Текст книги "Добыча. Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть"

Автор книги: Дэниел Ергин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 88 страниц) [доступный отрывок для чтения: 32 страниц]

Но Гринуэй не менее страстно преследовал и другую цель – превратить „Англоперсидскую компанию“ в лидера нефтяного рынка Великобритании. Он часто повторял, что предприятие должно стать ядром „полностью британской компании… свободной от иностранного влияния в любом его виде“. Это был очевидный выпад в сторону „Ройял Датч/Шелл“. Гринуэй реанимировал призрак „угрозы „Шелл“, нападая на построения сэра Маркуса и его коллег, направленные на „защиту мировой монополии нефтяной торговли“. Снова и снова Гринуэй с соратниками обвинял „Ройял Датч/Шелл“ в нарушении интересов Великобритании, в „извлечении больших прибылей из продажи Германии нефтепродуктов „ив том, что эта компания становилась „серьезной угрозой нации“5.

Все эти обвинения были столь же неискренними, сколь и недостоверными. Торговец Детердинг, натурализовавшийся и проведший военные годы в Лондоне, в значительной мере идентифицировал свои интересы и интересы своей компании с интересами союзников. Что касается Маркуса Сэмюеля, он был просто ярым патриотом Великобритании и заплатил высокую цену за защиту ее интересов. Один из двух его сыновей, содержавший перед войной дом призрения для бедных мальчиков в лондонском Ист-Энде, был убит во Франции, когда вел свой взвод в атаку. Сэмюель и его жена опубликовали в память о молодом человеке его стихи. Другой его сын умер после войны от последствий полученных ранений.

Толуол – важный ингредиент взрывчатого вещества тринитротолуола -обычно изготавливали из угля. В 1903 году химик из Кембриджского университета обнаружил, что его можно с большой производительностью получать из сырой нефти, добываемой „Шелл“ на Борнео. Сэмюель попытался действовать в интересах Адмиралтейства, но там его доклад встретили со значительной долей скептицизма и отказались от предложенных поставок. Через одиннадцать лет, в начале войны, было сделано повторное предложение – и снова оно было отвергнуто. Даже когда стало почти очевидно, что Германия делает тринитротолуол из сырой нефти с Борнео, британский флот остался равнодушен. Но картина быстро поменялась, когда к концу 1914 года производство толуола из угля уже не соответствовало требованиям времени, и Великобритания столкнулась с риском остаться без взрывчатки. Она нуждалась в толуоле из нефти, но производить его было негде. Фабрика по производству толуола была уже построена „Шелл“, но не в Британии, а в Роттердаме, в нейтральной Голландии. Мало того – было ясно, что германские компании использовали именно производство роттердамской фабрики для изготовления тринитротолуола.

Сэмюель и его коллеги воплотили в жизнь дерзкий план. В одну из ночей конца января 1915 года завод в Роттердаме разобрали, комплектующие пронумеровали и замаскировали, после чего отвезли в порт и погрузили на голландское грузовое судно, которое отплыло во тьму навстречу британским эсминцам. Следующей ночью, по совпадению или нет, дезинформированные о дне операции немцы торпедировали похожее голландское грузовое судно у входа в гавань Роттердама. Тем временем оборудование толуолового завода уже достигло Великобритании, где за несколько недель было вновь смонтировано в Сомерсете. Этот и второй, построенный „Шелл“ впоследствии, заводы удовлетворили 80 процентов потребностей британской армии в тринитротолуоле.

Несмотря на продолжающиеся нападки Гринуэя, „Ройял Датч /Шелл“ приобрела большое значение для союзников. Фактически „Шелл“ действовала как главный координатор нефтяных вопросов. Она организовывала поставки нефти для британских вооруженных сил и для всех военных операций, обеспечив прибытие необходимых грузов с Борнео, Суматры и из США к железным дорогам и аэродромам во Франции.

