355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дэниел Истерман » Имя Зверя » Текст книги (страница 8)
Имя Зверя
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 23:41

Текст книги "Имя Зверя"


Автор книги: Дэниел Истерман


Жанр:

   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

Глава 15

Большую часть утра Майкл и Айше провели, слушая радио. Телевидение вообще не работало. Радиопередачи возобновились вскоре после девяти, начавшись длинной серией цитат из Корана. В половине одиннадцатого в эфир вышел главный шейх эль-Азхара Мухаммед Фадль Аллах Хасанайн с благочестивой проповедью, призывающей правоверных подчиняться тем, кого Аллах поставил над ними, наделив властью, и избегать любых форм гражданского неповиновения – зла, не меньшего, чем неверие. Затем последовали очередные выдержки из Корана, на этот раз оглашенные шейхом Абд эль-Рахманом Юсуфом Хамуда, популярным артистом Египта.

Ровно в одиннадцать часов ведущий представил «его превосходительство» Али Надима, главу совета революционного командования, избранного новым президентом. Надим был объявленным вне закона главарем экстремистской группировки, известной под названием Дифа эль-Наби, «Защита Пророка». Он говорил тихо и неторопливо, но в голосе его слышался плохо сдерживаемый триумф.

Группа офицеров-мусульман захватила командование над вооруженными силами. Начальники штаба были арестованы незадолго до рассвета и казнены по обвинению в государственной измене и делу Аллаха. Но по-настоящему они будут наказаны, бесстрастно произнес Надим, когда попадут в адский огонь.

Другие находились в тюрьме в ожидании суда. Военные и группы мусульманских активистов к этому времени захватили уже ключевые позиции по всей стране. Все порты и аэродромы закрыты, и телефонная связь с внешним миром временно отключена «с целью дать стране достаточно времени, чтобы приготовиться к отражению коварного нападения, которое в самом скором времени будет осуществлено империалистическими антиисламскими силами, сионистами и масонами».

Экс-президент Сабри был схвачен при попытке бежать из страны с миллионами долларов, украденными им у притесняемого и страдающего народа Египта. Сейчас он находился под домашним арестом и в должное время будет осужден и наказан за разнообразные преступления против ислама, египетского народа и человечности.

– Все это очень печально, – сказала Айше, услышав о Сабри. – Он был честным человеком. Он никогда ничего не крал.

Она рассказала Майклу, что неоднократно встречалась со свергнутым президентом, восхищалась им. Он изо всех сил старался сделать процветающей страну, погрязшую в нищете и постоянно сотрясаемую внутренними раздорами. Ее муж Рашид тоже восхищался Сабри, хотя и не во всем одобрял его политику. Однажды он сказал ей, что если когда-нибудь сам станет президентом, в его кабинете всегда найдется место для Аббаса Сабри. После исчезновения Рашида президент отправил Айше личное послание, выразив искреннее сочувствие и пообещав сделать все, что в его силах, чтобы освободить ее мужа.

Айше знала, что в действительности преступление Сабри заключалось лишь в активном противодействии наступлению фундаменталистов и их попыткам превратить Египет в теократическое государство. И она знала, что за это он окажется на виселице.

Надим обещал возмездие за грехи, совершенные против Аллаха и Его народа. Никто не будет забыт, всех призовут к ответу. Теперь все должны посоветоваться со своей совестью и решить, каким образом загладить былые грехи. Самое правильное для тех, кто боится, что поступал неправильно или совершал преступления, сказал Надим, будет предать себя в руки новообразованной религиозной полиции – «мухтасибина». С теми, кто раскаялся и стремится исправиться, государство готово поступить милосердно. «Руки Аллаха широко раскрыты, – сказал он, – чтобы обнять даже самых закоренелых грешников. Отдайте себя на Его милость. Не призывайте на свою голову Его гнев».

