Текст книги "Шестой ангел. Начало"
Автор книги: Денис Абсентис
Жанр:
Прочая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
– Неужели меня так выдает акцент, что вы сразу.
– Нет-нет, – добродушно рассмеялся антиквар, – у вас превосходный немецкий. Но я не зря ношу свои очки и видел, как вы остановились и читали русскую афишу напротив моего магазина. Я и сам довольно неплохо читаю по-русски, а вот за свой акцент мне всегда приходилось краснеть. Но я рад, что ко мне зашел человек, с которым можно поговорить о вещах, не слишком понятных для других. Все-таки русские воспитываются в рамках значительной литературной культуры. Хотя, наверное, времена меняются. Впрочем, не буду брюзжать на современность. Вернемся пока к «Мастеру Страшного Суда».
Рейхардт протянул мне раскрытую книгу. Я взял ее в руки и начал читать с начала страницы.
– С научной точки зрения об этом следует, быть может, пожалеть, – заметил доктор Горский. – Но я доволен, что это случилось. Сольгруб знал, что делал, уничтожая последний лист. Пары, которые вы вдохнули, барон, обладали способностью возбуждающе действовать на все мозговые центры, в которых локализовано воображение. Они его повысили в бесконечной степени. Мысли, проносившиеся у вас в мозгу, сразу же претворялись в образы и возникали у вас перед глазами, словно они действительность. Понимаете ли вы теперь, отчего эксперимент доктора Салимбени обнаруживал свою притягательную силу главным образом на актерах, скульпторах и живописцах? Все они ждали от опьянения яркости образов, новых импульсов для своего художественного творчества. Они видели только приманку и не подозревали об опасности, которой шли навстречу.
Он встал и в неожиданном приступе ярости ударил кулаком по страницам фолианта.
– Адская западня! Понимаете? Центры фантазии суть в то же время центры страха. Вот в чем суть! Страх и фантазия неразрывно связаны между собою. Великие фантасты были всегда людьми, одержимыми страхом. Вспомните о Гофмане, Микеланджело, Адском Брейгеле, Эдгаре По…
– Это не был страх, – сказал я и задрожал от воспоминания. – Страх я знаю, испытывал его не раз. Страх – это нечто преодолимое. Это был не страх, не ужас, а нечто в тысячу раз большее – чувство, для которого не существует слов.
– Фактически Перуц говорит, как он понимает механизм появления того, что мы сейчас называем «бэд трип». – задумчиво пробормотал я.
– Он не зря упомянул здесь Гофмана и Брейгеля. Ведь оба они отразили в своем творчестве отравление алкалоидами спорыньи, даже не догадываясь об этом. Перуц сначала тоже не понимал, какой физический агент мог являться причиной безумия человеческого, и вывел в своем романе некий таинственный курительный состав, вызывающий убийственные галлюцинации. Хотя он уже тогда словно предчувствовал свое будущее открытие, описывая «страшный пурпур трубного гласа» и «чудовищные волны небесного ужасного огня». А спустя десять лет Перуц осознал, что именно рисовал Брейгель, о чем писал Гофман, да и о чем писал он сам.
И тогда в его новом романе появился галлюциногенный грибок, хлебный паразит. Перуц даже догадался, что именно этот грибок вызывал крестовые походы и воздействовал на религиозное сознание. Вспомните поиски барона фон Малхина из романа: «То, что мы называем религиозной истовостью, экстазом веры, будь то индивидуальное или массовое явление, почти всегда носит клинические черты состояния возбуждения, вызванного одурманивающим ядом. Но какой именно дурман вызывает такие последствия? Наука еще не знает этого». Прошло три четверти века, и только сейчас наука начинает признавать, что Перуц был прав в своем прозрении. Крестовые походы и религиозные экстазы – это воздействие спорыньи.