Таким образом, „Шелл“ в некотором смысле была центром британских военных операций. Правительственных чиновников стала беспокоить гипотетическая возможность ссоры с ней в тот момент, когда она более всего необходима. Они стали негативно реагировать на нападки Гринуэя и его соратников. Действительно, Гринуэй настолько „заигрался“, что настроил многих в правительстве против „Англо-персидской компании“. На его стратегию построения комплексной компании, которая должна была выйти за пределы Персии, обратили пристальное внимание. В Уайтхолле прошли многочисленные дебаты, в ходе которых чиновники попытались сформулировать цели компании, 51 процент акций которой правительство только что приобрело. Состояли ли они только лишь в „обеспечении гарантий снабжения флота“, как сказал один скептик из казначейства? Или необходимо создать комплексную государственную нефтяную компанию, национального лидера, и затем помочь этой компании в расширении ее коммерческих интересов на весь мир? Некоторые решили, что было бы разумно согласовать эти интересы с послевоенными нуждами Великобритании. Они мечтали о том времени, когда „нация обеспечит себе такую же независимую позицию в отношении нефти, какая имеется сейчас в отношении угля“. Однако в августе 1916 года Артур Бальфур, преемник Черчилля на посту первого лорда Адмиралтейства, усомнился в компетентности правительства „отвечать за политику мощного синдиката, имеющего дело с современным товаром первой необходимости“. Обсуждалась возможность различных слияний, в том числе схемы, обеспечивающие приоритет британских интересов перед голландскими в группе „Ройял Датч /Шелл“. Эти дебаты ни к чему не привели во время войны. На повестке дня стояли более насущные вопросы.

„ДЕФИЦИТ ГОРЮЧЕГО“

Еще в 1915 году у Великобритании не возникло особенных проблем с поставками нефти для военных нужд. Но уже в начале 1916 года ситуация изменилась. Лондонская „Тайме“ в январе 1916 года писала о „дефиците горючего“, а в мае призвала ограничить „гражданское“ его потребление в пользу военных нужд.

Причин разразившегося нефтяного кризиса было несколько. Все больше ощущался недостаток тоннажа танкеров. Германские субмарины срывали поставки нефти, других материалов и продуктов питания на Британские острова. Двигатель внутреннего сгорания дал Германии дизельные субмарины – это единственное, в чем она имела преимущество на море. Германия отвечала на организованную Великобританией экономическую блокаду и общее превосходство на море подводной войной не на жизнь, а на смерть.

Другой причиной кризиса стал быстрый рост спроса на нефть, связанный с „военным“ потреблением как на фронтах, так и в тылу. Столкнувшись с дефицитом, правительство ввело систему рационирования, но она дала лишь временный эффект.

Трудности вновь дали о себе знать в начале 1917 года, когда Германия развязала масштабную подводную кампанию против кораблей союзников. Эта кампания в итоге оказалась грубой ошибкой, поскольку заставила Соединенные Штаты отказаться от нейтралитета и вступить в войну. Результаты подводных атак были значительными и ощущались очень остро. Потери тоннажа в первой половине 1917 года оказались вдвое больше, чем за тот же период 1916 года. С мая по сентябрь „Стандард ойл оф Нью-Джерси“ потеряла шесть танкеров, в том числе новый „Джон Д. Арчболд“. Среди танкеров, потерянных за время войны „Шелл“, оказался „Мыорекс“ – судно, которое Маркус Сэмюель в 1892 году первым направил через Суэцкий канал для осуществления великой миссии. Политика Адмиралтейства предусматривала поддержание запасов, достаточных для шести месяцев потребления. Но к концу мая 1917 года запасы составляли лишь половину необходимого уровня, и недостаток горючего уже начал сказываться на передвижениях британского флота. Ситуация стала настолько серьезной, что предлагалось даже прекратить строительство кораблей с нефтяными двигателями и вернуться к углю!