Дебютировав таким образом на политической сцене, Надим отправился исполнять то предназначение, которое, по его мнению, было возложено на него. Затем диктор зачитал новые выдержки из Корана, длинные медицинские суры, посвященные судьбе, ожидающей врагов Пророка, призывы к верующим обратить свою жизнь и свое имущество на служение Аллаху. Вскоре после двенадцати к микрофону подошел человек, представленный как глава религиозной полиции Египта. Его звали Абд эль-Карим Тауфик, он говорил ровным голосом, начисто лишенным каких бы то ни было эмоций. Это был голос хирурга, рассказывающего об ампутации, которую он собирается провести, знающего, что его аудиторию тошнит, но не обращающего на это внимания.

Он повторил слова Надима о выгодах для тех, кто не станет ждать, пока у дверей его дома окажется отряд «мухтасибина». Затем он приступил к чтению длинного списка врагов Аллаха, чья судьба заочно уже решена секретными религиозными трибуналами, созданными уже много лет назад. Эти обвиняемые будут арестованы, предстанут перед теми же самыми трибуналами – на сей раз открытыми – и понесут должное наказание. Хотя он не уточнял, что именно их ожидает, представить было нетрудно.

Майкл выключил радио, и комнату наполнила напряженная, вибрирующая тишина. Поднявшись, он подошел к окну. Улица была пустынна. Город замер, дрожа от страха и предчувствий. Майкл чувствовал, как вдоль улиц разливается осязаемая, нервная сила, скользящая по темным переулкам, мимо домов, за стенами которых, затаив дыхание, собрались все жители города, ожидая стука в дверь.

Он повернулся к Айше. В ее глазах стояли слезы. – Дорогая, – произнес Майкл, – я не могу подсказать тебе, что ты должна и чего не должна делать. Тебе решать, как поступать. Но я боюсь, что твоя жизнь может оказаться под угрозой. Твоего имени не было в списке, но это ничего не значит. Могу поспорить, что это не последний список. Вероятно, уже готовятся десятки других.

Он замолчал. Айше ничего не говорила, по-прежнему ошеломленная неожиданностью и масштабами случившегося. Многие, попавшие в список, были ее друзьями, людьми, которых она любила и уважала.

– Я должен сказать тебе кое-что, – продолжал Майкл. – Сегодня утром при встрече с Ронни я согласился кое-что сделать для него. Я пообещал съездить в Александрию, провести там одно расследование. Это могу выполнить только я. Но мне страшно. И еще страшнее оставлять тебя здесь одну.

– Тогда я поеду с тобой.

Майкл покачал головой:

– Нет, это было бы неразумно.

– Почему?

– Айше, этот вопрос обсуждению не подлежит.

Даже не проси.

– Потому что это опасно?

Майкл неохотно кивнул.

– Вдвоем мы будем подвергаться большей опасности, – сказал он. – И прежде всего ты.

– Почему тебе позволено рисковать, а мне нет?

Кто и когда это придумал? – Ее щеки покраснели от гнева; Майкл обращался с ней точно так же, как все мужчины с тех пор, как она появилась на свет. – Потому что ты мужчина, а я нет, да?

Ее гнев расстроил Майкла.

– Нет, – ответил он. – Я думал вовсе не об этом. Просто я профессионал. Меня научили, как обезопасить себя. А тебя – нет. Пол тут никакого значения не имеет. Если бы ты была мужчиной, я бы все равно не взял тебя. Но если бы ты была женщиной-агентом и мне была бы нужна помощь, я бы взял тебя без раздумий. Это опасное задание, и я не могу позволить себе брать на него человека, который может сделать ошибку, о котором я буду постоянно беспокоиться. Я... я не хочу, чтобы ты погибла, Айше.

– Тогда зачем тебе вообще ехать?

Майклу было непросто объяснить это. Но он постарался. Он рассказал Айше о взрывах, о поезде с куклами и книгами в бумажных обложках, залитыми кровью, о предателе в Воксхолл-Хаусе и неисчислимом вреде, который он может нанести.

