представить сокровище чужому взору. Поколебавшись, он вдруг протянул часы... Рэлеку.

– Держи.

– Бать... – не сдержал разочарования паренёк.

– Цыц! – отрезал старик сурово. – Что скажешь, "мотылёк"? Обращаться умеешь?

Рэлек взглянул на циферблат, слабо светящийся в темноте.

– Без семи двенадцать.

– Умеешь, – удовлетворённо кивнул Дмирт. – Сталбыть, до двух ваш караул, после будите Жерека и Хэма. Часы... Хэму отдашь.

Рэлек кивнул и проводил ушедшего к телегам купца задумчивым взглядом. Надо признать, непростой человек этот бородач. Ох, непростой...

За спиной обиженно фыркнул Видка. Обернувшись, Рэлек встретил полный открытой неприязни взгляд парня, оскорблённого в лучших чувствах.

– Не злись, – посоветовал он ему, – твой отец – мудрый человек.

– Мудр-рый, – Видка аж зубами скрипнул. – Ты ему кто, что он меня, ровно щенка несмышлёного... Сват?! Брат?!

– Чужой человек, – спокойно ответил Рэлек, а про себя добавил: "...чужой, доверия не заслуживающий и опасный".

Он покачал на ладони увесистый хронометр. Солидная штучка. Небось, через десяток рук предков до отца Видки дошла. Сколько такая стоить может – так вот, навскидку, и не прикинешь даже.

– Если сбегу с ней – обидно будет, – Рэлек посмотрел на набычившегося Видку и сухо усмехнулся. Потерять бесценные часы и впрямь обидно, но если ради них сына ножом пырнут – эта беда для старика выйдет несоразмерной первой потере.

– Сбежишь, – Видка демонстративно сжал немалых размеров кулак, – не посмотрю, что ты из этих, из "мотыльков"... Понял?

Рэлек отвечать не стал, молча спрятал драгоценный прибор в карман и вернулся к костру.

6 .

Странный сон никак не шёл у него из головы. Стоило утихнуть голосам обозников, стоило ночи придвинуться ближе к затухающему огню – и Рэлек вернулся мыслями в недавний кошмар. Он не мог восстановить в памяти черты увиденных людей, но почему-то его не покидало ощущение, что эти лица он когда-то уже видел. Когда? Где?.. Нет, не получается вспомнить.

Рэлек поморщился и сплюнул на оранжево светящиеся угли. Зашипело. Сдался ему этот сон, в самом деле! Какой толк ломать голову над тем, что едва ли имеет смысл?! Кошмар и кошмар... и, право же, бес бы с ним! Пусть о смысле сновидений шарлатаны ярмарочные гадают, а ему недосуг.

Он поднялся и положил в кострище охапку толстых сосновых сучьев. Тут же затрещало, язычки пламени взметнулись вверх, швыряя в темноту пригоршни ярких искр. Огонь осветил лицо Видки, сидящего напротив. Паренёк больше не лез с разговорами, не мешал думать, да и вёл себя спокойно – не вскидывался на каждый шёпот ночного леса, не вздрагивал опасливо; по всему видать, дорожные ночёвки были для него не в диковинку. И носом не клюёт, хоть и дураку ясно: тянет его обратно под телегу, досматривать прерванный сон. Справный сын у купчины растёт, надёжная смена... А вот у него, Рэлека, ни кола, ни двора, ни продолжения...

Слева донесся шорох, и он, повернув голову, выругался про себя: "Нет, не оставит он меня в покое! Вердаммер хинт!"

Дмирт, не ожидая приглашения, уселся рядом и качнул головой, глядя на сына:

– Ступай уж, я за тебя посижу. Что-то сон не идёт ни в какую.

Вздохнув, то ли с досадой, то ли с облегчением, Видка утопал туда, где темнели возы и негромко фыркали привязанные лошади.

Помолчали, глядя в огонь. Дмирт бесцельно шуровал в костре длинной кривой веткой, Рэлек просто наблюдал, как разваливается, прогорая, охапка сухостоя. А ещё с невольным напряжением ожидал, когда бородатый приказчик, наконец, откроет рот и скажет...

– Уж не обессудь, не верю я тебе. Вон, даже спать не могу, пока ты сон мой, вроде как, бережёшь. И ведь нутром понимаю, что не разбойник и не предашь ни меня, ни людей моих... Ан, нет к тебе доверия, и всё тут... Почему так, Рэлек из Гезборга?

Вместо ответа Рэлек достал из кармана хронометр и молча вернул его владельцу. Меньше всего ему сейчас хотелось говорить на предложенную тему. Какая, в сущности, разница, доверяет ли встреченному по дороге незнакомцу хозяин двух крытых возов с каким-то очень ценным добром? Ведь нет никакого дела незнакомцу ни до тех возов, ни до того добра, ни до их хозяина. Завтра к вечеру они вместе въедут в городские ворота и забудут друг о друге. Так какого беса этому Дмирту сейчас от него надо? К чему это назойливое и осторожное вытягивание Рэлека на откровенность?

– Тебе по виду лет сорок, – заметил тобургский приказчик. – Ты ведь мог быть среди тех, кто ходил на Зейн... или не мог?

...Вой ветра, гул падающей с небес воды, треск дерева под ногами... штурмовая лестница выгибается тонкой былинкой... люди-муравьишки молча сыплются вниз – в зыбкую от ливня тьму под ногами...

– А хоть бы и мог?

Дмирт задумчиво разглядывал обгорелую ветку в своей руке. На Рэлека он не смотрел.

