Текст книги "Шестой ангел. Начало"

Автор книги: Денис Абсентис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Алик, уже изучивший расположение экспонатов, уверенно направился в южное крыло, которое некогда служило часовней монастыря Унтерлинден.

Кроме самого алтаря, здесь можно было посмотреть на произведения Мартина Шонгауэра и его школы. В том числе и на очень известную работу мастера «Искушение святого Антония». Гравюра, созданная Шонга-уэром в 1470–1475 годах, была исключительно популярна и после его смерти. Экземпляр этого оттиска имелся, в частности, во флорентийской мастерской Микеланджело. Именно на основе этой гравюры Шонгауэра Микеланджело написал свою первую картину «Терзания святого Антония» – сейчас это самое дорогое в мире произведение искусства, созданное ребенком. Рвущие святого Антония демоны подсказывали, что ужасы картин Босха имели в истории глубокие и давние корни. Судя по ряду сохранившихся рисунков, Мартин Шон-гауэр участвовал в разработке эскизов Изенхеймского алтаря, и именно этому художнику, с которым община антонитов в Изенхейме уже имела опыт сотрудничества, первоначально планировалось поручить работу. Но Шонгауэр так и не приступил к заказу. Он сам умер от болезни, которую привычно считают чумой, и живописные створки Изенхеймского алтаря будут написаны Нитхардтом лишь пару десятилетий спустя.

Посетителей в музее было немного. В галерее, где расположен алтарь, прохаживалась лишь пара пожилых японских туристов, да одинокая художница с мольбертом перерисовывала вторую створку алтаря с искушениями святого Антония. Эти створки алтаря, которые раньше раскрывались, теперь, для сохранности, просто расположены отдельно, одна за другой. На первой створке было изображено распятие Христа в непривычно диком виде. Жуткого вида мертвец, приколоченный к деревянному трехконечному кресту, вызывал приступ рвоты. Зеленые пальцы трупа были изогнуты в ужасные скрюченные когти, тело покрыто язвами.

– Как видишь, симптомы отравления изображены Нитхардтом совершенно откровенно. Даже такие жесткие детали, как отрывающиеся створки, «отрывающие» Христу правую руку.

– А раздвигаемые внизу подвижные половины пре-деллы алтаря ампутируют лежащему Христу ноги.

– Совершенно верно. В монастырях святого Антония ампутации конечностей были делом обыденным и наблюдаемым ежедневно, что художник и выразил таким образом.

Но не успели мы рассмотреть детали створки и пре-деллы повнимательней, как в галерею зашла группа туристов с экскурсоводом.

Перед алтарем группа остановилась, и экскурсовод продолжила что-то объяснять туристам. Мы подошли поближе и встали неподалеку.

– Глядя на эту картину, можно понять тех, кто видит в Нитхардте далекого провозвестника импрессионизма, – рассказывала экскурсовод. – Нитхардт мастерски играет цветом, тончайшими его оттенками. Если в классическом искусстве цвет подчинен линии и форме, то в «Прославлении Богоматери» на внешней стороне вторых створок он становится главным средством выразительности и как бы растворяет в себе форму. Мастер не просто окрашивает фигуры и предметы, но создает какое-то волшебное и радужное светоносное марево. Цвета смешиваются, перетекают один в другой, просвечивают, порой превращаясь в едва уловимую прозрачную дымку. Именно цвет помогает художнику передать неземные звуки ангельского оркестра и такое всеохватывающее чувство радости, что ему нет названия в человеческом языке.

– Кажется, – прошептал Алик, – Битлз уже давно нашли этому состоянию игры цвета Нитхардта название – «Lucy in the sky with diamonds», или сокращенно LSD. По крайней мере, такова легенда, хотя сами они связь своей песни с галлюциногеном, вроде, отрицали. Но почему психоделическое состояние так часто связывается не только с разными цветами, но и с драгоценными камнями? Вся столь известная разноцветность средневековья не от этого ли?