– И не только в Лондоне, Айше, не только в Англии. Здесь тоже. Может быть, здесь даже больше, чем где-либо. Кем бы и чем бы ни был этот эль-Куртуби, я думаю, что он может оказаться бесконечно более опасным, чем любой из людей, стоящих за переворотом. Нам дали отсрочку, и мы должны ею воспользоваться. Никто не собирается посылать войска, чтобы навести здесь порядок. Эти люди не угрожают поставкам нефти на Запад; у них нет ядерного оружия. Все, что они собираются сделать, – убить многих египтян, а для многих других сделать жизнь невыносимой. Никто не намерен развязывать из-за этого войну.

– Да, – кивнула Айше. – Это было бы слишком просто. – Она помолчала. – Ты надолго уезжаешь?

– Не знаю. Может быть, я сумею узнать все, что нужно, за несколько дней, а может, это займет недели. Но я ничего не смогу сделать, если не буду знать, что ты находишься в безопасности.

– Я вернусь в свою квартиру. Люди Рашида будут охранять меня. Там...

Майкл покачал головой:

– Нет, там ты не будешь в безопасности. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из друзей Рашида знал о твоем местонахождении. Среди них наверняка найдутся осведомители. Ты не должна никому доверять. Нет ли какого-нибудь другого места, где ты можешь скрыться, где никому не придет в голову тебя искать?

Айше немного подумала. Ее будут искать у родителей, в домах родственников...

– Может быть, Махди? – сказала она наконец.

– Профессор?

Она кивнула.

– Я знаю, что могу доверять ему, – сказала Айше. – Кроме того, он знает про Рашида.

Майкл кивнул. Это было разумно.

– Ты уверена, что ему можно доверять?

– Абсолютно.

– А ты уверена, что он пустит тебя к себе?

– Уверена. Он живет совсем рядом. В Имад-эль-Дин.

– Прекрасно. Мы отправимся туда чуть позже, когда все немного утрясется. А пока оставайся здесь.

Улыбнувшись, Майкл протянул руку и погладил ее по щеке. Ее кожа была холодной. Она не отстранилась, позволив погладить себя, как кошка, едва терпящая прикосновение хозяина. Майкл медленно опустил руку.

– Нельзя позволить, чтобы это встало между нами, – прошептал он.

– Рашид тоже так говорил, – ответила она, – и тоже не понимал.

– Чего не понимал?

– Что долг – еще не все. Что ты должен увидеть настоящую жизнь за теми вещами, которые кажутся наиболее важными. Именно из-за этого происходят кровопролития. Люди в первую очередь думают о самом важном, и со временем все остальное теряет всякое значение. Но наша жизнь состоит из мелочей. Рашид не смог этого понять и был убит, Этот самый Надим, все его фанатики – они не понимают, что именно на самом деле важно для людей. Хотелось бы мне знать, как они разговаривают со своими женами и детьми. А ты, Майкл, ты точно такой же, как они. Ты должен спасти мир, и тебя не волнует, что может случиться с людьми вроде меня, которые всего лишь пытаются найти смысл в мелочах.

– Я не забочусь о мире, – ответил он. – Я забочусь о тебе.

Айше подняла глаза. Ее залитое слезами лицо было бледным. «Не от страха, – подумал он, – не от гнева, а от непонимания, настолько глубокого, что оно душило ее, не давая вздохнуть». Она дрожала, в комнате было холодно, во всем чувствовалась зима.

– Правда? – спросила она.

На улице все холодало. С севера дул резкий ветер. В воздухе пахло морозом и снегом. К тюрьмам украдкой двигались первые крытые грузовики с арестованными.

* * *

По улице медленно шагал человек. Проходя под окнами квартиры Майкла, он поднял глаза, затем, достав из одного кармана маленький блокнот, а из другого ручку, сделал какую-то пометку. Убрав ручку и блокнот, он двинулся дальше.

Глава 16

Понедельник, 29 ноября

Майкл отсутствовал неделю, которая показалась Айше целым месяцем. Они никогда раньше не расставались больше чем на день, и она теперь с трудом переносила разлуку, у нее было такое чувство, будто он бросил ее. Она проводила все дни в квартире Махди, как птица в клетке, постоянно глядя в полуприкрытые ставнями окна на улицы, которые все еще казались безжизненными.