Серьезный дефицит 1917 года дал мощный толчок выработке британским руководством логически обоснованной национальной политики в отношении нефти. Чтобы способствовать более благоприятному ходу войны, а также обеспечить позиции Великобритании на рынке в послевоенные годы, к координированию этой политики были привлечены различные комитеты и учреждения, в том числе Топливная администрация. Похожим образом реагируя на усиливающийся кризис, французское правительство учредило Государственный нефтяной комитет. Но в итоге в обеих странах пришли к выводу, что единственное реальное решение проблемы находится в США. Ключевым элементом снабжения были суда – танкеры. Из Лондона в Америку летели тревожные телеграммы. В них заявлялось, что королевский флот встанет на прикол и не сможет действовать, если Соединенные Штаты не предоставят Великобритании большего тоннажа. „Германия побеждает, – в отчаянии писал в июле 1917 года американский посол в Лондоне. – Они в последнее время потопили столько танкеров, что эта страна [Великобритания]может очень скоро оказаться в опасной ситуации – возможно, горючего не хватит даже королевскому флоту… Это очень серьезная опасность“. „Сейчас проблема нефти важнее любой другой, – предупреждал палату общин Уолтер Лонг, государственный секретарь по делам колоний. – Джентльмены, вы можете располагать людьми, амуницией и деньгами, но если у вас нет нефти, которая в настоящее время является величайшей движущей силой, все ваши преимущества мало чего стоят“. В этом же месяце в Великобритании запретили развлекательные автомобильные поездки7.

Ввиду тотальной германской подводной кампании ситуация с нефтью быстро ухудшалась и во Франции. В декабре 1917 года сенатор Беранже, руководитель Государственного нефтяного комитета, созданного по образцу британского нефтяного комитета предупредил премьер-министра Жоржа Клемансо, что нефть в стране закончится к марту 1918 года – как раз к началу очередного весеннего наступления. Уровень поставок на тот момент был столь низок, что Франция не выдержала бы более трех дней в случае серьезного германского натиска, такого как под Верденом, когда пришлось бросать в бой большие танковые отряды, чтобы сдержать немецкое наступление. В декабре 1917 года Клемансо обратился к американскому президенту Вудро Вильсону с настоятельной просьбой о немедленном предоставлении дополнительных танкеров емкостью в сто тысяч тонн. Заявляя, что бензин, „как кровь, важен для надвигающихся сражений“, он сообщал Вильсону, что „срыв поставок бензина вызовет немедленный паралич наших армий“. И зловеще добавил, что дефицит способен даже „принудить нас к миру на невыгодных для союзников условиях“. Вильсон откликнулся, и необходимый тоннаж был предоставлен.

Но все эти меры были явно недостаточными. Нефтяной кризис вынуждал США и их европейских союзников к более тесной интеграции в вопросах снабжения. В феврале 1918 года была создана Конференция союзников по нефти, призванная объединять, координировать и контролировать все поставки нефти и танкерные перевозки. Ее членами стали США, Великобритания, Франция и Италия. Конференция немедленно показала свою эффективность в распределении поставок среди стран-союзниц и их вооруженных сил. Однако именно „Стандард ойл оф Нью-Джерси“ и „Ройял Датч/Шелл“ реально обеспечили работу системы, поскольку доминировали в мировой торговле нефтью. Такая объединенная система – наряду с использованием конвоев для защиты танкеров от германских подводных лодок – решила проблемы снабжения союзников нефтью до конца войны.

КОРОЛЬ ЭНЕРГЕТИКИ

Немалую роль в создании Конференции союзников по нефти сыграли собственные энергетические проблемы Америки. Очевидно, что американская нефть оказалась ключевым элементом войны в Европе. В 1914 году США добыли 266 млн баррелей нефти – 65 процентов ее мирового производства, а к 1917-му добыча выросла до 335 млн баррелей, и составила 67 процентов общемировой. Четверть добытой в США нефти шла на экспорт, в основном в Европу. Поскольку доступ к российской нефти закрыли война и революция, Новый Свет стал теперь для Старого „нефтяной житницей“ – Соединенные Штаты удовлетворяли 80 процентов нефтяных потребностей союзников. Однако после того, как Америка вступила в войну, ситуация с нефтью для нее весьма осложнилась. Теперь нужно было снабжать американские и союзные войска, американскую военную промышленность, а также удовлетворять гражданские нужды. Как обеспечить достаточные поставки и эффективное распределение? Все эти вопросы встали перед Управлением по проблемам топлива, созданным президентом Вильсоном в августе 1917 года в рамках общей экономической мобилизации. Перед всеми воюющими государствами стояла одна и та же задача -приспособить индустриальные экономические системы, развивавшиеся в последние полвека, к военным нуждам. В каждой из стран мобилизация усилила роль государства в экономике и создала новые связи между правительством и частным бизнесом. Не стали исключением и США.

Главой отдела по нефти Управления по проблемам топлива был инженер из Калифорнии Марк Река, ставший первым „энергетическим царем“ Америки. Задача в основном состояла в том, чтобы установить беспрецедентные рабочие отношения между правительством и нефтяниками. Отдел по нефти действовал в тесном сотрудничестве с Национальным комитетом по нефтяному обеспечению военных действий, в который входили руководители крупных компаний. Возглавлял комитет Альфред Бедфорд, президент „Стандард Ойл оф Нью-Джерси“. Именно этот комитет организовывал поставки американской нефти для войны в Европе. Он размещал основные заказы правительств союзников на нефтеперерабатывающих предприятиях и играл основную роль в организации доставки готовой продукции. По существу, комитет был агентством, „собиравшим“ американскую нефть для поставок в Европу. Этот новейший пример тесного сотрудничества между деловыми кругами и правительством резко контрастировал с той битвой между правительством и „Стандард ойл“, которая происходила десятью годами ранее. Создавалось впечатление, что антитрестовская борьба ушла в небытие.

В 1917 году добыча американской нефти достигла предела своих возможностей. Недостаток „черного золота“ удалось покрыть лишь путем инвентаризации запасов и импорта нефти из Мексики. Наконец, очень холодная зима 1917-1918 годов и общее развитие промышленной активности привели к дефициту угля в США. И дефицит этот был столь суров, что местные власти вынуждены были приставлять охрану к поездам, проходившим через их территорию, полисмены охраняли кучи угля, чтобы предотвратить кражи. В детских домах и приютах кончилось топливо, и их обитатели умирали от холода. Даже здоровые люди жаловались на отсутствие запасов угля, стуча зубами от холода. В январе 1918 года Управление по проблемам топлива приказало закрыть почти все промышленные предприятия к востоку от Миссисиппи, чтобы высвободить топливо для сотен судов с предназначенными для войны в Европе товарами, ожидавших угля в гаванях Восточного побережья. Чтобы экономить уголь, фабрики обязали не работать по понедельникам. „Это был настоящий сумасшедший дом, – отметил полковник Эдуард Хауз, советник Вудро Вильсона. – Я никогда не видел такой бури протеста“.

Дефицит угля стимулировал резкий рост потребления нефти, и цены на нее стремительно росли. К началу 1918 года цены на сырую нефть в среднем были вдвое выше, чем в начале 1914-го. Чтобы получить нефть, нефтепереработчики предлагали премии и прочие вознаграждения, но нефтедобытчики задерживали ее поставки в ожидании роста цен. Ситуация не могла не беспокоить правительство. В мае 1917 года „энергетический царь“ Река предупредил промышленников, что „какому-либо дальнейшему росту цен на сырую нефть… нет оправданий“, и призвал к „добровольному“ контролю цен силами самой нефтяной промышленности. „Стандард ойл оф Нью-Джерси“ была готова откликнуться на призыв. Но предложение не встретило сочувствия у независимых производителей. Тогда Река жестко заявил в Талсе группе производителей: если не будет „добровольного“ контроля, будет прямой правительственный контроль. Он напомнил, что именно правительство помогло производителям с поставками стали и прочих необходимых товаров (нефтяная промышленность потребляла двенадцатую часть национального производства железа и стали), и именно правительство освободило рабочих нефтедобычи от призыва в армию. Аргументы были убедительными. В августе 1918 года для каждого добывающего региона были установлены допустимые максимальные цены, и их уровень стабилизировался до конца войны.

Спрос по– прежнему опережал предложение -и не только из-за войны. Феноменальный рост количества автомобилей в США, число которых с 1916 по 1918 год почти удвоилось, также сыграл свою роль. Дефицит бензина казался неминуемым. Появился „неформальный призыв“ к отказу от бензина по выходным. Призыв не имел отношения только к грузовикам, санитарным, полицейским, спасательным машинам и катафалкам. Воззвание, естественно, встретили подозрением и нападками многие, но большинство его одобрило – даже в Белом Доме. „Полагаю, -заявил президент Вильсон, – я должен ходить в церковь пешком“.

ЧЕЛОВЕК С КУВАЛДОЙ

Союзники, в отличие от Германии, хотя периодически испытывали дефицит нефти, избежали нефтяной катастрофы. Блокада полностью разрушила снабжение Германии по морскому пути, оставив ей единственный доступный источник нефти – Румынию. Хотя румынская нефтедобыча в мировом масштабе значила относительно мало, эта страна была крупнейшим производителем в Европе после России. Таким образом, Германия оказалась в сильной зависимости от Румынии. Усилиями“ Дойче Банка“ и других германских фирм перед войной значительная часть румынской нефтяной промышленности была „привязана“ к экономике Германии. В первые два года войны Румыния оставалась нейтральной, наблюдая, чья возьмет. Но в конце концов в августе 1916 года, под влиянием успехов русских войск на восточном фронте Румыния объявила войну Австро-Венгрии, что автоматически поставило ее в состояние войны с Германией.

Для Германии победа на восточном фронте была крайне важна. „Как я теперь ясно вижу, мы не сможем существовать, не говоря уже о том, чтобы выиграть войну, без румынских хлеба и нефти“, – сказал генерал Эрих Людендорф, фактически являвшийся „мозговым центром“ военных операций Германии. Германские и австрийские войска в сентябре 1916 года вторглись в Румынию, но румыны сумели удержаться в горных перевалах, защищавших Валахскую равнину, где была сконцентрирована нефтедобыча.

В середине октября германские и австрийские войска захватили огромное количество нефтепродуктов, в том числе и принадлежавшие союзникам большие запасы бензина на складах в черноморском порту. Планировалось уничтожить всеоборудование и все запасы нефти, но в пылу боев эти планы не были приведены в исполнение. Теперь казалось, что и сам „большой приз“ – румынские нефтяные месторождения и сооружения нефтепереработки – вот-вот окажутся в руках Германии. Можно ли было отдавать их противнику? 31 октября 1916 года в Лондоне Военный комитет британского правительства в срочном порядке обсуждал этот вопрос. „В случае необходимости надо любой ценой уничтожить как запасы зерна и нефти, так и нефтяные скважины“, – гласило заключение комитета. Однако правительство Румынии не торопилось уничтожать свое национальное достояние, пока еще сохранялась надежда на военный успех. Но она угасла 17 ноября, когда германские войска преодолели сопротивление румын в горных перевалах и ринулись на Валахскую равнину.

Правительству Британии пришлось взять дело в свои руки. Нортон-Гриффите, которому поручили жизненно важную задачу разрушения румынской нефтяной промышленности, был одним из основных технических контрагентов Британской империи. Он руководил строительными проектами во многих уголках мира – прокладывал железные дороги в Анголе, Чили и Австралии, строил гавани в Канаде, акведуки в Баку, водоочистные системы в Бэттерси и Манчестере. В канун Первой мировой войны он был центральной фигурой в разработке плана нового метро в Чикаго. Интересный, располагающий к себе, обладающий силой и упорством чемпиона Нортон-Гриффите был обаятельным краснобаем и ярким позером. Мужчины инвестировали его проекты, женщины увлекались им самим. Его считали „одним из наиболее стремительных людей эпохи правления Эдуарда“. Он обладал огненным темпераментом, мятежной натурой и неистовой яростью. Ему не были свойственны дисциплина и обстоятельность, а некоторые его проекты завершились громким финансовым крахом. Тем не менее он был весьма популярен на задних скамьях парламента, где его называли Джек-Адский-огонь, „человек-обезьяна“ (как-то в Африке он ел обезьяну) и – как ярого империалиста – любимым его прозвищем Джек-Империя.

Первым „инженерным подвигом“ Нортона-Гриффитса во время Первой мировой войны стала адаптация для военных нужд технологий, разработанных им ранее для манчестерских очистных сооружений.

Но, разъезжая по Фландрии на своем двухтонном „Роллс-Ройсе“, загруженном ящиками шампанского, он восстановил против себя многих высших офицеров. С фронта его отозвали. Тем не менее для „румынской миссии“ лучшего человека найти было трудно. 18 ноября 1916 года, на следующий день после прорыва немцами румынского фронта, Джек-Империя через Россию прибыл в Бухарест в сопровождении одного лишь слуги. Перед лицом дальнейшего наступления германских войск правительство Румынии было вынуждено согласиться наконец с планами разрушения своей нефтяной промышленности.

Диверсионные команды начали действовать. Джек-Империя был на переднем крае. Огонь охватил месторождения 26 и 27 ноября. Силы Нортона-Гриффитса, как правило, было достаточно для того, чтобы никто не вставал на его пути. Он мог полезть в драку или достать револьвер со словами: „Я не говорю на вашем проклятом языке“.

Оборудование на месторождениях было разгромлено, вышки взорваны, скважины завалены камнями, гвоздями, грязью, обрывками цепей, обломками буров – всем, что оказалось под руками. Емкости для нефти горели и взрывались. Некоторые из сооружений Джек-Империя поджег собственноручно. Однажды его ударило взрывной волной и опалило волосы. Но это не охладило поджигателя. Снова и снова Нортон-Гриффите руководил разрушением вышек и трубопроводов. Он оставил в Румынии бессмертную память о себе, как о „человеке с кувалдой“.

Нефтяные долины пылали, языки пламени поднимались к небу, закрытому плотным, черным, удушливым дымом, застилавшим солнце. А рядом с долинами все ближе и ближе слышалась канонада. Последним месторождением, которое предстояло сжечь, был Плоешти.

Дело было сделано вовремя. 5 декабря, всего через несколько часов после того, как оборудование пожрал огонь, германские части вступили в город Плоешти. Нортон-Гриффите скрылся на машине прямо из-под носа германской кавалерии. Его миссией было „опустошить землю“, как он сам говорил, но разрушение было ему, строителю, отвратительно, и, несмотря на полученные им военные награды, он до конца своих дней не любил вспоминать об этом подвиге.

Генерал Людендорф признался после войны, что действия Нортона-Гриффитса „существенно ограничили снабжение нефтью нашей армии и страны“. „Возникшие нехватки мы должны частично отнести на его счет“, – недобро добавил немецкий генерал. Под руководством Нортона-Гриффитса было уничтожено приблизительно 70 нефтеперерабатывающих установок и 800 тысяч тонн сырой нефти и нефтепродуктов. Только через пять месяцев немцам удалось восстановить добычу на месторождении. В течение 1917 год добыча составляла не более трети от уровня 1914 года. Германские специалисты методично делали работу, противоположную усилиям Нортона-Гриффитса, и в 1918 году производство нефти достигло уже 80 процентов от уровня 1914 года. Немцы болезненно нуждались в румынской нефти – Германия не могла бы продолжать войну без нее. Как отметил позднее историк британского Комитета имперской обороны, временный захват Германией румынской нефтяной промышленности и зерна обеспечил ей „лишь разницу между дефицитом и коллапсом“. Да и то временно.

БАКУ