– И с самим Ласом Кладеном мог быть знаком?

– Мог, – Рэлек подумал и добавил: – Быть.

Ветка ткнулась почерневшим от жара концом в землю и вывела на ней неровную линию. Затем ещё одну – под острым углом к первой. Третьим штрихом Дмирт замкнул контур треугольника и продолжил вычерчивать... Рэлек уже догадался, что именно. И в самом деле, почему он не вытравил проклятую бабочку со своей щеки ещё тогда, четыре года назад? Пройдоха знахарь божился, что даже следа не осталось бы...

– Вот пойми, – пробормотал вдруг купец, – никак не верю я, что в Глет ты случайно идёшь. Ясно же, что не случайно, ан зачем-то тень на плетень наводишь. Не то меня за дурака держишь, не то сам дураком казаться хочешь. Зачем, Рэлек?

– Ну, хватит, – повернулся к Дмирту бывший "ночной мотылёк". – Не ты, почтенный, а я тут дурак дураком. Утомили твои намёки, выкладывай всё, как есть.

Ответить старик не успел. Вой прорезал ночь, будто тонкое лезвие – кусок подтаявшего масла. С низких, утробно рокочущих тонов взлетел на пик, недоступный человеческой глотке, почти ушёл за пределы слышимости, а миг спустя рухнул обратно – ниже, ниже, ниже... и вдруг – резкий обрыв "струны". И лишь напряжённая, звенящая тишина в ушах.

– Ясное Небо, спаси! – Дмирт сотворил охранный знак. – Откуда... это?!

– Из-за реки, – Рэлек, поднявшись на ноги, прислушивался. Лошади беспокойно храпели, кто-то из обозников проснулся и вскочил, чтобы их успокоить; не иначе – едва успевший задремать Видка. Из притихшего и кажущегося испуганным леса не долетало больше ни звука.

– Волк, – неуверенно предположил приказчик глухим тревожным шёпотом.

– Не совсем, – возразил Рэлек. Он недолго раздумывал, принимая решение, потом заявил: – Гляну, что там.

– Рехнулся?!

– Далеко не пойду, – Рэлек нацепил перевязь с саблей, проверил, на месте ли нож. – Только гляну, и назад. А вы от греха самострелы зарядите... только меня уж не дырявьте, когда вернусь.

– Ты вернись сперва, – проворчал Дмирт уже спокойнее – уверенность чужака как-то сама собой передалась и ему.

* * *

Собственно, Рэлек и впрямь не думал забираться далеко. Не охотиться ведь собрался, а всего лишь оглядеться. В отличие от старого приказчика, он не боялся. Саблю, и ту больше по привычке прихватил; случись худшее – хватит ему и ножа. Слух и интуиция его редко обманывали.

Пошёл напрямик через заросли, решив не возвращаться по дороге туда, где разбитые тележными колёсами колеи отворачивали от речного берега вглубь леса. Эдак хоть и по ровному, но добрых сотни три шагов топать придётся, тогда как по прямой до обрыва – вчетверо меньше.

Само собой, Видке он соврал. Глаза его в темноте видели не в пример лучше, чем у обычного человека. Стоило немного отойти от костра и секунд десять постоять в темноте, сосредоточиваясь особым способом... окружающая тьма будто посерела, из неё отчетливо проступили очертания кустов и деревьев, даже сосновые шишки можно было разглядеть без труда. Конечно, не как днём видно, но вполне сносно, чтобы не спотыкаться и не шуметь. Волшебство? Природный дар? Нет, всего лишь правильные тренировки. Десятки, сотни бессонных ночей, выматывающие марши, учебные атаки и засады под покровом темноты. Еловые чащи Пограничья – не чета здешнему светлому бору, а уж тамошние болота... страшнее них был только сотник Трент; по крайней мере, с болотами иногда получалось совладать.

К обрыву он вышел даже раньше, чем рассчитывал. Кусты колючего боярышника нависали прямо над отвесной кручей, сбегающей вниз – к лениво плещущейся воде. Поблизости оказалось подходящее для обзора место: старая изогнутая сосна упрямо цеплялась за самый край песчаного откоса; кустарник почтительно держался от старушки в стороне, и среди причудливо сросшихся корней можно было удобно устроиться. Отсюда, как на ладони, виделся длинный изгиб реки, большая часть косогора правого берега и берег левый – пологий и пустой.

Тихо. Ветерок едва колышет листву, на небе ни тучки. Посреди тёмного полотна реки серебрится дрожащая луна. Вдалеке, за широким заболоченным лугом поднимаются горбы холмов. И, кажется, на многие лиги вокруг – ни огонька, ни души живой... Но кто-то ведь выл здесь недавно, прямо на этом вот лугу.

Долго гадать не пришлось: внимание Рэлека привлекло движение – совсем недалеко, у самой кромки воды. По узкому песчаному пляжу на противоположном берегу бесшумно скользили большие серые тени... слишком большие для обычных собачьих родичей. Их частенько так и кличут "серыми тенями". А пастыри именуют скрайтами. Волки-выродки собственной персоной, именно о них болтали недавно Дмирт и его обозники. Вот только вряд ли приказчик всерьез ожидал встретить этих созданий поблизости. Ведь и впрямь от Межи далековато будет. Скрайты – твари умные, но не настолько, чтобы долго избегать умелых охотников "чёрных". Возможно, слухи об ослаблении Бастиона имеют под собой куда больше оснований, чем прежде казалось Рэлеку?