Махди каждый день, как все последние тридцать лет, отправлялся в университет. И всякий раз приносил плохие новости. Новый режим не теряя времени закручивал гайки. В университетах и колледжах, заведениях, которые связывали с наступлением Запада на чистоту ислама, начались чистки. В Американском и Каирском университетах, так же как и во многих других учебных заведениях, преподаватели получали письма, извещающие, что в их услугах больше не нуждаются. Преподавание социологии, антропологии, философии и европейской культуры было полностью прекращено. Программы других дисциплин радикально пересматривались, чтобы удовлетворить требования новой идеологии. В мечетях и мусульманских школах по всей стране набирались преподаватели Корана, исламских традиций, толкователи шариата.

Все это само по себе было достаточно серьезно, но гораздо более тревожили известия об арестах преподавателей и студентов в кампусе и за его пределами. Аресты, если верить рассказам, сопровождались казнями. Махди осторожно выяснял в музее, не интересовался ли кто-нибудь Айше, но, судя по всему, она еще не привлекла внимания властей. Ее отсутствие на работе было замечено, и в ближайшем времени ей предстояло решить, возвращаться в музей или нет. Слишком долгое отсутствие могло быть принято за признание в каких-то грехах.

Однажды она вышла на улицу, чтобы позвонить Майклу в отель «Сесил», где он остановился. Они поговорили о каких-то несущественных мелочах, не чувствуя облегчения от разговора. Он не сказал ей ничего о своей работе и о том, насколько успешно она продвигается. Никто не знал, какие телефоны прослушиваются, какие – нет.

Этим утром Махди, как обычно, отправился в университет. В 10 утра он должен был прочесть лекцию о Кушитском вице-регентстве. Но уже в половине одиннадцатого он вернулся домой.

– Все в порядке, Айше, – крикнул он, войдя в квартиру. – Это я, Айуб. Я вернулся пораньше.

Айше вышла в коридор и застыла на месте. Профессор прислонился к двери, крепко закрыв глаза и с трудом держась на ногах. Он тяжело дышал и был сильно возбужден. Его седые волосы были растрепаны, рукав пальто оторван, как будто он с кем-то дрался.

Услышав ее шаги, он открыл глаза.

– Нас прикрыли, – пробормотал он еле слышно и неразборчиво.

Айше никогда не видела профессора таким. Взяв его за руку, она помогла ему пройти в гостиную.

– Что случилось? Что произошло?

Он опустился в кресло и сгорбился, спрятав лицо в ладонях.

– Айуб, с вами все в порядке? Может, вызвать врача?

Он медленно покачал головой, затем постепенно выпрямился.

– Включи радио, – сказал он.

Они договорились, что в его отсутствие Айше должна строго соблюдать тишину. Когда Махди был дома, они разговаривали шепотом и всегда под музыку. Айше включила приемник. Передавали классические мелодии. Популярные песни были запрещены.

– Явстрял в спор, – объяснил он, – с группой этих мухтасибов. Религиозная полиция! Какая глупость! Некоторые из них раньше были моими студентами. Можешь такому поверить? Помнишь Салима Ахмада? Пять лет назад он получил степень доктора философии за работы по Нубии.

Айше кивнула. Она помнила Ахмада.

– Он был одним из них. Причем вожаком, насколько я мог понять. Он сказал мне... – Профессор вздрогнул. Его лицо стало серым, как зола. – Он сказал, что я враг Аллаха, потому что провел всю жизнь, восстанавливая прошлое, – «джахилийя», как он назвал его, – эпоху варварства до принятия ислама. Я прославлял ее, сказал он, привлекал к ней внимание, которого она не заслуживает. Выкапывал тела неверных царей, выставлял статуи ложных богов в стеклянных витринах на всеобщее обозрение и почитание. Он сказал мне, что Пророк, завоевав Мекку, разбил идолов в Каабе. Они сделают то же самое, сказал он, без всякой жалости.

Айше села рядом с ним. Сердце у нее колотилось. Она начала понимать.

– Что вы имели в виду, когда сказали: «Нас прикрыли»?