– Думаю, не только от этого. Даже среди выживших отравление спорыньей обычно заканчивается катарактой, дающей тусклость зрения тем, кто не ослеп совсем. Вот и вся причина средневековой страсти к ярким цветам и разноцветной одежде – им эти кричащие цвета казались обыкновенными.

– Отметьте, – обратилась к вдохновенно слушающей группе экскурсовод, – что пронзенный стрелами мученик Себастьян выглядят почти безмятежно, что еще более контрастно подчеркивает весь ужас богоостав-ленности, и как фигуры женщин, наоборот, буквально пронизаны страданием, тихим и безмерно глубоким у Богоматери, исступленно-острым у Магдалины, словно сгорающей в факеле скорбной любви и духовного сострадания. Посмотрите, как прекрасны их руки – тонкие, одухотворенные, с переплетенными в порыве горя пальцами.

– Ее пальцы, как я понимаю, на самом деле просто скрючены от разрывающей ее огненной болезни, подобно пальцам Христа? – шепотом спросил я у Алика. – И лицо искажено нестерпимой болью не совсем по духовным причинам. Но за какие же прегрешения Господь вдруг оставил святого Себастьяна?

– Хочешь поиграть в искусствоведов? – тихо хмыкнул Алик. – Тогда я бы предположил, что действительно безмятежный Себастьян, считающийся защитником от чумы, просто демонстрирует нам своим спокойно-отрешенным видом контраст между двумя этими болезнями. Чума – это ничто, детский сад по сравнению с огнем святого Антония.

Экскурсовод увела своих слушателей к третьей развертке алтаря.

– На левой боковой створке, – слышался голос экскурсовода, – мы видим сцену встречи святого Антония с отшельником Павлом Фивейским. Легенда повествует о том, что во время разговора двух отшельников вдруг прилетел ворон и принес им целый хлеб. Святой Павел Отшельник, видя удивление Антония, объяснил, что это Господь каждый день посылает ему через ворона половину хлеба, но в этот день по случаю прихода гостя Он удвоил дар и послал целый хлеб. Именно эту сцену изобразил Матиас Грюневальд на створке алтаря. Мы видим птицу с хлебом в клюве – очевидная отсылка к таинству причастия. Некоторые искусствоведы, однако, считают, что это какая-то другая птица, поскольку обычно ворон в христианском искусстве – это воплощение всего бесстыдного, нечистого и неблагочестивого, символ несчастья, греха и смерти, как он может приносить священный хлеб причастия?

Алик прошел к створке и быстро вернулся, качая головой.

– Нет, не понимаю, каким особенным искусствоведческим зрением нужно обладать, чтобы узреть здесь отсылки к евхаристии, если ворон несет булку ржаного, а не пшеничного хлеба? Церковь всегда запрещала такое причастие, требуя только белый хлеб. Монахи прекрасно знали, чем грозит хлеб черный.

– Булка хлеба? Так на Урале говорят. Ты же, вроде, не оттуда, должен был бы сказать «буханка»?

– Зато я теперь поляк по паспорту, твоими стараниями, – вывернулся Алик. – Буханка – это формовой хлеб, а не круглый. Раньше считалось, что слово «булка» заимствовано из польского языка, а в него пришло изначально от латинского «bulla». Папские грамоты, скрепленные большой круглой печатью, называли «буллами». Хлеб у ворона на створке алтаря круглый. Ворон несет в своем клюве смерть, а лекарственные растения вокруг святых – это противоядие, отсюда и нереальный фантастический пейзаж со странной смесью растительности. Нитхардт изобразил все точно. Другое дело, что эти травы не могли излечить Священный огонь, лишь чуть ослабить страдания.

Тем временем группа туристов снова вернулась к первой панели.

– Посмотрите внимательнее на изображение Марии Магдалины, – продолжила свой рассказ экскурсовод. – Обратите внимание на неожиданный и странный изгиб волос Марии в том месте, где они проходят через веревку на ее талии. Некоторые исследователи видят в этом символ внутренне совершившегося в блуднице поворота. О том, что Мария Магдалина рассталась со своим греховным прошлым, свидетельствует еще одна деталь. Мы видим на Марии Магдалине «ризы спасения», в которые Господь облекает обратившихся к нему людей. Под платьем Марии проглядывает драгоценное одеяние из прошитой золотой канителью ткани. Выступающий спереди краешек этого платья играет, по мнению искусствоведов, «поддерживающую», «балансирующую» роль. Без подобранного снизу верхнего одеяния и выбивающейся из-под него драгоценной материи образ оказался бы слишком сильно наклоненным вперед и лишенным равновесия, поскольку в такой позе, в какой изображена на картине Мария Магдалина, не может стоять ни один живой человек. Таким образом, кусочек золотой материи будто ее поддерживает, не давая упасть, что имеет особый смысл. Тем самым это праздничное, дарованное Господом платье предохраняет Марию Магдалину от падения в прямом и переносном смысле.

– Все-таки я обожаю искусствоведов, – восхищенно пробормотал Алик, дождавшись, пока экскурсовод с группой покинули зал. – Кажется, эта одна из немногих профессий, где можно озвучивать свои самые нелепые фантасмагорические фантазии, и никто тебе слова против не скажет. Но излагает красиво, заслушаешься. У меня же лично большие сомнения в том, что Магдалина вообще куда-то падает, я этого не вижу. Нет никакого потустороннего секрета в золотом куске платья Магдалины, художник просто выдерживал пропорции, ему и так пришлось сместить Христа вправо из-за створок, поэтому надо было усилить левую половину алтаря и конкретно каждый портрет. Начиная с Леонардо да Винчи, многие художники сознательно использовали пропорции «золотого сечения». Магдалина могла бы казаться падающей, если бы была беременной. Но тогда Нитхардт – богохульник и тролль. Если же она и в самом деле падает, то это значит, что художник всего лишь изобразил заболевание, у которого эпилептические припадки – один из основных симптомов. А как бы он должен был представить «падучую болезнь»?

– Давай спросим другого специалиста? – я кивнул в сторону художницы, стоящей с мольбертом у второй створки алтаря. – Что она думает по поводу версии, высказанной экскурсоводом, например?

Не дожидаясь ответа Алика, я подошел к художнице и неожиданно остановился пораженный. Девушка к этому моменту как раз закончила перерисовывать панель с искушениями святого Антония, и ее картина вдруг показалась мне даже более живой, чем оригинал Нитхардта. Тягучий страх словно изливался с полотна. Как будто тени неведомого ужаса поджидали смотрящего, готовясь схватить его за горло. Демоны на картине казались удивительно живыми. Мне даже послышался сдавленный крик Антония. Я резко встряхнул головой, прогоняя наваждение.

Художница повернулась ко мне и доброжелательно улыбнулась.

– Вы, кажется, выглядите немного испуганным, – ее рыжие волосы задорно спадали из-под фиолетовой повязки, почти закрывая лицо, но мне почему-то показалось, что девушка подмигнула.

– Ну, немудрено настроится на серьезный лад при виде этого алтаря. Насколько я помню, в девятнадцатом веке Гюисманс так описал это распятие: «Конечно, никогда не изображал в таком натурализме Божественное Тело художник, не опускал своей кисти в такую глубину терзания, в такую гущу кровавых пыток. Это было чрезмерным, было ужасным. Грюневальд выказал себя беспощаднейшим реалистом».

– И вы решили спросить у меня, действительно ли Грюневальд – я, кстати, тоже привыкла называть Нитхардта этим старым, хоть и ошибочным именем – изображал реальность или, как тут описывала зашедший экскурсовод, это все сплошной религиозный символизм? – девушка продолжала сбивать меня с толку своей проницательностью. – Но вы ведь уже знаете ответ, не так ли?

– Мне просто хотелось узнать мнение художника об алтаре и спросить, скорее, не о самом распятии, а об искушениях Антония, о демонах. И конкретно о демоне чумы. Но, признаюсь, ваша картина, кажется, сама уже дала мне этот ответ.

– И какой же ответ вы осознали? – на этот раз я готов был поклясться, что она подмигнула. – Реальность видений или видения реальности? Упомянутый вами Гюисманс, кстати, утверждал, что «демон чумы» на самом деле вовсе ни демон, ни ларва, а просто бедняга, страдающий от огненной болезни. И знаменитый французский писатель был прав.

– Вот мне и показалось, что ваша картина. – тут я замешкался, не зная, как выразить свои ощущения.

– Я хочу перерисовать весь этот алтарь, пока в планируемую в ближайшее время реставрацию он не утерял главного. Того внутреннего, что не видно поверхностному взгляду и безжизненному объективу фотоаппарата. Через три года будет уже поздно, тайна уйдет навсегда.

– Кто-то заметает следы?

– Не спрашивайте, – улыбнулась девушка. – Считайте это лишь моим разыгравшимся воображением. Художники люди впечатлительные.

– Все-таки я спрошу, – не сдавался я. – Я знаю об орденах, знаю об отравлениях спорыньей. Но разве все это не в прошлом? Вы говорите о каких-то наследниках ордена святого Антония?

– Нет, прошлое никуда не ушло, оно продолжает довлеть над умами живых, как выражался один известный теоретик. И здесь он был прав. Но не только архаика былых заблуждений продолжает владеть сердцем сегодняшнего мира, вполне материальные тени прошлого тоже выходят на свет из небытия. Это долгая история. После изгнания из страны иезуитов Людовик XV создал Монастырскую Комиссию по расследованию деятельности орденов и злоупотреблений духовенства. Жить ордену святого Антония оставалось уже недолго. В 1776 году несколько врачей продемонстрировали Королевской Академии Наук действие спорыньи на животных, после чего академики были вынуждены признать, что гангрена наступает от пищи. Но для окончательного решения о вине спорыньи в заболевании огнем святого Антония академики единодушно постановили провести опыты над заключенными, приговоренными к смертной казни, подчеркнув, что это будет наказание преступников, полезное для человечества. Судя по последующим событиям, преступники свою роль нынешних морских свинок сыграли успешно.

– Отравление спорыньей стало научно признанным, и орден антонитов исчез?

– Папа Пий VI не стал дожидаться конца экспериментов, он понял, что дни ордена святого Антония сочтены. Орден стал никому не нужен, тайны «излечения» больных больше не существовало. Рецепт избавления от огня святого Антония оказался прост – нужно прекратить есть черный хлеб. И папа в декабре 1776 года орден антонитов ликвидировал, передав все их имущество Мальтийскому ордену. Как раньше мальтийцы поглотили одних своих конкурентов, тамплиеров, так теперь они овладели и антонитами. Некоторые обители антонитов попытались не подчиниться папе, но в июле следующего года Людовик XVI с подачи Монастырской Комиссии выпустил свой указ о роспуске ордена святого Антония, а потом последние уже остатки ордена были добиты во время Французской Революции. Еще несколько десятков обителей антонитов пытались удержаться в Германии, но тоже недолго. Все тайные знания антонитов и тамплиеров перешли к госпитальерам.

– То есть в результате из трех основных католических орденов, разбогатевших на эпидемиях отравлений спорыньей, остался один, самый могущественный? Впитавший в себя всю силу и древние тайны остальных братств? А что с этим орденом стало потом?

– У ордена святого Иоанна, он же Мальтийский орден, тоже были нелегкие времена. Мальтийцев пытался разогнать Наполеон. Но российский император Павел I предоставил большинству госпитальеров убежище в Санкт-Петербурге и взял орден под свое покровительство. Эти беглые госпитальеры избрали Павла I великим магистром ордена. А в 1799 году Павел I подписал Указ о включении в состав российского герба мальтийских креста и короны. Павла вскоре убили, а орден остался. Мальтийский крест позже выкинет из российского государственного герба Александр I. Но при этом чуть раньше в качестве награды был учрежден георгиевский крест, по образцу того же мальтийского креста. Сегодня Мальтийский орден процветает и представляет собой тайную организацию и загадочное псевдогосударство. Орден признан Организацией Объединенных Наций и имеет при ней особый статус наблюдателя.

– Это, очевидно, и называется итальянской мафией, а наивный дон Корлеоне всего лишь фикция? – пробормотал я вполголоса. – Иезуиты также с орденом госпитальеров тоже были тесно связаны?

– Иезуиты к тому времени проникли и в инквизицию, и во все ордена. Если вы хотите побольше узнать об истории Общества Иисуса и ордена Мальты, то вам следовало бы отправиться в Кельн. Там крупнейший в Европе архив с множеством малоизученных старинных документов. На рубеже девятнадцатого века у иезуитов, как и у мальтийцев, были все шансы уйти в небытие. Но и тех, и других за каким-то дьяволом спасла Россия, – девушка как-то тяжело вздохнула.

– Причина этого мне тоже не слишком понятна. Кстати, сейчас в России вновь аккредитован полномочный посол Мальтийского ордена, а иезуиты появились еще раньше. Мне это показалось странным. Ведь в свое время даже русский поэт Тютчев писал, что далеко не только враги христианской веры питали к ордену Общества Иисуса ожесточенную и непреодолимую ненависть, но и наиболее искренние и преданные своей церкви католики относились к иезуитам не лучше. А православные тем более их всегда недолюбливали.

– Эти ордена – Абсолютное Зло. Зря русские их пригрели. Теперь России эту ошибку придется искупать долго, – художница пристально посмотрела мне в глаза. Затем она вдруг снова улыбнулась, сняла с головы фиолетовый платок, повязала его мне на рукав и быстро ушла в соседнюю галерею. Я удивленно взглянул на Алика.

– Фиолетовый, даже, скорее, пурпурный платок, – хмуро бросил Алик, проводив девушку взглядом. – Знак элевсинских мистерий.

– Да брось ты, при чем здесь древние таинства?

– На руку пурпурную ткань повязывали мистам, то есть посвящаемым в таинство, – глухо пробурчал Алик.

– А кто тогда носил пурпурные повязки на голове?

– Жрецы Элевсина, – серьезно ответил Алик и пошел к выходу.

Я отошел от алтаря и заглянул в соседнюю галерею. Девушки там уже не было.

Глава 14 Загадка Баргера

Мы вернулись в отель, забрали вещи и сели в машину.

– Куда? – спросил Алик.

– В Кельн, – ответил я, выезжая со стоянки. – Последуем совету художницы.

– Уложимся часов в пять, наверное, – заметил Алик. – Только вот архив все равно будет уже закрыт. Давай лучше переночуем в Страсбурге, все равно нам по дороге, а в Кельн поедем с утра?

– Что ж, мы ничего от этого не потеряем, – согласился я. – Полагаю, хочешь проникнуться страсбургской атмосферой для продолжения своего романа?

– Не без того, – не стал скрывать своих побуждений Алик. – Мне не довелось побывать в этом городе. А ведь именно там происходили неистовые пляски Витта, когда толпы обезумевших от отравления спорыньей граждан плясали на улицах и не могли остановиться, пока не падали замертво.

– Я читал, что такие сумасшедшие пляски проходили во множестве городов еще в конце средних веков. Страсбург здесь ничем не выделяется на фоне Меца, Утрехта, Гента или того же Кельна, куда мы все равно едем. Просто случайность, что Страсбург стал более известен в этой связи. Ровно как и отравленные спорыньей «ведьмы» в Сейлеме стали широко известны публике лишь из-за того, что этот мелкий и рядовой по европейским меркам судебный процесс прошел в Америке, а не в Европе.

– Американцы, кстати, до сих пор не могут понять, что сейлемские процессы – далеко не единственный случай, когда спорынья вмешивалась в их историю. Знаменитое Религиозное Возрождение, которое началось с внезапных дергающихся движений верующих, было вызвано ею же. Целые собрания бились тогда в судорогах с истерическим смехом во время богослужения. В диком бреду религиозного исступления люди принимались плясать и даже лаять по-собачьи. Они принимали собачьи позы, ходили на четвереньках, рыча и щелкая зубами. На границе штата Кентукки у первопоселенцев, посещавших собрания в лагерях религиозного возрождения, случались все те же конвульсии, галлюцинации, тряска, маниакальные танцы и «эпилептические трансы», что и в Европе. И подобные эпидемии «возрождения» происходили в Америке неоднократно. Основные волны получили названия «Первого Великого Пробуждения» и «Второго Великого пробуждения». Да и вообще говоря, даже Американская революция в 1775–1783 годах, закончившаяся образованием США, вряд ли случайно проходила на фоне самой серьезной за 18 век эпидемии эрготизма в Европе.

– Насколько я помню, волны этой религиозной мании Возрождения проходили по всей стране, но достигали высшей степени на востоке США? А Сейлем с его ведьмами тоже ведь находится на востоке, в Массачусетсе?

– Там подходящие погодные условия для развития спорыньи. Ирония судьбы – академик Лысенко пытался превратить в «сейлемских ведьм» все население СССР, а его брат, приехав в Америку, поселился именно в штате Массачусетс.

– Погоди, а в 1937–1938 годах ничего подобного в Америке не случалось? Ведь если Чижевский прав со своими солнечными циклами, то для влияния солнца земные расстояния значения не имеют.

– Случалось, конечно. Например, знаменитая паника нашествия марсиан в 1938 году, спровоцированная радиопостановкой «Войны миров». Эта радиопередача вошла в историю. Миллионы людей – а радио в те годы в США слушало 6 миллионов американцев – вдруг поверили в реальность нашествия инопланетян и в ужасе стали бежать из городов. Марсиане кругом! Дороги были запружены машинами. Телефонные линии перегружены. Люди звонили друг другу, советуясь, как спастись от космических пришельцев. Несмотря на уговоры властей и полицейских, население, взбудораженное «пришествием» кровожадных марсиан, никак не могло успокоиться. В такие года даже и без усилий Лысенко у людей пропадает критичность восприятия, и они готовы верить во все, что угодно. Трофим Лысенко своими агроприемами лишь на порядок усилил естественный циклический природный процесс. Репрессии в этот год все равно бы достигли значительно более высокого уровня, но без помощи народного академика дело могло бы закончиться условным «нашествием марсианских шпионов» и десятком-другим тысяч расстрелянных за «сеяние паники». Ну и плюс, конечно, планово репрессировали бы тех политических противников, которых хотели расстрелять и без всякой спорыньи.

– Если это действительно глобальный природный процесс, то спорынья в этот год должна была бы появиться и во многих других странах.

– Она и появилась – в тех странах, где погодные условия не тормозили ее развитие. В Англии в 1937 году ее стали замечать на луговых травах, она сильно досаждала садоводам. В это же время спорынья захватила северный остров Новой Зеландии. В Австралии спорынья стала появляться еще с 1936 года, что вызвало массовые раздраженные публикации в прессе. В Министерство сельского хозяйства были посланы несколько тонн образцов на проверку. Ведь вред от нее был явен и ужасен. К началу 1937 года прибрежные районы Нового Южного Уэльса были поражены спорыньей на 100 процентов. Стали отмечаться случаи отравления скота в районе Лисмора. Но рожь там не растили, а пшеница без Лысенко с самолетами ножниц заражается мало, так что народ ничего не заметил.

– Ты же сказал, что люди там жаловались на вредную спорынью?

– Конечно, еще как жаловались, сейчас я тебе покажу сайт Австралийской национальной библиотеки, там свободный доступ, – ответил с невинным видом Алик.

Я взглянул на его открытый нетбук, подозревая явный подвох. Так оно и оказалось. В марте 1937 года леди и джентльмены из Брисбена жаловались, что совершенно не могут играть в гольф – их чулки и брюки жутко пачкались от медвяной росы спорыньи. Затем Алик задал поиск на испачканные медвяной росой брюки – в следующий раз, судя по жалобам, спорынья появилась на австралийских лугах в 1948 году.

– Следующая волна увеличения репрессий в СССР пошла тоже в 1948 году, то есть опять 11 лет спустя? – спросил я. – Стало быть, исходя из солнечного цикла, в наше время следующую волну психозов, сумасшествий, принятия реакционных законов и неадекватных действий властей нам предстоит увидеть примерно года через три, то есть в 2012 году?

– Циклы сильно плавают, четко предсказать невозможно, не старайся на них вот так прямо ориентироваться, иначе это каббала какая-то получится, – пробурчал Алик, уткнувшись в компьютер. – На практике имеет значение взаимодействие моментов солнечных реперов с погодно-климатическими и трофическими циклами. Скорее всего, спорынья начнет появляться уже в 2010 году, а волна необъяснимых болезней, психозов и народных волнений усилится в 2012-ом и пойдет на спад лишь в 2014-ом, но со вспышкой под конец года, или даже в 2015 году.

– Думаешь, отваливающиеся руки и ноги никто не заметит? – недоверчиво спросил я.

– Да не будут они отваливаться вовсе, дозы не те. И питаются люди теперь далеко не одним только хлебом. В худшем варианте физически пострадают лишь овцы и коровы. Вот у них, вполне вероятно, начнут отваливаться копыта и хвосты. В некоторых городах возникнет паника, подобная «марсианскому нашествию», люди будут из них массово убегать, гонимые страхом. В различных частях света появятся маньяки-каннибалы, иногда любящие раздеваться догола перед нападением на жертву – из-за гипертермии и «волчьего голода», возникающих при отравлении. Это может произойти где угодно, в любой стране, от погоды зависит. Предположу, что подобное будет происходить в Канаде, США или даже в Африке или Индии. Количество зарегистрированных сумасшедших вырастет в некоторых регионах процентов на пятнадцать. Пропадет пара экспедиций или туристов где-нибудь на Урале, подобно мистической группе Дятлова. Их со временем найдут – возможно, без ботинок, с кровавой пеной во рту и с откушенными языками. Будут падать с неба отравившиеся птицы, подобно библейским перепелам. Появятся тысячи больных, утверждающих, что у них под кожей ползают невидимые насекомые или черви.

– Кажется, я уже читал что-то про больных с ползающими под кожей насекомыми несколько лет назад.

– Это пока лишь отголоски прошлой вспышки начала 2000-х, – ответил Алик, – симптомы усилятся во время следующей, на спорынью наложится действие эндофитных грибков. Некоторые мужчины в разных частях планеты, чаще в Индии и Африке, будут жаловаться на «уменьшение члена» – симптом известный еще с «Молота ведьм». У других заболевших возникнут судороги, напоминающие эпилептические припадки, например, непроизвольно начнет дергаться голова. Эти вспышки неизвестных эпилептических заболеваний в самых разных частях мира поставят в тупик врачей. В отдельных поселениях пройдут психические эпидемии с истерическим смехом или с видениями нашествия пауков, как во времена итальянского тарантизма. В школах Африки опять пойдут эпидемии одержимости демонами, там каждый солнечный цикл это случается. Некоторые верующие в Европе и Америке начнут ясно видеть скрытые изображения дьявола на старинных фресках, другие, наоборот, узрят пришествие Девы Марии, что вызовет массовое поклонение святыням. Увеличится количество наблюдений летающих тарелок, особенно летом. Но подобные новости станут лишь достоянием желтых газет и вскоре сойдут на нет. Повысится политическая напряженность, в некоторых областях дело закончится локальными революциями и сменой правительств. Все это будет объяснено исключительно социологическими и экономическими причинами. А произойдет ли то, что я описал, или нет – будет зависеть от нашествия саранчи. И от того, захотят ли определенные силы ради политических целей подыграть природе на манер академика Лысенко.

Я промолчал и решил не развивать тему. Глобальные построения Алика по-прежнему вызывали у меня большие сомнения, нострадамовщина какая-то. При чем здесь загадочно погибшая группа Дятлова, библейские перепела и саранча, я также не понял.

Тем временем мы уже въехали в Страсбург и вскоре добрались до Старого города. Средневековый дух витал над этими узенькими улочками и старыми домами, которые немцы называют «фахверк». Уют, спокойствие, цветы на подоконниках. Трудно было представить, что в этом очаровательном месте в 1518 году несчастные горожане гибли один за другим загадочной смертью во время очередной вспышки «танцевальной чумы», получившей название «пляски святого Витта». Они одержимо танцевали целый месяц и не могли остановиться, умирая от сердечных приступов или просто от истощения.

– Интересно, что до сих пор находятся ученые, отрицающие связь этой танцевальной мании со спорыньей. Многие утверждают, что эти безумные пляски были вызваны хореей Хантингтона, – сказал Алик, задумчиво глядя на кафедральный собор, которым восхищался еще Гете. – На мой взгляд, это прекрасно показывает, насколько люди не умеют и не хотят думать. В научной статье РАН, которую я как раз проглядывал накануне, в одном и том же абзаце утверждалось, что средневековые «пляски Витта» и пляска в Страсбурге в частности – это хорея Хантингтона, которая есть заболевание генетическое, а частота его появления – несколько человек на сто тысяч. Мне даже стало интересно, сколько человек, по мнению авторов, проживало в средневековых городах, если там одновременно плясали сотни и даже тысячи людей?

– Я бы на их месте попробовал вывернуться и выдвинуть гипотезу, что действие спорыньи активировало отвечающий за хорею ген – ведь сам Джордж Хантингтон изучал хорею в штате Коннектикуте, от границы которого до Сейлема в Массачусетсе с его ведьмами – километров семьдесят.

– Увы, никто из ученых об этом не писал ни слова. Может, и зря.

Мы поселились в невзрачном с виду отеле в самом центре Старого города, где обнаружились на удивление просторные и светлые номера. После ужина я зашел к Алику. Он сидел за компьютером и сосредоточенно что-то искал.

– Одарил ли Страсбург тебя вдохновением? Мысли какие-нибудь появились?

– Угу, – отозвался Алик. – Только они совсем не о плясках Витта. Я вдруг задумался об известном химике Джордже Баргере. Помнишь такого?

– Я уже множество материалов перелопатил по спорынье, и не знать об авторе основной монографии на эту тему просто не мог бы. Но к чему ты клонишь?

– По общепринятой версии, Альберт Хофманн синтезировал ЛСД из спорыньи два раза. В 1938 году препарат почему-то показался ему «неинтересным», а в 1943 году вдруг стал очень привлекательным.

– У тебя есть какие-то сомнения в общепринятой версии?

– Конечно, есть. В своей книге Хофманн писал, что его новое вещество не вызвало интереса у фармакологов и врачей, поэтому испытания были прекращены.

То есть какие-то неназванные фармакологи и врачи это вещество якобы проверяли. Как проверяли? На ком? Даже кошки ведут себя под ЛСД так неадекватно, что это должно было заинтересовать любого ученого. Кстати, здесь как раз ключ к тому, почему кошки в средние века считались порождением дьявола. Достаточно было поделиться с ними хлебом или молоком, и перед тобой возникало создание ада с взъерошенной шерстью – так называемая пилоэрекция – и совершенно безумное. Они даже вовсе переставали ловить мышей и кидались на стены. Неудивительно, что кошек сжигали как ведьм и бросали с колоколен. Да и у мышей под ЛСД проявляется двигательное беспокойство и изменения в манере облизываться. Такие эффекты не могли не заинтересовать.