– Не очень только понимаю, при чем здесь упомянутый Гофман. Картины Брейгеля и Босха мне знакомы, их связь с огнем святого Антония, то есть с отравлением спорыньей, довольно прозрачна. Все эти ужасные видения ада, искушение святого Антония, безногие калеки. Даже Микеланджело перерисовывал Антония с рвущими святого бесами. Брейгель в своих картинах вообще изобразил последовательно весь цикл эпидемии – от безумия, галлюцинаций, плясок до гангрены и слепоты. А на следующий год после этого умер – очевидно, он и сам был отравлен грибком. Правда, искусствоведы этого так и не поняли до сих пор.
– Очень интересно вы заметили насчет слепоты, – прервал меня антиквар. – Действительно, отравление спорыньей обычно приводит к катаракте, а в картине Брейгеля «Слепцы» все видят только лишь отражение библейской притчи о слепых. Воистину, те, кто смотрят на эту картину и не видят, что именно она изображает, настоящие слепцы и есть. Как думаете, это случайность или тонкая ирония художника?
– Недавно читал, что современные офтальмологи поставили диагнозы слепцам с картины. У того персонажа, что в синей шапочке посередине, как раз катаракта. Но я все равно не понимаю, какое отношение имеет к спорынье Гофман? У меня в этой связи он вызывает в памяти только своего однофамильца – или, быть может, потомка? – Альберта Хофманна, изобретателя ЛСД. В России эти фамилии традиционно переводят по-разному, но ведь по-немецки они почти одинаковы.
– Неужели вы не читали романов Эрнста Теодора Амадея Гофмана?
– Я в детстве очень любил балет «Щелкунчик» Чайковского по сказке Гофмана, но его романы как-то почти прошли мимо меня.
– А вас никогда не настораживала сама эта сказка? Уродливая ожившая кукла для раскалывания орехов, Мышиный Король?
– Но это же просто сон Марии?
– Сон или галлюцинации? Где провести эту грань? Мы говорим о писателе, чье собрание сочинений Гейне назвал «криком ужаса в двадцати томах». Белинский считал его «живописцем внутреннего мира», а Достоевский перечитывал всего Гофмана по-русски и на немецком. «Эликсиры сатаны» – вот что, по моему мнению, дало Перуцу ключ к тайне. Этот роман, повествующий о жизни капуцинского монаха Медарда, – своеобразный антипод жития святого. На протяжении повествования Медард постоянно подвергается всевозможным дьявольским искушениям, и он не в силах с ними совладать. В руки к монаху попадает легендарный эликсир дьявола, которым тот искушал самого Святого Антония. Старое предание говорило, что даже сам Антоний якобы нечаянно раскупорил однажды бутылку, и оттуда ударили такие одуряющие пары, и такие чудовищные видения ада разом обступили святого, такие зареяли вокруг него соблазнительные призраки, что только молитвами и суровым постом он мало-помалу отогнал их от себя.
– Полагаю, Медард не был столь удачлив, как святой Антоний?
– Однажды в монастырь к Медарду прибыл молодой граф и, не поверив в старую легенду, отпил эликсира из этой бутылки и заявил, что это лишь превосходное старое вино. Медард не выдержал искушения и тоже глотнул из бутылки. И тогда у него стало два лика, два существа. Он отпетый преступник, блудник, убийца, и он же святой. Искушения дьявола настигли его, он даже начал считать себя святым Антонием и сбежал из монастыря в стремлении обратиться в мирскую жизнь. С тех пор Медард будет постоянно разрываться между двумя сторонами своего сознания, и очень скоро это состояние захлестнет заблудшего монаха с головой. И тогда кровавые преступления, которые он громоздит одно на другое, перестанут казаться ему делом собственных рук. Дьявол в романе действует во внутреннем мире монаха, но от этого он едва ли не более осязателен, чем сам князь мира сего. Медард часто слышит чей-то голос в самом себе, его преследует шептание искусителя. Зло персонифицируется в образе двойника – темной половины личности Медарда. Этот двойник всегда будет рядом с монахом до конца его жизни: «поборемся там друг с дружкой, и тот, кто столкнет другого вниз, выйдет в короли и вдоволь напьется крови».
– Почти доктор Джекилл и мистер Хайд, как у Стивенсона? Не думал, что этот сюжет так стар.
– Этот сюжет древен, как само человечество. Таковы основы человеческой психики, а вещества лишь выпускают демонов на волю. Кстати, упомянутый вами Стивенсон тоже написал своего Джекилла и Хайда под воздействием препаратов спорыньи.
– Тот самый вересковый мед?
– Мед из нектара, собранного пчелами с болотного вереска или азалии, может быть «пьяным», или «бешеным» сам по себе. Здесь же все прозаичней – туберкулез, от которого у Стивенсона начались кровотечения в легких. В 1885 году его лечили в местном госпитале препаратами спорыньи – обычным средством викторианской эры для прекращения кровотечения. Не так давно было найдено письмо жены Стивенсона, подтверждающее это. Она писала о безумном поведении Льюиса и связывала его состояние с тем, что эрготин влияет на его мозг. Да и сам Стивенсон всегда говорил, что сюжет пришел к нему во время горячки. Передачу об этом недавно даже показывали по каналу Би-би-си, вы не смотрели?
– Нет, я не слышал о галлюцинациях Стивенсона и все равно пока не понимаю, какое отношение спорынья имеет к Гофману? Только то, что святой Антоний – покровитель больных эрготизмом?
– Симптомы расстройства сознания у монаха Ме-дарда, все эти «шептания сатаны» и яркие видения, вполне соответствуют святоотеческим преданиям о «демонских стреляниях», о дьявольском искушении. Встречаются подобные симптомы и в трудах психиатров, которые, к слову, уделили творчеству Гофмана достаточно много внимания. Но ключ здесь, я полагаю, именно в искушениях святого Антония, в его «дьявольском вине». Впрочем, давайте проверим, не изменяет ли мне память. Будьте любезны, достаньте книгу Гофмана, она там, на четвертой полке слева, – фон Рейхардт указал мне на пыльный стеллаж в углу.
Я поднялся на три ступени старой скрипучей стремянки и дотянулся до книги.
– Еще захватите монографию Августа Гирша, она стоит почти рядом. И там же чуть выше на полке английская энциклопедия Британника. Возьмите том на букву «С».
Минутой позже я спустился с тяжелыми книгами и вопросительно посмотрел на Рейхардта.
– Посмотрите, когда напечатана книга Гофмана.
– В 1816 году, – ответил я, открыв титульный лист фолианта.
– А теперь, пожалуйста, взгляните статью «Спорынья» в Британнике.
Я пролистнул энциклопедию, и мой взгляд тут же выхватил нижнюю строчку статьи, сообщающую о том, что последняя известная большая эпидемия эрготизма произошла в 1816 году.
– Но ведь написано, что эпидемия случилась в Лотарингии и Бургундии, а не в Германии! – воскликнул я. – Да и писал Гофман свой роман, надо полагать, на год-два раньше, чем он был напечатан. Были ли эпидемии в те годы? Может, это просто совпадение? К тому же Гофман был алкоголиком, насколько я помню. Этого достаточно для объяснения его мрачных фантазий.
– Лотарингия граничит с Германией. Ее главный город Мец – бывший германский город, и, кстати, издавна снискал себе славу одного из основных мест распространения психических эпидемий, вызванных отравлением спорыньей. Именно в Меце и его окрестностях тысячи людей корчились в безумных плясках Витта еще с четырнадцатого века. С 1374 года там даже ежегодно сжигали в специальных корзинах по дюжине кошек, чтобы отогнать дьявольское проклятие, поскольку считали этих несчастных животных ведьмами в кошачьем обличии, виновными в насланной порче. Я для этого и попросил вас достать монографию Гирша. Он составил таблицу эпидемий эрготизма, далеко не полную, конечно, но нам хватит и того, что есть. Посмотрите интересующие нас года.
– Эпидемии в 1813 году, в 1814. – озадаченно пробормотал я минуту спустя, откладывая книгу в сторону.
– А в следующем 1815 году хлеб во Франции был настолько сильно поражен спорыньей, что французам даже пришлось закупать муку в России, где погодные условия в том году были лучше. Они закупили зерно в Одессе у грека Григория Маразли, который на этом несметно разбогател. Гофману совсем не обязательно было самому попадать под власть огня святого Антония. Все было очень тесно переплетено. Война, оккупация, Рейнский союз, Шестая коалиция, Ватерлоо, разгром Наполеона. Вернувшиеся из России войска Наполеона тоже пострадали от спорыньи, по крайней мере, под Смоленском. В те годы, когда Гофман писал роман, Франция уже несколько лет была охвачена эпидемией. С давних времен в Европе не было никого, кто бы не слышал о святом Антонии, об его искушениях и видениях. Его имя было у всех на устах и в Германии, и во Франции. Святого Антония боялись, и ему же молились о спасении от его убийственного огня. Да и само вино святого Антония – это не выдумка. Именно таким «эликсиром дьявола» пытались лечить больных монахи ордена святого Антония. Вино это настаивалось на мощах святого Антония, но не в них скрывалась его сила.
– В это вино кроме мощей добавляли что-то еще? – спросил я, вспоминая посещение музея и Изенхейм-ский алтарь.
– Монахи клали в вино корень легендарной мандрагоры, который помогал снять физическую боль. Но создавшая о себе столько мифов мандрагора – сильный галлюциноген, поэтому галлюцинации от спорыньи многократно усиливались действием мандрагоры. Лекарство от безумной болезни само несло безумие. Больные в этих монастырях сходили с ума от открывавшихся им бездн ада. К тому времени, когда Гофман писал свой роман, монастыри уже были закрыты, и он вполне мог встретить своего безумного Медарда воочию в ближайшем трактире. Впрочем, обычно эти сумасшедшие становились таковыми и без особого вина. Даже если огонь святого Антония мог пощадить их тело, то не щадил их разум. Отравленные ядом обезумевшие люди бродили мрачными тенями по улицам городов. А уж разговоры о том, как сатана искушал несчастных видениями, подобными искушениям святого Антония, можно было услышать на каждом углу. Дьяволом западной мифологии, который лишал людей разума, была спорынья. Дьявол – это ее настоящее имя. И этот вечный враг рода человеческого в девятнадцатом веке снова вернулся, чтобы по-прежнему властвовать над людьми.
– Что ж, раз эпидемии шли каждый год с 1813-го по 1816-й, то теперь поражение Наполеона при Ватерлоо в 1815 году заиграло для меня новыми неожиданными красками, – пробормотал я, взяв в руки книгу Гофмана и машинально открыв ее на первой же попавшейся странице. В глаза мне сразу бросился диалог Медарда с папой римским.
– История вашей жизни, инок Медард, – промолвил он, – самая удивительная из всех, какие мне когда-либо приходилось слышать… Верите ли вы в открытое, зримое действие той злой силы, которую церковь называет дьяволом?
Я хотел было ответить, но папа продолжал:
– Верите ли вы, что именно то вино, которое вы украли из зала реликвий и выпили, толкнуло вас на злодеяния, кои были вами совершены?
– Да, подобно воде, насыщенной ядовитыми испарениями, оно дало силы таившемуся во мне ростку зла развиться и разрастись.
Выслушав этот ответ, папа помолчал, затем произнес со строгим, сосредоточенным взглядом:
– Что, если природа распространила законы, присущие человеческому телу, и на духовную жизнь человека, так что и тут подобное порождает лишь подобное?.. И как заключенная в зерне сила непременно окрасит листья развившегося из него дерева в зеленый цвет… так склонности и стремления передаются от поколения к поколению, исключая возможность всякого произвола?.. Ведь бывают целые семьи убийц, разбойников!.. Вот вам наследственный грех, вечное, недоступное никакому искуплению, неистребимое проклятие над преступным родом!..
– Но если сын грешника должен грешить лишь потому, что он унаследовал греховный организм… тогда и греха тут нет, – прервал я папу.
– Ну да, наследственность. Может, это и есть тот самый ключ? – пробормотал я про себя и взглянул на антиквара. – Пожалуй, мне пора идти. Спасибо!
Теперь уже Рейхардт выглядел озадаченным моей реакцией. Я пообещал, что вернусь на днях для продолжения разговора, и выскочил на улицу. Солнце уже спряталось за свинцовой завесой туч, моросил мелкий холодный дождь. Подняв воротник плаща, я быстро пошел в сторону Грабена.
Глава 19 Мистики XX века
После посещения антиквара я отогнал машину в ремонтный бокс к рекомендованному мне мастеру, не задающему лишних вопросов. Ехать на ней нам дальше не стоило, засвечена. Хотя мне все еще было непонятно, как именно нас выследили во Франции.
Подходя к отелю, я заметил Алика. Он сидел в открытом кафе неподалеку и задумчиво пил апельсиновый сок. Странное занятие в такую мерзкую погоду. Да и вообще я просил его не выходить из номера.
– Ну и что там с антикваром? – голос у Алика был сонный и почти безразличный.
– Есть такое мнение, что нас опередили. Кто-то уже приходил к нему в магазин сразу после опубликования объявления и расспрашивал о печати. Но старик ничего о ней не знает.
– Стало быть, мы зря приехали сюда? – разочарованно протянул Алик.
– Да нет, антиквар оказался занятным собеседником. У меня, благодаря этой встрече, даже появилась еще более сюрреалистическая и странная гипотеза, чем твои домыслы о пчелах. А что, если это был запланированный некой влиятельной группой мистиков эксперимент по изменению наследственности?
– Неожиданное заявление, поясни, – вяло зевнул Алик, явно не заинтересовавшись моим предположением.
– Как ты, наверняка, знаешь, первая треть двадцатого века была временем триумфа странных исследований. Но на поверхности мы видим только маленькую верхушку айсберга. Например, относительно рациональное изучение медицины тибетских лам, поддерживаемое значимым представителем богостроительства Горьким, который одобрил финансирование такой программы во Всесоюзном институте экспериментальной медицины. Тот же Горький с удовольствием лечился урогравиданом, препаратом из мочи беременных женщин. По инициативе Горького в 1928 году был создан Институт урогравиданотерапии, которым заведовал доктор Замков, муж знаменитого скульптора Веры Мухиной. Пациентами Замкова были также Молотов, Калинин, Каганович, Буденный, Орджоникидзе. А передовики социалистического производства писали в газеты, что после урогравидана они работают по 14 часов и выполняют план на 300 %. Что это было? Алхимическая работа над формулой энтузиазма? Мечта о долголетии?
– Ученые в те годы действительно работали над формулами энтузиазма и омоложения.
– Да, всем хотелось жить долго, особенно стареющим партийцам. И чтобы член стоял, тоже хотелось. Замков как раз и рассчитывал на успех прежде всего при заболеваниях, связанных с нарушениями половой функции. И якобы именно это натолкнуло его на мысль использовать мочу беременных в лечебных целях. Поток пациентов в клинику «Гравидан» в Хотьково так возрос, что руководство МПС даже построило железнодорожную станцию «57 км.». В 1938 году больницу закрыли, на ее базе в результате символично создали психиатрическую лечебницу, а статья о гра-видане и докторе Замкове исчезла из новой редакции Большой Медицинской Энциклопедии. Хрущев, придя к власти, переименовал станцию «57 км.» в Абрамцево, чтобы стереть последние воспоминания.
– Ну и как это связано с Лысенко и со спорыньей, по-твоему? Уринотерапия и сегодня в России процветает, тут мистики никакой нет, только глупость.
– Погоди, не перебивай. Я должен обозначить известные факты. Доктор Замков проводил клинические эксперименты на красноармейцах, проходивших лечение в госпиталях, и на наркоманах в нервно-психиатрической лечебнице. Он организовывал экспедиции на Северный Кавказ якобы для борьбы с эпидемией малярии, где произвел инъекции своим гравиданом тысячам больных. Не из-за похоти большевики прониклись его работой, но этого никто сейчас не понимает. Нет, задача была куда серьезней. Передать как можно больше духа истинных коммунистов – вот что было у них на уме. Людей изучали, как животные механизмы, которые можно перевоспитать и выдрессировать. Не зря Бухарин, интересующийся опытами Павлова, писал брошюрки типа «О слюноотделении у рабочих».
– Кто из нас фантаст, ты или я? – Алик поднялся из-за столика и махнул рукой в сторону отеля. – Пойдем лучше в номер, а то я уже начинаю мерзнуть.
Мы поднялись в номер, я открыл нетбук, чтобы уточнить некоторые моменты, а Алик подошел к окну и стал внимательно изучать свинцовые облака, повисшие над городом. Потом он тоже взял компьютер и уселся напротив, сонно зевая. Час спустя он вопросительно поднял глаза на меня.
– Мы смотрим на обстановку, тогда существующую, современными глазами, – ответил я на его молчаливый вопрос, – а сейчас многое из того, что тогда происходило, покажется достаточно странным. Спецотдел ВЧК Глеба Бокия. Загадочный центр Единого трудового братства – структурное подразделением советской разведки, созданное в 1925 году с одобрения члена ЦК Москвина, одной из задач которого было якобы выяснить путь в Шамбалу, хотя на самом деле это было лишь прикрытием настоящей задачи по управлению людьми. Барченко, автор мистических романов «Из мрака» и «Доктор Черный», читающий лекции по оккультизму на Лубянке. Секретная лаборатории нейроэнергетики, финансируемая спецотделом при ОГПУ в течение 12 лет, вплоть до 1937 года, когда все ее сотрудники были расстреляны. Все это вызывает непонимание. Профессор Иванов, которого мечта о долголетии толкала на безумные эксперименты. Ведь на полном серьезе тогда пытались скрестить обезьяну с человеком. И народ поддерживал. Со всех уголков СССР женщины-добровольцы присылали профессору Иванову в Сухуми заявления с желанием забеременеть от шимпанзе, пойманных в Гвинее.
– Что-то не помню такого про обезьян, – отозвался Алик.
– Сейчас об этом «Красном Франкенштейне» достаточно хорошо известно, да и тогда эти опыты никто не скрывал. Николай Горбунов, управляющий делами Совета Народных Комиссаров СССР, помог выделить 10000 долларов Академии наук для африканских экспериментов Иванова. Не особо замалчивали проект даже в 1928 году, когда на западе в марте появились статьи о том, что большевики хотят вывести в специально организованном для этих опытов сухумском питомнике новую расу советских людей из гвинейских обезьян. Тут можно спорить, Замков или Иванов был прототипом профессора Преображенского в романе Булгакова «Собачье сердце». А можно и не спорить, ведь это не важно – оба занимались в конце концов одним и тем же делом.
– Многие тогда подобные идеи выдвигали. Еще в 1929 году советский генетик Серебровский разработал план радикального улучшения генофонда населения путем искусственного осеменения женщин спермой наиболее выдающихся мужчин.
– О чем и речь. Это история становления страны Советов с ее утопическими проектами создания нового общества, новой природы, «нового человека», совершенно новой, с нуля, «советской» нации. Стране нужны были коммунисты, истинные ленинцы. Создать новую породу людей – вот главная мистическая задача тайного клана.
– Хм. – Алик, казалось, наконец, проснулся и стал быстро что-то искать в сети. – Иванова, получается, арестовали еще в первую волну. А Горбунова, поддерживавшего его опыты, расстреляют только в 1938-ом. Но вообще-то, мне на эту тему скорее припоминается поддерживающий необходимость синкретизации социализма и религии «богостроитель» Богданов, основатель первого в мире Института переливания крови. В его экспериментах как раз слились эти два аспекта – долголетие и создание нового человека.
– Как раз сейчас читал о его опытах и заметил характерный нюанс. Первое в истории переливание крови связывают с папой Иннокентием VIII. Неверно, кстати, связывают – ведь папа кровь должен был не перелить, а просто выпить, переливать тогда не умели. Три мальчика, кровь которых должна была папу вылечить, от потери крови умерли, если верить современнику папы историку Инфессуре. Это известная история, но никто не обращает внимания на интересный штрих – в русском переводе «Дневников» Инфессуры, изданных в 1939 году Государственным антирелигиозным издательством, этого момента нет. То есть такая, казалось бы, пропагандистки важная деталь для характеристики папства – мечта воинствующего безбожника! – цензурируется.
– Потому что ничего «мрачного» про переливание крови на тот момент писать нельзя?
– Вероятно, а то еще умершего при переливании крови Богданова начнут с папой-вампиром ассоциировать. Большевики – это ведь не партия, а орден, включающий несколько уровней посвящения. Тот самый «орден меченосцев внутри государства», как называл ленинскую партию Сталин, был лишь прикрытием для настоящего ордена. Большинство большевиков, прости уж за каламбур, было совершенно не в курсе мистической составляющей движения. Но среди них существовали разные псевдорелигиозные кланы, впитавшие в себя орденско-католическую культуру и парахристианскую мистику. Напомню, например, что Феликс Дзержинский вообще рос ревностным фанатичным католиком и готовился стать иезуитом, хотя при этом ненавидел ксендзов.
– Ну, Дзержинский, вроде, мистиком не был.
– Нет, он не мистик. Бердяев, попавший к нему на допрос, считал Дзержинского просто фанатиком, и упоминал, что тот мечтал стать монахом. Наиболее мистически были настроены другие персонажи – сторонники герметизма, которые считали, что в силу принципа аналогии понимание той или иной причинной связи может дополняться магическим воздействием на действительность. В основном это были выходцы из школы Горького на Капри, мечтающие не просто модифицировать христианство, но провести социальную модернизацию в стране, используя в качестве инструмента религиозное реформирование. Скорее всего, даже Ленин был не совсем в курсе их взглядов – он бывал у Горького на Капри только пару раз, а также писал яростную критику против «богостроительства». Помогали же Горькому основывать школу Луначарский и Богданов. Последнего по настоянию Ленина из партии вовсе исключили, а Луначарского пропесочили за попытку придать научному социализму характер религиозного верования.
– Не помогло, как я понимаю?
– Нет, «красные маги» были ребятами упорными и все равно продолжали развивать свою тему. Это был не древний эллинский герметизм, а его средневековое переложение в духе мистических рыцарей-розенкрей-церов. Не случайно символом более высокой ступени братьев в созданном ВЧК «Едином трудовом братстве» служила красная роза с лепестком белой лилии и крестом, означавшая полную гармоничность. Знак Розы и Креста был позаимствован у розенкрейцеров, а лилия, по утверждению самого Барченко, взята из позднесредневековых трактатов «Мадафана». Кстати, на допросах в 1937 году Барченко показал, что имел личную печать со знаком солнца.
– Ну да, все это прямые отголоски магической философии тайных христианских сообществ и католических орденов. Я припоминаю, что Богданов посещал в Швейцарии лекции Штайнера, который еще раньше открыл в Германии розенкрейцеровскую школу.
– Да, именно тогда «красный мистик» заинтересовался магическими свойствами крови, что вылилось в написанный им фантастически-мистический роман «Красная звезда» о марсианских вампирах. Под влиянием учения Генделя и Штайнера он захотел объединить все нации во Всеобщее Братство методом перемешивания крови. Христианский символ Фомы Аквинского, Благой Пеликан Христос, давно стал символом воскрешения, как и феникс, символ «химического христианства» розенкрейцеров. Как Христос-пеликан по средневековым представлениям выкармливал своей кровью своих птенцов-христиан, так и с помощью методов Богданова старые партийцы должны были «выкормить» своей кровью молодых. А в обмен они получали молодую кровь, продлевающую им жизнь.
– Универсальное решение.
– Да, универсальное. Идеология первого в мире Института Переливания крови заключалась в создании системы глобальной циркуляции крови старых и юных большевиков, при которой старые партийцы заряжаются энергией юности, а молодые усваивают от старых верность большевистским идеям. Однако отец «вампирического коммунизма» Богданов слишком быстро умер во время опытов на себе, заразившись кровью молодого студента. Комсомолец с перелитой «партийной» кровью при этом выжил, но метод себя скомпрометировал. Необходимо было найти более действенный способ по переделке человеческой природы. В конце концов, мистические большевики неспроста позиционировали себя инженерами человеческих душ.
– Кстати, Богомолец, последователь Богданова и следующий директор института, как раз и прикрывал расследование Хрущевым мора лошадей на Украине в 1937 и в 1938 годах, – вспомнил Алик. – Массовая гибель лошадей была, вероятно, вызвана микотоксинами то ли спорыньи, то ли фузариума, но все комиссии, расследующие этот инцидент, в полном составе постоянно расстреливали, обвиняя их самих в саботаже и в отравлениях. Однако из двух грибков, которыми этот мор объяснили официально, один, похоже, не существует вовсе, а другой, который упоминал в мемуарах сам Хрущев, с 1938 года почему-то эпидемий у лошадей не вызывал. Зато эту комиссию не расстреляли – такой диагноз всех устроил.
Алик сел на диван, помолчал с минуту, словно споря сам с собой, и отрицательно покачал головой.
– Ну, хорошо, это все и так известно, я могу вспомнить еще с десяток образцов мистического бреда тех времен. Да и вообще в начале 30-х было очень много откровенно шарлатанских проектов. После их краха, иногда связанного просто с разворовыванием денег, на подобных рационализаторов прошла серия гонений, а под них попали и вполне научные проекты, потому что никто не мог разобраться, где жулики, где нормальные ученые, а где парахристианские мистики. Границы были размыты.
– Кажется, они и сами не всегда могли разобраться, кто они есть. Пресловутый Барченко, кстати, еще вместе с известным дрессировщиком Дуровым проводил опыты по передаче мыслеобразов – замечу, с одобрения академика Бехтерева. Поэтому показательно, что именно Барченко был отправлен исследовать ме-рячение – какой-то странный самопроизвольный транс, насколько я помню.
– Это северная разновидность кликушества, – пояснил Алик. – Я бы сказал, гипнотическая разновидность. Впадающие в мерячение начинали беспрекословно выполнять команды или приказания. Женщине можно было приказать бросить в огонь своего ребенка, и она послушно бросала. То есть у больных развивалась чрезмерная патологическая внушаемость, что не могло не заинтересовать мистический клан большевиков. Именно такие механизмы зомбирования они и искали. Полагаю, что за кликушество и за мерячение ответственна все та же спорынья, это особые подвиды отравления, действие алкалоидов полиморфно. Но прямая связь с Лысенко от меня по-прежнему ускользает.
– Лысенко отвергал идею генов в качестве переносчиков информации. Генетика, в том виде, как она трактовалась тогда, сравнивалась рупором его идей, Презентом, с игрой в футбол. Сам фундамент генетики нужно было перестроить, ибо, по их мнению, наследственность можно воспитать. Но если можно изменить наследственные признаки у пшеницы, то почему нельзя изменить их у людей? Лысенко утверждал: «сумейте изменить тип обмена веществ живого тела, и вы измените наследственность». Здесь стоит вспомнить его известные слова на втором Всесоюзном съезде колхозников-ударников: «В нашем Советском Союзе, товарищи, люди не родятся, родятся организмы, а люди у нас делаются». То есть надо было сделать как раз то, что описано в книге Перуца – изменить психику этих «организмов» под действием спорыньи. Различия между генотипом и фенотипом расплываются. Мозг становится податливым и расположенным к перепрограммированию. Все тот же вопрос установки и обстановки. Можно сформировать сознание нового человека. Именно поэтому книга Перуца была запрещена, а переводчик его книг Исай Мандельштам арестован. Не помогла ему врожденная осторожность, хотя, опасаясь расстрела, он даже «знакомых выбирал безобидных как гренки в бульоне», как о нем писал Осип Мандельштам.