Махди посмотрел на нее с болью.

– Наш департамент. Археология – запрещенная тема. Нет, это не совсем так. Исламская археология будет поощряться. Но изучение «джахилийи» должно прекратиться. Музей... – Он запинался, как будто язык отказывался произносить слова. – Музей должен быть закрыт, а его экспонаты проданы или уничтожены.

– Но...

– Все, Айше. Все, что мы спасли и сохранили. Древние памятники не продашь. Я думаю... я боюсь, что они действительно хотят уничтожить некоторые из них.

– Уничтожить их? Но зачем? Ведь ясно...

– Они говорят об очистке страны от всех следов «джахилийи» и всего неисламского. Физически и в умах людей. Никто не знает, на что они способны. Они видят мир через такую узкую щель!

Айше принесла ему бренди в большом хрустальном бокале. Профессор с жадностью хлебнул и расслабился.

– Нам придется поэкономить спиртное, моя дорогая, – сказал он между глотками. – Всю выпивку в Египте выливают в канализацию. Должно быть, в трубах сейчас полно пьяных крыс.

Айше засмеялась и покачала головой:

– Нет, Айуб, вы же знаете, что это не так. Все крысы вылезли на поверхность.

– Айше, ты не должна так говорить, иначе навлечешь на себя неприятности.

Она посмотрела на стены комнаты, ограничивающие ее свободу не хуже тюремных стен.

– Я думаю, что и так нажила достаточно неприятностей, – ответила она.

– Твой молодой человек не может вытащить тебя отсюда? – спросил Махди. – Я достаточно пожил на свете, чтобы понимать, что у него должны быть полезные знакомства. Почему он не свяжется со своими людьми, чтобы тебя вывезли из Египта? Всегда найдется какой-нибудь способ.

– С какими своими людьми?

– С англичанами. Они будут довольны, если ты окажешься у них. Когда в Европе начнется оппозиционное движение, ты сможешь принести огромную пользу. Я считаю, ты должна подумать об этом. Айше отвела взгляд.

– Вы знаете, что я вовсе не хочу этого, – сказала она. – А что касается англичан или кого-либо еще – кто знает, чего они хотят? Если они решат, что могут иметь дело с этим режимом, они не станут долго колебаться. Любой, способный вставить им палки в колеса, будет немедленно депортирован. Новые европейские иммиграционные законы позволяют без всякого труда избавляться от неудобных людей.

– Ты должна потребовать политического убежища. Мало у кого найдутся такие убедительные причины просить его, как у тебя.

Айше покачала головой:

– Убедительность моих причин зависит только от политической ситуации. Сегодня меня могут впустить в страну, а завтра – выслать обратно.

– Тогда почему вы с мистером Хантом не поженитесь?

– Вы же знаете, что это невозможно.

– Почему? Из-за Рашида?

Айше кивнула.

– В таком случае ты имеешь вес в политике.

– Возможно, Айуб, я больше не хочу об этом говорить. Слишком рано что-либо решать.

– Едва ли тебе дадут такую роскошь, как время, чтобы все обдумать.

– Простите. Я найду для себя другое убежище. Здесь я только усложняю вам жизнь.

– Я вовсе не имел этого в виду. Ты знаешь, что можешь оставаться у меня столько, сколько хочешь. Мне доставляет удовольствие видеть тебя здесь. Если мы будем придерживаться наших правил, никто не узнает, что ты здесь. Нет, я просто имел в виду, что, судя по всему, чем дальше, тем становится все хуже. Оставаясь здесь, ты просто оттягиваешь решение.

– Знаю. А вы? Что вы собираетесь теперь делать? Как вы будете жить? Вам обещали какую-нибудь пенсию?

Профессор засмеялся:

– Знаешь, что заявил этот мерзавец Салим Ахмад? Он предложил мне купить щетки и ваксу и стать чистильщиком ботинок, чтобы хоть раз в жизни принести обществу пользу.

– А вы не спросили его, зачем он получил ученую степень?

– С этого и начался спор.

– А в данный момент? У вас есть какие-нибудь идеи?

– Да, – ответил Махди и взял свое пальто со стула, на который его кинула Айше. С сожалением взглянув на оторванный рукав, он надел пальто.

– Поеду в Гизу, – сказал он. – Я слышал, как один из них говорил что-то о работах, которые они ведут у пирамид. После того, что они говорили об уничтожении древностей, мне хочется лично посмотреть, что они затевают.

– Вы сошли с ума. Вам нельзя туда ехать. Пирамиды наверняка оцеплены.

– Возможно. Но я должен посмотреть сам. Если они разрушают памятники, надо же кому-то подать голос. Вызвать через ЮНЕСКО международный протест.

– Я поеду с вами.

Профессор покачал головой:

– Ты не сделаешь ничего подобного. Я сам справлюсь. Если ты поедешь со мной, ты только навлечешь беду на нас обоих. Оставайся здесь. Когда я увижу, что там происходит, мы сможем обсудить, что делать дальше.

Он выключил радио и нежно поцеловал ее в щеку.

Дверь закрылась, оставив Айше в тишине, наедине с мыслями. На улицах, скрытых от ее взгляда, она слышала тихие шаги Аллаха, обшаривающего город в поисках греха.

Глава 17

К двум часам Махди не вернулся, и Айше начала беспокоиться. Она слишком хорошо знала профессора, чтобы думать, что он пойдет на неоправданный риск; но в эти дни немного было надо, чтобы оказаться арестованным и предстать перед революционным судом.

Еще через полчаса она бесшумно выскользнула из квартиры. В радиопередачах упоминались новые правила, касающиеся женской одежды, и Махди в соответствии с ними принес для нее тяжелое длинное платье и черный платок. Чувствуя смущение и неловкость, она попыталась поймать такси.

Ей понадобилось много времени, чтобы найти водителя, готового отвезти одинокую женщину до новой Гизы на другом берегу реки. Остаток пути до пирамид, по словам водителя, ей придется пройти пешком, «как и всем остальным». Айше не решилась уточнять, что он имеет в виду.

Он высадил ее на западной окраине города, неподалеку от Шари-эль-Ахрам, широкой туристической дороги с многочисленными ночными клубами, которая вела к пирамидам. Айше заплатила, сколько запросил шофер – непомерную сумму, – и направилась к дороге.

Подойдя поближе, Айше услышала громкий жужжащий звук, как будто пчелы кружились над ульем. Затем, пройдя между невысокими домами и повернув за угол, она увидела, что на дороге полным-полно людей – мужчин и женщин в черных одеждах. Вокруг их голов были повязаны белые ленты с религиозными лозунгами, стихами из Корана или благочестивыми восклицаниями. Они шагали с опущенными головами, двигаясь в одном направлении, на запад от города. Одни шли молча, другие тихо бормотали молитвы, беспрестанно шевеля губами.

Айше стояла на обочине и некоторое время глядела на них. Никто не повернул головы в ее сторону. Никто ничего не сказал ей. Она слышала только слова молитв, нестройное бормотание языков, шарканье ног и иногда кашель. Айше заметила в толпе детей; слишком маленьких, еще не умеющих ходить, несли на плечах родители. Некоторые из детей плакали, но большинство молчало, запуганное окружавшей их похоронной атмосферой.

Сперва она так и подумала, что это похоронная процессия – предание земле людей, погибших при перевороте. Но здесь не было ни трупов, ни гробов, ни катафалков. Толпа растянулась, насколько хватал глаз, как огромная черная змея, выползающая из города. Небо над головой было цвета старого свинца. Птиц в нем не было.

Она безмолвно скользнула в толпу. Одна из женщин уступила ей место, но не произнесла ни слова. Казалось, что все погружены в свои мысли. В толпе была напряженность, мрачная целенаправленность, которая пробирала Айше до костей. Бормотание вокруг нее поднималось и стихало, как шум моря.

Пока они шли, она заметила людей, лежащих по обочинам дороги, преимущественно стариков и старух. Никто не останавливался, чтобы позаботиться о них. Ничей взор не останавливался на них. Ей показалось, что некоторые из них мертвы, а другие скоро умрут. Она шагала вперед не останавливаясь, будто подхваченная приливом. Шарканье и бормотанье отдавалось в ее ушах. Она хотела поднять руки и заткнуть уши, но не осмеливалась привлекать к себе внимание, и шла дальше, приноровив свой шаг к скорости толпы и думая, удастся ли ей когда-нибудь выбраться из нее.

Через некоторое время Айше осознала, что в ней растет беспокойство. Она чувствовала, что что-то произошло или происходит. Затем, когда процессия оказалась на повороте дороги, она поглядела налево. Уже давно должны были показаться пирамиды. Где же огромный монумент Хуфу, четкий неподвижный силуэт, поднимающийся над пустыней? Горизонт был пуст. Айше снова подняла глаза. Там, где должна была находиться Большая пирамида, над горизонтом висела бледная луна. Казалось, это обман зрения, но как она ни напрягала взор, она не видела ничего, кроме луны. С сердцем, выпрыгивающим из груди, она заковыляла дальше. Она начинала понимать. Мухтасибы говорили Махди о пирамидах, этих нерушимых символах «джахилийи». Айше задержала дыхание. Воздух был морозным, собирался дождь.

Когда они подошли к отелю «Мена-Палас», она пробралась к краю толпы, чтобы лучше видеть. Перед ней, на плато, стояла самая большая из трех пирамид, вернее, то, что осталось от нее. Она была уничтожена – или, скорее, разобрана – примерно наполовину, поднимаясь не более чем на двести футов. Чуть дальше она видела угол пирамиды Хафре, тоже разрушенной. Ни о чем не думая, Айше повернулась к женщине, шедшей справа от нее.

– Я не понимаю, – сказала Айше. – Почему их разбирают? Зачем?

Женщина посмотрела на нее так, как будто она только что вышла из летающей тарелки.

– Вы ничего не знаете? Где же вы были все это время? Наверно, вы единственный человек в Каире, который ничего не слышал об «ахрамат». Что вы здесь делаете, если ничего не знаете? – В глазах женщины промелькнуло подозрение.

Айше забормотала:

– Я... я слышала... что тут ведутся какие-то работы. Что... что правительство просит помочь.

– Помочь? – фыркнула женщина. Ей было лет сорок, и ее лицо можно было бы назвать добродушным, если бы оно не было таким напряженным. Ее глаза сидели в покрасневших глазницах как маленькие виноградины. В них лежала тяжелая печаль, придававшая лицу трагическое выражение. – Помощь они получают с избытком. Каждый день людей здесь все больше и больше. Я прихожу уже в пятый раз. Говорят, что мы закончим работу к концу священного месяца, но Аллаху алам, Богу виднее.

Айше посмотрела на уцелевшее огромное основание пирамиды. Закончат? К концу Рамадана? Месяц поста начинался через неделю и продолжался двадцать восемь дней. Пять недель на то, чтобы разобрать то, что возводилось десятилетиями?

– Но зачем? – спросила она снова. – Для чего все это?

– Мы избавляемся от «джахилийи» раз и навсегда. От пирамид, от храмов, от идолов. Мы уничтожаем ложных богов Египта. Покончив с ними, мы разрушим церкви с их крестами и иконами. – Женщина замолчала, переводя дыхание, и показала пальцем вдоль дороги. – Видите эти грузовики? Они увозят камни, которые мы сбрасываем вниз на строительство стены.

– Стены? Какой еще стены? – Айше подумала, не сошла ли женщина с ума. Затем она взглянула на полуразобранную пирамиду и поняла, что безумие здесь коллективное.

– Большой стены, которую мы строим, чтобы защититься от врагов ислама. Говорят, когда ее закончат, она протянется вокруг всего Египта и будет иметь десять метров в высоту.

Когда они подошли еще ближе, Айше разглядела паутину лесов на восточной и северной сторонах пирамиды Хуфу и тяжелые механизмы, поднимающие камни и грузящие их в ожидающие машины. Большую часть работы выполняли вручную сотни и сотни рабочих, рассыпавшихся по боковой стороне пирамиды. Они покрывали ее как армия черных мух, усеявших труп. И среди тысяч людей только она одна рыдала.

На глазах у Айше какой-то человек сорвался с края полуразобранной Большой пирамиды и разбился о камни. Некоторые повернулись посмотреть на него, затем с прежним энтузиазмом принялись за работу. Разбившиеся люди, конечно, будут причислены к мученикам. Тысячи лет назад другие люди умирали, поднимая те же самые каменные блоки. Другой век, другие боги, но точно та же суетность, подумала Айше.

Процессия достигла линии контрольных пунктов, расположенных в том месте, где раньше Туристский информационный центр обозначал вход на территорию пирамид. Труд тысяч людей пытались как-то организовать. Айше подумала, что позже, когда зайдет солнце, привезут еду и воду. Поспешно воздвигнутые бараки слева, на площадке для гольфа, без сомнения, служили туалетами, хотя людей около них почти не было. Другие удобства здесь, очевидно, считали излишними.

Прибывавшие люди поспешно назначались в бригады для работы на одной из трех пирамид. Других бесцеремонно загоняли в автобусы, выстроившиеся вдоль боковой дороги в Назлат-эль-Самман. Женщина объяснила Айше, что этих людей отобрали для работы на одном из нескольких уже сооружающихся участков стены и что вскоре их отвезут в пустыню, где чуть позже начнется работа.

Она сказала, что Айше будет работать на одной из пирамид. Женщины главным образом занимались тем, что подбирали внизу упавшие камни и нагружали ими плетенные корзины, которые примерно каждые полчаса увозила машина-мусоровоз. Дети всех возрастов в рваной одежде бегали, подбирая и перетаскивая камни. Хотя это была добровольная работа, многие люди выглядели измученными, некоторые едва держались на ногах. Айше заметила, что по всей территории на равных расстояниях друг от друга стоят вооруженные люди – очевидно, из религиозной полиции. Она попыталась представить, что случится, если кому-нибудь придет в голову бросить инструменты и отправиться домой. Она решила, что это окажется непросто.

Айше старалась держаться подальше, думая, каким образом выбраться из толпы и незаметно направиться к южному полю, где была расположена гробница. Ей пришла в голову мысль, что Махди мог пойти туда в безрассудной попытке спасти экспонаты или оборудование... Но у нее ничего не вышло: толпа, движущаяся по узкой дороге, несла ее вперед, к контрольному пункту. Мухтасиб приколол к плечу Айше значок, даже не взглянув на нее, и показал пальцем:

– Иди все время направо, – сказал он. – И придешь к задней маленькой пирамиде. Вдоль дороги расставлены указатели.

– Менкауре? Вы про нее говорите? – выпалила Айше, не подумав, и прикусила язык.

Мухтасиб удивленно взглянул на нее, как будто она сказала какое-то богохульство.

– Я не знаю, как она зовется. У нас нет имен для домов идолов. Шевелись, нельзя тратить времени.

Айше снова почувствовала, что ее несет вперед. На ее значке была лишь цифра "3", и дорожные указатели с теми же самыми номерами указывали дорогу к самой маленькой из трех пирамид, ближайшей к южному полю, к которому она и стремилась попасть. Хотя бы это было небольшой удачей.

Она как раз достигла развилки дорог, одна из которых уходила на запад, а потом на юг к пирамидам Хафре и Менкауре, а другая на юго-восток к Сфинксу и Храму в Долине, когда из ниоткуда возник человек, грубо схватив ее за руку.

– Стой! – сказал он. – Куда тебя назначили?

Айше безмолвно показала на свой значок. Мужчина сорвал его и бросил на землю.

– Ты там не нужна, – заявил он. – С маленькой пирамидой почти покончили, и ты будешь там бездельничать. Мне нужны женщины для работы на стене. Автобус скоро отправится. У нас есть два места, но нужно поторапливаться.

И, крепко сжимая ее руку, он потащил Айше к автобусам, стоящим с работающими двигателями на вытоптанной площадке для гольфа.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю